Эволюция: конкуренция, кооперация, жизненный порыв

Вотан, словарь действительно приличный. Некоторое понимание нарисовалось. Если постмодернизм постулирует существование исключительно языковой реальности ("Таким образом, философия постмодернизма задает особое видение мира, в рамках которого бытие предстает как жизнь языка (процессуальность плюральных игр означающего, осуществляющихся по имманентным внутриязыковым законам), понятая в качестве не просто самодостаточной, но исключительной реальности.), тогда симулякр, являющийся результатом коммуникации (коммуникация, осуществляющаяся посредством С., основана не на совмещении семантически постоянных понятийных полей участников коммуникации, но на когеренции коннотативных конфигураций восприятия С., т.е. на кооперации неустойчивых и сиюминутных семантических ассоциаций коммуникативных партнеров) является закономерным и необходимым порождением этой языковой реальности. Если симуляция означает "...феномен тотальной семиотизации бытия вплоть до обретения знаковой сферой статуса единственной и самодостаточной реальности", тогда постмодернизм предлагает нам принять тезис о том, что ничего более близкого к бытию, более реального, чем симулякр и симуляция нет и не может быть. Почему же постмодернизм так мало внимания уделяет такому явлению как восприятие? Если кошка видит голубя, у нее есть представление о том, что она может из этой ситуации извлечь. И не нужны ей никакие знаки для того, чтобы поверить в реальность воспринимаемого :) "Мне еще вот очем хочется сказать. Для чего вообще человек часто использует понятие "конкуренции" и теорию эволюции, на ней основанную?" Не думаю, что роль компенсаций и рационализаций настолько значима в развитии науки. Для того, чтобы прижилась очередная гипотеза, нужно очень много условий. Думаю, что гипотезы, основанные на самооправдании и подобном, имеют очень мало шансов стать признанными теориями. Эволюционная теория имеет очень большое количество приложений и прекрасно объясняет множество фактов, которые были необъяснимы до ее создания. Например, закон Геккеля-Мюллера, который говорит о том, что живой организм во время внутриутробного развития повторяет стадии развития своего вида, сложно объяснить иначе. Теория Дарвина объясняет массу моментов в эмбриологии, анатомии и генетике. У нас есть гены идентичные бактериальным и тысячи белков идентичных молекулам в организме рыб. Я не представляю как это все по-другому объяснить.

Если постмодернизм постулирует существование исключительно языковой реальности...
Не все так просто. Уже между Фуко и Дерридой есть различия в этом плане. А вообще, в отношении подобных обобщающих характеристик... В данном случае, это примерно то же самое, что сказать о "сути учения Юнга" - "Юнг постулировал реальность психе"... "Юнг говорил, что может лишь рассказывать истории"... Но много ли это скажет о юнгианстве, о возможностях применения юнговских идей и их развития и вообще о других его идеях?
Лично я не принимаю ни пантекстуальность(-языковость), ни панархетипиченость, ни пансексуальность, ни панпсихологичность и т.п.
Мне интресенее почитать труды самих постструктуралистов и посмотреть, самому "пощупать" какие возможности открывает их дискурс.
О кошке. Это все ясно, о чем ты говорил, Юра. Но человек-то живет в мире символического (в значительной степени) и у него, при взгляде на птицу, что может завертеться в голове.
О "понятии конкуренции". Я имел ввиду, так сказать, коллективные идеи, которые, как правило, слепо усваиваются с детства, со школы. Ранее так усваивались религиозные идеи, сейчас научные. Человекобычно просто принимает навязываемую ему систему координат, принятую в данном обществе, в данное время.
Далее... Я и не спорю, что теория Дарвина позволяет многое объяснить в некоторых сферах жизни. В принципе, я уже ранее довольно четко сформулировал свою позицию в этих вопросах. Какое отношение анатомия, генетика, или молекулы в организмах рыб имеют отношение к психолгии и социальным процессам?

Постструктуралисты занимались, помимо многого другого, проблемами взаимоотношений между означаемым, означающим и референтом. Симулякр, кстати, имеет самое прямое отношение к этим вопросам. 
Теория конкуренции - тоже.

"Не все так просто. Уже между Фуко и Дерридой есть различия в этом плане. А вообще, в отношении подобных обобщающих характеристик" Конечно же постмодернизм отнюдь не прост и я абсолютно не претендую на сколько-нибудь полное понимание проблемы. То, что было отмечено, не явяется ни разоблачением ни упреком. Мое замечание - не более, чем впечатление и, упомянув о восприятии, я рассчитывал не на мягкую критику, а на развитие идеи в этом направлении. Ты абсолютно прав, что нужно читать самих постструктуралистов, но для того, чтобы вникать в их укоспециализированный и не самый простой для восприятия текст, нужна мотивация. Скажу, что эта дискуссия интерес к этому направлению сформировала. "Я имел ввиду, так сказать, коллективные идеи, которые, как правило, слепо усваиваются с детства, со школы. Ранее так усваивались религиозные идеи, сейчас научные. Человекобычно просто принимает навязываемую ему систему координат, принятую в данном обществе, в данное время." Усвоение религиозных идей, по моему глубокому убеждению, в корне отличается от усвоения научных идей. Хотя... наверное не стоит углубляться. "Какое отношение анатомия, генетика, или молекулы в организмах рыб имеют отношение к психолгии и социальным процессам?" Алексей, твой тезис "идеи и теории о конкуренции часто используются для рационализии, самооправдания", я расценил как переход с когнитивного поля психологии на когнитивное поле философии науки и мой аргумент был в том же русле. Я пытался обосновать, тот факт, что "случайная" теория не впишется в общую сеть научного дискурса и для этого были упомянуты соответствующие факты. Конечно это все не имеет отношения к социальным процессам.

«усвоение религиозных идей, по моему глубокому убеждению, в корне отличается от усвоения научных идей. Хотя... наверное не стоит углубляться». Был такой ученый Птолемей, он научно обосновал идею геоцентризма, и это стало религиозной идей, отстаивая которую инквизиция отправляла инакомыслящих на костер.

Юра, понял тебя, извини, если что не так. :)
Далее. Симулякр действительно является закономерным и необходимым порождением языковой реальности. Это сложные вопросы...Тем более, просто нет однозначной "концепции" симулякра или даже его определения, да и быть не может, а разные авторы в нексолько разных направлениях развивали эти идеи. Вот один из путей - симулякр не только утрачивает референциальность, т.е. соотнесенность с реальностью, он не только скрывает реальность, он скрывает сокрытие, отсутствие реальности.
А трудов постструктуралистов переведено уже немало, хотя и далеко не все. Но много. А времени мало :) . Многое есть в сети. Если есть интерес, я уже тут давал ссылку на обзорные, но неплохие, книги Ильина на эту тему.
И.П. Ильин Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм
и вторая
Усвоение религиозных идей, по моему глубокому убеждению, в корне отличается от усвоения научных идей. Хотя... наверное не стоит углубляться.
Юра, я вот о чем. Ребенок идет в школу. Там ему говорят, правильно - вот так и вот так. Не выучил, не ответил - 2, ответил - 5. Да и родители еще ждут каких результатов?
Я пытался обосновать, тот факт, что "случайная" теория не впишется в общую сеть научного дискурса и для этого были упомянуты соответствующие факты.
Да, конечно. Но научный дискурс всегла является результатом пересечения других дискурсов, свойственых для данной культурно-исторической среды. Володя, а Птолемее - отличный пример

а вот вам цитата от трикстера :)

"В детстве я нередко сочинял заведомый вздор и притом всегда
только для того, чтобы вызвать удивление окружающих…"
Чарльз Дарвин

Скажу я вам, как хорошо чувствовать себя не одиноким ;)

Вот пожалуйста - еще один литератор-биллетрист. Помимо Фрейда с Юнгом. Фрейд-то, он проницательный мужик был, он чувствовал в Дарвине родственную душу, ставя себя в ряд тех, кто наносил удары глобальному эгоцентризму человечества ;) Я тут порыл в инете, скеоро еще матерьялец выложу :)

Я хотел сфокусировать свое внимание на психологической стороне вопросов и теорий об эволюции и ее так называемых "движущих силах" - конкуренции и кооперации. К научной стороне вопроса мое отношение осторожное. Кроме того, надо располагать багажем специфических научных знаний для вынесения своих суждений по данным вопросам. Для обсуждения надо поднимать большое количество материалов. Но для меня важным является тот факт, что уже достаточно давно, несмотря на сохраняющееся доминирование дарвинизма (насколько я понимаю), существуют серьезные научные исследования и разработки, освещающие проблемы эволюции, скажем так, с иных сторон, предлагающие свои теории и критикующие либо отдельные положения дарвинизма, либо целиком эту теорию. Т.е. уже сформированно целое поле из различных теорий и подхов. ПРи этом неудивительно, что сторонники каждого из подходов часто настаивают на предпочтительности своего. Если копнуть еще поглубже, то деконструкции надо подвергнуть и саму идею, понятие об "эволюции" (я уже немного касался этой стороны вопрос), как и любое научное понятие. Постструктуралистыв как раз и этим тоже занимались. Деоонтологизация, критика онтологии, а точнее онтоцентризма, т.к. здесь есть опасность-ловушка - в процессе критики онтологии, в попытки от нее отказаться, всего лишь создать новую онтологию. Это очень тонкие вопросы, требующие большой внимательности. Так вот, ради интереса, я совсем немного порылся в сети на предмет существования альтернатив дарвинизму. И нашел вот что (в след. посте)

Сайт автора того первого интервью с радио Свобода. Александр Марков, доктор биологических наук, старший научный сотрудник Палеонтологического института РАН. " Я биолог, специалист по теории эволюции. Помимо Палеонтологического института, провожу исследования в Институте общей генетики и Институте биологии развития РАН. В настоящее время в основном занимаюсь изучением ранних этапов эволюции жизни на Земле. Автор более 100 научных публикаций. "
Его Сайт Проблемы эволюции. Там очень много разнообразной иеформации, разных ссылок.
Вот с одной страницы сайта
"О тупике, в котором оказалась СТЭ  (синтетическая теория эволюции) и о путях выхода из этого тупика.
Конструктивная критика дарвинизма. Подходы к построению новой системной теории эволюции.
Вообще-то весь сайт - об этом. Общественность очень слабо информирована о развитии системного подхода в эволюционной теории. Закон Харди-Вайнберга и промышленный меланизм бабочек (см. фото) - это, конечно, хорошо, но явно недостаточно. При внимательном рассмотрении "синтетическая теория эволюции" оставляет у думающего человека чувство глубокой неудовлетворенности. Это ведет к скепсису и даже попыткам отрицания самого факта эволюции, к неожиданному росту популярности креационизма - казалось бы, давно и надежно забытой концепции.
Кризис.

О "кризисе дарвинизма" слышали все. Ходят даже слухи о том, что "ученые доказали ошибочность теории Дарвина". В действительности речь идет не об ошибочности, а об ограниченности СТЭ (возникшей в результате синтеза идей Дарвина и открытий генетиков). Стандартная схема "эволюция = случайные мутации + естественный отбор + репродуктивная изоляция" может объяснить лишь часть эволюционных событий, однако она не справляется с объяснением таких ключевых вопросов, как направленность и прогрессивный характер эволюции, ароморфозы, усложнение организмов. Причина кризиса - в редукционизме, в игнорировании сложнейшей иерархической структуры биосферы, где на каждом из уровней системной организации живого действуют свои особые законы развития, не сводимые к простой сумме элементарных процессов на низших уровнях (например, к изменению частот генов в популяциях).
Эволюция на основе закономерностей, а не случайностей.

Многие лучшие эволюционисты сейчас пришли к выводу, что жизнь возникла не случайно, а вполне закономерно, как итог развития геохимического круговорота Земли. Дальнейшее развитие жизни также идет не столько на основе случайных мутаций, сколько на основе законов развития открытых систем, которые, согласно неравновесной термодинамике И.Пригожина, развиваются в направлении минимизации производства энтропии. Производство энтропии в живых системах понимается, в частности, как та дань, которую биосистема платит смерти (отношение мортмассы к биомассе; смертность; вымирание). 

Многие эволюционисты-теоретики сейчас на новом уровне возвращаются к идеям Л.С.Берга и П.Тейяра де Шардена – к номогенезу, к внутренне присущей живому тенденции к совершенствованию. Но сейчас это уже не идеализм. Тенденция к прогрессу вполне материальна и заложена в системных свойствах живого.

Редукционизм, сведение эволюции к "случайным мутациям" отдельных генов, отжил свой век. Эволюцию следует рассматривать как системный процесс, в котором определяющим фактором являются свойства целостных систем (биосферы, биоценозов, видов, популяций и организмов). Эти системные свойства воспринимаются религиозным сознанием как ИДЕЯ БОГА. Эволюция человеческой культуры, этики и даже науки является естественным продолжением биологической эволюции и следует тем же общим законам."
Еще
"Основное свойство жизни - сохранение и повышение устойчивости. Ради этого организм меняется и совершенствуется. А устойчивость - свойство не только жизни, - это свойство материи на всех уровнях организации. Хотелось бы видеть астрофизика, химика или физика, объясняющего современное состояние мира естественным отбором материальных объектов.

В этом отношении биология сильно отличается от других наук. Очевидно, поэтому Л.С. Берг защищал номогенез. Если же эволюция - закономерный процесс, - то естественный отбор утрачивает свое значение как творческий фактор.

Только теория эволюции, основанная на законах развития природы, должна поставить биологию в один ряд с номотетическими науками."
Л.С.Берг
Номогенез, или эволюция на основе закономерностей
(Глава 5 из книги "Теории Эволюции", 1922)
Эта глава является краткой аннотацией главного труда Льва Семеновича Берга "Номогенез, или эволюция на основе закономерностей" (1922). Сам "Номогенез", по причине его большого объема, у меня пока нет возможности отсканировать. Многие идеи Берга сейчас представляют лишь исторический интерес; многие противоречия дарвинизма, на которые указывает Лев Семенович, успешно преодолеваются в ходе изучения эволюционной роли живых систем высшего порядка (см. наш обзор по проблеме эволюционных новообразований - там как раз рассматриваются проблемы, поднятые Бергом: невозможность плавного смещения адаптивной нормы под действием отбора, скачкообразный характер изменений и т.д.) Ценность идей Берга состоит прежде всего в выявлении направленного и закономерного характера эволюции, необъяснимого с "элементаристских" позиций синтетической теории эволюции. Труды Берга способствовали развитию "холистского" направления в российской школе эволюционистов, которое продолжает успешно развиваться.

Призраки дарвинизма. Ученые играют в кости
" ...Английский палеонтолог Дерек Агер (эволюционист по убеждениям) с огорчением констатирует: «Наша проблема состоит в следующем: при детальном исследовании останков на уровне видов и классов мы постоянно сталкиваемся с одной и той же истиной и видим не ступенчатое возникновение в процессе эволюции, а мгновенное образование групп на Земле». Ему вторит палеонтолог Марк Чарнеки (тоже эволюционист): «Останки всегда были большой преградой для доказательства теории эволюции <…> Они никогда не представляли переходных форм, предполагаемых Дарвином». Доктор Дэвид Рауп, заведующий крупнейшим американским музеем, утверждает, что «по сравнению со временами Дарвина сейчас у нас даже меньше примеров эволюционных переходных форм». Авторитетнейший английский палеонтолог доктор Колин Паттерсон (опять же убежденный эволюционист) в своих трудах по эволюции отказался приводить примеры переходных форм. Как он откровенно и честно признался: «Если бы я знал хоть одну из них (живую или окаменевшую), то обязательно описал бы ее».

Надо сказать, что отсутствие палеонтологических свидетельств долгое время оставалось корпоративной тайной эволюционистов. В свое время завесу молчания нарушил известнейший американский палеонтолог (еще один убежденный эволюционист) Стивен Дж. Гоулд. Обращаясь к коллегам, он предложил честно смотреть на полное отсутствие ископаемых свидетельств в пользу постепенной эволюции (даже хрестоматийного археоптерикса он зачислил в категорию не переходных, а так называемых «мозаичных форм»). За свою честность ученый получил гневный упрек со стороны эволюционистов в раскрытии корпоративной тайны. Тем не менее, замалчивать очевидное для многих ученых положение вещей было уже бессмысленно. С Гоулдом оказались солидарны ведущие специалисты Американского музея естественной истории (например, Найлз Элдредж). Ссылаться же, как в свое время это делал Дарвин, на неполноту геологической летописи было теперь чересчур самонадеянно и глупо. Как сказал по этому поводу Т.Н. Джордж, профессор палеонтологии университета Глазго: «Больше нет смысла жаловаться на бедность материала раскопок. Число найденных останков огромно, мы обнаруживаем их больше, чем можем исследовать».

Здесь специально приведены высказывания ученых-эволюционистов. Надо отдать им должное: несмотря на стойкую приверженность своим убеждениям, они все же оказались честными профессионалами. Однако в школьных учебниках ссылки на честных профессионалов не приводятся...
...Как желаемое выдается за действительное

В школьных учебниках эволюционная теория традиционно преподносится как некое передовое знание, основанное на строгих фактах. В учебнике по биологии для 9?го класса (стереотипное издание, авторы С.Г. Мамонтов, В.Б. Захаров, Н.И. Сонин) изложение материала сразу начинается с раздела, посвященного эволюции. Во 2?й главе читаем: «Теория эволюции Ламарка, в отличие от многих предшествующих теорий, опиралась на факты. Мысль о непостоянстве видов возникла у него в результате глубокого изучения строения растений и животных». И далее: «Величайшая его заслуга заключается в том, что эволюционная идея тщательно разработана, подкреплена многочисленными фактами и поэтому стала теорией». Авторы учебника не указывают, что во времена Ламарка (конец XVIII — начало XIX века) учение об эволюции (тогда это называлось трансформизмом) было модной философской (именно философской!) идеей, уходящей корнями в дохристианское прошлое. Ни с какими фактами это учение связано не было. Ламарк на волне философской моды просто истолковал данные зоологической систематики в эволюционистском ключе. Главный критик идей Ламарка — знаменитый натуралист Жорж Кювье — по части фактов был осведомлен намного лучше (по роду занятий и по характеру он был стопроцентным эмпириком). Однако учение об эволюции считал поэтической выдумкой и набором нелепых утверждений.

В том же школьном учебнике воздаются дежурные почести Дарвину, снова искажающие реальное положение вещей: «Дарвин показал, — пишут авторы, — что принцип естественного отбора объясняет возникновение всех без исключения основных характеристик органического мира: от признаков, свойственных крупным систематическим группам организмов, до мелких приспособлений». К сожалению, они нигде не приводят примеры научной (именно научной) критики дарвинизма. Ученикам внушают мысль, что дарвинизм критиковали исключительно в угоду религиозному мировоззрению. В действительности на Дарвина еще при жизни обрушился шквал критики со стороны авторитетных ученых. Николай Данилевский в своем труде «Дарвинизм» приводит имена двух десятков всемирно известных ученых-эмпириков, резко выступивших против дарвинской теории и критиковавших ее с чисто научных позиций.

Российским школьникам, к сожалению, об этом факте ничего неизвестно. Как неизвестно и то, что критика дарвинизма продолжилась и в ХХ веке, особенно в свете исследований в области генетики, которая как раз вступила в полное противоречие с этим учением. Это вынудило сторонников Дарвина в середине 40?х годов внести корректировки в эволюционную теорию, введя понятие «полезной мутации» (это учение было названо «синтетической теорией эволюции»). По поводу «полезных мутаций» было уже высказано немало критических суждений, однако в учебниках они, естественно, не приводятся. Точно так же ничего не говорится о том, что открытие Луи Пастера, доказавшего, что жизнь происходит из жизни, было воспринято эволюционистами в штыки. Ничего не говорится и о том, что открытые Менделем законы наследственности долгое время игнорировались сторонниками Дарвина именно потому, что они противоречили учению их кумира. Впрочем, скрывать от школьников критику дарвинизма и вообще все факты, противоречащие эволюции, давно является нормой.

Лучше читать все.

Еще один (и на этом остановлюсь) сайт с несколько отталкивающим названием Антидарвинизм. Сайт религиозный, но там не только тексты богословов.
ИНТЕРВЬЮ профессора университета Беркли ФИЛИППА ДЖОНСОНА журналу "AGAIN" о дарвинизме
Отрывок
"Ф. Джонсон: Я начал исследовать дарвинизм в 1987-88 академическом году. Я работал в колледже при Лондонском университете, и в этот год был свободен от лекций. Точнее, вопрос дарвинизма заинтересовал меня после того, как я прочел две книги. Первая - "Слепой часовщик" Ричарда Докинса (Blind Watchmaker, Richard Dawkins). Мне кажется, это лучшая из всех современных трактовок классического дарвинизма. Я считаю эту книгу новым изданием "Происхождения видов". Второй книгой была "Эволюция: Кризис теории" молекулярного биолога Майкла Дентона (Evolution: Theory in Crisis, Michael Denton). Обе книги вышли примерно в одно время. Знаете, чем поразил меня дарвинизм? Я увидел, что это проблема, выходящая далеко за пределы науки. Вот вам одна из причин, по которой профессор права занялся этим вопросом. Дарвинизм - лишь вариант истории о сотворении мира, принятый в нашей культуре. Он рассказывает нам о том, как мы возникли и какое место занимаем в окружающей действительности. Суть дарвинизма в утверждении, что мы не были специально сотворены кем-либо, а именно, Богом, который дал нам особое предназначение. Наоборот, мы и все остальные живые существа - всего лишь результат бессмысленного эволюционного процесса материи. Заметьте, основные черты этого процесса - он лишен разума и материален. Ричард Докинс ставил перед собой цель объяснить, как работает этот процесс. Что я заметил сразу же, с первых строчек: автор уже определил для себя ответы на некоторые основные вопросы. А именно: он хотел доказать, что мы - плод неразумного материального процесса. Сперва он предположил это, а потом уже стал искать доказательства и примеры, которые смог бы использовать для подтверждения этой точки зрения. Само же предположение никто не проверял, и поэтому его нельзя считать действительно научным. Это - философия или метафизика. И мне кажется, что это лучше всего объясняет, почему профессор права занимается этим вопросом. Все дело в том, что в действительности дарвинизм не пытались обосновать научными фактами. Это - философское учение, и нужно ясно определить какие же физические предпосылки лежат в его основании.

AGAIN: Насколько Ваши знания и опыт в ведении логических дебатов и вообще в юриспруденции помог Вам увидеть всю проблему противостояния теорий эволюции и сотворения? Какое значение имел факт, что вы не относитесь к научным кругам? Помогло это Вам или, наоборот, мешало?

Ф. Дж.: Так как я не принадлежу к научным кругам, я могу ни на кого не оглядываться при рассмотрении этого вопроса. Собственно говоря, уже давно пора было кому-нибудь постороннему, со стороны, заняться пересмотром этого вопроса. Трудность, как я уже говорил, состоит именно в том, чтобы верно определить, выявить, что в дарвинизме - лишь предположение из области философии, и сделать это может даже тот, кто не знаком со специфически научными данными. Такую работу может сделать тот, на кого не давят научные авторитеты, и кто не может впоследствии подвергнуться гонению со стороны тех же самых авторитетов в науке. Если бы биолог попытался сделать то, что сделал я, он уже никогда не получил бы должности в университете, финансирования исследований, или каким-либо иным способом был бы изгнан из научного сообщества. Я пытаюсь сделать изучение этих вопросов безопасным для биологов, но в этой ситуации каждый действует на свой профессиональный страх и риск. Собственно, именно это и есть ключевой вопрос, потому что многие из моих оппонентов - дарвинистов, эволюционных биологов - стремятся убедить общественность, что это - сугубо научный вопрос, и, чтобы его понять, нужно иметь не менее чем докторскую степень в биологии. Это по меньшей мере забавно, так как все ведущие дарвинисты, начиная с самого Дарвина и его соратника Томаса Гексли, заканчивая нашими современниками Ричардом Докинсом и Стивеном Дж. Гоулдом, писали книги для самой широкой публики. И все они утверждают, что вы вполне способны понять то, что в них написано. И как только вы ознакомитесь с их теорией, вы поймете, что она права, если, конечно, вы не полный невежда, не безнадежно глупы, не страдаете от предрассудков или ваш ум не извращен окончательно. Но если вы скажете: "Послушайте, ваши доказательства не доказывают, что вы правы, собственно говоря, они и доказательствами-то не являются. Все, что вы говорите - неправда", у них готов ответ: "Вам, вероятно, не под силу понять этого. Доказательства есть, но они не на поверхности. Чтобы их понять, нужно иметь научную степень по биологии". Таким образом, это дело как раз подходит тому, кто привык заниматься вылавливанием замаскированных скрытых предположений, знакомому с техникой ложной аргументации, и кто способен раскрыть ложную аргументацию дарвинизма для публики. Собственно говоря, именно этим я и занимаюсь.

AGAIN: Ваши статьи напечатаны в Christianity Today, World Magazine и San Francisco Chronicle. Могли ли вы представить себе, когда начали заниматься дарвинизмом, что пойдете настолько далеко, и в таких масштабах? В последнее время вы заинтересовали многих.

Ф. Дж.: Да, я ожидал, что пойду вглубь проблемы, и могу сказать, что все идет так, как было запланировано - особых неожиданностей у меня не было. Это серьезный, многоплановый вопрос, потому что это - миф о сотворении мира, созданный нашей культурой. И если уж настало время усомниться в нем, значит, пришло время для больших новостей, и открытий будет к каждым днем все больше и больше. Когда я только приступал к этой проблеме, передо мной стояла главная задача - изменить сложившуюся ситуацию. Недостатки теории Дарвина не могли остаться незамеченными для множества людей, и все существенные аргументы против нее имеют солидную историю. Вы постоянно встречаете их в литературе, и все, что вам нужно - это покопаться и собрать их вместе. Проблема в том, что никому не удавалось собрать все воедино таким образом, чтобы изменить существующий стереотип в науке. Собственно, никто не мешает вам усомниться в самом подходе к проблеме. Причина? Критики рассматривали эту проблему как исключительно научный вопрос. Итак, вы усомнились в доказательствах. Вы говорите: "Они так и не доказали, что естественный отбор способен создать что-либо. Летопись окаменелостей не дает тех доказательств, которые ожидает от нее теория. То же можно сказать и о молекулярной биологии. И так далее и тому подобное". И каждый из ваших аргументов сам по себе действительно силен. Но на них существует вечный и универсальный ответ "А что же предлагаете вы?" И вам нужно привести свои доказательства, которые должны быть квалифицированы как научные, под чем подразумевается, что они должны отвечать материалистической теории. Итак, если вы согласны играть по таким правилам, то вы выбываете из рядов критиков дарвинизма. Ведь современная версия теории Дарвина - неодарвинистский синтез, как замечательно ее назвали - просто более успешные материалистические умозаключения о том, как бы все могло бы появиться на свет. Научное сообщество должно быть готово выбросить эту особенную теорию на помойку сразу же, как только вы представите им материалистическую альтернативную теорию, в которой не зияли бы дыры. Но такой теории не существует. Итак, если дарвинизм ошибочен в корне, то так же ошибочен и материализм. Это значит, что существует нечто вне действительности, доступной для научного изучения...."

"Был такой ученый Птолемей, он научно обосновал идею геоцентризма, и это стало религиозной идей, отстаивая которую инквизиция отправляла инакомыслящих на костер." Владимир, пример, конечно, интересный, но он иллюстрирует две идеи, которые не имеют отношения к высказанному тезису. Усвоение научных идей в корне отличается от усвоения религиозных идей. Вера базируется на откровении, а знание - на фактах. Вера основана на интуиции, а знание - на мышлении. Вера (религиозная) не подразумевает смены парадигмы, в науке возможен переход на совершенно иную аксиоматику. Научная теория должна быть фальсифицируема, то есть должны быть факты, которые она не может объяснить. Вера не приемлет такого подхода. "Юра, понял тебя, извини, если что не так. " Да ничего, все в порядке. Владимиру наверное интересно наблюдать возникающие перекосы в нашем общении :) "Вот один из путей - симулякр не только утрачивает референциальность, т.е. соотнесенность с реальностью, он не только скрывает реальность, он скрывает сокрытие, отсутствие реальности." Алексей, как считаешь стоит ли вообще говорить о какой-либо соотнесенности с реальностью, когда она, реальность, совершенно неуловима? Если у нас нет ни одного ориентира, ни одного способа даже заподозрить приближение/отдаление/присутствие реальности, что же тогда симулякр теряет и что он может скрыть? Это все вопросы, которые очень мешают понять мысли постструктуралистов. За ссылки спасибо. Но живое общение книга не заменит :) "Юра, я вот о чем. Ребенок идет в школу. Там ему говорят, правильно - вот так и вот так. Не выучил, не ответил - 2, ответил - 5. Да и родители еще ждут каких результатов?" Все правильно, это работает в 99% случаев. Система образования от детского сада до института отучает мыслить самостоятельно. Действительно, многие сейчас верят в науку и верят в богов, которые из космоса зорко следят за каждым нашим движением. Это очень печально. Печально потому, что плодятся сциентисты, которые именно что верят в науку. Эти люди опасны тем, что они часто имеют авторитет, который основан на научных степенях, но они остаются верующими от науки. Я работаю в системе Национальной академии наук и знаю об этих вещах не понаслышке. Только человек не понимающий границ научного познания может от имени научного сообщества вещать о креационизме. Боги и другая метафизика находится за пределами компетенции науки. Об этом пишут Лакатос и Фейерабенд, но в программу подготовки докторов и кандидатов не входит дисциплина "философия науки". "Да, конечно. Но научный дискурс всегла является результатом пересечения других дискурсов, свойственых для данной культурно-исторической среды." Научный дискурс, в силу того, что он основан на устойчивых фактах имеет все же некоторую независимость от текущего состояния среды. Нельзя отрицать влияния культуры на науку, но все же у нас есть некоторый критерий ее истинности и незаангажированности. Это - практика. Если, мы можем видеть в телескоп другую галактику, то значит оптика имеет какую-то ценность и геометрия линз рассчитана правильно несмотря на принадлежность конструктора к какому-то религиозному или политическому течению.

Подробнее постараюсь ответить вечером. Сейчас скажу только, что аргументы креационистов и верующих не рассматриваются за бесперспективностью затеи. Чего стоит высказывание "Суть дарвинизма в утверждении, что мы не были специально сотворены кем-либо, а именно, Богом, который дал нам особое предназначение. Наоборот, мы и все остальные живые существа - всего лишь результат бессмысленного эволюционного процесса материи. Заметьте, основные черты этого процесса - он лишен разума и материален." Наверное мы должны смутиться оттого, что эволюция материи происходит без Высшего разума.

Наверное мы должны смутиться оттого, что эволюция материи происходит без Высшего разума.
Что касается меня, то я - не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос.
Только человек не понимающий границ научного познания может от имени научного сообщества вещать о креационизме. Боги и другая метафизика находится за пределами компетенции науки.
Юра, вопрос - как ты считаешь, может ли ученый (человек из науки) верить в бога? Как у ученого складываются отношения с религией?
Научный дискурс, в силу того, что он основан на устойчивых фактах имеет все же некоторую независимость от текущего состояния среды.
Некоторую - да. Но кто и когда сможет выявить или установить границы, где начинается эта самая устойчивость и независимость.
Не хочет ли наука превратиться в некоего Бога, возвышающегося над разными там культурно истрическими условиями?
Кстати, у Хиллмана в Мифе анализа есть впечатляющий экскурс в истрию отношения к феминности и его влияния на науку. А глава их книги Хиллмана - лишь маленькая  глава, среди большого объема деконструктивистских исследований разных авторов.
Тот же Юнг вообще прямо говорил о том, что наука зачастую просто заменяет религию. Скептически он был настроен и к "научным фактам".  

«Усвоение научных идей в корне отличается от усвоения религиозных идей. Вера базируется на откровении, а знание - на фактах. Вера основана на интуиции, а знание - на мышлении».
"О сколько нам открытий чудных
Дарует просвещенья дух,
И опыт, - сын ошибок трудных,
И гений парадоксов друг,
И случай, – Бог изобретатель…".
Ох уж, эти гении, все смешают в кучу. Кстати, факт на которых базируется знание, - factus, (лат.) имеет значение случившейся, случай.
Так на «Боге изобретателе» базируется знание…
«Вера основана на интуиции» - ой, Юра, туманно, все очень туманно…. :)

И еще, я протестую,- почему, говоря об эволюции, мы полностью игнорируем мутацию!

О симулякрах, реальности ипр. Речь идет, в т.ч., о проблемах референциальности. референция, отнесённость включённых в речь имён, именных групп или их эквивалентов к объектам действительности (референтам, денотатам). А так же о люфте, о скольжении между означаемым и означающим (одним из первых Лакан стал разрабатывать данный вопрос)

О мутации я видел материалы на сайте Проблемы эволюции, ссылка есть

ФАКТИВНОСТЬ — ПУТАТИВНОСТЬ — логико-лингвистическая характеристика эпистемических предикатов (типа знать, считать, полагать, верить и т.п.), определяющая наличие презумпции истинности у пропозиций, вводимых такими предикатами. Так, введение пропозиции он приехал фактивным предикатом знать (ср.: Я знаю, что он приехал) подразумевает ее истинность (по крайней мере, в возможном мире говорящего); помещение той же пропозиции в путативную эпистемическую оправу (Я думаю, что он приехал) лишает ее этой презумпции. Характеристика «Ф. — П.» легко транспонируется на уровень дискурса, что позволяет определять локализацию той или иной дискурсивной практики в соответствующей эпистемической зоне (или, по крайней мере, тяготение к такой зоне). Так, например, научный дискурс, в основе которого лежит эпистемический суперпредикат знания, тяготеет к зоне Ф.; политический и религиозный дискурсы (базирующиеся на суперпредикатах мнения и веры соответственно) представляют собой путативные дискурсивные практики. При этом одной из наиболее ярких и показательных эпистемических черт постмодерна (с присущими ему интенциями на выявление релятивности, субъективности и неустойчивости любого знания) оказывается тенденция к акцентированию второго члена оппозиции «Ф. — П». При этом политический или религиозный дискурсы, путативные по самой своей природе, оказываются, в сущности, индифферентными к подобному смещению эпистемических приоритетов. Иначе обстоит дело с научным дискурсом: для постмодерна его фактивная основа представляет собой в высшей степени заманчивый объект не только для интерпретационных, но и для самых разнообразных деконструктивистских операций. В этом смысле представляется глубоко закономерным интенсивное порождение постмодернизмом целого ряда концепций, так или иначе ориентированных на «демистификацию знания», т.е., по сути дела, на лишение научного дискурса ореола фактивности и выявление его скрытых путативных основ; ср., например, легитимизацию принципа «поэтического мышления» в науке (Деррида), анализ художественно-нарративных принципов построения научного текста (Лиотар) и зависимости «эпистемы» от культурно-языковых норм эпохи (Фуко) и т.п. Аналогичные эпистемические смещения, имеющие очевидную путативную направленность, наблюдаются и в художественной практике постмодерна (см., например, Бродский). (См. также Дискурс, Интерпретация, Деконструкция, Истина, Игры истины.)

Мда, дают джазу эти постмодернисты. :) Trixter, а как ты считаешь, можно сказать что целью деконструкции есть дзенская пустота?

Юра сказал, что никакое чтение не заменит живое общение. Я- "за".
Лично у меня, все эти тексты вызывают ужасные приступы мигрени, к чему бы это, доктор?
Это у вас с о п р о т и в л е н и е ..... больной. ;)
Доктор, а я буду жить?..
Мдя...?

Процион, я думаю, это дело вкуса :) Но некоторое родство и параллели между этими течениями вполне очевидны. Ряд постструктуралистов сами об этом говорили, а наш буддолого Торчинов
 называл, например, дискурс Нагарджуны "своебразной деконструкцией". 
Деконструктивизм, а точнее, его глубинные основы, в т.ч. и психологические, архетипические - это древняя штука. Просто долгий диктат рационализма и логоцентризма создает впечатление, что это все эти "пост-" течения - это новое, борящееся со старым (искусственная эдипизация - хороший пример), что это - лишь "выскочки" какие-то. Но это есть полное непонимание данных вопросов.

Лично у меня, все эти тексты вызывают ужасные приступы мигрени, к чему бы это, доктор?
Ага, а MYSTERIUM CONIUNCTIONIS, алхимические экскурсы - это гораздо проще? ;) Да и в целом о Юнге не сказать, что он пишет просто. :)

"..это древняя штука. Просто долгий диктат рационализма и логоцентризма создает впечатление, что это все эти "пост-" течения - это новое..." Это я понимаю. Внесем развитие постмодернизма в наше время в графу "основания для оптимизма". ;) Я тут подумал, что сложный язык постмодернистов в некотором смысле тоже служит деконструкции.

Все написанное ниже - кратко, поэтому возможны некоторые неточности. Деконструкция Дерриды демонстрирует, как то или иное философское положение оказывается подорванным, разрушенным самим текстом или в самом дискурсе, его утверждающем. Западная философия, по мнению Деррида, базируется на том, что он называет «логоцентризмом», согласно которому существует некая фундаментальная инстанция смысла, истины, логики (logos). Это допущение порождает иерархические различения, такие, как смысл/форма, сущность/случайность, серьезный/несерьезный, буквальный/переносный, трансцендентальный/эмпирический, где первое понятие рассматривается как первичное, а второе оказывается производным, осложняющим или раскрывающим первое. Деконструировать эти оппозиции означает прежде всего обратить иерархию, показав, что качества, относимые ко второму понятию, таковы, что именно первое понятие следует трактовать как вариант второго, а не наоборот: например, что буквальное есть не что иное, как частный случай переносного, фигурального (буквальное «забыло» о своей фигуральности). Деррида разрабатывал технику интерпретации, необычную для философии, поскольку она использует ресурсы риторики текста, и продуктивную для литературной критики, исследующей язык и его парадоксальность. Хотя Деррида не предлагает собственной теории языка, его деконструкция других теорий показывает, что значение является продуктом языка, а не его источником, и что оно никогда не может быть вполне определенным, поскольку является результатом контекстуальных сил, которые не могут быть ограничены. Наконец, работы Деррида ставят под сомнение различные понятия, на которых мы привыкли основываться, такие, как происхождение, присутствие, человеческое Я, показывая, что они скорее результаты, нежели чистые данности или или основания. Деятельность Деррида – это непрерывное исследование и оспаривание границ литературы и философии. К понятию «деконструкция» Деррида пришел через трансформацию хайдеггеровского термина «деструкция» («разрушение»), стремясь ослабить имеющийся в нем аспект разрушительности. Хотя Деррида является основателем деконструктивизма, таковым он стал не столько по своей воле, сколько благодаря амер. исследователям, которые адаптировали его идеи на амер. почве. Д. согласился с таким наименованием своей концепции, но, видимо, не без внутреннего сопротивления, ибо, во-первых, используя термин «деконструкция», он «не думал, что за ним будет признана центральная роль», во-вторых, он решительный противник выделения «главного слова» и сведения к нему всей концепции ради создания еще одного «изма», в-третьих, он намеревался разрабатывать новую науку о письме — грамматологию. Признав себя деконструктивистом, Д. намеренно уходит от утвердительного определения и истолкования деконструкции, действуя в духе «негативной теологии», которая определяет Бога через перечисление отрицаний того, чем он не является. Д. подчеркивает, что деконструкцию нельзя сводить к тем значениям, которые она имеет в словаре (лингвистическое, риторическое и техническое), что она не является ни методом, ни анализом, ни критикой, что она не означает к.-л. «действие», «акт» или «операцию» и т.д. На самом деле в той или иной мере деконструкция является и тем, и другим, и третьим. К тому же не все мысли Д. находятся в русле «негативной теологии». В его работах, конечно, имеются положительные утверждения и размышления по поводу деконструкции. Он, в частности, отмечает, что деконструкция представляет собой непрерывный и бесконечный процесс, исключающий подведение к.-л. итога, обобщение смысла, сведение к некоему метадискурсу, что она принимает свои значения при «вписывании» ее «в цепь возможных заместителей», каковыми выступают письмо, след, рассеивание, различение, дополнение и т.д. По мере эволюции творчества Д. внимание к положительной стороне деконструкции усиливается, и она рассматривается как «изобретение» («инвенция») и в др. значениях: открывать, творить, производить, находить, воображать и т.д. Наиболее адекватными ее эквивалентами являются «письмо» и «рассеивание», которые практически совпадают. В самом общем и упрощенном виде деконструкция означает критическое чтение и последующее «переписывание» прочитанного: «чтение-письмо». Результатом такого чтения-письма выступает текст, который представляет собой нечто среднее между филос. трактатом, эссе, литературным произведением, комментариями, критическими замечаниями, черновыми набросками и т.п. Опираясь на чтение-письмо, Д. осуществляет деконструкцию наиболее важных явлений зап. философии, литературы и культуры. Предпринимая деконструкцию философии, Д. подвергает критике прежде всего сами ее основания. Вслед за Хайдеггером он определяет зап. философию как метафизику сознания, субъективности и гуманизма. Главный ее порок — догматизм. Таковой она является в силу того, что из множества известных дихотомий (материя и сознание, дух и бытие, человек и мир, означаемое и означающее, сознание и бессознательное, внутреннее и внешнее, мужчина и женщина, и т.д.) метафизика, как правило, отдает предпочтение к.-н. одной стороне, чаще всего сознанию и вместе с ним — субъекту, субъективности, человеку, мужчине. Отдавая приоритет сознанию, метафизика берет его в чистом виде, в его логической и рациональной форме, игнорируя бессознательное и выступая тем самым как логоцентризм. Если же сознание рассматривается в его связи с языком, то последний выступает в качестве устной речи. Метафизика тогда становится логофоноцентризмом. Когда метафизика направляет все свое внимание на субъекта, она рассматривает его как автора и творца, наделенного «абсолютной субъективностью» и прозрачным самосознанием. Отдавая предпочтение человеку, метафизика предстает в качестве антропоцентризма и гуманизма. Поскольку этим человеком, как правило, оказывается мужчина, метафизика является фаллоцентризмом. Во всех случаях метафизика остается логоцентризмом, в основе которого лежит единство логоса и голоса, смысла и устной речи, «близость голоса и бытия, голоса и смысла бытия, голоса и идеального смысла». Это свойство Д. обнаруживает уже в антич. философии, а затем во всей истории зап. философии, включая самую критическую и современную ее форму — феноменологию Э. Гуссерля. Высшей формой рационализма и логоцентризма является философия Г.В.Ф. Гегеля. Поэтому деконструкция Д. направлена прежде всего против Гегеля, а его филос. концепция представляет собой современное антигегельянство. В ходе проводимой деконструкции Д. дает интересные и оригинальные примеры тонкого и глубокого прочтения многих концепций из истории зап. филос. мысли. Он расшатывает и разрушает существующие понятия и представления, устоявшиеся иерархии и классификации, виды и жанры. Д. создает особый тип мышления, которое является многомерным и разнородным, противоречивым и парадоксальным, плавающим и пульсирующим, которое покоится на нюансах, полутонах и переливах. Он размывает границы между философией и литературой, рассматривая философию как «обходной путь к литературе». На этом пути философия что-то приобретает, но многое и теряет — в плане сохранения своей идентичности. Д. усиливает существующую тенденцию к эстетизации философии. Выражаемая им тенденция отдаляет философию от логики и естествознания и сближает ее с риторикой, гуманитарным знанием и искусством.

Леша, я постараюсь высказаться лапидарно: Деррида - Та бу шо «шы», е мэй шо «бу шы».

Дина, я так и думал, что тебе понравится :) Могу продолжить.

Юнга часто упрекали за его громоздкие тексты, но он говаривал, что получение знаний требуют жертв, напряжения, терпения и трудолюбия. В общем не ново, тяжело в учении, легко в бою Приходилось проламываться через этот бурелом. Читая постмодернисткие тексты у меня ощущение, что это сплошной бой. :)

 Еще немного, я чувствую, постмодернистские идеи станут для форумчан чем-то вроде азбучных истин ;)

Отличие Деконструкции (Д) от многообразных вариантов критики классической философии заключается в том, что это не критика, не анализ и не метод, но художественная транскрипция философии на основе данных гуманитарных наук, искусства и эстетики, метафорическая этимология филос. понятий; своего рода «негативная теология», структурный психоанализ филос. языка, симультанная деструкция и реконструкция, разборка и сборка. Деррида предупреждает, что было бы наивным искать к.-л. ясное и недвусмысленное значение, адекватное слову «Д». Если термин «Д» ассоциируется с разрушением, то грамматические, лингвистические, риторические значения Д. можно сравнить с разборкой машины как целого на части для транспортировки в др. место. Однако эта метафорическая связь не адекватна радикальному смыслу Д.: она не сводима к лингвистико-грамматической или семантической модели, еще менее — к машинной. Акт Д. является одновременно структуралистским и антиструктуралистским (постструктуралистским) жестом, что предопределяет его двусмысленность. Д. предполагает внимание к структурам и в то же время процедуру расслоения, разборки, разложения лингвистических, логоцентрических, фоноцентрических структур. Однако такое расслоение не является негативной операцией. Речь идет не столько о разрушении, сколько о реконструкции, рекомпозиции ради постижения того, как была сконструирована некая целостность. Д. — не анализ и не критика. Она не является анализом, т.к. демонтаж структуры не есть возврат к неким простым, неразложимым элементам. Подобные философемы сами подлежат Д. Это и не критика в общепринятом или кантовском смысле — она тоже деконструируется. Д. не является к.-л. методом и не может им стать. Каждое событие Д. единично, как идиома или подпись. Оно не сравнимо с актом или операцией, т.к. не принадлежит индивидуальному или коллективному субъекту, применяющему ее к объекту, теме, тексту. Д. подвержено все и везде. В связи с этим любое определение Д. априори неправильно: оно остановило бы непрерывный процесс. Однако в контексте оно может быть заменено или определено др. словами: письмо, след, различение, приложение, гимен, фармакон, грань, почин — их список открыт. Сосредоточиваясь на игре текста против смысла, Деррида сравнивает деконструктивистский подход с суматошным поведением птицы, стремящейся отвести опасность от птенца, выпавшего из гнезда. Лишь беспрерывные спонтанные смещения, сдвиги амбивалентного, плавающего, пульсирующего «нерешаемого» способны приблизить к постижению сути Д. Результатом Д. является не конец, но закрытие, сжатие метафизики, превращение внешнего во внутритекстовое, т.е. философии — в постфилософию. Ее отличительные черты — неопределенность, нерешаемость, свидетельствующие об органической связи постфилософии с постнеклассическим научным знанием; интерес к маргинальному, локальному, периферийному. Движение Д. не сводится к негативным деструктивным формам. Разрушая привычные ожидания, дестабилизируя и изменяя статус традиционных ценностей, Д. выявляет теоретические понятия, уже существующие в скрытом виде. Она ориентируется не столько на новизну с ее амнезией, сколько на инакость, опирающуюся на память. Характеризуя Д. как весьма мягкую, невоинственную, Деррида видит ее специфику в инакости другого, отличного от техно-онто-антропо-теологического взгляда на мир, не нуждающегося в легитимации, статусе, заказе, рынке. Речь идет не о локальных открытиях, но об изобретении нового мира, новой среды обитания, новых желаний на фоне усталости, исчерпанности, отработанности деконструируемых структур. Не являясь отрицанием или разрушением, Д. означает выяснение меры самостоятельности языка по отношению к своему мыслительному содержанию; это подобие телефонного «да», означающего лишь «алло». Основные объекты Д. — знак, письмо, речь, текст, контекст, чтение, метафора, бессознательное и др. Д. логоцентризма Деррида начинает с Д. знака, затрагивающей краеугольные камни метафизики. Знак не замещает вещь, но предшествует ей. Он произволен и немотивирован, институционально-конвенционален. Означаемого как материального объекта в этом смысле не существует, знак не связывает материальный мир вещей и идеальный мир слов, практику и теорию. Означающее может отсылать лишь к др. означающему, играющему, т.о., роль означаемого. Результатом Д. знака является сужение его функций как утратившего свою первичную опору (вещь), и одновременно обретение нового качества оригинальности вторичного, столь существенной в процессе следующих шагов Д. речи и письма. Деррида отвергает западновропейскую традицию приоритетного изучения речи как непосредственного способа прямой коммуникации, подчеркивая, что со времен античности до наших дней философия оставалась письменной. Отмечая, что коммуникативные свойства письменных знаков превосходят речевые, он не только считает, что письмо как символическая модель мышления важнее речи, но и выявляет фундаментальный уровень их бытования — архиписьмо, закрепляющее вариативность языковых элементов, снимающее противопоставление письма и речи. «Символом веры» посткультуры стали идеи Д. контекста. Исходя из неизбежной разницы контекстов чтения и письма, Д. предполагает, что любой элемент художественного языка может быть свободно перенесен в др. исторический, социальный, политический, культурный контекст либо процитирован вообще вне всякого контекста. Открытость не только текста, но и контекста, вписанного в бесконечное множество др., более широких контекстов, стирает разницу между текстом и контекстом, языком и метаязыком. Теория Д. оказалась весьма привлекательной для ученых, стремящихся расширить рамки классического структурализма, синтезируя его с иными научными подходами. К разновидностям теории Д. в США принадлежат также «левый деконструктивизм», «герменевтический деконструктивизм» и «феминистская критика». «Левый деконструктивизм» (Ф. Джеймисон, Ф. Лентриккия, Дж. Бренкман, М. Рьян и др.) близок по своим социологически-неомарксистским тенденциям англ. постструктурализму; в нем ощутимо влияние идей франкфуртской школы. Литературная критика включается в широкий культурологический контекст, вбирающий религиозный, политический и экономический дискурсы, образующие в совокупности «социальный» текст. Д. мыслится как составная часть программы «культурных исследований». «Герменевтический деконструктивизм» (У. Спей-нос, Дж. Риддел, П. Бове, Д. О'Хара, Д.К. Хой и др.), в отличие от антифеноменологизма йельской школы, задается целью Д. «метафизических формаций истины» (контролирующих сознание ментальных структур, сформированных научным знанием) на основе позитивного переосмысления хайдеггеровской герменевтики. «Феминистская критика» (Г. Спивак, Б. Джонсон, Ш. Фельман, Ю. Кристева, Э. Сикси, Л. Иригарай, С. Кофман и др.) трактует Д. как вариант отказа от логоцентризма, отождествляемого с традиционным для «мужской» зап. цивилизации «фаллоцентризмом». Она сосредоточена на разоблачении «мужской» («ложной») традиционной культуры и противопоставлении ей «интуитивной», «женской» природы письма; противовесом стереотипам «мужского» менталитета выступает привилегированная роль женщин в формировании структуры сознания. Теория Д. имеет на Западе как своих сторонников, так и принципиальных критиков. Последовательным оппонентом «континентального нигилизма» является классический оксфордский рационализм. В США с самокритикой Д. выступил йелец Блум, один из наиболее последовательных оппонентов постмодерна с позиций классического художественного канона. Он призвал вернуть художественный центр тяжести на прежнее место: вернуться от метаискусства к самому искусству, от метода — к художественному объекту, от контекста — к тексту, возвратить автору права, узурпированные у него художественной критикой. Пафос его неприятия Д. состоит в доказательстве состоятельности принципов универсальности, центрированности, иерархичности, каноничности зап. культуры. Предложенная Д. филос. парадигма ассоциируется с тем способом мышления, мировосприятия и мироощущения, который характеризуется как «постмодернистский».

"Дина, я так и думал, что тебе понравится Могу продолжить." Я тоже могу продолжить. Хочешь так: "тамынь ду шы чжэян шо", Хочешь по-другому: Здесь явно перекосица..., Постмодернистский брак, Стихи на волю просятся, Свербит аж в переносице, Но не чихнуть никак