Историки, политологи, геополитики и проч. и проч. ищут различные оправдания военным конфликтам, выделяя социальные, политические, экономические, геополитические и другие причины, приводящие народы к смертельным столкновениям. И совершенно упускается из виду один аспект, который считают, видимо, несущественным, поскольку его можно было бы назвать религиозным, однако для научного дискурса более приемлемым, вероятно, будет понятие психический.
Издавна война не является делом людей, и весьма ошибаются те, кто полагает иначе, ибо она является прерогативой богов. Так было и так есть.
Один начинал войну, бросая своё копьё на землю. Чрез оракулов и гадателей боги изъявляли свою волю о начале военных действий. И лишь редкие личности, проецирующие божественный архетип на самих себя, могли собственной волей вершить дела войны и мира (таковы египетские фараоны, таковы, возможно, Александр Македонский, Наполеон Бонапарт и Пётр I), но это – лишь при условии, что подобную проекцию разделяют окружающие люди, прежде всего – воины.
Хочу заметить, что под "богами" подразумеваются психические сущности и силы, которые можно определить через Юнговские архетипы коллективного бессознательного. Сила (харизма) – это степень наполненности данных архетипов психической энергией.
В принципе, в современной сложной ситуации переносов, проекций и замещений весьма трудно разобраться в сих "божественных" делах психе, ибо "нормальные" боги, ранее спокойно уживавшиеся с людьми, уже давно редко воспринимаются разумом (NB – разумом, а не психе целиком!) как близкие соседи, а потому архетипы и архетипические мотивы вынуждены уродоваться и искажаться настолько, что даже гекатонхейры показались бы рядом с некоторыми современными проекциями писаными красавцами.
Кстати о гекатонхейрах. Эти чудовища о многих головах и ещё более многочисленных руках как нельзя лучше отображают современную демократию: как бы ни спорили пятьдесят голов о том, кому съесть яства – все они едят в один желудок, и как бы ни голосовали сто рук – объединяясь в коалиции или единолично – всё же они прикреплены к одному туловищу. Да-да, именно такому чудовищу, выходит, поклоняются современные люди, а не красавцам-олимпийцам. Граждане страны определяют политику государства, замещая суммой своих мелких проекций (исходящих как правило из одного или родственных архетипов, т.е., являющихся составными частями божества) бога, паче же всех преуспевают в этом власть имущие и "деньги имущие", ибо первые согласно древнему принципу дифференциации общества находятся на сакрализованном уровне (см. "Время разбрасывать бисер") в отличие от "масс", вторые же, в связи с проецированием мана (энергии, харизмы общества) на золото (деньги) также стоят ближе к "божеству", кроме того, ситуация упрощается тем, что первое и второе чаще всего совмещаются. Поэтому вопросы войны и мира легче решать тем, кто стоит во главе этой системы – мнимой демократии, да так и происходит. Хотя как правило эти "сакрализованные" слои тоже опираются на некие принципы (см. названную работу).
Но вернёмся к богам. Древний политеизм (особенно в варианте генотеизма) являлся образцом терпимости и благородства, и происходило это потому, что народы чтили кроме своих богов также и чужих, веря, что боги господствуют над той местностью, в которой проживают поклоняющиеся им. Передвигаясь, племена носили богов с собой (что нашло отражение в традиции уносить с собой в военные походы родную землю). Однако мирная идиллия могла нарушиться во время войны, когда считалось, что сражаются боги. Тут придётся сделать оговорку (впрочем, весьма существенную) – в случаях конфликтов могли возникнуть две диаметрально противоположные ситуации: первая – когда враждующие стороны ограничивались уничтожением вражеского войска, но не всего населения вкупе с богами* (например, при меж- или внутридинастической борьбе), что происходило, видимо, в том случае, когда стороны чувствовали, что ими движет один и тот же архетип, но под разными лишь именами. Похожее описывается, вероятно, Гомером в "Иллиаде": боги разделяются, чтобы помогать кто – троянцам, кто – грекам, но тем не менее олимпийцы остаются одной семьёй, и в одном из эпизодов поэмы Гефест укоряет богов за то, что те ссорятся из-за смертных; кроме того, весьма показательна сцена, когда Зевс обращается к Судьбам, помещая противоборствующие стороны на чаши весов – это показывает, что один и тот же архетип господствовал в психе враждующих, и речь шла лишь о силе веры (психического наполнения архетипа) обеих сторон, представлявшейся важной для исхода войны. Другая же ситуация возникала, когда (переносимся в сферу дуалистических представлений) враги-люди рассматривались как воплощение бога-врага, демона (демонов) – архетипа, отождествлявшегося с врагом бога-покровителя (характерный пример представлен Н.В. Гоголем в произведении "Тарас Бульба" при описании зверств, чинимых "защитниками православия"). К последнему относится, например, ситуация появления и укрепления позиций яхвизма в древней Палестине, когда жрецы и приверженцы других богов нещадно уничтожались. Это происходило потому, вероятно, что Яхве, который должен был вместить как единственный бог все проявления, даже самые низменные, человеческой психе, стал бы в таком случае весьма опасен для сознания яхвистов (ведь как можно приписывать богу низменные страсти, которые никуда не денешь из рядовой психе), поэтому культы других богов фактически спасали яхвистов от безумия, давая возможность проецировать все негативы на "идолов", которых, конечно же, неминуемо следует уничтожать (конфликт провоцируется автоматически, вызванный виной, "ибо наказание за грех – смерть", а поскольку грех спроецирован на другие народы – как следствие возникают войны). Этот психический конфликт всё же нашёл выражение в приближенном к дуализму варианте яхвизма, когда одно из центральных мест стал занимать Сатана (подробнее об этом см. "Сатана бен-Азазел), без коего психе не может успокоиться – ведь, с одной стороны, Яхве не может быть негативен, с другой – Яхве должен быть един, но уничтожение других богов – бессознательно – это уничтожение проекции того же Яхве. Во время укрепления позиций яхвизма, возможно, динамика психе израильтян привела их сознание к более глубинному архетипу (Яхве), нежели архетипы, выражавшиеся через других богов, так что принципы генотеизма перестали действовать и Яхве должен был стать верховным, единым истинным богом, а Бней-Исраэль – избранным народом.
Здесь мы говорим о действиях некоторых архетипов в рамках народа, хотя, конечно, далеко не всегда приходится говорить о полном единодушии в народе (как правило это относится к сильно дифференцированным обществам). Случается, что архетип, проявляясь в различных слоях разных народов, объединяет людей одного класса, сословия, касты и т.д. И тогда, если есть историческая возможность для создания международных движений – страны сталкиваются со страшной силой, вышедшей из подполья. Таковы, как правило, движения маргинальных слоёв.
В работе "Нераскрытая самость: прошлое и будущее" Юнг писал: "В таких условиях [социальных потрясений] на самый верх поднимаются те элементы, которые в эпоху правления разума считаются асоциальными… Такие индивиды ни в коей мере не являются редкими необычными экземплярами, которых можно встретить лишь в тюрьме или в психиатрической больнице… Безумие их редко проявляется в открытой форме, а взгляды и поведение, при всей внешней нормальности, незаметно для их сознания подвергаются воздействию патологических и извращённых факторов… Их умственное состояние сродни состоянию группы, пребывающей в коллективном возбуждении, и подчиняется… желаниям и фантазиям… Их идеи – химеры, подпитываемые фанатичным возмущением, взывают к коллективной иррациональности и находят в ней плодородную почву…". Это – образец социального действия теневого архетипа, который стремится к расширению и собственной безопасности.
Теперь – nota bene. В любом случае – при внутреннем или внешнем конфликте некоего социума – люди убивают себе подобных. Известно, что воину необходимо знать, что он имеет право убивать. Но – необходимо смотреть глубже. Он должен знать, что с ним (за него) воюет бог, т.е., что наиболее авторитетная (наполненная психической энергией) часть психе поддерживает действия сознания, личностной воли, и что раскола (внутреннего конфликта) не будет. И именно потому необходимо всегда знать волю богов в отношении вопроса войны, ведь война – это всегда перенос вовне какого-либо внутреннего конфликта, это борьба психических сущностей, и, хотя внутренний конфликт неизбежен, сознание должно обезопасить себя союзом с наиболее мощной психической сущностью.
Недаром страшнее любых мощных воинств являлось проклятие (напр., история, изложенная в книге Чисел ("Arithmoi", евр. "Bemidbar"), когда моавитский царь Валак обратился к чародею и магу Валааму, дабы тот проклял Израиль, но тот благословил израильский народ, и Валак так и не осмелился напасть на израильтян; ещё один показательный пример, когда израильский царь Саул (1-я Книга царств) обратился к чародейке за предсказанием о исходе битвы с филистимлянами, и когда та предсказала ему поражение, Саул и его войско пали духом; либо – пример битвы при Платеях (479 г. до н.э.) между персами и греками, когда предсказатели и той и другой сторон советовали военачальникам не переходить в наступление, пересекая р. Азоп, и когда персы всё же атаковали, то были разгромлены), и, конечно же, необходимо, дабы все верили в это проклятие или благословение, т.е., были приобщены к данному психическому архетипу.
Итак, мы выяснили, что есть ситуации, когда война является "бесспорно" оправданной, и воины будут чувствовать поддержку бога, сражающегося против иного архетипа. Но как быть, когда враждующие стороны поклоняются одним и тем же богам (принципам)? Вот тут-то и вступает в роль понятие "права". Нарушение правил (также являющихся проекцией отношений между архетипами) вызывает месть со стороны оскорблённого божества (если это разные архетипы), либо автоматически меняет статус оппонента с верного на неверного, язычника, на человека, поклонившегося некоему богу-отступнику, который есть в любом пантеоне (напр., египетский Сет или скандинавский Локи). В таком случае прислужников подобного бога следует наказать (как наказывали бога-отступника праведные небожители).
Правда (истина) и право, как её производная, являются атрибутом самой божественности, и это доказывается в любой теологии. Поэтому нарушение общепринятого (а, значит, одобренного сильнейшей психической силой, главенствующим архетипом) права приравнивается к выступлению против бога, против божественного установления (так, инки гораздо более жестоко карали восставших против уже принятого порядка, государственного и религиозного строя, нежели тех, с кем только ещё вступали в боевые действия). И – солдаты идут в бой за восстановление status quo (конечно, необходимо, чтобы этот status quo удовлетворял главные психические запросы самих солдат). Аврелий Августин писал по этому поводу: "Справедливыми обыкновенно называются те войны, которые мстят за несправедливости, если, например, какое-либо племя или община пренебрегает обязанностью возместить за нечестие, совершённое его членами, или возвратить то, что отнято несправедливо". И далее: "Без сомнения, справедлива всякая война, предпринимаемая Богом, у которого нет неправды. В такой же войне ведущее её войско или даже весь народ должны считаться не столько зачинщиками войны, сколько её слугами". Кстати, можно проиллюстрировать это примером из современности, напр., конфликтом между ценностями Запада и Востока, между "демократией" и "общественными правами" с одной стороны и мусульманством, особенно в его радикальных формах, с другой. "Демократия" – это блага сего мира, а ислам – это блага мира загробного (проекция основных психических сил, психическая энергия западного человека находится здесь – в основных материальных благах, в то время как мусульмане действительно верят в дорогу в рай через джихад – основные психические архетипы проецируются на иной, загробный мир), и поэтому у мусульман не в пример больше рвения воевать и умирать.
Итак, бог должен быть правым. Это необходимое условие при развязывании войны, и без этого ни одно государство не начнёт войну, прежде не выставив противника виновным (дело даже вовсе не во мнении мирового сообщества, хотя подобные соображения, конечно, могут прийти в голову как историкам, так и самим политикам, однако мысли – это те же проекции более глубинных психических процессов, призываемые зачастую разумом как-то оправдывать иррациональные побуждения). К слову сказать, теперь в так называемых развитых странах действует ветхозаветный принцип – материальное благополучие тождественно праведности (правоте) и наоборот (отчасти это происходит из-за упомянутой уже выше проекции харизмы (мана) на материальные ценности, и действует этот принцип как правило на уровне бессознательного, на сознательном же уровне, например, он выражен в протестантизме (особенно в кальвинистском истолковании) и, кстати, в прогрессистских концепциях социально-исторического развития). Поэтому процветающие страны a priori считают, что они вправе вмешиваться в дела менее развитых (т.е., менее благословенных богами) цивилизаций.
Итак, несколько слов о Второй мировой войне. Конечно, рассуждая о причинах её, нельзя не признать, что существует целый сложный комплекс их, но без основного мотива нельзя понять упорство фашистов, граничившее с неким поистине религиозным фанатизмом и едва не приведшее их к победе. В свете всего вышесказанного следует искать причину такой уверенности и такого напора в осознании собственной правоты, а это, в свою очередь, опирается на веру в избранность их от бога, веру в то, что бог (боги?) сражается за них. "Gott mit uns" – этим всё сказано. Подобно тому как Барбаросса, Ричард Львиное Сердце и другие крестоносцы были уверены в том, что Бог ведёт их, так были уверены и немцы. Фашизм – это не идеология, это религия. И необязательно было называть имя бога (богов), ведь для народа главное – ритуалы, сакральные действа, антураж и декорации (ведь догмы и догматические споры всегда являлись достоянием лишь интеллектуальной элиты, ритуалы же, которые соответствовали религиозному чувству, сохранялись для масс: например, Берестейская церковная уния 1596 года была благосклонно принята населением ВКЛ потому лишь, что именно православные обряды остались нетронуты, а то, что в Символ веры вводилось католическое filioque, из-за которого в течение веков не смолкали споры в среде богословов, народ перенёс вполне индифферентно), а этого в нацистской Германии было предостаточно, и народ принял новую (на самом деле – старую) религию. Приобщение масс к определённой, весьма сильной психической сущности (вернее, яркое проявление этого глубинного архетипа в коллективном бессознательном масс0 автоматически поставило эти массы (немецкий народ) в самосознании на совершенно иную ступень, нежели та, на которой находились народы Европы, будучи подчинены более мелким и не столь сильным архетипам, оставляя более глубокие пласты вытесненными и не интегрированными в сознание. Был лишь один народ, который издавна ощущал в своём сознании действие глубинного архетипа (Отца, Бога и т.п.), ощущал себя примерно так же, как и немецкий народ в данной психической ситуации. Это были евреи. И поэтому борьба против евреев и, например, против русских, носила совершенно различный характер, ибо эти конфликты были вызваны разными мотивами. В первом случае это было подобно борьбе богов за господство (см. подробнее "Теория избранного народа"), богов, ощущающих, тем не менее, своё родство и тем более безжалостных друг к другу (ведь мана – энергия побеждённого перейдёт к победителю – так Кронос, оскопив, убил Урана, и так же Зевс, оскопив, убил Кроноса). В другом же случае всё обстоит иначе. Атеизм стал той причиной, которая доказывала правомочность (и даже необходимость) военного выступления против безбожников – людей, которым не ведомо приобщение к божеству, а значит, их нужно раздавить как тараканов, они не достойны стоять на одной ступеньке рядом с немецким народом. И именно здесь, в психическом (выражаемом иногда через религиозное) самосознании, а вовсе не в генетико-этническом кроется секрет отношения немцев-фашистов к другим народам, находившимся на ином психическом уровне, как к почти неодушевлённым -–для них другие народы обладали лишь чем-то вроде растительной души, потенциальной мана, которую можно использовать для нужд высшего человека, бога. Повторюсь, дело не в идеологии и не в генетике (всё это – вновь лишь та же попытка разума оправдать иррациональное чувство), дело в приобщённости к божеству.
Конечно, ситуация требует дополнительного анализа, но даже если бы подобный психоанализ был проведён ранее, в 1930-е гг., то и Запад, и СССР поняли бы, что ни политика "умиротворения агрессора", ни пакты вроде "Молотова-Риббентропа" не остановят фашистов, поняли бы, что война богов неизбежна (если только, конечно, ситуацию не удалось бы разрешить на уровне коллективного бессознательного народов).
И главный вывод, который хотелось бы сделать, это тот, что и в современном мире, как и в древности, судьбой человечества правят боги (изменились лишь проекции, но проецируемые сущности остались неизменными). Поэтому необходимо глубоко исследовать те психические сущности коллективного бессознательного, которые проецируются в современной геополитической и этно-социальной картине мира. Ибо боги живы. И не они погибают в войнах…