Прежде чем приступить собственно к комментарию, мне хотелось бы обратить внимание читателя на весьма существенную разницу между диссертацией по психологии и священным текстам. Ученый слишком легко забывает о том, что объективный анализ материала, пожалуй, в непростительно больших масштабах наносит ущерб его эмоциональной стороне. Научный интеллект бесчеловечен и не может себе позволить быть другим; он не в состоянии избежать такой бесцеремонности, хотя намерения у него самые хорошие. Психолог, анализирующий священный текст, должен, по крайней мере, отдавать себе отчет в том, что такой текст выражает бесценное религиозное и философское сокровище, которое не должно быть осквернено руками профанов. Признаюсь, что и сам отважился анализировать такой текст лишь потому, что знаю и ценю его достоинства. В мои замыслы никак не входило неуклюжей критикой расчленять текст в этом комментарии. Наоборот, я старался амплифицировать* его символический язык с целью сделать его более доступным нашему пониманию. Для этого нам надо поместить эти возвышенные метафизические понятия на такой уровень, с которого можно увидеть, имеют ли какие-либо известные нам психологические факты параллели в сфере восточного мышления или по меньшей мере приближаются ли они к нему. Надеюсь, что это не будет ошибочно понято как попытка снижения или сведения к банальностям; я пытался только ввести чуждые нашему мышлению идеи в сферу западного психологического опыта.
* Амплификация у Юнга — символико-исторический метод, основанный на риторическом приеме усиления (амплификации), т.е. скопления синонимов. См., напр.: Собр. соч. Т. 14 (И). Парагр. 320.
Нижеследующее представляет собой ряд примечаний и комментариев, которые следует читать одновременно с соответствующими разделами текста.
Восточные тексты обыкновенно начинают с констатации, которой заканчиваются западные сочинения в качества conclusio finalis** длинного процесса доказательства.
** Заключения (лат.)
Мы начинаем, скорее, с общеизвестных и общепринятых вещей, а заканчиваем изложением важнейшей цели нашего исследования.
Поэтому наша работа завершилась бы примерно таким предложением: "Вот почему Трикайя и есть сам всепросветленный дух". В этом отношении восточное мышление не слишком сильно отличается от нашего средневекового. Еще в XVIII столетии наши исторические и естественнонаучные книги начинались с решения бога создать мир. Идея Мирового Духа распространена на Востоке повсеместно, поскольку очень точно выражает интровертный восточный темперамент. В переводе на язык психологии приведенное выше предложение звучало бы, видимо, примерно так: бессознательное есть корень всякого переживания единства (дхарма-кайя), оно — матрица всех архетипических или структурообразующих форм (самбхога-кайя) и "conditio sine qua поп" мира явлений (нирмана-кайя).
Боги суть архетипические формы мышления, они входят в самбхога-кайю17. Их мирные и воинственные аспекты, играющие большую роль в медитациях "Тибетской Книги мертвых", символизи-рукя-противоположности: в нирмана-кайе это не более чем человеческие конфликты, но в самбхога-кайе они означают позитивные и негативные принципы, объединенные в одной фигуре. Это соответствует тому психологическому опыту, который сформулирован и в "Дао дэ цзин" Лао-цзы: нет утверждения без отрицания. Где вера, там и сомнение; где сомнение, там и жажда веры; где нравственность, там и искушение. Лишь святому является дьявол, а тираны — рабы собственных камердинеров. Тщательно исследовав свой характер, мы неизбежно обнаружим, что "высокое стоит на низком", как выражается Лао-цзы. Это, по всей видимости, означает, что противоположности взаимообусловлены и что они в сущности суть одно. Такой вывод хорошо подтверждается примером людей с комплексом неполноценности: где-то в глубине души они вынашивают маленькую манию величия. Тот факт, что противоположности выступают в качестве богов, следует из простой констатации того, что они весьма могущественны. Поэтому китайская философия разъясняла, что это космические принципы, и назвала их да и инь. Чем сильнее попытки развести противоположности, тем больше их власть. Дерево, вырастая до небес, корнями достает до преисподней, говорит Ницше. Но вверху и внизу это все то же самое дерево. Наш западный образ мышления характерен тем, что два этих аспекта мы расчленяем на антагонистические персонификации: бога и дьявола. Точно так же для веселого оптимизма протестантов характерно, что дьявол тактично скрывается в тени, по крайней мере в самом далеком прошлом. "Omne bonum a Deo, omne malum ab homine"* — это неудобная последовательность .
17 См. Shh- Chakra-Sambhara Tanttra in: Avalon, Tantrik Texts, VII.
* Всякое благо от Бога, всякое зло — от человека (лат.)
"Видение реальности" недвусмысленно соотносится с духом как более высокая действительность. На Западе же бессознательное (все еще повсеместно) рассматривается как нечто фантастически ирреальное. "Видение духа" предполагает самоосвобождение. На языке психологии это означает, что чем больше внимания мы уделяем бессознательному процессу, тем больше освобождаемся от мира вожделений и разорванных противоположностей и тем ближе подходим к состоянию бессознательности, характеризующемуся единством, неопределенностью и вневременностью. Это и есть освобождение самости из своей ввязаности в страдания и борьбу. "Этим путем понимается собственный дух". Дух здесь несомненно означает дух индивидуума, его псюхе. Психология с этим согласна, поскольку понимание бессознательного и есть ее важнейшая задача.
Этот раздел ясно показывает, что Единый Дух есть бессознательное, так как он охарактеризован в качестве вечного, неизвестного, невидимого, непознаваемого. Однако он обнаруживает и позитивные черты, соответству- . ющие восточному опыту. Это следующие атрибуты: вечно ясный, вечно сущий, излучающий и непомраченный. Чем больше человек концентрируется на своих бессознательных содержаниях, тем больше они заряжаются энергией, и это неоспоримый психологический факт; они оживают, как бы наливаясь светом изнутри. Они превращаются в своего рода эрзац реальности. В Аналитической психологии мы находим этому феномену методическое применение. Я назвал этот метод Активной Имагинацией. Игнатий Лойола в своих "Экзерцициях" тоже пользовался активной имагинацией. Имеется также доказательство того, что в медитациях алхимической философии употреблялось нечто подобное18.
18 См. [JUNG,] Psychologie un dAlchemie, III [CWXII]. [(Юнг,) Психология и алхимия, III. (Собр. соч. Т. XII)]
"Знание о так называемом духе широко распространено". Это недвусмысленно относится к сознающему духу человека в противоположность Единому Духу, который неизвестен, т.е. бессознателен. Овладеть такими знаниями "стремятся и люди обыкновенные, по причине своего неведения Единого Духа неведающие самих себя". Самопознание здесь решительно отождествляется со "знанием Единого Духа", а это означает, что знание о бессознательном необходимо для понимания собственной психики. Потребность в таком знании — факт, хорошо известный на Западе, что подтверждается развитием психологии и растущим интересом к этим предметам в наши дни. Всеобщая потребность в росте психологических знаний возникает главным образом из болезненного состояния, вызванного пренебрежением к религии и недостатком в духовном руководстве. "Они без конца блуждают в Трех Царствах и терпят нужду". Так как нам известно, чтб может привнести невроз в моральные коллизии, это изречение не нуждается в комментарии. В этом разделе сформулированы причины, по которым в наше время возникла психология бессознательного.
Даже желание познать дух, как он есть сам по себе, остается невыполнимым. Текст вновь подчеркивает, как трудно найти путь к началам этого духа, поскольку они бессознательны.
Попавшие в оковы алчности не могут "познать ясный свет". Ясный свет опять-таки относится к Единому Духу. Желания жаждут внешнего свершения. Они куют цепи, которыми человек прикован к миру сознания. В таком состоянии он, конечно, не может заметить собственные бессознательные содержания. А отступление от сознательного мира фактически способно исцелить; правда, начиная с определенного момента, который варьирует у различных индивидуумов, это отступление может означать уже безразличие и вытеснение.
Даже Срединная Тропа в конце концов "помрачается вожделением". Это очень правильное изречение, которое невозможно достаточно убедительно воспроизвести для европейского слуха. Когда пациенты или нормальные люди знакомятся со своим бессознательным материалом, они набрасываются на него с той неудержимой жаждой и алчностью, которая прежде ввергала их в экстраверсию. Проблема заключается не столько в удерживании от объектов желаний, сколько в отрешенном отношении к желанию как таковому, независимо от его объекта. Мы не в состоянии добиться бессознательной компенсации посредством форсирования неконтролируемых желаний. Нам следует терпеливо ждать и следить за ее спонтанным возникновением, а когда она возникла, нам следует принимать ее такой, какой она нам является. Таким образом, мы с неизбежностью принимаем созерцательную установку, которая нередко уже сама по себе оказывает освобождающее и исцеляющее воздействие.
"Поскольку двойственность не существует в действительности, многообразие неистинно". Это, безусловно, одна из фундаментальных истин Востока. Нет противоположностей, а есть — вверху и внизу — все то же самое дерево. "Изумрудная скрижаль" говорит: "Quod est in-ferius, est sicut quod est superius, et quod est super-ius, est sicut quod est inferius, ad petpetranda miracula rei unius"19. Многообразие тем более иллюзорно, что все отдельные формы возникают из неразличимого единства психической матрицы, из глубин бессознательного. Изречение нашего текста имеет в виду, если использовать психологические термины, субъективный фактор — материал, констеллирующийся непосредственно под воздействием раздражителя, т.е. первого впечатления, которое каждое новое восприятие интерпретирует в смысле прежнего опыта. "Прежний опыт" восходит к инстинктам и, таким образом, к наследственным и неотъемлемым формам психического поведения, анцестральным и "вечным" законам человеческого духа. Однако это изречение полностью игнорирует возможную трансцендентную действительность физического мира как такового — проблема, известная в философии санкхьи, где пракрита и пуруша, поскольку они суть полюсы всесущего, образуют космическую дуальную пару, с которой трудно иметь дело. Если попробовать отождествить себя с монистическим праисточником жизни, то следует закрыть глаза и на дуализм, и равным образом на плюрализм, и забыть о существовании какого-то мира. Естественно, тогда возникает вопрос: почему Единому надо было являться в качестве многого, если единственная действительность принадлежит Всеединству? В чем причина многообразия или иллюзии многообразия? Если Единое находит удовлетворение в себе самом, зачем ему надо отображаться во многом? И что более действительно — Единое, которое отображается, или зеркало, подставленное для отражения? Вероятно, такие вопросы задавать не следует, ибо ответа на них все равно нет.
19 [Что внизу, то и наверху; что наверху, то и внизу, чтобы могло совершиться чудо Единого] [лат.]. См. RUSKA, Tabula smaragdina, p.2.
С точки зрения психологии корректно утверждать, что единение достигается путем отступления от мира сознательности. В стратосфере бессознательного не бушуют никакие бури, потому что там нет ничего настолько различимого, чтобы вызывать напряжения и конфликты, которые на самом деле относятся к поверхности нашей действительности.
Дух, в котором соединяется несоединимое — сансара и нирвана — это в конечном счете наш дух. Идет ли такая констатация от глубочайшей сромности или от заносчивой дерзости (hybrisyi Значит ли это, что дух — всего лишь "не что иное как" наш дух, или же это наш дух и есть дух как таковой? Безусловно, последнее, и с точки зрения Востока в этом нет никакой дерзости; наоборот, это совершенно приемлемая истина: у нас получилось бы то же самое, если бы мы сказали: "Я есмь бог". Это настоящее "мистическое" переживание, хотя западному человеку оно кажется весьма спорным; на Востоке же, где оно исходит из иного склада ума, никогда не терявшего связи с инстинктными основами, оно расценивается совершенно по-другому. Коллективная интровертная установка Востока не позволяла чувственному миру рвать витальную связь с бессознательным, психическая действительность никогда не оспаривалась всерьез, несмотря на существование так называемых материалистических спекуляций. Единственной известной аналогией этому положению дел является духовное состояние дикаря, удивительным образом путающего сон и действительность. Мы, разумеется, не смеем называть восточный склад ума дикарским, ведь мы сами испытали глубокое воздействие его замечательной цивилизованности и утонченности. Тем не менее он зиждется на первобытной мен-тальности; это особенно справедливо в отношении признания действительности психических феноменов, таких, как духи и привидения. Запад же культивировал просто другой аспект первобытности: как можно более точное наблюдение природы за счет абстракции. Наше естествоиспытание развилось из изумительной наблюдательности дикаря. Мы добавили к этому только немного абстракции — из опасения, что факты станут нам противоречить. В свою очередь Восток культивирует психический аспект первобытности вкупе с непомерным количеством абстракции. Факты поставляют отличные истории, но не более того.
Итак, если Восток заявляет, что дух свойствен каждому, то в этом не больше дерзости или скромности, чем в европейской вере в факты, выводимые из человеческого наблюдения, а иногда и только из его интерпретации. Поэтому она небезосновательно опасается чрезмерного абстрагирования.
Я уже неоднократно отмечал, что смещение чувства личности на менее сознаваемые духовные сферы действует освобождающе. Я кратко охарактеризовал и трансцендентную функцию, обусловливающую преображение личности, и подчеркнл важность спонтанной, бессознательной компенсации. Далее, я указал на невнимание к этому важному факту со стороны йоги. Данный раздел, по всей видимости, подтверждает мои наблюдения. Усвоение "всей сути" этих доктрин, видимо, и есть в то же время вся суть "самоосвобождения". Западный человек понял бы это в таком смысле: "Учи свое задание и повторяй — тогда ты и освободишь себя". Именно это, как правило, и происходит с европейцами, практикующими йогу. Они склонны "делать" это на свой экстравертный лад и совершенно забывают обратить свой дух внутрь, а ведь это самое главное в таких учениях как йога. На Востоке подобные истины в столь большой степени являются элементами коллективного бессознательного, что даже учениками схватываются по меньшей мере интуитивно. Если бы европеец смог раскрыть свое внутреннее содержание и жить, как человек Востока, со всеми теми социальными, моральными, религиозными, интеллектуальными и эстетическими обязательствами, которые повлек бы за собой этот путь, то тогда он извлек бы из этих учений максимальную пользу; однако невозможно по вере, морали и интеллетуальной манере оставаться добрым христианином и одновременно всерьез практиковать йогу. Я видел так много подобных случаев, что сделался весьма решительным скептиком. Ведь западный человек не в состоянии так уж легко отбросить свою историю, как это умеет делать его короткая память. У него история, так сказать, в крови. Никому не советую заниматься йогой без тщательного анализа своей бессознательной реакции. Что за смысл подражать йоге, когда темная сторона человека остается, как и прежде, все такой же средневеково-христианской? Если кто-то способен провести остаток своих дней на газельей шкуре под деревом Бо или в келье каого-нибудь гомпа, не заботясь о политике или о потере гарантий, то такой исход можно считать благоприятным. Но йога на Мэйфэйр* или на Пятой авеню, или вообще в месте, куда можно позвонить по телефону, есть духовное мошенничество.
* Фешенебельный район в Лондоне.
Учитывая духовную оснащенность восточного человека, мы можем согласиться с тем, что это учение дает эффект. Но если отсутствует желание отвернуться от мира и навсегда исчезнуть в бессознательном, то сами по себе учения не будут иметь никакого или по крайней мере желаемого эффекта. Для этого требуется соединение противоположностей и в частности решение трудной задачи — установление связи между экстраверсией и интроверсией посредством трансцендентной функции.
Этот раздел дает нам ценную психологическую информацию. Текст гласит: дух обладает "интуитивной" ("быстро схватывающей") мудростью. Здесь "дух" понимается как непосредственное восприятие "первого впечатления", передающего всю сумму прежнего, зиждущегося на инстинктных основах опыта. Это подтверждает наши замечания о существенно ин-тровертной предрасположенности Востока. Данная формула демонстрирует к тому же высокоразвитый характер восточной интуиции. Интуитивный ум, как известно, замечает не факты, а скорее возможности20.
20 [См. Psihologische Typen, Deftnitionen, s. v. "Irrational" (Психологические типы, Определения, слово "иррациональный).]
Утверждение о том, что дух "не существует", очевидно, относится к свойственной бессознательному "потенциальности". Нечто кажется существующим лишь постольку, поскольку мы осознаем его, и это проливает свет на то, почему многие люди не склонны признавать существование бессознательного. Когда я заявляю пациенту, что у него полно фантазий, он частенько бывает этим ошарашен: ведь он не давал себе отчета в том, что, оказывается, живет еще и в сфере фантазий.
Различные способы, какими выражается "трудная" или "темная" идея, дают ценный источник информации о возможности ее интерпретации. Они к тому же показывают, в какой степени эта идея сомнительна и противоречива даже в той стране, религии или философии, где она возникла. Если идея совершенно ясна и общепринята, ей не дают много различных имен. Но если она недостаточно известна ли двусмысленна, то ее можно рассматривать под различными углами зрения, и тогда требуется много разных имен, чтобы выразить ее своеобразие. Классическим примером этого служит Камень мудрецов; во многих старых алхимических трактатах содержатся длинные списки различных его имен.
Признание того, что "данные ему (духу) различные имена" неисчислимы, доказывает, что этот дух, видимо, есть нечто столь же смутное и неопределенное, как и Камень мудрецов. От субстанции, которую можно выражать неисчислимым количеством способов, следует ожидать, что у нее окажется столь же неисчислимое количество качеств или граней. Если же они и впрямь "неисчислимы", то их и нельзя исчислить, а отсюда следует, что эта субстанция почти неописуема и непостижима. Она никогда не реализуется до конца. Это относится и к бессознательному и представляет собой дальнейшее доказательство того, что "дух" есть восточный эквивалент нашего бессознательного (особенно понятия коллективного бессознательного).
В соответствии с этой гипотезой текст далее изрекает, что дух называется также "духовной Самостью". "Самость" — важное понятие аналитической психологии, о чем уже много сказано, и мне нет необходимости повторять это здесь. Я отсылаю читателя к литературе, приведенной ниже21. Хотя символы самости производятся бессознательной активностью и манифестируются прежде всего в сновидениях22, данная идея включает в себя не только факты душевной жизни, но и аспекты физического существования. В этом и других восточных текстах "самость" представляет собой чисто духовную идую, а в западной психологии она обозначает целостность, охватывающую инстинкты, физиологические и полуфизиологические феномены. Действительность же чисто духовную мы представить себе не в состоянии по указанным выше причинам23.
21 См. Psychologische Typen, Definitionen, s.v. "Selbst" [GW VI]; Psychologie und Alchemie, II [GW XII]; Aion [GW IX/2] [Психологические типы, Определения, слово "самость" (Собр. соч. Т. VI); Психология и алхимия, II (Собр. соч. Т. XII); Айон (Собр. соч. Т. IX/2)].
22 Подобный случай описан в: Psychologie und Alchemie, II [Психология и алхимия, II].
23 Это вовсе не критика восточной точки зрения в целом; согласно Amitayurdhyuna Sutra, тело Будды тоже является предметом медитации.
Интересно, что и на Востоке есть "еретики", которые отождествляют самость и Я24. У нас такая ересь распространена довольно широко и поддерживается всеми теми, кто твердо убежден в том, что Я-сознание есть единственная форма психической жизни.
24 См., напр. Chandogya Upanishad, VIII, 8.
Дух в качестве "средства переправы на другой берег* намекает на связь между трансцендентной функцией и идеей духа, или самости. Поскольку непознаваемая сущность этого духа, т.е. бессознательного, всегда манифестирует себя сознанию в виде символов — а самость и есть такой символ, — то в качестве "средства переправы на другой берег" функционирует именно символ, иначе говоря, он есть средство преображения человека. В своем сочинении о психи-чесой энергии я указал на то, что символ действует как преобразователь энергии25.
25 [Jung,] Uber psychische Energetik und das Wesen der Traume [GW VIII, Paragr. 88ff.] [Юнг, О психической энергетике и сущности сновидений. Собр. соч. Т. VIII. Парагр. 88слл.]
Моя интерпретация духа, или самости, как символа не является произвольной: сам тукст называет это "Великим символом".
Примечательно также, что наш текст признает потенциальность бессознательного, как она сформулирована выше, называя дух "единственным семенем" и "потенцией правды".
Матричный харатер бессознательного можно узнать в выражении "Все-основание".
Я уже объяснил эту вневременность как качество, свойственное опыту коллективного бессознательного. Вероятно, применение "йоги самоосвобождения" реинтегрирует в сознание все забытое "знание" прошлого. Мотив апокатаста-сиса (восстановления) выступает во многих мифах о спасении и является также важным аспектом психологии бессознательного, обнаруживающим огромное количество архаичесого материала в сновидениях о спонтанных фантазиях как нормальных, та и душевнобольных людей. При систематичесом анализе спонтанное пробуждение анцестральных форм (в качестве компенсации) обусловливает это восстановление. Кроме того, относительно часты прогностические сновидения, а отсюда становится ясно, что текст называет "познанием будущего".
"Собственное время" духа с трудом поддается объяснению. С психологической точки зрения, нам следует интерпретировать это место в соответствии с комментарием д-ра Эванс-Венца26. У бессознательного, безусловно, есть "собственное время", поскольку в нем смешаны настоящее, прошедшее и будущее. Такие сновидения, как те, что описывает Дж. У. Дьюнн (когда он видел во сне предыдущей ночью то, что по логике вещей должен был увидеть лишь следующей ночью27), нередки.
26 См. Das tibetisehe Buch der grofien Befreiung, p.65.f.
27 An Experiment with Time. См. [Jung, Synchronizjmt als ein Printfp akausaler Zusammenhunge (GW VIII, Paragr.852ff.).] (Собр. соч. T.VIII. Парагр.852слл.)]
В этом разделе описано состояние отвязанной сознательности, которое соответствует распространенному на Востоке психическому опыту28. Подобные описания можно встретить в китайской литературе, как например в Hui Ming Ch'ing29.
28 Я описал его в своем комментарии к "Тайне Золотого Цветка" [Собр. соч. Т. XIII. Парагр.46слл.].
29 Chinesische Blatter, hg.von Witoelm, 1,3.
Забывают
друг друга, тихо и чисто, мощно и пусто.
Пустота освещается блеском сердца
небес.
Морская вода гладка и отражает луну.
Облака парят в голубом просторе.
Горы ясно
светят.
Сознание
растворяется в созерцании.
Диск луны
покоится в одиночестве30.
30 Цит. по: Wilhelm und Jung, Das Gehehnnis der Goldenen BHite [GW XIII, Paragr. 64]. Вильхельм и Юнг. Тайна Золотого Цветка. Собр. соч. Т. XIII. Парагр. 64.]
Сказать, что "собственный дух Единого неразрывен с другими духами", — просо иначе выразить наличие всеобщей взаимосвязи. Поскольку в бессознательном состоянии исчезают все различия, то ясно, что исчезают различия и между психическими индивидуумами. Везде, где имеется "abaissement du niveau mental", встречаются и случаи бессознательного отождествления31, или "participation mystique", как выражается Леви-Брюль32. Воплощением Единого Духа выступает, как гласит наш текст, "соединение Три-кайя", которое фактически ведет к исчезновению различий в единстве. Но мы не в состоянии представить себе, каким образом такое воплощение может произойти в каком-нибудь человеческом существе. Всегда должен оставаться кто-то или что-то, чтобы испытать это воплощение и сказать: "Я знаю об исчезновении различий в единстве, я знаю, что различий больше нет". И как раз сам факт воплощения доказывает его неизбежную неполноту. Невозможно познать то, что не отличается от какого-либо "самого". Даже если я скажу: "Я знаю себя самого", некое инфинитезимальное — познающее — Я все равно будет отличаться от "меня самого". В этом, так сказать, атомизи-рованном эго, которое полностью игнорируется принципиально недуалистической точкой зрения Востока, тем не менее скрывается неснятая, множественная Вселенная во всей своей действительности.
31 [Psychologische Typen, Definitionen, s.v. "Identitit".] [Психологические типы, Определения, слово "о тождествление".]
32 См. Levi-Bruhl, Les Functions mentales dans les societis in-firieures. Как это понятие, так и понятие "etat prelogique" [прелогического состояния] недавно подверглись серьезной критике со стороны этнологов, так что даже сам Леви-Брюль в последние годы своей жизни начал сомневаться в их уместности. Сначала он убрал прилагательное "мистический", опасаясь, что это выражение заслужит плохую репутацию в интеллектуальных кругах. Остается сожалеть, что он сделал такую уступку рационалистическому суеверию, так как слово "мистический" верно передает характерные черты "бессознательного отождествления". Ведь в нем всегда есть нечто нуминозное. Бессознательное отождествление — хорошо засвидетельствованный психологический и психопатологический феномен (отождествление с личностями, вещами, функциями, ролями, вероисповеданиями и т.д.). У дикаря оно выражено лишь ненамного сильнее, чем у цивилизованного человека. У Леви-Брюля, к сожалению, не было знаний в области психологии, и поэтому он прошел мимо этого факта; его противники тоже игнорировали его.
Переживание этого "соединения" — пример такого "быстро схватывающего" (quick-knowing) восточного прозрения, интуитивного постижения возможной ситуации, когда человек в одно и то же время существует и не существует. Будь я мусульманином, я бы сказал, что власть Всемилостивого бесконечна, и лишь он один может устроить так, чтобы человек и существовал, и не существовал в одно и то же время. Но будучи таким, какой я есть, я не могу представить себе подобную возможность. Поэтому я думаю, что восточная интуиция заходит здесь слишком далеко.
В этом разделе подчеркивается отсутствие доказательств того, что дух был сотворен, поскольку у него нет никаких определенных качеств. Но тогда также нелогично утверждать, будто он несотворен, ибо такая квалификация тоже была бы качеством. Фактически невозможно сделать никаких высказываний о том, что неопределенно, бескачественно и к тому же непознаваемо. Именно по этой причине западная психология говорит не о Едином Духе, а о бессознательном, которое она рассматривает в качестве вещи в себе, ноумена, некоего "чисто негативного пограничного понятия", говоря словами Канта33. Нас часто упрекали за употребление такого негативного выражения, но, к сожалению, интеллектуальная честность не дает возможности позитивного обозначения.
33 См. Кант. Критика чистого разума. II, 1,2,3.
Если до сих пор еще и оставалось сомнение в тождестве Единого Духа и бессознательного, то этот раздел его рассеивает. "Поскольку Единый Дух в действительности состоит из пустоты и не имеет основы, то собственный дух пуст, как небеса". Единый Дух и индивидуальный дух в равной степени пусты и бессодержательны. Под этим высказыванием могут иметься в виду только коллективное и личностное бессознательное, ибо сознающий разум никак нельзя назвать "пустым".
Как я уже говорил, восточный склад ума особую важность придает субъективному фактору и в частности интуитивному "первому впечатлению", или психической диспозиции. Это и подчеркивается в изречении: "Все явления в действительности суть лишь собственные представления.., измышленные самим же духом".
Дхарма — закон, истина, руководство — видимо, существует "исключительно в духе". Таким образом, бессознательному доверены все те способности, которые Запад приписывает богу. Между тем трансцендентная функция демонстрирует правоту Востока в признании того, что комплексное переживание дхармы исходит "изнутри", т.е. из бессознательного. Кроме того, она демонстрирует, что феномен спонтанной компенсации, не поддающейся человеческому контролю, полностью соответствует выражению "милосердие" или "воля божья".
Этот и предыдущий разделы постоянно подчеркивают, что интроспекция есть единственный источник духовной информации и управления. Если бы интроспекция была чем-то болезненным, как полагают некоторые люди на Западе, то практически весь Восток или во всяком случае те его области, которые еще не заражены благодеяниями Запада, нам пришлось бы отправить в сумасшедший дом.
Этот раздел называет дух "естественной мудростью", т.е. почти теми же словами, который я использую для обозначения символов, продуцируемых бессознательным. Я называю их "естественными символами"34. Я остановился на этом выражении, еще не зная данного текста, а упоминаю об этом лишь потому, что такое совпадение иллюстрирует близкие параллели между открытиями восточной и западной психологии.
34 [См. первую из помещенных в этом томе работ, разделы 2 и 3.]
Текст подтверждает также то, что мы раньше говорили об отсутствии "знающего Я". "Хотя это совершенная действительность, никто не может это видеть. Это чудесно". Это и впрямь чудесно и непонятно, ибо каким образом нечто подобное могло бы в истинном смысле слова стать реальностью? Оно остается "незапятнанным злом" и "не в союзе с добром". Здесь на память приходят ницшевы "шесть тысяч футов по ту сторону добра и зла". Однако последствия такой констатации обычно игнорируются приверженцами восточной мудрости; сидя в безопасности и веруя в милость богов, можно, конечно, восхищаться такой возвышенной моральной индифферентностью. Но разве можно делать это при нашем темпераменте или при нашей истории, которая таким путем будет не усвоена, а скорее забыта? Не думаю. Тот, кто с упоением отдается высшей йоге, должен еще доказать свою моральную индифферентность — не только как виновник зла, но и как его жертва. Психологам хорошо известно, что моральные конфликты не улаживаются просто признанием превосходства, граничащим с бесчеловечностью. Нынешняя действительность дает нам ужасающие примеры вознесенности сверхчеловека над моральными принципами.
Я не сомневаюсь в том, что восточное освобождение от порока и от добродетели в любом отношении связано с отрешенностью, и йог выводится за пределы этого мира в состояние активной и пассивной невинности. Однако у меня есть подозрение, что любая европейская попытка достичь отрешенности означает только освобождение от моральных обязательств. Каждый, кто пробует свои силы в йоге, должен по этой причине осознавать далеко идущие последствия этого занятия, иначе его духовная авантюра так и останется ничего не значащим времяпрепровождением.
Текст гласит: эта медитация происходит "без концентрации мыслей". Обыкновенно думают, что йога заключается главным образом в интенсивной концентрации. Мы полагаем, будто нам известно, что такое концентрация, однако очень непросто придти к настоящему пониманию восточной концентрации. Наша разновидность концентрации является, может быть, как раз прямой противоположностью восточной — в этом убеждает изучение дзэн-буддизма35. Если же мы поймем выражение "без концентрации мыслей" дословно, то получится лишь то, что медитация не направлена ни на что. Поскольку у нее нет центра, она представляет собой скорее как бы растворение сознательности и таким образом непосредственное приближение к бессознательному состоянию. Сознательность всегда предполагает известную степень концентрации, без которой нет ясности и сознаваемости. Медитация без концентрации была бы бодрственным, но пустым состоянием на границе засыпания. Так как наш текст называет это превосходнейшей из медитаций, то, надо полагать, существует и менее превосходная медитация, для которой, видимо, характерна большая степень концентрации. Та же медитация, о которой идет речь в нашем тексте, является, очевидно, своего рода царской дорогой к бессознательному.
35 Suzuki, Essays.
Центральное мистическое переживание — просветленность — в большинстве форм мистицизма прекрасно символизируется светом.
Странный парадокс: приближение к сфере, которая нам представляется путем в глубочайшую тьму, приносит плод в виде сияния просветленности. Между тем это употребительная энантиодромия — "per tenebras ad lucerne. Во многих инициационных церемониях36 имеет место кагарасгц ец 'avxpov (спуск в пещеру), погружение в глубины крестальной воды или возвращение в лоно нового рождения. Символика нового рождения описывает просто соединение противоположностей — сознательного и бессознательного — посредством самых конкретных аналогий. В основе всей символики нового рождения лежит трансцендентная функция. Поскольку эта функция обусловливает рост сознательности (когда к прежнему состоянию прибавляются бессознательные до этого содержания), то это новое состояние несет с собой все больше прозрения, что символизируется усилением света37. Следовательно, в сравнении с относительно темным прежним состоянием это будет состоянием просветленности. Во многих случаях свет выступает даже в форме видений.
* Через тьму к свету (лат.)
36 Как, например, в античных мистериях.
37 В алхимии Камень мудрецов помимо других имеет такие обозначения, как lux moderna, lux lucis, lumen luminum (свет новый, свет света, светоч светочей (лат.) ) и т.д.
Этот раздел дает одну из лучших формулировок полного растворения сознательности, которое, видимо, и является целью йоги: "Поскольку нет двух таких предметов, как действие и действующий, то цель всех взращиваемых плодов и вместе с тем полнота совершенства достигнуты, если разыскивается действующий, но невозможно найти кого-то действующего". Такой весьма исчерпывающей формулировкой метода и его цели я завершаю свой комментарий. Сам текст, прекрасный и мудрый, не нуждается в дальнейшем комментировании. Его можно перевести на язык психологии и интерпретировать при помощи тех принципов, которые я изложил в первой и проиллюстрировал во второй части.