Смешение племен создало наилучшие условия для отказа от прежних традиций и их забвения. Поэтому мы так мало знаем о том, какими же все-таки были первобытные люди, подобные в наших представлениях "снежному человеку", и пугающему нас своей мощной близостью к природе и нашим внутренним, древним человеческим инстинктам. Новый поток жизни усовершенствовал инструмент памяти и мысли, сделав его более динамичным. Человек нашего типа, появившийся 40 тыс. лет назад,— общительный кроманьонец — сумел отразить и сохранить свои взгляды на мир и саму историю не только в статичных традициях и символах, но и в динамике преданий и мифов. С 30 тысячелетия до н.э. история стала говорящей: те предметы, что она сохранила, мы можем уже напрямую связать с теми представлениями о жизни, что доносит до нас мифология. К этому же времени возводят нос-тратический праязык, слова которого могут напомнить о забытой изначальной связи понятий и помогают проникнуть в суть и логику современного мышления.
40 тыс. лет назад археологи фиксируют следующее кар-динальное увеличение мозга и находят совершенное орудие — резец, которое показывает, насколько ловкой стала у человека рука. Рука — телесное соответствие знака Близнецов, который описывает связи между людьми. Рука, функции которой занимают огромную часть мозга, сыграла в становлении разума человека важнейшую роль: неслучайно часты её изображения в раннеземледельческих орнаментах. И этот орган способствовал развитию взаимоотношений между людьми, став специфическим органом их контакта. Животное берет еду ртом. Но когда человек взял пишу в руку, он может передать её соседу. Рука — орган-посредник, и как самостоятельный орган, она брала на себя все специфически человеческие функции — от общения жестами до изобретения всё новых и новых инструментов.
Но постепенно руки стало не хватать для всей сложности человеческого общения. И тогда главным органом-посредником стал язык. Как мы упоминали, 700 тыс. лет назад звуки заменили жесты; 350 тыс. лет началось экстенсивное развитие речи. Но мы не знаем, как звучала эта речь, и насколько она отличалась от языка животных. Язык древних как таковой, со сложившейся фонетикой, словарем и грамматикой доносит до нас лишь реконструкция ностратического праязыка, вбирающего в себя большую часть языковых семей.
Ностратический праязык иногда датируют мезолитом (9 тыс. до н.э), иногда 15-м, 30-м или 36-м тысячелетием. Во всяком случае, это язык современного человека (homo sapiens sapiens) — и, значит, ему не более 40 тыс. лет. В аналогичный период, очевидно, сложился праязык индейцев, имеющий глубинное генетическое родство с китайским. По последним данным полоска суши в районе Берингова пролива, через которую волны переселенцев прошли из Азии в Америку, была закрыта ледниками, но в ней образовывался проход в 50-40-ом, 28-25-ом и 13-10-ом тысячелетиях до н.э. В эти промежутки и осуществлялось переселение, и на юг американского континента шли народы, уже говорившие на вполне современном языке. В американском штате Аризона есть след от метеорита, упавшего на Землю 25 тысяч лет назад. И местные индейцы сохранили легенду о том, что в этом месте на землю некогда спустилось божество в облаке огня1. Значит, в те времена у них уже существовал язык, позволивший передать такую информацию.
1 Галич М. История доколумбовых цивилизаций. М., 1990, с.11.
Ностратический праязык ("nostra"— по-латыни "наш") образуют звукоподражательные корни, описывающие природу, которая предположительно могла существовать, например, в районе Южного Урала. Они точно копируют природные явления, используя для этого звуки, более близкие природным звучаниям, на которые ярко реагируют дети. Сегодня мы привыкли связывать звукоподражание с такими "детскими" словами, как "шуршать" или "сюсюкать", однако звукопись праязыка носила гораздо более "взрослый" — и можно сказать, магический характер — напрямую связывая предмет с его звучанием. Недаром долгое время табуировались названия животных-тотемов и мыслились священными имена, даваемые богам. Об этом говорят и мифы (например, в египетском мифе Луна-Изида выведывает "истинное" имя Солнца-Pa, чтобы возыметь над ним власть).
Человеческое сознание отражает природу во всем, и человеческая речь тоже копирует её: в этом точном подражании — суть архетипа Близнецов и Меркурия — планеты интеллекта. Наша душа копирует внешний мир, сознание оказывается близнецом этого мира — и тогда человек становится разумным. Нельзя не почувствовать точность отражения явлений, если произнести слова homsa ("мясо") и kaejwa ("жевать"), kojha ("упитанный") и kirha ("старый"), jara ("сиять") и kupsa ("гаснуть"), mewa ("вода") и 'asa ("огонь"), kylA ("мерзнуть"), tcikka ("резать") или mudA ("думать"). Пра-язык человека разумного называет предметы "правильно", и здесь даже можно убрать кавычки: вызывая яркие ассоциации и сильный резонанс с предметами, он делает их доступными нам. Так библейский Адам — образ которого восходит к типичному мифу о первых людях, близнецах-прародителях, заселивших пустынную землю,— по велению Бога даёт имена всему тварному миру, чтобы стать его хозяином.
Слово оформляет мысль человека, фиксирует его представления о мире и создает собственно человеческую реальность сознания. Язык является инструментом творения этой, отличной от остального мира, реальности. Будучи абстракцией из абстракций, язык сам провоцирует развитие мышления и одновременно тормозит его, фиксируя предыдущую стадию его развития. Слово, как материальное звучание, никогда не успевает за мыслью, которая является чистой энергией. Поэтому мифолог Тэй-лор пишет:
"Развитие языка со времен дикости до цивилизованного состояния коснулось в основном деталей, и весьма в малой степени — фундаментальных начал. Не будет преувеличением сказать, что половина недостатков языка как способа выражения мысли и половина недостатков мысли, обусловленных состоянием языка, происходит от того, что язык представляет собой систему, возникшую благодаря пользованию грубыми и поверхностными метафорами и несовершенными аналогиями и выступающую в такой форме, которая соответствовала варварскому воспитанию её создателей, а не современных людей. Язык — одна из тех умственных сфер, в которых мы мало поднялись над уровнем дикарей. Здесь мы до сих пор как будто продолжаем рубить каменными топорами и с трудом добывать огонь посредством трения"1.
1 Тэйлор Э.Б. Первобытная культура. М., 1989, с.504.
Но это и делает язык неоценимым помощником для понимания того, как мыслил древний человек — и как поэтому мыслим сегодня мы.
Материнский знак Рака вбирает в себя всё богатство прошлого опыта, чтобы родить нечто новое: человеческий интеллект. Душа становится хранилищем долговременной памяти людей, и тогда от неё отделяется интеллект — как сфера памяти оперативной. Наш рассудок предполагает мышление словами, и в отличие от символического мышления (целостного разума Солнца), интеллект всегда частичен. В этом его суть — служить практическим, быстродействующим разумом людей. Так бог речи Гермес летает на крылатых сандалиях, так планета Меркурий быстрее других планет обегает Солнце. Логика рассудка отбрасывает большую часть знания, слово не доносит до нас всей истины — но это и не важно, на то есть другие планеты.
Пользуясь памятью прежних эпох, мысль людей быстро устремляется вперёд, преодолевая старые традиции. И в следующий архетип имеют шанс попасть лишь образы нарушителей прежде священных законов и запретов. Первый из них — божественные близнецы: боги, породившие людей и сами ставшие смертными. Совершая запретный инцест, они породили человеческий род и познали смерть. Парой такого типа были японские близнецы Идзанаки ("первый мужчина") и Идзанами ("первая женщина") или библейские Адам и Ева. Смерть выделила людей из круговорота вечно возрождающейся природы и указала на их особую роль по отношению к миру бессмертных богов.
Близнецы, брат и сестра, пришли на пустынную землю и основали на ней свой мир — может, с какой-то стороны реальности, это так и было, если вспомнить внезапное появление кроманьонцев на месте прежде несовершенных людей? Почему искра разума вдруг вспыхнула так ярко? Неужели лишь потому, что у человечества возникла душа: осознанная память о прошлом? Или язык: его вторая реальность, в которой, как и во внешнем мире природы, смог отразиться её разум-близнец? Двух близнецов достаточно для диалога — и бесконечного продолжения мышления: когда друг напротив друга поставлены два отражающих зеркала, отражение в каждом из них становится бесконечным.
Мифы о близнецах впервые отводят человеку центральное место. Суть этого архетипа близка идее противоположного знака Стрельца, который, порвав с традициями Рода ради нового, более прогрессивного, социального порядка, выделил человека из мира животных. Разорвав природные связи, архетип Стрельца заменил их основами религии, призванной восстановить связь с изначальным порядком вещей. Традиции торжествуют в знаке Рака, обращенного к природе: и сакральные мифы вновь обретают природную непосредственность бытия, когда становятся детскими сказками. А после того, как традиция укоренилась в жизни, становится возможной ее смена: этот вечный поиск нового порядка бытия и отражает архетип Близнецов.
Культ близнецов восходит к неолиту. Пара одинаковых людей у древних всегда вызывала суеверный страх: они считали, что здесь не обошлось без высшего вмешательства.
Поэтому близнецов часто наделяли сверхъестественной силой и даже считали способными вызвать дождь. Потом в них увидели образ основателей жизни и её законов: людей, подобных богам. Как компромисс между обыденным и чудесным, один из близнецов в мифах часто считается рожденным от земного отца, другой — от бога, или: один — смертным, а другой — бессмертным, как Кастор и Поллукс, в честь которых названо созвездие Близнецов.
Небо, творящее мир, несёт людям и свет дня, и тьму ночи. Пара первых людей, населяя Землю, вслед за древним демиургом Небес воплощает дуализм света и тьмы, добра и зла, жизни и смерти. Как индейские Йоскеха и Тавискарон, один из близнецов часто воплощает собой светлую, а другой — тёмную сторону жизни. И подобно архетипу Кузнеца, мифы о творении здесь ставят акцент на достигнутом уровне техники и культуры. Человек создает этот мир со всей массой полезных ему вещей, необходимых для охоты, земледелия и социальных взаимоотношений. Как китайский Фу-си, он устанавливает первые законы, изобретает инструменты и письменность, а потом, вместе со своей сестрой Нюй-вой заселяя мир, передает свое наследие потомкам. В образе культурного героя третий знак стихии воздуха завершает идею творения, ещё более конкретизируя ее.
Нарушение запретов, свойственное близнецам, для древних было способом самоутверждения, подтверждавшее их силу,— и вот на арену выходит подобный им обманщик, озорник и вор: по мифологической терминологии трикстер — трюкач. Не обремененный уже серьёзной программой порождения рода людей — последней, лунной, функцией прошлого — он исполняет свойственную ему роль культурного героя, будто ставит эксперимент. Он совершает ошибки, которых были лишены прошлые поколения богов, и по многу раз переделывает то, что уже сделал. Он даже навлекает на своих собратьев угрозу гибели (например, съедает запас продовольствия на год вперед) — но сам же ухитряется исправить последствия своих неразумных поступков. Да-да, неразумных! Развитие ментальной сферы, которое описывает в мифах образ трюкача, проявляет и человеческую глупость. И это тоже особое качество людей, которого нет у животных, воспринимающих мир целостно.
Прямым наследником трюкача по образу нередко является бог речи, а точнее красноречия: словам которого тоже отнюдь не всегда можно доверять. Это хорошо иллюстрирует легенда о самом умном из греческих богов — Гермесе. Едва родившись, он украл коров у Аполлона. И тот, несмотря на своё всеведение, не смог добиться чистосердечного признания от хитреца, завернувшегося в свои пеленки. Перед логикой Гермеса, прикинувшегося беспомощным младенцем, спасовал даже Зевс, утонув в потоке его жалобных речей. И парадокс здесь в том, что именно он, бог языка, выступает вестником богов, посредником между царем богов и людьми — которого можно найти в любой развитой мифологии. Слова обманывают нас — но они лучше всего хранят и передают информацию.
Изобретательность бога красноречия, которой славился германский Лот, любивший дурачить богов и великанов и как-то в шутку нарушивший с трудом установленный между ними священный мирный договор, уподобляет его культурным героям. Всё это делает бога-обманщика, наряду с прародителями-близнецами, наиболее древним автопортретом человечества — попутно демонстрируя нам возникшее у древних чувство юмора, которым в астрологии заведует планета Меркурий. Согласно логике архетипов, средний неандерталец, несмотря на свой ум, смеяться не умел, как не умеют этого животные. Лишь человек нашего типа смог взглянуть на себя со стороны.
Как ни странно, интеллект в мифах проявляется прежде всего как хитрость. И вся ментальная сфера деятельности человека попадает в ведение бога-трюкача. Это счёт и письмо, и самые новые отношения между людьми: обмен предметами — торговля, которую мы связываем с именем римского Меркурия и которая существовала уже в ближневосточных "агрогородах". В X тысячелетии в загросский поселок Шанидар с севера доставляли обсидиан, а с юга — битум, используя их для изготовления инструментов. В VII тысячелетии из Сирии в Месопотамию пришла традиция строить вместо круглых более простые прямоугольные дома. А анатолийцы передали своим соседям умение обжигать керамику, прясть и ткать. В VI-м тысячелетии Кипр освоил морские пути. В V-m — Киликия, плавившая медь, оказала влияние на Месопотамию и положила начало халколиту — предшественнику бронзового века. И всё это благодаря торговым связям! В те времена в обмене участвовали также Кавказ, Индия и Средняя Азия.
Как видно из этих примеров, торговля имела колоссальное значение для развития культур задолго до появления письменности. И уже в те времена владение языком и счетом — и свободная манипуляция ментальными представлениями о вещах — были необходимыми условиями обмена. Разнося по миру весть о том, где и как живут люди, культурный обмен способствовал развитию городов-государств и обозначил границу между первобытной и древней культурами. Если первая была прежде всего связана с особенностями территории (растущих на ней злаков, пасущихся животных и ископаемых металлов), то вторая быстро вбирала достижения всего населенного мира. Попутно развивался интеллект с его практической хваткой, смекалкой и восприимчивостью к новой информации. И совершенствовались языковые способности: недаром традиция связала бога торговли Гермеса или вавилонского Меркурия Набу с наделением людей различными языками! Вероятно, тогда же сложился облик человека, каким мы его сегодня знаем: возникла хитрость нашего ума, готовая обойти все преграды предначертания, своей судьбы и самой смерти. Ей уже в совершенстве владеет библейский Исаак, одурачивающий своего брата-близнеца Исава, заставляя его променять священное право первородства на чечевичную похлёбку.
Бог речи, вестник богов, перестает обманывать нас и становится серьёзен, лишь когда он выступает хранителем знаний. Тогда роль создателя и покровителя письменности связывает его с мудростью всего человечества. Таков египетский писец Тот, автор "Книги живых" и "Книги мертвых". Обеспечивая взаимосвязь двух половин реальности: жизни и смерти, внешнего и внутреннего мира,— он сопровождает души в царство мертвых, оберегая их на пути к неведомому, как и другие боги-меркурианцы. Так интеллект служит проводником сознания в потустороннюю реальность души, позволяя человеку постичь самого себя. Неслучайно с Тотом-Гермесом связано парадоксальное утверждение: "что наверху, то и внизу, что внутри, то и снаружи", ставшее основой тайных учений античности и средневековья и отражающее суть астрологического описания реальности. И может быть, чтобы понять такой взгляд на мир, надо, подобно первым близнецам, спуститься из мифического мира богов и высших законов природы на грешную землю — а потом вновь подняться до небес уже в облике говорящего словами Человека.
Появление письменности в наиболее древних цивилизациях относят к VI-IV тысячелетию до н.э.— прецессионной эре Близнецов, которую можно считать кульминацией этого архетипа и толчком к созданию мифологических образов вестника богов и первых людей. Шумерское и египетское письмо датируют 4-м, индийское — 3-м, китайское 2-м тысячелетием до н.э. Доказано также, что на Балканах и в соседних областях уже в 5-м тысячелетии существовала письменность, сходная с протошумерской. В древности написанное (а ещё раньше и сказанное) мыслилось священным, что доносит до нас великую роль письма в сохранении прежней — и начале новой истории. Сейчас каждая религия имеет свое священное писание: иудаизм — Тору и Талмуд, христианство — Библию, ислам — Коран, индуизм — Веды. И при попытке осмыслить мир по-новому в человеческой культуре возникает книга: фиксированное знание. Например, недавно была сделана попытка создать "русские веды" для меркурианского доказательства ценности нашей культуры1, поскольку интеллекту-Меркурию свойственно сомневаться даже в очевидном.
1 Русские веды. Песни птицы Гамаюн. Велесова книга. М., 1992.
Более новая фиксация знания, на которую хочет положиться современный ум,— это математические формулы. Одновременно это и самый старый способ, потому что развитие интеллекта начиналось со счета, и письменно фиксировался сначала счет дней, а потом уже факты жизни. Число в основе всего — типично близнецовское видение мира, и если оно не является упрощенной подменой действительного понимания, то остается более чистым и непосредственным способом судить о вещах. Цифры и формулы дают больший простор меркурианскому воображению, чем доказательство, изложенное словами.
Возникновение письма способствовало дальнейшему развитию человеческого интеллекта и возвышению роли образования. В Шумере слово "писец" стало почетным званием образованного человека. Запись мифических преданий положила начало ментальному постижению мира, и это привело к созданию особой культурной сферы — науки. Уже в конце III-го тысячелетия до н.э. школа, первоначально готовившая писцов и землемеров (э-дуба), превратилась в Шумере в нечто вроде академического центра, где изучали все существовавшие тогда отрасли знаний: математику, право, грамматику и литературные произведения, пение и музыку, медицину, зоологию и ботанику, составляли списки терминов и словари. Наука стала воистину высшим проявлением архетипа Меркурия. Она неслучайно изначально включала в себя и религиозные, и гуманитарные сферы знания. Одних хозяйственных расчётов было бы недостаточно для создания науки: лишь память о прошлом с его мифами позволила по достоинству оценить ментальное знание.
Ментальному человеку наших дней свойственно и сейчас абсолютизировать интеллект, речь и слова языка. Завороженные творящей функцией Слова, люди науки порой считают, что постичь любой предмет можно лишь через язык некоей узкой традиции, которая уже протоптала к нему ухоженную дорожку (например, Библию можно понять, лишь зная иврит, ламаизм — зная тибетскую речь, или произведения какого-либо философа стоит изучать лишь на его родном языке). Вероятно, современным людям легче постичь высшие проявления Меркурия, чем проникнуть в божественность других архетипов, и они уступают древней магии этой планеты, думая таким образом развенчать суеверия других. Но в результате они нередко творят лишь мертвые термины, разрушающие коммуникацию между людьми. Ведь слово по сути несет весть для всех, и как только оно перестает служить вестником изменчивой и непостоянной жизни, как только овладение какой-либо отраслью сводится лишь к изучению её языка, как сам язык, оторванный от своих непосредственных истоков, становится мертвым языком.
У интеллекта есть тенденция к собственной абсолютизации: здесь можно вспомнить миф о Гермесе, создавшем разные языки, после чего люди перестали понимать друг друга, отчего единый для всех небесный царь-Юпитер покинул их, передав управление земным царям (или аналогичный миф о Вавилонской башне). К счастью, позднее оформившиеся архетипы Венеры (любви) и Марса (воли) восстанавливают природную естественность жизни людей, и не дают им надолго замыкаться в стенах своего языка и построенного ими искусственного мира. В этом смысле власть любви более прогрессивна, чем власть речи (сравни христианское: "благословляйте проклинающих вас", где любовь — все, магия слова — ничто).
Мифы показывают, что меркурианский интеллект — это прежде всего практический разум, ищущий своей выгоды. Он соединяет теорию с практикой — что соответствует экзальтации в знаке Близнецов Цереры: озабоченной повседневной деятельностью, но и пожинающей урожай.
В нашей жизни Меркурий правит контактами и помогает установить практические связи между разными сферами жизни. Эта самая быстрая из планет, покровительствовавшая древним торговцам (её гелиоцентрический цикл — 88 дней), привлекает внимание к тому, что актуально, своевременно и современно. Архетип Меркурия связывает нас с настоящим — с моментом времени, в котором мы сейчас живем, позволяя в совершенстве его постичь. И это немало: например, именно с сильной позицией Меркурия было связано "просветление" Раджни-ша. Правда, надо помнить, что та истина, которую мы зафиксировали сейчас, в следующий миг окажется ложью: новое мгновение создаст новую актуальность. На таком принципе смены основана работа нашего интеллекта. Он должен хорошо забыть прошлое — и тогда он найдет правильный ответ на поставленные перед ним вопросы.
Практические достижения мысли приводят к расцвету жизни, и следующий архетип описывает её полноту и изобилие, которое служит основой развития сферы чувств. Когда сознание чувствует себя свободным от проблемы выживания и прежних традиций, сковывающих ум и действие, человек обретает возможность созидать то, что ему нравится, полагаясь на критерии чувств: эстетики, комфорта и удовольствия. Говоря об архетипе Тельца, мы сразу вспоминаем прекрасную цивилизацию Египта с её пирамидами — чудом строительного искусства, с её развитыми ремеслами и живописью, распаханными полями и колодцами, и поклонением быку-Апису, ставшему незаменимым помощником людей в земледелии с применением плуга. Выплавка металлов, приводящая к кульминации развития культуры, приходится на прецессионную эру Тельца (IV-III тысячелетие до н.э.), и этому сопутствует расцвет мирной цивилизации Египта.
Но было бы неправильно пытаться понять возможности человеческой цивилизации лишь по одному доминирующему очагу культуры. Хотя, как мы видели, все земледельческие культуры шли по одному пути и пришли к одному результату: государству, хранящему свои традиции осмысления мира и письменно фиксирующему их,— наиболее ценным для нас является именно разнообразие их достижений. И для полноты картины здесь же надо вспомнить шумерскую, китайскую или мексиканскую цивилизации — и добавить к пирамидам Египта пирамиды Солнца и Луны в индейском Теотиуакане, дворцы Крита, мавзолеи Ирана и все чудеса созидания, которые до сих пор нас поражают: и все утраченные секреты искусства и ремесла, которые до сих пор остаются загадками для современного человека.
Как, например, были созданы гигантский каменный календарь Стоунхенджа или огромные рисунки животных на каменистых просторах Америки? Кому потребовалась такая монументальность? Проще, конечно, сослаться на инопланетян. Но если мы вникнем в суть созидающего и миролюбивого архетипа Тельца, мы поймем, что эта творческая мощь и это колоссальное стремление к долговечности своих творений заложены в самих людях. Но не в их интеллекте, который отбрасывает за ненадобностью всё, прямо непригодное к использованию в данный момент,— и потому нередко становится в тупик перед прошлым и будущим. А — в их чувстве.
Чувство — это не такое простое понятие, как может показаться на первый взгляд. Что обусловило яркую самобытность древних культур? Прежде всего природа, в условиях которой они возникли. Климат и рельеф, и природа в глобальном смысле процессов, происходящих в недрах Земли и космических влияний, заставившая человека по-своему чувствовать и воспринимать мир. Человеческие чувства отражают природу и сами являются её частью, они будят в человеке космическое созидающее начало и сами становятся им. Именно чувство включает нас в процесс жизни и творчества и не выпускает из него даже тогда, когда разум не видит перед собой цели. Именно чувство делает размышления плодотворными, заставляет усвоить жизненный опыт и рождает энергию и силы, чтобы воплотить то, что задумал интеллект. Ярче всего мы это видим в искусстве, и в развитой культуре до искусства возвышается любой труд, любое ремесло. Интеллект оглядывается на прошлое — искусство предвосхищает будущее. Вот потому оно являет нам гений созидания и размах мысли, который недоступен разумным людям в быту.
Сферу чувств описывает архетип Венеры, который обычно проецируют на западный изящный облик богини любви Афродиты. Но недаром в астрологии богине любви сопутствует мощный образ быка-Тельца — как и в мифе о вавилонской красавице Иштар, покорявшей сердца богов и людей. Чувство — это внутренняя стихия, доносящая до нас волю к творению древнего демиурга Небес,— так Уран рождает Афродиту из капель своей крови и первозданного Хаоса вод. Чувство возвращает нас к природе, от которой человек отрекался миллионы лет, пока не стал человеком. Сначала эволюция человеческой души шла в направлении отказа от стихии и создания цивилизации, в рамках которой человек стал спокоен за свое будущее. Но поскольку эта цель достигается, эволюция меняет направление. И по мере того, как изобретение письменности учит людей никогда более не терять возвышенность своей мысли и не впадать в дикость своего природного детства, сознание начинает раздвигать свои рамки, возвращаясь к тем стихийным силам, что породили его.
У древнейших людей не было тех человеческих чувств, которыми мы вправе гордиться: хотя эмоции есть у животных, но даже чувства новорожденного сильно отличаются от них. Нам сложно понять чем — но вероятно, какой-то "просветленностью": осмысленностью, разумностью, оформленностыо, которую человеку дает мышление символами. Животное проявляет чувства действием, человек их выражает языком: мимики, жеста и, наконец, слов. Недаром в астрологии Венера связана с горлом: энергия чувств дает возможность высказать слова, которые иначе останутся полуосознанными спутниками мысли. Мимика обезьяны может обозначить её желания, но не её эмоции. Лицо человека, на котором написаны его чувства, является зеркалом его отношения к миру. Зеркало богини любви и красоты Афродиты, ставшее астрологическим значком планеты Венеры, выражает нашу чисто человеческую, меркурианскую, рациональную способность судить о вещах.
И остается только удивляться, как в человеческий мир проникли чувства. Ведь даже наша психика — понятие души, поначалу тесно связанное с животным миром и имевшее цель развить природную индивидуальность человека,— в конечном итоге оказалась вне-природной, культурной и далекой от непосредственных инстинктов. Что уж говорить об интеллекте, забывшем о своих корнях!
Понятие чувства у людей изначально тесно связано с образом красоты. Человеческие чувства развивались, отражая красоту природы — и её созерцание породило искусство, существовавшее уже у неандертальцев. Известно также, что поздние палеантропы собирали цветы: их находят в неандертальских захоронениях 60 тыс. лет до н.э. Правда, делали они это больше из практических соображений: из 8 видов растений, цветы которых были положены в одну из могил, шесть обладали целебными свойствами, а два были съедобными. Чувства развивались также в процессе деятельности, если вспомнить, что работа могла идти под музыку, а изделия украшались орнаментом. Но детальнее всего историю развития чувств отражают мифы — поскольку это всё же новый процесс, за которым уже пристально следил разум человека.
Мифология повествует о том, что стихия чувств вошла в наш мир через образ мощи и красоты природы, связывавшийся с представлением о хаотическом плодородии первозданных вод. Потом она трансформировалась в инстинкт страсти, разрушительный и опасный для цивилизации, угрожающий ей бедствиями и войнами. А затем преобразилась в понятие любви и лишь тогда явила суть своего созидания в человеческом мире. Таковы три стадии развития архетипа Венеры: и если человек ощутил и прожил их — тогда его чувства не принесут ему психологических проблем, но сделают его жизнь наполненной и плодотворной.
Мы вряд ли можем говорить о развитости чувств в условиях первобытной общины, где существовал групповой брак и любой член племени мог поесть у любого костра. Вероятно, любовь людей тогда носила кратковременный и не слишком глубокий характер. С развитием земледельческой культуры пища перестала циркулировать между семьями, и людей связала между собой хозяйственная зависимость. Это спроецировало на супруга образ своей собственности и орудия производства — что, конечно, тоже нельзя назвать любовью. Брак был прежде всего культурным установлением Весов: он не предполагал любви. Зависимость породила лишь чувство ревности — в истории людей оно, вероятно, предшествовало любви: отчего мы сегодня считаем ревность атавизмом. Но брак был священен. Во II тысячелетии до н.э. законы первого царя Вавилона предусматривали смерть за супружескую измену или изнасилование замужней женщины. Правда, если муж хотел простить жену, то от ответа освобождалась не только она, но и её соблазнитель.
Законы привели к сдерживанию, а потом развитию и осознанию страсти. Кузнец брака, кующий добрые отношения между людьми, в цивилизованном обществе оказался вынужден узаконить праздничные оргии, где страсти могли получить выход! Тогда же появился образ богини плодородия, плотской любви и войны, через эти главные качества её описывает мифологический словарь. Эта богиня стала главным женским божеством пантеона.
И обращаясь к последним двум мифологическим архетипам, мы рассматриваем природные принципы — женского и мужского начал в человеке, столь актуальные для современной психологии. Они развивают представление о двойственности и единстве человеческой природы, которое мы видим в образе Близнецов. В культуре понятие об идеально-женском и идеально-мужском началах возникает сравнительно поздно: богини Тельца и боги Овна завоевывают себе достойное место в пантеоне не сразу. Чтобы понять историю архетипа Венеры — развития женской, эмоциональной природы в человеке, создавшего красоту и нежность сегодняшних чувств,— нужно вспомнить образ дикой амазонки. А чтобы оценить доминанту мужского, марсианского начала, надо знать, что оно породило образ нравственно совершенного бога, объединившего в себе всех,— и этим завершило развитие мифологии.
Образ богини Любви формировало видение красоты природы: прежде всего, самое красочное и никогда не повторяющееся, неподражаемое явление зари. И практически у всех культурных народов с ней связано обожествление планеты Венеры: звезды, сопровождающей светило на восходе и закате, а иногда с обожествлением самой утренней и вечерней зари. Поклонение звезде Венере получило не менее широкое распространение, чем астральные культы Солнца и Луны. Эту планету почитали не только Египет и Шумер, где она играла важнейшую роль в календаре, но и китайцы, индейцы, иранцы, индусы, армяне и многие другие. Само слово "звезда" — aster, которое вошло в большинство европейских языков и от которого образовано слово "астрология", восходит к имени вавилонской богини любви Иштар.
Начало астрального культа Венеры, как и обожествления созидательного быка, приходится на астрологическую эру Тельца. Но ещё в мезолите находят изображение небесного быка, олицетворяющего плодородие, со звездой между рогами (ныне этот образ запечатлен на гербе Молдовы). Историк Бертло1 называет верования этого периода "астробиологическими": он определяет их как взаимодействие астрономического закона (математического порядка: Меркурия) и растительной и животной жизни (биологического порядка: Венеры). И он считает, что в это время человек обрел новые организаторские и творческие способности, позволившие ему иначе обустроить свою реальность. Это недалеко от истины, если учесть, какую роль и сейчас играет в созидании разбуженность чувств человека, делающая его не ремесленником, а творцом. Прежние созидатели: земные знаки Козерог и Дева — сужают сферу жизни людей до искусственной процедуры труда. Телец, третий знак материальной стихии земли, показывает нам,- что расцвет цивилизации тесно связан с умением культурного мира пользоваться природными силами.
1 Bertelot R. La pensee de l'Asie et l'astrobiologie. Paris, 1949.
Пробуждение чувств олицетворяет яркость зари — греческой Эос, индийской Ушас, римской Авроры или русской Денницы, раскрасневшейся от любовной страсти. Образ Звезды и Зари становится символом мощи природы, каждое утро возрождающейся к новой жизни, и её расцвета. Такой образ являют хурритские зори-быки Хур-ри ("утро") и Серри ("вечер"). Когда человек начинает видеть красоту природы вокруг себя и осознавать себя её частью, он утверждается в своём земном созидании.
Природа человека — и его чувств — тождественна стихийной природе космоса. И архетип звезды-Венеры связан с воскрешением природных образов, которые мы относим к архетипу Водолея. Прошлое богини Любви — это образ повелительницы небес, почти столь же древней, как бог Неба. Об этом говорят крылья шумерской Венеры-Инанны или птичьи лапы Иштар. Египетская Изида предстаёт в образе ласточки, создающей ветер взмахами своих крыльев, а Афродита в одежде, усеянной звездами. Нередко богини Любви имеют и связь с первозданными водами — что указывает на их отношение к изначальному плодородию архетипа Рыб и изредка даже делает великими матерями. Такова авестийская Ардвисура-Анахита, чьё имя означает "могучий источник всемирных вод". Из океана родилась индийская Лакшми ("счастье, красота"). И Афродита Урания, рожденная из морской пены и крови бога Небес, предстаёт ровесницей титанам, которая годится в матери самому Зевсу, хотя и называется его дочерью.
Но человеческие чувства — это не только отражение природы разумом. Чтобы стать естественными спутниками той деятельной позиции, которую человек всегда занимал в мире, они прошли долгий путь развития: они должны были получить доступ к невидимому потенциалу скопленной человечеством энергии Плутона — разбудить в людях страсти и инстинкты, на которые наложил запрет культурный мир, а потом ассимилировать их. Даже сам человеческий процесс созерцания требует подключения к потенциалу этой энергии (что мы видим в восточных религиях). Поэтому звезда Любви не сразу приняла тот облик, которому мы поклоняемся сегодня.
Утверждая силу страстей и желаний, богиня Любви сперва выступала воительницей, нередко грубой и жестокой. В III-м тысячелетии до н.э. на территории Франции и Украины находят изображение вооружённой женщины-амазонки: нам хочется связать её с до-цивилизованным образом жизни наших предков. Но по образу недалеко от неё ушли покровительница городских стен Иштар и могучая Астрата, носящие за спиной лук и стрелы, и даже утонченная Афродита, сын которой, Эрот, тоже неслучайно изображается вооружённым луком. Вооруженными предстают русская заря Денница или индийская Ушас.
Оружие означает силу, даже если это сила чувств. Богиня любви пользуется своей стихийной мощью и сексуальностью для овладения миром, часто сея распри между богами и людьми. Она предстает соблазнительницей и карает несчастьями тех, кто не испытывает чувств. Иштар, Астарте, Афродите или армянской звезде любви Анахит посвящаются разнузданные оргии, чтобы снискать её милость и на время утихомирить гнев богини к людям, не умеющим любить.
Утверждая свою личную независимость от устроенного громовержцем порядка бытия, звезда-Венера становится главной богиней пантеона, о чем часто говорят её имена (арабская Узза — "всемогущая", шумерская Инанна — "госпожа", египетская Изида - "трон"). Так, если в IV-III-м тысячелетии до н.э. ещё почитается Сет, во II-м он исчезает из списка главных богов: его побеждает Изида, о чём повествует миф, где она выступает верной женой убитого Сетом Осириса, мстящей убийце. И тогда же: в середине II тысячелетия до н.э.— в Египте появляется любовная лирика.
Завоевав себе место среди богов и утвердившись в образе женского божества, не уступающего богу-царю, богиня любви усмиряет свое буйство, когда признается его супругой. У германской красавицы Фрейи, сеющей раздор между богами и великанами, появляется муж Од. Рядом с Афродитой возникает бог брака Гименей и бог разделенной любви Антэрот. И это говорит о возникновении современного понятия вечной любви двоих и семейного счастья — высшей формы гармонии природы в рамках человеческого общества.
В мире, овладевшем своими страстями и поставившем их на службу счастью и благополучию, силой богини любви становится красота и милосердие, супружеская верность и материнская самоотдача. Можно только удивляться трансформации образа Изиды, некогда сильной и коварной богини, обманом выведывающей священное имя Солнца-Pa, дабы возыметь над ним власть — а потом, с младенцем Гором на руках, ставшей прототипом Девы Марии. Как сама жизнь, богиня любви меняет свой облик, оставаясь вечно молодой. Обновление внутренней природы человека через свежесть чувств — высшая идея этого архетипа, соответствующая экзальтации в Тельце Луны.
Начало переосмысления древних мифологических образов (таких, как богиня неба) и наделение новым смыслом прежней символики неолита по археологическим данным приходится на бронзовый век (который в Азии наступил в конце 4-го, а в Европе в начале 2-го тысячелетия до н.э.). Это совпадает с прецессионной эрой Тельца, и соответствует тому, что знаками Тельца и Весов по халдейской системе семи планет управляет одна и та же планета — Венера. В античной мифологии богиня любви Афродита недаром была женой божественного кузнеца Гефеста, и в жизни образы этих двух архетипов сопутствовали друг другу — плуг и бык.
Это иллюстрирует тот факт, что, хотя зодиакальная последовательность развития понятий бесспорно соответствует общим историческим тенденциям, реальность мно-гопланова и не подчиняется одной только линейной последовательности. Возможно было бы, например, представить эволюционную модель в форме не одной, а двух спиралей, устремлённых навстречу друг другу (подобно ДНК): что позволяет сделать астрологическая система двойных управителей.
В этом случае этап Девы, согласно второму управителю соответствующей архетипу Меркурия, сопоставляется эре Близнецов — и VI-IV тысячелетие, конечно, вполне можно назвать эпохой развития земледелия. Междуусобицы Скорпиона также хорошо проецируются в воинственную эру Овна (II-I тысячелетие до н.э.). Но в целом такая модель слишком сложна,— впро-чем, как и сама жизнь.
Логика мышления подчиняется в первую очередь линейному времени, соответствующему годовому циклу. Знаки Зодиака неслучайно имеют отдельные мифологические образы и понятия, даже если где-то в истории они совпадают. И образ божественного Кузнеца всё же более древен, чем образ богини Любви, такой притягательный для нас и по сей день. Развитие архетипа Венеры соответствует этапу эмоционального освоения мира и утверждения своего "я" через силу чувств и желаний. Это период расцвета культуры и признания самоценности искусства: которое некогда было подчинено религиозному ритуалу Юпитера и лишь потом стало самостоятельным подобно тому, как богиня Любви утвердила свое равенство царю богов: значимость не только силы и общественного разума, но красоты и счастья во Вселенной. Искусство Венеры, связанное с природными истоками, отделяется от рационального мастерства Вулкана, теряя свою искусственность в непостижимых порывах вдохновения. Через мифологический образ богини любви женский принцип бытия предстает перед нами как самообожествленная жизнь: этим определением можно выразить и суть искусства.
Архетип Венеры настраивает на ещё один способ представить историю в рамках Зодиакального круга — это мыслить знаки Рыб, Водолея, Козерога и Стрельца нашим прошлым; Скорпиона, Весов, Девы и Льва — настоящим, а Рака, Близнецов, Тельца и Овна — будущим. Такая картина, которую читатель может осмыслить самостоятельно, подчёркивает ту идею, что в человеке ещё недостаточно развиты и чувства, и интеллект, и сама душа. Но, как всякая модель, это тоже упрощение: ведь все архетипы вечны. Здесь надо добавить, что само временное представление о мире — идея сравнительно новая, что подтверждает и язык: будущего времени глагола раньше не было во многих языках. В архетипе Рака все времена ещё слиты: прошлое неотделено от настоящего, но является его основой и его частью, а потому и вопрос о будущем (о смерти и бессмертии) только подымается, но не может быть позитивно решён. Лишь архетип Близнецов фиксирует прошлое как то, что уже прошло, как отжившее. И тогда в архетипе Тельца появляется будущее.
Заимствуя образы у Водолея, архетип Тельца предчувствует его новое творение: так, когда Изида из вероломной властительницы становится любящей супругой, у неё появляется будущее Богородицы, возвращая ей небесно-идеальный облик. И суть эволюции чувств заключается в том, чтобы укоренив человека в его реальном земном облике — которым наделил его архетип Близнецов, подчеркнув все его недостатки — потом сделать возможным возвращение к небесному, изначально-духовному, но без потери благоприобретённых человеческих качеств (а эта утрата возможна, что, например, продемонстрировал фашизм).
Телец является знаком зачатия Водолея (между ними 9 месяцев), и возвращаясь к начальным формам творения, он демонстрирует нам круговое видение жизни. Дополняющее его прямолинейное движение мысли следующего архетипа, Овна, служит тому, чтобы не разрывая этого круга, превратить его в спираль.