Слушай, дружина, враги и братие!
Все, что творил я, творил не ради я
славы в эпоху кино и радио,
но ради речи родной, словесности.
И. Бродский
Самая главная наука на свете - это лингвистика, только она пока об этом не догадывается. Нет ничего важнее языка, ибо именно он является связующим звеном между человеком и тонким миром. В таких процессах, как обучение, творчество, мышление, чувствование языка, на котором разговаривает с нами наше подсознание, во многом определяет ход и результат этих процессов. И даже внешнее оформление результатов любой деятельности играет принципиальную роль: тонкие моменты, ради которых, собственно, и городится огород, могут быть переданы лишь на адекватном языке, и любые попытки выразить их на более грубом наречии неизменно терпят крах. Стремлением передать мысль или ощущение, не найдя соответствующего языка, переполнены многие тома философских, научных и художественных произведений, к великому ущербу для жаждущего понять человечества.
Любое общение человека с тонким миром заключается в том, что человек задается вопросом (необязательно выраженным словами) и передает управление подсознанию, которое направляет внимание на соответствующую область в тонком мире, получает оттуда определенный информационно-энергетический квант и интерпретирует полученную информацию на доступном для него языке; результат этой интерпретации в том или ином трансформированном виде поступает в сознание. Понятно, что язык, на котором подсознание воспринимает информацию из тонкого мира, имеет первостепенное значение; и прежде всего потому, что он представляет собой определенный фильтр для информационно-энергетического потока: то, что на данном языке невыразимо, в подсознание просто не поступает. Однако язык восприятия информации зависит от конкретной программы подсознания: у каждой программы он свой. Эти языки могут иметь широкий диапазон гибкости: от жесткого формата "да-нет" до, например, широкой системы понятий какой-либо области науки.
Здесь следует подчеркнуть, что язык программ подсознания отличается от того, что обычно понимается под термином язык: литературный, научный и т. д. Язык программы подсознания - это приблизительно то, что называется активным словарем, то есть то, что может "само" прийти в голову.
Язык программы подсознания формируется в результате обучения под влиянием двух факторов: языка внешнего мира и, так сказать, личного творчества человека. Тут сталкиваются две тенденции. С одной стороны, в целях коммуникации язык должен быть общедоступным. Это достигается тем, что общество в целом формирует в тонком мире определенную область (коллективный тезаурус, то есть толковый словарь), в котором находятся соответствующие понятия и связи между ними, и обучает отдельных своих членов доступу к этой области: ребенка учат понимать, говорить на различные темы, обучают манерам, принятым в обществе и т. п. С другой стороны, в процессе выражения своих мыслей и чувств человек часто сталкивается с тем, что ему не хватает того языка, которым он владеет, и он начинает формировать личный тезаурус: наделяет отдельные слова и выражения особыми значениями или оттенками, вводит новые слова и понятия, формирует связи между ними и т. д. Естественно, что для того чтобы понять такого человека, нужно сначала изучить его личный тезаурус.
То же самое происходит и с программами подсознания; отличие заключается в том, что роль коллективного тезауруса играют в этом случае определенные языки общественного подсознания. Вообще, основная трудность обучения заключается не в том, чтобы объяснить учащемуся, что думать - это можно выразить словами, а в том, чтобы дать понять, как думать, то есть, другими словами, сформировать язык соответствующей программы подсознания.
Следует различать две принципиально разные задачи: первая - научить человека думать, как все, то есть подключить его к общественному подсознанию (или ноосфере, как сейчас принято выражаться), и вторая - научить человека мыслить (творить, чувствовать ...) самостоятельно, то есть научить строить языки для программ своего подсознания. Необходимо и то и другое, но вторая задача, как правило, труднее.
Вопреки распространенному мнению, глупый человек может стать умным, так же как от природы хилый может стать сильным. Ежедневные упражнения по подключению к коллективному знанию и различным программам общественного подсознания (читай роман Д. Лондона "Мартин Иден") дадут ему возможность подключиться к коллективному тезаурусу и считывать информацию на желаемые темы; окружающим будет казаться, что он резко поумнел и стал мыслить здраво. Действительно, человек выучил язык и теперь может на нем говорить. Гораздо труднее научиться мыслить оригинально. Это означает, что для каждой конкретной проблемы человек разрабатывает свой, особенный язык для соответствующей программы подсознания. Коллективный язык, хотя и является очень мощным, все же не ориентирован на данную, специфическую проблему, и может оказаться для нее неадекватным, то есть не в силах выразить тонкие моменты. Кроме того, коллективный язык имеет множество штампов, которые часто выполняют роль заглушек, то есть прямых блокировок для потока информации из тонкого мира. Преодоление штампов, в частности, осознание того, что штампованный ответ есть не ответ, а блокировка внимания, устремленного на недоступный для данного языка объект, информация о котором не выразима средствами этого языка, есть важнейшая и необходимая работа, как для индивидуума, так и для коллектива в целом.
Но как же все-таки формировать язык программы подсознания, ориентированный на данную проблему, то есть на связь с данным участком тонкого мира? Это и есть основная проблема обучения. Обычно обучение воспринимается как создание у человека уменьшенной копии совокупности коллективных знаний, умений и навыков (что именуется техникой: рисования, чтения, игры на скрипке) - а дальше - твори, если сумеешь. Вот так и создается бесчисленное множество внутренне совершенно одинаковых и удивительно соответствующих своему времени и обществу предметов искусства, научных теорий и философских систем, не несущих никакого отпечатка личности автора и, главное, не учитывающих специфики проблемы.
Однако истинное творчество начинается там, где человек создает свой язык программы подсознания, и именно этому следует учиться и учить - разумеется, наряду с изучением коллективного языка. Здесь следует иметь в виду два существенных обстоятельства. Во-первых, человек получает ответы только на те вопросы, которыми он задается, а во-вторых, в ответах всегда имеется некоторая дополнительная информация, не связанная непосредственно с вопросом, но являющаяся намеком на дальнейшее направление действий. Поэтому, если художник, рисуя модель, задается вопросом, как ему разместить рисунок на листе, он (быть может, после мучительных колебаний) получит ответ, а если он этим вопросом не задастся, то ответа на него точно не получит. Но, более того, решив основную композицию, он получит ответ (намек) на то, каким должно быть общее выражение лица и прочие пропорции станут вдруг более ясными (опять-таки, если художник стремится создать законченный, то есть обладающий внутренней гармонией, рисунок, а не просто интересуется лишь сходством или соблюдением пропорций самих по себе). По мере продвижения рисунка основной его язык, то есть сокровенные изгибы линий и расположение теневых пятен, возникает именно из этих последовательно возникающих намеков, не связанных прямо с теми вопросами, которыми задается художник. Хороший художник стремится для каждой модели найти свой, наиболее адекватный язык для программы подсознания, на котором подсознание получит информацию и затем передаст ее непосредственно в голову и руку художника. И в выражении рисунка мы увидим синтез образа модели и индивидуальности художника; чем более гибким является его метод, тем меньше проступает на портрете его низшее "я", насилуя образ оригинала.
* * *
Чрезвычайная важность языка программ подсознания находит косвенное выражение в очень любопытном явлении, которое можно наблюдать повсеместно и в быту, и в науке - это споры о словах или терминологии.
Наиболее радикально, казалось бы, этот вопрос решен в математике. Там человек имеет право сказать: "Назовем мартингалом то-то", - и никто его не сможет упрекнуть, если определение точное. Однако эта свобода кажущаяся.
В науках менее точных, скажем, в лингвистике или информатике, вопрос определения основных понятий почему-то находится в центре внимания. Ну, казалось бы, какая разница, что такое именно язык или факт для человека, который занимается данной узкой лингвистической или информационно-поисковой проблемой. Но нет! - любой лингвист-профессионал четко чувствует, что определение языка - нужно. И это действительно в некотором отношении так.
В коллективном тезаурусе отражены все понятия и значения всех слов, в том числе и достаточно расплывчатых, как-то: субстанция, счастье, сознание, вера и т. д. Однако сколь бы расплывчатыми они ни казались, в коллективном подсознании они имеют вполне определенный, хотя и плохо выражаемый словами смысл, и вот именно его-то исследователю хочется поймать и выразить. Таким образом, человек, дающий определение, скажем, языка, обычно не столько оговаривает смысл этого слова в своем дальнейшем изложении, сколько пытается описать, как данное слово воспринимается общественным подсознанием.
Однако более всего ценятся обществом те люди, чьи индивидуальные языки программ подсознания настолько мощны, что сами входят в коллективный тезаурус, обогащая его. Наибольшая заслуга Пушкина, по мнению автора, состоит не в том, что он написал гениальные произведения, а в том, что он создал русский язык. Это - образцовый пример того, как человек искал адекватный язык для выражения того, что прозрела его душа в тонком мире, а результатом его поисков стали не только стихи и поэмы, но целый язык, ставший коллективным. Другой пример - психоанализ. Зигмунд Фрейд велик, по мнению автора, не только как создатель определенных концепций психики, но и как создатель языка, на котором можно описывать движения души. Человек, изучивший его сочинения и усвоивший язык психоанализа, то есть включивший этот язык в подсознательную программу восприятия других людей, смотрит на мир совершенно иными глазами: его сознание сильно расширяется.
Возвращаясь к теме взаимоотношений личного и коллективного тезаурусов, следует особо сказать о прямом влиянии общественного подсознания на индивидуальное. Именно вследствие этого влияния слова сопротивляются их неправильному использованию. Если человек недостаточно чувствует смысл слова в его понимании общественным подсознанием, он не должен наделять его смыслом по своему усмотрению, иначе получится нечто безобразное. Поэтому личные языки программ подсознания обязательно должны учитывать языки программ общественного подсознания (это не означает, что первые должны подчиняться вторым).
Вообще, создание нового языка имеет единственную цель: расширение спектра информационно энергетических потоков из тонкого мира, которые могут быть переданы на этом языке. Когда человеку удается передать более широкий спектр потоков, чем это получалось до него, это производит впечатление чуда. "Как ему это удалось?!" - задаются вопросом изумленные современники и собратья по перу (кисти) и тут же начинают изучать и анализировать созданный им язык. Однако, как правило, они ограничиваются его видимой частью, в то время как основную роль играет язык программы подсознания, на котором подсознание воспринимает информацию из тонкого мира. Этот язык проявляет себя не столько в новых словах, сочетаниях красок и т. п., сколько в не существовавших ранее интонациях фраз, особенностях словоупотребления ("фрак с покушеньями на моду" - Гоголь), словом, в акцентах, которые как раз и отличают гениальное от талантливого, а талантливое от стандарта. Пушкин не создал практически ни одного нового слова, более того, он все слова использовал в их тогдашнем литературном значении, никак не навязывая современникам своих смыслов, но тем не менее он очень сильно расширил спектр энергетических потоков, которые после него стала пропускать литература. Из дальнейшей истории развития языка можно отметить "Шинель" Гоголя и "Бедных людей" Достоевского, где был создан язык, на котором можно изобразить внутреннюю жизнь человека. Поучителен в этом смысле пример поэтов-символистов начала XX века, которые пытались создать новый язык поэзии не с помощью намеков из тонкого мира, приходящих по мере надобности в процессе реальной коммуникации с каким-либо тонким объектом, стремящимся воплотиться, а исходя из формальных ментальных представлений и идей. Символисты создали мертвый язык, который не оказал практически никакого влияния на дальнейшее развитие как поэтического, так и русского языков. Это было связано с тем, что их язык никак не расширил спектра воспринимаемых потоков.
"Все это хорошо, - скажет читатель, - но я-то не Пушкин! Зачем мне свои языки для программ подсознания? И потом - ни творить, ни оригинально мыслить я просто не умею." В последнем пассаже уже содержится ответ на заданный вопрос. Человек не может думать, то есть ему в голову не приходят мысли именно тогда, когда у него в подсознании нет языка, на котором эти мысли могли бы быть выражены. Задаваясь вопросом, всегда следует отдавать себе отчет в том, на каком языке можно ожидать ответа. Человек может всю жизнь задаваться вопросом: "Как мне жить!?" (и травить им окружающих), но до тех пор, пока у него в подсознании не будет сформирован соответствующий язык, пока понятия морали, духовности, ответственности за свои действия не материализуются для него настолько, что будут рассматриваться его подсознанием как реальные, он не сможет получить удовлетворительного ответа.
Сказка о Кощее Бессмертном, чья жизнь на кончике иглы, которая в яйце, которое в утке, которая в зайце, который в сундуке, который на вершине дуба, который, в свою очередь, Бог весть где, - так вот, эта сказка как раз о поиске и создании языка, на котором будет сформулировано решение научной проблемы или создано произведение искусства, или найден ответ, как поступить в жизненной ситуации. Животные, которых встречает герой сказки - медведь, щука и другие - это намеки тонкого мира, с помощью которых человек создает язык, на котором в финале получает адекватный ответ.
Я был только тем, чего
ты касалась ладонью,
над чем в глухую, воронью
ночь склоняла чело.
Я был лишь тем, что ты
там, внизу, различала:
смутный облик сначала,
много позже - черты.
И. Бродский
Творчество - это, по идее эволюции, основной закон жизни и деятельности всей Вселенной, начиная от элементарной частицы и кончая Буддой. Абсолют наделил каждую частичку этого мира некоторой свободой воли, пользуясь которой эта частица и творит себя, свою судьбу (в рамках личной, групповой и мировой кармы) и, в какой-то мере, судьбу мира. Всякое живое существо постоянно производит выбор между различными вариантами дальнейших действий, будь то волк, решающий, за каким зайцем ему броситься, или художник, выбирающий цвет очередного мазка. Чем выше эволюционный уровень, тем шире выбор и выше ответственность за решение.
До появления сознания творчество малозаметно, поскольку целиком управляется индивидуальным духом, чье воздействие гомеопатично. Он слегка, хотя и постоянно, воздействует на подсознание животного, вызывая постепенную дифференциацию и усложнение его программ, и так же слегка влияет на его поведение, давая (иногда) "озарения" в сложных ситуациях. С появлением сознания человек получил мощное средство для активного включения в эволюционный процесс, и соответственно повысилась его индивидуальная и групповая ответственность за принимаемые решения. Повышение ответственности выразилось в том, что человек получил большую власть над своей кармой.
Общий ход эволюции изменить нельзя: она может быть уподоблена огромной реке, впадающей в океан. Человек плывет по этой реке в утлой лодочке, но имеет пару весел. Его карма - это его индивидуальное течение, а кармические узлы - водовороты. Человек, попавший в подобный водоворот, крутится на месте, пока не изживет соответствующий кармический узел. Человек, не нашедший своего места в жизни и живущий не в соответствии с уготованным для него (в общем) планом, гребет поперек или против течения, создавая, в зависимости от силы гребли, большие или меньшие завихрения и водовороты, то есть новые кармические узлы. Долго грести против течения не удается: возникает встречная волна, которая захлестывает и переворачивает лодку. Так монахи-отшельники, не изжившие (а, в действительности, подавившие) свои "низшие" инстинкты, в следующем воплощении часто становятся великими распутниками. Чем выше эволюционный уровень, тем большие вихри в течении создает человек при неправильном (с эволюционной точки зрения) поведении, поскольку его лодка обладает уже более мощным двигателем; с другой стороны, у него появляется возможность самому направить лодку по течению, в частности, сглаживать водовороты, развязывая кармические узлы (не только свои, но иногда и группы или даже своего народа).
Человек видит карму, то есть эволюционное течение в некотором своем окружении, не полностью, а в соответствии со своим эволюционном уровнем. На первом этапе духовной эволюции у человека появляется мистическое ощущение связности, единства мира, неслучайности некоторых событий, само понятие судьбы. На втором этапе появляется идея о нахождении своего места в мире, что приблизительно соответствует видению направления эволюционного потока в данном месте. Далее возникает ощущение ответственности за свои поступки перед высшими силами, поначалу часто в виде идеи возмездия за грехи. Однако на первых порах все это довольно смутно и чаще всего принимает форму суеверий, а это не что иное, как преувеличение своих возможностей: человек фактически считает, что он видит карму в больших подробностях (черная кошка как знак предупреждения и т. п.), в то время как подробное видение дано только людям, находящимся очень высоко на эволюционной лестнице. Другое дело, что любой человек иногда видит знаки судьбы, но они должны прозвучать у него в душе персонально.
С появлением сознания у человека появились невиданные дотоле возможности управления эволюционным потоком: как будто на его лодку поставили мотор. Однако и ответственность за поступки и их реальные последствия возросла соответственно. Хочет человек (и человечество в целом) этого или нет, он сильно воздействует на ту часть эволюционного потока, в которой он находится, независимо от того, осознает он это или нет. Можно ничего не делать, ни о чем не думать, никуда не стремиться, жить как живется и т. д.; но это будет означать не то, что вы выключили мотор своей лодки - сделать это никто и ничто не в силах - а то, что вы бросили руль, и последствия не заставят себя ждать.
* * *
Творчество в широком смысле есть участие в процессе эволюции. Злодей, трудолюбиво вывязывающий кармические узлы, роющий другим ямы - словом, выступающий в роли черного учителя, демонстрирующего людям их эволюционные "хвосты", то есть еще не изжитые ими низшие части их натуры, - этот злодей также необходим эволюции, и основной кармический узел он вяжет себе и потом будет его с большим трудом изживать. Наши понятия добра и зла скорее относятся к плавности или завихренности потока, чем к его направлению; вихри же, то есть то, что иногда переживается как зло, несчастья, страдания и т. п., находятся в природе вещей, без них ход эволюции невозможен. Это понимали средневековые теологи, утверждавшие, что добро выковывает себя в борьбе со злом.
Эволюционный поток включает всю человеческую жизнь целиком, и поэтому творит человек беспрерывно; другое дело, делает он это как ремесленник, пользуясь набором трафаретов и штампов, или как мастер, вкладывая огонь души. Что скажет уважаемая читательница, если в момент чтения этих строк ее оторвет от этого захватывающего занятия супруг? В ее арсенале имеется широкий спектр возможных ответов от краткого "Прочь!" до торжественного "Неужели, уважаемый Тимофей Петрович, вам не понятно, что я предаюсь чтению возвышенного и потому не в силах откликнуться на ваш зов?" Даже обычное "Не мешай!" может быть сказано с тысячей разнообразных оттенков, многие из которых согреют сердце отвергнутого мужа. Так что возможность творить имеется на каждом шагу; не творческим в данном случае будет ответ, штампованный полностью: семантически, вербально, интонационно и энергетически - но к сожалению, именно такой ответ в первую очередь предлагает нам (по принципу наименьшего действия и творчества) подсознание: "Катись".
Для эволюции (и подсознания) ничто не безразлично, в частности: аккуратно ли одет человек, когда его никто не видит; каковы его планы, которые никогда не будут реализованы, и он это знает; какими именно штампами он думает и воспринимает. И здесь есть один деликатный момент.
К творчеству в узком смысле человечество в целом питает настолько же большее, чем следовало бы, уважение, насколько меньшее уважение оно имеет к творчеству в широком смысле слова. Хорошо известно, что учиться и совершенствоваться следует всю жизнь; однако художник, пробившийся сквозь слой общественных штампов и приобретший свой собственный стиль (минимальное условие творчества), получивший доступ к какому-то слою тонкого мира, может всю жизнь потом этот слой эксплуатировать, и никто его за это не упрекнет: ведь в самом деле произведения искусства, не подделка, не ремесло, и даже с печатью индивидуальности автора, с другими не спутаешь. Однако на самом-то деле для него это все уже штампы, то есть продукция одной и той же программы подсознания, созданной когда-то в юности. В то же время на человека, который ничего общественно значимого не создал, но живет не по стандарту, с которым не скучно, потому что он не повторяется, у которого нешаблонное восприятие, который постоянно внутренне меняется, от которого трудно услышать что-то умное, но легко услышать нечто неожиданное, на человека, рядом с которым возникает несколько необычная атмосфера, хотя трудно сказать конкретно, в чем это выражается, наконец, на человека, рядом с которым люди (по неясным причинам) временно становятся лучше, - на такого человека общество не смотрит как на творца, хотя он-то как раз и есть настоящий творец эволюции, в отличие от описанного выше художника.
Основными препятствиями к творчеству являются лень и идея вознаграждения. Лень есть реакция подсознания, обусловленная недостатком энергии, а также его общей инертностью: проще всего отреагировать штампованной программой и уж во всяком случае ничего не менять. Здесь, однако, не учитывается то, что творчество всегда подключает человека к новым источникам энергии: энергия, необходимая для трансформации непроявленного мира, Хаоса, в Космос, поставляется непосредственно Абсолютом. Поэтому идея вознаграждения за творчество ложна: оно идет автоматически. Другое дело, что человек должен вписываться в окружающий мир и как-то поддерживать свое существование, что невозможно осуществлять на одних только тонких энергиях. Человек получает зарплату в двух местах: от общества за общественно полезный труд, и от Абсолюта за участие в эволюции; и не надо эти вещи путать: от Кесаря - кесарево, от Бога - Божье.
По поводу творчества в узком смысле имеется распространенное мнение, что самовыражение - это хорошо. Можно иногда даже услышать, что это - цель творчества:
"Цель творчества - самоотдача..."
Л. Пастернак.
В действительности ситуация несколько сложнее. Как и у каждого человека, у художника или писателя имеются эго и дух. И плод его творческого вдохновения, если можно так выразиться в антинаучном трактате, сильно зависит от того, под чьим влиянием находилась программа подсознания, которая считывала информацию из тонкого мира, и, кроме того, из какой именно области этого мира.
Здесь мы опять совершим небольшой экскурс в оккультизм. Тонкий мир делится на области, именуемые эгрегорами; например, каждой религии соответствует свой эгрегор: христианский, мусульманский индуистский и т. д. В крупные эгрегоры имеются протоптанные дорожки, по которым традиционно учат к ним подключаться; такова, в частности, функция молитвы. Человек, научившийся подключаться к тому или иному эгрегору, обнаруживает, что он научился думать и чувствовать в стиле определенной школы, религии и т. п. Все поэты начинали с подражательных стихов: не будучи в силах сами сразу создать свой эгрегор, они сначала подключались к какому-то уже существующему (отсюда - подражательность), а потом, поймав свой, индивидуальный стиль, то есть вид тонкой энергии, уже его развивали и совершенствовали.
Поэтому прозелит, начинающий самостоятельно толковать религиозные тексты, должен поначалу с большим подозрением посматривать на пришедшие ему в голову толкования: из какого они эгрегора? Уж не из Марксова-ли-Энгельсова? Вообще, умение различать информацию из различных эгрегоров совершенно необходимо человеку, который не хочет быть полным рабом своего подсознания, но стремится к тонкой регулировке и направленному творчеству; а иначе получается каша из мыслей и баланда из чувств. К сожалению, западный человек в принципе склонен считать любую пришедшую ему в голову мысль "своей", то есть порожденной его сознанием (или подсознанием). Тогда она, уж конечно, священна, и никаких эгрегоров в помине нет и быть не может.
Возвращаясь к теме самовыражения, заметим, что это есть фундаментальная потребность человека, продиктованная стремлением духа явить себя человеку. Дух моделирует в человеке символ этого своего желания, создавая потребность самовыражения, в которой сплавлены две: потребность себя (то есть дух) обнаружить и потребность себя выразить. Однако если обнаружить свое высшее "я" не удается, то что же остается для выражения? Ясно: низшее (актуальное) "я", то есть эго. И человек погружается в тонкий мир на уровне своего эго и представляет общественности свои личные проблемы, зажимы и комплексы. При этом он плавает по довольно грязному эгрегору, по которому его ведут соответствующие программы подсознания. Последнее вовсе не означает, что произведение не будет талантливым, но читать его будет противно: в данном случае роль творчества свелась к выливанию душевных помоев на голову публики, то есть человек выплеснул их из личного подсознания в общественный эгрегор.
В принципе цель творчества именно постижение человеком своего духа; и только после этого и после создания адекватного языка можно пытаться выразить то, что человек увидел. Неадекватное выражение может свидетельствовать о том, что человек или не увидел, или увидел, но рассмотрел недостаточно внимательно, не разглядел подробностей, и потому не смог найти язык для выражения.
* * *
Основная функция сознания - это управление вниманием; можно даже сказать, что это единственная его функция. По сути дела процесс взаимодействия как с внешним, так и с внутренним миром, состоит из двух стадий. На первой стадии человек решает (сознательно или бессознательно), на что ему следует обратить внимание: на что посмотреть, и к чему принюхаться, что потрогать, - в случае внешнего мира, и о чем подумать, к какому чувству прислушаться, - в случае мира внутреннего. На второй стадии человек получает ответ из подсознания в форме ощущений и появившихся мыслей, которые регистрируются его сознанием (но отнюдь им не порождаются).
Именно так идет, в частности, процесс мышления: выбор вопроса (который человек задает как бы сам себе, как говорится, в пространство), затем переключение внимания на восприятие изнутри, и мгновенное откровение-ответ - возникшая "ниоткуда" мысль. Поскольку ответ не всегда точен, а может содержать лишь указание на некоторую область, где должен находиться ответ, сознание с учетом полученной в ответе информации уточняет вопрос, получает второй ответ и т. д., пока человек не получит удовлетворяющую его информацию или не разочаруется в своих вопросах.
Подобная схема имеет место всегда, при любом мышлении, однако человек настолько привыкает к процессу получения мыслей-откровений извне, что не воспринимает их как чудо; только если уж совсем неожиданная мысль забредает ему в голову, он говорит, что на него нашло вдохновение. Точно так же строится поведение человека в любой жизненной ситуации; здесь в качестве ответа идут не только мысли, но и непосредственные импульсы поведения, интонации и т. д. Отличие поведения человека гибкого от негибкого заключается в том, что негибкий человек адресует вопрос "Что я должен делать?" к жесткой ограниченной системе правил поведения или мышления, имеющихся в его сознании и подсознании, в то время как человек гибкий не ограничивает (сознательно и подсознательно) рамки возможного ответа; он, что называется, широко смотрит на вещи.
В свете вышесказанного делается более понятным, какие преимущества дает сознание. Оно позволяет произвести анализ ответа-откровения и гораздо более точно сформулировать следующий вопрос, ответ на который уже существенно ближе к тому, что интересует человека. Отсутствие рационализации приводит к тому, что уточнением вопроса занимается подсознание, которое применяет один из имеющихся у него шаблонов, никак не связанных с сутью дела, или действует методом "случайного тыка".
Ученый тем и отличается от обыкновенного человека, что склонен задаваться вопросами; способность регистрировать ответы играет куда меньшую роль, и кроме того, она развивается по мере необходимости. Конечно, "задаться вопросом" не обязательно означает задать вопрос, выраженный словами. В действительности необходимо привести себя в состояние готовности получить ответ, предварительно сосредоточив внимание на определенной проблеме; слова же служат вспомогательным средством, помогающим сосредоточиться.
Хотя откровение не отвечает обычно в точности на заданный вопрос (хотя бы потому, что вопросы как правило некорректны, а человек не владеет языком, на котором можно воспринять адекватный ответ), оно обязательно содержит какую-нибудь дополнительную информацию, касающуюся данного вопроса, то есть то, о чем человек не спрашивал, но что ему сообщается, так сказать, бесплатно как информация к размышлению. Так, ученому приходит в голову не только необходимое преобразование, но и общий принцип, из которого оно вытекает; психотерапевт слышит в своей голове не только следующую фразу, которую нужно сказать пациенту, но и интонацию, с которой она должна быть произнесена; исследователь получает не только ответ на свой вопрос, но и направление дальнейших исследований; влюбленный получает не только информацию о том, как угодить предмету любви, но и предупреждение, когда ему следует остановиться, чтобы тот не избаловался; писателю в голову приходит не только конкретное воплощение данного поворота сюжета, но и план дальнейшего повествования и т. д. Может быть, эта дополнительная информация, которая всегда выходит за те рамки, которые человек, сознательно или бессознательно, устанавливает для возможного ответа, и является самой ценной. Однако ее правильная интерпретация и использование в дальнейшей деятельности сознания обычно неочевидны, и здесь уже сложно полагаться только на рациональное мышление и сознание.
Не следует думать, что написанное выше относится только к "творческим" личностям и их деятельности. То же самое происходит во время любой деятельности любого человека. Рассмотрим, например, двух хороших знакомых, участвующих в диалоге. Что поддерживает живое течение разговора? Общая установка на "поддержание беседы" как раз и заключается в том, что человек, осознает он это или нет, все время задается вопросами типа: "Что говорить дальше по этой теме? Как ответить на реплику? и т. п. Если у человека есть такая установка и есть способность осознавать ответы, то у него есть то, что именуется талантом общения, и в этом случае разговор, внешне совершенно бессмысленный, может продолжаться неограниченно долго. Целью разговора является, разумеется, не передача информации, а общение как таковое (соединение эмоциональных или ментальных полей), обмен симпатиями и т. п., и оба участника, конечно, это осознают, а внешняя канва разговора им нужна лишь как вспомогательное средство. Однако выбор темы и реплик далеко не безразличен, и у слаженной пары они точно соответствуют истинным целям беседы; другими словами, собеседники творят диалог и общение в истинном смысле этого слова: точная настройка на ситуацию, внимательность к "ответам", возникающим в голове вместе с подходящими интонациями; искусный обход подводных камней (опасные темы); точно выдержанный уровень личностной включенности и многое другое создает истинное произведение искусства (только мало кто может оценить его по достоинству). И собеседники расходятся в приподнятом настроении, совершенно удовлетворенные (как им кажется) друг другом, а на самом деле - созданным ими творением.
Утверждение, что сознание, нужным образом переключив внимание, должно передать управление программе подсознания, означает в переводе на обычный язык довольно тонкую вещь: именно, сознанию отводится скромная роль как бы бокового зрения, что определенным образом регулирует взаимоотношения интуиции и разума. В идеале человек опирается на интуицию, но контролирует и управляет ею сознанием. В частности, обучение идет под эгидой лозунга "Выучить, чтобы забыть", а точнее, погрузить в подсознание. Так человек, выучив грамматику родного языка, благополучно о ней забывает, но остается грамотным. Если же "забывания", вследствие слишком пристального (не бокового) взгляда сознания не происходит, то с человеком может случиться то же, что и с известной глубокомысленной сороконожкой, которая спросила себя: "В какой последовательности переставляю я свои сорок ног?" - и после этого не смогла сделать ни шагу. то, что прямой взгляд сознания убивает чувство, известно хорошо. Но это еще не все. Для полноты следует добавить, что, во-первых, прямой взгляд сознания убивает и мысль: она теряет глубину, тайну, становится плоской, выхолащивается ее энергетическое содержание; а что касается чувств, то здесь боковой присмотр сознания был бы очень полезен. За примерами читателю, скорее всего, далеко ходить не придется.
Что делает Кристофер Робин по утрам?
Он учится... он обалдевает знаниями.
А. Милн
Обучение в широком смысле - это создание новых программ подсознания. Об этом уже шла речь выше, и здесь автор остановится на специфике обучения контактам с тонким миром. Сначала сделаем несколько предварительных замечаний.
Мнение, что мы думаем и чувствуем "сами", сознательно, является явной иллюзией. Сознание не властно над приходящими к нему мыслями: оно может задавать лишь их общее направление. Это становится понятным, если представить себе человека, решающего какую-либо задачу или пытающегося что-то вспомнить. Когда он задумывается, реально происходит следующее: внимание передается программе подсознания, которая направляет это внимание в определенное место тонкого мира и считывает имеющуюся там энергетическую информацию (субъективно это может переживаться по-разному: человеку приходит в голову мысль, его охватывает желание, он ощущает импульс и т. д.). Сознание не имеет прямого доступа в тонкий мир, оно обязательно должно воспользоваться какой-либо программой подсознания. Здесь следует подчеркнуть, что мысли суть плоды регистрации человеческим вниманием объективно существующих в тонком мире мыслеформ. Так называемые банальности - это мысли, соответствующие мыслеформам, расположенным в наиболее "низких", общедоступных слоях тонкого мира. Эти мыслеформы более тяжелые и легче регистрируются вниманием, так что соответствующие мысли легче приходят в голову. То же относится и к банальным чувствам и импульсам (гнев, ярость, умиление и др.), которые появляются у человека, когда его внимание регистрирует низшие астросомы.
Обычно внимание передается программам подсознания на такое короткое время, что у человека возникает иллюзия, что он все время сознателен. Состояние, когда внимание надолго отдается подсознанию (это, кстати говоря, вовсе не означает, что блокируется информация от органов чувств), именуется медиумическим, или трансом. Фактически же, как мы видели, человек сознателен, то есть контролирует сознанием свое внимание, очень малую часть времени, а большую часть жизни, тем самым, проводит в трансе.
Как же создавать программы, связывающие нас с тонким миром? Здесь одно из центральных мест принадлежит вере.
Вера для атеиста, материалиста и позитивиста является довольно смутным и в чем-то раздражающим понятием и вызывает ассоциации с религиозным фанатизмом. Он бы хотел, чтобы это слово вообще исчезло из языка. Для него существуют только две ситуации: "Я знаю", то есть располагаю информацией и доказательствами ее истинности, и "Я не знаю", и в этой ситуации возможна позиция "Я допускаю"; места вере как таковой просто не остается. Однако такой подход к действительности, возобладавший над западными умами в результате так называемого Просвещения XVIII века, которое гораздо правильнее было бы называть Затемнением, отличается крайней наивностью, как по отношению к познанию, так и в смысле психологии познающего.
Прежде всего, надежных доказательств нет никогда. Незыблемые, казалось бы, вещи, такие, как плоскостность Земли, геоцентрическая концепция Птолемея, эволюционная теория Дарвина, обладавшие неопровержимыми доказательствами, были опровергнуты (не дополнены, не скорректированы, а именно опровергнуты) последующим развитием науки. Более того, современная наука, помня о своем плачевном опыте, вообще старается говорить не о законах природы как окончательных истинах, а о моделях, имеющих ограниченную область применения, чем фактически полностью признает кантовское деление на "вещь в себе", непознаваемую для человека, и "вещь для нас", о которой мы можем судить. Кант, однако, не читал Вед и не знал, что это учение не оригинально, а идет из глубокой древности.
Однако вера необходима не потому, что достоверное знание невозможно. Вера - это канал связи с тонким миром, по которому оттуда в подсознание поступает энергетическая информация. Если у тебя есть достаточный канал, ты можешь пропустить через себя энергию, нужную для того, чтобы сдвинуть гору. "Ибо истинно говорю вам: если кто скажет горе сей: "поднимись и ввергнись в море", и не усомнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, - будет ему, что ни скажет" (Марк 11:23). Противоположное вере понятие это скепсис, закрывающий соответствующий канал связи. Скепсис не убивается доказательствами, так же как и вера не убивается контрпримерами, так как и доказательства и контрпримеры суть явления сознания, вера же и скепсис - подсознания. Иногда, правда, может сработать программа сущностного углубления, подорвав веру или погасив скепсис, но это скорее исключение, чем правило.
Невозможно ничего изучить, не имея соответствующей веры. Иначе информация не придет, не запомнится, не усвоится, вытрется из памяти. Любое обучение является варварством и обречено, если ученик не увлечен, то есть если у него нет веры в предмет. На обычном языке нет адекватного выражения для этого состояния веры, и часто можно слышать следующие рационализации: "Я верю, что предмет нужен (важен)" или просто: "Ужасно интересно!"
Сознание может временно закрыть канал, например, сказав: "Я этому не верю". В то же время для того, чтобы канал открыть, сознательного усилия мало; нужно еще создать программу подсознания. Однако и сознательная вера не нужна; вполне достаточна позиция "я допускаю", только она должна быть честной, так как если человек, говоря это, в глубине души все-таки не допускает, то канал все же блокируется. По мере поступления информации из тонкого мира сознательная вера, то есть то, что человек допускает, может измениться: что-то исчезнет, что-то трансформируется, что-то появится новое - и в конце концов вера заменится знанием.
Что такое знание? Восточная мудрость говорит: знание - это умение. Умение войти в ту или иную часть тонкого мира, воспринять имеющуюся там энергетическую информацию и преобразовать ее к виду, который может хоть как-то воспринять остальное человечество. Последний этап очень важен. Имеется большое количество людей, способных подняться в довольно высокие, труднодоступные слои тонкого мира: поймать свежую идею, получить необычайное ощущение и т. п. Однако этого мало для того, чтобы донести соответствующую информацию до человечества или хоть до кого-нибудь. Предварительно нужно выучить (а часто создать) язык, на котором можно это сделать. И только после этого " материализуются" теории, концепции, романы, картины. А если языка нет, получается или банальность, или "темна вода в облацех"; примеров можно не приводить. Однако и такие произведения благодарное человечество читает, смотрит, пытается прозреть в них истину и говорит: "А все же в этом что-то есть!"
* * *
Если сравнить познания человека с некоторым кругом на плоскости Неизвестного, то люди различаются не только по размерам и местоположению своих кругов, но также и по тому, включают ли эти круги свои границы или нет. Дураком, по-настоящему, должен бы считаться не тот человек, который мало знает, а скорее тот, который не видит границ своего знания.
Если перейти в область подсознания, то мы увидим, что каждая программа подсознания имеет свои границы применимости; в других ситуациях, будучи вызванной, программа работает плохо и норовит передать управление какой-нибудь другой программе. (Так в стрессовых ситуациях сложные дифференцированные программы часто передают управление древним примитивным программам: впадение в ярость, бегство, обморок и т. п.) К сожалению, создание подобных механизмов переключения у искусственно создаваемых программ в процессе обучения не предусмотрено, по крайней мере, в большинстве случаев. Выше уже была проиллюстрирована необходимость позиции "степень применимости" для программы-классификации с жестким форматом ответа. Однако то же относится и к любой программе познания со сколь угодно гибким языком для ответа: всегда возможна ситуация, когда ответный информационно-энергетический поток слишком высок и не выразим средствами данного языка. Зато если программа устроена так, что в ней заранее заложена область ее применимости, то она обладает гораздо меньшим консерватизмом и легче эволюционирует.
Может показаться, что создание таких программ есть Бог весть какая премудрость. Это не так. Каждая программа сама по себе постоянно совершенствуется подсознанием, нужно лишь задавать направление ее изменений. Какими вопросами человек задается, такие мысли ему в голову и идут, а через некоторое время пробивается канал связи, и человек овладевает умением произвольно перемещать свое внимание по тонкому миру, то есть определять направление приходящих к нему мыслей (сами по себе мысли от него не зависят: они суть отражения реально и независимо от него существующих мыслеформ). В частности, постоянно задаваясь вопросом о применимости данной программы, скажем, классификации, человек в один прекрасный день начинает получать на этот счет отчетливую информацию.
Точно так же происходит овладение языками связи программ подсознания с тонким миром. Скажем, человек хочет выучиться рисовать. Сначала он учится видеть пропорции и характерные изгибы линий и теней. Потом в руке появляется непонятный поначалу импульс: она тянется к листу. Это значит, что начатки языка усвоены и возникло желание его активизировать, то есть начать говорить. Умение рисовать приходит тогда, когда язык линий и теней становится гибким настолько, что может пропустить через себя информационно-энергетический поток, моделирующий реальный поток от изображаемых предметов, который ощущает художник. Истинное умение приходит не тогда, когда художник может изобразить что угодно похоже, а тогда, когда в процессе обдумывания картины его мысленный взор привязан к некоторой области в тонком мире и ее энергетика воплощается (моделируется) в энергетике линий, которая как бы сама собой возникает в воображении художника и на листе. Понятно, что способность художника "видеть", то есть ощущать энергетические потоки, играет не меньшую роль, чем техника; однако следует заметить, что в действительности мир связен настолько, что он весь представлен в любом своем проявлении (к ужасу для физики элементарных частиц), так что, рисуя пейзаж, художник изображает по идее весь мир, по крайней мере, он может пропустить через свой холст информационно-энергетический поток любой широты. В порядке иллюстрации вышесказанного автор предлагает читателю взглянуть на полотна Питера Брейгеля-старшего.
* * *
Конечно, не каждый человек может научиться писать картины, как Брейгель. Но научиться мыслить, чувствовать и вести себя нешаблонно, и тем более не по шаблонам общественного подсознания, - эта возможность дана человеку просто потому, что у него есть сознание и он может задавать себе вопросы - а больше ничего и не нужно. Всю черную работу берет на себя подсознание.
Волк ест пирог и пишет интеграл.
Н. Заболоцкий
Как учит Веданта, каждый человек рождается со вполне определенными задачами, которые он должен решить в течение данной жизни (воплощения), и к числу этих задач относится также и познание определенной части себя и мира. Что именно должен познать человек, существенно зависит от его исходного эволюционного уровня: в соответствии с ним он восприимчив к более или менее тонким (высоким) энергетическим потокам. Правда, эту восприимчивость можно развивать, но в пределах, определяемых опять-таки эволюционным уровнем.
Познание - это процесс, может быть, даже более интимный, чем творчество. Тезис свободы творчества утверждается, провозглашается (и попирается, по кармическим причинам) на каждом шагу, что же касается свободы познания, то ее, кажется, не провозгласил еще никто.
"Не мечите бисера перед свиньями", - это указание содержит в себе, в частности, заботу о четвероногих, ибо бисер для них вреден, ядовит, и они его не только не усвоят, но извергнут, можно себе представить, в каком виде. Именно такова реакция человека на насильственно внедряемую в него информацию, к которой он не подготовлен, то есть идущую на таких потоках, которые не может воспринять его подсознание. В лучшем случае человек ничего не поймет; в худшем - извратит, опустит, надругается и озлобится, и вдобавок получит комплекс неполноценности (см. ниже гл. 5), то есть создаст программу, блокирующую восприятие подобных потоков. Ограниченность познания связана, таким образом, с ограничениями нашей способности восприятия, а не с недостатком ума или знаний.
Эзотерическая (тайная) информация различных религий хранилась во все времена в строжайшем секрете и передавалась строго от учителя к ученику, хотя она защищена и сама по себе: человек, находящийся на недостаточном эволюционном уровне, ее просто не поймет.
Написанное выше может вызвать у читателя недоумение. Современный философ западного типа искренне считает, что если не создать, то уж понять-то любую философскую систему он может наверняка; вопрос этот даже и не стоит. Здесь, однако, имеется существенная разница между двумя типами познания: ментальным и сущностным. При сущностном познании происходит непосредственное восприятие и человек сущностно меняется; при ментальном познании происходит создание ментальных моделей и меняется лишь ментальная часть тонкого тела, или, на языке этого трактата, происходит создание и трансформация лишь ментальных программ подсознания. Ментальные модели и усилия чрезвычайно важны: они помогают человеку ориентироваться и наводить порядок в аморфной среде интуитивного сознания, но хорошо, когда они знают свое место: отыскивая затерявшуюся в полях любимую девушку, вы, конечно, можете воспользоваться биноклем, но когда, найдя, вы захотите ее обнять, бинокль следует отложить.
Именно поэтому учения древних философов выглядят плоскими и примитивными в современном западном изложении. Они были рассчитаны на сущностное их познание, когда человек начинал видеть их в мире прямо, непосредственно, а не рисовал в голове схемку из двух-трех понятий. В качестве примера можно привести учение древних индийцев о трех состояниях (фазах бытия) материи: создания, оформления и разрушения. Основной тезис этого учения заключается в том, что любой объект в своем развитии последовательно проходит три фазы: сначала создается, потом принимает отчетливую форму и затвердевает в ней, после чего разрушается. Однако познание этого учения происходит не тогда, когда человек понимает и запоминает соответствующий текст (это - ментальное познание - создание схемы из трех кружочков и двух стрелочек), а тогда, когда он начинает видеть эти процессы в реальном мире вокруг него. Например, придя на новую работу, через некоторое время видит (в форме откровения), что организация, в которую он попал, находится в конце фазы оформления и скоро начнется фаза разрушения. Когда это учение в самом деле усвоено, человек сильно меняется: теперь он обладает программой подсознания, которая имеет доступ в очень важные слои тонкого мира, регулирующие карму всего мира: он все время получает сильные подсказки, чувствуя, как надо себя вести в той или иной ситуации, разговоре и т. д.
Однако строить ментальные модели легче и безопаснее, чем реально познавать мир, то есть менять себя сущностно. А кроме того, у человека возникает иллюзия, что он может понять и познать что угодно. Однако любой физик прекрасно знает, что современную физику нельзя понять, не овладев соответствующими разделами высшей математики; о физике можно составить некоторое представление, пользуясь парой близнецов, парой часов и вращением электрона вокруг несуществующей оси, но это все-таки не понимание, а иллюстрация, метафора, а не истина, которая в данном случае представляется, скажем, уравнениями Эйнштейна или Шредингера. Для того чтобы понять квантовую механику, человек должен сильно изменить себя, создать ментальные программы подсознания, открывающие доступ к тем областям тонкого мира, где содержится информация о соответствующих разделах математики, и научиться воспринимать соответствующие потоки.
В точности такая же ситуация возникает и в любом другом познании. Для того чтобы получить ответы на определенные вопросы, нужно иметь программу подсознания, которая воспримет эти ответы, а они могут иногда идти на очень высоких потоках! Умение не опустить ответ до своего уровня, а подняться самому - редчайший дар, и его надо постоянно в себе воспитывать. Современному человеку, который неожиданно получает какое-нибудь очевидно важное откровение, редко когда придет в голову мысль: "А достаточно ли я чист для того, чтобы это откровение не спрофанировать?"
Нормальный путь познания идет от интуитивного сущностного восприятия к (всегда грубой) ментальной модели, которая отражает главные элементы структуры рассматриваемого объекта и может быть передана другому человеку в качестве указания: куда следует посмотреть, какой язык следует освоить, какими вопросами задаться и т. д. Следуя этим указаниям, ученик может, в зависимости от способностей, что-то усвоить; однако знание этих указаний само по себе в той же мере приближает человека к познанию, сколь приближает современного иудея к Богу вывинчивание по субботам из холодильника электрической лампочки.
* * *
Основные препятствия в познании с точки зрения психологической суть: невнимание к намекам подсознания; неуважение к собственным мыслям и чувствам; уверенность (ложная) в трактовке интуитивных откровений; игнорирование собственных психологических механизмов искажения и подавления (цензуры подсознания).
Невнимание к намекам подсознания ведет к тому, что человек лишает себя, может быть, главного творческого момента - осознания дополнительной информации, получаемой вместе ответом на вопрос, которым человек задался. Именно с помощью этого намека, этой дополнительной информации и строится все новое, создаются языки для программ подсознания, расширяется сознание.
По поводу уважения к собственным мыслям и чувствам и их правильной интерпретации следует сказать, что это центральная проблема человеческой жизни, и она решается тем лучше, чем выше эволюционный уровень человека. На низком уровне эта проблема не осознается, а на среднем - человек обязательно тысячу раз ошибется и больно ударится, пока не начнет разбираться в кознях своего подсознания, которое по началу имеет практически полную власть над его мыслями и чувствами, искажая и подавляя их по своему произволу. В особенности это касается сущностного познания, которого подсознание, как личное, так и общественное, боится как огня. И получаются любопытные накладки, когда человек, инстинктивно тянущийся к сущностному религиозному познанию, посвящает свою жизнь атеистической пропаганде и сравнительному изучению истории религий; когда люди, инстинктивно стремящиеся к мистическому опыту, яростно разоблачают экстрасенсов и т. п. Ментальное познание, необходимое человеку как обладателю сознания, чрезвычайно опасно тогда, когда оно заменяет сущностное, ибо ментальная модель произвольна, и нет ментальных средств определения области ее применимости, так что, если не опираться на интуицию, эта область может разрастись, охватив весь мир, и тогда доступ для прочей информации перекрывается. По идее, ментальное зрение должно быть как бы боковым.
Особо следует сказать о философском познании. Оно призвано быть сущностным. Это понял С. Кьеркегор, который ввел понятие экзистенциальной, то есть сущностной, философии; к сожалению, ни он, ни его последователи создать ее не смогли, но это уже другой разговор. Человеку нужно ощущать единство мира. Ему недостаточно, например, утверждения, что мир един, поскольку он материален. Ему нужно чувствовать, что его судьба неслучайна и судьба его народа осмысленна, и что у него есть какое-то свое место в мире, которое он должен занять и что-то сделать, а никто другой этого не сможет. И то же самое относится ко всем прочим областям философии: этике, эстетике, гносеологии, онтологии и др. Философия беспомощна когда ее создают люди, не имеющие адекватного сущностного опыта и пытающиеся придумать ментальные модели мира, оставаясь на уровне ментальных представлений и ощущений. Естественно, что соответствующие теории и концепции мертвы: их можно ментально изучить, но по ним ничему нельзя научиться.
Теории познания должен учить человек, который в самом деле знает все, то есть имеет прямой контакт с Мировым Разумом; а для этого нужно не одно воплощение провести в глубокой медитации на склонах Гималаев.