В предыдущей главе был рассмотрен вопрос о том, каким образом сексуальное возбуждение ставит агрессию на службу любви. В этой части мне хотелось бы коснуться того, какую роль в эмоциональных взаимоотношениях пары играет взаимодействие любви и агрессии.
Вместе с близостью сексуальной приходит и близость эмоциональная, а эмоциональная близость несет в себе неизбежную амбивалентность эдиповых и доэиповых отношений. Проще говоря, амбивалентное отношение мужчины к возбуждающей и фрустрирующей матери (начиная с раннего детства), его подозрительность в отношении дразнящей и не дающей природы материнской сексуальности наносят вред формированию эротической привязанности, идеализации и доверию к женщине, которую он любит. Его бессознательное эдипово чувство вины и чувство неполноценности по сравнению с идеализируемой эдиповой матерью может обернуться подавлением сексуальности или нетерпимостью к женщине, которая становится сексуально свободной и по отношению к которой он может больше не чувствовать себя защищенным. Такое формирование может навсегда сохранить дихотомию между эротизированными и десексуализированными идеализируемыми отношениями к женщинам — дихотомию, типичную для мальчиков в раннем подростковом возрасте. В случаях патологии, особенно у мужчин с нарциссическими расстройствами, бессознательная зависть к матери и потребность отомстить ей может привести к катастрофическому бессознательному обесцениванию женщины как желаемого сексуального объекта с последующим охлаждением в отношениях и разрывом.
Если у женщины в раннем детстве не было удовлетворительных отношений с матерью, которая могла бы переносить сексуальность дочери, то бессознательное ощущение враждебности и отвержения матери, препятствовавшей раннему развитию телесной чувственности, а позднее ее любви к отцу, может привести к усиленному бессознательному чувству вины в сексуальной близости с мужчиной, к которому она испытывает сильные чувства. При таких обстоятельствах нормальная смена объекта с матери на отца бессознательно искажена и ее отношения с мужчинами превращаются в садомазохистские. Если раскрывается нарциссическая структура личности, девочка может выражать свою сильную бессознательную зависть к мужчинам путем защитного обесценивания мужчин, которые любят ее, эмоциональной отстраненности и, возможно, нарциссически детерминированного промискуитета, что справедливо и для нарциссических мужчин. Чувство недоступного, садистического, сексуально отвергающего или соблазняющего и дразнящего эдипова отца может усилить эти ранние конфликты и их влияние на любовную жизнь женщины.
Зная о частоте встречающихся тяжелых случаев бессознательного эдипова чувства вины и нарциссических защит, формирующихся на основе эдиповых и доэдиповых конфликтов, мы можем задать вопрос о факторах, отвечающих за формирование и поддержание благоприятных отношений между мужчиной и женщиной. Существует два стандартных и традиционных ответа на этот вопрос. Согласно первому, это социальные нормы, оберегающие супружеские отношения и — до недавнего времени — культурные и социальные структуры, которые сейчас, кажется, претерпевают период распада, отчего институт супружества находится под угрозой. Согласно второму, "зрелая" любовь подразумевает дружбу и сотрудничество, которые постепенно приходят на смену страстной, романтичной любви и служат гарантией продолжительных и стабильных отношений пары.
С психоаналитической точки зрения, желание объединиться в пару и таким образом реализовать глубокие бессознательные потребности в идентификации в любви с родителями и их ролями в сексуальных отношениях играет не меньшую роль, чем агрессивные силы, которые стремятся подорвать интимные отношения. То, что разрушает страстную привязанность и оборачивается чувством заточения (несвободы) и "сексуальной скукой", является активацией агрессии, угрожающей хрупкому равновесию между садомазохизмом и любовью в отношениях пары — как сексуальному, так и эмоциональному.
Но еще большего внимания заслуживает динамика развития эмоциональных интимных отношений. Бессознательное желание исправить доминирующие патогенные отношения прошлого и соблазн воспроизвести их для воплощения нереализованных агрессивных и мстительных потребностей имеет результатом проигрывание их в отношениях с любимым объектом. С помощью проективной идентификации каждый партнер стремится вызвать в другом особенности прошлого эдипова и/или доэдипова объекта, с которым они находились в конфликте. Проективная идентификация — примитивный и все же наиболее распространенный защитный механизм, заключающийся в тенденции проецировать импульсы на другого человека, страх по отношению к нему, вызванный этими спроецированными импульсами, бессознательная тенденция вызывать такие импульсы в другом и необходимость контролировать другого человека под влиянием этого механизма. Если ранние конфликты вокруг агрессии были тяжелыми, то увеличивается вероятность воспроизведения примитивных фантазийно-собирательных образов мать-отец, которые имеют мало сходства с настоящими чертами родительских объектов.
Равновесие бессознательно устанавливается с помощью того, что партнеры дополняют доминирующие патогенные объектные отношения из прошлого друг друга, и это скрепляет отношения новыми непредсказуемыми способами. Мы, например, находим, что пары в их интимных отношениях взаимодействуют многими, несколько "сумасшедшими", способами. Это "личное конфиденциальное безумие" ("private madness" по терминологии Андрэ Грина, 1968) может быть как фрустрирующим, так и возбуждающим, поскольку происходит в контексте отношений, которые могут быть также наиболее возбуждающими, удовлетворяющими и воплощающими то, о чем оба партнера только могут мечтать. Стороннему наблюдателю может показаться, что пара ведет себя странным образом, совершенно отличным от их обычного поведения, что, однако, часто имело место в прошлом. Например, когда доминирующий муж заболел гриппом и ему потребовался уход, он и его подчиненная жена поменялись местами и превратились в хныкающего маленького мальчика и язвительную учительницу. Или тактичная эмпатичная жена при прямолинейном и агрессивном муже может превратиться в параноидальную и недовольную всем, а он — в ободряющего, по-матерински нежного и заботливого, когда она чувствует себя третируемой третьей стороной. Или периодическое швыряние посудой может время от времени прерывать спокойную гармоничную жизнь семьи. Такой "союз в безумии" обычно прерывается более нормальными и удовлетворяющими аспектами отношений пары в сексуальной, эмоциональной, интеллектуальной и культурной сферах. Фактически, способность к прерывности отношений играет важную роль в их поддержании.
Способность к прерывности отношений, описанная Брауншвейгом и Фейном (1971, 1973), а также Андрэ Грином (1986, 1993), имеет корни в прерывистости отношений между матерью и младенцем. Согласно Брауншвейгу и Фейну, когда мать возвращается к отцу в качестве сексуального партнера, становясь недоступной для ребенка, он в конце концов осознает этот факт. В идеале женщина должна легко и быстро менять две роли: быть нежной, тонко эротичной и любящей мамой для ребенка и эротичным, сексуальным партнером для мужа. И ребенок бессознательно идентифицируется с ней в обеих ролях. Прерывность в общении с матерью является самым ранним источником фрустрации и желания, стремления у ребенка. Также через идентификацию с матерью возникает способность младенца и ребенка к прерывистости его близких отношений. Согласно Брауншвейгу и Фейну, аутоэротизм младенца проистекает из повторяющейся смены удовлетворения фрустрацией в его или ее желании слиться с матерью: мастурбация может представлять собой объектные отношения до того, как она станет защитой против таких отношений.
Aндрэ Грин рассматривает эту прерывность в качестве основной характеристики человеческого функционирования как в норме, так и в патологии. Прерывистость в любовных отношениях, предполагает он, предохраняет отношения от опасного слияния, в котором агрессия стала бы преобладающей. Эта способность к прерывности отношений проигрывается мужчинами: отделение от женщины после сексуального удовлетворения представляет утверждение автономии (в основном, нормальная нарциссическая реакция на уход матери) и обычно неправильно понимается — по большей части женщинами. Это нашло отжение в культурном клише, что у мужчин меньше способностей, чем у женщин, для установления отношений с зависимостью. У женщин такое прерывание обычно реализуется во взаимодействии с младенцами, включая эротический фактор такого взаимодействия. В результатеу мужчин возникает ощущение брошенности: бытует мнение — теперь уже среди мужчин — о несовместимости материнских функций и гетеросексуального эротизма у женщин.
Как указывает Альберони (1987), разница между мужчинами и женщинами в их способности выносить прерывистость также иллюстрируется их способами разрыва любовных отношений: женщины обычно прекращают сексуальные отношения с мужчиной, которого они больше не любят, и устанавливают строгую границу между старой любовью и новой. Мужчины же обычно могут продолжать сексуальные отношения с женщиной, даже если их эмоциональная привязанность сосредоточена на ком-либо еще. Таким образом, они обладают большей способностью выносить разрыв между эмоциональными и эротическими отношениями и по-прежнему испытывать эротическую привязанность к женщине в реальности и фантазиях в течение многих лет, даже при отсутствии реальных отношений с ней.
Разрыв между эротическим отношением и нежностью к женщинам у мужчин отражается в дихотомии "мадонна-проститутка", это их наиболее типичная защита против непрекращающихся бессознательных, запретных и желаемых эдиповых отношений с матерью. Но помимо такой диссоциации глубинные доэдиповы конфликты с матерью всплывают на поверхность в первозданном виде в отношениях мужчины с женщиной, мешая развитию способности быть глубоко преданным ей. Для женщин, которые уже один раз сместили преданность с матери на отца в раннем детстве, проблемой является не неспособность посвятить себя зависимым отношениям с мужчиной, а скорее неспособность вынести и принять свою собственную сексуальную свободу в отношениях. В противоположность мужскому представлению о фаллической генитальности, существующему с раннего детства и развивающемуся в контексте бессознательной эротизации в диаде мать-ребенок, женщинам приходится вновь открывать первоначальную вагинальную сексуальность, бессознательно подавляемую в отношениях мать-дочь. Можно сказать, что мужчины и женщины вынуждены постоянно обучаться, чтобы быть готовыми установить любовные взаимоотношения; для мужчин это развитие доверительных отношений, для женщин — достижение сексуальной свободы. Очевидно, существуют важные исключения из этого пути развития, такие как патология нарциссизма у женщин и тяжелая форма комплекса кастрации любого происхождения у мужчин.
Прерывность в любовных отношениях также усиливается взаимной проекцией диктата Супер-Эго. Проецирование на сексуального партнера садистических аспектов инфантильного и/или эдипова Супер-Эго может привести к мазохистскому подчинению и нереалистичным, садомазохистским искажениям в отношениях, но также и к протесту против проецируемого Супер-Эго, особенно с помощью временных разъединений, характеризующих нормальную прерывистость в любовных отношениях. Яростное отвержение или нападки на объект, которому приписывается виновность, может привести к временному освобождению от проецируемого, садистического Супер-Эго. Такое освобождение, как ни парадоксально, позволяет восстановить любовные отношения.
Центральная функция прерывности объясняет, почему некоторые пары способны к прочным и продолжительным совместным отношениям вопреки или благодаря отыгрыванию агрессии и насилия в их любовной жизни. Если грубо классифицировать неорганическую психопатологию как невротическую, пограничную, нарциссическую и психотическую категории, то партнеры, подпадающие под эти категории патологии, могут устанавливать различную степень равновесия, стабилизирующую их взаимоотношения и позволяющую им отыгрывать свой "сумасшедший мир", контейнированный защитной прерывностью. К примеру, мужчину-невротика с обсессивной личностной организацией, который женился на женщине с пограничным уровнем нарушений, может приводить в бессознательный восторг ее бурное свободное выражение сильных агрессивных реакций. Она защищается от реальных и тяжелых последствий такого неистового самовыражения с помощью отгораживания и рассматривает это как нечто вполне естественное в супружеских отношениях. Ее муж может успокаивать себя тем, что хорошо умеет сдерживать свои эмоции, которые он бессознательно боится выпустить наружу. Но другая пара с аналогичной патологией может разрушиться, поскольку обсессивный мужчина не способен вынести такую "сдержанность", а пограничная женщина не может выдерживать преследующую природу, как она это переживает, рационального упорства и последовательности своего обсессивного мужа.
За долгие годы совместной жизни интимность пары может либо усилиться, либо нарушиться из-за отыгрывания определенных бессознательных сценариев, что отличается от периодического отыгрывания обычных диссоциированных прошлых бессознательных объектных отношений. Эти специфичные, пугающие и желаемые, бессознательные сценарии постепенно выстраиваются с помощью накопленного эффекта диссоциативного поведения. Такое отыгрывание может со временем стать чрезвычайно деструктивным, порой просто из-за того, что вступают в действие цепные реакции, поглощающие любовные отношения пары помимо их желания и способности противостоять им. Здесь я имею в виду эдиповы сценарии, представляющие собой вторжение в отношения пары исключенной третьей стороны в качестве основной прерывающей силы, а также различные воображаемые близнецовые отношения, выступающие как деструктивный центростремительный поток или отчуждающая сила. Давайте поговорим о подобных взаимоотношениях.
Нарциссические конфликты проявляются не только в бессознательной зависти, обесценивании, избалованности и изолированности, но также в бессознательном желании дополнить себя любимым партнером, относясь к нему как к воображаемому двойнику. Дидье Анзье (1968), продолжая разработку книги Биона (1967), описал бессознательный выбор объекта любви как гомосексуальное и/или гетеросексуальное дополнение себя самого: гомосексуальное дополнение в том смысле, что отношение к гетеросексуальному партнеру строится как отношение к зеркальному образу "Я". И любая сторона в партнере, не вписывающаяся в эту дополняющую схему, не принимается. Если подобное неприятие включает сексуальный аспект партнера, это может привести к жесткому сексуальному сдерживанию. За такой нетерпимостью к чужой сексуальности скрывается нарциссическая зависть к другому полу. В противоположность этому, если избирается гетеросексуальный двойник, бессознательная фантазия завершенности как объединения двух полов в один может способствовать укреплению отношений. Бела Грюнбергер (1979) впервые обращает внимание на то, что в бессознательных фантазиях нарциссические личности представляют себя двуполыми.
Неоднократно замечалось, что после долгих лет совместной жизни партнеры начинают походить друг на друга даже физически. Наблюдателей часто приводит в изумление, как удалось двум таким похожим людям найти друг друга. Нарциссическое удовлетворение в таких близнецовых отношениях, вступление в супружеские отношения, так сказать, объекта любви с нарциссическим удовлетворением, оберегает пару от активации деструктивной агрессии. При менее благоприятных обстоятельствах такие близнецовые отношения могут перерасти в то, что Анзье (1968) называл "оболочкой" (кожей) пары — требования полной и постоянной интимности, поначалу принимаемой за интимность любви и в конце концов превращающейся в интимность ненависти. Постоянные вопросы типа "Ты все еще любишь меня?", отражающие потребность в сохранении общей кожи, противостоят утверждению "Ты всегда со мной так поступаешь!", которое является сигналом качественных перемен и означает переход отношений под общей кожей от любви к пресыщению. Только мнение другого человека действительно может дать безопасность и душевное здоровье, и это мнение может сместиться с непрерывного потока любви в точно такой же непрерывный поток ненависти.
Бессознательно проигрываемые перспективные сценарии могут запускать фантазии, в которых исполняются желания, включающие чувство бессознательной вины, отчаянный поиск выхода из ужасных, бесконечно повторяющихся травматических ситуаций и случайное вмешательство цепной реакции, разрушающей самый ход сценария. Например, женщина истерического склада, с эдиповой фиксацией на идеализируемом отце и сильным подавлением сексуального влечения к нему, выходит замуж за человека с нарциссической личностной структурой и сильным бессознательным чувством обиды на женщин. Его выбор жены произошел по типу гетеросексуального близнеца, с бессознательным расчетом на полное подчинение с ее стороны и потакание его нарциссическим тенденциям. Ее сексуальная подавленность препятствовала его нарциссическим тенденциям и побудила его искать сексуальных связей на стороне; ее разочарование в эдиповом отце поначалу привело к бесплодному мазохистскому подчинению мужу, а позднее к мазохистскому сексуальному удовлетворению от любовной связи с запретным мужчиной. Это заставило оставленного в стороне мужа осознать, насколько сильно он зависит от нее, и отказаться от прежнего обращения с ней как с рабыней. Ее же сексуальность, пробудившаяся и раскрывшаяся в полной мере в процессе угрожающих, но бессознательно разрешенных отношений (поскольку они носили внебрачный характер), послужила причиной принятия собственной генитальной природы сексуальности. Муж и жена посмотрели на свои отношения по-новому, с учетом лучшего понимания потребностей друг друга.
Надо признать, что и муж, и жена прошли курс психоанализа и, возможно, без соответствующего лечения не смогли бы наладить своих отношений. Муж испытывал бессознательную потребность провоцировать жену играть роль отвергающей его матери, ретроспективно оправдывая свое обесценивание ее и поиск новой идеализируемой женщины. Жена бессознательно желала подтвердить недоступность и предательство отца и заплатить определенную цену за социально опасную ситуацию как необходимое условие сексуальной связи с мужчиной, который не был ее мужем.
Прямые и перевернутые треугольники, которые я описывал в своей ранней работе (1988), составляют наиболее типичные бессознательные сценарии, которые в худшем случае могут привести к распаду пары, а в лучшем — усилить их интимные отношения и привнести в них стабильность. Говоря о прямых треугольниках, я имею в виду бессознательные фантазии обоих партнеров об исключенной третьей стороне, идеализируемом субъекте определенного пола — сильном сопернике, репродуцирующем эдипова соперника. Каждый мужчина и каждая женщина бессознательно или сознательно опасается присутствия кого-либо, кто мог бы лучше удовлетворить его или ее сексуального партнера; эта третья сторона — источник ревности и эмоционального беспокойства в сексуальных отношениях, сигнализирующий об опасности, которая угрожает целостности (сохранности) пары.
Перевернутый треугольник обозначает компенсирующие мстительные фантазии по отношению к какому-то другому человеку, но не своему партнеру, а идеализируемому представителю другого пола, символизирующему желаемый эдипов объект, и установление, таким образом, "треугольных" отношений, в которых субъект соблазняется двумя представителями другого пола, вместо того чтобы покончить с эдиповым соперником того же пола за идеализируемый эдипов объект другого пола. Я полагаю, что, учитывая эти две универсальные фантазии, потенциально в фантазии существует шесть человек в одной постели: собственно пара, их соответствующие бессознательные эдиповы соперники и их соответствующие бессознательные эдиповы идеалы. Если эта фраза напомнит фрейдовский ответ Фляйсу: "Я приучил себя к мысли, что в каждом сексуальном акте принимают участие четыре человека", то следует заметить, что его комментарий был сделан в дискуссии о бисексуальности. Моя формулировка возникает в контексте бессознательных фантазий, основанных на эдиповых объектных отношениях и идентификациях.
Одной из форм, которую может принимать агрессия, связанная с эдиповыми конфликтами (в клинической практике и в обыденной жизни), является бессознательное молчаливое согласие обоих партнеров о поиске реального третьего, представляющего собой сгущенный идеал одного и соперника другого. Дело в том, что супружеская неверность — кратковременные и продолжительные отношения любовного треугольника — чаще является бессознательным согласием пары, искушаемой воплотить свои наиболее глубокие стремления. В картину вклинивается гомосексуальная и гетеросексуальная динамика, поскольку бессознательный соперник является также сексуально желаемым объектом в негативном эдиповом конфликте: часто происходит бессознательная идентификация жертвы измены с партнером-изменником в сексуальных фантазиях об отношениях партнера с ненавидимым конкурентом. Если тяжелая нарциссическая патология в одном или обоих членах пары препятствует выражению нормальной ревности — способности, подразумевающей некоторую долю терпимости по отношению к эдипову сопернику, — такие треугольники легко воплощаются.
Пара, способная поддерживать сексуальную близость и защитить себя от вторжения третьих сторон, не только сохраняет общепринятые границы, но также, в своей борьбе с соперниками, утверждает бессознательную удовлетворенность фантазиями об исключенной третьей стороне — эдипов триумф и едва уловимый эдипов бунт одновременно. Фантазии об исключенной третьей стороне являются типичными компонентами нормальных сексуальных отношений. Оборотной стороной сексуальной интимности, позволяющей наслаждаться полиморфной перверзивной сексуальностью, является удовольствие от скрытых сексуальных фантазий, которые в сублимированном виде проявляются в агрессии по отношению к объекту любви. Сексуальная интимность, таким образом, представлена еще одним разрывом — разрывом между сексуальными актами, в которых партнеры полностью поглощены и идентифицированы друг с другом, и сексуальными актами, в которых воплощаются скрытые фантастические сценарии, привносящие в отношения неразрешимые противоречия эдиповой ситуации.
На извечные вопросы "Чего хочет женщина?" и "Чего хочет мужчина?" можно ответить, что мужчины хотят видеть женщину одновременно в нескольких ролях: в качестве матери, маленькой девочки, сестры-близнеца и взрослой сексуальной женщины. Женщины, в силу неизбежности смены первичного объекта, хотят, чтобы мужчина совмещал отцовскую и материнскую роли, и желают видеть в нем отца, маленького мальчика, брата-близнеца и взрослого сексуального мужчину. На различных стадиях как у мужчин, так и у женщин может возникнуть желание поиграть в гомосексуальные отношения или поменяться сексуальными ролями в попытках преодолеть границы между полами, неизбежно ограничивающие нарциссическое удовлетворение в сексуальной интимности — страстное стремление к полному слиянию объекта любви с эдиповыми и доэдиповыми элементами, которое никогда не может воплотиться.
По существу, ощущение границ между полами может быть преодолено только с помощью символического разрушения другого как человека, что позволяет использовать его или ее половые органы как механические инструменты, без эмоциональной включенности. Садист-убийца — крайнее, но логическое выражение попытки проникнуть в другого человека, до самой сути его или ее существования, и стереть все ощущения исключенности из этой сути. При более мягких обстоятельствах порок (стремление заставить любовь служить агрессии) трансформирует сильное сексуальное желание в механический секс. Корни этого лежат в радикальном обесценивании личности другого человека — наблюдение, впервые сделанное Фэйрберном (1954).
Сексуальные перверсии могут быть проиллюстрированы в обстоятельствах, типичных для пар, которые долгое время занимались групповым сексом. При долгом участии (от 6 месяцев до 1 года) в такой полиморфной перверзивной деятельности их способность к сексуальной близости (и, по этой же причине, всякая близость) прекращается (Бартель, 1971). При таких обстоятельствах эдипова структура может быть разрушена. Это в значительной степени отличается от стабилизирующего воздействия на пары реальных отношений любовного треугольника. Достигается равновесие, позволяющее действовать неинтегрированной агрессии с помощью отщепления любви от агрессии в отношениях с двумя объектами. Преобладание бессознательного чувства вины над эдиповым триумфом достигается установлением любовных отношений, более чем далеких от удовлетворительных.
В эмоциональном взаимодействии пары могут наблюдаться соответствующие перверcии при длительных садомазохистских отношениях, когда один из партнеров выполняет функции жестокого Супер-Эго и удовлетворяет садистские наклонности, самодовольно унижая другого, в то время как партнер мазохистски искупает свою вину, берущую начало в эдиповых, а чаще всего в доэдиповых конфликтах.
Такое перверзивное равновесие может не включать разрешенное Супер-Эго выражение агрессии, а являться воплощением более примитивных садомазохистских сценариев с угрожающими жизни формами агрессии и примитивной идеализации сильного и жестокого объекта без каких бы то ни было моральных установок. Один партнер, к примеру, может согласиться на стерилизацию или даже на реальное истязание или самоистязание в качестве аналога символической кастрации. Примитивные диссоциативные механизмы могут сдерживать перверсии в рамках стабильного равновесия пары, которой удается достичь чрезвычайной близости при доминирующей роли агрессии.
Активация диссоциативных примитивных объектных отношений во взаимодействии партнеров может создавать замкнутые реакции, приобретающие фиксированное качество, которого может и не быть при обычном разрыве отношений пары. Например, вспышки ярости одного из партнеров могут спровоцировать справедливое негодование и идентификацию с примитивными функциями Супер-Эго. Это приводит к мазохистскому подчинению, провоцирующему его или ее партнера, превращаясь в новый всплеск ярости или моментальное усиление ярости в качестве вторичного механизма защиты от бессознательной вины. Эти реакции могут усиливаться до тех пор, пока такие диссоциативные примитивные объектные отношения не приобретут повторяющийся характер. Этель Персон описала типичную ситуацию, в которой один партнер имел внебрачные отношения и защищался от чувства вины провокационным поведением по отношению к супругу/супруге, для того чтобы вызвать реакцию отвержения у партнера и таким образом смягчить свою вину. Но это может привести к результату, прямо противоположному ожидаемому, — к распаду пары. В конце концов, партнер может не выдержать неослабевающую агрессию, выступающую в качестве бессознательной просьбы о прощении и в качестве искупления вины, вызываемой этой самой агрессией.
Границы, отделяющие пару от социальной среды, к счастью или к несчастью, поддерживают равновесие этой пары. Чрезвычайная социальная изолированность пар, имеющих перверзивные элементы в сексуальной, эмоциональной сферах и/или в сферах Супер-Эго, может привести к постепенному ухудшению подобных пагубных взаимоотношений из-за отсутствия у партнеров правильного взаимодействия с окружающей средой и потери способности к нормальному "метаболизму" агрессии, накапливающейся в их социальных взаимодействиях. Социальная изоляция пар с ярко выраженными садомазохистскими чертами может обернуться угрозой мазохистическому партнеру. Позитивной стороной здесь является то, что при нормальных обстоятельствах границы предохраняют не только близкие отношения пары от образования любовного треугольника, который может появиться от соприкосновения с социальной средой, но и "охраняют" их "личное безумие" — т.е. при вынужденном разрыве в отношениях пары не появится посторонний объект.
Некие общие границы пары приобретают особую значимость на различных стадиях семейной жизни. Прежде всего, это отношения с детьми — тема, слишком обширная и сложная для подробного рассмотрения в данном случае; мы рассмотрим важность установления границ, разделяющих поколения. Одним из повсеместных проявлений бессознательного чувства вины за скрытое неповиновение и проявления дерзости при любых близких отношениях (представляющих собой завершенный эдипов комплекс) может быть то, что пара не осмеливается установить четкие границы близости в своих отношениях с детьми. Ставшая притчей во языцех незапертая дверь в спальню родителей может символизировать бессознательное чувство вины родителей за то, что из-за их сексуальной близости родительские функции подменяются сексуальными отношениями. Эти регрессивные тенденции, проецируемые на детей, отражают опасения по поводу реакции детей на то, что они исключены из одного из моментов родительской жизни (отношений родителей в спальне), их страх за то, что дети будут идентифицировать себя с родителями, а также бессознательное согласие родителей отказаться от полной идентификации с их собственными родителями.
Другой границей являются отношения между парами в обычной социальной жизни. Отношения с другими парами обычно пронизаны эротизмом; среди друзей и их половин присутствуют опасные соперники, желаемые и запрещенные сексуальные объекты. Мучительно волнующие и запретные границы между парами — типичная обстановка, в которой разыгрываются прямые и перевернутые "треугольные" связи.
Границы между парой и группой — это всегда поле боя. "Позиционная" война заключается в давлении группы на пару в попытке изменить ее форму и находит свое отражение в традиционной морали: в идеологической и теологической ритуализации любви, помолвки, супружества и семейных традиций. С этой точки зрения пара, формирующаяся с детства и воспитывающаяся совместно их родственниками, окруженная атмосферой всеобщей доброжелательности, фактически живет в символической тюрьме, даже несмотря на то, что пара может уединиться для тайных любовных отношений. Обоюдные соблазны и обольщения у более взрослых пар представляют собой более динамичную войну, но временами являются потенциальным спасением для индивидов и пар, попавших в ловушку отношений, погрязших в затаенных обидах и взаимной агрессии.
Группа нуждается в паре для собственного выживания, для обретения уверенности в том, что можно вырваться из безликой толпы и преодолеть эдипов комплекс. Группа завидует успехам пары, поскольку партнеры сильно контрастируют с индивидуальным одиночеством в безликой толпе. Пара, в свою очередь, нуждается в группе для выброса агрессии в окружающую среду. Проецируемая идентификация действует не только в пределах пары, но и неуловимым образом затрагивает третью и четвертую стороны (посторонние стороны, пары). Либерман (1956) описал, каким образом горькие излияния пациента аналитику о своем партнере могут быть частью тонкой игры. Аналитик становится своеобразным хранилищем агрессии, направленной на партнера, а пациент удаляется в "спасенные" отношения с партнером, в свою очередь, отказываясь от отношений с аналитиком.
Это частный пример более общего феномена "аналитика-ассенизатора", описанного Гербертом Розенфельдом (1964). Близкие друзья пары могут выполнять подобную функцию, зачастую даже не подозревая, что стали носителями агрессии, которая в противном случае могла бы разрушить отношения пары.
Пара, представляющаяся благополучной, может вызвать сильную зависть со стороны неформальных социальных групп, к которым они принадлежат: например, больших туристических групп, политических партий, профессиональных организаций или творческих объединений. Зависть, которая обычно контролируется с помощью разумных и благоприобретенных навыков общения с людьми, немедленно выявляется в таких группах. Пары, ощущающие зависть со стороны других, могут проявлять свои отношения на публике в форме взаимных нападок, дабы смягчить зависть группы; или публично демонстрировать образцовые отношения, в то время как обоюдная агрессия остается скрытой от посторонних глаз. Иногда партнерам удается скрыть от общества свои истинные взаимоотношения.
Третья граница представлена рамками времени, в пределах которых пара живет и развивается. Время также имеет ограничительную природу, поскольку наступает неизбежная смерть и расставание. К закату жизни важной проблемой для пары становится приближающаяся смерть. Страх перед старением и болезнями, опасения стать непривлекательным для партнера, чрезвычайно зависимым от другого, покинутым, а также бессознательное желание отрешиться от реального времени — например, безрассудное пренебрежение своим здоровьем или здоровьем партнера — может послужить полем для проявления различных видов агрессии. Здесь забота и взаимная ответственность, идущая от функций Эго и Супер-Эго, могут играть главную роль в выживании пары, в противоположность бессознательному сговору с опасным саморазрушением партнеров, проявляющемуся в пренебрежении к болезням или в финансовой безответственности.
Мужчины бывают особенно чувствительны к старению женщин, поскольку они бессознательно связывают идеализацию поверхности тела матери как первоисточник эротизма и страх перед внутренностью материнского тела как выражение бессознательной проекции на нее примитивных агрессивных тенденций (Мельтцер и Вильямс, 1988). Такая чувствительность может сексуально сдерживать мужчин (в том числе из страха стать сексуально менее привлекательными, подобно женщинам) на более поздних стадиях семейной жизни, когда оживают или усиливаются эдиповы запреты на сексуальность. Наличие сексуальной близости пары на более поздних стадиях жизни — последний экзамен на проявление сексуальной свободы. Общее отрицание сексуальной жизни в пожилом возрасте — последняя версия попытки детей отрицать сексуальность родителей; так же, как и последнее выражение родительского чувства вины, связанного с их собственной сексуальностью. Забота о любимом спутнике жизни может стать чрезвычайно важным связующим звеном, контролирующим проявления диссоциированной агрессии пары.
Изменения в степени власти и авторитета, обусловленые переменами в престиже пары, доходах и других сферах, связанных с профессиональной деятельностью и работой, не только влияют на эмоциональный баланс, но, как ни парадоксально, часто представляют собой непредвиденные последствия бессознательно детерминированных факторов. Классическим примером является случай с медсестрой, которая помогала своему мужу учиться в медицинской школе, удовлетворяя таким образом свою потребность в материнской опеке и его потребность в заботе. Став впоследствии известным врачом-физиологом, он почувствовал себя обиженным подобной материнской опекой и начал искать отношений, в которых он играл бы отца для молоденькой девочки-любовницы. Его жена с трудом сдерживала чувство обиды от потери роли заботливой матери и затаенное чувство обиды по отношению к властным мужчинам (зависть к пенису), активированное его профессиональными успехами.
Или другой пример: нарциссический мужчина вступает в отношения с очаровательной, но простоватой и бесхитростной девушкой, побуждает ее к учебе и работе в надежде на то, что в дальнейшем она сможет стать его нарциссическим двойником, — и все это только для того, чтобы затем обнаружить, как ее расцвет пробудил в нем глубокое чувство зависти к женщинам и обиду на независимость обожаемой прежде девушки. Впоследствии он ее обесценивает и их отношения распадаются.
Но время не только разрушает. Потребность в воспроизведении прошлых конфликтов для "залечивания ран" (Мартин Бергманн, 1987) может спасти любовные отношения, несмотря на сильную обоюдную агрессию. В попытке сохранить отношения возможно обнажение фантазийной, преувеличенной природы бессознательных страхов, сопровождающих вытесненную или диссоциированную агрессию. Способность с садизмом нападать на партнера и все же видеть, что его/ее любовь выжила, способность испытывать переход от безудержной ярости и обесценивания к чувству вины, сожаления и желанию возобновить отношения — все это бесценный опыт для отношений пары. Когда сексуальная близость и чувство удовольствия поглощают вытесненные элементы, связанные с подобным осознанием, с чувством вины и заботы, тогда сексуальное возбуждение возрастает, эмоциональная близость увеличивается, а вместе с ними растет и взаимная ответственность за жизнь друг друга.
Эмоциональный рост подразумевает увеличивающуюся идентификацию на всех стадиях жизни, устраняя границы, разделяющие возрастные группы. Приобретенный опыт совместной жизни включает скорбь об умерших родителях, прошедшей юности, ушедших годах, о будущем, которого осталось так мало. Совместная жизнь становится сосудом любви, мощной силой, поддерживающей ежедневное существование перед лицом неминуемого конца.
На более позднем этапе жизни преданность другому означает преданность своему внутреннему миру. Растущее с каждым днем осознание преходящего характера всех отношений перед лицом смерти усиливает значимость внутреннего мира. Отрицание человеческой смерти ограничено осознанием неизбежного конца и, в некотором смысле, конца совместной жизни пары, что пробуждает скорбь, которая по-новому освещает прожитую вместе жизнь и жизнь после смерти любимого человека. Тот, кто выжил, несет ответственность за продолжение жизни, прожитой вместе. Овдовевшая женщина, у которой теперь новый муж, поддерживает старые связи с другими парами, которые сопереживали ей в ее скорби.
Выше я описал случаи перверсий в любовных отношениях, ведущих к распаду пар из-за доминирующей роли агрессивных паттернов, сдерживающих сексуальное возбуждение, из-за доминирующей роли садомазохистических паттернов, контролирующих эмоциональные отношения, а также из-за доминирующей и контролирующей роли садистических аспектов функций взаимно проецируемого Супер-Эго. Еще одним видом перверсии является фиксация отношений на одном паттерне бессознательных комплементарных объектных отношений прошлого. Обычно прошлые взаимоотношения взаимодействуют с реальными отношениями. Иллюстрацией типичной гибкости взаимодействия партнеров может служить неосознанная смена мужем роли сексуального и возбуждающего лидера, который символически воплощает любящего и понимающего отца, на роль ребенка, получающего удовольствие от кормления матерью, символически представленной женщиной, подарившей ему свой оргазм. В дальнейшем он может превратиться в ребенка, нуждающегося в матери, кормящей его, укладывающей в постель, но может быстро сменить эту роль на роль отца, заботящегося о дочери, чинящего разбитую лампу, которую она не может (или делает вид, что не может) починить.
Жена также может изменить свою роль взрослого сексуального партнера на роль дочери, о которой заботится мать, или на роль матери, кормящей мальчика-мужчину. Она также может превратиться в маленькую виноватую девочку, соблазненную садистическим отцом, или представить себе во время полового акта, что ее "насилуют", подтверждая таким образом отсутствие вины за получение сексуального удовольствия; или стыдливо выставлять себя напоказ, искупая таким образом сексуальное удовольствие, получаемое от того, что любящий мужчина восхищается ею.
Или мужчина может сменить роль виноватого маленького мальчика, распекаемого строгой матерью, на ревнивого маленького мальчика, подглядывающего за тайными занятиями взрослых женщин. Или он может испытывать чувство обиды по отношению к женщине, полностью посвятившей себя своей профессии или воспитанию их общего ребенка; при этом он испытывает чувство отверженного ребенка — противоположность скрытому женскому чувству обиды по отношению к профессиональным успехам мужа, воспроизводящему раннюю зависть к мужчинам.
Проигрывание этих и других ролей может быть взаимноприемлемым, поскольку они одновременно включают любовь и ненависть, то есть интеграцию агрессии в рамках любовных отношений. Но эти скрытые роли могут разрушиться, а агрессия может проявиться в бессознательной "фиксации" себя и сексуального партнера на определенных ролях, что приводит к типичным случаям постоянных супружеских конфликтов: зависимая, цепляющаяся, ищущая любви женщина и нарциссический, безразличный, эгоцентричный мужчина; властная, сильная женщина, желающая видеть своим партнером взрослого мужчину и испытывающая фрустрацию из-за его роли ненадежного, инфантильного мальчика-мужчины, неспособного осознать застывший характер их отношений. Или "голодный" мужчина, неспособный понять ограниченный сексуальный интерес своей жены. Ну и, конечно, виновник и обвинитель во всех возможных вариациях.
Жесткая ролевая фиксация обычно отражает воплощение основных диссоциативных сценариев и неспособность принять или вынести функции беспрерывного чувства эдиповой вины или нарциссических фиксаций. Может ли обычное отсутствие гармоничного соответствия неосознанных ролей привести к конфликтам, происходящим из-за противоположных ожиданий (мужчина, пытающийся играть роль заботливого отца вступает в противоречие с конкурирующей матерью; или оба партнера фрустрированы, поскольку каждый ждет заботы от другого)? Клинические данные свидетельствуют о том, что бессознательная тонкая подстройка под характер партнера дает возможность с полной ясностью почувствовать, как один будет восприниматься другим. То, что кажется простым непониманием, обычно определяется бессознательными потребностями.
Предположение о том, что все проблемы пары заключаются в их неспособности общаться, затрагивают только верхушку вопроса. Иногда общение служит для того, чтобы дать выплеснуться едва сдерживаемой агрессии, что отнюдь не означает тщетность попыток общения. Но когда глубокие бессознательные конфликты всплывают на поверхность, процесс общения как таковой может быть испорчен ими, а открытое обсуждение проблем может только обострить конфликты.
В заключение коротко скажу об отношениях пары в системе социальных и культурных ценностей. Дикс (1967) описал сложные взаимосвязи сознательных стремлений пары, их культурные ценности и установки окружающего мира. Я полагаю, что не существует "объективных" правил, по которым должны определяться отношения пары, особенно их способы разрешения конфликтов. Идеологические особенности всех культур, я думаю, косвенно препятствуют близости пары. Это заложено в самом характере традиционной культуры, направленной на сдерживание основных элементов скрытой асоциальности пары, рассматриваемой с точки зрения конвенционного общества. Поэтому независимость пары от социальной традиции может оказаться решающим фактором для ее выживания в условиях конфликтной ситуации, а нешаблонный взгляд партнеров на мир зачастую оказывается существенным при терапевтической работе с ними. Конечно, когда функционирование диссоциированных объектных отношений из прошлого значительно искажено, что создает угрозу физической или эмоциональной близости одного или обоих партнеров, обычные социальные нормы могут защитить партнеров от опасных для жизни тенденций. Такие обстоятельства, однако, справедливы только для немногих случаев. Существует также множество пар, чьи бессознательные конфликты принимают форму идеологической борьбы и только осложняются по мере того, как общепринятые стандарты поведения сковывают партнеров, не позволяя им разрешить конфликтную ситуацию.