Я с удовольствием иду навстречу желанию переводчицы вильхельмовского издания "И Цзин" получить от меня предисловие, ибо этим могу выразить свои благоговейные чувства по отношению к моему покойному другу Рихарду Вильхельму. Он глубоко сознавал культурно-историческое значение обработки и изложения "И Цзин", которым нет равных на Западе, – и я испытываю в отношении к этому творению чувство долга, побуждающее меня по мере сил и возможностей способствовать его передаче англоговорящему миру.
Если бы "Книга перемен" была популярным произведением, то она не нуждалась бы во введении. Однако она менее всего популярна, но, напротив, вызывает подозрения в том, что является сборником древних заклинаний и потому, с одной стороны, трудна для понимания, а с другой – не обладает никакой ценностью. Перевод Легга в серии Макса Мюллера Sacred Books of the East мало содействовал тому, чтобы сделать эту книгу достаточно доступной западному складу ума [2]. Тем большими были старания Вильхельма открыть путь к пониманию часто весьма темной символики этого текста. Это получилось у него вполне хорошо, ибо он в течение многих лет практически занимался своеобразной техникой этой гадательной книги, что, конечно же, предоставило ему дополнительную возможность развить у себя ощущение живого смысла текста – в сравнении с тем, что можно было сделать при помощи лишь более или менее буквального перевода.
Я обязан Вильхельму ценнейшими разъяснениями сложной проблемы "И Цзин", а также практического применения полученных результатов. Я и сам уже более двух десятков лет занимался этой гадательной техникой, которая показалась мне весьма интересной с психологической точки зрения, и ко времени нашей первой встречи с Вильхельмом в начале двадцатых годов я уже довольно хорошо изучил ее. Однако несмотря на это я оказался под сильны впечатлением от работы самого Вильхельма, собственными глазами наблюдая за тем, как он на практике получает результаты. К своему великому удовлетворению я смог констатировать, что мои познания в области психологии бессознательного оказались мне очень и очень полезны.
Поскольку я не владею китайским языком, то, естественно, мог подходить к "И Цзин" только с практической стороны, а единственным, о чем я мог спрашивать, были применимость и пригодность метода. Запутанная символика этих "заклинаний" мало могла заинтересовать меня при моем полном незнании синологии. Моей заботой были не филологические трудности текста, а единственно и исключительно психологическая эксплуатация применяемого в "И Цзин" метода.
Когда Вильхельм в свое время был у меня в Цюрихе, я попросил его проработать гексаграмму о положении нашего психологического общества. Ситуация была мне известна, он же не имел о ней ни малейшего представления. Получившийся диагноз оказался обескураживающе верным – так же как и прогноз, в котором речь шла о событии, наступившем гораздо позднее; предвидеть это событие я не мог. Правда, для меня самого этот результат был не столь уж удивителен, потому что я уже и раньше провел ряд примечательных опытов по этому методу. Вначале я применял более сложную технику 49 стеблей тысячелистника [3], позднее, получив кое-какое представление о том, как работает метод, я удовольствовался так называемым гаданием на монетах, которое я часто применял впоследствии. Со временем выяснилось, что между запрашиваемой ситуацией и содержанием гексаграммы существуют, так сказать, некоторые регулярные взаимосвязи. Следует признать, что это странно и по нашим общепринятым понятиям происходить не должно, если не считать так называемых случайных попаданий. Должен, однако, заметать, что несмотря на нашу веру в закономерность природы мы слишком либерально обходимся с понятием случайности. Как много психических явлений, например, мы называем "случайными", хотя знатоку совершенно ясно, что речь идет менее всего о случайности! Достаточно вспомнить только обо всех этих случаях оговорок, очиток, ошибок памяти, которые уже Фрейд толковал как совсем не случайные. Поэтому в отношении так называемых случайных попаданий "И Цзин" я склонен к скепсису. Мне даже кажется, что число явных попаданий достигает такого процента, который выходит за пределы всякой вероятности. Думаю, что речь в принципе идет не о случайности, а о закономерности.
Тем самым мы оказываемся перед вопросом: как доказать то, что объявлено закономерностью? Тут я должен разочаровать читателя: такое доказательство крайне затруднительно, если вообще возможно, причем последнее я считаю менее вероятным. С рационалистической точки зрения эта констатация – полная катастрофа, и я ожидаю упрека в том, что сделал необдуманное утверждение, высказавшись о регулярности соответствия ситуации и гексаграммы. На самом деле я сам должен был бы выдвинуть этот упрек, если бы из большого практического опыта не знал, как трудно, т.е. как невозможно, доказать что-либо в определенных психологических ситуациях. Когда речь идет о несколько более, чем обычно, сложных обстоятельствах практической жизни, мы улаживаем эти ситуации, руководствуясь воззрениями, чувствами, аффектами, интуициями, убеждениями и т.д., "научное" доказательство оправданности или даже пригодности которых попросту невозможно, и тем не менее все заинтересованные лица могут быть довольны тем, как решен вопрос. Встречающиеся в практике психологические ситуации, как правило, настолько сложны, что их удовлетворительное с "научной" точки зрения исследование просто невозможно. В лучшем случае можно говорить об известной вероятности, да и то лишь тогда, когда заинтересованные лица проявляют не только максимальную честность, но еще и, помимо этого, добросовестность. Но когда мы бываем абсолютно честны, и когда – совершенно добросовестны? Мы в состоянии достичь максимума честности и добросовестности лишь до той отметки, до которой доходит наше сознание. А то, что мы представляем собой при этом на уровне бессознательного, ускользает от нашего контроля, т.е. наше сознание думает, что оно честно и добросовестно, но бессознательное, может быть, гораздо лучше знает, что именно наши мнимые честность и добросовестность суть фасад, прикрывающий нечто противоположное. Поскольку существует бессознательное, никакой человек и никакая психологическая ситуация не могут быть описаны и осмыслены без остатка, а потому и ничто подобное не может быть достоверно доказано. Некоторые строго определенные феномены, правда, еще можно доказать статистически в качестве вероятностных на основе чудовищного эмпирического материала [4]. В индивидуальных, уникальных, в высшей степени сложных психологических ситуациях доказывать в общем нечего, ибо в соответствии со своей природой они не содержат в себе ничего такого, что годилось бы для экспериментальной проверки. К таким-то уникальным и не поддающимся повторению ситуациям принадлежит и оракул "И Цзин". Как и во всех подобных ситуациях, здесь все зависит от того, выступает ли нечто в качестве вероятного или невероятного. Если, например, некто после долгих раздумий принимает решение исполнить задуманное, но при этом внезапно осознаёт, что этим шагом будут затронуты определенные интересы других, и теперь, в такой подвешенной ситуации запрашивает оракул, то среди прочих он, возможно, получит следующий ответ (гексаграмма 41):
Когда все дела сделаны,
Быстро уйти не грех.
Но следует обдумать,
Насколько можно убавить других.
Никак невозможно доказать, что это высказывание – несмотря на его недвусмысленное соответствие – имеет что-то общее с психологической ситуацией запрашивающего. Последнему предоставлено либо удивляться тому, что высказывание гексаграммы столь замечательно согласуется с его ситуацией, либо отмахнуться от этой мнимой согласованности как от смехотворной случайности, либо вообще не признавать такую согласованность. В первом случае он обратится ко второму стиху, гласящему:
Предпринять что-либо –
К беде.
Не убавляя себя,
Можно умножить других.
Возможно, он признает мудрость этого заключения – или останется равнодушным к ней как к ничем не подтвержденной. В первом варианте он обнаружит, что тут не может быть никакой случайности, во втором же – что речь должна идти о случайности, либо даже, в конце концов, что это не имеет никакого значения. Но доказывать тут нечего. Поэтому я пишу свое предисловие лишь для того, кто склонен проявлять некоторое доверие к этой своеобразной процедуре.
Несмотря на то что такие "буквальные" соответствия отнюдь не редки, за ними нет и численного перевеса. Часто связи весьма зыбки и косвенны и потому требуют еще большего доверия. Это чаще всего бывает тогда, когда исходная психологическая ситуация понята не слишком ясно (т.е. остается темной) или однобоко. В таких обстоятельствах, если запрашивающий готов рассматривать свою ситуацию в другом свете, то может быть нащупана более или менее символическая связь с гексаграммой. Я выражаюсь намеренно осторожно, дабы не сложилось впечатление, будто следует a tout prix* установить какую-нибудь взаимосвязь. Подобные искусственные построения не имеют никакого смысла и ведут лишь к нездоровым спекуляциям, Этот метод допускает любое злоупотребление. Поэтому он пригоден не для людей незрелых, ребячливых и игриво настроенных и, конечно, не для интеллектуалов и рационалистов, а, скорее, напротив, для натур медитативных и рефлексивных, любящих поразмыслить над тем, что они делают и что с ними происходит, – а это не имеет ничего общего с ипохондрическим самокопанием. Последнее представляет собой болезненное злоупотребление раздумьем. "И Цзин" предлагает свои услуги без всяких доказательств и результатов, но не рекламирует себя и неохотно идет навстречу; он, как частица природы, ждет, когда его разбудят. Он не преподносит знание и могущество, а, видимо, является подходящей книгой для любителей самопознания и мудрости мышления и деяния, если уж таковые имеются. Он ничего не обещает, а потому ему незачем что-то хранить, и он никоим образом не несет ответственности в случае, если кто-то сделает неверные выводы. Этот метод требует в обращении с собой некоторой интеллигентности. Чтобы быть глупым, не нужно, как известно, никакого искусства.
* Во что бы то ни стало (фр.)
Согласимся в виде гипотезы считать, что написанное в этой книге не чистая бессмыслица, а то, что приходит в голову запрашивающему – не простое самовнушение, – и вот уже наш западный, философски и естественнонаучно образованный ум всерьез обеспокоен эмпирическими фактами, несмотря на всю свою готовность к доверию. Ведь если имеется хоть малейшая склонность относиться к этому серьезно, то следует разобраться с тем несносным фактом, что психологическая ситуация может выражаться в случайном распределении 49 стеблей тысячелистника либо в столь же или еще более случайном выпадении монет, и притом настолько полно, что становится очевидной даже смысловая взаимосвязь. Такая логика – все-таки что-то неслыханное для нашего западного рассудка, привыкшего мыслить совсем иначе. Поэтому, конечно, неудивительно, что наш ум отвергает ее как немыслимую. Правда, на худой конец еще можно представить себе, что человек хорошо знаком с гексаграммами и "бессознательным образом" оперирует так ловко, что стебли распределяются как надо. Но при гадании на монетах не срабатывает, разумеется, эта и без того призрачная вероятность, ибо тут в действие вступает так много других внешних условий (материал, на который падают монеты, их качение и т.д.), что психическая тенденция – во всяком случае по нашему представлению – проявиться не в состоянии. Но если с методом все в порядке, то следует предположить, что существует неожиданный параллелизм психических и физических событий. Хотя эта мысль и "шокирует", она, безусловно, не нова, ибо является гипотезой, при которой только и возможна астрология, а в особенности современная характероскопия, хотя последняя ориентирована больше на время, чем на актуальное расположение созвездий: ведь и время определяется и измеряется физически. Если характероскопия в общем и целом верна (а некоторая вероятность этого есть), то это должно поражать не больше, чем способность хорошего знатока вин по свойствам вина точно определять, из какой оно местности, с какою виноградника и какого года урожая, что поначалу кажется профану сомнительным. Но точно так же и хороший астролог может сказать мне без подготовки, в каком знаке стояли Солнце и Луна в день моего рождения и каков мой асцендент. Поэтому психофизический параллелизм подобного феномена, выступающий, надо полагать, основой гадания по "И Цзин", – не что иное как другой аспект процесса, который следует мыслить лежащим в основе и астрологии, если, конечно, придавать хоть какое-то значение астрологическому диагнозу характера. Без сомнения, очень многие занимаются астрологией, и столь же несомненно, что эти люди вдумчивые и интересующиеся психологией, которые получают от своих занятий немалую познавательную пользу. Но и тут всегда налицо возможность злоупотребления.
Я вышел бы далеко за пределы своей научной компетенции, если бы взялся отвечать на поставленный здесь вопрос. Могу лишь констатировать, что всякий, кто запрашивает оракул, ведет себя так, как будто существует необходимый параллелизм внутренних и внешних, психических и физических событий, и, придавая хоть малейшее значение результату своего запроса, тем самым уже делает выбор в пользу такой возможности. Мое отношение к такого рода вещам – прагматическое, а та великая наставница, что привила мне это отношение в практическом и приносящем пользу виде, – психотерапия и медицинская психология. Пожалуй, нигде не приходится считаться с чем-то более неизвестным, как именно в этой области, и нигде больше, нежели здесь, не привыкаешь применять то, что приносит успех, даже когда долго не можешь понять, почему так происходит. Бывает, что при сомнительной терапии неожиданно приходит исцеление, а вроде бы надежные методы не срабатывают. В исследовании бессознательного встречаются самые странные вещи, от которых рационалист с отвращением отшатывается, после чего утверждает, будто ничего не видел. Иррациональная полнота жизни научила меня никогда ничего не отвергать, даже если что-то грешит против всех наших (увы, столь недолговечных) теорий или каким-то иным образом оказывается пока необъяснимым. Правда, такие вещи заставляют волноваться: нет полной уверенности в том, что компас показывает верное направление; однако в безопасности, надежности и покое не совершаются открытия. Так же обстоит дело и с этим китайским гадательным методом. Он очевидным образом ориентирован на самопознание – даже притом, что всегда где-то рядом с ним был суеверный обычай. Самопознание кажется вредным только людям глупым и неполноценным. И ничто не заставит их отказаться от этого убеждения. Люди же более интеллигентные могут, соблюдая спокойствие, рискнуть и, быть может, приобрести благодаря этому методу кое-какие поучительные знания. Сам метод легок и прост. Сложности же начинаются, как уже было сказано, при обработке результатов. Прежде всего, понимание символики – вещь совсем не простая даже при помощи прекрасного комментария Вильхельма. Чем больше у читателя познаний в области психологии бессознательного, тем легче дастся ему эта работа. Другая и более существенная сложность состоит, однако, в широко распространенном незнании людьми собственной Тени, т.е. неполноценной стороны своей личности, состоящей в значительной мере из вытесненных комплексов. Сознающая личность часто со всей силой восстает против таких содержаний и в форме проекций любит взваливать их на ближних. Уж больно отчетливо люди видят соринку в глазу ближнего, а в своем не замечают и бревна. Тот факт, что частенько из-за собственной слепоты систематически рвут на себе волосы, сказывается в высшей степени отрицательно при изучении и понимании "И Цзин", Так и хочется сказать: тот, кто при частом использовании этого метода не находит в нем ничего разумного, весьма вероятно, носит на глазу изрядных размеров бельмо. Видимо, имело бы смысл составить комментарий к отдельным знакам с точки зрения современной психологии (уже Конфуций комментировал этот текст). Такая работа, однако, намного превышала бы объем простого предисловия и была бы задачей слишком сложной. Поэтому мне пришлось решиться на другой способ действий.
Еще только намереваясь писать это предисловие, я решил не делать этого, не запросив предварительно "И Цзин". Поскольку речь шла о том, чтобы сделать эту книгу доступной для новой публики, мне показалось, что будет правильно и справедливо дать этому методу шанс самому проявить себя в отношении моего замысла. Так как, по древним китайским представлениям, существуют духовные движущие силы, таинственным образом побуждающие стебли тысячелистника к осмысленному ответу [5], то мне показалась естественной мысль каким-то образом представить себе эту книгу в виде действующего лица и задать ей вопрос о том, как она относится к своему нынешнему положению, т.е. моему намерению представить ее современной публике. Я воспользовался методом бросания монет и получил в ответ гексаграмму 50: Ding, тигель.
В соответствии с планом, которым я руководствовался при постановке вопроса, будем рассматривать текст так, как если бы он сам был говорящим персонажем. Тогда он обозначает себя как тигель, т.е. как жертвенный сосуд, содержащий готовую пищу. Эту еду здесь нужно понимать как "духовную пищу". Вильхельм комментирует так: "Тигель как приспособление утонченной культуры намекает на попечение и питание благородных мужей, попечение о которых идет на пользу управлению государством... Таким образом, здесь культура демонстрирует, каким образом она достигает своей вершины в религии. Тигель служит для жертвоприношения богу... Высшее откровение божье – в пророках и святых. Их почитание есть истинное почитание бога. Воля божья, открывающаяся через них, должна приниматься со смирением" и т.д.
Итак, это "И Цзин" говорит о себе сам, – такой вывод нам следует сделать в соответствии с нашей гипотезой.
Если некоторые линии гексаграммы получают значение 6 или 9, то они приобретают особый смысл и потому важны для толкования [6]. Эти "spiritual agencies"* в моей гексаграмме заняли вторую и третью позиции, причем обе усилены числом 9. Текст гласит:
* Духовные движущие силы (англ.)
Девятка во второй позиции означает:В тигле есть пища.
Мои товарищи завидуют,
Но не могут повредить мне.
Благо!
Таким образом, "И Цзин" говорит о себе: "Во мне содержится (духовная) пища". Поскольку обладание чем-то большим всегда возбуждает зависть, то хор завистников примыкает к образу большого имущества [7]. Завистники хотят его забрать, т.е. ограбить или разрушить смысл "И Цзин". Но тщетна их вражда. Смысловое богатство хранится в нем надежно, т.е. он убежден в своих позитивных свершениях, которые никто у него не отнимет. Текст продолжает:
Девятка в третьей позиции означает:Ручка тигля изменилась.
Возникли препятствия на пути трансформации.
Фазаний жир не будет съеден.
Лишь когда выпадет дождь, раскаяние исчерпает себя.
В конце придет благо.
Ручка означает захват, которым можно поднять тигель. Таким образом, это понятие [8], которое складывается об "И Цзин" (= тигле). С течением времени это понятие, конечно, изменилось, так что ныне "И Цзин" уже непонятен. Поэтому-то и "возникли препятствия на пути трансформации", т.е. оракул больше не поддерживает ни мудрым советом, ни глубоким пониманием, а вследствие этого исчезает ориентировка в лабиринте судьбы и во мраке собственной самости. Никто больше не ест "фазаний жир", т.е. самое лучшее и сочное на добром блюде. Но когда на жаждущую землю наконец вновь выпадает дождь, т.е. когда устраняется состояние лишенности, то "раскаянию", т.е. сожалению о потере мудрости, приходит конец, ибо появляется желанный шанс. Вильхельм говорит об этом так: "Под этим подразумевается некто, во времена высокой культуры занимающий такое место, что никто не обращает на него внимания и не признает. В его деятельности это серьезное осложнение". Таким образом, "И Цзин", так сказать, сетует на то, что его прекрасные свойства не признаются и не используются. Но он утешается надеждой на то, что ему помогут вновь обрести признание.
Ответ, который обе эти главные линии дают на поставленный мною "И Цзин" вопрос, не требует от толкования никаких особенных хитростей, трюков или необычных познаний. Смысл ответа доступен любому, кто воспользуется хотя бы толикой человеческого здравого рассудка: он подобен ответу человека, у которого нет ни малейшего самомнения, но его подлинная ценность либо всеми отвергается, либо вообще неизвестна. Субъект ответа имеет о себе весьма интересное представление; он ощущает себя в качестве сосуда, в который кладут жертву богам, т.е. жертвенную еду для их питания. Иными словами, он понимает себя как культовый инструмент, назначение которого – доставать духовную пищу, т.е. уделять подобающее внимание тем бессознательным факторам или энергиям (spiritual agencies!), которые проецируются в виде богов, чтобы они могли участвовать в жизни индивидуума. А ведь это и есть смысл слова religio – тщательное наблюдение и учет (от religere) [9] божественных numina*.
* Изречений оракула, содержащих в себе волю богов (лат.)
При помощи метода "И Цзин" бессознательная личная жизнь вещей и людей, включая их собственную бессознательную самость, и впрямь принимается во внимание. Ведь, задавая свой вопрос "И Цзин", я, как уже отмечалось, обращался к нему как к субъекту, наподобие того, что делает желающий познакомить кого-то со своими друзьями, когда сначала спрашивает, будет ли ему это приятно. Отвечая мне о своем религиозном значении, о своей безвестности и непризнанности и о своей надежде вновь оказаться в чести, "И Цзин" откровенно метил в мое тогда еще не написанное предисловие [10] и прежде всего в перевод миссис Бейнс, По-моему, это вполне разумная и осмысленная реакция, какой можно было бы ожидать и от находящегося в подобном положении человека.
Но откуда возникла такая реакция? Каким образом "И Цзин" смог дать мне столь человечески понятный ответ? Все это произошло благодаря тому, что я подбросил три маленьких монетки и дал им упасть так, как им и полагается упасть, прокатиться и замереть – орлом или решкой – по законам физики. У меня не было ни малейшего предчувствия насчет того, какой из 64 знаков выпадет. Тот удивительный факт, что из техники, которая вроде бы заранее исключает всякую осмысленность, все-таки возникает осмысленная реакция, является позитивным достижением "И Цзин". И этот случай не уникален, а представляет собой правило. От синологов и компетентных китайцев я слышал уверения в том, что "И Цзин" – это сборник устаревших заклинаний. В ходе таких бесед несколько раз бывало, что мои визави признавались в том, что однажды и им пришлось обратиться к оракулу при посредстве заклинателя. Естественно, все, по их словам, было бессмыслицей. Однако характерно, что полученное ими предсказание попадало как раз на их "слепое пятно".
Я понимаю, что на мой вопрос могло быть получено неисчислимое множество возможных ответов, и, разумеется, не смею утверждать, что не воспринял бы в качестве сколько-нибудь осмысленного какой-нибудь другой ответ. Но этот ответ я получил в качестве первого и единственного, а о других ответах не ведаю. Он обрадовал и удовлетворил меня. Задавать вопрос снова было бы, по-моему, столь же невежливо, сколь и непочтительно, а потому я этого не сделал. "Учитель не повторяет сказанного". Стилистическая безвкусица в обхождении с вещами иррациональными так или иначе ненавистна мне как признак низкой, просветительской ступени культуры, которая находит своего героя в школьном учителе-всезнайке. Эти вещи должны быть и оставаться такими, какими они попали в поле зрения в первый раз, ибо лишь тогда мы будем знать, что исходит от самой природы, когда она не слишком искажена человеческой настырностью. Не следует думать, будто жизнь можно изучать в анатомическом театре. Кроме того, повтор эксперимента невозможен уже по той простой причине, что неповторима сама исходная ситуация. Стало быть каждый раз имеется только один – первый и единственный ответ.
Поэтому не кажется удивительным, что в обеих основных линиях [11] вся гексаграмма 50 по сути дела только амплифицирует излагаемую тему. Первая линия гласит:
Тигель с перевернутыми ножками.
Требуется удалить препятствие.
Следует взять побочную жену ради ее сына.
Не порок.
Перевернутый тигель свидетельствует о том, что им не пользуются. Поэтому "И Цзин", как и тигель, не находит применения. Он, как сказано, служит для устранения препятствий. Его используют, как побочную жену, которую берут, когда главная не может родить сына, т.е. "И Цзин" используют, когда не знают, как себе помочь иным способом. Несмотря на свою квазилегальность, побочная жена в Китае все-таки является своего рода сомнительным паллиативом, и таким же образом магическая процедура гадания представляет собой временное вспомогательное средство, которым можно обходиться ради достижения высокой цели. В этом не будет порока, хотя речь идет о том, что допустимо лишь в виде исключения.
Вторую и третью линии мы уже обсудили. Четвертая линия гласит:
У тигля сломаны ножки.
Рассыпаны яства князя,
Запятнан его облик.
Беда!
Здесь тигель используется, но откровенно неудачно, т.е. процедурой гадания злоупотребляют, иными словами, неверно истолковывают. Этот метод ведет к тому, что пища богов пропадает. Тем самым позор падает на голову вопрощающего. Легг переводит это место так; "Its subject will be made to blush for shame"*. Когда такого рода злоупотребление касается предмета культа, например тигля (т.е. "И Цзин"), то говорят о трубой профанации, "И Цзин" здесь откровенно настаивает на своем достоинстве в качестве жертвенного сосуда, предостерегая от профанированного употребления.
* "Гадающий покраснеет от стыда" (англ.)
Пятая линия гласит:
У тигля желтая ручка,
Золотые петли.
Требуется выдержка.
"И Цзин", кажется, нашел новое, корректное (желтый цвет) понимание, т.е. "понятие", которым его можно "ухватить". Это понятие обладает большой ценностью (золото). Такое высказывание гексаграммы я расцениваю как признание работы переводчицы и как благоприятное для меня самого. В необходимой для изучения "И Цзин" выдержке я не испытывал недостатка на протяжении более чем двадцати лет, да и миссис Бейнс годами трудилась над переводом.
Шестая линия гласит:
У тигля петли из нефрита.
Великое благо!
Более нет нужды ни в чем.
Нефрит отличается красотой и мягким блеском. Если петли для переноски – из нефрита, то тем самым и весь сосуд украшается и чтится, возрастая в ценности. "И Цзин" высказывается туг не только весьма удовлетворенно, но и весьма оптимистично, что доставляет мне особенное удовольствие, Все это, разумеется, основано на допущении, что наша исходная гипотеза верна, Я, правда, не знаю, как следовало бы добыть доказательство того, что гипотеза правильна. Можно лишь ожидать дальнейших событий, между делом получая удовольствие от приятной констатации, что "И Цзин" вроде бы дал свое согласие на задуманное предисловие, так же как и на свое новое издание.
Я с максимальной непосредственностью и честностью показал на этом примере, как я поступаю с гаданием в конкретном случае. Само собой разумеется, что мое поведение несколько изменяется вместе с задаваемым вопросом. Если, к примеру, кто-то оказывается в некоторой неясной ситуации, то при известных обстоятельствах он сам может стать субъектом высказывания, или если речь идет об отношении к другому человеку, то субъектом высказывания может выступать этот человек; его же можно сделать таковым при помощи специальной постановки вопроса. Это, однако, зависит от нашего желания не полностью, а лишь в той степени, в которой именно отношения к ближним зависят от них отнюдь не всегда или только в общем и целом, но весьма часто почти исключительно от нас самих, даже если это обстоятельство нами не осознается. Поэтому в последнем случае можно испытать потрясение из-за того, что вопреки ожиданиям человек в ходе гадания сам оказывается действующим субъектом, о чем текст иногда сообщает в недвусмысленной форме. Может случиться и так, что кто-то переоценивает известную ситуацию, считая ее чрезвычайно важной, а оракул придерживается совсем иной точки зрения на этот счет, обращая внимание на какой-то другой, неожиданный, но все же актуальный аспект вопроса. Такие случаи способны вызвать искушение счесть высказывание оракула ошибочным. Конфуцию лишь однажды пришлось получить неподходящий оракул, а именно гексаграмму 22: Bi, "прелесть", исключительно эстетический знак. Тут на память приходит совет, полученный Сократом от даймона: "Тебе следует больше заниматься музыкой", после чего он занялся игрой на флейте. Конфуций и Сократ оспаривали друг у друга первенство по части рациональности и педагогики, но вряд ли стали бы заниматься тщательным уходом за "бородкой клинышком", как советует вторая линия этой гексаграммы. Разуму и педагогике часто, к сожалению, недостает этой "прелести", а потому в данном случае оракул не так уж и неправ.
Вернемся, однако, к нашей гексаграмме! Хотя, как показано, "И Цзин" не только сам согласен с моим намерением написать предисловие, но даже подчеркивает свой оптимизм в этом отношении, это еще не значит, что успех у публики, на который может рассчитывать "И Цзин", заранее обеспечен. Поскольку в нашей гексаграмме имеются две усиленные девяткой линии ян, то мы должны попасть в положение, соответствующее прогнозу, который ставит себе самому "И Цзин". Линии, усиленные шестеркой или девяткой, обладают, по древним представлениям, таким внутренним напряжением, что проявляют склонность превращаться – благодаря энантиодромии – в свою противоположность, т.е. ян переходит в инь и наоборот. Посредством такой трансформации получается гексаграмма 35: Dsin, "прогресс".
Эта гексаграмма говорит о том, кто на подъеме должен претерпеть всякого рода превратности судьбы, и текст повествует, как следует себя при этом вести. В таком положении и находится "И Цзин". Хотя он и восходит "как Солнце" и "просветляется", но "отвергается" и "не находит доверия", хотя и продвигается вперед, но "с печалью". Все же он получает "великое счастье от своей родоначальницы". В этом неясном месте на помощь приходит психология: бабушка или родоначальница в сновидениях и сказках нередко представляет бессознательное, поскольку у мужчин оно характеризуется женскими чертами. Таким образом, когда "И Цзин" не находит понимания у сознания, навстречу ему выходит бессознательное, ибо он в соответствии со своей природой связан с ним даже более тесно, нежели с рационализмом сознания. Бессознательное в сновидениях часто предстает в женском облике, что вероятно случилось и здесь. Женской фигурой могла бы поэтому выступать переводчица миссис Бейнс, окружившая книгу материнской заботой. С точки зрения "И Цзин", это вполне могло бы быть "великим счастьем". Хотя он и предвидит всеобщее одобрение, но боится злоупотребления ("прогресс черепашьими темпами"). Однако "приобретения и потери" не будут "приняты им близко к сердцу". Он останется безучастным к партийным страстям успеха и неудачи. Он не навязывается.
Таким образом, "И Цзин" отрешенно относится к своему будущему на американском книжном рынке и высказывается об этом примерно так, как в подобном случае поступает любой разумный человек, представляя себе судьбу столь спорного сочинения. И это предсказание, появившееся в случайной игре падающих монет, настолько осмысленно и по-будничному разумно, что вряд ли возможно придумать более подходящий ответ.
Когда я, сочиняя предисловие, дошел до этого места, мне стало интересно, как "И Цзин" отнесется к новой ситуации, возникшей благодаря моему изложению. Благодаря тому, чту я написал до этого, более ранняя ситуация изменилась в той степени, в какой я подключился к ней моей последовавшей в это время акцией, надеясь в связи с этим услышать о том, что имеет отношение к моему действию. И должен признаться читателю, что когда я обдумывал это предисловие, на душе у меня было как-то нехорошо: ведь, будучи человеком по-научному ответственным, я привык не утверждать ничего такого, чего я не мог бы доказать или по крайней мере представить в приемлемом для рассудка виде. Но если кого-то, например меня, данное обещание обязывает, представить "сборник древних заклинаний" и сделать его хоть сколько-нибудь приемлемым для современной критической публики, ибо сам я субъективно убежден в том, что за этим кроется нечто большее, чем видно снаружи, – то я ощущаю: передо мной стоит не очень-то приятная задача.
Поэтому мне немного неловко из-за необходимости апеллировать к доброй воле и фантазии читателя, вместо того чтобы представить убедительные доказательства и абсолютно неуязвимые, достаточно обоснованные с научной точки зрения аргументы. Увы, мне слишком хорошо известно, какого рода доводы могли бы быть направлены против этой древней гадательной техники, ближайшая родственница которой, призванная мною в качестве главного свидетеля, т.е. астрология, и подавно пользуется не самой лучшей репутацией, Нельзя даже быть уверенным в том, что в судне, предназначенном для плавания по неизвестным водам, нет роковой течи. Не испорчен ли древний текст? Согласуются ли меду собой все части вильхельмова перевода? Не впадает ли толкователь в самообман? Правда, я безусловно убежден в ценности самопознания. Но что пользы предлагать его, когда даже самые великие мудрецы всех стран и времен проповедовали его без всякого успеха?
Лишь субъективная убежденность в том, что в "И Цзин" "что-то есть", побудила меня взяться за это предисловие. Раньше я лишь однажды – в речи, посвященной памяти Рихарда Вильхельма, – высказался по проблеме "И Цзин", но при этом из соображений тактичности о многом умолчал. Теперь я отказался от этой обдуманной осторожности; а смог я отважиться на это потому, что ныне вступаю в восьмое десятилетие своей жизни, и переменчивые мнения людей мало меня волнуют, а размышления древних учителей мне интереснее, нежели академический диспут. Я понимаю, что раньше не посмел бы высказаться о столь сомнительных материях так откровенно, как делаю это теперь.
Мне не очень приятно, что пришлось посвящать читателя в такие личные подробности. Однако, как я уже намекнул выше, при гадании весьма часто в дело оказывается втянутой собственная личность, Своей постановкой вопроса я даже прямо предложил оракулу принять во внимание то, что я делаю. Это и произошло. Результатом была гексаграмма 29: Кап, "бездна". Третья позиция особенно усилена шестеркой. Эта линия гласит:
Спереди и сзади, бездна и бездна
В такой опасности сначала остановись,
Иначе в бездне попадешь в яму.
Не делай этого.
Добрый совет "не делать этого" я безусловно принял уже раньше и отказался от освидетельствования "И Цзин". Теперь же он должен послужить мне примером, демонстрирующим его действие. Я и впрямь не могу двинуться ни вперед, за пределы того, что я сказал об оракуле, ни назад – как-то отказавшись от этого предисловия. Для интеллектуальной совести проблематика "И Цзин" действительно заключается в "бездне и бездне", а во всех опасностях безбрежных и некритических спекуляций по необходимости нужно "остановиться" и замереть, чтобы в действительности не зайти в тупик. Можно ли в интеллектуальном отношении оказаться в более неловкой ситуации, чем витая в облаках недоказанных возможностей и не зная, что перед тобой – истина или иллюзия? Но такова сноподобная атмосфера "И Цзин", в которой без каких бы то ни было гарантий надо ориентироваться на собственное, столь подверженное заблуждению, субъективное суждение. На caмом деле мне не остается ничего другого как признать, что эта линия очень точно передает то душевное состояние, в котором я писал это предисловие. Столь же уместным мне представляется успокаивающее душу начало этой гексаграммы: "Коль ты поистине жив, жив ты с удачею в сердце", ибо данное изречение указывает на то, что решающее в этой ситуации – не внешняя опасность, а субъективное состояние, а именно, считаешь ли ты себя самого "истинным" или нет.
Гексаграмма уподобляет жизненное событие, происходящее в такой ситуации, току воды, не робеющему перед опасными местами, но летящему через скалы и наполняющему ямы. (Ведь "kan" означает и "вода".) Так поступает и высший человек ("благородный муж"), "практикуя дело учения". Да ведь и я не робел перед возможным самообманом, ненадежностью, сомнительностью, непониманием – как бы там ни назывались все эти ямы, в которые можно свалиться, а стараюсь передать читателю свой взгляд на "И Цзин".
"Каn" определенно относится к самым неприятным знакам. Я нередко встречал его у пациентов, в значительной степени оказавшихся под властью бессознательного (вода!) и потому – под угрозой возможных психотических состояний. Суеверная установка по этой причине с легкостью согласилась бы с тем, что этому знаку такое значение присуще в принципе. При гадании изначальная постановка вопроса совершенно определенно ограничивает истолкование и должна наблюдаться с той же скрупулезной точностью, что и содержание сновидения при толковании сновидений. При первом гадании, задавая вопрос, я думал прежде всего о значении моего еще не написанного предисловия для "И Цзин", а потому выдвинул его на первый план и как бы уже заранее возвысил до степени действующего субъекта, во втором же случае действующим субъектом, подлежащим рассмотрению, был я. В последнем случае было бы поэтому произволом снова считать субъектом "И Цзин", да и толкование тем самым было бы дискредитировано. Но если субъект я сам, то и толкование, по моему субъективному ощущению, становится осмысленным, ибо высказывает мое несомненно наличное чувство ненадежности и риска. Оказавшись на столь зыбкой почве, рискуешь легко и незаметно подпасть под господство бессознательного.
Первая линия констатирует наличие опасной ситуации ("в бездне попадаешь в яму"); вторая линия прибавляет еще и добрый совет: "Следует стремиться к достижению малого". Каковой совет я и предвосхитил тем, что ограничился в этом введении лишь несколькими примерами и отказался от много более взыскательной задачи, предносившейся мне некоторое время [12], а именно от психологического комментария к целой книге.
Упрощение моей задачи выражается в четвертой линии:
Кувшин вина,
На закуску чашку рису,
глиняная посуда,
Просто поставленная на окно.
Вильхельм комментирует это так: "Когда чиновник готовится к вступлению в должность, обыкновенно требуется сделать ему определенные подношения и представить рекомендации. Здесь же все крайне упрощено. Подношения скудны, поручителя нет, и нужно представляться самому, но смущаться этим не надо, потому что имеется только честное желание помогать друг другу в опасности".
Пятая линия продолжает тему ограничения. Ведь если следовать природе воды, то можно видеть, что она заполняет яму до краев и бежит дальше. Она не остается в ней.
Бездна не переполнится,
А только до краев наполнится.
Трудности лишь сгрудятся стеной, стоит только попасть в западню – в состояние как бы убежденности, и притом как раз в виду неуверенности в ней, – и обратиться к помощи особых стараний, например, специально разработанных комментариев, казуистики и тому подобного. Самая верхняя линия удачно описывает это состояние связанности и запертости. А последняя линия частенько указывает на последствия, которые реализуются, если не проникнуться смыслом гексаграммы до глубины души.
В нашей гексаграмме шестерка стоит на третьем месте. Это напряженное состояние инь благодаря энантиодромии преобразуется в ян и тем самым порождает новую гексаграмму, изображающую как бы будущую возможность или тенденцию к таковой. Получается гексаграмма 48: Dsing, "колодец". Совершенно ясно, что мотив водяной ямы продолжается. Но тут яма означает уже не опасность, а полезный горячий источник.
Так благородный муж ободряет
Людей за работой
И призывает их
Помогать друг другу.
Последнее, вероятно, относится к восстановлению колодца. Значит, это старый, заброшенный, забитый илом колодец. Даже животные не пьют отсюда. Там есть и рыба, которую можно ловить, но для питья, т.е. для употребления людьми, он непригоден. Такая картина заставляет вспомнить о перевернутом и оказавшемся без дела жертвенном сосуде, который надо схватить вновь. Так и этот колодец подвергается чистке. Но никто не пьет из него.
Это боль моего сердца;
ибо отсюда можно было бы черпать.
Как опасная водяная яма, так и колодец указывают на "И Цзин". Но последний имеет позитивное значение: он – яма, в которой вода жизни. Он – как бессознательное: опасность и в то же время помощь. Пользование им надо возобновить. Но никто этого не понимает, и нет орудия, чтобы удержать воду, ибо "кувшин треснул и протекает". Так же как жертвенный сосуд получает новую ручку или петли для переноски, за которые его можно ухватить, и колодец должен быть заново "облицован камнем". Ведь внутри его – "чистый, холодный источник, из которого можно пить", Из него можно черпать, "он надежен".
Вполне очевидно, что субъектом, изрекающим этот "прогноз", является опять-таки "И Цзин", изображающий себя колодцем с живой водой, после того как предыдущая гексаграмма подробно описала риск, которому подвергается тот, кто как бы случайно попал в эту яму и сначала должен выкарабкаться из нее а затем обнаружить, что это старый, заброшенный и забитый илом колодец, однако его можно восстановить и пользоваться им снова.
Я поставил перед основанной на случайности техникой гадания на монетах два вопроса – один перед получением первой и второй гексаграмм, а другой – после этого. Первый вопрос был в некотором смысле поставлен перед "И Цзин": как он относится к моему намерению написать предисловие к нему. Второй вопрос касался моих собственных действий, т.е. ситуации, в которой я был действующим лицом, а именно тем, о ком шла речь в первой гексаграмме. На первый вопрос "И Цзин" ответил, сравнив себя с жертвенным сосудом, которым надо начать пользоваться снова, сосудом, вызывающим у публики лишь сомнительное удовольствие. Ответ на второй вопрос гласил, что я оказался в трудном положении, – ведь "И Цзин" предстает бездонными и небезопасными водами, глубокой водяной ямой, в которой можно и застрять. Это, однако, старый колодец, который надо только обновить, чтобы снова появилась возможность самым эффективным образом его использовать.
Эти четыре гексаграммы с точки зрения мотивов (сосуд, яма, колодец) последовательны, а с точки зрения духовного содержания разумны и осмысленны, конечно, на мой субъективный взгляд. Если бы так мне отвечал человек, то я как психиатр должен был бы, судя по имеющемуся материалу, объявить его вменяемым. При всем моем желании я не смог бы обнаружить в этих четырех ответах ничего бредового, идиотического или шизофренического. Ввиду его преклонного возраста и китайского происхождения я не смог бы счесть патологическим такой в определенной степени архаический, символический и цветистый язык, С другой стороны, мне пришлось бы в положительном смысле поздравить его с его глубоким проникновением в мое сложное, оставшееся невысказанным настроение. Я расценил бы это лишь как превосходную интуицию.
Мне начинает казаться, что непредвзятый читатель благодаря этим примерам уже в состоянии выработать по крайней мере предварительное суждение о том, каким образом действует "И Цзин" [13]. На большее такое скромное введение и не рассчитывает.
Если мне удалось при помощи этого наглядного урока разъяснить психологическую феноменологию "И Цзин", то я выполнил свое намерение. Но я не могу дать ответа на те тысячи вопросов, сомнений, критических суждений и т.д., которые возбуждает эта странная книга. Ее дух кому-то покажется ясным, кому-то – смутным, а кому-то – черным как ночь. Тот, кому книга не по нраву, пусть отложит ее в сторону, а тот, кому она пришлась по сердцу, пусть не считает ее истиной. Она должна выйти в мир для тех, кто с ее помощью увидит какое-то новое знание.