Роберт А. Джонсон.
Мы: Источник и предназначение романтической любви

Заключение

Женщина — Дух Белого Бизона

Гениальность легенды о Тристане и Изольде проявляется в том, что в ней содержится вечная истина. Она позволяет нам узнать уникальные подробности эволюционного процесса, происходящего и на уровне культуры в целом, и на индивидуальном уровне. Подобно идеальному зеркалу, она дает нам точное отражение наших установок и поведения, которое позволяет получить полное представление о характере душевных сил и скрытых мотивах душевных порывов.

Тем не менее, миф оставляет нас в недоумении. Он повествует о том, что происходит, не говоря ни слова о том, что с этим делать.

Предоставляя возможность увидеть себя такими, какие мы есть, миф и сон часто указывают путь, ведущий к решению проблемы. Теперь имеет смысл познакомиться с двумя другими мифическими текстами, которые, по всей вероятности, могут нам помочь разрешить эту дилемму.

Первый из них — миф народности Огла Сиу, который нам передал великий вождь Черный Лось. Эта история о Женщине-Духе Белого Бизона. Она повествует о том, как женщина-богиня принесла народу Огла первую Священную Трубку:

Рассказывают, что очень много лет тому назад два охотника отправились охотиться на бизона. Поднявшись на вершину высокой горы и посмотрев на север, они увидели, как издалека что-то движется к ним навстречу. Когда расстояние стало меньше, они в один голос закричали: "Это женщина!" И это была правда. Тогда один из охотников, который был глуп, и в голове у которого были дурные мысли, сказал о них другому охотнику. Но тот ответил ему: "Выброси эти мысли из головы, ибо это святая женщина".

Когда она подошла ближе, охотники увидели ее великолепную одежду, сшитую из шкур белого быка; они также увидели, что ее волосы очень длинны и что она молода и очень

красива. Она знала все их мысли и сказала им: "Вы меня не знаете, но если хотите сделать то, что думаете, можете подойти". И тогда глупый охотник направился прямо к ней, но только он очутился с ней рядом, появилось белое облако, которое опустилось вниз и окутало их обоих. Потом из облака появилась прекрасная женщина, и как только белое облако унеслось прочь, на месте глупого охотника остался лишь покрытый червями скелет.

Тогда женщина обратилась к другому охотнику, который не был глупым: "Тебе следует вернуться к своему народу и объявить, что я иду к нему, поэтому в центре селения для меня следует построить большой вигвам". Испуганный охотник бросился со всех ног в лагерь и рассказал людям о том, что он увидел и услышал. Выслушав его, люди сделали все, что им было сказано. Потом они сели вокруг большого вигвама в ожидании светлой женщины. Прошло какое-то время, и она появилась, прекрасная и поющая что-то, и как только вошла в вигвам, она запела эту песню.

Я иду — и видно мое дыхание,
Я иду — и слышен мой голос,
Я иду — священна моя поступь,
Я иду — и видны мои следы,
Я иду священной поступью.

И пока она пела, из ее уст появилось белое ароматное облачко. Потом она передала вождю племени нечто, и это нечто оказалось трубкой; на одном ее конце был вырезан молодой бизон, означающий землю, которая носит и кормит нас, и двенадцать орлиных перьев торчали из ее конца, означающие небо и двенадцать лун, и все они были перевязаны травой, которую было невозможно порвать. "Держи", — сказала она, — эта трубка поможет вашему народу приумножиться и стать великими. Она не принесет вам ничего кроме добра. Только добрые руки должны касаться ее и заботиться о ней; но зло не должно даже видеть ее". Потом она снова запела песню и вышла из вигвама, а люди, которые смотрели ей вслед, вдруг увидели, что это белый бизон, фыркая и сопя, уносится прочь, и вскоре он совсем скрылся из вида.

Так рассказывают люди, а было ли это на самом деле или нет, — не знаю. Но, подумав над этим, вы убедитесь, что это правда.

Здесь на языке мифа изложена суть того, о чем мы пытались рассказать выше. В контрастном противопоставлении мудрого и глупого охотников проявляется различие двух типов отношения мужчины к аниме и неизбежные последствия, которые получаются в результате. Мы не можем избежать отношений с анимой, ибо она возникает перед нами, как только мы отправляемся на охоту, то есть занимаемся повседневной деятельностью, не подозревая о визите посетителя из "иного мира". Но от нашего отношения к ней зависит, что мы получим в итоге: благословение или разрушение.

Анима — женщина-святая. От нашего желания или нежелания признать ее священную природу зависит наш результат. Внутренняя женственность, которую мы проецируем, — это "Женщина-Дух", которая, подобно "Женщине — Белому Бизону", является посланницей другого мира. Если мы — мудрые охотники, то должны себе сказать: "Это — священная женщина, поэтому выкинь из головы все дурные мысли!" И если мы отнесемся к ней как к Святой, она принесет нам священную трубку, небо и двенадцать лун; она принесет нам возможность познания другого мира.

Если мы поведем себя, как глупый охотник, и будем вовлекать ее в земное бытие, проецируя ее на обычного человека, то потеряем ее священную природу. Мы упустим свой шанс получить от нее дар. Ужасная черта анимы состоит в том, что она подпускает к себе так близко, как мы того захотим: или по-дурацки, или мудро. Она предупреждает: "Ты меня не знаешь, но если хочешь сделать то, что думаешь, можешь подойти". Но за это придется заплатить ужасную цену! Вы заплатите за то, что не разглядели ее сакральное начало, и духовную природу внутреннего мира. Платой будет не только потеря другого мира, но и потеря разнообразия повседневной жизни. Таков символический смысл скелета глупого охотника, лежащего в грязи и пожираемого червями.

Принимая аниму в качестве божественной посланницы внутреннего мира, какое мудрое благословение мы получаем в награду! Дар, который она преподносит — священный мир и возрождение святости нашей жизни.

Мы тратим много времени на всевозможные устремления и поиски, не зная толком, к чему именно стремимся и чего именно ищем. В нашей жизни множество мнимых "целей" и предметов, по нашему мнению, необходимых, оказываются ширмой, за которой скрыты наши истинные желания. Они служат в качестве символов, за которыми стоят истинные ценности и возможности, в которых мы испытываем сильную потребность. Их нельзя свести лишь к физическим или материальным потребностям, или даже только к земному существованию. Речь идет о психологических сущностях и понятиях: любви, истине, преданности, цели — то есть, о том, в чем мы находим благородство, красоту и потребность в своем отношении. Мы пытаемся свести все это к простым материальным предметам: дому, машине, перспективной и выгод-

ной работе или просто к обычному человеческому бытию, но из этого ничего не выходит. Мы ищем святость, сами того не осознавая. Но святое нельзя свести ни к чему иному.

Ощущение сакральности — в каком-то смысле, чувство, но это чувство направлено к самой сердцевине жизни. Это чувство распознавания, видения всего высокого и великого, придающего нашей короткой жизни смысл, а нашему скитанию — ощущение перспективы. Это чувство благоговения. То, что для нас свято, по большому счету обладает вселенским смыслом, с которым мы соотносим свои усилия, личную жизнь с тем, чтобы ее обрести или придать ей необходимый смысл. Что касается мужской психики, открытие божественного начала и прикосновение к нему всегда происходит в соединении с анимой. Именно Женщина — Белый Бизон привносит в жизнь мужчины ощущение святости, созерцание неба и двенадцати лун.

Я иду — и видно мое дыхание,
Я иду — и слышен мой голос,
Я иду — священна моя поступь,
Я иду — и видны мои следы,
Я иду священной поступью.

Подобно реке бытия, в которой собираются вместе все потоки внутренней жизни, все ценности, которые инстинктивно являются для нас "святынями", соединяются в образе анимы и осознаются через нее. По словам Юнга, анима "является материей для всех божественных или полубожественных образов, от языческих богинь, до Пресвятой девы Марии, от соискателя Чаши Грааля, до святого".

Кажется, что нас ничуть не заботит честный и сознательный поиск духовной стороны жизни, и мы никогда не станем тратить на него время и силы. Подобно двум охотникам, мы бродим в охотничьих угодьях в поисках лишь привычного и известного. Но внезапно мы встречаемся с неизвестной частью своей личности. Она приближается издалека, одетая в шкуру белого быка, и когда она говорит, голос звучит, как песня. Сначала мы смущаемся, увидев ее в образе женщины, и нам хочется верить, что можем отнестись к ней как к женщине. Очень сложно заставить себя поверить, что она является не смертной женщиной, а метафизическим образом, обладающим таким зарядом, что физическое прикосновение к ней связано с огромным риском.

Так мы соприкасаемся с божественным началом. Так сакральное, воплощаясь в одну магическую "личность", обращается к нам от ее имени. Это и есть анима.

Мы можем чувствовать сакральное начало совсем по-другому, смутно ощущая "другую сторону жизни", иную грань своего "я", с которой никогда не соприкасались и о которой не имели ни малейшего представления. Она возникает в наших мечтаниях о приключениях и подвигах, и мы внезапно начинаем ощущать вкус победы при встрече с излучающими свет мужчинами и женщинами в коридоре своего офиса или в сказочном королевстве, существующем лишь в нашем воображении. Без осмысления и размышления чувства вовлекают нас в совершенно иную область нашей жизни, где каждый образ наполнен чрезвычайным смыслом, глубочайшими переживаниями и ощущением целостности.

Все это соединяется и концентрируется во внутреннем мире человека. Женщина — Белый Бизон приходит к двум охотникам как посланница иного мира, находящегося вне поля зрения эго, его мнения и представления о "реальности". Ее реальность настолько широка и наполнена многочисленными возможностями, которые необходимо использовать для расширения границ нашей жизни и придания ей смысла, что бессознательное говорит: "Это — святое; именно оно должно стать для тебя святыней".

Женщина — Белый Бизон поет: "Я иду — и видно мое дыхание. Я иду — и слышен мой голос".

Дыхание — это старый как мир символ жизни. Наличие дыхания говорило нашим предкам о явном существовании Божественной субстанции, которую Творец вдохнул в наши ноздри. Это искра Божественной энергии, которая живет в бренном теле в конечном масштабе земного времени. "Видимость" дыхания Женщины — Белого Бизона означает, что она делает явной и открывает для нас ту сторону жизни, которую мы называем духовной. Она превращает невидимое в зримое.

Рассматривая Женщину — Белого Бизона в качестве символа человеческой души, следует иметь в виду, что, обладая огромной властью, она может соединить сакральное с прямым сознательным переживанием. "Я иду — и видны мои следы" — таковы ее слова. Она не материальна. Она — Психея, Пневма, световой поток; но при этом после нее остаются следы. Она — сущность, сила, придающая священному миру символическую реальность. Она соотносит свой мир с пространством идей, теорий, абстракций, ощущений, дискуссионных тем. Она делает сакральное доступным здесь и теперь, превращая его в то, к чему можно прикоснуться, ощутить и отнестись, как к материальному. Через переживание в символах духовный мир становится реальным и ощутимым. Иначе говоря, она обладает силой вселить в нас психологическую веру:

"...Вера, возникающая из души, проявляется в вере в реальность души. Так как душа является первообразом, а образ постоянно присутствует в душе, эта вера — не что иное, как тот или иной образ... Душевная вера начинается с любви к образу и впоследствии развивается через разные психологические формы, присущие личности: мечтательность, фантазию, рефлексию и воображение. Возрастающая жизнеспособность придает человеку повышенное ощущение обладания, а впоследствии — существования внутренней реальности, содержащей глубокий смысл, и трансцендентность индивидуальной жизни человека.

Душевная вера отражается в эго, которое, полагаясь на образы, поворачивается к ним в темноту, где они находятся".

(Хиллман. Пересмотр психологии. С. 50)

Не следует далеко ходить, чтобы убедиться в том, что душевная и духовная вера соприкасаются на глубочайшем уровне, ибо ранние христиане знали, что "вера — основа надежды, очевидность незримого". Мы видим это соприкосновение в нуминозных символах, плывущих в потоке бессознательного, которое дает возможность сознанию воспринимать суть нашей надежды, мечты, суть того, что существует у нас внутри, вне границ физической оболочки.

Именно анима, Женщина — Белый Бизон, привносит в наше сознание очевидность реальности, невидимой в физическом мире. Мы ищем духовный мир в романтической любви, в сексе, в собственности, в наркотиках, в других людях. Но его там нет. Его можно найти лишь в душе.

Магическая трубка — необходимый атрибут, позволяющий соприкоснуться с "иным миром". Человек, владеющий силой, приобретает силу, позволяющую сознательно жить в мире символов, ибо во время символических переживаний мы открываем доступ в свой внутренний мир архетипическим богам, как если бы вдыхали дым священной трубки.

Двенадцать орлиных перьев, символизирующих небо и двенадцать лун, открывают нам универсальность жизни, способность видеть слияние духовного и материального, сакрального и обыденного. Двенадцать — число, в котором соединены три и четыре. Ранее мы уже говорили о символике трех и четырех. Три символизирует упорядоченную, конечную, ограниченную жизнь материального мира, то есть, практическую, повседневную жизнь. Четыре символизирует бесконечный мир души, где человек приобретает видение бесконечного архетипического пространства космической целостности. Двенадцать синтетически соединяет обе стороны человеческой природы. Двенадцать содержит в себе небо и землю, "иной мир" и обычный, духовную и профаническую стороны жизни. Таков символический смысл христианской мандалы — окружающих Христа двенадцати апостолов, такова символика двенадцати месяцев в году и двенадцати знаков зодиака, обозначающих циклические изменения во времени галактической вселенной.

На другой стороне священной трубки изображен молодой бизон, сообщающий нам, что земля и земное бытие также синтетически соединяются со священным, если мы встречаем Госпожу, преисполненные мудрости.

Возможно, что самый глубокий урок, который мы получили от мудрого охотника, заключается в следующем: божественная сила определяется не только ее отношением к внутреннему миру, но и в нашей установке по отношению к ней. Мы узнали не только то, что она значит, но и то, что с ней делать. Только от нас зависит возможность ее распознать и отнестись к ней, как к святыне, чтобы впитать ее силу. Магическая власть Женщины-Белого Бизона становится для людей ощутимой только потому, что мудрый охотник видит ее сакральную природу и воздает ей необходимое признание и почитание.

Что касается анимы и ее дара, здесь все зависит от конкретного человека и индивидуального эго, которое заставляет человека открыть глаза и признать ее священную природу. Если бы мудрый охотник последовал за глупым, в грязи лежал бы не один, а два скелета — и в этом вся разница. Остальные люди из племени так бы и не открыли для себя "другой" мир, посередине селения не был построен огромный вигвам, не оказалось священной трубки, которую люди назвали "Трубкой Грома", чтобы просить у нее помощи.

Психологически власть святыни можно объяснить наличием двойного потока энергии. Одна его часть связана с открытием внутреннего мира сознанию эго, а другая — с благоговением перед архетипическим миром. Только в том случае, если эго имеет способность к почитанию, когда человека переполняют благоговение и трепет, — только тогда что-то может считаться для него "святым".

Это загадочное и поражающее нас обстоятельство, свидетельствующее о неизменной вере людей в то, что эволюция вселенной заключается именно в отношении между Богом и человеком. Мы никогда не расстаемся со святыней, она нам ближе любого человека, ибо обладает силой наполнить жизнь смыслом и содержанием при условии, если мы откроем глаза и в благоговении и трепете склоним голову. В этом состоит едва ли не самое великое чудо. Только наше сознание через осмысление происходящего обладает силой проникать в сущность вещей, делая их священными и даже святыми.

Большинство из нас походит на глупого охотника. Наша культура, лишенная почитания и благоговения, учит нас с детства, что нет ничего святого, ничто не достойно благоговения, а все отношения в жизни могут быть сведены к физическому обладанию или сексуальному акту. Мудрый охотник понимает, что столкнулся с тем, что выходит за границы его прошлого опыта, и что его не спасет "мешок уловок и уверток", находящийся в распоряжении эго. Он чувствует сакральную природу Женщины — Белого Бизона, и ожидает ее в благоговении. Он предупреждает глупого охотника: "Выброси все черные мысли из головы, ибо это — святая женщина".

Что же имеет в виду мудрый охотник, советуя своему товарищу: "Выброси все черные мысли из головы"? Что делает их "черными"? Они плохи вовсе не потому, что сексуальны. В отличие от нас, американские индейцы не были склонны к пуританству и не имели соответствующих традиций. Они не очерняли физическую и сексуальную сторону жизни. Вопрос гораздо более тонкий. Глупый охотник стремится найти в сексуальной стороне жизни, то, что в ней отсутствует. Он пытается превратить Дух Женщины в физическое бытие и пережить все ощущения через физический контакт. На психологическом языке это означает, что он пытается представить ее смертной женщиной, проецируя ее на женщину из плоти и крови. Результат обескураживает. Вместо великолепной Богини — Бизона он встретил Кали, Богиню смерти, которая оставляет от него в придорожной грязи лишь обглоданные кости.

Если вообще существует психологическое богохульство, оно заключается в попытке превращения любой святыни во что-либо еще, в стремлении превратить сакральное в зерно, которое перемалывает мельница эго. Психологический грех заключается не в сексе и не в "аморальности", он состоит в том, что вещь называется тем, чем она не является, в ложном истолковании, в том, чтобы делать одно, намереваясь делать совершенно другое. Это грех, который совершается по отношению к сознанию, намеренный отказ от сознательного отношения к жизни. Мысли глупого охотника "плохи", ибо он сталкивается с духовным, сакральным, трансперсональным феноменом, а пытается отнестись к нему как к материальному, сексуальному и личному. Он хочет видеть в Женщине — Белом Бизоне лишь некий придаток мира своего эго.

Она направляет нас: "Вам следует вернуться домой и рассказать своему народу, что я иду к нему, поэтому в центре селения вам необходимо построить для меня большой вигвам".

Построить большой вигвам в центре селения — это найти место для анимы и место для святыни в центре всей жизни. Это значит найти время и энергию для испытаний души, для исследований личного бессознательного, для совершения открытий, кто я такой и что я такое в том случае, когда я уже не являюсь только своим эго. Первое, что требуется западному человеку — признать существование божественного мира. Он должен захотеть увидеть за своей фантазией "совершенной" женщины, "совершенного" мужчины, "совершенной" жизни, "совершенных" отношений нечто, находящееся за границами его мироощущения: он ищет священное, святое и должен потратить какое-то время и силы, чтобы научиться ощущать энергию, которая проявляется в символах и фантазиях в виде внутренней реальности, внутренних частей, составляющих его личность. Вот что означает принять Женщину — Белого Бизона такой, какова она есть, как Женщину-Дух, и приготовить ей место в центре селения.

Она приходит, и заметно ее дыхание, видны ее следы, она идет священной поступью. Она к нам придет, если мы приготовим для нее священное жилище, если мы откроем глаза и увидим ее такой, какова она есть. Однако, в действительности ее истинная обитель построена из наших установок по отношению к ней, скрепленных чувством благоговения. Место, которое мы готовим, находится внутри. Если она будет с нами, то будет именно там.

Сон про колокол Пресвятой Девы

Некоторые сновидения не принадлежат одному человеку, будь то мужчина или женщина. Их универсальная природа проявляется через мифическое содержание коллективного бессознательного. Сон, который приведен ниже, дошел до нас из коллективного бессознательного Запада. Этот сон видел человек в начале тридцатых годов нашего столетия. Сон сообщает нам, как современный западный человек может разрешить свой острый и болезненный конфликт с анимой и романтической любовью.

Я несу колокол, некогда принадлежавший Деве Марии, в высокую просторную базилику, построенную несколько столетий назад. Этот колокол следовало поместить туда, как только он будет найден. Форма колокола давно известна, и возле алтаря для него приготовлена ниша в точном соответствии с его размерами. Все это время пастор находится на месте, столетиями ожидая возвращения колокола. Я вхожу в базилику, спускаюсь по длинному проходу и ставлю колокол перед ожидающим пастором. Вдвоем мы его поднимаем и вешаем на крюк, закрепленный в нише. Колокол оказался прямо на своем месте. Как только колокол Девы Марии будет возвращен, пастору следует находиться в западной части базилики и звонить во все башенные колокола, чтобы весь мир узнал, что колокол найден и возвращен христианам. Ни один колокол этой церкви ни разу не звонил за все время ее существования в ожидании дня возвращения колокола Девы Марии. Я сижу на скамейке, неподалеку от алтаря, пока пастор торопливо идет через базилику, чтобы зазвонить во все колокола.

Что мне делать? Следует ли мне ждать и присвоить себе всю славу и почести, которые заслужил, обнаружив колокол Девы Марии? Или стоит незаметно ускользнуть, избежав всех почестей? Пастор так обрадован, что не обращает на меня ни малейшего внимания, поэтому я могу остаться здесь никем не замеченным. Я так и поступаю.

Как только раздался колокольный звон, и все население города направилось к базилике, я выскальзываю в боковую дверь и отправляюсь в путешествие и в одиночестве покидаю город.

В этом сне на сильном и прекрасном языке символов дан ответ на все наши вопросы, который пришел из глубины бессознательного, и имеет прямое отношение к нашим сегодняшним проблемам. Мы мучаемся вопросом, как современному западному человеку относится к своей душе. Как ему извлечь душу из романтической любви? Как жить с Прекрасной Изольдой, не разрушая отношений с Белорукой Изольдой? Как найти место аниме в своей жизни, выпутав ее из отношений к окружающим его людям, как научиться трепетно относиться к душе, не уничтожив при этом женщины?

Нас ничуть не удивляет тот факт, что частично мы находим ответ в базилике, в великих символах духовной жизни. Нам уже известно любовное зелье, мы видели и дворец из белого мрамора с поющим менестрелем в каждом из тысячи его окон, и священный вигвам, построенный в центре селения, и вот теперь — базилика. Следуя этому пути, в окруженные мощными символами трансформации, мы начинаем ясно видеть все то, что прежде было непостижимо. Путь, ведущий к пониманию романтической любви, неизбежно ведет нас к ощущению религиозного начала, духовной стороне жизни, которой мы так упорно и упрямо продолжаем сторониться.

Мы узнали, что романтическая любовь выплескивается из огромного энергетического резервуара бессознательного, в котором сосредоточена энергия такого масштаба, что имеет смысл о ней говорить на языке, присущем религии и мистике. Мы "обожаем" и "поклоняемся" нашим возлюбленным; когда мы влюблены, мы "совершенны" и обитаем на "небесах", потом мы "умираем". Здесь открывается прямая возможность поиска богоподобия, кары небесной, духовного просветления, смысла и самоосознания. На Западе, как ни в какой другой исторической культуре, эта сила имеет корни не только в религии и мистике, но и в земной любви. Романтическая любовь стала тем руслом и проводником, по которому эта огромная энергия вливается в повседневную жизнь человека.

И тогда возникает вопрос, как мы можем совладать с такой огромной энергией? Как направить ее в нужное русло, чтобы обогатить свою жизнь и в духовной сфере, и в сфере человеческих отношений, не допуская разрушений.

Приведенный выше сон дает нам очень ясный и прямой ответ: "Следует вернуть свою божественную часть обратно в храм, которому она принадлежит, и жить простой земной жизнью в мире, в реальном мире повседневных событий". Мы должны изъять душу из романтической любви и вернуть ее на место во внутренний храм.

Утомленный путешественник, после долгого и трудного пути подходящий к двери базилики, покрытый с ног до головы пылью длительных странствий, устал от неимоверной тяжести ноши, которую тащил на себе столетия. Этот колокол для простого смертного слишком велик и тяжел. Он слишком тяжел, чтобы его могла нести на себе одна личность, его звон слишком пронзителен для земной женщины. Эта ноша слишком велика, чтобы ее нести в браке. Человек уже почти сломался под такой тяжестью. Есть только одно подходящее место, достаточно естественное и надежное для этого колокола — базилика.

С начала двенадцатого века, когда первый Тристан взял из замка колокол и, выпив любовное зелье, стал всячески стараться сохранить эту энергию в границах своей любви, западный человек не прекращал борьбы за право обладания этим колоколом. Он боролся за право нести колокол по пути личной жизни, в браке и создавая мировые империи. Сейчас, почти тысячу лет спустя, он забыл о божественной сущности колокола. Он пожертвовал святыней ради обыденного, и душой — ради эго, причем это произошло так давно, что он даже не может вспомнить, кому этот колокол принадлежит. У нашего современника почти сломан хребет, он смертельно устал под невыносимой ношей, его земные отношения напоминают бойню под давлением тупой и дробящей тяжести, возложенной на них человеком. Но он не знает иного пути. Он не помнит о базилике и не имеет ни малейшего представления о том, где она находится.

Колокол — это наше переживание анимы, это ее голос. Он напоминает нам о словах Женщины — Белого Бизона: "Я иду — и слышен мой голос". Подобно колоколу, голос анимы звучит в надежде, что мы его услышим. Она поет, и эта песня вовлекает нас во внутренний мир. Ее сила состоит в том, чтобы проявить содержание бессознательного, выявить архетипы в виде живых органичных образов, которые переживаются нами как действующие внутренние силы.

Колокол воплощает лирическое познание человеческой души в том же смысле, в каком говорят о лиричности испанцы — это знание, которое возникает в непосредственном переживании, а не интеллектуальной деятельности. Колокольный звон и музыка христианского мира были теми единственными голосами, которыми Запад говорил о духовном, не теряя его в концепциях, абстракциях и понятиях. Колокол посылал в будущее звук чистого чувства, которое, устремляясь за пределы разума, не могло не отозваться в душе.

Подобно колоколу, анима обладает достаточной энергией, чтобы открыть дионисийскую сторону духовного опыта, в котором истина ощущается чувственно, в образах, возникающих из бессознательного, и переживается как реальная встреча с внутренними "личностями". По сути дела, колокола — это часть небольшого наследства, оставшаяся от дионисийского культа в западной культуре. Они влекут нас к музыке, гимну, танцу, ощущению воссоединения с космической драмой жертвоприношения и возрождения. Колокол напоминает нам о том, как танцевал перед Богом царь Давид.

Сон сообщает нам, что этот колокол не принадлежит индивидуальному эго. Подобно священной трубке, он принадлежит внутреннему "народу" или "внутреннему христианскому миру". Известно, что обязанность церкви — сохранить то, что принадлежит всем и в один прекрасный день возвращается в базилику. На символическом языке это означает принадлежность духовной жизни, существующей вне рамок личного. Но именно то, что следовало, благоговея, хранить в глубине внутреннего мира, оказалось утеряно. Речь идет о нашей душе, о Психее. Сначала она затерялась в бессознательном и бродила, время от времени, то появляясь в мире эго, то покидая его; через любовное зелье она проецировалась на личные отношения между людьми. Мы пытались профанировать сверхличное до личного. То, что принадлежало бессознательному, мы пытались превратить в феодальное поместье эго. Но судьба этой силы — быть отвергнутой эго и вернуться в свой внутренний храм.

Нам очень трудно вообразить, что означает возвращение в "храм" жизни. Совсем не обязательно исповедовать ту или иную общественную религию. Это означает делать различие между тем, что принадлежит внешней жизни и тем, что присуще находящейся внутри самости. Это означает взять нечто такое, что мы пытались прожить в отношениях с окружающими и прожить в очень спокойном, тихом месте внутри себя, которое существует только в духовном мире.

У каждого из нас глубоко внутри есть такое место, напоминающее хрустальный покой; "весь усыпанный розами и сияющий утром", величественную базилику, где возвещающие истину колокола ждут, чтобы объявить о возвращении Души после долгого странствия. На уровне сознания возвращение анимы для мужчины означает некую жертву, отказ от претензии проживать свою душу, проецируя ее на женщину. Это означает снять груз этой ноши с реальной женщины, поместить его в соответствующее крепкое сооружение, находящееся внутри и предназначенное для того, чтобы его хранить.

Иногда сны приходят к нам в тот момент, когда мы должны пережить "смерть эго" — то есть, принести в жертву определенные сознательные установки, в соответствии с которыми мы жили прежде, чтобы компенсировать свои страхи и мрачные ожидания. Сны дают ощущение баланса и придают мужества, демонстрируя красоту и благородство наших поступков, которые мы не в состоянии увидеть в жизни, а также блеск жизни, который нас ожидает, воплощая другую сторону принесенной нами жертвы.

Возвращение анимы в базилику — это священнодействие. Каждый мужчина имел не одну возможность прожить свою аниму в отношениях с окружающими. Прекратить такие попытки — значит принести осознанную жертву. Человек должен сознательно пожертвовать одним уровнем своего бытия, чтобы перейти на другой. С точки зрения эго, это напоминает смерть. Устранить в проекции наличие анимы — значит исключить большую часть искусственного накала страсти из отношений. Это означает более спокойное и менее восторженное принятие реальности. Помещение души в храм и прекращение каких бы то ни было попыток прожить ее через женщину означает, что мужчина открывает новую размерность в своей жизни, отделяя ее от отношений с окружающими, воссоздавая ее где-то еще, на ином уровне бытия. На этом уровне он ориентируется не на деятельность во внешнем мире, а только на самого себя. Эго ощущает этот переход как обеднение человеческих отношений и обкрадывание самого себя. Сначала мужчина чувствует, что половина души, вдохновения, наслаждения и страсти ушли из жизни и отношений с другими людьми. Со временем он начинает понимать, что его душа реально никогда не принадлежала сфере личных отношений, и они гораздо лучше развиваются и расцветают без нее. В это время человек ощущает мрак и пустоту.

Точно такое же чувство переживает владелец колокола — человек, который увидел сон. Если он вернет колокол на место, то почувствует, будто лишился чего-то слишком важного в личной, сознательной жизни. То же чувство заставляет страдать индейского охотника после предупреждения не прикасаться к Женщине-Духу. Он почувствовал, что лишился чего-то очень желанного, что на сознательном уровне возбуждало его до дрожи.

Символизм величественной базилики, звон всех ее колоколов, ждавших веками возвращения священного колокола, возвещает о славе и красоте, неизбежно сопутствующими оборотной стороне жертвенности. Эти возникающие во сне образы сообщают нам, что эго не потеряет ничего, поместив душу туда, где ей следует находиться, — во внутренний храм, ибо она — неотделимая наша часть, и то, что кажется потерянным эго, не исчезает, а трансформируется в нечто, находящееся на более высоком уровне и соответствующее беспредельной устремленности вверх величественной базилики; устремленности, которой постоянно сопутствует торжественная красота и высочайший экстатический резонанс колокольного звона. Фактически эго никогда по-настоящему не вторгается в мистерии, не противопоставляет себя колокольному звону базилики.

Мы уже убедились в том, что душа находит путь через огромную щель, существующую в панцире эго, то есть — через романтическую любовь. Вот почему романтическая любовь, странная и весьма притягательная смесь нуминозного и смертного, стала единственной непреодолимой силой, присущей нашей культуре. За отсутствием чего-либо подходящего, она стала тем сосудом, в который мы изо всех сил стремимся собрать все, находящееся за границами владений эго и имеющее отношение к бессознательному: нуминозное, беспредельное, вызывающее благоговение и трепет; иными словами — все то, что заставляет нас преклоняться. Увидевший этот сон человек, близок к тому, чтобы все это понять. Мудрый индейский охотник это осознает при появлении Женщины — Белого Бизона. Он ощущает себя в присутствии посланницы другого мира и понимает, что ему не следует относиться к ней в плоскости эго, ограниченной рамками сознания, а поместить ее на место, специально приготовленное для нее, единственное надежное место, где может сохраниться нечто, принадлежащее другому миру.

Если бы этот сон увидел Тристан, а увидев — смог его понять, изменилось бы тогда его поведение и отношение к любовному зелью? К Прекрасной Изольде? Тогда он мог бы молча и незаметно выйти за дверь, подобно человеку, увидевшему этот сон. Оставив свою божественную часть в храме, он поместил бы человеческую часть в земное измерение и больше никогда их не смешивал. Огромный смысл этого сна состоит в том, чтобы научиться отличать божественное начало от обыкновенного человеческого.

Итак, мы все увидели в символической реальности. Но как нам распознать то же самое в практической, реальной жизни? Как вернуть колокол в храм? Как построить новую обитель для божественной, переполняющей нас эмоциями части, которой мы никогда не интересуемся, но всякий раз обнаруживаем спрятанной за пазухой или навьюченной на спине, подобно колоколу.

Юнг старался как можно быстрее вернуть пациента к религии его предков. Если пациент мог это сделать самостоятельно, он рекомендовал католикам ходить на исповедь и на мессу, евреям—в синагогу, последователям учения Зороастра, фарси обратиться к своим религиозным истокам. Если женщине или мужчине открывается этот путь, он получается самым простым и самым близким для возвращения в храм божественного начала. Однако для многих такой путь оказывается непреодолимым. Ритуалы и символы официальной, вросшей в культуру религии не несут в себе жизненной силы.

Этим людям, — а их становится все больше — следует искать другие пути. Один из них состоит в том, чтобы понять, что конечный пункт, будь то базилика, синагога или храм, находится у них внутри. Потребность существует не столько во внешней, общественной, религии, сколько во внутреннем переживании нуминозной, божественной реальности. Такие люди могут обрести религиозную жизнь и базилику в ежедневной уединенной медитации и символическом ритуале, через активное воображение, взаимоотношение с возникающими в фантазии образами, в этическом диалоге с появляющимися в снах "внутренними личностями".

Такова символическая жизнь, которую имеет смысл принять сознательно и добровольно, с желанием и благоговением, с почитанием и напряженностью, которые были присущи средневековым христианским мистикам в созерцательной молитве, или индуистам, вызывающим образ Шивы, или Дзен-Буддистам, входящим в дзадзен. Такая жизнь, через индивидуальные сновидения, видения и встречи с личностями внутреннего мира, дает возможность обратиться к доисторической духовной основе, из которой выросла религия. Мы можем вернуться к основанию, существовавшему задолго до рождения догм, учений и притч о том, как Иаков боролся с ангелами, апостол Павел обрел видение Христа по дороге в Дамаск, а Гаутама сидел под деревом в бодхи, переживая ощущение единения с вселенной.

Внутренний храм существует, но пути к нему кажутся нам трудными, ибо он пугает нас неизбежностью одиночества. Мы чувствуем себя в нем так, как чувствовал человек, видевший сон, который, водрузив драгоценную ношу на святое место, вышел через боковую дверь храма на пыльную дорогу и не замеченный никем пошел по ней прочь, куда позвала его жизнь.

Возможно, этот эпизод — самый трогательный и сильный во всем сновидении. Решение современного Тристана — не только вернуть колокол на святое место, но и отказаться от силы, преклонения, драмы, гордости своего эго, которые бы он приобрел и сохранил, обладая колоколом единолично. Выход через боковую дверь является истинной и корректной жертвой своим эго, иными словами — истинной трансформацией. Совершенно неожиданно это событие открывает нам, что одна из характерных черт романтической любви — ее покорность, покорность эго, жаждущего ввергнуть свой пустой и раздутый мир вместе со всеми своими субъективными отношениями и установками в драму страстей. Чтобы вернуть божественное начало в храм, необходима безусловная покорность.

Возможно, в те времена Тристан не мог поступить иначе. Западный человек был должен выпить любовного зелья и найти свой путь к аниме и богам, насколько он был способен это сделать. Все прошедшие столетия он провел в лесу Моруа, скитаясь где попало с тяжелой ношей на плечах по запутанным и бесконечным лесным тропам. Он влюблялся и охладевал, предавал и страдал от предательства, он женился на Белорукой Изольде и покидал ее, постоянно таская на себе колокол, поглощенный поисками Прекрасной Изольды в любовных отношениях, стремясь ухватить ее образ в каждой встреченной женщине. В наше время он может научиться у своего прошлого, своего опыта и своих снов. Научившись у своего сна, сегодняшний Тристан сделает Прекрасную Изольду королевой внутреннего мира, воплощением души, которая проведет его в обитель богов. Он введет ее во внутренний храм и поместит на золотой трон. Он соответствует ей вполне, прождав ее много столетий. Он прекратит бесплодные попытки найти ее вовне: в смертной женщине и материальном мире. После того, как Тристан выскользнет в боковую дверь базилики, он спокойно и безмятежно отправится прямо в замок Каре. Там он войдет в покои, где его ждет жена — Белорукая Изольда. И как только он возьмет ее за руку, произойдет чудо. Изольда, которую он возвел на трон в величественной базилике, вновь окажется с ним рядом, в полном соответствии с ее положением и местом, которое она занимает в его жизни: простой смертной женщиной, принцессой Бретани, и одновременно — божеством, а ее покои станут для него святыней.

О земной любви

Люди становятся столь привычными к повторяющимся сюжетам и трагическому концу романтической любви, что начинают сомневаться, существует ли вообще то, что называется "любовью". Безусловно, да. Но мы должны очень сильно изменить нашу установку, прежде чем узнать, что такое любовь и отвести для нее соответствующее место в нашей жизни.

Любовь между человеческими существами — это одна из самых непреложных черт человеческой натуры. Точно так же, как душа, — Психея, — была одной из богинь греческого пантеона, так и любовь, по имени Эрос, занимал там принадлежащее ему место. Ибо греки понимали, что любовь, являясь архетипом коллективного бессознательного, является вечной и универсальной для всего человечества. И поэтому Греки относили Любовь к разряду богов. Поскольку Любовь является архетипом, она имеет свой собственный характер, свои "черты", свою "личность". Подобно богу, любовь ведет себя как личность, живущая в бессознательном, как отдельное психическое существо. Любовь является полной противоположностью моему эго; она пришла в этот мир задолго до появления в нем Эго, и остается там после того, как эго его покинет. Любовь — это что-то или кто-то, живущее внутри меня. Любовь это сила, действующая изнутри, которая позволяет моему эго смотреть на себя со стороны, видеть мою принадлежность человеческому роду, как некоторую ценность, которую следует оберегать, а не использовать.

Таким образом, если я говорю "люблю", это не означает, что люблю именно я, а в действительности есть Любовь, которая действует через меня. Любовь — это не столько то, что я делаю, сколько то, что я из себя представляю. Любовь — это не действие, а состояние бытия — отношение, привязанность к другому смертному, идентификация с ней, или с ним, которая просто возникает внутри меня вне зависимости от моих стремлений и желаний.

Это состояние бытия может выражаться в том, что я делаю, как я отношусь к людям, но оно не может быть сведено до уровня "действия" или поступка. Это внутреннее чувство. Намного более часто, чем мы это себе представляем, любовь совершает свой божественный алхимический процесс, если мы последуем совету шекспировской Корделии: "Люби и храни молчание".

Любовь существует безотносительно к нашему мнению, какой ей следует быть. Неважно, сколько наших собственных моделей или какую часть нашей собственной личность мы вкладываем в понятие "любовь", все равно она сохраняет свой неизменный характер. Ее существование и ее природа не зависят от моих иллюзий, моих мнений и моих притворств. Любовь отличается от тех ожиданий, к которым привела меня моя культура, отличается от желаний моего Эго, отличается от сентиментальной темы и опустошающих страстей, о которых меня научили мечтать. Но любовь оказывается реальностью, она оказывается тем, что я из себя представляю, а не тем, что требует мое Эго.

И нам следует все это знать о любви. Иначе мы никогда не остановимся, чтобы честно взглянуть на свои самообманы. Иногда люди говорят: "Не заставляй меня смотреть на мои иллюзии, у меня ничего не останется!" Нам кажется, что любовь это "дело рук человеческих", как будто мы приобретаем и выдумываем ее у себя в голове. Даже несмотря на то, что романтическая любовь оказывается не тем, чем мы ее себе представляем, тем не менее, она остается человеческой любовью, которая нам свойственна, и эта любовь будет с нами даже после того, как наши проекции и наши иллюзии и наши выдумки канут в небытие.

Человеческая любовь настолько омрачена чрезмерными стараниями и волнениями романтизма, что мы никогда не относимся к любви так, как она это заслуживает. И мы с трудом понимаем, что мы должны искать, отправляясь на поиски. Но по мере того, как мы сознаем черты и установки любви, мы начинаем находить любовь у самих себя, которая открывается в наших чувствах, в спонтанном потоке тепла, направленного на другого человека, в маленьких незаметных актах "привязанности", которые составляют тайную ткань нашей повседневной жизни.

Любовь — это сила, существующая у нас внутри, которая утверждает и ценит другое человеческое существо, таким, какое оно есть. Человеческая любовь утверждает личность, которая действительно существует, а не идеал, который возникает в нашем желании, и не проекцию, рожденную в нашем воображении. Любовь — это внутренний бог, открывающий наши слепые глаза на красоту, ценность и содержательность другого человека. Любовь заставляет нас ценить личность как единую, индивидуальную самость, а это означает, что мы принимаем негативную сторону личности так же, как и позитивную, несовершенства вместе с тем, что нас восхищает. Когда человек подлинно любит другого человека, а не проекцию, он любит и тень этого человека так же, как и все остальное. Человек принимает другого человека всего в целом. Человеческая любовь заставляет мужчину видеть внутреннюю ценностную сущность женщины. Таким образом любовь приводит его к почитанию и служению ей, а не попыткам использовать ее для нужд своего эго. Когда им руководит любовь, он сосредоточен на ее нуждах, ее благополучии, не фиксируясь на своих желаниях и прихотях. Любовь изменяет свои приоритеты. Через любовь мы видим, что другая личность обладает такой же огромной ценностью в космосе, как и мы сами. Она становится для нас настолько важной, что мы желаем, ей целостности, полноты жизни, и ее способности наслаждаться ею, то есть того, чего мы желаем себе в своей жизни. В мире бессознательного любовь является одной из великих сил, обладающих энергией, чтобы трансформировать эго. Любовь является той силой, которая привлекает эго. К существованию чего-то за приделами самого себя, за рамками его планов, его империи, за приделами его безопасности. Любовь связывает Эго не только со всей человеческой расой, но и со всеми богами внутреннего мира.

Значит любовь по своей природе является прямой противоположностью эгоцентричности. Мы слишком свободно оперируем термином любовь. Мы пользуемся им, чтобы придать значимость какому-то количеству требований внимания, власти, безопасности или развлечений, поступающих от других людей. Но когда мы осматриваемся вокруг в поисках удовлетворения наших собственных "нужд", наших желаний и мечтаний и нашей власти над людьми, — это не любовь. Любовь прямо противоположна желаниям эго и силовым играм. Она ведет нас в другом направлении, к доброте, ценностям и потребностям других людей.

В своей истинной сущности любовь является благодарностью, рассматриванием ценности другого человека. Она приводит мужчину к тому, чтобы спросить самого себя, как он может служить ей. И если эта женщина относится к нему с любовью, она будет иметь по отношению к нему такую же установку. Архетипическую природу любви, возможно, нельзя выразить лучше, чем выразил Апостол Павел:

Любовь долго страдает и это благо; любовь не есть зависть; любовь не кичится собой, она не самодовольна,
Любовь не ищет жизни для себя, ее не легко добиться, она не боится зла... переносит все, верит во все, надеется на все и терпелива ко всему.
Любовь не бывает неудачной, но будучи направлена, она не сбивается с пути, будучи на языке она проходит, будучи в мыслях она исчезает.

Вот краткое и очень красивое изречение в отношении разницы, существующей между эго, поглощенного своими собственными интересами, и эго, находящегося под влиянием любви. Мое эго сосредоточено только на самом себе, но " любовь страдает долго и это благо". Мое Эго завистливо, всегда занятое поисками обесценивающих его иллюзий абсолютной силы и власти, но "любовь не кичится собой, она не самодовольна". Мое Эго, поглощенное эгоцентризмом, будет всегда тебя предавать, но "любовь не бывает неудачной". Мое эго лишь знает как укрепить себя и свои желания, но "любовь не ищет жизни для себя". Любовь утверждает все, что существует в жизни: "переносит все, верит во все, надеется на все".

Вот почему мы делаем исключение для романтической любви, и в этом заключается главная противоположность между человеческой и романтической любовью. Романтизм должен по самой своей природе перейти в эгоизм. Романтизм не называет любовью то, что направлено на другого человека. Страсть романтической любви всегда направлена на наши собственные проекции, наши собственные ожидания, наши собственные фантазии. В самом прямом смысле это не любовь к другому человеку, а любовь к себе.

Теперь должно стать понятно, почему в отношениях, построенных на проекции, отсутствует элемент человеческой любви. Влюбляясь, мы не видим личность, а пленяемся ей, ибо она отражает нам образ бога или богини, а это — не что иное, как любовь к самому себе, а не к другому человеку. Несмотря на мнимую прелесть, влюбляясь, мы фактически концентрируем сознание на самих себе.

Реальная любовь начинается лишь с того момента, когда один человек стремится узнать в другом человеческое существо и начинает любить и заботиться о нем как о человеке.

...Быть способным на реальную любовь — значит стать зрелым, имея реалистические ожидания в отношении другой личности. Это означает принимать на себя ответственность за собственное счастье и горе, никогда не ожидать того, что нас осчастливит другой, и не возлагать на него вину за свое плохое настроение и бездеятельность.

(Санфорд. Невидимые партнеры. С. 19-20)

Когда мы сконцентрированы на собственных проекциях, мы сосредоточены на себе. И та страсть и любовь, которую мы чувствуем при наличии своих проекций, является рефлексивной, возвращенной любовью к самому себе.

И опять мы сталкиваемся с парадоксом романтической любви. Он заключается в том, что нам следует любить свои проекции, а потому — следует любить самих себя. В романтических отношениях любовь к самому себе совершенно искажена. Она становится эгоцентричной, теряя свою индивидуальную природу. Однако, научившись искать ее на соответствующем уровне, мы обретаем подлинную любовь к себе. В ней сосредоточен второй великий поток энергии, который питает романтическую любовь: это — архетипический двойник романтической любви, второе лицо Эроса.

Нам следует относиться с почтением к частям своего бессознательного, которые мы проецируем вовне. Когда мы любим свои проекции и преклоняемся перед романтическими идеалами и фантазиями, мы тем самым утверждаем бесценную сущность своего целостного "Я". Весь фокус в том, чтобы, любя себя, не впасть в эгоизм.

Узнав географию человеческой психики, ее многослойную, многоуровневую структуру, мы видим, что в этом универсуме любовь к единому "Я" не может быть центрирована на эго. Любовь к себе означает для эго поиск эго других "личностей", открытие скрывающихся в нас внутренних миров. За этим стоит желание эго увеличить размеры осознанного, его стремление стать открытым для других сфер нашего бытия, иных точек зрения, иных ценностей, иных потребностей.

Понимаемая именно так, любовь к себе может также быть названа божественной, ибо в ней раскрываются наши поиски конечного смысла жизни, искания души, открытие Бога. Такое понимание любви приходит к нам в изречении Климента Александрийского:

Таким образом, из всех дисциплин важнейшей является познание самого себя, ибо если человек знает самого себя, он знает Бога.

Изъян романтической любви не в том, что мы себя любим, а в том, что делаем это не так, как следует. Пытаясь поклоняться бессознательному через романтические проекции на окружающих, мы не замечаем реальности, скрытой за этими проекциями. Мы не видим очевидного факта, что ищем самого себя.

Спасение любви из трясины романтизма начинается с изменения отношения к внутреннему миру. Нам следует пробудить ото сна свой внутренний мир. Мы должны узнать, что такое "любовь к себе" и испытать ее через внутреннее переживание. Только тогда наступит черед снова устремить взгляд на внешний мир, на земных людей и на те отношения, которые мы с ними строим — мы должны постичь законы "человеческой любви".

Много лет тому назад одна моя мудрая подруга дала прекрасное определение земной любви, назвав ее "любовью, перемалывающую муку". Она была абсолютно права: если у нас будет достаточно рефлексии и скромности, то в этой фразе мы обнаружим самую суть человеческой любви. Она дает нам возможность увидеть различие между земной любовью и романтизмом.

Перемалывание муки — очень простая деятельность, которая не бросает в дрожь. Но она символизирует отношение, которое принижает любовь до земли. Оно воплощает в себе желание жить обычной жизнью, найти смысл в решении простых, неромантических задач: как зарабатывать на жизнь, строить семейный бюджет и не выходить за его рамки, убирать дом и кормить проснувшегося среди ночи ребенка. "Перемалывать муку" — значит найти ценность и красоту в повседневной жизни, а не заниматься вечным поиском космической драмы, наслаждения или неземной страсти, где бы то ни было. Перемалывание муки означает открытие сакрального в простом и обыденном. То же самое символизирует процесс очищения риса от шелухи монахами Дзен-Буддистами, вращение колеса Ганди, видение св. Павла.

Юнг как-то сказал, что чувство возникает из малого. Это имеет прямое отношение к человеческой любви. Настоящая, подлинная связь возникает между двумя людьми при совместном решении маленьких задач, в часы спокойного разговора на закате дня, когда оба слышат мягкие слова понимания, в повседневном сотрудничестве, при поддержке в трудную минуту, в маленьком подарке в тот момент, когда его менее всего ждут, в появлении спонтанного жеста любви.

Когда пара по-настоящему привязана друг к другу, она хочет расширить как только можно спектр совместной деятельности. Даже обыденные трудные и нудные занятия люди превращают в радостный и привлекательный компонент жизни. Романтическая любовь, наоборот, длится ровно столько времени, сколько каждый из влюбленных может удержаться "на высоте", пока не закончатся деньги и развлечения перестанут доставлять удовольствие. "Перемалывание муки" означает, что два человека переносят любовь из воздушного пространства ярких несбыточных фантазий в земную, реальную жизнь.

Любовь с большим удовлетворением делает много того, что кажется скучным эго. Любовь готова иметь дело с настроением и непоследовательностью другого человека. Она хочет подавать завтрак и поддерживать семейный бюджет. Любовь желает заниматься перемалыванием всех жизненных забот, так как она связана с личностью, а не с проекцией.

Земная любовь видит в другом человеке личность и строит с ним личные отношения. Романтическая любовь видит в нем лишь исполнителя роли в хорошо известной драме.

Человеческая любовь позволяет мужчине видеть в женщине полноценную и независимую личность и давать ей необходимую поддержку в том, что бы она оставалась самой собой. Романтическая любовь постоянно твердит, какой следует быть женщине с точки зрения романтизма, то есть — идентичной аниме. Пока мужчина находится под властью романтической любви, он поддерживает женщину лишь до тех пор, пока она стремится измениться, чтобы отражать его проецируемый идеал. Романтизм никогда не приносит счастья в отношениях с другими людьми, такими, какие они есть.

Человеческая любовь непременно включает в себя дружбу: дружбу в партнерстве, дружбу в браке, дружбу между мужчиной и женщиной. Если мужчина и женщина — истинные друзья, они знают друг у друга все слабости и острые углы. Они больше настроены на то, чтобы помогать партнеру и наслаждаться любимым, чем выискивать недостатки и промахи оппонента.

Настоящие друзья — это люди, подобные Каэрдину. Они хотят поддержать, а не судить, они нам не потакают, но никогда не концентрируются на наших недостатках. В трудные времена друзья подставляют друг другу плечо, помогают преодолевать жизненные невзгоды и справляться с текущими заботами. Они никогда не подходят друг к другу с завышенной меркой, не ищут идеала и совершенства, а, помогая, не перемалывают друг друга взаимными притязаниями.

В романтической любви дружба невозможна. Романтизм и дружба — абсолютно противоположные силы, ибо являются врагами по своей природе и движутся противоположными мотивами. Иногда люди говорят: "Я не хочу становиться другом своему мужу (жене), ибо дружба сведет на нет весь романтизм нашего брака". Это чистая правда: дружба прекращает искусственную драму и устраняет из отношений страсть и накал, но она же удаляет из отношений эгоизм, заменяя драму чем-то человеческим и земным.

Если мужчина и женщина — друзья, они оказываются одновременно "соседями" и любовниками; их связь по большому счету начинает соответствовать заповеди Христа: "Возлюби ближнего своего, как самого себя". Одно из самых контрастных противоречий романтической любви состоит в том, что каждый влюбленный относится к своим друзьям великодушнее и мягче, чем когда-либо он относился к своему возлюбленному! Когда люди общаются с друзьями, они очаровательны, отзывчивы и великодушны. Но, приходя домой, они очень часто дают волю своему гневу, обидам, настроениям и фрустрациям по отношению к другому.

Когда два человека "влюбляются", про них обычно говорят, что они стали "больше чем друзья". Но проходит какое-то время, и оказывается, что они стали гораздо "меньше", чем друзья. Большинство считает "влюбленность" более интимной и более значимой, чем "простая" дружба. Тогда почему же влюбленные отказывают друг другу в самоотверженности, доброте и доброй воле — в том, что они готовы дать своим друзьям? Люди не заставляют друзей таскать их проекции, играть роль козлов отпущения в приступах плохого настроения, сделать себя счастливыми и обеспечить полноту жизни. Почему же влюбленные налагают такие обязательства друг на друга? Это происходит потому, что культ романтизма приучил нас к тому, что мы в праве этого ожидать, что все проекции воплотятся, все желания исполнятся и все фантазии окажутся истинной правдой при наличии человека, в которого мы "влюбились". В одном из брачных обрядов жених и невеста говорят друг другу одну единственную фразу: "Ты станешь моим лучшим другом". Так пары постигают науку, как становиться друзьями в совместной жизни, чтобы отношения имели все характерные черты, присущие дружеским, и ставить эти отношения во главу угла при распутывании сложных узлов любовных отношений.

Мы можем многое узнать о человеческой любви, открыв глаза на восточную культуру и ее традиции.

Проведя какое-то время в Индии и Японии, я видел там браки и любовные отношения, которые строились отнюдь не на романтизме, а на теплой, внимательной и терпеливой любви. Индусы — непревзойденные мастера в искусстве земной любви. Мне кажется, это произошло потому, что они никогда не старались строить между собой отношения, опираясь на романтическую любовь. Индусы автоматически различают все, что смешано на Западе: они знают, как поклоняться аниме, архетипам и богам — обитателям внутреннего мира. Они знают, как сохранить свои переживания божественного начала и отличать их от брачных и личных отношений.

Индусы воспринимают внутренний мир на символическом уровне. Они переводят архетипы в образы и внешние символы через храмовое искусство и аллегорический ритуал. При этом они никогда не проецируют богов на жен и мужей. Они относятся к персонифицированным архетипам как к символам иного мира и считают себя обыкновенными человеческими созданиями. Вследствие этого они не предъявляют партнеру нереальных требований и потому не разочаровываются друг в друге.

Индус не требует от жены стать анимой, взять его в другой мир или воплотить в себе все совершенство и накал его внутреннего мира. Поскольку лирическое религиозное переживание до сих пор составляет часть индийской культуры, индусы не стремятся подменить брачные и человеческие отношения соединением с душой! Они находят своих богов в храме, в процессе медитации, а иногда — в гуру. Они не заставляют насильно внешние отношения стать внутренними. Сначала западный человек смущается следовать тем путем, которым идут индусы. Такая любовь его не впечатляет, она кажется ему недостаточно теплой и страстной, чтобы удовлетворять западному романтическому вкусу. Но, продолжая спокойно и внимательно наблюдать, он приходит в изумление от западных предрассудков и его берут сомнения в том, что романтическая любовь оказывается единственной подлинной любовью. Для индийских брачных отношений характерна спокойная постоянная нежность и глубокая эмоциональная связь. Они стабильны, ибо не включаются в драматические колебания между "влюбленностью" и "разочарованием", обожанием и освобождением от иллюзий, которые свойственны западному человеку.

В традиционном индийском браке обязательства мужчины перед женой не зависят от "влюбленности" в нее. Так как он ни разу не был "влюблен", то лишен возможности "разочароваться". Его отношение к жене зиждется на том, что он любит ее, а не влюблен в идеал, который на нее проецирует. Его отношения не прекращаются в один прекрасный день вследствие "разочарования" или встречи с другой женщиной, навесившей на себя его проекции. Он имеет обязательства перед женой и семьей, а не перед проекцией.

Мы привыкли считать себя более "рассудительными" по сравнению с простыми индийцами. Но в сравнении с ними средний западный мужчина подобен быку с кольцом в ноздрях, который следует за своими проекциями от одной женщины к другой, ни с одной из них не вступая в близкие отношения и при этом не возлагая на себя никаких обязательств. В сфере чувств, любви и интимности индусы обладают дифференцированным, высоко развитым и утонченным сознанием. В этой сфере они преуспели гораздо больше нас.

Одно из самых интересных и поразительных моих наблюдений в отношении индусов, следующих своим традициям, связано с тем, насколько раскрепощенными и психологически здоровыми являются их дети. Дети в индийских семьях никогда не вырастают невротиками, ибо не разрываются внутри, как это свойственно многим западным детям. Они постоянно купаются в человеческих эмоциях, постоянно ощущая мирный и спокойный эмоциональный поток между родителями. Они чувствуют стабильность, незыблемую безмятежную атмосферу семейной жизни. Их родители постоянно между собой договариваются, поэтому дети не слышат, как их родители обвиняют друг друга в том, что брак "потерял всякий смысл". Угроза расставания и развода не витает над ними, как призрак.

Мы, люди, живущие на Западе, не можем повернуть время вспять. Мы не в состоянии пойти тем путем, которым пошли индусы. Мы не можем разрешить западную дилемму, имитируя привычки и установки людей Востока и претендовать на то, чтобы иметь восточную душу вместо западной. Мы должны установитьсвязь с нашим западным бессознательным и осознать свои западные ограничения. Нам следует отыскать целебное средство в своей собственной западной душе. Выпив любовного зелья, мы включились в романтическую эпоху нашей эволюции, и единственный путь выхода из нее — это путь наверх. Мы не можем ни возвратиться, ни топтаться на месте.

Тем не менее, мы можем научиться у Восточных культур способности выходить за границы своего "я", за рамки наших предпочтений и верований с тем, чтобы увидеть новую перспективу. Мы можем научиться этому, чтобы подойти к любви с разных сторон, не обременяя себя культурными догмами.

Мы можем узнать, что отношения между людьми не отделимы от дружбы и долга. Мы можем понять, что суть любви не в том, чтобы использовать другого для достижения своего счастья, а в поддержке человека, которого мы любим. И мы можем открыть нечто очень важное и поразиться своему открытию: мы всегда нуждались больше всего в том, чтобы не столько любили нас, сколько любить самим.