Москва
Независимая фирма
"Класс"
Издательство
Трансперсонального института
2000
Предисловие А. Минделла к русскому изданию
Часть I. Ключ к жизни
Часть II. Теория и обучение
7. Измененные состояния и кома
10. Сновидящее тело и мифическое тело
12. Смерть мозга и этика Танатоса
Эти две книги возникли из одной потребности: разработать методы, позволяющие исследовать внутренние пространства, через которые мы движемся в процессе переживания сновидений и различных телесных симптомов.
Первая книга опровергает расхожее мнение о том, что люди в коматозном состоянии бессознательны. Они находятся в измененном состоянии сознания и испытывают важные и значимые переживания.
Вторая книга является практическим руководством по внутренней работе с использованием техник процессуально-ориентированной психологии без помощи терапевта. Она адресована всем, кто интересуется медитацией и психотерапией.
Главный редактор и издатель серии Л. М. Кроль
Научный консультант серии Е.Л. Михайлова
© 2000, Независимая фирма "Класс", издание, оформление
© 2000, Издательство Трансперсонального института
© 2000, В.В. Самойлов, перевод на русский язык
© 2000, В.Э. Королев, обложка
ПРЕДИСЛОВИЕ
К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
Я чрезвычайно рад тому, что Владимир Майков представляет русской аудитории мои книги по процессуальной работе, посвященные внутренней работе со сновидящим телом и работе с коматозными состояниями. Эти книги возникли из одной потребности: разработать методы, позволяющие исследовать глубины поразительных пространств, через которые мы продвигаемся в процессе сновидения.
"Внутренняя работа со сновидящим телом" предназначена для использования в той или иной степени независимо от терапевта. В книге разрабатываются методы, которые в огромной степени зависят от тех усилий, внимания и сосредоточения, которые мы посвящаем своей внутренней жизни. Как бы то ни было, эта внутренняя работа приносит нам понимание не только самих себя, но также и всех остальных. В конце концов, все люди проходят через измененные состояния сознания и все они пытаются следовать за своими переживаниями по мере того, как они проявляются в звуке, движении, посредством фантазии, во взаимоотношениях и в мире.
Те, кто проделал внутреннюю работу со сновидящим телом, не только имеют лучший доступ к своей внутренней жизни, но, похоже, им легче иметь дело со своим настроением и с измененными состояниями сознания. Более того, создается впечатление, что эти люди проходят через коматозные состояния и моменты, близкие к смерти, с большей легкостью, нежели другие.
Продолжительность времени, которое мы проводим в тяжелых измененных состояниях сознания — в особенности когда мы тяжело больны или стоим на пороге смерти, — сильно зависит от нашей способности иметь дело с внутренними переживаниями, через которые мы проходим в эти моменты. Нет сомнения, что чем больше мы преуспели во внутренней работе в качестве помощников, тем успешней мы можем поддержать других, когда они проходят через коматозные процессы.
Я был несказанно удивлен тем, какой огромный интерес существует в мире по отношению к работе с комой, если судить по той возбужденной атмосфере вокруг комы, которая наблюдается в средствах массовой информации в США, Европе и Японии. В этот самый момент тысячи, может быть, миллионы людей по всему миру живут в замкнутых коматозных состояниях. Нет сомнения, что если они сами или те, кто им помогает, узнают больше о внутренней работе и о работе с комой, жизнь для каждого из них наверняка станет ценнее, богаче и, возможно, легче.
Пусть российские читатели получат удовольствие и воспримут все, что они сочтут для себя ценным, из процессуально ориентированной работы и работы с комой, которые сочетают в себе фантазию, движение, бережное прикосновение и взаимоотношения.
КОМА:
КЛЮЧ К ПРОБУЖДЕНИЮ
ВВЕДЕНИЕ
Почему у меня такое чувство, что я безотлагательно должен написать эту книгу? Может быть, потому, что я отстаиваю новую этику, сражаюсь за расширение современного медицинского представления о смерти мозга? Или мне необходимо изучать предсмертные переживания, чтобы обнаружить собственную вечную сущность?
Написание этой книги с самого начала было для меня эмоциональной необходимостью. Даже редактируя эту работу, месяцы спустя после завершения рукописи, я снова ощущаю ту же безотлагательность, что изначально воодушевила меня на этот труд. Я сел за стол и писал, не отрываясь, несколько дней после того, как стал свидетелем поразительного пробуждения Питера, его выхода из глубокой комы — события, описанного в первой части этой книги. Несколько месяцев спустя умерли мои родители, оба в течение считанных дней. Моя мама, умирая, пробудилась qt комы в последние мгновения жизни. Отец умер сразу после того, как сказал мне, что хочет быть с ней вместе.
Я глубоко благодарен Сэнди за то, что она попросила меня помочь Питеру справиться с его последними переживаниями, за возможность ознакомиться с его записями сновидений, частично вошедших в эту книгу. Питер и Сэнди вдохновили меня на эту книгу.
Эми Минделл вносила свою лепту на каждой стадии этой рукописи — от поддержки в ту ночь, когда Питер пробудился, до помощи в окончательном редактировании. Спасибо также Перл и Карлу Минделлам, Урси Джин, Барбаре Крочи, Дону Менкену и Нэнси Женофф за ценные предложения и критические замечания. Редактирование, выполненное Джули Даймонд, было исключительно полезным.
Различные авторы учили меня пониманию смерти и умирания. Во-первых и прежде всего, я хочу поблагодарить Элизабет Кюблер-Росс за то, что она сделала изучение умирания темой, приемлемой для общества. Без ее работы и ее горячей поддержки я бы еще долго сомневался, писать ли мне эту книгу. Спасибо Мари-Луизе фон Франц (1986) за межкультурную корреляцию теорий "загробной жизни", которая сделала мои теории сновидящего тела более непротиворечивыми. Сэндол Стоддард (1978) изобличил равнодушие системы медицинской помощи и продемонстрировал гуманные способы общения с умирающими. Гленн Маллин (1974), Фредерик Холк (1978) и другие великолепно описали различные откровения восточных традиций относительно смерти.
Раймонд Моуди (1976) исследовал "внетелесные переживания", случающиеся при клинической смерти, заложив фундамент моей концепции мифического тела. Буддистская медитативная практика Стивена Левина (1984) с умирающими людьми — это первая ступень работы с комой в контексте сновидящего тела. Станислав Гроф и Джоан Хэлифакс (1978) углубили изучение переживаний смерти, показав взаимоотношения между действием ЛСД и умиранием. Огромное спасибо им всем за то, что они открыли путь на эту в высшей степени загадочную территорию.
КЛЮЧ К ЖИЗНИ
1. БОЛЬШОЙ КОРАБЛЬ
В этой книге описана телесная работа и работа со сновидениями применительно к умирающим, и в ней представлены методы, которые проливают свет на непостижимое возникновение коматозных состояний и их предназначение. Я использую стенографические отчеты общения с пациентами, теоретические обсуждения и практические упражнения.
Одна из моих задач — ознакомить читателя с широким спектром необычных событий, которые происходят с каждым из нас на пороге смерти. Знание об этих событиях поможет по-новому оценить завершение жизни, обогатит нас, сделав эти измененные состояния более естественной частью нашей повседневной жизни. Каждый, кто интересуется смертью и умиранием, равно как и другими измененными состояниями сознания, найдет здесь советы о том, как трансформировать боль, омраченность и тайну смерти в значимые переживания.
Эта работа заставляет усомниться в том, что комы — это бессознательные состояния, в которые нет доступа, и что те, кто долго пребывает в этих вегетативных состояниях, являются — или должны считаться — мертвыми. Я надеюсь показать, что подобные утверждения являются неоправданными, поскольку они основываются на нашей ограниченной способности общаться с людьми в коматозном состоянии. Я описываю свою работу с предсмертными состояниями и экстремальными переживаниями, к которым она нередко приводит. Эта работа, использующая методы процессуально ориентированной психологии, заставляет нас относиться к последним этапам жизни с интересом, оптимизмом и даже воодушевлением. Процессуально ориентированная психология — это широкий феноменологический подход к людям, основанный на их вербальных и невербальных сигналах и состояниях сознания. В настоящее время представляется возможным и важным работать с коматозными состояниями — то есть работать с нередко едва уловимыми сообщениями, которые они нам могут посылать, — потому что они содержат поистине бесценную информацию для умирающего человека и его семьи1. Если не усиливать и не расшифровывать эти переживания, то мы так и останемся в недоумении и смущении перед бурными завершающими этапами нашей жизни.
Все те, с кем я работал, пока они находились в коматозном состоянии, с готовностью отзывались на процессуально ориентированный способ общения, описанный в главе 8. Нам необходимо научиться этой форме коммуникации, которая дает возможность по достоинству оценивать и понимать самые слабые сигналы, мельчайшие намеки, исходящие из наших глубин, передающие наши радости. Если нам удается установить контакт с людьми, пребывающими в сильно измененных состояниях, жизнь после смерти раскрывается перед нами как безвременная вечная реальность, пытающаяся проявить себя в настоящем.
Я надеюсь, что обучение тому, как обеспечивать человеку, находящемуся в коматозном состоянии, доступ к его собственным глубинам и коммуникативным способностям, станет вкладом в новую "этику Танатоса"2 - этику, способную предоставить индивиду возможность ясного и осознанного выбора в решении вопроса жизни и смерти, тем самым превращая официальную полемику о жизни и смерти в достояние истории.
Процессуальная работа
Мой особый подход основан на процессуально ориентированной психологии3. Читатели, которые интересуются методами работы со сновидениями и работы над телом в состояниях на грани смерти, могут эффективно пользоваться этой книгой, если они знакомы с основами процессуальной работы. Там, где это возможно, я начинаю с самых азов.
Хотя работа с умирающими составляла довольно значительную часть моей повседневной практики за последние 25 лет, я до сих пор не писал о переживаниях на грани смерти. Честно говоря, я колебался, прежде чем решился рассказать о переживаниях умирающих, из-за необычного характера этой работы.
Серия событий, упомянутых в этой книге, заставила меня заняться этим исследованием. Сейчас я представляю его как новое направление в психотерапии и в изучении смерти, а не как окончательный вывод о природе комы. Приведенные здесь описания случаев показывают, что люди в коме не обязательно страдают от боли; они не просто нечто растительное с пораженным мозгом, нуждающееся в кислороде и страдающее от лимбической симптоматики, вызванной эндорфинами или подобными веществами. Они также не являются просто машинами, чья центральная нервная система, возбужденная чрезвычайными физическими состояниями, плодит бессистемные галлюцинации и видения. Наоборот, они — бодрствующие человеческие существа, проходящие очередной значимый этап процесса собственной индивидуации.
Фактически люди в коме напоминают мифических героев. Сказители всего мира издавна зачаровывали нас историями о шамане, короле и герое — персонажах, которые, выходя за пределы реальности, ищут информацию в неизведанных областях бытия, чтобы вернуться с божественным посланием для нас всех.
Предсмертные помрачения сознания и коматозные состояния, с которыми мне доводилось работать, часто порождают символы этих мистических путешествий в другие миры. Многие из таких пациентов поднимаются к высотам и погружаются в глубины, чтобы в той или иной степени достичь экстаза, пророческого озарения и самопознания.
Я предпринимал это исследование не для того, чтобы доказать наличие таких явлений, а обнаруживал их попутно. Каждый читатель должен будет делать собственные выводы из этого эмпирического материала. Я не заинтересован ни в доказательстве, ни в ниспровержении религиозных или официальных взглядов на мораль. Скорее, я просто сосредоточиваюсь на следовании человеческой природе и помогаю самому себе и другим понять, кто мы такие вне зависимости от того, какие следствия это может иметь.
Вечный религиозный опыт, который всегда приписывали жизни после смерти, безусловно, можно пережить в этой жизни. Умирающие помогли мне полюбить этот мир, осознать неограниченный потенциал его смысла и глубины. Как физик я уже был знаком с теоретической относительностью нашего мира. Теперь применение процессуальной работы заставляет теоретическую физику выглядеть подобно сбывшемуся сну. Пространство, время и локальность бледнеют перед красочным переплетением жизни, проживаемой до ее полного завершения.
Питер и Сэнди — это вымышленные имена двух совершенно реальных людей, которые будут главными персонажами первого раздела этой книги. Питер, мужчина средних лет, умиравший от лейкемии, во всей полноте переживал сновидения, фантазии, симптомы и проблемы взаимоотношений вплоть до последних дней и минут своей жизни. Потрясающая история пробуждения, случившаяся в последние часы жизни Питера, сообщает нам, что мы продолжаем расти вне зависимости от того, истекло или нет время нашего физического тела.
Во второй части книги я описываю теорию измененных состояний и даю практические советы неспециалистам и профессионалам по работе в условиях комы. На последних страницах я бьюсь над вечными вопросами о жизни, смерти и жизни после смерти.
Мужество Сэнди, переживания Питера и помощь Эми — все это заставило меня отказаться от моей прежней выжидательной позиции в отношении описания моего опыта работы с умирающими. Вплоть до недавнего времени я был слишком потрясен, поражен, тронут и ошарашен завершающими процессами жизни, чтобы писать о них, не опасаясь сомнительных реакций. Насколько мне известно, внезапное пробуждение от комы никем до этого описано не было. С умирающими пациентами я работал всегда один, но теперь, чтобы начать писать, мне нужно было присутствие Эми, Сэнди и Элен, подруги Сэнди.
Наш интерес к смерти
Почему мы именно сейчас открываемся переживаниям, испытываемым в экстремальных состояниях? По мере того как возникают новые психологические методы развития осознавания, многие люди разочаровываются в той концепции реальности, где нет места видениям и экстатическим состояниям. Таким образом, переживания у порога смерти могут представлять для нас интерес, потому что в них мы надеемся найти конкретное подтверждение нашим трансперсональным сновидениям.
Сегодняшнее общество в большей степени заинтересовано в заботе о собственном здоровье и в меньшей степени готово передать всю ответственность за жизнь и здоровье медицинскому сообществу. Мы, конечно, радуемся успехам медицины, которая продлевает и обогащает нашу жизнь, но нас настораживает ее научный подход, который рассматривает человека как биомеханическую сущность, чье психическое поведение, особенно на пороге смерти, обусловливается метаболическими и структурными патологиями. И в то же время многие все еще думают о себе как о машине и верят в то, что, если машина необратимо повреждена, человеку пришел конец.
И еще. Может быть, общественный интерес к умиранию говорит о том, что человечество стоит на перепутье, что настал переходный период, когда старые верования умирают? Не стоим ли мы на пороге периода переориентации и поиска нового мировоззрения? Если это так, то нам безусловно пойдет на пользу присмотреться к переживаниям смерти.
Определенные культурные табу все еще сдерживают наш интерес к умиранию. Некоторые люди избегают упоминать о смерти из-за мощных переживаний, которые ждут нас на ее пороге. Для других иметь дело с этим предметом слишком болезненно и печально. А для большинства из нас, вне зависимости от наших верований, вечная угроза потери наших любимых и конфронтация с собственной моралью являются достаточными причинами, чтобы избегать этой темы.
Тем не менее мне кажется, что процессуальная работа способна помочь нам взглянуть в лицо страху смерти и умирания, поскольку сама работа часто приносит облегчение. На самом деле эта работа может быть не только поучительной, но и забавной. Смерть может стать для любого человека замечательным временем обучения. Нравы и законы социальной жизни бледнеют перед комами и трансами, а чистое влечение к самопознанию усиливается. В предсмертном состоянии люди, как никогда, готовы жить полной жизнью. Некоторые на самом деле возвращаются в жизнь из глубины, казалось бы, терминальной комы. Даже те, кто всегда противился психологическим и религиозным учениям, на пороге смерти бывают очарованы внутренними процессами, происходящими в них самих.
Комы и пробуждения
За исключением пациентов с серьезным структурным поражением мозга, все люди, находящиеся в состоянии комы, которых мне довелось наблюдать, пробуждались и рассказывали о своих мощных переживаниях. Даже пациенты с обширным травматическим поражением мозга положительно реагировали на процессуальную работу с невербальными сигналами, в то время как люди без серьезных поражений мозга пробуждались и завершали свои неоконченные обучение и любовь. Некоторые умирали, другие же на пороге смерти вставали с кровати, выписывались из больницы и возвращались к жизни. Большинство из них полностью переосмысливали свои представления о жизни и смерти, а один человек отправился в круиз на Багамы. Позвольте мне рассказать его историю.
Джон, мужчина лет восьмидесяти, казалось, застрял на краю жизни, не будучи способным умереть. На протяжении шести месяцев он то погружался в полукоматозные состояния, то выходил из них, а в промежутках стонал и вопил. Когда я увидел его, он лежал на больничной койке, стонал и выкрикивал нечто совершенно неразборчивое. Он беспокоил других пациентов и медсестер. Хотя я работал с пациентом в другой палате, сестры упросили меня пойти и осмотреть его, надеясь, что я, быть может, его успокою.
Войдя в палату, я увидел старого негра, лежащего в луже пота и громко стонущего. Я пошутил: "Эй! Никто в округе глаз сомкнуть не может! Уж слишком ты шумишь". Джон, казалось, не слышал меня и продолжал стонать.
Я решил последовать за его звуками. "Ох-ох! У-ух! Ой-ой-ой!" — стонал я вместе с ним, подражая звуку его дыхания. Я слегка пожимал его руку, следуя ритму его дыхания и сердцебиения.
Примерно через 20 минут его приглушенные крики стали превращаться в различимые слова. Джон, который целыми днями не говорил никому ни слова, который за шесть месяцев не произнес ни одной законченной фразы, теперь сказал: "Да-а. Ух ты! Нет... ох..."
(Следующий диалог был записан на магнитофон)
Арни (добавляя фразу к его словам): Ух ты! Да, невероятно!
Джон (медленно, поначалу рассеянно): Да, ты... ты... знаешь...
Арни: Я... да.
Джон: Ш-ш-ш... Да-а. Б... ба... бабабаллшо-о-ой, бо-о-ольшой к-к-орррррррабль.
Арни: Кор-р-р-а-а-а-а-бль... Да-а. Он больше, чем я думал, этот корабль. -
Джон: Да-а, бо-о-о-о-льшой корабль... идет... за Джоном!!!
Арни: Ух ты, ух ты... И ты на него сядешь?
Джон (вопя изо всей силы): Нет, парень — только не я!! Я не сажусь на этот корабль.
Арни: А почему бы и не сесть?
Джон (долгая пауза; кашляя и сипя): Этот корабль идет... в... отпуск! Я-то не иду. Мне завтра в восемь утра вставать и идти на работу!
Арни: Мне тоже. Мне тоже... Но сделай мне одолжение, большое одолжение (Следуя направлению движения глаз Джона), подними свои глаза у себя в голове и хорошенько взгляни на корабль.
(Джон стал вглядываться и закатил глаза кверху.)
Арни: Вглядись, а потом скажи мне, кто ведет корабль.
Джон: Гмммм, кто... гмммм. (Глядя вверх; показываются белки его глаз.) Ох! Ух ты!! Ух ты... Там ангелы, на этом корабле, ведут его.
Арни: Ангелы?
Я был взволнован и подумал про себя, что это переживание нужно завершить, то есть ему надо войти в него еще глубже, чтобы оно смогло ему пригодиться.
Арни: Загляни в котельное отделение. Кто там?
Джон (смотря вниз, опуская голову вниз): Гммммм. Ой! Ух ты! Гммм... Там внизу... ангелы... тоже. Нет... Да. (Хотя Джон ограничен своим физическим состоянием, он начинает возбужденно кричать.) Эй!.. Э-э-э-й!.. Э-э-э-й!.. Ангелы ведут этот корабль!!
Арни: Ангелы! У-у-х-ты! Пожалуйста, сделай мне одолжение, сделаешь? Подойди поближе и выясни просто, сколько стоит попасть на этот корабль.
Джон: Гммм... (оглядываясь по сторонам) гммм, да, да. Это... нет... да-а... это... ну... это нисколько не стоит. Но... ль.
Арни: Ну и что ты думаешь об этом? Это бесплатное путешествие.
Джон: Интересно. Ну и ну!
Арни: А ты хоть раз был в отпуске?
Джон: Не-а. Только не я.
Арни: Слушай, парень, у тебя никогда не было отпуска. Ты — рабочий человек. Тебе надо подумать о маленьком путешествии. Если тебе там не понравится, вернешься назад. Если тебе понравится, обдумай его. Если хочешь, отправляйся. Если захочешь, возвращайся, а нет — так плыви дальше. Ты теперь можешь принимать все решения сам. Если поедешь в отпуск и побудешь там — хорошо! Если останешься здесь — замечательно! Если поедешь, мне бы хотелось как-нибудь с тобой там встретиться.
Джон: Да. Да. Отпуск, на Багамы, Ба... га... мы... Да. Гмммммм... никакой работы.
Джон затих, закрыл глаза и стал засыпать. Он перестал вскрикивать. Я вернулся к своему пациенту и примерно через полчаса снова навестил Джона, чтобы справиться о его состоянии. Около его койки стояла сиделка. Она сказала, что Джон только что скончался. Я был и огорчен, и счастлив одновременно. Старик решил уйти в отпуск. И хотя мне хотелось бы узнать его получше, но по крайней мере я попытался помочь ему смягчить требования этики рабочего и отправиться в путешествие на Багамы. Ему требовался перерыв в работе. Он застрял на краю жизни, потому что его мучил вопрос: может он уйти в отпуск или нет? Он застрял еще и потому, что окружающие испытывали трудности в общении с воем и криками его коматозного состояния.
Для самого Джона его коматозное состояние, возможно, выражалось следующим утверждением: "У меня противоречие. Здесь нет никого, кто мог бы помочь мне разрешить его, поэтому я поступлю наилучшим образом, уйдя внутрь себя и наблюдая этот корабль. Поскольку я не привык работать с видениями, я могу только возбужденно кричать о том, что я вижу".
Сегодня, как никогда прежде, потребности умирающих удовлетворяются в хосписах, больницах и частных домах любовью и уходом, психологическим пониманием, молчаливой медитацией и молитвой. И все же самые глубинные чувства умирающих — например, конфликт Джона, касающийся отпуска, — оказываются вне нашего внимания. Все мы, связанные с умирающими, делаем все, что в наших силах, однако пока мы находимся на начальных этапах этой работы. Необходимо еще многое узнать об' умирании, о чем мы можем судить по тому разочарованию, которое мы испытываем, осознавая свою неспособность установить связь с умирающим. Мы неверно предполагаем, что они недосягаемы для нас, что они покидают свои тела и что сочувствие, медитация и любовь — это все, что мы можем им предложить. Все это необходимо, но не достаточно.
Большинство умирающих нуждаются в помощи для того, чтобы в полной мере пережить важнейшие события, которые пытаются с ними произойти. Без такой поддержки измененные состояния приводят нас в замешательство и озадачивают. Мы неверно интерпретируем сигналы измененного состояния, принимая их за знаки боли, воздействия лекарств или болезни. В то время как умирающие, безмолвные и одинокие, ищут ответа на важнейшие жизненные вопросы, мы не понимаем их и воображаем, что они мирно отбывают в мир иной.
2. ПЕРЕПРАВА
Психотерапевтическая работа с пациентом на ранних стадиях тяжелого заболевания принципиально мало отличается от работы в другие периоды жизни. Однако тягостная близость смерти придает работе большую интенсивность. На ранних стадиях тяжелого заболевания задача пациента, как правило, заключается в избавлении от проблемы. Некоторые из тех, кто приходит ко мне, начинают интересоваться раскрытием переживаний, проявляющихся в симптомах болезни. Интеграция этих психологических факторов часто облегчает тяжесть симптомов. Таким образом, для начальной стадии работы характерен конфликт между сознательным поведением в настоящем и новыми аспектами личности, которые появляются в сновидениях и симптомах1. Я часто наблюдал, как люди, прежде неспособные на значительные изменения, в последние моменты жизни внезапно осуществляли квантовый скачок в направлении целостности.
А теперь давайте познакомимся с Питером и Сэнди и рассмотрим некоторые подробности работы с Питером в течение трех последних недель его жизни.
Питер
В конце года я был в отпуске, пытаясь укрыться от сутолоки городской жизни в Альпах. Телефонный звонок разорвал тишину темного альпийского вечера. Расстроенный голос на другом конце линии произнес: "Один из моих родственников умирает от лейкемии, и мы просим вас о помощи! Нам сказали, что ему осталось жить один или два дня".
Звонила свояченица Питера. Я ответил, что, если Питер действительно хочет жить и работать с нами и если это действительно то, что нужно, природа поможет ему дождаться нас, пока мы не сможем встретиться с ним в больнице. Двумя неделями позже мы
впервые встретились в одной из больниц Цюриха. Присутствовали Питер, его жена Сэнди и моя жена Эми. Эми согласилась помочь мне в работе над взаимоотношениями и взять на себя часть эмоциональной нагрузки, которую, как мы чувствовали, нам придется испытать.
Прежде чем мы вошли в палату, Сэнди рассказала нам, что Питер никогда не проявлял ни малейшего интереса к психологии. Он недолюбливал религию. И только после последнего, почти фатального обострения лейкемии он с некоторым интересом разговаривал о своих чувствах. Когда мы вошли, я был рад найти Питера в явно хорошем настроении, спокойно лежащим в кровати. Во время нашей беседы в ответ на мои реплики он иногда двигал ногами. Интеллигентный мужчина средних лет, интроверт, он был пепельного цвета и выглядел физически истощенным.
После того как церемония знакомства была завершена, я спросил Питера, хочется ли ему еще что-либо совершить в этой жизни. Я искал эту особую точку, эту растущую кромку, где мы все работаем. Мне было интересно, сумеет ли он распознать эту точку. Эта точка — край (см. Словарь), место, где мы застреваем, не в состоянии двигаться дальше. На краю своего развития мы поворачиваем назад и заболеваем, становимся бессознательными или сходим с ума. Это точка, которую мы не можем пройти, точка, где мы впадаем в депрессию и теряем надежду.
Питер не раздумывая ответил, что, если бы он смог, он бы привел в Порядок свои взаимоотношения с Сэнди. Уже в течение некоторого времени между ними не было эмоциональной взаимосвязи. В конце вводного сеанса я предложил Сэнди и Питеру, чтобы одной из наших задач стала работа над их браком. Я рекомендовал, чтобы, несмотря на ослабленное физическое состояние Питера, мы все вместе занялись некоторым видом работы над взаимоотношениями. Я предложил, что, перед тем как мы снова встретимся вчетвером, я навещу Питера один, а Сэнди тем временем могла бы встретиться с Эми. Я чувствовал, что моя основная задача — сосредоточиться на его внутренних процессах и на его болезни; вторая задача — поработать с проблемами их взаимоотношений и понять, как они связаны, если вообще связаны, с его симптомами. Эми и я надеялись, что в результате работы с ними обоими вместе и по отдельности их индивидуальные изменения позволят им преобразиться как семейной паре.
Домашняя обстановка
Сэнди оказалась очень умной, отважной и творческой женщиной, она была готова испробовать все, что могло бы помочь ее семье и ей самой. Вот что рассказывает Эми о своей работе с Сэнди:
"Когда я приезжала в их дом, я играла с детьми, в то время как Сэнди была занята невероятным числом домашних забот, связанных с необходимостью совмещать домашнее хозяйство с посещением больницы. Их квартира выглядела опрятной и яркой, кругом множество детских рисунков и игрушек. Везде лежали книги и пластинки, что свидетельствовало о наличии в семье разносторонних интересов.
Старший из детей очень радовался новому железнодорожному конструктору. Сэнди попросила детей говорить помедленней, поскольку я довольно плохо владела швейцарским диалектом немецкого. Старшего заинтересовали мои дешевые часики. Он думал, что я богата, и спрятал часики в другой комнате. Он и средний ребенок затеяли со мной шутливое сражение, но тут вошла Сэнди. Она была огорчена, потому что дети разбросали одежду, сложенную на кровати. Старший рассказал мне, что у него под кроватью спит черт. Про себя я подумала, что изменения в этой семье вполне могут быть направлены в сторону ослабления порядка и усиления элемента чертовщины".
Эми рассказывала мне, что Сэнди говорила о том, насколько жизнь стала труднее с тех пор, как Питер заболел. Она была и опечалена, и сердита на Питера за то, что он не обратился к терапевту раньше. Она сказала, что, когда они ссорились, Питер обычно уходил в свою комнату, играл на гитаре, а потом выходил и спокойно обсуждал их проблемы. Создавалось впечатление, что они оба немного стеснялись эмоциональных проявлений. Сэнди сказала, что темперамент ее старшего мальчика иногда несовместим с ее собственным. Младший из детей, по ее словам, сидит во главе обеденного стола, а спит в детской кроватке в их спальне. Выяснилось, что для семьи была характерна установка на то, чтобы быть любящими, в то время как необузданные и нежные эмоции или выражения Чувств были где-то спрятаны и ждали своего проявления.
Когда Эми спросила Сэнди, чего бы ей хотелось в жизни, она, как и Питер, ответила, что хочет проработать вопросы их взаимоотношений и обрести любовь, которая, как она чувствовала, в них таилась. Она говорила о Питере с любовью, ее глаза сияли; Сэнди показала Эми фотографии, на которых он был запечатлен играющим с детьми, и сказала, что никогда не смогла бы быть такой чувствительной и раскованной, как удавалось ему. То, что и она, и Питер имели общей целью работу над своими взаимоотношениями, было хорошим знаком.
Эми рассказывала, что после третьего сеанса, когда Питер начал проявлять потребность в большей чувствительности, Сэнди впала в депрессию, потому что она никогда не училась выражать свои самые нежные чувства. Казалось, она этого стесняется. Фактически в то время для нее было нетипичым проявление своих нежных чувств. Ей явно было предопределено пользоваться своей силой. Эми поддерживала ее в желании соединять силу с мужеством, когда она доводила до медицинского персонала свои собственные идеи по поводу того, как следует лечить ее мужа. В тот момент ей нужно было сражаться, а не чувствовать.
Первый сеанс с Питером
Во время первого сеанса, в котором участвовали только я и Питер, я попросил его без стеснения рассказать о себе все, что он считал важным. Когда он сообщил, что ему не снятся сны, я ответил, что его сны нужны мне, чтобы проверять, на правильном ли мы пути, поскольку я не доверяю своим собственным предположениям. Я сказал, что надеюсь на то, что сегодня ночью он увидит сон и это поможет нам обоим. В последующие дни Питер стал исправным сновидцем.
Он очень заинтересованно рассказывал мне о себе и как-то поделился, что он очень влюбчивый мужчина. Те женщины, которые встречались ему до недавнего времени, были склонны к стеснительности во взаимоотношениях. Он сказал, что нуждается в более нежном и тонком чувственном контакте с Сэнди и если такой контакт не установится, он будет подумывать о расставании.
Я рассказал ему, что многие умирающие люди из тех, кого я встречал, использовали свою смерть в качестве средства, избавляющего от сложных ситуаций, хотя могут существовать и другие пути разрешения проблем взаимоотношений. Когда наш первый сеанс подошел к концу, я похвалил его за столь откровенный разговор и настоятельно призвал к тому, чтобы он рассказал Сэнди о некоторых из своих потребностей в чувстве, хоть это и не было принято у них в прошлом — говорить о таких вещах прямо. В тот вечер, когда Сэнди пришла в больницу, он поделился с ней своим желанием большей нежности и романтики. Позже он рассказал мне, что сначала она рассердилась, а потом расстроилась, потому что раньше он никогда не говорил об этом. Я представил себе, что она должна была рассердиться, поскольку он, вероятно, использовал свои неудовлетворенные потребности в качестве оружия, чтобы вызвать у нее чувство вины за то, что она ими пренебрегала. Питер рассказал, что Сэнди противилась его просьбам, заявляя, что, по ее мнению, все это уже слишком поздно; она не уверена, что знает, как дать ему то, что он хочет. Эта их встреча вызвала серию сновидений, о которых он мне поведал во время нашего второго сеанса.
Первые сновидения
В дневнике Питера я прочитал:
"Контакт с Арни разблокировал меня. Сейчас я очарован своими снами, они положительно поддерживают мою волю к жизни".
Затем он описывает мне следующее сновидение:
"Я взбираюсь на несущую опору моста. Дует страшный ветер (объясняя эту часть сна, он размахивает руками взад и вперед, изображая вибрирующую опору), который слегка разворотил мост. Инженеры и рабочие пытаются снова собрать его по кусочкам. Мне удается добраться снизу от реки до настила моста. Я переправляюсь через мост и оказываюсь сидящим в полной безопасности на другой стороне".
Во сне он видел себя на другой стороне ущелья, а потом — мост, спешно приводимый в свое изначальное состояние.
Питер ринулся в терапию, как рыба в воду. Поскольку он описал мне сновидение, он хотел знать все о нем, а также о своих телесных переживаниях. Он спросил, почему его ноги сейчас так сильно дергаются. В тот момент, по некоторым причинам, я не мог решиться на работу с его телом и сосредоточился на его интересе к сновидению, объяснив ему, что телесные переживания могут подождать и что в его снах мы наверняка найдем ту же информацию.
Я спросил, что он подумал в связи с разрушением моста. Он рассказал мне, что в швейцарской армии солдатам не разрешается маршировать по мосту в ногу (Gleichschritt), потому что возникающий ритм может совпасть с естественной частотой вибраций моста и его разнесет на кусочки. Питер добавил, что иногда мощные порывы ветра и ураганы разрушают мосты. Упоминание об армии побудило его заявить, что он всегда был склонен вести себя самым стандартным образом. Он был добропорядочным гражданином и привык каждый вечер после работы возвращаться домой, а по утрам рано вставать, был благопристойным и доброжелательным человеком и поддерживал неизменный ритм жизни. Он подчинялся дисциплине, напоминающей армейскую.
Я сказал ему, что эта его правильность могла препятствовать способности изменяться и продвигаться к новому. Он засмеялся и согласился с этим. В нем всегда было много от пай-мальчика.
Я упомянул, что смерть всегда представляется в виде моста на ту сторону, в иной мир. Я предположил, что иной мир — это такое место, где человек может прожить все то, что невозможно в этой жизни. Питер взволнованно согласился с этим. "Я, должно быть, уже на той стороне, — сказал он, — потому что я никогда бы не поверил, что смогу поделиться с Сэнди своими самыми интимными чувствами, как я это сделал прошлой ночью!"
"Поздравляю, — сказал я. — Вы переправились через свой первый мост".
Работа с телом
Я спросил Питера, откуда он знает, что у него лейкемия. Он ответил, что не может чувствовать ее напрямую в своем теле. Его единственный симптом — утомление. Он пожаловался на легкую дрожь, объясняя ее приступом гриппа. Рассказывая мне про дрожь, он тряс руками так же, как он это делал, описывая ветер, который сдувает мост. Я поощрил его продолжать эти движения, и он еще несколько минут очень убедительно трясся. Внезапно он остановился и спросил, не от страха ли он трясется. "Страха чего?" — спросил я. Страха умереть и страха подступающих новых эмоций, которых он доселе не испытывал, отвечал он. Он боялся своих потребностей, своей ярости и страха. И все же, будучи напуганным, он хотел развивать свои чувства. Я пообещал, что помогу ему навести мост к изменению и выдержать бурю. Тогда он спросил меня, каким образом я это сделаю.
Арни: А теперь потрясись еще немного.
Питер (непроизвольно трясясь): Ой, я стал какой-то шаткий.
Арни: И?
Питер: Я умру?
Арни (шутливо): Питер, я даю тебе гарантию, что ты умрешь. Чего ждать-то? Как насчет того, чтобы умереть прямо сейчас?
Питер: Что?
Арни: Притворись, что умираешь. Просто притворись.
Питер: О'кей.
Питер перестал трястись и закрыл глаза, казалось, он отдыхал. Мгновение спустя он снова открыл глаза и заговорил со мной.
Питер: Что-то остановилось. Я прикасаюсь к покою. Я чувствую, что ты мне очень близок.
Он застенчиво протянул мне руку, мы пожали друг другу руки.
Арни (нежно): Поздравляю, ты снова прошел по мосту, на этот раз к своим чувствам. Было страшно, но ты сделал это. Та сторона, должно быть, сейчас здесь.
Питер: Мне она нравится.
Семейный сеанс
Несколько дней спустя у нас была вторая семейная встреча. Мы были там вместе с Эми. Питер лежал на больничной койке, а Сэнди сидела рядом на стуле. Сэнди и Питер говорили друг о друге, сидя лицом ко мне. Я попросил Питера отметить разницу между тем, как он чувствует себя, глядя в мою сторону, что он до сих пор делал, и тем, как он смотрит на Сэнди. Неуверенно повернувшись в ее сторону, он сказал, что, если их проблемы не разрешатся, он намерен расстаться с ней. Я спросил, не было ли то, что он смотрел в мою, а не в ее сторону, косвенным способом избегать таких сильных заявлений.
Прежде чем он успел ответить, среагировала Сэнди, уткнувшись взглядом в пол. Она стала теребить свои шнурки, она смущенно разглядывала свои ногти. Я подошел к ней, взял ее руку в свою и сказал, что мне нравится, как она смотрит на свои ногти.
Она отвечала, что в детстве всегда кусала их. Я спросил, сколько ей было лет, когда она грызла ногти. "Двенадцать", — ответила она.
"А почему бы не попробовать побыть двенадцатилетней девочкой сейчас?" — посоветовал я, надеясь, что ее телесные реакции на угрозу расставания со стороны Питера станут осознаваемыми. Она склонила голову на одну сторону и кокетливо улыбнулась. Питер нежно улыбнулся и сказал: "Вот именно то, за что я тебя люблю". Сэнди рассердилась и сказала, что не хочет, чтобы ее считали всего лишь ребенком.
"Ладно, — сказал я. — Вы не хотите быть человеком, который отвечает на подобный ультиматум, превращаясь в ребенка и выпрашивая себе немного любви. Как же вы будете справляться с этой ситуацией? Как бы вы хотели реагировать и кем вы хотите, чтобы вас считали?"
"Женщиной с собственным разумом и сердцем!" — отвечала Сэнди.
"Хорошо, — сказал я. — И как эта женщина реагирует на Питера?" Сэнди расплакалась и пожаловалась, что ей больно. Некоторое время мы все сидели молча, переживая конфликт между ними.
Затем Сэнди парировала его ультиматум, заявив, что ей не нравится его хобби — покупка спортивных автомобилей, потому что это наносит вред окружающей среде. Когда он в ответ промолчал, в ней, казалось, что-то изменилось. Она понизила голос и призналась ему в том, насколько на самом деле значимы для нее его потребности. Она сказала, что теперь ценит его интересы. К концу сеанса оба они очень близко подошли к своим чувствам.
Питеру было явно неловко ставить Сэнди лицом к лицу со своим несчастьем. Когда он преодолел край своей стеснительности и стал угрожать ей, она заколебалась, потом преодолела свой край и стала злой и обиженной. Эти эмоциональные процессы соединили их, когда они перешли первый из лежащих перед ними мостов чувств.
В мифологическом смысле мост над рекой — это дорога на небеса, которые превосходят и землю, и смерть. Трясущийся мост Питера символизирует ужасающий переход от известного себя к непознанным чувствам и контактам, к "раю на земле". Мост строят люди, значит, это сознательная конструкция — конструкция, которую нам всем приходится возводить между разными состояниями сознания. Это миф для всех нас. Нас подстерегают две опасности: остановиться на самом краю берега нового поведения либо упасть в реку и бессознательно барахтаться в потоке событий. Мост представляет наш потенциал для выхода за пределы бессознательного потока жизни и обретения более выразительного и богатого поведения.
3. СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР
Питер позвонил мне из больницы на работу. На это была уважительная причина. Подавленным голосом он сообщил, что его доктор со своей командой пришли к нему в палату, чтобы проинформировать его, что его лейкемия не поддается лечению и что, по их расчетам, он вскоре умрет. Они рекомендовали ему пригласить родственников проститься с ним. Ассистенты заходили каждые, полчаса и повторяли это сообщение.
В телефонной трубке я услышал плач Питера; он сказал, что ему нужен не смертный приговор, а поддержка, чтобы продолжать жить. Я ободрил его и посоветовал рассказать доктору о своих чувствах и попросить, чтобы он больше не присылал своих ассистентов со скорбным сообщением.
Я позвонил в больницу и уверил доктора в том, что я понимаю, как важно проинформировать пациента, что его болезнь не поддается лечению и что он может умереть. Однако, добавил я, персонал должен отдавать себе отчет в том, что форма, в которой они доводят это до сведения пациентов, оказывает эффект гипнотического внушения и может оказаться убийственной. Есть множество способов сообщить пациенту, что лечение безуспешно и прогноз плох. Однако говорить пациенту: "Вы скоро умрете" — это одна из форм убийства.
Доктор возразил, что прямота — лучший путь. Он уверял, что сам ужасно себя чувствует, когда больше ничем не может помочь, и признался, что даже злится на Питера из-за того, что он умирает. Доктор хотел, чтобы он жил, но чувствовал свою беспомощность. Я сказал, что обо всех этих чувствах, а не только о некоторых из них было бы весьма полезно услышать самому Питеру. В конце разговора мы пришли к взаимопониманию.
Однако этот "смертный приговор", как назвал его Питер, уже оказал деморализующее действие. С каждым посещением доктора настроение Питера все ухудшалось. Он стал мечтать о том, чтобы выписаться из больницы. Я поддерживал его, надеясь перевести его в клинику с более теплой атмосферой или даже вернуть домой. Однако у нас не было времени.
Любовные сновидения
Его сновидения превзошли все наши ожидания. Когда я позвонил ему по телефону на следующий день, он рассказал мне следующий сон:
"Я в постели с Сэнди и еще одной женщиной. Другая женщина очень застенчива. Я тоже слишком робок. Она — это та, в кого я мог бы влюбиться".
Мы решили работать вместе по телефону.
Питер: Я ясно вижу эту женщину.
Арни: Питер, почему бы тебе не описать ее как можно полнее? Питер: Гмм, очень хорошенькая.
Арни: Да, я ее почти вижу. Хороша, не правда ли? Какого цвета ее волосы?
Питер: Шатенка. У нее такой теплый голос.
Я заметил, что он переключился с визуализации на слушание ее голоса. Я последовал за ним и также сменил канал (см. Словарь).
Арни: Да, голос приятный. А как ее зовут?
Питер: Как-то на французский манер. Она очаровательна и эротична.
Арни: Похоже, сон удался! Как это — быть в постели одновременно с двумя женщинами, одна из которых — француженка?
Питер: Это очень ободряюще, очень нежно. Сэнди я тоже люблю.
Я думал, француженка — символ его чувств, но надеялся, что он сам это обнаружит.
Арни: Как там на самом деле в постели? Я все еще не совсем там с тобой.
Питер: Французская женщина — шатенка. Может, это женщина с моей работы? Нет, та женщина слишком скромна, она даже не решилась бы навестить меня в больнице. Я вижу темноволосую женщину, стройную, веселую, но не слишком умную, потому что здесь важнее всего чувство.
Арни: Давай, представляй ее дальше.
Питер начал внутренний диалог со своей француженкой. Она была очень чувственной, эмоциональной и пылкой женщиной. Продолжая свои фантазии, он обнаружил в ней бойцовский дух, способность сражаться за жизнь. Непроизвольно он добавил, что и у Сэнди есть этот бойцовский дух.
Арни: В твоем сновидении вы с Сэнди отчасти вместе, потому что у вас обоих есть эта французская личная черта, это отношение к жизни. Это чувство теплоты, поддержки и желания бороться за жизнь.
Питер, который до этого момента был расстроен, охотно согласился. Мы еще немного поболтали, а потом я сказал ему: "Закрой глаза и сейчас же залезай в постель с обеими этими женщинами". Я не мог видеть его на другом конце линии, но услышал, как он удовлетворенно вздохнул и сказал: "Спасибо".
Работа со сновидениями
На следующий день я пришел в больницу в обеденное время. Физическое состояние Питера ухудшилось. Он приветствовал меня и, не дожидаясь моих расспросов, рассказал мне следующий сон.
"Я в постели с незнакомой женщиной. Вторая женщина, которая спит неподалеку, тоже хочет к нам в постель, но она очень застенчива.
Рядом двое мужчин играют с огнем. Я советую им быть осторожнее. Потом я вижу спящую женщину, лежащую рядом с моей кроватью. Я поднимаю ее, чтобы она не валялась на полу. Она спрашивает меня, почему я проснулся. "Пришлось", — ответил я".
Очевидно, что этот сон начинался там, где мы остановились в прошлый раз. Опять он был с застенчивой незнакомой женщиной. Меня заинтересовало, какие события в своей жизни он все еще переживает как робкие и незнакомые.
Арни: Кто эти мужчины? Если бы тебе пришлось играть с огнем, что бы ты делал?
Питер: Я бы перестал принимать лекарства и ушел из больницы. Я бы встречался с друзьями и хорошо проводил время.
Я очень торопился и не мог больше оставаться. Когда я собрался уходить, Питер спросил меня, что означает этот сон. Я попытался добиться, чтобы он сам рассказал мне, что он думает о значении этого сна, но он настаивал и хотел знать мое мнение. Предполагая, что сновидения — это процессы, пытающиеся произойти в сознании, я просил его не удивляться, если он вскоре забудет о конфликте с больничным окружением, отрешится от дилеммы "жизнь и смерть" и "загорится". Я посоветовал ему "слегка загореться". Тогда он сменил тему разговора.
Питер: Кто была та женщина на полу?
Арни: Не чувствуешь ли ты, что подобно ей ты в некотором смысле "свалился"?
Питер: Кажется, что она — это кто-то, кто просто потерял надежду и кого нужно вновь пробудить. Я был безнадежен и почти перестал жить.
Арни: Что значит — пробудить ее?
Питер: Одному Богу известно. Что ты думаешь?
Арни: Для меня здесь больше нет ни жизни, ни смерти, есть только процесс становления самим собой.
Питер (со смехом): Ты невообразим! Это могло бы стать настоящим пробуждением!
Мы помолчали еще несколько минут, а потом я услышал, как он мурлычет что-то вполголоса.
Арни: Как называется эта песня?
Питер: Просто французская песенка о свободе.
Арни: Разве это не великая вещь — освободиться, сжечь все, что нам не нужно? Когда сосредоточиваешься только на том, что действительно важно, это приносит свободу.
Питер: Да, как любовь.
На сновидения можно смотреть по-разному. Вместо того чтобы теоретизировать по их поводу, я предпочитаю приблизиться к тому, что происходит. Очень полезно понимать сновидения как описания процессов, которые мы лишь частично осознаем и которые пытаются произойти с сознанием, большим, чем наше. Другими словами, сновидения Питера предполагают, что часть его "выпала" из внешней ситуации. На самом деле он был близок к тому, чтобы войти в кому, выпасть из общепринятой реальности[1] и пробудиться к новой жизни.
Однако в то время я полагал, что спящая женщина являлась той его частью, которую нужно было пробудить, быть может, чувственной частью, которую он каким-то образом "обронил". И только теперь, когда я записываю эту историю, я понимаю, что спящая женщина символизировала то мощное переживание, которое должно было вот-вот случиться. Он готовился ко сну. Ему нужно было оставить все, чтобы войти в кому прежде, чем он сможет пробудиться.
Водопады
На следующий день я снова увидел Питера. В его палате и около нее наблюдалось большое скопление членов семьи и родственников. Несмотря на это собрание, лихорадку и прогрессирующую пневмонию, Питер взволнованно сказал мне, что всю ночь не сомкнул глаз. Он попросил всех родственников, за исключением Сэнди, покинуть палату и рассказал мне следующие сны.
"Я поднимаюсь вверх сквозь бурные водопады и спускаюсь к тихому и теплому пруду в глубине леса. Я поднимаюсь и спускаюсь по водопадам много раз".
Едва переведя дыхание, он поспешно заговорил о втором сне:
"Я готовлюсь к женитьбе. Приземляется вертолет, и из него выходит командир. Он плывет в море на маленькой шлюпке, которая вот-вот перевернется, и все же ему удается благополучно добраться до земли".
Я раздумывал про себя, почему он говорит так быстро и что означает эта спешка. Было ли это горение из предыдущего сна? Или всему причиной лихорадка? А может быть, волнение, которое он испытывал, оставляя старое сознание позади? Возможно, эта спешка была вызвана раздражением от нагрянувших посетителей.
Поскольку Питер сказал, что он видел водопады, я остановился на зрительном восприятии и посоветовал, чтобы он увидел себя входящим в водопад. Он закрыл глаза и несколько минут спустя сказал мне, что он чувствует водопад. После минутного раздумья он, без тени сомнения, заявил, что бурные воды — это его страх перед умиранием. Я посоветовал ему отдаться этим водам, войти в них и трястись. Я сказал ему: "Валяй, бойся!" Он начал трястись в кровати, попеременно входя то в паническое, то в расслабленное и сонливое состояние. Некоторое время спустя он вернулся и сказал, что теперь он спустился в тихие воды.
"Отдаться моему страху смерти, оседлать его — это все равно что попасть в водопад, — объяснял он. Это естественный путь к успокоению. Ух! Ох! Опять подступает страх". В его глазах застыл ужас, он оглядывал палату, как дикий зверь в опасности.
"Отдайся бурным водам, как будто это и есть естественный путь", — предложил я ему. Он вошел в свой страх, как он это делал в сновидении, потом снова оказался в тихих водах. Мы оба расслабились и успокоились.
Затем ему захотелось медитировать. Я откликнулся на его просьбу, и мы оба медитировали некоторое время. Затем он заснул — впервые за последние шестьдесят часов, как сообщила мне сиделка. Очевидно, что лихорадка, дрожь, бессонница были связаны со страхом умирания. Когда он проснулся несколько часов спустя, лихорадка прошла, и он чувствовал себя лучше. /
Погружение в панические чувства произвело на Питера успокаивающий эффект. Сновидение явным образом показывало ему, как оседлать поток событий. Подобно пилоту вертолета из его сна, выходящему в море и едва не тонущему, и так же, как в сновидении о плавании в водопаде, он обучался тому, как следовать потоку страха и паники и находить путь назад, к безопасности и сосредоточенности.
Покидая палату Питера, я ощущал настроение подавленности в группе родственников, ожидавших снаружи. Один из них яростно заявил, что Питеру следовало раньше уверовать в Бога. Другой ответил, что Питер всегда был отличным парнем. Каждый подходил к его предстоящей смерти наиболее привычным для себя образом. Некоторые из этих людей давно не виделись, и казалось, они пользуются возможностью разобраться со своими семейными делами. Это тоже должно было бы стать частью моей работы, но я был слишком измучен, чтобы помочь им, и оставил Эми и Сэнди разбираться в ситуации.
На следующий день у Питера затруднилось дыхание, и на нем была кислородная маска. Он был в сонливом состоянии. Сиделка сказала, что у него пульс 150. Он обильно потел и не имел возможности или желания общаться.
Я взял его за руку и тихонько запел. Он начал шевелить ногами, причем, казалось, слишком энергично для своего состояния. Я мягко приостановил движение одной ноги, чтобы усилить импульс, стоящий за этим движением. Я сказал, что в его ногах достаточно силы, чтобы он мог делать все, что захочет.
Внезапно он сел, агрессивно лягнулся и громко завопил.
Питер: Дерьмо!
Арни: Дерьмо что? (Крича.) Договори фразу до конца!
Питер: А то дерьмо, что я так болен. Сраная лейкемия!
Судьба приводила его в ярость. Лихорадка и частый пульс были проявлением этой ярости. Накричавшись, он задышал свободнее и стянул маску в манере, не допускающей возражений. Он измерил свой пульс и сказал: "Мне лучше". Я заметил, что он похож на скверного мальчишку, который только что сказал неприличное слово. "Тебе всегда следует быть хорошим и принимать все, что с тобой происходит", — пошутил я. Он озорно ухмыльнулся.
Как раз в этот момент вошел один из его родственников. Питер внезапно начал задыхаться, снова надел маску и повалился на койку. Я попросил родственника подождать снаружи, а Питера вежливо пожурил за то, что он симулирует сон в то время, когда ему следовало бы сразу же выпускать свои яростные чувства наружу.
Он возразил: "У тебя хорошие нервы! Ты свеженький!" Я поздравил его с тем, что он меня отшил, и ответил: "Это правда. У меня действительно крепкие нервы. Я говорю "дерьмо", когда мне это требуется". Мы вместе от души посмеялись. Мы восхищались храбростью друг друга, наслаждаясь испытываемым облегчением. Когда вошел очередной родственник, Питер попросил его выйти, посмеялся, а потом заснул.
Сэнди и Питер
На следующий день я сидел возле Питера, пока тот спал. Вошла Сэнди. Она села рядом и всхлипнула.
Арни: Почему ты плачешь?
Сэнди: Я теперь понимаю, как сильно я его на самом деле любила. Я чувствую, что не смогу жить одна, без него, после того, как это произойдет. Я бы хотела умереть сейчас, вместе с детьми. Я не хочу его терять.
В этот момент Питер проснулся. Он посмотрел на нее, потом в сторону. Я спросил, что он видел.
Питер: Я вижу, что тоже люблю ее. Поэтому я хочу выздороветь.
Он впервые сказал, что любит ее и хочет жить ради нее. Я был тронут до глубины души. Они стали нежно обнимать друг друга. Я смутился и встал, чтобы уйти. Они попросили меня остаться.
Позже, когда мы стояли с Сэнди снаружи, она призналась мне, что сожалеет о том, что Питер только сейчас учится любить и выражать свою любовь. Она чувствует, что все это слишком поздно. Когда она заговорила о своем страхе одной растить детей, она расплакалась. Я остался с ней еще на некоторое время, пытаясь ее успокоить.
Я сказал, что, если ей хотелось бы умереть, она должна сделать это сейчас в своих фантазиях. Умирание в воображении, фантазии — это путь к перерождению. Сэнди закрыла глаза, и я оставил ее с Эми.
Сэнди позвонила мне на следующий вечер и стала снова и снова спрашивать, умрет ли Питер. Она хотела знать, что я лично чувствую в отношении смерти. Я ушел от ответа, сказав, что единственное, в чем я могу быть уверен, это в том, что он изменится. Я повидал много людей на этой стадии умирания. Одни умирали, сказал я ей, но другим становилось лучше, они вставали с постели и возвращались на работу.
Именно потому, что я столь много раз видел, как люди умирают, жизнь и смерть приобрели для меня новый смысл. Это относительные понятия. Смерть пугает нас только до тех пор, пока мы отождествляемся с тем, кем мы были в этой жизни. Вот почему я рекомендую людям, которых беспокоят мысли о смерти, пройти через подробные смертельные фантазии. Фантазия, касающаяся умирания, часто выражает потребность отказаться от жизненной позиции или самоотождествления, которые себя изжили. Когда люди представляют себе, что они умирают, они часто закрывают глаза, на какое-то время воздерживаются от привычного самоотождествления и вступают в новую фазу жизни.
Я сказал Сэнди, что вижу нашу работу в том, чтобы как можно лучше следовать процессам, происходящим в ней и в Питере, и помогать им сознательно переживать все, что бы ни случалось. Я уверен, что природа сделает все остальное. Она спросила, почему в больнице я не чувствую себя подавленным. Я ответил, что мой опыт работы с людьми заставил меня поверить в природу, поскольку все, что бы ни происходило, судя по всему, всегда приносит людям больше того, о чем они просили. Смерть гарантирована. Нам приходится умирать снова и снова, по мере того как зарождается новое.
Сэнди прервала мои откровения. "Что же мне теперь делать?" — спросила она. "Сомневайтесь, продолжайте ставить все под вопрос и звоните нам", — ответил я.
4. КОМА И ПЕРЕРОЖДЕНИЕ
Последняя ночь жизни Питера была удивительна. Казалось, она была насыщена драматическими пиковыми переживаниями религиозного характера, которые людям иногда доводится испытывать в обычной жизни. И все же было отличие. Для Питера она стала вызывающим трепет пробуждением, прикосновением к тайнам жизни.
Наша последняя ночь с Питером началась около восьми вечера, когда Эми позвонила мне из больницы. Она пошла навестить Питера и обнаружила, что около дверей его палаты стоит новый доктор, который заявил ей, что Питер умирает и что вход в палату запрещен. Эми окликнула Сэнди, находившуюся внутри, и та ее впустила.
Коматозное состояние
Когда я приехал, на Питере была кислородная маска. Он был в коме, дышал тяжело и громко, и привлечь его внимание с помощью обычных методов общения было невозможно. Его руки были серовато-синего цвета, а его дыхание "дребезжало", потому что легкие из-за пневмонии были заполнены водой. Почки отказали, и его тело опухло. Он перестал мочиться несколько часов назад и неподвижно лежал на кровати. Периодически появлялись медсестры и проверяли технические детали. Сэнди, ее подруга Хелен и Эми сбились в кучку, заботясь друг о друге. Питер уже получил дозу морфия и по графику должен был получить еще одну дозу через несколько часов.
Я присел на кровать Питера и превратил свои скорбные чувства по отношению к нему в интенсивное сосредоточение на происходящем с ним процессе. Я смотрел на его тело, слушал его дыхание, касался его груди и искал самый сильный из сигналов. Дребезжание в легких и прерывистое дыхание, несомненно, и были этими главными сигналами, посылаемыми им во внешний мир.
Хотя я понимал, что прерывистое и шумное дыхание — это результат физических нарушений, я прислушивался к нерегулярным вдохам и выдохам как к единственно возможной форме его общения. Я положил свои руки на его, то слегка усиливая, то ослабляя свое прикосновение в ритме его дыхания, чтобы пережить и почувствовать, где он сейчас был. Сэнди вставила в кассетный плеер любимую музыку Питера, сказав, что он любит октет Мендельсона, потому что это бурная музыка, напоминающая ему о ней.
Я нежно заговорил с ним в ритме его дыхания. Чтобы понять его ответы, я подсчитывал скорость вдохов и выдохов, внимательно следил за движениями одной из его бровей, слушал звуки, исходящие из легких, и следил за изменением цвета его щек и губ. Говоря с ним, я держал свои губы вблизи его уха и следил за его реакциями. Я шептал, в ритме его дыхания, что-то вроде следующего.
"Привет, Питер. Это я, Арни. Я снова с тобой. Я хочу взять тебя за руку, скоро я положу свою руку на твою грудь. Мне хотелось бы, чтобы ты поверил, а раньше ты всегда верил, в то, что с тобой происходит. Что бы ни происходило, что бы это ни было, оно укажет нам путь. Оно будет нашим проводником. Итак, продолжай чувствовать, смотреть, слушать и двигаться вместе с чувствами, видениями, звуками и движениями, которые происходят внутри тебя. Да, только так. Это приведет нас туда, куда мы должны идти".
Пока я говорил, Питер лежал без движения, за исключением хрипов, неравномерного дыхания и слабого шевеления бровями, которое возникло в связи с моими репликами. Сэнди спала. Мы с Эми разговаривали и по очереди пытались установить контакт с Питером. Атмосфера комнаты наполнялась растущим благоговением, звуком хриплого дыхания и чувством почтения к неведомому.
Приближалось время для следующей инъекции морфия. Я разбудил Сэнди и посоветовал ей попросить отменить эту процедуру. Она попросила доктора больше не давать Питеру никаких болеутоляющих средств. Врач настаивал, уверяя, что введение морфия является актом милосердия. Он сказал, что недавно уже пережил такую же ситуацию: его близкий родственник получал болеутоляющее в недостаточной мере и оттого умер мучительной смертью.
Я вмешался и сказал, что не сомневаюсь в его гуманности по отношению к родственнику, но Питера боль не мучает. Я пытался объяснить, хотя и напрасно, что знаю, что Питер не испытывает боли, поскольку я "общался" с ним посредством минимальных, невербальных реакций на мои вопросы1. Я ничего не добился. Я устал, едва стоял на ногах и не мог донести до них свою мысль. Подобно любому человеку, облеченному большой ответственностью, доктор и медицинский персонал, казалось, просто отказывались рассматривать возможность совершенно нового образа мышления посреди ночи. Они оставались тверды в своем решении провести инъекцию морфия.
Именно тогда я подумал, что напишу книгу о нехимических способах работы с болью. Я решил довести до сведения всех, что существуют такие методы работы с болью, которые не омрачают сознания. Если эти методы не работают, тогда болеутоляющее может стать наилучшим выходом. Однако осознавание — это первая из возможностей, которые следует использовать, потому что в этом случае индивид сам может определить, что должно происходить.
С той самой ночи я стал с большим сочувствием относиться к тем, кто оказывает медицинскую помощь умирающим. Медики-профессионалы обучены в возможно большей степени обходить стороной боль и смерть. У большинства из них не было достаточной возможности изучить различные измерения боли, связанные с ней процессы и глубокую значимость смерти даже на теоретическом уровне.
Сэнди настаивала на том, чтобы доктор не назначал морфий. Он согласился отложить инъекцию на полчаса. Конфликт с доктором сделал атмосферу напряженной и затруднительной для работы.
Я шепотом сообщил Питеру о своем конфликте с доктором. Не обнаружив и намека на обратную связь, я предположил, что в данный момент мои проблемы его не касались. Однако, когда доктор в очередной раз вошел в палату, сам Питер убедил его в том, что он не испытывает боли. А произошло следующее.
Около половины четвертого утра я, чертовски устав, решил пойти домой и соснуть пару часов. Эми не соглашалась. Она сказала, что не может объяснить почему, но чувствует, что нам следует остаться. Я решил спросить Питера, как поступить. Все еще говоря в ритме его дыхания, я спокойно и медленно сказал ему, что, если он хочет, чтобы мы остались, пусть подаст нам более сильные сигналы. Я предупредил, что слабые шевеления бровями и изменение цвета кожи не убедят меня остаться. Без более мощного сигнала мне придется пойти домой и лечь спать. Мы увидимся с ним завтра.
Воскресение
Мы все испытали состояние шока. Питер внезапно резко сел в кровати! Без чьей-либо помощи он оставил коматозную позу, сглотнул слюну, повернул голову ко мне, моргнул и затем повернулся всем торсом в мою сторону. На мгновение он сфокусировал взгляд на мне, наклонился ко мне и потом снова мягко опустился на постель.
Я был в шоке, я смог только пролепетать "Эй, привет", потом меня начало трясти. Эми и Сэнди от испуга чуть не попадали со стульев. Обретя наконец хладнокровие, я выпалил: "Хорошо, хорошо, я обещаю. Я не ухожу. Я останусь до рассвета. Я уже не устал!"
Когда пришли медсестры, мы им все рассказали. Одна из них несколько часов простояла около нас, наблюдая за тем, что происходило. Прошли доктора, заглянули в палату и ушли. Питер сглотнул еще раз. Он был намерен жить и общаться. Он прогнал прочь нашу усталость. Сев в кровати, он "сказал" нам, что хочет, чтобы мы остались. Очевидно, у него еще были другие дела.
Вскоре Питер начал выходить из комы. Он стал шевелить губами, и теперь уже окончательно проснувшаяся Сэнди вытерла их влажной салфеткой. Он взглянул на нее. Мы воспроизводили разные звуки, чтобы усилить шумы в его легких, и теперь Питер начал издавать новые звуки "в ответ" на наши, он отвечал на наши шумы подобными им, и, к нашему удивлению, его звуки оказались чем-то вроде песни-игры. Он двигал руками в ритме нашей музыкальной какофонии, и затем, помимо прочего, он стал нашим дирижером! Он притворялся, что дирижирует оркестром!
Питер, Сэнди, Эми и я продолжали вздыхать, стонать и петь. Было, наверное, где-то около пяти часов утра. Наша вечеринка стала такой громкой, что мы заволновались, не мешаем ли мы другим пациентам. К счастью, нас самих больше никто не беспокоил. Мы все были рады возможности общаться друг с другом в такой новой и неожиданной форме.
Очень трудно передать читателю ощущение течения времени, которое мы все испытывали. События, происходившие той ночью с Питером, Сэнди и всеми нами, были окутаны покровом тайны, так что часы спрессовывались в минуты. Когда забрезжил день, мы оказались в гуще экстатического празднования жизни. Наше пение преобразовало напряженную и холодную атмосферу смерти в фестиваль, в нечто вроде праздника возвращения домой.
Питер теперь мог двигать руками, и он нежно обнимал Сэнди. Они оба плакали и без конца говорили о своей любви друг к другу. Это был такой сильный и волнующий порыв, что остальные тоже расплакались. Я спросил, не уйти ли нам, но и Сэнди, и Питер упросили нас остаться.
Видение
Теперь Питер блуждал между бодрствованием и сонным состоянием. Настал момент, когда в нем что-то забулькало, и он бессвязно изложил мне следующее сновидение.
Питер: Девять. Это число. Девять.
Арни: Девять. Потрясающе. 9,99,999.
Питер (взволнованно): Арни, я нашел это. Это. Я... нашел... эту... вещь... я... всегда... искал... ключ... к... жизни... ключ...
Арни: Здорово. Я все думал, чем ты там занимаешься в постели. Не стесняйся, рассказывай про этот ключ. Он нам всем нужен.
Питер: Ключ — это... Нет... Старый план, вот, новый план, ключ — это... новый план трамваев, трамвайные линии в Цюрихе.
Арни: Я люблю трамвайные планы. Они важны. Знать бы мне больше о них.
Питер: Эми и Хелен, две женщины на новом плане... Ух ты! Да. Ух! Они — трамвайные остановки.
Мы все окружили его кровать, взволнованно реагировали, с энтузиазмом следуя за его идеей.
Питер: Также ключ — это в-о-з-и. Номер 9.
Арни: Девять. Великолепно. 9, 99.
Питер: Арни, я нашел это. Это. Я... нашел... эту... вещь... я... всегда... искал... ключ... к... жизни... ключ...
Арни: Потрясающе, парень! У тебя есть ключ. Питер: ДА! Теперь я нашел его. В-о-з-и.
Мы повторяли это слово вместе с ним, помогая ему продолжать. Арни: Великое слово. Великий трамвайный план.
Питер: В плане есть все. Все.
Арни: Что в этом плане? Что он означает?
Питер: Гммм, гмм... Что он означает?
Он перестал петь и повторил за мной вопрос. Я понял, что когнитивные вопросы — путь неверный.
Арни: Как глупо с моей стороны. Давай споем "вози".
Питер: "Вози" было здесь еще до того, как ты начал работать со мной.
Теперь мы стояли вокруг кровати Питера, охваченные возбуждением и любопытством.
В этот момент Питер заснул, а мы с Эми сделали перерыв. Спустившись в кафетерий позавтракать, мы начали яростно теоретизировать. Что могло означать это "вози"? Wo — по-немецки "где", а "зи" звучит как sie, что значит "она". Может быть, он говорил: "где она?", говорил что-то о женщине, о своих чувствах? Или, может, он говорил: "что она хочет", потому что "вози" напоминало фразу wott sie ("она хочет") на швейцарском диалекте немецкого языка.
Эми вспомнила слова Питера о том, что "вози" было изначальным паттерном, он был там до того, как мы пришли. Кроме того, "вози" предварялось номером 9 и каким-то образом связано с новым планом трамвайных линий Цюриха. Почему все это передавалось нам в форме любовной и праздничной песни?
Хотя мы не могли понять содержание, процесс был ясен: быть ребенком, играть и петь. Мы учитывали и то, что число 9 встречается в мифах, связанных с загадочными вещами из других миров; знали из сновидений Питера, что его женственная чувственность всплыла на поверхность. Возможно, ключом к жизни для Питера служил сам акт магического бытия (чем объясняется появление девятки) и процесс соединения людей (новая трамвайная система Цюриха) через чувство (трамвайными остановками были Хелен и Эми). Похоже, что его открытие представляло собой переживание вечности, выражения самого себя открыто, экстатично и радостно, как это делает наивный ребенок, не знающий взрослых запретов.
Мне пришло на ум воспоминание из раннего детства, которое он рассказал мне, когда я спросил, не может ли он припомнить какой-либо из своих детских снов. Его самое раннее воспоминание было таким:
"Воскресным утром я лежал в кровати в комнате моих родителей. Вбежали две мои сестренки и прыгнули ко мне в постель. Какая восхитительная атмосфера!"
Первые детские воспоминания или сновидения — это образец наших индивидуальных мифов. Прожить детский миф в реальности — это, должно быть, и есть новый план. Подруга Сэнди и Эми в его трамвайном видении служат преходящими образами его памяти о детстве.
Я знал из своего предыдущего опыта работы с умирающими, что нередко те, кого считали клинически мертвыми, испытывали великие видения2. Во время сна и комы эти видения раскрывали им тайны, о которых они, как правило, позднее забывали. Почему мы забываем магические ключи?
Переживание смерти кладет конец нашему обычному мышлению. Умирая, мы приобретаем непостижимый ракурс видения — мы видим себя как бы сверху, лежащими внизу мертвыми. Это как если бы мы могли наконец сказать себе: " Вот лежу я, хорошая женщина или мужчина, который сделал то-то и то-то%Вот лежу я, мертвый или умирающий. А почему бы и нет? Я сейчас здесь, в гуще этого нового и поразительного опыта, открываю то, что мне всегда нужно было знать о бытии".
Многие испытывали эти поразительные переживания, в которых им раскрывались тайны. Это не было новой программой жизни, которую можно запомнить и которой нужно следовать. Это было неописуемое и в некоторых случаях безусловное, но радостное чувство всеобщей взаимосвязи и гармонии, которое можно только пережить. Действительно, одна из тайн жизни состоит в том, чтобы переживать ее во всей полноте.
Наши теоретизирования и размышления внезапно резко оборвались. Мы посмотрели на часы. Казалось, что мы проболтали всего несколько минут, однако мы беседовали и делали записи почти целый час. Мне думается, что мы тоже пребывали в измененном состоянии!
5. ДУХ В БУТЫЛКЕ
Раз Питер хотел играть, мы побежали в магазин подарков (он открывался в 6.30 утра) и купили ему две игрушки — металлический грузовик и маленькую плюшевую мышку.
Придя с игрушками в его палату, мы застали его полусонным, он кашлял. Мы не могли решить: то ли работать с ним и пробуждать его дальше, то ли дать ему подремать. Поскольку кашель не давал ему заснуть, мы стали работать с его дыханием, кашляя вместе с ним. В момент кашля на его лице появлялись слабые гримасы, и мы пытались помочь ему завершить их, строя рожи, которые, как мы представляли себе, скрываются за его сигналами или симптомами. Поначалу мы кашляли точно так же, как он, а потом стали добавлять немного дополнительных звуков к его сообщению. Мы усиливали свои гримасы, пока он не стал строить гримасы в ответ. Он уловил наши попытки общаться с ним и присоединился к нашим Духовым экспериментам. По мере того как шумы и гри-масничанЦе усиливались, кашель вскоре прекратился и перешел в песню. Питер начал говорить, сказав, что здорово быть способным разговаривать. Мы предложили ему наши подарки, но пришлось подождать, прежде чем с ним стало возможно разговаривать.
Бутылка
Питер (улыбаясь): Эй, послушай, послушай. Проблема в том, что эта бутылка слишком мала для внутренней жизни! Ну просто очень мала. В два раза и еще на тридцать сантиметров меньше, чем нужно.
Я заметил, что его тело сильно отекло. Его почки отказали, и жидкость накапливалась, не имея выхода. Я представил себе, каково ему.
Арни: Ты прав! Почему я не подумал об этом раньше? Для внутреннего духа в такой маленькой бутылочке наступают суровые времена! Ну, я не знаю, что значит "в два раза и еще на тридцать сантиметров", но я могу сказать тебе, Питер, что проблема не в размере бутылки. Отнюдь!
Питер: Нет?
Арни: Нет, я знаю, как поправить дело. Мы просто можем попробовать открыть пробку и позволить духу немного выйти.
К моему удивлению, Питер подхватил мое предложение и с энтузиазмом ответил.
Питер: Да, давай сделаем это!
Арни: Мне хотелось бы познакомиться с этим духом. Давай вытащим пробку.
Питер: А где пробка?
Арни: Гммммм, где она? Где? Где она может быть?
Питер задумался на мгновение, потом показал на свое горло.
Питер: В глотке, конечно. Да, конечно. Мы можем открыть бутылку, конечно, Да. (Кричит.) А что потом?
Арни: А то, что ты сейчас делаешь. Конечно, вопи и кричи. Питер: Да, точно. Совершенно верно. Ух ты!
Затем он начал кричать, просто ради того, чтобы кричать. Мы долгое время вскрикивали и вопили вместе, выходя за рамки больничных правил и получая огромное удовольствие. Спустя пять минут Питер снова мог мочиться. Потом он попросил несколько свежих апельсинов и темного пива.
Холистическое мышление
Почки Питера опять начали функционировать, и он почувствовал себя лучше. Переизбыток жидкости в теле из-за отказа почек вызвал у его внутреннего духа чувство, будто он заключен в бутылку.
Теория процесса говорит нам, что дух в бутылке — это организующая история физической жизни1. И в физиологическом смысле почки, если они не функционируют, играют роль "пробки" для телесной жидкости. Глотка напоминает нам горлышко бутылки, и когда она сжимается, то становится пробкой для дыхания.
Опыт выталкивания пробки с помощью воплей и вскриков впечатляюще связан с процессом восстановления работы почек. Усиление соматических сообщений и сопоставление этих сообщений со сновидениями показывают, что сны и видения копируют проприоцепторные реакции, организующие поведение тела. Если визуальные и чувственные переживания изменяются, тело также меняется. Таким образом, когда переживание закупоренного тела или видение заточения в бутылку были трансформированы посредством раскупоривания бутылки, тело изменилось. Видения, сновидения и мифы используют наши физические тела в качестве театральной сцены, на которой отдельные органы выступают как актеры (см. приложение).
Совершенно очевидно, что именно дух в бутылке производил дребезжащие шумы посредством бронхиальной пневмонии и надувал тело, используя отказ почек. Дух желал свободы. Чувство свободы, которое Питер пережил с помощью крика, ослабило пробку, и его почки опять заработали. При этом ослабли путы не только на физическом теле — этот прежде спокойный, скрытный и сдержанный человек вопил, вскрикивал и взрывался хохотом.
Выздоровление
К десяти часам того утра Питер больше не просил кислородную маску, и симптомы пневмонии исчезли. Его легкие не производили шумов, и его кровяное давление и температура вернулись к норме. Доктор, который настаивал на инъекциях морфия прошлой ночью, явился с регулярным визитом.
Питер: Доктор, рад вас видеть. С медицинской точки зрения я бы сказал, что я снова совершенно здоров. Вы не согласны? Я чувствую себя фантастически. Я больше не испытываю никакой боли и могу свободно дышать.
Доктор взглянул на Питера и подозрительно оглядел всех нас.
Доктор: Да, но то, что произошло здесь, не может быть объяснено медицинской наукой. Кто снял с него кислородную маску?
Сэнди: Мой муж сделал это сам.
Доктор (глядя на меня): Однако не забывайте, что именно я отвечаю за его медицинское лечение!
Сделав это заявление, доктор повернулся и вышел.
Каспар-герой
Эми и я продолжали играть с Питером. Мы пытались порисовать с ним, но его это, казалось, не заинтересовало. Мы попробовали занять его купленными для него игрушками: показали ему грузовик, но, увидев его, он отвернулся. Тогда мы представили его маленькой плюшевой мышке. Он перекатился в кровати, схватил ее и обнял. На некоторое время я забрал у него мышку и сказал: "Питер, эта мышка волшебная. У нее есть особое качество: она может исполнить все, о чем ни попросит ее владелец".
Питер забрал у меня мышку, поиграл с ней и вернул ее мне.
Арни: Слушай внимательно, маленькая мышка, я хочу, чтобы ты сделала все, чего бы ни пожелал Питер. А теперь слушай, да вай посмотрим. Твое имя, должно быть, должно быть... тебя будут звать...
Питер: Каспар!
Арни: Каспар? Каспар! Ты — союзник Питера.
Все с энтузиазмом зааплодировали. Вошла медсестра, чтобы померить температуру Питеру, однако Каспар-мышь, в руках Питера, вступился за него.
Питер (за Каспара): Я делаю работу Питера за него. Я хочу поприветствовать вас, дорогая сестричка, и нежно поцеловать вас за ушком. Не стесняйтесь. Подойдите чуть ближе и возьмите меня в руки. Любви бояться нечего.
Медсестра покраснела, не зная, как вести себя в этой неожиданной и необычной ситуации. Питер деликатно объяснил ей, что не нужно стесняться, поскольку мышка никогда никого не обидит.
Это была прелюдия к серии интенсивных любовных сцен со всеми, с кем Питер встречался. Мышка, почувствовав себя смелее после первого приключения в этом мире, оценила ситуацию и теперь уже бесстрашно выступала вперед, встречая растущее число посетителей, входящих в палату и выходящих из нее. Плюшевое серое создание вышло в свет, чтобы встречать родственников, медсестер и докторов.
Был момент, когда Эми поцеловала Каспара, и Питер сказал: "Эй, а как насчет меня?" Эми робко поцеловала Питера, и Каспара наконец отложили в сторону. Теперь Питер начал обнимать всех сам. Он с нежностью встречал людей, входящих в его палату, заключал их в свои объятия и с любовью всматривался в глубину их глаз. Его палата стала местом исцеления для убогих и усталых. Питер был сострадательным, мудрым и невинным, как Божественное Дитя.
Он повернулся к Сэнди, они обнялись. Сэнди нежно произнесла: "Это самый прекрасный момент в моей жизни". Питер ответил: "Это то, чем призвана быть жизнь". Одной рукой он обнимал Хелен, подругу Сэнди, а другой — Сэнди. Его нежность научила нас, как любить каждого человека особо, не отбирая ничего ни у кого другого и не создавая предпосылок для ревности. Он любил отдельного человека и весь мир одними и теми же руками.
Была первая половина дня. Мы с Эми находились там уже 16 часов. Я подумывал о том, чтобы вернуться к своей повседневной практике. Я уже отменил все запланированные на это утро визиты моих клиентов. Питер заметил мое утомление и догадался, о чем я думаю.
Питер: Арни, ты хочешь вернуться к своей практике, но ты еще не можешь уйти.
Арни: Но, Питер, мне действительно нужно идти, мне нужно встретиться с другими пациентами.
Питер (раздумывая и что-то решая): Иди. Возвращайся к своей практике.
Он пристально смотрел мне в глаза в течение, казалось бы, небольшой вечности. Он потянулся ко мне, и мы обнялись.
Питер: Столько всего произошло между нами — не описать словами. Но мы все же должны сформулировать это и словами тоже... Я глубоко люблю тебя, и я так признателен тебе. Я буду продолжать работать над собой с тобой и с доктором. Мы скоро опять соберемся все вместе. И... пожалуйста, позаботься о Сэнди.
Мы обнялись, и я расплакался. С трудом пробормотав "до свидания", я осознавал, что это, быть может, последний раз, когда я вижу его в таком состоянии. Потом мы с Эми ушли. Я размышлял: как он будет продолжать работу над собой и как он представляет себе мою заботу о Сэнди?
Позже Сэнди рассказала мне, что остаток дня он провел, распевая песни, играя и любя. Снова и снова он повторял Сэнди и другим, что это самый замечательный день в его жизни. Сэнди призналась мне, что так близки они не были никогда.
В тот день болезнь больше не огорчала его. Он снова чувствовал себя хорошо. В полночь он заявил, что устал, попросил у медсестры полтаблетки снотворного и заснул. Через некоторое время он ненадолго проснулся, а потом заснул в последний раз.
Завершающие ритуалы
На следующий день мы с Эми узнали о смерти Питера. В память о нем мы устроили собственную небольшую церемонию: посетили его в наших фантазиях и представили себе, что он здесь, с нами, в нашей гостиной. У нас обоих были видения, в которых он возвращался в жизнь в качестве исключительно чуткого доктора. Нам не дано было знать, принадлежат ли эти фантазии нам или Питеру, и все же мы определенно почувствовали себя лучше после этого индивидуального ритуала.
Следующим вечером мы с Эми посетили Сэнди и ее близких друзей в ее доме. Сэнди была одновременно подавлена потерей Питера и воодушевлена тем, что они пережили вместе. Я обрадовался, обнаружив Каспара — мышку — наслаждающимся жизнью в руках старшего мальчика.
На похоронах Питера священник корил его за отсутствие интереса к организованной религии. Он сказал, что Бог явился Питеру в форме его страсти к жизни и любви. Я думаю, он был прав. Если бы сновидения Питера и его последние переживания были включены в похоронную церемонию, оратор сказал бы, что тайна жизни состоит в том, чтобы жить в полную меру и всем сердцем. Я чувствовал, что Сэнди, Хелен, Эми и я стали свидетелями великой тайны. Я размышлял над тем, сможем ли мы, а если сможем, то как, разделить эти невероятные события с другими, теми, кого не было тогда с нами. Я думал о своей собственной смерти и смерти тех, кого я люблю.
Огромная группа людей скорбно стояла вокруг могилы. Младшая дочь Питера бросила в могилу пустой спичечный коробок, на котором она нарисовала корабль. Знала ли она об архетипическом путешествии, которое мертвые совершают в другой мир? Старший мальчик бросил туда игрушечные часы, чтобы его отец мог следить за временем в этом мире. Другой мальчик положил в могилу щит воина. Возможно, он понадобится Питеру, чтобы противостоять неведомому.
Питер оставил после себя экстатический опыт и кучу семейной работы, которую нужно было сделать. Сегодня Сэнди продолжает следовать своему интересу к психологии и помогает другим завершать трудные переходные процессы. За это время она пережила широкий спектр настроений, скорбя о потере Питера, возобновляя свои прежние занятия, продолжая свой собственный процесс научения и любви и строя дальше на том фундаменте, который они заложили вместе с Питером. О ее переживаниях можно было бы рассказать гораздо больше, но это уже собственная история Сэнди.
6. ЧТО ЕСТЬ СМЕРТЬ?
Прежде чем обсуждать философские и технические аспекты работы с умирающими, я должен сделать паузу и спросить: "Был ли опыт Питера необычным? Что есть смерть?"
Тридцатилетний мужчина, умирающий от СПИДа, подсказал мне ответ. Выйдя из комы, он сказал мне: "Расскажите людям, что процессы имеют начало, середину, конец и потом еще одно начало. Пусть все знают об этом. А в самом конце все мы получаем именинный пирог".
Этот человек находился в болезненном сноподобном состоянии. Он всегда был застенчивым и интровертным, однако, выйдя из этого состояния, он стал читать мне лекции о смерти. Он говорил: "Каждый из нас беременей смертью. Каждому она нужна. На пороге смерти у всех равные шансы и у всех есть шанс стать самим собой в полной мере".
Личные мифы
Что это значит — стать самим собой в полной мере? Если мыслить эмпирически, обретение целостной самости должно означать проживание наших личных мифов. Раннее детское воспоминание Питера о двух его сестренках, играющих с ним в постели воскресным утром, было мифологическим паттерном. В конце жизни он сидел на кровати с Хелен и Сэйди. Возможно, что его детское сновидение было паттерном его смерти.
Человек, умирающий от рассеянного склероза, болезни, для которой характерна прогрессирующая потеря контроля над мышечной системой, вспомнил свой детский сон о солнечной комнате. Когда мы работали вместе, он перестал бороться со своими симптомами достаточно надолго, чтобы почувствовать их. Когда мы в конце смогли составить из этих чувств картину, у него было видение теплого, расслабленного и улыбающегося Будды. Тогда он сразу же вспомнил солнечную комнату, которая снилась ему в детстве.
Этот мужчина был выраженным экстравертом, физически активным человеком, который любил заниматься спортом на свежем воздухе. Теперь, на последних стадиях болезни, он находился в центре медитативного, очень спокойного процесса. Фактически его ободряло то, что происходит. Прекрасный детский сон повторялся. Он работал над собой в состоянии глубокой релаксации, и его эмоциональная и физическая ситуация улучшалась.
Здесь стоит сделать следующее заключение: то, что мы называем "терминальными стадиями болезни", и сама смерть— это пытающиеся реализоваться личные мифы.
Смерть как часть жизни
Смерть — это индивидуальное переживание, уникальное для каждого. Каждый раз, когда вы думаете, что умрете, будь то фантазия, желание или страх, вызванный болезнью, — вы пытаетесь практиковаться в умирании.
Умирание может быть положительным переживанием. Требуется только представить его себе. То, каковы вы есть, нуждается в умирании. Наши самоотождествления время от времени хотят и должны умирать. Если ваша самотождественность становится слишком негибкой, если вы перестали расти -или если хочет произойти что-то новое, значит, ваша старая самость умирает. Поэтому, на любой стадии жизни, смерть — это быстрое изменение, рост и трансформация самотождественности.
Чтобы познать смерть, мы должны умирать. По моему мнению, нам следует практиковаться в этом в форме медитации, особенно если мы боимся смерти. Не ждите, пока вы умрете, а делайте это сейчас. Ложитесь и умирайте. Обратите внимание на то, что останавливается, когда вы умираете. Заметьте, что хочет начаться.
О встрече со смертью
Многие терапевты призывают своих умирающих пациентов осознавать реальность смерти, даже когда больной, судя по всему, почти не проявляет инициативы на этот счет. Современные терапевты разрабатывают программы встречи со смертью, отчасти потому, что мы столь долгое время отрицали ее существование.
Открытый разум, или разум "новичка", следует за событиями по мере того, как они происходят, и ничего не рекомендует. Питер, как и многие другие люди, никогда открыто не "признавал" смерть. За несколько дней до того, как он умер, он занимался тем, что боролся со смертью. Помните, как он кричал: "Сраная лейкемия!" Лишь за несколько часов до смерти он чувствовал себя хорошо и верил, что выздоравливает. Подобно многим другим, он не признавал смерть, потому что в определенном смысле он не умирал на самом деле. То, что мы называем смертью, для него было частью жизни. Для него смерть означала — жить и интересоваться жизнью и любовью.
Будучи на самом пороге смерти, большинство людей полностью о ней забывают. Говорят, что русский писатель Чехов выпил глоток шампанского на своем последнем вздохе. Будучи при смерти, Юнг попросил лучшую бутылку вина из своих погребов. Вблизи смерти существование продолжается, и смерть порой кажется не относящейся к делу. Люди просто продолжают жить. Не потому ли это, что жизнь полнее всего, когда дух свободен?
Таким образом, возможно, что люди избегают реальности своей смерти не только потому, что не хотят умирать, но и по той причине, что некоторая их часть только еще начинает жить и не собирается умирать. Некоторая часть их самотождественности не связана с пространством и временем. За несколько часов до смерти Питер сказал, что намерен продолжать работу со мной — и в то же время он просил меня позаботиться о Сэнди. Питер переживал одну часть себя как умирающую, а другую часть — как продолжающую жить.
Термин смерть подразумевает новый процесс. Это значит, что мы должны начать делать все возможное, чтобы привести в порядок нашу существующую ситуацию, и двигаться вслед за новым процессом, который пытается произойти.
Сны о смерти?
Мы должны с осторожностью интерпретировать сновидения, как бы указывающие на смерть. Поскольку я не уверен в том, что означает смерть, я не нахожу ее в сновидениях. Человеку, умирающему от рака, за месяц до смерти снилось, что
"...пять тибетских точек в области моих легких будут жить вечно, хотя остальное мое тело умрет".
В Тибете смерть — это всего лишь одно состояние в продолжающемся процессе жизни, смерти и снова жизни, от одного тела к другому. Сновидение этого человека показывает, что часть его, расположенная в области дыхания (подобно духу в бутылке у Питера), живет вечно, а другая его часть (сама бутылка) просто забыта.
Семидесятилетнему человеку снилось:
"Я присутствую на собственных похоронах. Я пытаюсь заговорить со своими друзьями, но они прикованы к моему трупу в гробу".
Мы могли бы подумать, что этот сон подразумевает продолжение жизни после смерти. Это вполне может быть. Однако, как следует из моего опыта, такое сновидение даже не указывает на то, что человек скоро умрет. Тот семидесятилетний старик прожил еще двенадцать лет после этого сновидения! Его сновидение говорило о том, что он был огорчен смертью своей нормальной личности, своей карьеры и связанной с этим потерей друзей. Каждый раз, когда что-то в нас значительно изменяется, мы умираем, и наши друзья также меняются.
Смерть — это концепция, которая требуется нам, когда мы готовы завершить что-то или направить усилия на другое. Когда мы завершили это или перестали на этом сосредоточиваться, умирает человек физически или нет, становится не важно.
Почему смерть так одинока?
Вблизи смерти люди осознают важность человеческого тепла. В вышеприведенном сновидении люди не могут общаться с человеком в его измененном состоянии. Упоминание о "моем трупе в гробу" — это описание измененного состояния, тождественности, чуждой нормально функционирующему миру. Сам этот человек был в ладу с самим собой, только когда он работал или общался с другими. Он никогда не просил других пообщаться с ним, когда он был болен, спал или был пьян. Поэтому в необычных измененных состояниях он чувствовал, что одинок.
Большинство из нас подавляет состояния, не соответствующие нашим принятым представлениям о себе. Так что мы никогда и никого не допускаем к нашим самым теневым точкам, нашим трансо-подобным или кома-подобным состояниям. В этом кроется одна из причин того, что даже самые активные люди часто чувствуют себя одинокими. Какая-то их часть не известна им самим и потому не участвует в их контактах с другими людьми.
Нам нужно учиться тому, как разделять наши измененные состояния с теми, кого мы любим. Если мы этого не делаем, то когда мы в конце входим в эти состояния, мы оказываемся в одиночестве. Тогда конец нашей жизни — это просто крайне преувеличенная форма того одиночества, которое мы чувствовали всегда. У нас нет никакого контакта с другими в наших измененных состояниях.
Страх и подготовка
Наш страх, что умирание будет катастрофой и кошмаром, вызван главным образом нашими чувствами и персонажами из сновидений, с которыми мы не имели дела. С чудовищами, а их мы боимся больше всего, можно встретиться задолго до конца жизни, работая со сновидениями и телесными симптомами. Мы должны узнать и прожить все части нас самих, как ангелов, так и дьяволов, прожить сейчас, а не ждать конца, чтобы обнаружить нашу чудесную двойственную природу.
Однако интенсивную работу над собой нельзя превращать в догматическую программу. Самопознание — не единственный путь предотвращения трудных переживаний, болезненной смерти или страданий. Подготовка к смерти может происходить непреднамеренно в последние моменты жизни, как это получилось у Питера. Даже если мы, подобно Питеру, не работаем над собой и не интересуемся психологией, когда возникает необходимость, при условии надлежащей поддержки и поощрения, мы можем внезапно уловить собственные процессы и следовать за ними. Мне кажется, что у большинства из нас существует врожденная способность к этому.
Смерть как духовный пункт
В Индии человек, вступающий в период жизни, связанный с самоотречением, проходит через ритуал смерти и погребения, который отрешает его от семьи. Для своей семьи он символически умирает. Многие реальные смерти могут быть связаны с отречением от личных взаимоотношений. Смерть может стать ритуальным расставанием с нашими ближайшими друзьями, способом высвобождения себя из оболочки условностей и убеждений, которую мы вокруг себя создали.
Поэтому смерть — полезное понятие для нашей нормальной жизни, для нашего самоотождествления с данной физической формой и специфическим культурным определением того, что значит быть человеком. Смерть — это картезианская, ньютонианская и, в некотором смысле, механистическая идея, которая выражает не только уничтожение реального тела, но и отречение от наших старых самостей.
Оплакивание
Смерть часто оказывается более тягостной для живых, чем для умирающих. Наши чувства к умирающим сильны и сложны, они все время радикально меняются. Некоторые люди отказываются горевать. Другие должны не горевать, но испытывать потребность вернуться к собственным задачам в жизни. Третьи скорбят, казалось бы, целую вечность, страдая от потери контакта с любимым человеком.
Большая часть скорби и горести может быть вызвана незавершенностью переживания взаимоотношений с усопшими. Большую часть времени мы пребываем в установившихся специфических взаимоотношениях с ними и не можем добраться до глубинных, вечных аспектов наших связей. Таким образом наши старые взаимоотношения связывают нас. Мы не можем смириться со смертью близкого человека, но остаемся в печали или гневе, потому что не смогли найти то бесценное нечто, что мы стремились пережить вместе с ним.
Мы можем скорбеть и от осознания того, что нам тоже предстоит умереть. Нам напоминают, что мы сами смертны и также умрем.
Мы оплакиваем других, потому что понимаем, что сами живем не так, как нам нужно бы было жить. Мы навсегда отказываемся от своей собственной жизни.
Скорбя о друге или любимом, находящемся в коме, мы, может быть, оплакиваем свою неспособность установить контакт с человеком в таком состоянии. Этому можно научиться. Мы воображаем, что в состоянии комы умирающий человек проходит через боль и смятение, однако в действительности мы совершенно не представляем, что там происходит. Значит, нам нужно научиться общаться с людьми в измененных состояниях. Этому измерению во взаимоотношениях нет никакой замены.
Часто скорбь облегчается общением с умершим, как если бы он был внутренней частью нас самих. Вера в то, что они ушли и недостижимы, держит эту часть нас самих на расстоянии, от чего мы внутри себя остаемся раздробленными.
Те, кого оставили, чувствуют себя ужасно, потому что они больше не могут видеть тех, других, здесь и сейчас. Это заставляет нас узнавать как можно больше о нашей собственной смерти, о том, что нужно, чтобы умирать, и что нужно, чтобы жить. В равной мере это облегчает участь наших умирающих близких. Способность ассоциироваться с нашими проекциями на мертвых и умирающих, с нашей бессмертной самостью и с вечностью может частично облегчить нашу скорбь. Моя скорбь по Питеру, ослабла, когда я обнаружил, что он — часть меня, дух внутри меня, настаивающий на бодрствовании и любви.
Часть II
ТЕОРИЯ И ОБУЧЕНИЕ
7. ИЗМЕНЕННЫЕ СОСТОЯНИЯ И КОМА
Одна из основных идей этой книги заключается в том, что есть сильные, драматические и значимые события, которые проявляются в коматозных состояниях. Одна из причин, объясняющих невероятную мощь коматозных событий, безусловно, заключена во врожденной тяге к самопознанию, присущей таким людям, как Питер и Джон. Мне кажется, что всем нам свойственна эта тяга.
Однако стиль работы конкретного терапевта может как поощрять, так и тормозить раскрытие таких трансовых процессов. Наши убеждения, прошлый опыт и образование во многом определяют то, насколько глубоко и основательно мы можем помочь людям на грани смерти погрузиться в ее пучину и вернуться назад с новой жизнью.
Таким образом, вторая часть этой книги посвящена обучению тому, как работать с людьми в измененных состояниях и комах и как понять те необычные переживания, которые они встречают на пути.
Сопутствующие парадигмы
Идея, которой я руководствовался в моей работе, представляет собой смесь научного реализма, феноменологического уважения к индивидуальным переживаниям и гипотезы о том, что все происходящее содержит в себе семена нашей целостности1. Это убеждение превращает меня в современного алхимика. Если древние алхимики работали над превращением материи в золото, то материя, с которой работаю я, — это ощущения клиента. Я склонен меньше сосредоточиваться на содержании разговора и уделять больше внимания эмоциональному и интеллектуальному духу или энергии человека.
Как и все алхимики, я верю в природу и духовность человека. Сотни людей, которых мне довелось видеть в экстремальных состояниях, убедили меня, что в самых абсурдных и невероятных обстоятельствах скрыто нечто чудесное. Я считаю человеческую природу божественной, ибо в самом невообразимом хаосе человек находит семена творения.
Моя теория состоит в том, что тип вмешательства, необходимый данному человеку в данной ситуации, всегда можно отыскать в происходящих процессах. Усиление общего процесса и работа с восприятиями приносят людям те чувства, прозрения и облегчение, которых они ищут. Но для того чтобы отыскать эти воздействия, мы должны быть способны различать, что именно мы воспринимаем.
Структура процесса и измененные состояния
Теория процесса пытается рассматривать события в нейтральных терминах, не разделяя их на материю и дух, разум и тело, сознательное и бессознательное. Таким образом, одна и та же теория и связанный с ней инструментарий используются в самых разнообразных психогенно ориентированных состояниях, независимо от их связи с метаболическими или структурными патологиями мозга. Изучение процессуальной работы в обычных ситуациях весьма полезно для работы с умирающими, и наоборот, работа с умирающими формирует великолепную основу для понимания обычных состояний сознания. Состояния, через которые проходят умирающие люди, подобны состояниям, которые встречаются в обычной процессуальной работе. Лишь интенсивность и степень изумления возрастают. Мне кажется, что в коме не происходит ничего такого, что бы не пыталось случиться с людьми все время.
Однако коматозные состояния все же специфическим образом отличаются от других состояний. Кома — это самая глубокая форма бессознательности. Если сознание находится на одном конце спектра осведомленности, то кома — на противоположном, причем между этими крайностями находится множество различных видов измененных состояний. Кома — это крайняя форма жизни, в которой индивида почти никогда не удается побудить к реагированию на пагубные воздействия. Однако мы уже видели, что особые формы общения могут осветить эту "черную дыру" жизни.
Коматозные состояния отличаются от таких психогенных расстройств, как кататония, тем, что они почти всегда связаны с органическими повреждениями или метаболическими изменениями мозга2. Процессуальная работа с комами в первую очередь включает в себя ослабление или устранение возможных причин, вызывающих кому, таких, как недостаток глюкозы и кислорода (особенно это касается диабетиков и людей в околосмертных ситуациях). Только после того, как индивид прошел необходимый курс лечения органических повреждений, можно сосредоточиться на поведенческих сигналах3.
Все состояния сознания, отличающиеся от обычных (с которыми мы отождествляемся), я буду называть измененными состояниями4. В обычных состояниях люди способны вербально или невербально отвечать на вопросы, могут разговаривать о тех же повседневных реалиях, которые интересуют других. В измененных состояниях, типа тех, что мы встречаем в процессах умирания, реакции на вопросы о повседневных реалиях сведены к минимуму или вовсе отсутствуют. Люди не могут свободно входить в эти состояния и выходить из них. Они выглядят отсутствующими, их память может быть серьезно расстроена, и у них, как правило, неважная ориентация в пространстве и времени. Продолжительность таких состояний в огромной степени зависит от нашей способности устанавливать контакт с человеком.
Будем считать, что обычная реальность — это мир, согласующийся с общепринятым мнением. Это мир, с которым связаны наши нормальные самоотождествления, наша повседневная жизнь. В этом состоянии мы способны, если пожелаем, на более или менее немедленную вербальную или невербальную обратную связь, мы в определенной степени выражаем интерес к остальному миру. Таким образом, мы можем утверждать, что, когда в .последний день своей жизни Питер сказал мне, что я могу идти домой и что я должен позаботиться о его жене, он находился в обычном состоянии сознания.
Легкими (1/4)[2] трансами называются состояния, в которых люди реагируют на общение с небольшой задержкой или слегка невпопад. Когда нас одолевает сонливость или мы погружены во внутренние раздумья — значит, мы пребываем в легком трансе. Большинство из нас находится в легком трансе, когда нам приходится общаться с другими, не желая этого.
Умеренные (1/2) трансы — это состояния, в которых обратная связь (реакция на общение) происходит с большой задержкой или сильно невпопад. В умеренном трансе чувство связи с другим человеком все еще сохраняется. Когда мы пишем или занимаемся интенсивной внутренней работой, мы обычно находимся в умеренном трансе по отношению к внешнему миру. Обычно из умеренного транса можно выйти, если появляется такая потребность. Умеренный транс нередко имеет место, когда нам приходится выслушивать что-то помимо нашей воли, и наши глаза стекленеют и расфокусируются.
Неполные (3/4) трансы, также известные как полукомы, могут быть связаны с органическими проблемами. В этом состоянии люди, судя по всему, не могут контролировать свои колебания между умеренным и полным трансом. Это состояние типично для людей, выходящих из комы или находящихся между сном и бодрствованием. Разница между менее глубокими трансами и неполным трансом состоит в том, что в последнем нам чрезвычайно трудно разговаривать о чем бы то ни было, особенно об этом мире. Находящиеся в нем практически недостижимы для других.
Трансы, или полные комы, — это глубокие состояния явной бессознательности, в которых человек не может реагировать ни на какие вербальные или невербальные сигналы. Полные комы могут вызываться небольшими или серьезными травмами органического характера. Если вы закричите на человека в коме или ущипнете его, вы не получите нормальной реакции.
Чтобы понять трансы эмпирически, я бы предложил вам следующее упражнение. Его можно выполнять одному или с кем-нибудь.
Если вы работаете в одиночку, выполняйте это упражнение в виде последовательности внутренних картинок. Представьте себе, что вы лежите, и притворитесь, что находитесь в состоянии глубокого транса или комы, из которого вас не так легко вывести. Войти в состояние глубокого транса легко, и с равной легкостью вы сможете выйти из него, если велите себе сделать это через три минуты. Трансы всегда находятся под самым носом, ожидая нас. Мы можем ощущать их неоднократно в течение дня.
Если вы работаете с партнером, пусть он сядет рядом с вами и держит вашу руку. Просто отмечайте оба, какого рода переживания вы испытываете. Очень важно, чтобы сидящий сообщал, когда три минуты истекли. Если вы работаете в одиночку — это конец упражнения, если с кем-то еще — поменяйтесь ролями, не разговаривая при этом. Делайте то же самое со своим партнером в последующие три минуты, а потом поделитесь друг с другом испытанными переживаниями.
Многие люди, выполнявшие это упражнение, с удивлением отмечали, что им было очень приятно находиться в глубоком трансе, когда кто-нибудь рядом. Другие говорили о том, как одиноко было входить в состояние глубокого транса, находясь рядом с человеком, никак не связанным с этим состоянием.
Некоторые из тех, кто сидел рядом, замечали, что они чувствуют себя в отдалении от человека, находящегося в трансе. Другие переживали фрустрацию оттого, что не были способны позаботиться об этом человеке. Находящийся в трансе также был разочарован, обнаружив, сколь поверхностными являются простые забота и уход. Такие переживания, собственно, и служат целью этого упражнения.
Большинство профессионалов в области медицинского и гериартрического ухода испытывают трудности в установлении контакта с внутренним миром своих пациентов. Быть просто милым порой недостаточно. Когда мы обучаемся работать с людьми в коме, вырабатывающаяся у нас повышенная восприимчивость показывает нам, сколь бесчувственными порой могут быть простая забота и уход за пациентом! Обычный помощник обращается с коматозным пациентом, как с больным человеком, который не способен сам позаботиться о себе, а не как с физическим и духовным существом, находящимся в эпицентре высшего накала работы над внутренней самостью.
Если мы не чувствительны к нашим повседневным измененным состояниям, мы игнорируем их и в других. Пренебрежение к собственным глубинным, сокровенным переживаниям делает нас одинокими. Такая невосприимчивость может даже привести к ранней смерти или к коме, дабы мы могли спокойно пережить нашу целостность без помех со стороны нашей "нормальной" бесчувственности.
Таким образом, кома — это транс, из которого человека нелегко вывести. При коме дыхание нарушено. Оно, как правило, становится шумным, поскольку мягкое нёбо парализовано и язык застревает во рту. Сердцебиение учащенное и нередко аритмичное. Бессознательное состояние обычно ассоциируется с апоплексией, инсультом или другими нарушениями работы мозга, такими, как кровоизлияние, тромб или (особенно у детей) высокая температура. Кома также может быть вызвана острым диабетом, болезнью Брайта, алкоголизмом, опухолями мозга, менингитом, передозировкой инсулина, отравлением опием или окисью углерода.
Мозг и разум
Не существует простой связи между органическими расстройствами мозга и комой, поскольку не у всех пациентов с органическими расстройствами наблюдается одна и та же степень транса. То, как происходящие в нас процессы организуются вокруг органических нарушений, определяется психологическими факторами. Мозг и разум — это не в точности одно и то же. Обычная аналогия, которая подходит ко многим людям с повреждениями мозга, заключается в том, что мозг функционирует как телевизор, а разум — как телестанция. Неполадки в приемнике приводят к тому, что мы не можем получить звук или картинку, даже если передатчик (разум) работает исправно.
Случай Дэна — хороший пример этой аналогии. В результате сильного инсульта он был полностью парализован; ни одна часть тела не двигалась, за исключением напряженно подрагивающей левой руки. Когда мы усилили движение этой руки (такая работа с движением будет подробно описана дальше), его кома прошла по мере того, как он начал отвечать на наши воздействия движениями глаз и выражением лица. Он дал нам знать, что внутри него происходило очень многое, хотя он и не мог адекватно выразить себя.
Кома вигиле[3]
В коме вигиле один или оба глаза остаются открытыми при минимальном или вовсе не обнаружимом реагировании на внешние раздражители. Это случается при острых органических мозговых синдромах и часто связано с травмой мозга или с инфекцией.
Например, Рон лежал в постели полностью парализованный после операции на мозге, вызванной внутричерепным кровоизлиянием в результате падения во время тяжелого запоя. С точки зрения медика, не обученного процессуальной работе, казалось, что он не проявлял заметных реакций ни на что во внешнем мире. Один его глаз оставался открытым в коме вигиле, но даже этот глаз сначала не реагировал на то, что находилось прямо перед ним. Когда мы начали следовать за его дыханием и шумами в грудной клетке и усиливать их, его глаз начал следить за событиями, происходящими вокруг него, и картина его дыхания изменилась, в особенности в ответ на нашу рекомендацию закрыть оба глаза и заснуть, если он в этом нуждается.
Тех, кто пребывает в устойчивом вегетативном состоянии, считают людьми с пораженным мозгом или "мозговыми покойниками". Такие пациенты сегодня стали объектом интенсивной полемики. Следует ли поддерживать в них жизнь? Эти дискуссии будут подробно обсуждаться в главе 12. А сейчас я должен ответить на этот вопрос простым "да". Я покажу, что людям, которые еще дышат, должно быть дозволено жить. Нам нужно учиться тому, как устанавливать с ними контакт и давать им шанс принимать свои собственные решения по поводу жизни и смерти.
8. РАБОТА С КОМАМИ
Работу с человеком в коме можно рассматривать как очень совершенную форму общения. Это близкие взаимоотношения, в которых терапевт помогает человеку в коматозном состоянии научиться работать над собой, общаться с самим собой. Мы учим человека или помогаем ему размышлять, медитировать и по достоинству оценивать переживания измененного состояния, оценивать, чтобы они могли приобрести целительный и объясняющий характер.
Таким образом, опыт, который мы получаем от работы с комами, применим ко всему диапазону наших взаимоотношений. До сих пор психологи основного направления сосредоточивались главным образом на понимании измененных состояний. Теперь мы должны разработать инструментарий для того, чтобы входить в эти состояния, общаться с теми, кто в них находится, и выходить из них. Если не помочь коматозным и трансовым состояниям завершиться, они замораживают осознавание, превращая его в своего рода пустоту, которую некоторые пациенты называют "пробелом" или "провалом".
Спрыгнуть с колеса: этика Танатоса
Один из моих пациентов после выхода из комы рассказывал, что он испытал переживание человека, привязанного к огромному вращающемуся колесу. Этот образ напоминает тибетское колесо судьбы и становления, которое символизирует повседневную жизнь, принуждение и недостаточную отрешенность. Для меня психология — это способ на мгновение спрыгнуть с этого колеса, выяснить, где ты находишься, и принять сознательное, трезвое решение по поводу того, хочешь ли ты вернуться на это колесо или нет. Используя осознавание, мы можем влиять на события, которые с нами происходят. В противном случае мы становимся пассивными, бессознательными свидетелями собственной участи.
Процессуальная работа с умирающими подводит нас к жизненной позиции, которую я уже упоминал ранее как этику Танатоса.
Эта этика — я буду подробно обсуждать ее в главе 12 — представляет собой одновременно философское мировоззрение и практический метод спрыгивания с колеса, позволяя нам самим принимать решения по поводу собственной жизни, которые в ином случае будут приняты за нас другими. Принятие этики Танатоса означает, что мы формируем осознавание, необходимое для воздействия на наши переживания и определения будущего нашего тела.
Учебное упражнение
Лучший из найденных мной до сих пор методов обучения работе с трансовыми состояниями состоит в том, чтобы научать их, практически работать с людьми в состоянии транса и испытать на себе опыт чьей-то помощи, находясь в трансе. На данном этапе у нас уже есть достаточно теоретических обоснований; теперь нужны опыт и практика.
Следующее упражнение предназначено для выработки некоторых техник, которые нам понадобятся для работы с трансами. Прежде чем пробовать выполнять упражнение, внимательно прочитайте его описание. Если вы чувствуете в отношении него сомнение или боязнь, не исключено, что вы захотите быть "сиделкой". Решите, будете ли вы делать это упражнение сами или с кем-либо еще. Я думаю, что, если такая возможность имеется, лучше всего пробовать с кем-нибудь вместе.
Притворяться, что вы находитесь в трансе, — это почти то же самое, что быть в нем, за исключением того, что вы приняли сознательное решение исследовать свое осознавание. Таким образом этот эксперимент даст вам опыт собственных трансов и поможет в работе с трансами других. Нам следует также помнить, что трансы — это нормальные события: мы все испытываем их по несколько раз в день! Поработать над ними сейчас — это шанс не только познакомиться с околосмертными переживаниями, но и поработать с тем, что происходит с нами каждый день.
Вхождение в транс
Один из участвующих выбирает роль "пациента"; другой будет "сиделкой". Пациент ложится на пол или на кровать, и его просят вести, себя так, как если бы он находился в коме или в глубоком трансе. (Если вы работаете в одиночестве, рассматривайте себя одновременно как входящего в кому и как сиделку.) Если вы работаете в паре, упражнение займет у вас около тридцати минут.
Обработка транса
Ваша процессуальная работа начинается с установления связи с человеком в коме. Сядьте рядом с вашим "клиентом". Когда он делает выдох, говорите нежно и медленно, в ритме его дыхания; ваши губы должны быть рядом с его ухом. Скажите что-нибудь вроде: "Привет. Я — Арни. Я сегодня действительно здесь, рядом с тобой. Я хочу поговорить с тобой, и через мгновение слегка прикоснусь к твоей руке... Вот теперь моя ладонь на твоей руке. Ты можешь почувствовать, как я слегка надавливаю на твою руку. Это способ быть с тобой".
Теперь нежно касайтесь руки клиента, когда он вдыхает, и ослабляйте прикосновение на его выдохе. Продолжайте, следуя за ритмом и глубиной дыхания. Вы нажимаете на вдохе, следовательно, подстраиваете его энергию дыхания под свои усилия. (Можно также слегка касаться верхней части грудной клетки, нижней части ноги или макушки.) Помните, что говорить надо ненавязчиво и спокойно и в то же время приближаться к уху патента, когда он выдыхает.
То, как вы общаетесь с ним на невербальном уровне, так же важно, как и то, что вы говорите, поскольку пациент в равной мере понимает вас телесными чувствами и посредством слуха. Общаться конгруэнтно — значит передавать вербальное сообщение так, чтобы оно соответствовало вашему невербальному сообщению. Конгруэнтное общение — это общение, вызывающее доверие. Ритм дыхания пациента соответствует переживаниям, которые он испытывает, находясь в трансе. Таким образом, говоря с ним и прикасаясь к нему в том же ритме, вы общаетесь с ним на его языке или, так сказать, на его длине волны. Так что у него, скорее всего, создастся впечатление, что вы находитесь там же, где и он.
Многие люди, продолжительное время находящиеся в вегетативных коматозных состояниях, будут отвечать вам, давая минимальные сигналы или обратную связь. Минимальные сигналы можно распознать по изменениям ритма дыхания или по движению глаз и рта в ответ на ваши попытки общения. Эти сигналы могут говорить о том, что пациент реагирует на ваши действия. Такие реакции — желанные позитивные указания на то, что контакт устанавливается.
Недавно я посетил в больнице 80-летнего мужчину после того, как он был полностью парализован в результате инсульта. Я сказал ему очень спокойно и нежно, согласуя свою речь с ритмом его дыхания: "Ганс, сегодня вечером мы с вами вместе испытаем важное переживание". Большинству коматозных больных требуется не менее 20 минут, чтобы ответить, но реакция этого мужчины последовала так быстро, что я был поражен. Его глаза тотчас же открылись. Он сфокусировал свой взгляд и посмотрел мне прямо в глаза. В процессе общения он продолжал подсказывать мне взглядом, ведя меня от одного переживания к другому.
Второй шаг в работе с трансом связан с нахождением пути. Здесь вам следует заявить о ваших намерениях. Вы могли бы сказать, к примеру: "Я следую за ритмом вашего дыхания. Я хочу следовать за всем, что бы в вас ни происходило. То, что происходит снаружи и внутри вас, — все важно, потому что это покажет, что нам делать дальше. Это укажет нам путь".
Рассказывая пациенту о том, что внутренние процессы могут направлять нас, вы наводите его на мысль о важности происходящего, о том, что существует путь, по которому можно следовать. Это также дает пациенту ощущение, что он не одинок на этом пути; вы будете ему помогать, когда он по нему пойдет. И наконец, это сообщение делает его способным осознавать самого себя и поощряет это осознавание.
Я советую добиваться открытия "пути", помогая пациенту следовать за особыми знаками и сигналами. Когда он делает выдох, можно сказать: "Все, что вам требуется, это замечать, что происходит. Смотрите на все, что вы видите, если вы что-либо видите. Чувствуйте все, что вы чувствуете. Слушайте все, что вы слышите, если вы что-нибудь слышите. Потратьте на это столько времени, сколько вам надо, и смотрите, слушайте или чувствуйте".
Третий шаг в этой работе — улавливание минимальных сигналов.
Теперь вы должны дать пациенту время на его реакции. Советуя ему слушать, чувствовать или видеть, ищите любой из следующих минимальных сигналов:
· Слышимые изменения ритма, глубины и громкости дыхания.
· Изменения движений, проявляющиеся в спазмах, подергиваниях, судорогах или гримасах. Некоторые пациенты внезапно двигают углами рта, выпячивают губы или сдвигают брови, как бы размышляя над чем-то. Если эти движения происходят вслед за раздражителем, вы можете считать их формой межличностного общения (по контрасту с примитивными рефлекторными действиями).
· • Изменения глаз, такие, как открывание глаз, фокусирование взгляда или его направление в определенную сторону. Может также меняться цвет глаз. У некоторых коматозных пациентов глаза могут быть открытыми и остекленевшими, что показывает, что они не смотрят, а чувствуют или слушают что-то.
Может пройти некоторое время, прежде чем пациент отреагирует или вы заметите некоторые из этих минимальных сигналов. Продолжая следовать за телесными движениями пациента и его дыханием, не будьте просто пассивны, а соучаствуйте, наблюдая, что происходит внутри и вне вас самих. Вы можете начать осознавать изменения в своем собственном дыхании, изменение температуры тела или даже появление спонтанных фантазий или игры воображения.
Помню, однажды я присутствовал при автомобильной аварии. Я сидел рядом с сильно пострадавшим мужчиной, дожидаясь "скорой помощи". Внезапно у меня возникло видение: он покидает свое тело, лежащее мертвым на дороге. В следующую минуту он перестал дышать. Ни с того ни с сего я сильно на него рассердился. "Эй! — сказал я. — Не делай этого сейчас! Всему свое время!" Он снова начал дышать и в конце концов выжил.
То, как вы реагируете на минимальный сигнал, важно для пациента. Ваши ответы показывают, что вы установили с ним связь. Теперь он знает, что нашел вас. Ответы также помогают ему осознавать, что он делает, и будут помогать ему "сказать" еще больше.
На начальной стадии процессуальной работы наиболее полезным типом реакции является безусловная открытость, которая поощряет пациента продолжать общение, однако не уточняет содержания сообщения. Попытки понять пациента интеллектуально могут сдерживать его проявления, которые при наличии достаточной поддержки могут проясниться сами собой.
Вовсе не случайно все мы постоянно прибегаем к безусловной открытости. Медитация, созерцание моря или гор или даже слушание музыки — это безусловная открытость всему, что требует выхода наружу. Мы заполняем пустоты нашими собственными звуками, образами и фантазиями. Все методы безусловной открытости являются умиротворяющими и творческими, поскольку они помогают взрастить то, что находится внутри, предоставляя ему пространство и время. На вербальном уровне безусловная открытость выражается словами: "О, да, так". На слуховом уровне ей соответствуют предложения типа: "Послушай это". Такие ободряющие и в то же время пустые высказывания могут быть очень полезными. Визуальная безусловная открытость, вроде "Посмотри вовнутрь и увидь" или "Посмотри на пустую стену и нарисуй картину", может действовать подобно магии.
При работе с коматозными пациентами важно, чтобы вы отвечали вербальными высказываниями, полными энтузиазма, но содержательно неопределенными. Если взгляд пациента фокусируется, вы можете сказать: "О! Я тоже это вижу!" Выражения типа "Посмотри на меня!" слишком директивны и могут не соответствовать тому, что пациент видит в действительности. Пустые выражения энтузиазма типа "Ух ты!", "Точно!" или "Черт возьми!" пациент интерпретирует так, как ему нужно. Если его глаза двигаются из стороны в сторону, не фокусируясь, вы можете поэкспериментировать с выражением типа: "Я тоже это слышу". Или, если он закрывает глаза, расслабляется и выглядит сонным, вы могли бы сказать: "Очень важно чувствовать вещи" или "Как приятно спокойствие". Каждый раз, когда вы что-то говорите, убедитесь в том, что вы передаете то же сообщение посредством ваших рук, осторожно изменяя ваши прикосновения.
Безусловная открытость движению. Если пациент хоть чуть-чуть двигается, вы могли бы сказать: "О! Какое замечательное движение!" Еще раз напомню, что просто заметить или прокомментировать действия пациента — это поощрительный акт, который не направляет и не смущает вопросом о том, что бы он мог значить.
Полезный способ побудить пациента двигаться — это мягкое прикосновение к тем мышцам, от которых происходит движение. В случае размашистых движений рук и ног полезно помогать им двигаться или осторожно тормозить их движения. (Помните Питера? Когда я стал мягко препятствовать движению его ноги, он завершил его и закричал: "Сраная лейкемия!") Помогайте созданию и поддержанию движения в том месте, где оно берет начало, аккуратно пользуясь своей рукой для того, чтобы продолжать, уменьшать, расслаблять или возбуждать телодвижения в том направлении, в котором они уже развиваются. Вам нужно обладать очень развитым чувством осязания и движения, поскольку вы работаете с анатомическими элементами, двигающимися в соответствии с глубинными, бессознательными и сноподобными внутренними переживаниями. Если вы на правильном пути, тело будет отвечать, двигаясь с вами или противясь вам. Если ваш путь неверен, вы, вероятно, вообще не получите никакого ответа.
Еще один способ состоит в том, чтобы слегка касаться руки или другой конечности, где, как вам кажется, зарождается движение, положив свой палец на кость, — например, на запястье, локоть, лодыжку, колено или на голову. Такое очень медленное движение позволяет пациенту осознать свой двигательный потенциал. Затем он может "направлять" вас своими мышцами, не обладая достаточной силой, чтобы самостоятельно двигать конечностью. Здесь важно не ваше движение, а то, что пациент направляет вас. Коль скоро найдено его собственное движение, фразы типа "Да, да! Продолжайте это движение" помогают ему выразить себя в движении. Таким образом небольшая судорога пальца может превратиться в полет птицы, как позже рассказывала мне одна женщина.
Если конечности остаются абсолютно вялыми, ваша работа с движением не получает никакого ответа. Вы выбрали не тот канал общения. Если конечности слишком окостенели, не пытайтесь изменить их ригидность, потому что она присутствует не без причины. Попробуйте поощрять ее репликами типа "Вы хорошо используете свою силу. Продолжайте и используйте ее". Одна женщина пробудилась, когда я сказал это, и ответила: "Да, я знаю, как мне быть. Сейчас я попробую".
Открытость дыханию. Еще один очень полезный тип общения с человеком в глубокой коме — дышать вместе с ним. Следуйте дыханию пациента в течение трех вздохов, а потом добавьте новую форму дыхания, свою собственную, с другим звуком или темпом. Некоторые пациенты сильно реагируют на этот тип общения, добавляя к своему дыханию новые звуки, ритмы или шумы.
Вышеописанные методы нахождения пути, реагирования и невербального общения представляют собой подсказки, которые помогут вам выполнять это упражнение. Разделите время упражнения примерно по пятнадцать минут на каждого участника. "Пациент" должен вести себя, как если бы он был в коме, а "сиделке" следует присоединяться к его дыханию, искать минимальные сигналы и затем реагировать. Переходите туда и обратно между "говорением" и "слушанием" с помощью всех ваших органов чувств.
На общение реагируют почти все люди, хотя тем, кто принимает болеутоляющие средства, для этого требуется больше времени. Если вы не заметили какой бы то ни было реакции, вернитесь назад и еще раз повторите свою рекомендацию пациенту видеть, чувствовать или слушать все, что он переживает. Если его глаза открыты и смотрят на вас, не считайте это знаком, что он хочет установить с вами контакт. Не задавайте вопросов, которые требуют ответов. Если кто-то смотрит на вас, просто смотрите на него в ответ. Вы можете сказать: "Как приятно быть с вами". Я бы не стал говорить слишком много или пытаться установить контакт. Помните, что он, возможно, вошел-то в кому для того, чтобы уйти вовнутрь и сконцентрироваться на себе самом. Пусть он реагирует так, как ему хочется. Принимайте все, что бы он вам ни предлагал.
В этой работе есть нечто таинственное. Следование за процессами, содержание которых неизвестно, представляет собой акт веры и убежденности в том, что индивид сам знает путь и укажет его нам. Работа с безусловной открытостью — это работа с чем-то, чего мы не знаем. Пока человек жив, я предполагаю, что у него есть какая-то цель быть здесь, которую он знает и на которую реагирует. Интенсивное сосредоточение на минимальных сигналах — это, так сказать, форма любви и уважения. Мы используем все, что у нас есть, и делаем нечто почти из ничего.
9. КОМА И ОПЫТ ШАМАНИЗМА
До сих пор я не встречал никого, кто бы не реагировал на тип взаимодействия, описанный в предыдущей главе. Поддержка, заинтересованность и нежность — этого достаточно для минимального общения с большинством пациентов. Другие, подобно Питеру, захотят пойти глубже. То, что происходит после того, как коматозный больной начинает отвечать, — это форма процессуальной работы, граничащая с обычными приемами психотерапии, описанными в другой книге1. Поэтому в этой главе я сосредоточусь на деталях, которые необходимы, чтобы помогать людям завершить их кратковременные путешествия.
Процессуальные представления о заболевании
Нам следует знать, что те мысли и чувства, которые мы испытываем в отношении коматозного пациента, оказывают на него сильное воздействие. Чисто медицинский подход к переживаниям человека и убеждение, что они обусловлены патологией, могут повлиять на его реакции и даже, при определенных обстоятельствах, снова ввергнуть его в кому. Например, один человек, который выздоравливал после повреждения мозга, пришел в экстатическое состояние, взглянув на внутреннюю картину "великолепного и ужасающего". Затем пришел его лечащий врач и сказал ему: "Но, Джо, вспомни, что у тебя была травма мозга. Ты находишься на излечении в больнице. Сегодня 17 сентября 1987 года. Взгляни на календарь". В ответ Джо помрачнел и пожаловался на сильную головную боль.
Использование таких терминов, как "больной", "психотический", "ненормальный", "коматозный" или "находящийся под действием лекарств", может рассматриваться как агрессивный акт, отсекающий людей в измененных состояниях от их переживаний. Нам следует знать, что эти термины — всего лишь общепринятые описания внутренних и неизвестных процессов. Это наш способ иметь дело с тем, чего мы не понимаем.
Феноменологический подход принимает коматозное состояние таким, как оно есть, и позволяет сигналам, характеризующим это состояние, разворачиваться в процесс. Так, когда Питер начал кашлять в конце нашей работы с ним, этот "кашель" был понят не только как симптом пневмонии, но и как потенциально значимое состояние, пытающееся выразить себя. Кашель превратился в вопли, а позже звуки обернулись духом в бутылке, рвущимся на волю.
Продолжительность коматозных состояний
Кому следует понимать в тех терминах, в которых она выражается. Это не только психическое заболевание, или состояние, имеющее органические причины. Это трансовое состояние, одно из множества состояний сознания в текущем процессе.
Как показывает мой опыт, количество времени, проведенное в трансе или коме, зависит от доверия пациента тому, что происходит. Чем выше степень доверия, тем меньше времени требуется, чтобы завершить состояние. Кома Питера была сокращена отчасти потому, что окружающие смогли оценить его состояние. Природа комы Джона, человека, описанного в главе 1, который ни на что не реагировал в течение шести месяцев, была отчасти обусловлена неспособностью окружающих работать с его вскриками и стонами. Продолжительность его комы была прямо пропорциональна его неспособности поведать историю об ангелах, ведущих корабль.
Исходя из множества случаев, с которыми мне довелось работать, мне кажется, что продолжительность комы обычно не связана с незаконченными делами в жизни пациента, за исключением тех случаев, когда речь идет о незавершенной внутренней работе. Питеру, например, нужно было освободить свой дух, и это, в свою очередь, изменило его внешнюю жизнь. Но что значит "внешняя жизнь"? Внутренняя работа Джона с ангелами тоже изменила его внешнюю жизнь. Он отправился в отпуск.
Работа в каналах
Следовать за процессами — значит устанавливать связь с переживаниями в той модальности, в которой они выражены. Например, могут быть визуальные режимы, как в видении ангельского корабля у Джона или плана трамвайных линий Цюриха у Питера. Моя мама перед смертью была поражена видом очень яркой звезды. Другие могут видеть умерших родственников, проводников или мудрых учителей. Когда люди воспринимают свои переживания зрительно, говорите с ними, используя визуальные термины. Побуждайте их разглядывать различные формы, цвета, огни и т.д.
Дыхание коматозных пациентов — это слуховое переживание, содержащее массу информации. Торжественное пение Питера вышло из его дребезжащего кашля. Работайте со слуховыми сигналами, слушая их, отражая или повторяя их или даже добавляя к этим звукам свои собственные шумы.
Некоторые с виду неуместные движения рук Питера были сигналами, они привели к тому, что он стал дирижировать нашим пением, как заправский симфонический дирижер. Его движениям не хватало поддержки со стороны. В еще одном случае то, что женщина время от времени двигала головой направо, говорило о том, что она смотрела на своего воображаемого будущего мужа. Судороги рук маленького ребенка, умирающего от опухоли мозга, были началом процесса объятия. Фактически во многих коматозных состояниях, которые я наблюдал, движения развивались в некий процесс объятия, прикосновения и любви.
Некоторые люди испытывают телепатические переживания и ощущение, будто они находятся в различных других местах. В своих переживаниях они воспринимают свое тело летящим над землей, хотя нам кажется, что их тело агонизирует. Мы должны быть осторожными и не пытаться угадывать, что переживает коматозная личность — это редко совпадает с тем, чего мы ожидаем. Многие телесные чувства непостижимы для внешнего мира. Наши интерпретации визуальных и слуховых сигналов, таких, как лицевые гримасы или кашель, почти никогда не совпадают с телесными чувствами коматозной личности, поскольку эти интерпретации основываются на наших переживаниях в ситуации нормального функционирования нервной системы. Человеку в коме может казаться, что он улыбается, хотя мы полагаем, что он строит злые гримасы.
В полукоматозном состоянии люди могут ощущать, что мир мучает их тело. Я часто замечал, что это чувство связано с негативным отношением больничного персонала к пациенту. Кое-кто из персонала не понимает внутренних переживаний или считает, что пациент утрирует свою ситуацию. Временами подобная боль может быть вызвана чувством неполноценности или гневом, направленным против властей. Я вспоминаю молодого пациента со СПИДом, который страдал от ужасных болей в желудке. Когда он сердился на меня, ворчал и объяснял мне, каким должен быть хороший терапевт, ему становилось лучше.
В коматозном состоянии люди, как правило, не испытывают сильных болей, потому что они не отождествляют себя со своими нормальными телами. (Я объясню это более полно в следующей главе.) Выходя из комы, они снова чувствуют боль, так как восстанавливают свои прежние самоотождествления. Когда боль налицо, это происходит потому, что нам по какой-то причине нужно ее чувствовать. Я вспоминаю одну женщину, которая из глубин частичной комы бормотала, что она — могущественный лидер. Когда она вышла из комы и вернулась к нормальной самотождественности, она пожаловалась, что боль мучила ее месяцами. Я рекомендовал ей вернуться назад и почувствовать свою боль, а потом из своего чувства создать картинку. Она сделала это, и в ее видении обозначился источник боли: "дьявол" с вилами! Тогда я попросил ее думать мыслями дьявола. Она улыбнулась, но сказала, что не может этого сделать, потому что это значило бы быть слишком могущественной. В коме она была способна отождествляться со своей силой, но в нормальном состоянии эта сила была для нее запретной.
Боль указывает на то, что нам нужно интегрировать ее источник. Тот, кто создает боль, — это часть нашей собственной психологии, в которой мы нуждаемся. Если мы не улавливаем ее сознательно, она ранит нас. Существует множество способов облегчить боль, работая с фигурами, которые ее создают. Однако нам следует быть осторожными в отношении того, чтобы рекомендовать подобный психологический подход к боли всем без разбора. Некоторые люди могут не добиться успеха в психологической работе, потому что нуждаются в большей зависимости от других или просто в медицинской помощи. Кроме того, при отсутствии какой-либо формы процессуальной работы, направленной на интеграцию боли, лекарства остаются более предпочтительным средством.
Мы часто и неверно проецируем на умирающих людей убеждение, что они испытывают боль. Чтобы проверить, верна ли такая проекция, спросите пациента, испытывает ли он боль. Предложите ему ответить да/нет движением пальца, бровей или с помощью изменения частоты дыхания.
Взаимоотношения
Чувствовать проблемы во взаимоотношениях важно для людей, находящихся у порога смерти и в умеренных и неполных трансах. Однако в коме или в переживании пикового состояния взаимоотношения часто влекут за собой опыт всеобщей любви или сопричастности всему существующему. Я вспоминаю одну женщину, с которой прощался в последний раз. Я выразил восхищение ее красотой. Она отреагировала, посмотрев на меня, на свою сиделку, на всех присутствующих, а потом сказала: "А разве все мы не прекрасны!"
В более нормальных состояниях нам нужна некоторая форма работы со взаимоотношениями для проработки проблем с родственниками и посетителями2. Больной человек хочет завершить незакрытые темы или незаконченные переживания в семье или между супругами. Я вспоминаю одного человека, который не мог умереть. Он беспокоился по поводу финансовой обеспеченности своей подружки и попросил священника обвенчать их, чтобы она смогла получить социальные льготы после его смерти. Через несколько часов после окончания церемонии он умер.
Парапсихологические и телепатические переживания также не являются чем-то из ряда вон выходящим. Многие умирающие люди рассказывали мне, что они лежали в постели и одновременно прогуливались по другим городам. Такого рода случаи привели меня к мысли о возможности осознавания вне физического тела. Наше осознание может находиться на этой земле и во времени в каком-то месте, которое соответствует нашей сегодняшней степени развития и нашей психологии. Так, например, человек в одном городе, имевший незавершенные отношения в другом городе, был способен описать мне реальные события (в подлинности которых я убедился позже), происходящие в этом другом городе. Когда он в конце концов признался в любви женщине из того города, он обрел покой.
Из подобных примеров ясно, что психологическое состояние умирающего человека определяет его физическое местонахождение. Я помню, как моя мама перед самой своей смертью в Майами сказала, что скоро мы встретимся с ней в Цюрихе, где ей хотелось учиться. За несколько часов до смерти Питер сказал мне, что будет продолжать работать со мной. Эти заявления свидетельствуют о процессах, которые выходят за пределы времени и пространства реального тела.
Многие люди говорят о возвращении домой. Одна женщина сказала мне, что хочет домой, к маме. "Пошли", — ответил я. Она повторяла снова и снова: "Идти, идти, идти домой". Путь в ее внутренний дом был заблокирован. Мне пришла удачная догадка, и я сказал: "Ты чувствуешь запах маминой стряпни?" — "Суп, — ответила моя пациентка. — Куриный суп с лапшой". Идти домой — значило идти к чему-то знакомому, к реальной самости этой женщины. Дом был там, где она появилась на свет, где она могла расти. Так что было не удивительно, когда она вскоре сказала: "Новая яркая звездочка родилась. Звезда!" — "Будь звездой, — отвечал я, — и укажи нам, куда надо идти отсюда". Звезда была вечной мудростью, которая изливалась из нее в выражениях любви и знания.
Важно помнить, что человек в коме — это не тот же самый человек или человек не в том же самом состоянии ума, что прежде. Поэтому проблемы взаимоотношений и разногласия могут перестать быть важными. Одна женщина, сидя подле умирающего отца, со злостью выговаривала ему, что он всю жизнь не любил ее. В ответ он сказал, что ни он сам, ни она не реальны. Если у вас есть нерешенные проблемы с человеком в коме, я бы посоветовал поработать над ними внутри себя, относя ваши чувства к этой личности в трансе как к части самого себя.
Иногда общие очертания коматозных событий можно увидеть прежде, чем они произойдут, в сновидениях, как это было в случае Питера. Любовная сцена финала его жизни была предсказана в его сновидениях. Его кома была попыткой отбросить свою обычную самость и отождествиться с миром сновидений. Этот процесс отличается от других ситуаций, когда мы по неведению отбрасываем какие-то части самих себя и переживаем их в сновидениях или обнаруживаем их в телесных симптомах, оставаясь в нормальном состоянии. Кома обеспечивает полное погружение. Может быть, это и есть смерть: полное погружение в некое изначальное сновидение.
Выход из комы
Когда человек выходит из комы, он возвращает себе свою прежнюю личность, равно как и свое прежнее тело. Таким образом, старые симптомы могут возобновиться. Например, женщина, которая впала в кому после жестокого приступа астмы, испытала яркие переживания, ощущая себя ребенком. С выходом из комы ребенок исчез, и вернулся хронический кашель. Когда мы работали с кашлем, ребенок появился опять! Кома может быть разрешением симптомов, поскольку в этом состоянии индивид способен бессознательно отождествляться с процессом, скрытым за сновидением или симптомом. И все же кома не может принести полного освобождения, потому что процесс происходит настолько бессознательно, что интеграция крайне затруднена.
Некоторые люди, возвращаясь из предсмертных переживаний, охотно рассказывают о них. Другие выходят из подобных переживаний лишь частично и остаются в умеренном трансе до самой смерти. Они реагируют на ваши вопросы лишь в том случае, если вы настроите свою систему общения на их язык. Они как будто говорят: "Спасибо за то, что вы помогли мне осознать, где я нахожусь, но мне бы хотелось здесь остаться". Некоторые пациенты действительно предпочитают свое измененное состояние обычной реальности. Это справедливо даже в отношении тех, кто раньше давал4 понять, что предпочтет смерть полукоматозному состоянию. Нам, в нашем обычном состоянии сознания, практически невозможно представить себе, что кома может быть таким экстатическим состоянием, которое не хочется покидать.
Я заметил, что люди, которые вышли из комы слишком рано, без глубокой проработки своих переживаний, ищут пути назад. Один из моих клиентов пробыл некоторое время в коме, связанной с терминальной стадией болезни. Он внезапно и самопроизвольно выздоровел и ринулся назад к своей нормальной жизни и заботам, совсем не задумываясь о том, что он пережил во время комы. Вскоре у него развились загадочные головокружения, и в результате он попал в серьезную автомобильную аварию, в которой мощный удар погрузил его в бессознательное состояние. Когда он пришел в себя, мы работали вместе, пытаясь вновь пережить эту аварию. Он начал играть роль силы, которая ввергла его в кому, — в последнем случае это было дерево, в которое он врезался на автомобиле. Дерево сказало: "Возвращайся в кому. Освободись от своих бренных забот". Это открытие оказало на него огромное воздействие, и он решил уделять меньше внимания своему финансовому положению и карьере и попытаться в большей степени жить своими творческими желаниями. Как я себе представляю, эта потребность в новом стиле жизни и лежала в основе его комы.
Трансы и шаманские переживания
В некоторых уголках мира — например, на Бали — трансы и комы являются культурными ритуалами. Люди погружаются в транс как по личным причинам, так и в связи с коллективными потребностями. Целая группа может войти в транс, чтобы отреагировать и решить проблемы. Во время глубоких трансов часто проявляются религиозные переживания, поскольку свобода от старой самотождественности открывает человека божественным переживаниям и космическим чувствам.
Транс Питера и его пробуждение были частью воскресения. Его просветление и перерождение при выходе из комы напоминают нам, по крайней мере отдаленно, процесс воскресения Иисуса Христа. Перед воскресением Иисус в агонии и отчаянии вопрошал Бога: "Зачем Ты оставил меня?" Последнее мощное восклицание Питера перед комой— "Сраная лейкемия!"— не так уж сильно отличается от возгласа Христа. Перед смертью нашей прежней личности мы отождествляем себя с жертвами природы. После "смерти" первичного процесса (то есть нашего способа самоотождествления) у нас есть шанс воскреснуть и соединиться с более универсальными и космическими переживаниями, такими, как любовь.
Глубокие трансы также могут случаться с людьми в самой гуще жизни. Я вспоминаю одну женщину, которая вошла в транс, работая с телом. В течение некоторого времени она сосредоточивалась на тончайших движениях своего тела. Она начала переживать себя Богом и не могла выйти из, этого транса до тех пор, пока не преодолела собственное внутреннее сопротивление религиозным переживаниям. Позже она рассказала мне, что некая внутренняя отцовская фигура пыталась убедить ее, что испытывать чувства — это просто безумие.
Я помню еще одну женщину, очень приятную и уравновешенную. В трансе, последовавшем за переживанием танца, она превратилась в свою противоположность, античное чудовище Медузу: сильное, агрессивное и прямолинейное. Приходят на ум и другие сильные переживания глубоких трансов: я помню трясущуюся женщину в двигательном трансе, из которого она вышла, исполнив танец. Она представляла себя божественной Шакти, танцующей для всего мира.
Сбрасывая человеческую оболочку
Трансы пугают нас и даже могут вызвать ощущение собственного безумия, если мы не владеем внутренним набором техник, способных помочь нам жить ими, понимать и интегрировать их. Когда транс проработан полностью, он всегда что-то добавляет к жизни, а не отнимает у нее. До сих пор разработка этого внутреннего инструментария была исключительно уделом медиумов и шаманов. Я вспоминаю, как Дон Хуан, мексиканский шаман из книги Карлоса Кастанеды "Второй круг силы", информирует своего подающего надежды ученика о том, что цель его подготовки — научиться сохранять свое осознавание в измененных состояниях, "сновидеть" и "видеть" и в конечном счете развить себя до той точки, где он сможет отбросить свою человеческую форму. Согласно Дону Хуану, не каждый воин способен пережить эту великую трансформацию, но тех, кто смог это сделать, более нельзя отождествлять с их прежними "Я".
Большинство мощных трансов и многие коматозные состояния позволяют пережить эту трансформацию, которую Дон Хуан называет "потерей человеческой формы". Питер буквально сбросил свою прежнюю личность и стал новым человеком. До тех пор, пока я не услышал о параллели между коматозными переживаниями и методами обучения Дона Хуана, мне казалось, что процессуальная работа с коматозными пациентами, вероятно, является изолированной попыткой иметь дело с новым набором переживаний3. Сейчас я даже больше, чем прежде, воодушевлен своей работой, поскольку понимаю, что многие из нас — если не все — в предсмертных состояниях пытаются совершить не просто огромные изменения, но революцию в своей личности. По мере дальнейших исследований мы вполне можем прийти к выводу, что процесс умирания — это одна из множества попыток воссоздать человеческое существо.
Повторный доступ в трансы
Одна из тем этой книги — это то, что переживания смерти случаются и в жизни. Таким образом, трансовые состояния, которые имеют место у порога смерти, могут в любое время происходить в обыденной жизни. Мне представляется важным прорабатывать эти трансы, учась снова получать к ним доступ или возвращать их в сознание. Такая работа осложняется страхом, что мы можем натворить в таких трансах неведомо что. Например, эпилептические трансы, или так называемые большие эпилептические припадки, часто представляют собой бессознательные процессы, которые побуждают страдающего к насилию. Страх перед такими трансами и припадками может быть связан с яростью неизвестного происхождения. Пока неизвестные факторы остаются бессознательными, трансы имеют тенденцию повторяться или продолжаться длительное время.
Чтобы получить повторный доступ к трансу, часто бывает достаточно попросить пациента отреагировать то, что он переживал в трансе. Если он боится, иногда бывает полезно, чтобы терапевт смоделировал трансовое поведение, отреагировав его первым. Похоже, что завершенный трансовый процесс препятствует повторению транса. Я вспоминаю женщину, которая испытывала постоянный страх смерти и частые приступы того, что она называла "внепространственными фантазиями". Она чувствовала, что ее притягивает иной мир, и, когда на семинаре ей была предоставлена возможность, она действительно "отбыла" в тот мир. Ее лицо посинело, у нее начались видения, она взволнованно заговорила о звездах и после нескольких часов работы решила жить на земле до тех пор, пока сможет поддерживать контакт со своим путешествием к звездам. Это решение изменило ее взгляды на жизнь и положило конец симптому ее "фантазий" и страху смерти.
До сих пор только шаманам удавалось покидать эту реальность, входить в измененные состояния с помощью танца, наркотиков и сновидений и возвращаться назад с сообщениями для всех нас. Теперь, похоже, коматозные люди пытаются повторить шаманские подвиги. Чем больше мы узнаем об их попытках, тем больше мы научимся жить полной жизнью и соединять воедино разнообразные миры, с которыми мы встречаемся.
10. СНОВИДЯЩЕЕ ТЕЛО И МИФИЧЕСКОЕ ТЕЛО
Коматозные и предсмертные состояния содержат целый калейдоскоп телесных переживаний. Человек в коме может испытывать переживания, имеющие такие названия, как "реальное тело", "тонкое тело", "астральное тело", "эфирное тело", "двойник", "внетелесное переживание" или "конец человеческой формы". Термин, применяемый для описания каждого из переживаний, зависит от специфики телесного чувства и системы культурных убеждений человека.
В этой главе я классифицирую телесные переживания не с точки зрения какой-либо системы убеждений, а в соответствии с тем, как они протекают. Я буду говорить о трех распространенных телесных переживаниях: о "реальном теле" — нашем обычном телесном переживании; о "сновидящем теле" — телесном чувстве, отражающем содержание недавних сновидений; и о "мифическом теле" — архетипическом паттерне сновидящего тела, часто проявляющемся в глубоких трансовых состояниях. Я выделяю именно эти телесные состояния, потому что они могут быть пережиты не только у порога смерти, но и в обычной жизни.
Реальное тело
Реальное тело — это телесное переживание, с которым мы отождествляемся. Вы описываете свое реальное тело всякий раз, когда говорите: "Мое тело чувствует (то-то и то-то)". Реальное тело — это то тело, о котором мы рассказываем, когда люди спрашивают нас, как мы себя чувствуем. Реальное тело — это тело, которое то чувствует себя прекрасно, то простужается, испытывает боли в пояснице или мучается артритом. Реальное тело страдает от аллергий, от холода и жары, от лихорадки или сыпи.
Обычно мы отождествляем себя с реальным телом; сновидящее тело — это переживание, которое случается с нами или с нашим телом. Например, мы часто говорим, что чувствуем себя плохо из-за сильной головной боли ("голова раскалывается") или из-за аллергии. Может быть, что-то вызывает во мне зуд. У меня заложен нос, или что-то вызывает у меня тошноту. Эти выражения показывают, каким образом реальное тело переживает сновидящее тело: "раскалывающий" характер головной боли, что-то, что вызывает зуд или тошноту. Эти переживания, случающиеся с нами, я называю переживаниями "сновидящего тела", потому что их всегда можно найти в сновидениях1.
Чаще всего реальное тело воспринимает себя в качестве жертвы переживаний сновидящего тела. Наше реальное тело ощущает себя жертвой измененных состояний, пытающихся овладеть нашим вниманием, или жертвой вторичных процессов, которые появляются в форме непостижимых сигналов, таких, как утомление, печаль, гнев, видения и сны. Питер первоначально воспринимал свое реальное тело как жертву лейкемии и пневмонии. Переживание реального тела было представлено в его сновидениях в виде моста, который был сильно поврежден штормом и нуждался в ремонте. Когда он перешел по мосту на другой берег реки, он оставил свое реальное тело, этот "мост". Когда он говорил, что его трясет от паники, — это был мост, сотрясаемый штормом до основания. Его первые переживания лейкемии проявились в виде симптомов лихорадки, которая заставляла его дрожать и трястись. У реального тела есть симптомы; сновидящее тело — это творец симптомов. Реальное тело — это то, что тащит сновидящее тело к доктору.
Один пациент, который страдал от болей в спине, видел во сне оба этих тела. Ему снилось, что он — обезьяна, которая на спине тащит к доктору демона. Однако демон был невидим для доктора. Это как раз то, что случается в реальной жизни. Мы пытаемся обнаружить сновидящее тело с помощью термометров, анализов крови и рентгеновских лучей. Однако сновидящее тело невидимо; мы можем только чувствовать его сами и работать с этими чувствами.
Смерть реального тела
Реальное тело важно для нас, поскольку с ним мы себя отождествляем. Все, что мы называем "Я" — наш образ жизни, наша идеология и наши заботы, — связано с этим телом. Когда пациент говорит мне, что он боится смерти, я понимаю, что его теперешняя само-тождественность скоро придет к концу и он начнет в большей степени отождествляться со своими сновидениями.
Мы умираем снова и снова каждый раз, когда соединяемся с нашими новыми сновидениями. Когда человеку снится или видится в фантазии, что он оставляет свое тело и парит над ним, глядя на него сверху, — это переживания нового сновидящего тела, получающего представление о реальном теле. С новой точки зрения мы видим, что наш прежний образ жизни умирает. Такие сновидения не обязательно говорят о том, что мы действительно вскоре умрем, но показывают, что некоторая наша часть пытается расти, отделяя себя от нашей теперешней самотождественности.
Сновидящее тело
Таким образом, сновидящее тело включает в себя все те физические ощущения, которые испытывает реальное тело. Эти вещи беспокоят и возбуждают нас. Обычно мы впервые замечаем сновидящее тело как расстройство реального тела. В наших сновидениях оно предстает в виде персонажей или ситуаций, бросающих вызов нашим личным самоотождествлениям. В жизни мы можем проецировать его на других людей. Телесные симптомы представляют сновидящее тело посягающим на наше осознание. Например, лейкемия — это реально-телесное описание сновидящего тела, пытающегося достичь сознания. Ветры и шторм, пламя, сжигающее старую самотождественность Питера, и дух, попавшийся в бутылку, — сигналы сновидящего тела.
Раймонд Моуди — врач, который много работал с умирающими людьми, упоминает пациентов, помещавших свое осознание в сновидящее тело и с неприязнью относившихся к своему реальному телу. Одна женщина, находившаяся в состоянии клинической смерти и вернувшаяся к жизни, сказала:
"Я могла видеть свое собственное тело, скорчившееся в автомобиле посреди всех этих людей, которые собрались вокруг, но, знаете, у меня не было по отношению к нему вообще никаких чувств! Как будто это был совершенно другой человек или даже просто предмет"2.
Еще один пациент Моуди сказал, что ему
"...не нравилось быть рядом с этой вещью, которая выглядела как мертвое тело — даже если это был я!3"
Майкл Сэбон, еще один исследователь околосмертных переживаний, зафиксировал множество высказываний, в которых умирающие дистанцируются от взаимоотношений.
"Это выглядело так, как будто все связи оборвались... Все было просто таким... техническим4".
О теле необходимо мыслить относительными понятиями. Переживания нашего тела зависят от нашей точки зрения. Если наша точка зрения находится в реальном теле, тогда мы, как жертвы сновидящего тела, страдаем от боли. Но только часть личности испытывает боль. Если инсайт, внутренняя работа или непроизвольное изменение переключают наше самоотождествление на фигуры сновидения, тогда мы уже находимся в наших сновидящих телах и, как таковые, не испытываем боли. Вот почему женщина, упомянутая выше, могла смотреть вниз на свое реальное тело, которое умирало, и ничего не чувствовать.
Таким образом, если пациент может отождествляться со снови-дящим телом, ветром, огнем, штормом, то, к нашему великому удивлению, переживание боли исчезает. Именно это произошло с женщиной, описанной мной в предыдущей главе. Она испытывала непрекращающуюся боль, которая, однако, исчезла, когда она отождествила себя с дьяволом, сновидящим телом, порождающим боль. Когда мы становимся источником боли, мы интегрируем ее. Как только Питер отождествил себя с духом в бутылке, а не с бутылкой, он освободился и от боли, и от кашля, и от своей прежней сдержанности. Когда он превратился в штормовые ветры паники или страха, он стал не жертвой бессонницы или лихорадки, а источником энергии, стоящим за этими симптомами.
Сновидящее тело и мифическое тело
Символы переживаний реального тела и сновидящего тела всегда можно найти в недавних сновидениях или фантазиях. Точно так же телесные чувства, связанные с реальным телом и сновидящим телом, всегда можно ощутить в наших сиюминутных настроениях.
С другой стороны, некоторые телесные переживания находятся сразу же за порогом нашей способности чувствовать их. Однако мы можем их ощущать, если кто-нибудь массирует нас или касается значимых точек на поверхности нашего тела. Все телесные ощущения, для которых требуются специальная помощь, методы, лекарства и технические приемы, я называю "мифическим телом", поскольку картины и истории, связанные с этими недоступными в обычных условиях чувствами, представляют собой фантазии и сновидения архетипического и безличного происхождения5.
Например, если, работая над явно выраженной головной болью, вы обнаруживаете за этой болью давление, есть шанс, что в недавнем сновидении присутствовал аналогичный давящий персонаж. Это чувство и связанный с ним сновидческий образ достаточно интенсивны и легкодоступны. Если, однако, вы чувствуете себя хорошо, но, массируя свою голову, находите точку, которая кажется болезненной, истории и образы, которые приходят в связи с ощущением боли в этой точке, будут менее узнаваемы, чем те, что присутствовали в недавних снах. Например, после надавливания на эту точку у вас может возникнуть видение, как это случилось с одним из моих пациентов, что некто пронзает вас шпагой и объявляет начало сражения. У моего пациента не было недавних сновидений о подобном персонаже или сражении. Ему пришлось возвращаться в детство, чтобы найти там сон с подобной ситуацией. Точка, которая болела, равно как видение и ассоциирующиеся с ним воспоминания, находилась за порогом его нормального восприятия.
Мифические образы, связанные с телесными переживаниями, находящимися за порогом осознавания, более безличны, чем образы, связанные с острыми симптомами. Например, у одной женщины, работавшей над такой точкой, ощущение боли было связано с образом молотка. У нее было видение бога с молотом в руке, настойчивого и требовательного. Эти видения были ей совершенно чужды. Она никогда не слышала о германском боге грома Торе. Если образы и чувства реального тела и сновидящего тела ярки, их легко видеть и чувствовать и они отчасти знакомы, то образы и чувства мифического тела не так доступны, их труднее видеть и чувствовать, и они, как правило, непривычны. Кроме того, в то время как сновидящее тело часто связано с преходящими бессознательными чувствами, переживания мифического тела обычно неотделимы от важных архетипических задач. Мифическое тело — это тело-создатель, безвременное и свободное.
Оба видения Питера — ключа к жизни и духа, заточенного в бутылку, представляют собой переживания мифического тела, поскольку у них нет личных ассоциаций, наподобие знакомых персонажей сновидения. Эти мифические образы связаны, скорее, с трансперсональной жизнью. Его мифическое тело хотело свободы от обычного тела. Оно было вовлечено в решение великих задач любви, свободы и исцеления.
Многие болезни, включая разнообразные формы рака, — это заболевания мифического тела, поскольку их начальные стадии редко можно почувствовать. Ощущения недоступны: мы даже не можем видеть сны о них. Погружение в это глубинное, недоступное царство чувств и видений с помощью глубокой работы над телом соединяет нас с отдаленной мифической частью нас самих и дает нам шанс жить нашими мифическими задачами. Таким образом, любая форма глубинной работы над телом, которая связывает нас с почти недоступными чувствами и образами мифического тела, является началом профилактики незаметно подкрадывающихся заболеваний, коль скоро переживания, выявленные работой над телом, подвергаются проработке. Определенные виды массажа и мануальной терапии могут повышать степень осознавания переживаний, похороненных в нашей мышечной системе или внутренних органах, за счет специальных надавливаний или движений6. Некоторые наркотики (такие, как ЛСД) также могут соединять нас с мифической сферой, однако обладают тем недостатком, что могут нарушать нашу способность детально прорабатывать эти состояния тогда, когда они происходят.
Дух в бутылке
Давайте посмотрим на мифо-телесное переживание духа в бутылке, которое было у Питера утром в день его смерти. Знал ли он о сказке братьев Гримм "Дух в бутылке"? (Более подробную версию этой сказки можно найти в Приложении или в моей ранней работе "Работа со сновидящим телом".) В этой сказке молодой парень, вынужденный оставить медицинскую школу из-за отсутствия денег, слышит из бутылки, лежащей между корнями огромного дерева, голос духа, молящего о свободе. Он освобождает духа, который оказывается опасным и мстительным. Но в конце концов дух одаривает парня волшебным лекарством, залечивающим любые раны.
Я каким-то образом заметил эту мифологию в Питере. Он рассказывал мне, что когда-то занимался изучением медицины. Но так же, как у сказочного героя, у Питера кончились деньги. Впоследствии он потерял интерес к медицинским занятиям и отказался от своей прежней жизни.
Дух в бутылке мстителен и смертельно опасен, потому что его слишком долго держали в заточении. Ему хотелось вечности и экстаза, а не мирских задач сегодняшнего и завтрашнего дня. Будучи освобожденным, дух может исцелять. Помните, как Питер сказал доктору, что с медицинской точки зрения он излечился? Непосредственные симптомы болезни Питера действительно исчезли. Бутылка — его тело или образ жизни — была слишком тесной для его пламенного духа, который нуждался в свободе, чтобы завершить свои задачи.
У всех нас есть свой дух в бутылке. Сколько времени и пространства отдает каждый из нас своему духу? Свободен ли он делать то, что ему нужно здесь и сейчас?
11. БЕССМЕРТНЫЙ "ТЫ"
Аналогии сновидящему телу и мифическому телу можно найти в теориях смерти, созданных такими высокоразвитыми цивилизациями, как древние Китай, Египет и Индия, равно как и в западных исследованиях, посвященных смерти и умиранию. Эти теории расширяют наши представления о том путешествии, через которое мы можем пройти у порога смерти, и тех поворотных событиях в нашем развитии, которые пытаются произойти сейчас, в гуще жизни.
Обращение с мертвым телом
Если у индо-европейских народов было принято держать мертвое тело в доме довольно долго, частично бальзамируя его, то другие древние народы хоронили его в доме или рядом с домом1. В некоторых культурах считалось, что труп может иметь сексуальные сношения с живым партнером. В других он воспринимался в качестве представителя мертвого духа; он был живым, и около его головы в могиле должна была иметься труба, чтобы он по-прежнему мог дышать и есть.
Существует почти универсальное древнее верование, что мертвое тело содержит живой дух, и египтяне, кажется, превзошли всех в исполнении ритуалов для духа мертвого тела. В их инструкции по обряду мумифицирования написано:
"Затем умаслить его голову дважды отборным маслом мирры и обратиться к нему: "О Озирис, маслом мирры, что приходит из Пунта, покрыли тебя, дабы усилить твой аромат через аромат бога. Выделения, что тебя покрывают, исходят от Ра, и они приходят (таким путем), чтобы украсить (тебя)... Твоя душа ходит по земле богов, над твоим телом. Гор на тебе, тот, кто является из масла мирры, из Озириса"2.
После этого удаляют внутренности и приступают к мумифици-рованию, голову бинтуют и умащивают и затем к мумии обращаются снова:
"Твоя голова соединилась с тобой так, что она не будет отделена от тебя: она соединена с тобой и не отделяется (от тебя) в вечности... Одеяния богов возлагаются на твои руки, а роскошные хитоны богинь — на твои ноги, дабы руки твои были сильными, а ноги мощными..."3
Тело мертвого человека приравнивается к мифическому персонажу, божественному Озирису, душе которого надо напоминать хранить его голову, поскольку она становится частью неба, подземного мира и храмов на земле. Эта рекомендация приводит меня в восхищение. Когда тело находится в коме или даже с виду мертво, очень важно "не терять голову". Другими словами, античные тексты подчеркивают важность сохранения осознания в измененных состояниях, поскольку это осознание может предопределить продолжительность комы и ее исход или, скорее, то, каким образом "мертвый" человек продолжает расти.
Различия в переживании смерти
Религии и системы убеждений по-разному изображают путь мертвых. Нередко думали, что страна мертвых полна пыли и червей, холодна и темна. Именно такими были Хел древних тевтонов, река Мицтлан у ацтеков и Гадес у древних греков, равно как и Шеол, могилоподобное обиталище мертвых в Ветхом Завете.
В то время как простой народ, злые люди или те, кто был убит особым образом, уходили в мрачные места, просвещенные и избранные отправлялись в прекрасную надземную страну. В мрачном Гадесе, как его описывали древние греки, не было докторов, жрецов или святых. Посвященные в греческие мистерии удалялись в славный Элизиум или на "Острова Блаженных". Павших воинов в германских мифах забирали в Валгаллу. Ацтекские воины и женщины, умершие при родах, не отправлялись в Мицтлан, а следовали за солнцем вдоль неба.
Если трактовать доктора, жреца или воина в качестве символов пробужденного сознания, которое выявило и проработало свои
восприятия и проблемы, тогда нам легче понять, почему "обычные" аспекты нас самих остаются в аду. Недостаток осознания и проникновения в наши восприятия превращает их в "кошмарное .путешествие"[4]. Они становятся невозможными и несообразными демонами ада, духами, которые нарушают наше равновесие.
Реальное, мифическое и сновидящее тела
Наша концепция реального тела примерно эквивалентна китайскому По, египетскому Ка или индийскому Ахамкара, соответствующим понятию индивидуальной души. По существующим представлениям, эти духи после смерти остаются поблизости от физического тела. Считается, что духи загробной жизни, известные в этих же трех культурах как Хун, Ба и Атман, высвобождаются из тела в могиле и, утратив свою прежнюю личную самотождественность, отправляются в независимые трансперсональные сферы. Они сходны с нашей концепцией мифического тела.
Процессуальные Запад Китай Египет Индия концепции
Реальное тело Реальное Душа По Душа Ка Ахамкара тело
Мифическое тело Вне тела Душа Хун Душа Ба Атман
Бессмертное тело
Китайские, египетские и индийские понятия отличаются от процессуальных понятий. И все же сравнительные культурологические исследования позволяют нам говорить о сновидящем и мифическом теле. Среди множества культур в воззрениях по поводу смерти и загробной жизни обнаруживается двухслойная структура, сходная с нашими представлениями о сознании и бессознательном. Тело, которое мыслится парящим над, под или рядом с физическим телом, — это то, что я называю реальным телом, потому что оно связано с нашей самотождественностью. Другой дух, обладающий трансперсональным бытием, который способен оставить физическую тождественность и улететь к звездам, подобно Ба, Хун или Атману, ближе к мифическому телу, поскольку он отрешен от личных отождествлений.
Объединение тел
Во многих культурах смерть не считалась конечной целью существования. Предполагалось, что посмертные процессы продолжаются до тех пор, пока различные духи не объединятся. Так, в индуизме Ахамкара или обычное Эго соединяется в браке с Атманом, создавая Дживан, то есть единую личность, которая странствует через воплощения. Когда Ахамкара, как часть Дживана, изменяется в ходе воплощений, также меняется и Дживан до тех пор, пока совсем не покинет цикл рождений и смертей и не станет свободным. Подобным же образом Ба пытается соединиться с Ка, а Хун — с По, чтобы образовать одно целое и преобразиться в других мирах. В то время как Хун, Ба и Дживан стремятся к отрешенности и оеознаванию, их физические аналоги — души По, Ка и Ахамкара стремятся к воссоединению с землей, перерождению и изобилию. Это воссоединение с землей посредством перевоплощения считается желанным во многих культурах, однако, согласно тибетским и индийским верованиям, перевоплощения (или повторного рождения) следует избегать.
Эти рассуждения соответствуют моим эмпирическим наблюдениям, что на пороге смерти некоторые люди, подобно Питеру, переживают свои мифические тела в обыденной жизни и умирают, другие же возвращаются к своим повседневным делам, продолжают жить и работать.
Бессмертное тело
Объединение и трансформацию тел души можно наблюдать уже у умирающего человека, когда к личной психологии начинает примешиваться трансперсональное, безвременное и архетипическое переживание того, что я буду называть бессмертным телом. Область опыта всех четырех тел (реальное тело, сновидящее тело, мифическое тело, бессмертное тело) суммируется в следующей таблице.
Спектр телесных переживаний
Реальное тело |
Сновидящее тело |
Мифическое тело |
Бессмертное тело |
|
Образы |
тело |
персонаж недавнего сновидения |
большое сновидение, или сага |
эфирное тело |
Первое телесное описание |
расстройство |
симптом |
без специальной помощи — ничего |
чувство отдаленности |
Проработанное телесное переживание |
жертва |
творец симптома, боли нет |
ощущение цели, боли нет |
свобода, целостность, завершенность |
Точка зрения, которую мы выбираем, определяет то, что мы видим. Когда мы наблюдаем себя в нашем обычном состоянии сознания, мы пребываем в реальном теле и воспринимаем переживания другого тела приходящими со стороны. Если мы работаем с телом и сами создаем напряжения, мы обнаруживаем в себе образы недавних сновидений. В этом случае мы отождествляем себя со своим сновидящим телом (или находимся в нем) и можем чувствовать помехи со стороны реального тела. Когда мы работаем с чувствами, находящимися у порога осознавания, мы находимся в нашем мифическом теле и смотрим на наше реальное тело с отрешенностью, как бы стоя на горе и разглядывая себя в расположенной ниже долине. Когда мы начинаем жить ближе к нашим мифам, мы переживаем безвременное бессмертие и свободу.
Воскресение и бессмертное тело
В соответствии с верованиями средневекового христианства мертвому суждено было воскреснуть во Христе; считалось, что получающееся в результате этого воскресшее тело имеет "духовный" характер, то есть представляет собой сочетание духа и плоти. Согласно учению св. Павла, это метафизическое тело безвременно содержит в себе сущность божественных качеств индивида. Бессмертное тело представляло собой состояние, в котором сохранялась самая существенная информация об усопшем. Говоря более научным языком, бессмертное тело, таким образом, мыслилось как своего рода информационное поле или "тело", символизируемое внешней видимостью живого человека.
Ту же идею бессмертного поля мы находим и в древнеегипетском веровании о том, что могила Озириса представляет,собой таинственное место, из которого снова может возникнуть жизнь, место, из которого может быть воссоздан новый мир. В то же время эта тайна была "образом", который, как представлялось, хранится в теле усопшего.
Эти древние верования выражают осознание универсальной истины о наших телах. Если обратиться к эмпирической работе, описанной в предыдущих главах, мы вспомним, что образы сновидений, возникающие из телесных ощущений (например, дух в бутылке), стремятся к реализации и в буквальном смысле служат образцом нового пробуждения индивида.
Эмпирическое переживание бессмертной самости
Если существует закон сохранения энергии и информации на всех стадиях жизни, то можно предположить, что процесс, течение которого мы наблюдаем на пороге смерти, продолжается и после смерти. Это означает, что такие архетипические паттерны, как любовь и научение, действуют и после смерти тела. Здесь я бы хотел ввести понятие информационного поля, которое способно организовывать людей и события в специфические паттерны. Появляется ли это поле вновь в виде конкретной личности или групповой идеи, зависит от индивида и от времени.
Цель этих рассуждений в том, чтобы стимулировать дальнейшие исследования. Лично для меня важно оставаться как можно ближе к тому, что можно пережить в данный момент. Читатели, заинтересованные в том, чтобы получить намек относительно того, что представляет собой бессмертное тело, могут попробовать выполнить следующее упражнение:
1. Вообразите, что вы живете уже несколько сотен лет. Представьте, что после смерти вы неким образом трансформируетесь. Можете ли вы изобразить себя как духа, который будет пребывать здесь вечно? Приходилось ли вам когда-либо видеть во сне подобный персонаж? Можете ли вы припомнить персонаж, который представлял бы эту вечную самость? Нарисуйте себе свою бессмертную самость.
2. Сделайте несколько легких движений, которые мог бы делать этот персонаж. Заметьте, чем эти движения отличаются от ваших. Могли бы вы двигаться, чуть напоминая этот персонаж, и в то же время все еще видеть себя?
3. Теперь попытайтесь испытать те телесные чувства, которые мог бы испытывать этот персонаж. Можете вы найти часть своего тела, которая чувствует как этот персонаж? Теперь взгляните на эту часть, почувствуйте ее и попробуйте весь двигаться подобно ей.
4. Задайте этой части самого себя вопрос, который беспокоит вас и на который вы хотели бы получить ответ. Спросите прямо сейчас и ждите ответа. Не спешите.
5. Если вы получили ответ, отметьте влияние, которое он на вас оказал. Эта бессмертная самость обладает зрелостью и мудростью, которая вам так необходима.
Теперь, когда вы немного почувствовали эту бессмертную личность, то, что будет сказано дальше, пожалуй, будет иметь для вас какой-то смысл. Бессмертное "я" — это Самость, большая личность, которая стоит за нашими сновидящим и мифическим телами. Наши обычные и мифические сновидения, симптомы и трансо-вые состояния — это все аспекты этой большей личности, которую Юнг назвал бы Самостью. Это центр нашей мудрости, великое бытие, стоящее за индивидуальным существованием. Чем больше мы становимся нашим целостным Я, тем больше мы приближаемся к сходству с этой фигурой, тем в большей степени она делается нашим двойником. Именно эта бессмертная Самость появляется у порога смерти из кокона нашего реального тела, лежащего в коме, Наше прежнее "я" становится слишком мало для бессмертного переживания.
Работая с умирающими людьми, полезно представлять себе это бессмертное тело, ибо тогда мы способны понимать потусторонние замечания, которые могут от них исходить. Мы говорим с их бессмертными самостями — частями, которые, как мы теперь знаем, есть и в нас самих. Питер сказал: "То, что мы пережили, не описать словами... но мы должны пытаться сформулировать также и это". Это говорила его бессмертная мудрая Самость.
Одна из причин, почему нам так важно знать бессмертную и мистическую часть самих себя, заключается в том, что нам необходимо интегрировать ее в себя, чтобы с ее помощью как можно более расширить и углубить свою жизнь. Это сделает наш мир божественным. Без рвязи с бессмертной Самостью мы будем чувствовать, как это нередко с нами бывает, что жизнь просто не стоит того, чтобы ее прожить.
Некоторые из нас могут опасаться этой отрешенной и мудрой части самрго себя, потому что воображают, что излишняя близость к бессмертию выльется в потерю связи с более молодым "я". Верно как раз противоположное. Большинство маленьких детей живут с полным осознанием бессмертной Самости; именно поэтому им нередко бывает легче умирать, чем взрослым. Смерть и время — это взрослые социальные концепции, а не реалии для маленьких детей. По детскому разумению, люди не умирают. Так, дети Питера дарили своему отцу подарки для его нового мира. Будучи взрослыми, мы все — включая тех, кто ненавидит свое бренное тело и хочет покинуть этот мир, — нуждаемся в большем, а не меньшем соприкосновении с нашим бессмертием, ибо только тогда жизнь будет стоить того, чтобы ее прожить. Наша бессмертная часть дает нам ощущение знания, которым мы некогда обладали в детстве, в материнской утробе или в некоем мифическом Эдеме. Именно это захватывающее дополнение нам нужно привнести в нашу мирскую жизнь.
Мы все знаем, что умрем. Фактически в определенные моменты нам всем хочется умереть. Отнюдь не считая это желание абсурдным, нам нужно понять, сколь разумным оно может быть. Под давлением необходимости быть тем, кем мы не являемся, мы забыли свою сущностную природу. Эта мысль настойчиво звучит в философии, в священных писаниях Востока и Запада, в пророческой поэзии. Каждый религиозный источник пытается пробудить в людях это забытое знание о самих себе.
Относительность и смерть
Смерть имеет релятивистский характер. С точки зрения нашего реального тела смерть — трагедия, утрата. С точки зрения мифического тела смерти не существует. С психодинамических позиций, смерть приходит, когда пытается произойти что-то новое и его отсекают. Если мы осознаем внутренний персонаж, представляющий этот новый элемент, наша скорбь затихает, поскольку исчезает само понятие смерти. Когда мы включаем духов в себя, они уходят4. Умираем ли мы в ньютонианской могиле или живем в божественном планетарном поле, подчиняющемся законам физики нелокальности, это зависит от позиции нашего осознания. Фактически то, живем ли мы, или умираем, зависит от нашей точки зрения.
Доказательство тому — история смерти старого дзэнского учителя. Когда он умирал, его ученики собрались вокруг него, печально сетуя, что это, вероятно, их последнее занятие с ним. Он впал в ярость и спросил: "О чем, как вы думаете, все эти учения? Куда, как не прямо сюда, я, по вашему мнению, собираюсь идти?"
Иными словами, умирающий учитель становится полем, мыслью, которая вездесуща и доступна каждому.
Старая умирающая женщина, уже готовая переключить осознавание на свое бессмертное тело, незадолго перед смертью разговаривала со мной:
Пациентка: Ребенок... мальчик... звезда родилась. Почему... что такое жизнь? Что такое болезнь?
Арни: Болезнь — это мусор. Выброси ее.
Пациентка: Нет.
Арни: Что такое болезнь? Нет, правда, что? Иди вовнутрь и спроси звезду.
Пациентка: Болезнь — это часть нас, которая пытается... пытается... быть замеченной... чтобы о ней знали.
Звезда, которая родилась, была ее мифическим телом. Это ее мифическое тело задавало эти вопросы. Перед самой смертью она напевала:
Веди, веди свою лодку плавно по течению, Весело, весело, весело, весело...
А потом, несмотря на паралич, она громко и от всего сердца пропела:
Жизнь... всего... лишь... сон!
Она перешла в другую самотождественность. Юнг тоже нашел вечную часть самого себя в одном из своих последних сновидений. Он встретил медитирующего йога и внезапно понял, что наша реальность — сновидение этого йога5. Итак, нет единственной, абсолютной реальности. Или, скорее, реальность — это смесь вечного переживания, бессмертного тебя и твоей повседневной жизни.
12. СМЕРТЬ МОЗГА И ЭТИКА ТАНАТОСА
Работа с коматозными состояниями свидетельствует о том, что в состояниях, связанных с повреждением мозга, может быть больше способностей к осознаванию, чем мы предполагали прежде. Экстраполируя эту мысль, мы могли бы сказать, что, пока тело живет, возможность сознания сохраняется. Эта экстраполяция, в свою очередь, приводит к этике Танатоса, философии и парадигме умирания, которая рекомендует:
1. Совершенствовать методы, которые могут помочь людям в измененных состояниях устанавливать связь с их собственным внутренним осознанием;
2. Позволять им принимать свои собственные решения по поводу жизни и смерти.
На современном этапе развития медицинской науки мы задаемся вопросом о том, когда заканчивается жизнь человека, находящегося в коме. Сегодня медицинское сообщество, ответственное за индивида, отвечает на этот вопрос вместе с семьей умирающего человека. Некоторые врачи считают, что, коль скоро сознание ушло, человек обречен. То, что остается, — это неразумный организм1. Согласно этому подходу, если мозг более не функционирует, остается только безжизненная оболочка. Тело пережило своего владельца. В 1981 г. Президентская Комиссия по изучению этических проблем в медицине, биомедицинских и поведенческих науках предложила Стандартное определение акта смерти, - в котором, в частности, говорится:
"Индивид, который перенес; 1) необратимое прекращение сердечно-сосудистой и дыхательной деятельности, либо 2) необратимое прекращение всех функций мозга, включая ствол мозга, считается мертвым"2.
Смерть мозга
До недавнего времени сердцебиение являлось мерилом жизни, а его отсутствие — знаком смерти. Однако с приходом в медицину современной технологии стало возможным возвращать к жизни людей, чье сердце и дыхание остановились. Даже когда мозг необратимо поврежден, другие жизненные органы могут продолжать функционировать. Эти обстоятельства делают настоятельной необходимостью разработку новых определений жизни и смерти. Сегодняшнюю атмосферу в медицинском сообществе, вероятно, лучше всего представляет следующее заявление, взятое из классического учебника по коме:
"Согласие по поводу того, что мозг и личность едины, в значительной мере сняло этический конфликт, который в ином случае следует из почти универсального уважения к достоинству индивидуального человеческого существа"3.
Это мнение предполагает, что поскольку мозг и личность едины, если мозг выходит из строя, то исчезает и разум, и потому человека больше нет. Однако эту черно-белую картину, происходящую от уравнивания человеческого существа и мозга, оспаривают нейропатологические исследования мозга людей в хронических вегетативных состояниях, которые показывают, что повреждение коры головного мозга иногда оказывается "навряд ли достаточным основанием для объяснения бессмысленности предсмертного поведения пациента"4.
Смерть мозга означает, что ни одна из его частей не функционирует. В человеке, чей мозг мертв, можно поддерживать жизнь с помощью аппарата искусственного дыхания лишь в течение нескольких часов, в лучшем случае нескольких дней, пока не остановится сердце. Смерть мозга понимается как тотальная неспособность к реагированию, отсутствие движения, отсутствие рефлексов ствола мозга, неподвижные и расширенные зрачки и неспособность самостоятельно дышать5.
При смерти мозга он полностью нефункционален. При обычном вегетативном состоянии разрушена только часть мозга. В этом состоянии
"...ствол мозга, низший отдел, который соединяет мозг с позвоночником, обычно совсем не затронут или затронут в незначительной степени. С неповрежденным стволом мозга человек способен к стереотипным рефлекторным функциям: дыханию, сну, перевариванию пищи, но не способен к мышлению или даже к элементарному осознанию окружающего мира. Человек может оставаться в таком состоянии годами"6.
Основными характеристиками этого состояния являются декортикальная поза и спастичность. Конечности искривлены и сведены так, что локти, запястья и пальцы сгибаются к центру. Люди в этом состоянии все еще проявляют примитивные реакции, они могут зевать, причмокивать губами или строить гримасы без явной на то причины. Обычно считается, что в таких вегетативных комах поведение людей совершенно лишено смысла. Поэтому неудивительно слышать, что некоторые биоэтики, философы и врачи начинают расширять определение смерти, распространяя его на людей в устойчивых вегетативных состояниях, индивидов, которые утратили интеллект, память, речь и осознание себя и окружающего мира7.
Однако в этом случае многие люди, подобные Джону (человеку, который сел на корабль, идущий на Багамы), лишаются систем поддержки жизни, так и не завершив свою внутреннюю работу. Конечно, кто-то может возразить, что все это не имеет смысла, поскольку эти люди в любом случае умрут. На это я должен возразить, что, проработав переживание комы, некоторые люди действительно решают вернуться и жить! Более того, никто не знает наверняка, что случается, когда умирает физическое тело. Будет ли то осознание, которым мы обладаем сейчас, полезно нам, когда нашего тела уже не будет?
Независимо от приведенных выше определений, даже в случае устойчивого вегетативного состояния, наподобие того, что было у Джона, совершенно очевидно, что разум и мозг — не одно и то же. Следовательно, определение смерти следует вернуть самому умирающему индивидууму, а не оставлять его в руках тех, кто обременен высокими ценами на госпитализацию или разочарован своей неспособностью общаться с вегетативным пациентом. Хотя мы не можем оставлять без внимания боль и те расходы, что идут на поддержание жизни, мы можем уменьшить неверие в свои силы, больше узнавая о переживаниях коматозных пациентов.
Как сказал Джулиус Корайн, профессор неврологии медицинского колледжа Нью-йоркского университета:
"Не существует никакого момента смерти. Момент — это официальная выдумка... Возьмите смерть при сердечно-сосудистых нарушениях. Сердце останавливается. Доктор прослушивает грудную клетку. Был ли это момент смерти? С помощью современного оборудования вы можете обнаружить в сердце признаки электрической активности через сорок минут после того, как оно остановилось. Момент смерти — это фикция"8.
Работа с комами затрагивает вопросы этики, культурологии и философии. Что есть жизнь и смерть? Я придерживаюсь эмпирической точки зрения: жизнь и смерть могут быть определены только самим индивидом, от момента к моменту.
Я думаю, например, о Сэме. У него был поврежден ствол мозга, и он в течение многих недель пребывал в хроническом вегетативном состоянии. С тех пор как мощный инсульт привел его к полному параличу, он не реагировал ни на кого. Семья Сэма страдала от потери контакта с ним. Их также мучило чувство вины, связанное с поддержанием его жизни, поскольку до того, как с ним случился инсульт, он говорил своим детям, что, если он когда-нибудь войдет в устойчивое вегетативное состояние, они не должны продлевать его жизнь сверх необходимости.
Мы с Эми установили с ним в его коме непосредственный контакт. Через несколько секунд он, казалось, пробудился от комы и посмотрел нам в глаза. Он мог общаться с нами посредством минимальных, но явно заметных движений глаз. Он пребывал в де-кортикальной позе, так что мы работали с его сведенной рукой, которой он вскоре стал хвататься за наши руки. Я "говорил" с ним посредством бинарной (да-нет) системы коммуникации, слегка прикасаясь к его лицевым мышцам, чтобы ощущать спазмы, возникающие в них в ответ на мои вопросы. В течение четырех часов он с нашей помощью демонстрировал минимальные признаки того, что он мог обучаться. Оказалось, что при должном терпении его сведенная рука может научить другую, вялую и безвольную, как нужно двигаться.
После того как мы с Эми установили с Сэмом контакт, используя режим общения, рекомендованный в главах 7 и 8, мы сумели договориться с ним, что сокращения его лицевых мышц можно использовать в качестве бинарного кода для общения. "Да" в ответ на вопрос должно было обозначаться сокращением мышц вокруг рта, "нет" — отсутствием любых сокращений.
Наконец, мы попросили ответить его на вопрос, который мучил его семью. "Вы хотите жить?" — спросил я его. Он ответил незамедлительно: не только изобразил гримасу, но и открыл рот полностью! Это явно означало "да", он хотел жить.
До этого момента Сэм вообще не был способен открыть рот. Он был едва способен зевнуть. Используя ту же бинарную систему, мы могли задавать вопросы, получая в ответ "да" или "нет". Сэм хотел жить, чтобы завершить внутренний процесс. Мы обучили его методам внутренней работы, чтобы помочь ему в его пути. Он давал понять, что находится в процессе своего внутреннего путешествия; он пытался покорить гору, воздвигнутую его фантазией, и встретить новую женщину! Ему явно требовалось некоторое время, чтобы завершить путешествие, поскольку он умер лишь несколько месяцев спустя.
Не все заинтересованы в том, чтобы жить. Я вспоминаю Роджера. Я никогда не видел его раньше. Это был хронический алкоголик, который страдал от повреждения ствола мозга и к моменту нашей встречи находился в устойчивом вегетативном состоянии уже несколько недель. Когда я "спросил" его (с помощью метода, подобного тому, что мы применяли при работе с Сэмом), хочет ли он жить, Роджер сказал "нет". Как выяснилось, медицинский персонал вместе с одним из родственников Роджера и вне зависимости от нашей работы приняли решение отключить его систему жизнеобеспечения в течение ближайших дней. В этой ситуации медицинские соображения совпадали с решением коматозного пациента.
Этика Танатоса означает предоставление каждому индивиду шанса принять свое собственное решение. Будущее работы со сновидениями и телесной работы в околосмертных состояниях совершенно ясно. Нам нужно побольше узнать о том, как расшифровывать сигналы глубоких состояний бессознательного, чтобы мы могли дать нашим клиентам возможность принимать собственные решения по поводу жизни.
Мне кажется, что, когда мы привнесем больше света и осознания в измененные состояния, основы наших культурных убеждений относительно реальности будут меняться. Я полагаю, что жизнь станет более интересной, а со смертью будет связано гораздо меньше проблем.
Коматозные состояния — это очень специфические сновидения, пытающиеся поддержать наше стремление к самопознанию. В этой чернейшей из дыр жизни процессы, которые всю нашу жизнь ждали внутри нас, ищут своего завершения и реализации. В свете этой идеи наша жизнь оборачивается поиском самопознания, поиском обобщения и глобализации наших возможностей. Так, человек, который сегодня способен на теплые отношения, на пороге смерти становится святым и любящим божеством космоса. А романтическая душа, вроде Питера, превращается в вестника новой формы взаимосвязей для своего города.
Сегодняшняя работа добавляет практическое, почти мирское измерение к тому, что уже известно о смерти и умирании: завершающие симптомы неизлечимых физических заболеваний — это пути к просветлению. Телесные сигналы, независимо от времени их проявления, — это сновидения, ищущие реализации. Когда эти симптомы проработаны, боль и недомогание отступают, напоминая нам о том, в каком сказочном месте мы сейчас живем.
Азиатские, греческие, месопотамские, римские, еврейские, христианские, зороастрийские и исламские традиции постоянно напоминают нам об ожидающем нас путешествии к забытой Самости. Но теперь путь стал чуть более ясен; порой он вьется во тьме транса и комы.
Однако мы не должны забывать о том, что многие люди, проходящие через эти измененные состояния, нуждаются в нашей помощи, чтобы полностью реализовать свою целостную самость. На самом деле они жаждут близкого общения. Многие предпочитают его обычному любящему сочувствию. Ибо без него может быть упущен особый момент, когда разум начинает дико метаться в бурной реке, впадающей в море.
Диагноз смерти мозга может побудить нас к работе с процессом внутреннего роста умирающего и к установлению контакта с тем, что мы некогда представляли себе как загробную жизнь. То, что поначалу кажется лишенным разума телом, противящимся мертвой хватке времени, может быть попыткой последнего экстатического танца, который создает свободу от ограничивающей самотождественности и большую жизнь, а совсем необязательно — физическую смерть. Смерть, которая беспокоит нас сейчас, с иной точки зрения будет рождением нашего мифа.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Большой корабль
1. Я использую здесь слово "процесс" для обозначения психологического метода расшифровки внутренних бессознательных переживаний, который состоит в следовании за вербальными и невербальными сигналами, обычно находящимися ниже порога осознавания.
2. Я весьма обязан Эрнесту Росси из юнгианского журнала "Психологические перспективы" за то, что он рекомендовал мне это название. Эрнст также познакомил меня с работами Милтона Эрик-сона и рассказал о том внимании, которое Эриксон уделял мельчайшим сигналам, которые он сам называл "минимальными подсказками".
3. Я рекомендую читателю мои предыдущие книги, которые также вышли из опыта процессуальной работы. "Сновидящее тело" (1982) показывает, как сновидения и визуальные архетипы связаны с телесными переживаниями. "Работа со сновидящим телом" (1984) представляет процессуальную работу на примере историй болезни. В книге "Путь реки" (1985) обсуждаются история и философские основы процессуально ориентированной психологии, "Сновидящее тело во взаимоотношениях" (1987) показывает, как можно использовать процессуальный подход при работе с взаимоотношениями. Книга "Тени города" (1988) может быть полезна для понимания более широких предпосылок коматозных состояний, а "Внутренняя работа со сновидящим телом" (1989) содержит более подробное обсуждение многих из рекомендуемых здесь процедур внутренней работы.
2.Переправа
1. Более полный обзор психологической работы с симптомами см. в книге Mindell, Working with the Dreaming Body.
4. Кома и перерождение
1. Общение с пациентами в коме и работа с болью подробно обсуждаются в главах 8 и 9.
2. Это также подтверждалось и другими. См. в особенности Raymond Moody, Life after Life, (New York: Bantam Books, 1976).
5. Дух в бутылке
1. Сновидящее тело (или тело сновидения) — это просто другое название процессуально ориентированной психологии. Оно относится к идее о том, что фантазии и сновидения также являются визуализациями телесных переживаний. Дальнейшее развитие этих идей можно найти в работах: Mindell, Dreambody, Working with the Dreaming Body, и River's Way.
7. Измененные состояния и кома
1. Более полное объяснение основ и философии процессуально ориентированной психологии можно найти в книге Mindell, River's Way.
2. Более подробную информацию о комах можно найти в книге Mindell, City Shadows или в любом стандартном учебнике по психиатрии.
3. В качестве справочного руководства по диагностике и лечению комы можно рекомендовать книгу Plum and Posner, Diagnosis of Stupor and Coma (Philadelphia: F. A. Davis, 1982).
4. Обзор измененных состояний дан в книге Weinhold, Altered States: An Explorer's Guide to Inner Space (Denver: Love Publishing, 1987).
9. Кома и опыт шаманизма
1. См. Mindell, Working with the Dreaming Body.
2. cm. Mindell, The Dreambody in Relationships.
3. Я выражаю особую благодарность Карлу Минделлу, который привлек мое внимание к этой ссылке на Дона Хуана.
10. Сновидящее тело и мифическое тело
1. См. Mindell, Dreambody.
2. Raymond Moody, Life after Life, c. 40.
3. Там же.
4. Michael Sabon, Recollections of Death: A Medical Investigation (New York: Harper & Row, 1982), c. 21.
5. Читатель, знакомый с психологией Юнга, может предполагать наличие параллелизма и взаимосвязь между сновидящим телом и мифическим телом, с одной стороны, и юнговскими индивидуальным и коллективным бессознательным — с другой. Однако понятия Юнга относятся к личным и архетипическим ассоциациям, в то время как понятия сновидящего и мифического тела связаны со степенью доступности телесных переживаний. Так, архетипи-ческий образ может быть частью сновидящего тела, если он уже достаточно близок к осознанию.
6. В этом отношении могут быть особенно полезны неопубликованная рукопись Амина Рахима "Процессуально ориентированная акупунктура" (Цюрих, май 1986) и книга Fritz Smith, Inner Bridges: Zero Balancing (Atlanta: Humanics New Age, 1986).
11. Бессмертный "Ты"
1. За анализ межкультурных феноменов, упоминаемых в этой главе я признателен книге Marie-Louise von Franz, On Dreams and Death (Boston and London: Shambhala, 1986).
2. Von Franz, On Dreams and Death, c. 92.
3. Там же, с. 93.
4. Члены семьи из Аппенцелля, Швейцария, с которой я однажды работал, заявляли, что у них завелся полтергейст, который начинает стучать в ставни, как только они садятся за ужин. Поскольку семья выглядела очень спокойной, я попросил дочку стучать по столу, шутить и издавать разные шумы во время обеда. Как только остальные присоединились к ней, полтергейст пропал.
5. С. G. Jung, Memories, Dreams, Reflections (New York: Pantheon Books, 1961), c. 323.
12. Смерть мозга и этика Танатоса
1. Kathleen Stein, Last Rights, Omni (September 1987), c. 59.
2. Там же.
3. Plum and Posner, Diagnosis of Stupor and Coma, c. 325.
4. Там же, с. 7.
5. Ствол мозга контролирует автономные вегетативные функции.
6. Stein, с. 59.
7. Там же.
8. Там же.
СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ
Бессознательность. Состояние отождествления с восприятием, т.е. невозможность осознавать восприятия, замечать их или следовать за ними.
Вегетативное состояние. Согласно Пламу и Познеру (Diagnosis of Stupor and Coma), вегетативное состояние — это состояние, которое иногда возникает после серьезных повреждений мозга и включает возвращение к бодрствованию, сопровождаемое видимым полным отсутствием когнитивной функции. Операциональное определение состоит в том, что глаза самопроизвольно открываются в ответ на вербальные раздражители. Циклы "сон — бодрствование" сохраняются. Пациенты сохраняют нормальные уровни кровяного давления и контроля над дыханием. Они не проявляют ни дискретных локализующих моторных реакций, ни связной речи и не подчиняются никаким вербальным командам... В большинстве случаев вегетативное состояние следует за периодом сноподобной комы.
Другие термины, используемые для описания этого состояния: кома вигиле, апаллический синдром, церебральная смерть, неокортикальная смерть или тотальное слабоумие.
Вторичный процесс. Переживания, которые мы не воспринимаем в качестве принадлежащих нашей личной самотождественности. Мы воспринимаем их либо как нечто происходящее с нами, либо как эмоции и переживания, с которыми мы не решаемся отождествляться, например, вирусы, гнев, страх, сила и божественность.
Декортикальная поза. Характерное искривление и скрючивание (судорога) конечностей в коматозном состоянии так, что локти, запястья и пальцы сгибаются к центру. Люди в этом состоянии все еще проявляют примитивные реакции и могут зевать, причмокивать губами или строить гримасы без явной на то причины.
Жизнь после смерти, или загробная жизнь. Концепция осознавания, которое продолжает существовать после того, как физическая жизнь завершена.
Измененное состояние. Временное смещение фокуса от первичного ко вторичному процессу, которое может создаваться целенаправленно или самопроизвольно посредством смены канала.
Каналы. Модальности нашего восприятия. В их число входят:
Зрительный: восприятие в связи со зрением.
Канал взаимоотношений: восприятие информации, как если бы она наблюдалась другим человеком или исходила от него
Канал мира: восприятие информации как происходящей в мире или как отмечаемой миром в целом.
Кинестетический: чувство движения.
Проприоцептивный: отмечание таких ощущений, как давление, жар, температура.
Слуховой: слышание и восприятие информации в форме звука.
Кома вигиле. Устойчивое вегетативное состояние, в котором один или оба глаза открыты.
Кома. Состояние крайней нечувствительности к внешним раздражителям, из которого индивида очень трудно вывести. Связано с психогенными проблемами, органическими повреждениями мозга или системными метаболическими изменениями, такими, как недостаток глюкозы или кислорода. Продолжительность комы зависит от стадии и тяжести патологического процесса, от способности работающих с комой обрабатывать ее содержание и от психологии индивида. (См. также Трансы и определение комы по Пламу и Познеру в книге Diagnosis of Stupor and Coma.)
Край. Предел того, на что мы, по нашему убеждению, способны. Описание чего-то, что мы считаем невозможным для себя испытать или жить с этим.
Личный миф. Обобщение детского сновидения или воспоминания, которое становится организующим фактором в формировании стиля жизни, хронических симптомов и проблем. Он может также организовывать последние переживания в жизни.
Мифическое тело. Трансперсональное сновидящее тело', телесное чувство, которое обычно находится ниже порога нашего осознания. Образы и истории, связанные с ним, имеют мало общего с нашей повседневной жизнью, но, как правило, связаны с личными мифами.
Нелокальность. Идея из области физики, состоящая в том, что мир ведет себя так, будто в нем нет пространства, поскольку определенные сигналы могут передаваться быстрее скорости света.
Обработка. Работа с сигналами или битами и кусочками информации или предоставление им возможности развернуться.
Первичный процесс. Все, что связано с нашей личной самотождественностью.
Полукоматозное состояние. Состояние видимой нечувствительности к окружающему миру, в котором индивид лишь изредка будет бормотать в ответ на попытки общения со стороны других. (См. также Транс).
Процесс. Поток сигналов в каналах в течение коротких промежутков времени, а также изменение переживания самотождественности в течение всей жизни,
Реальное тело. Наше первичное отождествление тела. Переживание себя жертвой, тем, кто испытывает боль, или пассивно воспринимающим все, что с тобой случается.
Сигналы. Биты и кусочки информации.
Смерть мозга. Состояние, в котором все функции мозга перманентно недоступны. Жизнь тела можно искусственно поддерживать в течение нескольких часов, в крайнем случае нескольких дней. Признаки смерти мозга включают полное отсутствие реагирования, отсутствие движения, утрату рефлексов ствола мозга, неподвижные и расширенные зрачки и т.д.
Смерть. Релятивистский термин, основанный на наблюдениях реального тела и относящийся к уничтожению нашей текущей самотождественности.
Сновидящее тело. Описание нашего переживания собственного тела, происходящее, когда мы связываем образы с телесными чувствами и симптомами. Сновидящее тело обычно переживается как помеха реальному телу и впервые достигает осознания в виде симптомов.
Сознание. Термин, иногда относимый к состоянию бодрствования, а иногда подразумевающий высшее состояние осознавания, в котором мы осознаем, что и как мы воспринимаем. Согласно Пламу и Познеру (Diagnosis of Stupor and Coma), сознание — это "состояние осознавания себя и окружающего мира, а кома представляет собой его противоположность, т.е. полное отсутствие осознавания себя и окружающего мира, даже когда на субъекта воздействуют внешние раздражители".
Тело-жертва. Переживание первичного процесса страдания от симптомов и болезней, которые проистекают от вторичных процессов, т.е. процессов, происходящих за гранью нашей самотождественности.
Транс. Любое изменение нашего нормального восприятия, классифицируемое по четырем состояниям. В легком трансе наша обратная связь слегка заторможена и происходит немного невпопад. В умеренном трансе наша обратная связь значительно заторможена или в малой степени соответствует раздражителю, однако мы все euie сохраняем чувство связи друг с другом. В неполном трансе, или полукоме, человек колеблется между сознанием и кажущейся глубокой нечувствительностью. Люди, выходящие из комы, проходят через это состояние. В тотальном трансе, или полной коме, человек находится в глубоком состоянии кажущейся бессознательности, не проявляя никаких реакций на вербальные и соматические раздражители, которые не подстроены к внутреннему переживанию пациента.
Устойчивое вегетативное состояние. Состояние, в котором ствол мозга, низший отдел мозга, соединяющий мозг с позвоночником, вовсе или почти не затронут, в то время как другие части нарушены. Человек в таком состоянии может иметь стереотипные рефлекторные функции — может дышать, спать и переваривать пищу, но считается неспособным к мышлению или осознанию окружающего мира.
Церебральная смерть. См. Вегетативное состояние.
Приложение
ДУХ В БУТЫЛКЕ
Жил-был старый дровосек, который гнул спину с утра до ночи. Когда он наконец скопил немного денег, позвал он своего сына и сказал ему: "Ты мой единственный ребенок. Тяжким трудом скопил я эти деньги и хочу потратить их на твое обучение. Если ты выучишься достойному ремеслу, то сможешь содержать меня в старости, когда руки будут плохо меня слушаться и я должен буду сидеть дома". Юноша поступил в университет и прилежно постигал науку. Учителя хвалили его, и он продолжал учебу. Когда его обучение уже близилось к концу, сбережения его отца иссякли, и ему пришлось возвратиться домой. "Какой стыд!— убивался отец. — Мне больше нечего тебе дать. В эти тяжкие времена я едва могу заработать на кусок хлеба для нас обоих". — "Дорогой отец, — ответил сын, — не печалься, я привыкну к этой жизни, и кто знает, может быть, в конце концов я чего-нибудь в ней добьюсь".
Когда отец стал собираться в лес, чтобы заработать побольше денег заготовкой дров, сын сказал: "Я пойду с тобой и буду тебе помогать". — "Не знаю, — ответил отец, — тебе может быть трудно, ведь ты не привык к тяжелой работе. И потом, у меня только один топор, и у меня нет денег, чтобы купить еще один". "Пойди и попроси соседа, — сказал сын, — он даст тебе топор взаймы, пока я не заработаю достаточно денег, чтобы купить собственный".
Отец одолжил топор у соседа, и на следующее утро они вместе с сыном отправились в лес. Юноша помогал отцу и был бодр и весел. Когда настал полдень, старик сказал: "Давай-ка немного отдохнем и перекусим". Сын взял свой хлеб: "Ты, отец, отдыхай, а я не устал. Пойду-ка я прогуляюсь". — "Не валяй дурака, — рассердился отец. — Что толку шататься вокруг? Устанешь — рукой шевельнуть не сможешь. Садись и отдыхай".
Но сын скрылся в лесу, прихватив свой хлеб. Веселый и радостный, он разглядывал зеленые кроны, высматривая птичьи гнезда. Он исходил лес вдоль и поперек, пока не подошел к огромному угрюмому дубу. Этому дереву было, наверное, несколько сот лет, и было оно такое толстое, что пятеро мужчин не смогли бы обхватить его. Он остановился, взглянул на дуб и подумал: "На этом дереве, должно быть, гнездится множество птиц..." Вдруг он услышал чей-то оклик. Приглушенный голос взывал: "Выпусти меня, выпусти!" Оглядевшись, он ничего не заметил, и ему показалось, что голос исходит из-под земли.
— Ты где? — крикнул он.
— Я среди корней дуба, выпусти меня, выпусти! — откликнулся голос.
Парень смахнул прошлогодние листья и стал осматривать корни, пока не обнаружил там небольшое дупло. Внутри он нашел стеклянную бутылку. Подняв бутылку к свету, он рассмотрел в ней существо, похожее на лягушку. Оно металось от стенки к стенке.
— Выпусти меня!
Не подозревающий худого студент вытащил пробку из сосуда. В мгновение ока оттуда выскользнул дух и стал увеличиваться в размерах. Через несколько секунд перед юношей стоял ужасающего вида детина ростом с полдерева.
Громовым голосом он молвил:
— Знаешь ли ты, какая награда ждет тебя?
— Нет, — бесстрашно ответил юноша. — Откуда мне знать?
— Так знай! — заорал дух. — Я сверну тебе шею!
— Предупредил бы раньше. Я бы тебя в бутылке оставил. Но все равно, я голову терять не намерен. Тебе придется посоветоваться с людьми, прежде чем займеЩься моей шеей.
— С людьми, говоришь? Ты заслужил награду, и ты ее получишь. Думаешь, они держали меня здесь взаперти все это время по доброте душевной? Они делали это, чтобы меня наказать. Я — могучий Меркурий, и, когда меня кто-нибудь освобождает, мой долг — свернуть ему шею.
— Ну-ну, не торопись, — сказал студент. — Сначала мне надо убедиться, что ты действительно умещался в этой бутылке, тогда я поверю, что ты вправду могучий Меркурий.
— Нет ничего проще, — надменно промолвил дух. После чего он на глазах стал сжиматься, уменьшился до прежних размеров и вполз прямо в горлышко бутылки. Как только он оказался внутри, студент закупорил бутылку пробкой и запихнул ее на старое место, среди корней дуба. Так он перехитрил духа.
Юноша зашагал восвояси, но дух жалобно завопил:
— О, пожалуйста, выпусти меня, выпусти меня отсюда!
— Нет, — ответил юноша, — дважды ты меня не проведешь. Уж если мне попался кто-то, угрожавший моей жизни, я его так легко не отпущу.
— Если ты освободишь меня, — сказал дух, — не будешь ни в чем нуждаться до конца своих дней.
— Нет, — снова отвечал студент, — ты меня опять облапошишь.
— Эх, парень, от удачи отворачиваешься. Я тебя не обижу и награжу по-царски.
Юноша подумал про себя: "Попытаю счастья, а вдруг он сдержит обещание". Словом, вытащил он пробку, и дух вышел наружу, как и в первый раз, и стал расти, пока не достиг гигантских размеров. Он протянул студенту кусок ткани, очень похожий на припарку, и сказал:
— Вот твоя награда. Если приложишь один конец к ране, рана заживет, а если потрешь другим концом сталь или железо, они превратятся в серебро.
— Надо проверить, — говорит студент. Он подошел к дереву, рассек кору топором и потер надрез тряпочкой. Кора срослась, и рана зажила.
— Все в порядке. Теперь мы можем расстаться. Дух поблагодарил его за освобождение, а юноша поблагодарил Меркурия за подарок и отправился к отцу.
— Ты где болтался столько времени? — проворчал отец. — Про работу совсем забыл. Я же говорил, что у тебя ничего не получится.
— Не беспокойся, отец, я нагоню.
— Нагонишь? Да ты понимаешь, о чем говоришь?!
— Смотри, ты и глазом моргнуть не успеешь, как я свалю это дерево. — Он взял свой топор, потер его припаркой и нанес мощный удар. Однако, став из железного серебряным, лезвие топора погнулось. — Отец, посмотри, что за никудышный топор ты мне дал, он весь погнулся.
Отец ужаснулся:
— Теперь мне придется заплатить за этот топор, а где взять денег?
— Не гневайся на меня, — ответил сын, — я заплачу.
— А не скажешь чем? — сокрушался отец. — Книжной грамоты в тебе, может, и в достатке, а вот в рубке леса ты уж точно ничего не смыслишь.
Позднее, когда они вернулись домой, отец сказал сыну: "Пойди и продай этот сломанный топор. Посмотрим, сколько ты за него выручишь. А уж мне придется заработать недостающие деньги, чтобы расплатиться с соседом".
Сын отнес топор в город к ювелиру. Тот осмотрел его и воскликнул: "Да этот топор стоит 400 талеров!" И тут же отсчитал деньги. Студент вернулся домой и сказал:
— Отец, я принес деньги. Пойди спроси соседа, сколько он хочет за топор.
— Я уже знаю, — вздохнул отец. — Один талер и шесть грошей.
— Вот деньги, их гораздо больше, чем нам нужно. — Он дал отцу сто талеров. — С сегодняшнего дня ты будешь жить в свое удовольствие и не будешь испытывать нужды ни в чем.
— Великий Боже! — воскликнул старик. — Откуда у тебя такие деньги?!
Студент рассказал ему о своем приключении и показал подарок, который он получил, поверив в свою удачу. Оставшихся денег было достаточно, чтобы он вернулся в университет и продолжил учебу. Волшебная припарка наделила его способностью лечить любые раны, и вскоре он стал прославленным на весь мир доктором.
Как вам кажется, какому народу или какой культуре могла присниться такая сказка? Для начала заметим, что дерево, помимо прочего, это символ вегетативного опыта, подобно нервной системе человека. Тогда Меркурий — это, должно быть, тот дикий дух, которого мы закупорили в своем теле, как в бутылке, будучи добропорядочными и законопослушными гражданами. Отец символизирует консерватизм юноши, его убеждения, его патриархальное сознание, а сам юноша — это символ Эго, которое может освободить дух в теле. Он подобен человеку, работающему со сновидящим телом. Он — это вы и я, все, кто изучает сновидения и телесные проблемы.
Поскольку сказка всегда связана с той или иной культурной проблемой, мы должны вспомнить, что наша сказка написана братьями Гримм, то есть она из Европы. Всем европейцам и американцам снится похожий сон. Наша культура говорит нам: будь цивилизованным, закупорь свою истинную сущность или же быстро выпусти ее наружу, взорвись и отправляйся на войну. Меркурий — это символ давления и напряжения, ощущения закупоренности. Он олицетворяет часто испытываемые нами чувства напряженности в голове, тяжести в сердце или боли в желудке. Он — символ удушливой атмосферы в группе, в которой не дозволяется проявлять свои подлинные чувства.
Birkhauser, Peter, Light from the Darkness. Basel: Birkhauser Verlag, 1980.
Castaneda, Carlos. The Second Ring of Power. New York: Simon and Schuster, 1972.
__ . Journey to Ixtlan. New York: Simon and Schuster, 1973.
Cavendish, Richard, ed. Mythology: An Illustrated Encyclopedia. London: Orbis, 1980.
Clifford, Terry. Tibetan Buddhist Medicine and Psychiatry: The Diamond Healing. York Beach, Me.: Samuel Weiser, 1984.
Franz, Marie-Louise von. Number and Time. Evanston, Ill.:Northwestern University Press, 1974.
__. On Dreams and Death. Boston and London: Shambhala, 1986.
Fremantle, Francesca, and Chogyam Trangpa. The Tibetan Book of the Dead. Boston and London: Shambhala, 1975.
Grey, Margot. Return from Death: An Exploration of the Near-Death Experience. London: Arkana, 1986.
Grof, Stanislav, and Christina Grof. Beyond Death: The Gates of Consciousness. E. P. Dutton: New York, 1980.
Grof, Stanislav, and Joan Halifax. The Human Encounter with Death. New York: E. P. Dutton, 1978.
Hoick, Frederick H., ed. Death and Eastern Thought: Understanding Death in Eastern Religions and Philosophies. Nashville: Abingdon Press, 1974.
Houston, Jean. The Possible Human. Los Angeles: J. P. Tarcher, 1982.
Jung, C. G. Memories, Dreams, Reflections. Recorded and edited by Aniela Jaffe. Translated by Richard and Clara Winston. New York: Pantheon Books, 1961.
Kaplan, Amy. "The Hidden Dance". Master's thesis, Antioch University, Yellow Springs, Ohio, 1986.
Kubler-Ross, Elisabeth. Questions and Answers on Death and Dying. New York: Macmillan, 1974.
__. Death, the Final Stage of Growth. Englewood Cliffs, N. J.: Prentice Hall, 1975.
__. On Death and Dying. London: Tavistock Publications, 1976.
__. To Live Until We Say Goodbye. Englewood Cliffs, N. J.: Prentice Hall, 1978
__. Living with Death and Dying. New York: Macmillan, 1981.
Levine, Stephen. Meetings at the Edge: Conversations with the Grieving and the Dying, the Healing and the Healed. New York: Anchor Books, 1984.
__. Who Dies: An Investigation of Conscious Living and Dying. New York: Doubleday, 1982.
Little, Deborah W. Home Care for the Dying. New York: Doubleday, 1985.
Ludwig, A. "Altered States of Consciousness". In Altered States of Consciousness, edited by Charles Tart. New York: Wiley, 1969.
Mindell, Arnold. Dreambody. Santa Monica, Calif.: Sigo Press, 1982. London: Penguin Arkana, 1988.
___. Working with the Dreaming Body. London: Routledge & Kegan Paul, 1984. London and New York: Penguin Arkana, 1988.
__. River's Way. London: Routledge & Kegan Paul, 1985. London and New York: Penguin Arkana, 1988.
__. The Dreambody in Relationships. London: Routledge & Kegan Paul, 1987. London and New York: Penguin Arkana, 1988.
__. City Shadows: Psychological Interventions in Psychiatry. London: Routledge & Kegan Paul, 1988. London and New York: Penguin Arkana, 1988.
__. The Year I: Global Process Work with Planetary Myths and Structures. London and New York: Penguin Arkana, 1989.
__. Working on Yourself Alone: Inner Dreambodywork. London and New York: Penguin Arkana, 1989.
Monroe, Robert. Journeys Out of the Body. New York: Doubleday, 1977.
Moody, Raymond A. Life After Life. New York: Bantam Books, 1976.
Mullin, Glenn. Death and Dying: The Tibetan Tradition. London: Arkana, 1986.
Peat, David. Synchronicity: The Bridge between Matter and Mind. New York: Bantam Books, 1987.
Plum, Fred, and Jerome B. Posner. The Diagnosis of Stupor and Coma. 3d ed. Philadelphia: F. A. Davis, 1982.
Raheem, Aminah. "Process Oriented Acupressure". Unpublished manuscript. Zurich, May 1986.
Ring, Kenneth. Heading toward Omega: In Search of the Meaning of the Near-Death Experience. New York: Morrow, 1984.
Sabon, Michael. Recollections of Death: A Medical Investigation. New York: Harper & Row, 1982.
__. The Near-Death Experience: A Medical Perspective. New York: Lippincott, 1982.
Smith, Fritz. Inner Bridges: Zero Balancing. Atlanta: Humanics New Age, 1986.
Stein, Kathleen. "Last Rights". Omni, September 1987, p. 59.
Stoddard, Sandol. The Hospice Movement. New York: Vintage Books, 1978.
Tart, Charles. Altered States of Consciousness. New York: Wiley, 1969.
Tatelbaum, Judy. The Courage to Grieve. New York: Harper & Row, 1980.
Weinhold, Barry. Altered States: An Explorer's Guide to Inner Space. Denver: Love Publishing, 1987.
Zaleski, Carol. Otherworld Journeys: Accounts of Near-Death Experience in Medieval and Modem Times. New York: Oxford University Press, 1987.
Zenoff, Nancy. "The Mother's Experience After the Death of a Child". Ph. D. diss., Institute of Transpersonal Psychology, Menlo Park, Calif.
[1] Общепринятая реальность (согласованная реальность, реальность консенсуса) — «объективно» воспринимаемая картина мира, определяемая общими языком и культурой. Подробнее об этом см. в книге Ч. Тарта «Пробуждение» (Изд-во Трансперсонального Института, М., 1997). — Прим. ред.
[2] Автор использует для характеристики трансовых состояний дробные числа, считая такую терминологию более строгой. Для удобства чтения в русском переводе используются чисто качественные термины, а авторские названия даны в скобках. — Прим. ред.
[3] Букв.: «кома без сна». — Прим. ред.
[4] "Примерный перевод жаргонного выражения «bad trip», зародившегося в психоделической субкультуре 60-х годов и обозначающего негативный опыт после приема ЛСД или других аналогичных веществ. — Прим. ред.