"Даже вера в Перуна пригодится. И она будет нужна для создания общей картины мира ".
К.Э. Циолковский
Сегодня, если нам что-то не ясно, мы за знанием обращаемся к книгам. Для древних на все вопросы отвечали мифы. Для нас слово "миф" означает "фантазия". Но тысячи, даже десятки тысяч лет мифы служили источником знания. Знания о том, что нас окружает, и как устроен мир, и как он возник. О явлениях природы и о том, как соотносятся они между собой, о феноменах человеческого общества и путях его развития. Наследие мифологии — глубже и прочнее багажа науки, которая значительно моложе. Поэтому все представления о мироздании, которыми сегодня располагает наука, в художественной форме можно найти и в мифах.
Миллионы лет, пока для человека не существовало ориентиров культуры и цивилизации, основу его представлений о жизни, времени и пространстве составляли образы природы. Так возникла мифология — первое художественное представление людей о мире. Оно легло в основу религии, и нет религии, которая, чтобы привлечь внимание наших чувств, не обращалась бы к образам ночи и рассвета, земли и неба, бескрайнего океана и разрушительного огня. И сегодня в основе христианской литургии — восход Солнца (которое, по свидетельству Августина для христиан многие века символизировало Христа). В древности наука, искусство и религия были едины. Они составляли единое целое, к которому ближе всего нас подводят мифы.
Мифология имеет долгую историю. Она развивалась поэтапно, как и само мышление человека. Одни мифологические образы сменялись другими. И за каждым стояла целая историческая эпоха, со своим инструментарием и навыками, со своими ключевыми понятиями и передовыми идеями. На разных концах земного шара, на совершенно не связанных между собой территориях мы находим одни и те же мифологические образы. И характерно, что они сменяют друг друга в одной и той же последовательности, по одной и той же глобальной логике. В государствах индоевропейцев и американских индейцев, у лесных жителей Африки и рыбаков Океании похожи представления о том, как родилась Вселенная и как был сотворен человек.
О чем это говорит? О том, что мифология — источник общечеловеческих представлений о мире. История развития разума едина. Миф — не субъективная фантазия, но объективное зеркало того, что было и есть. И даже если считать мифы ложным отражением реальности, нельзя не признать, что всякое заблуждение, которому подвержено все человечество, отражает какую-то истину — истину его сознания и души. "Сказка ложь, да в ней намек" — а мифы древнее и глубже сказок. Мифология раскрывает мудрость древних, не утратившую для нас своего вечного смысла.
При этом надо понимать, что древние образы не обладают однозначностью современных понятий. Наши предки, рассуждая об одном явлении, могли рассказывать разные мифы, порой сочиняя их на ходу. Так и ныне делают жители первобытных племен, затерянных в джунглях Амазонки или стяпях Австралии. При этом они "списывают" миф с жизни, как она предстает в данный момент — который потом меняется, и с ним меняется миф. И наоборот. Даже наиболее известные мифы, неизменные в веках, не допускают однозначной трактовки. Проникнуть в разные грани явления и показать с разных сторон его суть — вот то, что удается мифу. Целостное понимание — даже если его истина остается на уровне невыразимого словами.
Современный человек во многом лишен целостного восприятия. А оно несет ощущение соприкосновения с истиной, которое служит основой художественного творчества и просто творчески-неформального отношения. Нам уже не увидеть в гребешках волн играющих коней, не прочесть предначертанного в полете птицы. Мы не сталкиваемся с откровением на каждом шагу, как древние люди и маленькие дети, и для решения проблем пользуемся набором социальных стереотипов, не загадывая новых путей. Насколько это обедняет жизнь человека, не только эмоциональную и душевную, но даже духовную и интеллектуальную!
Не воспринимая мир непосредственно, человек перестает быть мерой вещей, он становится игрушкой обстоятельств. В своей слепоте он разрушает мир вокруг себя. И не только внешнюю экологию, не имея пиетета и даже просто бережного отношения к природе, которым обладали древние мифотворцы. Он разрушает себя самого: свои силы и способности, свою волю к жизни и интерес жить. Древний мир вечно был юн: и каждый год в ритуалах встречи весны или Нового года он переживал возрождение заново. Природа тогда была союзницей человеческого духа. И лишь перекос в узко-рациональное мышление сделал ее его врагом. Вернуть свежие силы жизни, глубокий смысл окружающим явлениям — в этом суть современного обращения к мифологии.
Задача этой книги — через историю показать наиболее глобальные пра-образы мифологии — архетипы.
"Мифология есть первоначальный
источник истории человека."
Н.Бердяев
Мифологическое мышление существовало у человека десятки, сотни тысяч лет. Древнейшим мифологическим образам: таким, как образ Великой матери мира, — не менее 30 тысяч лет, как показывают археологические раскопки. Мифологическое сознание сменилось научным, начало которого принято связывать с Древней Грецией. Т. о., современнному стилю мышления — 2,5 тыс. лет. Между ним и способом мысли древних, позволявшим создавать глобальные мифы о творении Вселенной и видевшим богов во всех окружаюших явлениях, — огромный разрыв. Как шагнуть от современного рационального мышления к мифологическому?
Прокрутить колесо истории обратно! И тогда мы увидим: в том, что человеческая мысль сделала столь значительный рациональный шаг вперед, нет никакого чуда. Здесь нет никакого "вдруг": мысль развивалась постепенно, и греческая наука не возникла непосредственно из мифологии, как порой это излагается в школьном курсе истории. Промежуточное звено между ними — астрология Шумера и Египта, существовавшая несколько тысяч лет, как водораздел мифологии и науки.
Астрологи называют планеты именами богов, мифических персонажей отражают и привычные нам образы эклиптических созвездий. Это подтверждает древность астрологии и наводит на мысль, что те символические понятия, которыми она сегодня оперирует, возникли на заре человеческой культуры. Сознание, ещё не скованное законами традиций, отражало мир так, как оно его видело, создавая мифы о природных явлениях и силах, которые за ними стоят. В хаотичном крошеве звёзд оно усматривало устойчивый рисунок, описывающий реалии жизни людей. И это непосредственное видение мира древними, отражённое в мифологии, легло в основу универсализма астрологических символов.
Исторически, астрология — это первая попытка рационального отношения к хаотическому мифологическому багажу: его упорядочивание и сведение в Зодиак, определение богам и связанным с ними всемогущим силам природы их места во времени и пространстве. Вычленяя в круговороте природы образы богов как опорные точки рационального осмысления мира, мифология способствовала развитию астрологии как первого эмпирического знания о повторяющихся законах природы. О фундаментальной роли этого знания говорил ещё Платон:
"Мы не смогли бы сказать ни единого слова о природе Вселенной, если бы никогда не видели ни звезд, ни солнца, ни неба. Поскольку же день и ночь, круговороты месяцев и годов, равноденствия и солнцестояния зримы, глаза открыли нам число, дали понятие о времени и побудили исследовать мир".
Отражая мир в сознании людей, мифология естественно сливалась с астрологией как первой ориентацией человека в мире. Представьте, что вы заблудились в лесу и потеряли чувство времени. Кто вам поможет? Небо с его светилами и звездами, как помогало оно древним ориентироваться во времени и пространстве: днем охотиться, а ночью спать, весной сеять, а осенью собирать урожай. Светлая часть дня была посвящена земным заботам; темная часть (которая в южных широтах, где возникали цивилизации, составляла почти половину суток) давала возможность осмыслить жизнь. Сегодня уставший человек, прийдя с работы, смотрит телевизор, чтобы расслабиться и узнать информацию о мире. А когда-то не было ни книг, ни храмов, ни театра, чтобы скоротать досуг и осознать свои дневные впечатления. Но звездное небо было с человеком всегда. Оно рассказывало ему о мире, успокаивало его ищущий интеллект, организовывало его жизнь и подготавливало к новому дню.
Поэтому пять тысяч лет назад в древней цивилизации Шумера астрология исполняла роль духовной связи человека с миром — религии. И не только: сложные вычисления, необходимые для расчета движения планет, определения затмений и пр., дали толчок развитию математики. Их не требовала торговля (где осуществлялся товарный обмен до сравнительно нового процесса возникновения денег, да и там была нужна лишь элементарная арифметика). В то же время путешествия и налаживание торговых связей вновь возвращали людей к звездам, развивавшим умение ориентироваться на местности. Вавилоняне открывали школы по всему древнему миру, и именно от них основы наук: классификации и математики — восприняли греки. У древних греков математика была ещё неразделима с астрологией: и греческое слово mathesys означало астрологический расчет.
С IV по I тыс. до н. э. астрология выстраивала мост между мифологическим и современным научным мышлением. И сегодня она ближе нашему менталитету, чем мышление древних охотников, земледельцев или жителей первых агрогородов, создававших мифы о богах. Будучи рациональным срезом мифологии, её классификацией и её связью со временем, она приоткрывает дверь к пониманию древних мифов и самого способа мышления древних.
Древние сопоставили образы мифологии фазам природного цикла — так возник Зодиак. Памятники говорят, что уже в III-м тысячелетии до н.э. наука Шумера делила солнечный цикл на отрезки и сопоставляла их богам — планетам (планеты считались телами богов, а знаки Зодиака их домами). Подобные знаки использовал и Египет. Основанное на многотысячелетних наблюдениях, это сопоставление было неслучайным.
Согласно древней зодиакальной традиции Египта (календарю, найденному в Дендерах в 1 в.до н.э.) становление мира и совершенствование человека осуществляется от знака Рыб через Водолея, символизирующего первичное разделение и начало развития, до Овна, знака совершенства человека. Это имеет свою астрономическую аналогию. Обратный ход знаков соответствует движению прецессии (смещению точки весеннего равноденствия относительно звезд) — и астрологическому циклу смены эр (примерно 26 800 лет). Это одна из самых крупных циклических шкал, описывающий обозримый физический процесс.
По той же логике строится и мировая мифология: божества уходят со сцены, побеждают и сменяют друг друга в последовательности, обратной годовому движению солнца по знакам Зодиака. Древнейшим хаотическим и природно-стихийным божествам моря, неба и земли соответствуют знаки Рыб, Водолея и Козерога. Им на смену приходят боги с социально-культурными функциями, которые, согласно традиции Вавилона, правят серединой Зодиака. А наиболее молодыми богами следует признать персонификации личных качеств человеческого "я" (которые астрология соотносит с планетой Марс и знаком Овна). В такой последовательности можно усмотреть естественную логику: наиболее актуальные божества и близкие нам качества сопоставляются самой яркой точке года, весеннему равноденствию, и активному времени весны — а богам, ушедшим на периферию прошлого, достается пассивный зимний конец года. Таким образом мы можем сопоставить обратный ход знаков Зодиака логике развития сознания, как и этапам до-исторических эпох.
То, что астрология Шумера, где она была государственной религией, соотнесла образы сезонов года (и участки неба, где в это время пребывает солнце) с архетипами богов, представляется также не случайным. Это подтверждает ту идею, что архетипы фиксировались в древнейшем сознании не просто как пройденные ступени: которые были бы забыты, если бы не происходило их постоянной актуализации. Это говорит о цикличности обращения к архетипам, которые вновь и вновь воспроизводили себя в сознании людей. А видимые циклы исчезновения и появления на небе демонстировали планеты. Поэтому уже 5 000 лет назад вавилонской астрологии удалось соотнести архетипы богов: неизменных качеств мира — с космическим динамикой движения планет. Частные события жизни виделись как актуализация проявления глобальных и вечных, но вполне определенных законов. И это было не менее великое открытие первого абстрактного знания о жизни, чем сам расчет движения планет или вычисление затмений: оно показало, что физические процессы Вселенной имеют аналог в сознании человека.
Что это знание древних может дать нам сегодня? Символ — это сворачивание образа и его содержания в точку: ради того, чтобы потом они могли быть развернуты в новом жизненном ракурсе. Мы можем представить мифологический архетип как символ целой исторической эпохи — той эпохи, когда он был рождён в сознании человечества, свернутой в один образ. А потом развернуть его в реальность нашей жизни.
Например, в период обретения своей земли, ограничения себя в пространстве определённой территорией, у всех народов формируется образ бога-предка, покровителя своей земли и своего рода-племени. Он помогает людям в процессе земледелия получить плоды своего труда, управляет временем истории и судьбой своих потомков. Отдельные черты богов земли, времени и судьбы сливаются в едином архетипе, который можно назвать мифологемой сеятеля-Сатурна. Мифологические образы архетипа Сатурна объединяет принцип ограничения, определённости, материальной завершенности, индивидуализации, сжатия, сути, самости, конечного результата. Астрологически этот принцип сопоставляется точке зимнего солнцестояния и времени знака Козерога, когда растительная жизнь замирает, сжатая в скрытое под снегом зерно.
Мы можем развернуть принцип Сатурна на определённые качества человеческой личности (целеустремленность, сконцентрированность, жёсткость, свой стиль) и увидеть тот конструктивный элемент, который такой человек может привнести в жизнь (ответственность за конечный результат). Также мы можем представить сквозь призму этого символа образ мышления человека, определяемый архетипом Сатурна (вера в себя, материализм, преимущественный акцент на планировании и пользе дела) или проявление его в различных сферах культуры, науки и искусства (например, под знаком Козерога родился основатель классической механики Ньютон). Используя временные расчеты, мы можем проследить, когда и в какой ситуации архетип становится наиболее актуален, и предсказать, когда его качества должны актуализироваться вновь (это и есть суть астрологического прогноза). Но временные параметры никогда не повторяются целиком, и, значит, конкретная трактовка проявлений архетипа всегда будет разной, уникальной — как уникальны любая историческая ситуация, каждый человек и всякий значимый момент его судьбы.
Проходя через символ как некую суть реальности, движение мысли, прежде концентрировавшееся на стремлении осознать нечто и найти ему аналогию, меняет знак на обратный. Сознание сходится в точку, а потом, исходя из него, вновь расширяется, охватывая те актуальные жизненные сферы, которые могут быть описаны этим символом. Самым глобальным аналогом этого процесса является представление о Слове, которое, будучи высказанным, породило мир. Таков чисто человеческий символический принцип мышления, которым не обладают животные,— хотя у них есть и интеллект, и язык.
Овладевая этим принципом астрологического мышления, мы приближаемся и к мифологическому сознанию: как более творческому и многогранному видению мира, позволявшему творить "из пустоты" — наделяя человеческим смыслом безмолвный мир, придавая глубину внешнему взгляду на вещи. И погружение в эмоциональные глубины целостного видения вещей, конечно, не означает, что мы должны утратить ясность, точность и стремительность современного способа мысли. Напротив, задача в том, чтобы научиться сочетать то и другое.
Мифология раскрывает первое философское видение мира. Типические образы мифологии обращают человека к корням его сознания. Они позволяют увидеть неслучайность астрологических представлений, которые стихийно всплыли в современной жизни. Характерно, что типические образы богов, традиционно выделяемые мифологией, не только хорошо ложатся в ту модель, на которой строится астрология (отношения в круге Зодиака), но и проясняют при этом идеи знаков и планет. Многие традиционные мифологические образы (такие, как божественный кузнец, громовержец, умирающий и воскресающий бог) целиком соответствуют какой-либо зодиакальной мифологеме. В свою очередь астрология способствует лёгкому усвоению мифологии, сводя хаотическое множество ее образов в стройную систему.
На основании этого мы можем сделать вывод, что природный код астрологии действительно выявляет то основное движение понятий человеческого сознания, которое лежит в основе развития мифологии. Астрология — первая наука человечества, ставшая наследницей достижений мифологического мышления, дает возможность современным людям через мифологию обратиться к истокам мировосприятия и опереться на изначальный, непосредственный и чистый, опыт человеческого осознания мира. Мифы о богах могут многое нам дать для понимания тех первичных качеств, которые сформировали образы планет и знаков Зодиака. И тем, кого интересует древнейшая наука,— а тем более тем, кто хочет овладеть астрологией на хорошем профессиональном уровне, они помогут расширить и скорректировать бытовые представления о планетах и знаках гороскопа: которые являются сиюминутным рациональным упрощением многотысячелетних образно-символических мифологических представлений.
Мифологические представления о мире поразительно подобны во всех концах земного шара[1]. И образы, соответствующие характерам планет, мы можем найти в мифологиях совершенно разных и исторически не связанных между собой культур. Они составляют сферу общечеловеческой души: и относятся к тем базовым понятиям психики, которые, воскресив античную традицию поиска первоначал (архе), Карл Г.Юнг назвал архетипами. Архе-тип — дословно, пра-образ: древний образ мира.
[1] На этот факт указывает, например, Дж.Фрэзер, используя сравнение разных мифов и обрядов для интерпретации их смысла: "Исследования в области древнейшей истории человечества обнаружили, что при множестве поверхностных различий первые философские системы, выработанные человеческим разумом, сходны в своих существенных чертах." (Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М.,1980 с.10)
"Более глубокие слои души,— писал Юнг,— утрачивают свою индивидуальную неповторимость, по мере того, как всё дальше и дальше отступают во мрак. Опускаясь всё ниже и приближаясь к уровню автономно функционирующих систем, они приобретают всё более коллективный и универсальный характер, пока окончательно не угасают в материальных субстанциях. Следовательно, на самом дне "душа" есть просто Вселенная."[2]
[2] Юнг К.Г. Человек и его символы. СПб, 1996 с.361
Душа — отражение Вселенной. И архетипы, составляющие её содержимое, в своей первоначальной форме — простые природные образы. Это образы моря, неба, земли, огня, которые были символами сразу же, как человек начал выделять их из общего пейзажа и оформлять свой взгляд на мир при помощи этих внешних ориентиров. С ними ассоциировались идеи настолько глобальные, что нам сложно выразить их словами: слова дают о них лишь поверхностное представление. Эти подсознательные идеи — рождения жизни, движения в пространстве, твердой опоры существования и другие — стали основой архетипов как понятий разума и души.
На более позднем этапе осознание природных явлений — и их роли в жизни человека — создали мифы о богах: первое зафиксированное знание человечества, раскрывающее древнейшие основы миропонимания людей. Глубинные и невыразимые идеи сознания тогда оформились более конкретными образами, актуальными для людей в эпоху земледельческой цивилизации. Это образ громовержца, посылающего плодородный дождь; или божественного кузнеца, создающего плуг; или матери-кормилицы Земли — так возникла дошедшая до нас мифология. Но образы богов имеют в своей основе не только сиюминутную нужду земледельца, а и предшествующую многотысячелетнюю историю его разума.
В прошлом веке были часты попытки свести многообразие мифологических сюжетов к чисто внешнему, материальному содержанию природных явлений — к которым люди относились лишь как к чуждым внешним силам, с которыми они не могли совладать. Впоследствии это послужило базой современного атеизма. Однако ограниченность такого подхода к мифологии была сразу видна передовым умам: например, русский философ Владимир Соловьев пишет об этом: "Говорят: содержание мифа есть явление природы; но не должно забывать, что в язычестве то самое, что составляло содержание мифа, было и предметом культа, то есть явлениям природы поклонялись, молились, приносили жертвы. Но тут уже становится вполне очевидным, что природное явление в таком смысле не имеет ничего общего с тем, что мы называем явлением природы. Поэтому ничего не объяснено, пока остается неизвестным: что видел древний человек в природе. Действительный ответ был бы равен восстановлению всего древнего миросозерцания."[3]
[3] Соловьев В. Мифологический процесс в древнем язычестве. Избр. произв. Ростов-на-Дону, 1998 с.10
Архетипы мифологии раскрывают для нас и позволяют эмоционально представить древнейшую историю, сделать нас сегодня её соучастниками (а, по мнению другого известного русского философа Николая Бердяева, только так и можно её понять). Мифологемы восстанавливают забытые факты человеческой культуры и целые этапы развития цивилизации. Но, как пишет Бердяев,
"религиозная правда всех преданий и мифов заключается вовсе не в том, что они дают какие бы то ни было естественнонаучные или исторические познания, которые могут конкурировать с современной историей, геологией, биологией и т.д., а в том, что они символически раскрывают какие-то глубочайшие процессы, совершающиеся за гранями, отделяющие время нашего эона от другой вечной действительности."[4]
[4] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 с.65
Они выводят нас к истории собственной души, к личной судьбе так же, как к эволюции человечества — по научной аксиоме "филогенез есть краткое повторение онтогенеза" (личное развитие повторяет этапы общественного).
Понимать это следует в самом широком смысле: ведь развитие культуры и цивилизации не ограничивается созданием орудий труда и обустройством комфорта существования. Ему сопутствует эволюция представлений о мире и своем месте в нем, о духовном взаимовлиянии человека и его среды обитания — которое даже у самых примитивных людей занимает не меньше места, чем влияние материальное. Известная нам по археологическим останкам история жизни людей на Земле сопровождается развитием в человеке его чисто человеческих качеств — которые мы сегодня относим к сфере внутренней жизни и которые раскрывают для человека и человечества божественность бытия.
"Небо и небесная жизнь, в которой зачат исторический процесс, есть ведь не что иное, как глубочайшая внутренняя духовная жизнь. Когда мы идем в эту глубину от поверхности, то воистину мы соприкасаемся с жизнью небесной. В этой глубине заложен духовный опыт, отличный от земной действительности, как более глубокий слой бытия, более обширный по захватываемым им планам. Этот глубинный слой и является источником истории. История имеет источник во внутренней духовной действительности."[5]
[5] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 с.35
Эти слова Бердяева помогают понять, что такое архетипы, которые мы можем постигнуть через вехи истории и типические образы мифологии — и почему именно они позволяют в совершенстве описать душу человека. Такие, наиболее универсальные, общечеловеческие, архетипы и являются предметом нашей книги.
Человеческая душа со всем разнообразием её эмоций не была создана Творцом мгновенно, как и его сознание не родилось в один миг, внезапно выделив человека среди семьи приматов. В их основу легли те природные и культурно-исторические образы, мифы и символы, которые поражают нас сегодня своей крайне абстрактной логикой и одновременно простотой, неким общеземным, отчасти чувственным и отчасти разумным, универсализмом. Их живым зерном и сутью были те пра-образы, архетипы, которыми мы мыслим и сегодня, выстраивая свой взгляд на мир — так кантовская теория "большого взрыва" созвучна мифологическим представлениям о рождении мира из комочка первовещества.
Надо признать, что размышляя о душе, человечество до сих пор склонно мыслить религиозно-мифологически, недалеко уйдя от своих пещерных предков. Наука XIX века предложила эволюционную картину мира — но религиозный взгляд доныне статичен: всё сотворено изначально, сущностные вещи неизменны. Так же сотворена и неизменна душа: и если человек произошёл от обезьяны, у него и психика обезьяны. Это рождает спор с эволюционной теорией, если понимать её узко-материалистически: не распространяя динамизм развития на сам разум, саму душу, саму любовь и все остальные проявления божественного в человеке. Поэтому многим кажется, что идея эволюции противоречит величию Бога. Но насколько же Творец более велик, если он не только воплотился в нашего современника Христа, а не побрезговал и первобытной обезьяной, из неё сотворив совершенство человека!
Н.Бердяев, переоценивая и расширяя понятие эволюции, видит, что "христианская антропология и космология, христианское учение о происхождении человека, носит, в своей преобладающей форме, печать ограниченности ветхозаветного человека."[6] Борясь с этой ветхозаветной статичностью понятий, он предлагает мыслить историю жизнью Бога, и самого Бога — живым и изменяющимся.
"Высшее достоинство человека и высшая его свобода — это сознание предмирного и высшего происхождения человека, начала его судьбы, в дальнейшем подпавшей действию совокупности мировых сил, которые и изучает наука со своей эволюционной теорией. Это означает не то, что эволюционное учение неверно; это означает лишь то, что оно имеет другой внутренний смысл."[7]
[6] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 с.65
[7] Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990 с.61
В наше время уже созрели все предпосылки, чтобы преодолеть дуализм идеального и материального, временного и вечного, и архетипический подход наилучшим образом позволяет сделать это. Архетипы, как эйдосы форм и идей, неизменны, но формы и идеи живут и развиваются во времени, проявляя себя так, как это актуально для людей на том или ином витке истории, при этом не утрачивая связи с единым корнем архетипа. Архетип, который очаровывал древнего человека как безграничный простор Неба, с его летящими и вечно меняющими формы облаками, сегодня завораживает людей как перспектива эволюции, не имеющей начала и конца. Природный образ сменяет абстрактная идея, но суть остается прежней. Правда, убеждать людей в том, что жизнь не только свободно дана им Богом или природой, но и подвержена влиянию объективных факторов развития, приходится самыми разными способами, что неоднократно делал и Юнг:
"Нас, должно быть, рассмешила бы мысль о том, что растение или животное изобрело само себя, однако существует много людей, верящих, что психика или разум возникли сами собой и таким образом оказались своим собственным создателем. Фактически же, разум вырос до своего теперешнего состояния сознания так же, как желудь вырастает в дуб, а ящеры развились в млекопитающих. И так же долго, как всё это развивалось прежде, так же оно развивается и сейчас; нами движут силы не только те, которые внутри нас, но и те, которые в виде стимулов действуют извне.
В мифологии более ранних времен эти силы называли мана, или духами, или демонами, или богами. И сегодня они так же активны, как и прежде. Если они соответствуют нашим желаниям, мы называем это счастливым предзнаменованием или предчувствием, радуясь сами себе, если этого соответствия нет, мы говорим о неудачах или о том, что какие-то люди настроены против нас или что причиной наших несчастий оказывается нечто патологическое. Единственная вещь, которую мы отказываемся признать, это то, что мы зависим от "сил", которые оказываются вне сферы нашего контроля."[8]
Астрологи, описывая эти силы, говорят о влиянии планет, Юнг говорил о влиянии архетипов. То, что это вещи сопоставимые, для него было очевидным.
"Астрология, как коллективное бессознательное, к которому обращается психология, состоит из символических конфигураций: "планеты" — это боги, символы власти бессознательного,[9]"
— так понимал древнюю науку основатель аналитической психологии, и недаром он был первым из людей науки XX века, кто стал относится к астрологии серьёзно.
[8] "Архетип в символизме сна". в кн. Юнг К.Г. Человек и его символы. СПб, 1996 с.90
[9] Jung C.G. Letters. Letter to Andre Barbault, 26 May 1954, p.175-177 London, RKP
В астрологии планета — не только и не столько физическое тело, сколько метафизический принцип бытия: закон, выражающий динамику жизни и одновременно целостная частица этой жизни, которая проявляет себя во всем.
Архетип — это не только древняя форма, но и активная сила, которая вечно её воссоздает; внутренняя идея, и одновременно предопределяемый ею внешний сценарий событий. Эти силы формировали сознание человека миллионы лет назад и определяют наше поведение сегодня. Архетипы не только составляют содержание души, они побуждают её к действию. Почему? Очевидно, потому, что в них скрыта природная энергия, которая связывает нас с истоками существования. То же самое астрологи понимают и под "планетами", если только они не ограничиваются поверхностными спекуляциями — модой последних лет, а дают себе труд изо дня в день следить за "влиянием" планет. Как и для древнего Шумера, откуда пришла к нам астрология, планеты для них — не только физические тела, но и духовные принципы, активные и всесильные настолько, что не будет преувеличением назвать их богами (а можно и демонами, кому что ближе).
Основное свойство архетипа как праобраза культуры — его повторяемость в аналогичных условиях, а иногда несмотря на них. Эту тенденцию видит любой, кто исследует явления культуры, и прежде всего мифологию. Так, мифолог Э.Тэйлор пишет:
"Изучая различные обычаи и воззрения, мы неизменно убеждаемся в наличии причинности, лежащей в основе явлений человеческой культуры, в действии законов закрепления и распространения, согласно которым эти явления становятся устойчивыми, характерными элементами общественной жизни на определённых стадиях развития."[10]
О том же другими словами говорит Г.Франкфорт:
"Миф есть поэтическая форма, выходящая за рамки поэзии тем, что она провозглашает истину; выходящая за рамки рассуждения тем, что она хочет порождать ту истину, которую провозглашает."[11]
Поэтому Юнг так определяет архетип:
"Это некий вид готовности воспроизводить всегда и снова те же самые или подобные мифологические представления... Архетипы, как нам кажется, не только отпечатки всегда повторяющегося типичного опыта, но одновременно они ведут себя эмпирически как силы или тенденции к повторению того самого опыта. Ведь всякий раз, когда какой-нибудь архетип появляется в сновидении, в фантазии или в жизни, он всегда привносит с собой некое особенное "влияние" или какую-то силу, благодаря которой он действует "нуминозно", т.е. ослепляюще, завораживающе и побуждает к поступкам."[12]
[10] Тэйлор Э.Б. Первобытная культура. М,1989 с.26
[11] Франкфорт Г. и Г.А., Уилсон Дж., Якобсен Т. В преддверии философии. М., 1984 с.28-29
[12] "Личное и сверхличное или коллективное бессознательное". в кн: Юнг К.Г. "Структура психики и процесс индивидуации"с.125
Архетип — это изначальное единство образа и смысла, и той энергии, которая воплотилась в них обоих. Он может быть определен как некая вечная истина. Но его конкретное образное и символическое содержание меняется в зависимости от внешних условий — отчего нам так сложно понять, что же он такое. Юнг пытался донести до своих слушателей идею архетипа через представление о кристаллической решетке, которая незримо присутствует в растворе до тех пор, пока под воздействием процесса нагревания или просто времени не примет видимой формы кристалла:
"Кристаллическая решётка предопределяет лишь стереометрическую структуру, но не конкретную форму индивидуального кристалла. Она может быть большой или маленькой, и бесконечно разнообразной из-за разного размера граней, а также состоять из нескольких кристаллов. Единственное, что остаётся постоянным — это лежащие в основе её геометрические пропорции. То же самое можно сказать об архетипе. В принципе, он может быть назван и имеет неизменяемое ядро смысла — но всегда только в принципе, никогда как конкретное явление."
Подобен этому гороскоп человека, описывающий структуру его души: его суть — геометрия расположения планет на эклиптике, пропорции, в которых ему даны качества тех или иных планет. Мы описываем его характер на основе традиционных знаний — но человек может проявить свои черты новым, ранее не встречавшимся способом, и эта возможность тоже входит в рамки его судьбы. Его личность — уникальная комбинация архетипов, каждый из которых настолько глубок, что имеет бесконечное множество проявлений. И всё же каждый из них таит в себе неизменную суть. Астрологические законы, отраженные в типичных сюжетах мифологии, раскрывают взаимодействие архетипов между собой, предопределяя сценарий разворачивания событий. Но как же описать архетипы, если они являют собой изначальное невыразимое единство?
Наука членит мир на части: так ребенок ломает игрушку, чтобы понять, как она устроена. Мы привыкли считать, что нет иного способа достоверного познания мира. Но астрология предлагала другой метод постижения вещей. Её основной метод — работа с аналогиями: сопоставление нескольких целостных явлений, каждое из которых помогает понять истину другого. Он позволяет описать разные грани предмета, не дробя его на части. Этот метод — самый первый способ познания — долго был в забвении, однако мы вынуждены возвращаться к нему в тех сферах, где мы не можем эмпирически разложить предмет на составные компоненты (а это — к счастью!— именно так, если объектами исследования являются душа и культура. Юнгу познавать архетипы как составляющие души помогал его опыт психиатра, имеющего дело с дезинтеграцией личности, однако понятно, что в этой области невозможен обратный эксперимент).
С горизонтов науки подобие ушло не так давно: ещё в XVI веке оно было основой знания. Для исследователей того времени внешнее сходство было приметой единого внутреннего качества:
"Чтобы узнать, что волчий корень лечит болезни наших глаз, а растертый с винным спиртом орех облегчает головную боль, совершенно необходимая предупреждающая нас об этом примета, без которой этот секрет никогда не был бы раскрыт... Такой знак легко прочитывается в его семенах: это маленькие темные шарики, помещенные в белые оболочки, представляющие примерно то же, что и веки для глаз. То же самое и относительно сродства между орехом и головой: толстая зеленая корка, охватывающая кость плода, лечит "раны надкостницы черепа", а внутренние боли головы прекращаются самим ядром ореха, "в совершенстве демонстрирующим мозг."[13]
[13] Crollius. Traite des signatures, Lyon, 1624, p.33-34 в кн: Фуко М. Слова и вещи. Спб, 1994, с.63-64
Все аналогии мира сходились в универсальной фигуре Человека — Антропоса, который был подобен всему (что отражала аксиома астрологии: микрокосм равен макрокосму). "Человек являлся великим средоточием отношений — центром, где различные соотношения сосредотачивались, и откуда они излучались снова." Человек был точкой отсчета, в которой сходилось предопределение всех вещей,— и судя по всему, в такой точке отсчета содержалась истина: поскольку средневековые исследователи нередко делали по аналогии те выводы, к которому пришла наука несколькими веками позже (например, П.Белон в XVI веке описывает строение крыла птицы как аналог человеческой ладони — что позволила доказать лишь теория Дарвина). Как пишет философ М.Фуко, исследовавший средневековое использование подобия,
"оказывается, что сетка, сквозь которую в наше знание проникают фигуры сходства, совпадает в этом пункте с той, в которой располагало вещи знание XVI века."[14]
[14] Фуко М. Слова и вещи. Спб, 1994, с.59
Средневековое проецирование подобия на все сферы жизни подводило к полноте описания мира, которая реализовалась в последующих классификациях. Но сама по себе эта полнота представала как бесконечное перечисление разных граней явления, где одно подобие стихийно вызывало к жизни другое. Они сводились к систематическому единству лишь в человеке. Наука нового времени разрушила эту целостность восприятия: которая в древние времена была живой, а в средневековье стала уже формальной — что и позволило ее разрушить. За образами и аналогиями уже не стоял эмоциональный смысл мировых мистерий, в котором человек участвовал всею плотью и кровью. Человек остался лишь абстрактным отражателем целостности мира, но не ее участником и творцом. Собственно человеческой, божественной объединяющей функцией теперь воспринималось лишь мышление. И гарантией истинности аналогий стали не всеобщие законы мироустройства, которым человек в своей абстрактной божественности казался более не подвержен, а мысль человека и его язык: сказанное и написанное наделялось субстанциальным содержанием, за словом виделась истина вещи.
Классическая наука XVII-XVIII веков, усомнившись в столь ненадежном фундаменте единства и прийдя к тому, что человек — лишь одно из божественных творений, окончательно разорвала органическую связь человека и мира, противопоставив мышление человека миру вещей. Она освободила слово от предметного содержания, сделав его произвольным знаком, и обратилась к частным областям исследования без оглядки на их прежнее единство. Исчезло доверие к языку, как обозначению смысла, разрыв связи между предметом и обозначением привел к тому, что все аналогии показались случайными. Уже у Бэкона содержится критика сходства, как формы иллюзий, которым подвержен ум:
"Человеческий ум естественно склонен предполагать в вещах больше сходства, чем в них находится, и в то время как природа полна исключений и различий, ум повсюду видит гармонию, согласие и подобие."[15]
[15] Bacon F. Novum organum Paris 1847 l I _ 45 с.111 в кн: Фуко М. Слова и вещи. Спб, 1994, с.85
Новое критическое мышление потребовало не словесного, а научно-предметного доказательства аналогий: оставив в стороне ум с его непостижимой гармонией восприятия и исходя из физического устройства самих предметов. Так возникло противопоставление разных сфер знания, каждая из которых стала использовать собственные методы анализа и связи вещей. Как пишет М.Фуко, в конце XVIII века происходит основополагающий раздел универсального знания: движение, расчленяющее объекты, перестает быть движением, связывающим их, и аналитические дисциплины оказываются эпистемологически отличными от тех, которым приходится прибегать к синтезу. Таким образом возникает поле априорных наук: формальных, дедуктивных, которые подчиняются логике и математике, с другой стороны вычленяется область апостеориорных, эмпирических наук. Кроме того, физические и естественные науки, разлагающие на части предмет, как он есть здесь и теперь, оказываются отделенными от истории, имеющей дело с тем, чего уже нет.
"Следствием этого раздела оказалась новая эпистемологическая забота — обнаружить уже на другом уровне утраченное единство. Для классической эпохи характерен в самых различных формах возобновляемый проект построения единого свода знаний. Этот проект постепенно принимал то вид общей науки о движении, то вид универсального учения о признаках, то вид языка, восстановленного во всех своих значениях и синтакстических возможностях, то вид Энциклопедии знаний, построенной по алфавитному признаку. Неважно, что все эти попытки не были завершены и не полностью осуществили проект, который вызвал их к жизни: все они выявили то глубинное единство, которое классический век утвердил на археологическом фундаменте анализа тождеств и различий и всеобщей возможности упорядочивания."[16]
[16] Фуко М. Слова и вещи. Спб, 1994, с.272
XIX веку удалось преодолеть один из разрывов области знания, создав эволюционные теории, которые связали с динамикой истории статику естественных наук: биологии (Дарвин) или законы материального производства (Маркс и Энгельс). Но не включив в себя всю целостность мирового развития и жизни человека, они остались частичными, что вызывало их бурную критику в конце XX века. Наше время делает следующую попытку вернуться к цельности знания, и вместе с этим возрождается закономерный интерес к языку аналогий.
Язык аналогий — древнейший из языков познания.Он предполагает опору на ассоциативное мышление, которое в истории развития сознания предшествует логическому. Логика, сама по себе, не строит связей: даже великим ученым их идеи приходят в голову, как правило, бессознательно. Логика подтверждает или опровергает чистоту уже возникших у нас ассоциаций. И именно в этом роль науки: отделить объективные общечеловеческие аналогии от субъективных и случайных. По отношению к самому творчеству идей это служебная, вспомогательная роль, которая вообще свойственна интеллекту: неслучайно в мифах бог счета, письма и науки (Меркурий) играет лишь роль слуги богов. И характерно, что сейчас, испытывая дефицит идей и начиная осознавать свою скромную роль, сухой интеллект естественной науки сам обратился к аналогиям: появились ученые-параллелисты, которые изучают возможность приложения открытий, сделанных в одной отрасли науки, к другим, независимым, областям.
В гуманитарном знании метод аналогий используется ещё чаще: поскольку нередко это единственный способ, который оказывается применим для описания явлений культуры. Но основы сравнения при этом обычно выбираются подспудно и бессознательно, остаются субъективны и потому нередко отражают лишь грань явления, но не саму его суть.
Метод обоснованных аналогий может помочь преодолеть дробность научного знания и вернуть нашему восприятию мира цельность, которую оно утратило после распада классической парадигмы мышления. Подобие подразумевает не только внутреннее качество, делающее вещи сходными (Фуко называет это "близостью"); а и единую причину: закон, устанавливающий связь вопреки времени и пространству ("соперничество" у Фуко). Оно строит пропорцию отношений ("аналогию"), универсальным мерилом которой становится человек; и не удовлетворяется установлением единственной связи, "приводя в движение все вещи в мире"[17] (отношением "симпатии"). Современное стремление к целостности мышления подразумевает реализацию всех этих аспектов принципа подобия.
[17] Фуко М. Слова и вещи. Спб, 1994, с.54-66
Чтобы аналогии были верными, они, во-первых, должны опираться на общечеловеческие универсалии (что предполагает обращение к человеку и его психологии: например, рассматривая какой-либо символ (форму, цвет, звучание, идею) в приложении к творчеству человека или культурному явлению, необходимо уделять внимание не только его роли в рамках какой-то одной культурной традиции, но и то, как наша психика его непосредственно воспринимает).
Во-вторых, аналогии должны рассматриваться в системе (скажем, не просто какому-то звучанию придается определенный смысл, а вся система звучаний проецируется на целостную систему значений, и наше сопоставление занимает в этой системе определенное место). Современное преломление идеи подобия означает, что в основу интерпретации аналогий ложится не хаос жизни, где все необходимо соотносится со всем, а целостная система законов их взаимодействия, согласно которой Вселенная предстает как единый организм.
И, в третьих, найденный смысл аналогии не должен быть сиюминутным, актуальным лишь в данный миг (иначе он обозначит лишь временное значение явления и через некоторое время перестанет отражать его суть). Для этого необходим выход к корням возникновения аналогии, к метафизическому уровню её смысла. Астрология, если опирается на мифологические архетипы и использует достижения современных наук в изучении разных граней человеческого восприятия (психолингвистику, цветопсихологию и т.д.), удовлетворяет этим трем требованиям. Она ставит человека в центр познания Вселенной, рассматривает все проявления жизни систематически и выводит нас за рамки настоящего момента, позволяя взглянуть на само время с позиции законов, вечных для человека.
Но что значит сегодня поставить в центр Человека: не будет ли это гигантоманией в свете научного понимания его лишь как ничтожно малой частицы Вселенной? Вернемся к тому, что в средневековье антропоморфность, ложащаяся в основу системы аналогий, мыслится прямым аналогом божественности. Человек становится тем, через что осуществляется всякая связь, и одновременно он сам напрямую отражает Космос и Бога как сам принцип зеркального отражения. Подобно этому, современное познание учитывает, что мы видим мир так, как видит его человек (возможно, другие существа видели бы его иначе). Утверждение подобия микрокосма и макрокосма раскрывает величие человека в смысле его познавательных возможностей: непосредственность его отражения в формах мира гарантирует успех его поиска, как говорил Парацельс:
"Нет ничего ни в глубине морей, ни в высях небосвода, что человек не мог бы открыть. Нет таких гор, которые были бы столь обширны, чтобы скрыть от человеческого взора то, что скрывается в них; все это открывается ему благодаря соответствующим знакам."[18]
[18] Paracelse. Archidoxis magica, 1909 p.21-23 в кн: Фуко М. Слова и вещи. Спб, 1994, с.69
Поэтому правильно будет сделать точкой отсчета человека — и Землю, на которой он находится (астрологическая система и сегодня — геоцентрическая; хотя нам доступны и гелиоцентрические координаты, они редко используются на практике). Но следует понимать, что мы ставим человека в центр Вселенной лишь как инструмент создания целостности мира, инструмент движения и работы в нем аналогий; и как этот инструмент, он не должен замыкаться на себе самом. Поток сравнения идет сквозь человека. Он должен постоянно сохранять открытость Вселенной, быть насквозь "прозрачен": лишен раз навсегда данных, устойчивых определений. Вся конкретная жизнь человечества может быть описана лишь в неуловимых терминах архетипов (потому и язык астрологического и любого другого прогноза не может и не должен быть приговором). Лишь так наше мышление отразит объективность мира. Только так возможен антропоцентризм, который не приводит к гигантомании человека, его наполеоновским притязанием на мировое господство — а смыкается с космоцентризмом (богопронизанностью мира) в широком смысле.
Как знание, основанное на временном расчете, астрология не только пользуется законом подобия: она во многом его объясняет. Не встречались ли вы с удивительными совпадениями своих мыслей и слов других людей, или синхронностью жизненных событий, совершенно не связанных между собой напрямую? Это и есть наиболее заметное проявление той "судьбы", о которой говорит астрология, изучающая как индивидуальные ритмы человека, так и ритмы, единые для всего человечества. Для этого явления Юнг ввел даже особый термин — синхронизм. Изучение синхронности психических восприятий разных людей и событий вызвало закономерный интерес психоаналитика к астрологии, поскольку она позволяет доступно объяснить этот феномен через влияние космических ритмов на коллективные подсознательные процессы.
И везде, где мы сталкиваемся с феноменом подобия видимым образом не связанных вещей, единственным удовлетворительным объяснением для него остаётся единство законов Вселенной. Как объяснить тот факт, что представления о Вселенной, которые доносят до нас образы богов, мифы, символы и обряды, поразительно подобны на разных краях земли, в культурах никогда не пересекавшихся между собой народов? Мы можем говорить о единстве палеолитической культуры, но если некогда культура и была единой, то почему это единство сохранилось и тогда, когда народы, расселившись по земле, оказались в разных условиях существования? Культурное единство — продукт исторического развития, но дошедшие до нас факты также не позволяют доказать существование единых законов истории и больше говорят о различии, чем о сходстве. Очевидно, чтобы ответить на вопрос о причинах подобия чего-то в разных концах Земли, надо приподняться и над историей, и над культурой.
И вот космологический, астрологический подход даёт возможность сделать это, описывая универсализм через законы ритмов, единые для Космоса и безразличные к превратностям земного бытия. Поэтому он принимает сходство разных культур как естественный, само собой разумеющийся факт: как простое отражение небесного в земном (и в первую очередь природы — в человеке). Такой взгляд кажется слишком простым, чтобы быть серьёзным. Однако он перестанет быть наивным и значительно усложнится, если представить, что по мере того, как это отражение тысячелетиями имело место, сформировалось то, что мы называем разумом человека и его душой.
Юнга к этой мысли подвела практика: работая с психикой, он мог видеть разные стадии и формы проявления архетипов. И хотя сначала Юнг понимал архетипы как принципы, данные a priori, подобно кантовским категориям, в своей работе "Поздние мысли" он писал:
"Сознание в фило- и онтогенетическом отношении вторично. Этот несомненный факт следует, наконец, принять к сведению. Подобно тому, как тело имеет долгую историю, длившуюся миллионы лет, точно так же дело обстоит и с психической системой. И подобно тому, как тело современного человека в каждой своей части представляет результат такого развития и всё-таки позволяет увидеть ранние стадии своего существования, точно так же дело обстоит и с душой."[19]
[19] Юнг К.Г. Поздние мысли. В кн.: "Дух Меркурий", М, 1996 с.366
Характерно, что в этой цитате Юнг пользуется методом аналогий. Потому его такой, во многом материалистический, взгляд не принижает человека и не исключает его духовности: душа не сводится к телу, или сознание — к материи. Но они —подобны.
Согласно астрологическому закону аналогий, те же принципы, которые сформировали тело Солнечной системы и управляют движением планет, проявились в устройстве земной жизни и создали душу человека. Эти незримые принципы, которые можно назвать божественными законами, а можно просто космическими ритмами, легли в основу мифологических архетипов. Современному уму легче всего представить понятия планет как определенные ритмы мозга, оформляющие себя именно теми образами, которые связаны с подобными вибрациями в природе: и так создающие универсализм мышления людей и понимание между ними.
Эти ритмы, выражающие себя как архетипы в астрологии, присутствуют в нашей жизни как глубинные мотивы событий. Мы часто рассматриваем причины событий — личных, как и исторических, и политических — как внешние обстоятельства жизни. Но и в личной, и в коллективной истории есть внутренний сценарий, предопределённая смысловая линия незаметных поступков и великих деяний. Их мотивы помогает раскрыть мифология с позиции не сиюминутного, но вечного.
Астрология изучает циклы времени и их проявления в истории людей. Для астрологии архетип — это не только образ, но и эпоха: зафиксированный отрезок времени. Повторившись за человеческую историю бессчётное число раз, аспекты Солнца, Луны и планет, с помощью которых мы измеряем время, закрепились определённым образом в поведении людей и нашли отражение в культуре. Характерные черты эпох преобразились в типические образы и сценарии мифологии. Опыт позволил сопоставить небесное движение планет определенным земным явлениям, и это сегодня составляет основу астрологического прогноза. Но неизвестное нам время древнейшей истории намного больше, чем опыт, сохранённый в бодрствующей памяти человечества. Мифология даёт возможность дополнить известное сегодня забытыми фактами прошлого.
Кроме мифов и истории, ещё один путь обращения к древнейшим архетипам мышления — это язык. То, что в психике проявляется как архетип; в культуре — как миф; в сфере мышления — как идея, периодически всплывающая в истории и движущая умами людей, в нашей повседневной жизни являет себя как слова языка. Архетипически точные наблюдения описывают поговорки и пословицы, концентрирующие в себе мудрость человеческого опыта. И само происхождение слов рассказывает нам о пути развития понятия. Этот путь оказывается совсем явным, когда язык переносит древние значения в современную речь. Так, родство слов "кузнец" и "козни" обращает нас к тем временам, когда ремесло кузнеца внушало страх и связывалось с волшебными силами. Слово "стрелять", сохранившееся в эпоху огнестрельного оружия, напоминает о том, что некогда человек для охоты использовал стрелы.
Древние корни сводят вместе позднее разошедшиеся, но архетипически близкие предметы и выявляют нам подобие, из которого становится ясна суть. Так через язык в основном восстановлена славянская мифология. Этимологическое родство даёт возможность более объёмно представить исконные образы слов, которые мы сегодня зачастую употребляем слишком формально. Можно назвать архетипическими восстановленные корни праязыков, которые дали жизнь целым ветвям понятий. О каждом из них можно бы было развернуть длинное философское рассуждение, но даже если просто свести вместе исконно родственные образы языка, они говорят сами за себя. Они проявляют изначальное значение слова, которое наша душа воспринимает как "истинное", давая возможность и разуму соприкоснуться с истоком. Это прикосновение к изначальному ощутили реконструкторы ностратического праязыка[20], написавшие на нем такое четверостишие:
"Язык — брод через реку времени.
Он ведет нас к жилищу умерших.
Но туда не сможет войти тот,
Кто боится глубокой воды".[21]
[20] Лингвистическая гипотеза ностратического праязыка находит параллели между большинством языковых семей мира: к нему относятся индоевропейская, семито-хамитская, уральская, алтайская, дравидская языковые семьи, картвельские, японский и корейский языки. Единство ностратического праязыка существовало ориентировочно 30 тысячелетий назад.
[21] Иллич-Свитыч В.М. Опыт сравнения ностратических языков. М., 1971-1984 (I-III том).
Стихотворение примерно так бы должно звучать в оригинале:
К.эльхя
вэт.эй 'ак.ун кяхла
к.аляй
пайла-к.а на вэтэ
сяда
'а-к.а 'эя 'яля
я-к.о пеле т.уба вэтэ
То же можно сказать и про архетип. Его форма и целостность непостижима одним только разумом, прямолинейной логикой причин и следствий. Он погружает нас в эмоциональную глубину понятия и только так раскрывает свой смысл. Для тех, кто не привык напрягать свои чувства и доверяет лишь интеллекту, кого никогда не потрясала черная бездна Космоса и не успокаивала морская гладь, архетипы — или случайные, или само собой разумеющиеся идеи, за которыми не стоит ни тайны прошлых времен, ни откровения будущего. И даже доказательство того, что аналогичные мифологические образы есть на всех концах земли, ничего не даст человеку, если он ленится ощутить их и обнаружить в себе самом. Он не выйдет за рамки себя самого к универсалиям, общим для человечества. И любая картина мира останется для него субъективной и ценной лишь с утилитарно-практической точки зрения, а не в высшем смысле познания истины.
***
Доминирующий сегодня способ мысли побуждает нас сказать ещё несколько слов об отличии современного научного и архетипического метода мышления. Научный подход побуждает нас сопоставлять два внешних явления, в одном ища причину другого (приложенная сила вызвала движение). Но чтобы понять, что такое сознание или душа, от такого способа рассмотрения нужно отказаться с самого начала. Архетипический подход предполагает, что всякому явлению можно найти целую радугу основополагающих причин на разных уровнях, поскольку всё является причиной себя самого. И изначальные образы и идеи, как некая невидимая и невысказанная ещё потребность сознания и души, оформлялись в те развитые природно-культурные и мифологические пра-образы, которые мы можем назвать архетипами сегодня. Их глубокий смысл позволяет нам сегодня понять глубину своей души и видимые законы её деятельности, соответствующие невидимому механизму устройства мира.
Метод аналогий позволяет нам описать архетипы. Но разве глубинные образы нашего сознания не были описаны до сих пор? Конечно, они были описаны, и бесчисленное количество раз: любое великое произведение является описанием какого-либо архетипического сюжета. Любой религиозный ритуал или учение стремится привлечь своих адептов к пониманию того, как проявляет себя тот или иной архетип. Не проводилась лишь их классификация, для которой архетипические образы оказывались слишком глобальны. Юнг констатировал, что архетипы существуют, но не создал общей системы пра-образов души, столкнувшись с главной трудностью, с которой сталкивается любой, кто выходит за рамки рациональных понятий к понятиям архетипическим:
"Провести четкую границу и дать точные формулировки понятий в этой области положительно невозможно, так как сущность архетипов состоит в их взаимном струящемся проникновении друг в друга. Их можно в каждом случае описать только приблизительно. Их жизненный смысл получается скорее из совокупного изложения, чем из единичного формулирования. Всякая попытка более строгого изложения тотчас же наказуется, потому что она гасит истину непостижимого ядра значения. Ни один архетип не может быть сведен к простой формуле. Он — сосуд, который нельзя ни опустошить, ни наполнить. Он существует в себе только потенциально, и будучи преосуществлен в материале он уже не то, чем был только что. Он пребывает косным на протяжении тысячелетий и тем не менее жаждет нового наполнения. Архетипы — непоколебимые элементы бессознательного, но они постоянно изменяют свой облик."[22]
[22] "Психология архетипа ребёнка" в кн. Юнг К.Г."Структура психики и процесс индивидуации"с.71
О том же самом другими словами говорит мифолог Тэйлор:
"Близкими и глубокими аналогиями между жизнью природы и человека веками пользовались поэты и философы, которые в своих уподоблениях толковали о свете и тьме, о буре и затишье, о рождении, росте, перемене, упадке, разрушении и возобновлении. Но не следует думать, что эти до бесконечности многосторонние совпадения могут быть каким-либо односторонним объяснением сведены все к одной теории."[23]
[23] Тэйлор Э.Б. Первобытная культура. М,1989 с.151
Поэтому и не была предложена модель, которая показала бы нам суть архетипов и их взаимоотношения между собой. Но в нашей книге мы попробуем сделать то, что не решился (а может быть, просто не успел) сделать Юнг,— описать архетипы в системе. Выражая невыразимое, мы представим панораму архетипов настолько определенно, как только это возможно. И в этом нам помогут типические сюжеты мифов, отражающие универсализм общечеловеческого мышления, и астрологический метод аналогий, позволяющий привлечь знания из смежных областей лингвистики, истории и археологии.
Подобно тому, как архетипы органически присущи нашей душе, в ней незримо заложена и модель их действия. И подобно тому, как архетип нельзя создать, его можно лишь выявить, так и эту систему нельзя изобрести: можно лишь понять, что она естественно присутствует в нашей жизни — и прежде всего, как понятие времени, в рамках которого мы действуем и мыслим, как чередование времен года, как смена дней календаря. Система астрологии — единственная природная система, которая также описывает и человеческую культуру. В Солнечной системе мы живем и не можем от неё отказаться. Изобретение электричества не отменило чередования дня и ночи: мы продолжаем ночью спать, а днем бодрствовать. Так и наша цивилизация, казалось бы, независящая ни от космических факторов, ни даже от земной погоды, не отменяет природного функционирования души: она лишь проявляет его культурные формы. Любая феноменология или классификация, чтобы быть универсальной, должна иметь в своей основе законы природы, в которых человек жил, живет и будет жить: которые нельзя отменить.
Согласно современному дробному научному подходу, мифологи классифицируют богов, психологи — человеческие качества, историки — этапы развития, философы — мысли, выраженные словами, и т.д. И бесчисленное множество этих классификаций отрицают одна другую, потому что они не имеют под собой архетипической основы, универсальной для всех людей. В силу той же дробности интеллектуального восприятия, в мифологии выделяют астральные теории (боги — это природные явления), эвгемеристические (боги — бывшие люди), антропологические (боги — желания и состояния человека), анимизм (одушевление окружающего мира), социологический подход (фиксация коллективных ритуалов и представлений) и другие. Прежний научный подход искал истину в одном из этих взглядов, однако сегодня уже любому беспристрастному наблюдателю очевидно, что формированию мифов служили все эти факторы в целом, отражающие разные грани жизни людей.
Сами по себе ни образ бога, ни черта человека, ни событие, ни слово не составляют архетипа — но они могут вывести нас к нему, если в какой-то момент отразят целостность человека. Представитель юнгианской психоаналитической школы и астролог Д.Радьяр назвал философией астрологии холизм ("целостность"). И прогрессивное зерно астрологического подхода, из которого может вырасти дерево знания будущего, в том, что он рассматривает человека целиком: и его развитие, и его мышление, и его тело, и его действие, хоть это нам очень непривычно. Система астрологии описывает природную основу жизни души, общую для всех. Поэтому она создает картину мира и эволюционную модель развития, универсальную в высшем смысле этого слова. В этом — роль астрологии среди других наук.
Философ М.Фуко, рассматривая парадигмы мышления от средневековья до нашего времени, отмечает два важных вывода, к которым подходит знание последних веков: "Формы познания никак нельзя отделить от особенностей функционирования тела: существует некая природа человеческого познания, определяющего его формы. Познание имеет свои исторические, социальные и экономические условия: существует некая история человеческого познания, которая дается в эмпирическом знании и предписывает его формы."[24] Наука XX века обычно опиралась либо на природу, либо на историю — рассматривая эти две опоры как независимые. Но лишь включение в орбиту познания и природы, и истории — и статики, и динамики представления — даст нам целостную картину познания (способствующую активизации и образного, и логического полушарий мозга — если говорить о личном прорыве в неведомое).
[24] Фуко М. Слова и вещи. Спб, 1994, с.340
Нет и не будет более совершенного инструмента анализа человеческой культуры, чем тот, который предлагает нам сама природа. И пусть низкий уровень массового сознания сегодня отвел астрологии примитивную роль профанических спекуляций бытового телепрогноза. Ведь столь же мало трогают основную массу людей и высоты всех остальных наук. Любая наука в своем дробном состоянии: как знание части без понимания целого — приходит в упадок, будучи либо отброшена на периферию жизни, либо подчинена утилитарным задачам. И разве не обидно с точки зрения высот человеческого ума, что даже замечательный физик знает о единстве ностратического праязыка ровно столько, сколько хороший филолог о теории единого поля, то есть ничего? Нам кажется, что всю реальность не охватить: рациональный ум отвык откликаться на все проявления жизни. Но умение пользоваться методом аналогий вооружает нас инструментарием, который дает возможность связать разрозненные грани бытия.
Целостный взгляд на человека должен возродиться, и вместе с ним, надо надяться, прийдет понимание универсальных законов функционирования нашей мысли и души, которые описывают мифология и астрология. Метод аналогий поможет связать науку с жизнью так, как они были связаны в глубокой древности, духовным подходом (который у нас опять же существует лишь в отдельной от всего остального сфере религии). Синтетическое знание будущего не отвергнет высокую науку, ныне оторванную от бытового сознания людей и потому во многом утерявшую свой авторитет в глазах большинства населения. Но когда-нибудь сделает её близкой душе каждого человека и через это — общедоступной.
Фуко конечной и перспективной фигурой мышления XX века видел связь энтологии и психоанализа. Она связывает динамический и статический, временной и вневременной аспекты: историю индивидов с бессознательным в культурах, а историчность культур — с бессознательным в индивидах: и тем выдвигает самые общие проблемы, которые можно поставить по поводу человека. Анализ архетипов мировой мифологии в космогонической, астрологической системе дает возможность описать оба эти компонента: общечеловеческие универсалии души и историю их формирования, как и географические особенности развития культур. Астрологические архетипы преломляют себя также в национальном характере стран, каждая из которых являет целостный образ жизни и мышления. Этнография — статика распределения архетипов на поверхности Земли, динамику влияния которых показывает история.