Сон. Санки на заснеженном тротуаре и поиск архетипов.

Вот такой мне приснился недавно сон:

Прогулка по южному городу приводит к заснеженному тротуару, в другом уже, но тоже южном городе. Там я иду, волоча свои санки по заснеженному тротуару. Вспомнилось, как в детстве с сестрой мы друг друга вот так же катали, по очереди, в зимних сумерках. Снег на уличной дороге был накатанным, по нему санки катились легко. Мы катали друг друга из одного конца улицы до другого. Дорога была гладкой, но в некоторых местах она была разрыта стальными следами бульдозеров или была засыпана соломой и навозом. Тогда  тянуть санки было тяжело и нужно было прилагать большие усилия, чтобы вывести санки из трудного места. Тем приятнее было выехать снова на гладкие отрезки дороги. 

Сестре почему-то всегда удавалось прокатиться дольше. Она говорила жалобным голосом, что устала, что у неё болят уже ноги или что-то ещё, она могла придумывать разные причины, чтобы не покатаь в свою очередь меня. Я знала, что она лукавит, но всё равно соглашалась катать её. Для меня это было, возможно, своеобразный способ принятия «вызовов судьбы». Всегда это было потом в будущем:  срабатывала внутреняя установка на безусловное принятие этого самого «вызова», готовность нести «бремя», как неизменная данность. Фатализм и покорное смирение вместо преодоления и устранения препятствий. 

Я не могла отказать сестре и тем более, не могла даже подумать о том, что по праву моего старшинства она должна наоборот катать меня как младшая).

Во сне я обернулась и с удивлением обнаружила, что санки исчезли. Исчезли санки и сама дорога уже была не такой, как в том детстве. Это был городской тротуар, по которому я ходила в студенчестве из общежития в университет мимо частного сектора. Удивительно, как в самом центре города сохранились частные дома. Они всегда напоминали о доме, вызывая ностальгию. Зимой там тоже топили печи и с вдыхаемым запахом дыма с особенной яркостью оживали воспоминания о доме. На этом отрезке городского тротуара пахло домом. 

Во сне санок не было, и сестры не было, которую, как мне казалось, надо было катать. Оглянувшись, я увидела путь, который прошла, свои следы в глубоком, свежем белом снегу. Во сне не было осознания, что я везу сестру. Оно пришло ко мне только сейчас, в процессе осмысливания. Но что-то мне говорит, что это её я пыталась куда-то довезти в моем сне. Но для санок уже нет на тротуаре места, и дорога не та. Всё не то. Ни санок, ни сестры. Ничего нет. Ощущение, что нужно тянуть свою лямку, эта установка ещё есть, хотя обстоятельства этого уже не требуют. Об этом ли говорит мне бессознательное?

Вспомнилась картина Репина «Бурлаки на Волге». В школьных учебниках советского периода это была одна из самых впечатляющих картин. В любом случае, для меня в ту пору). Это о том, как изнурительно бывает «нести свою лямку». Измученные лица одетых в лохмотья, босых, усталых до смерти бурлаков безмолвно кричат о непосильности их ноши. Их много, целая толпа, но и месте они не производят впечатление команды. Разрозненые судьбы, разбросанные по земле, собранные в один жгут несвободы. Они не горят единой целью, не зажжены. Они страдают. Они бедны и они не свободны изменить что-то в своей судьбе. Обреченность. 

Не была ли моя готовность катать сестру «вне очереди» добровльным актом, желание испытать то же самое страдание, схожей с тем, какое изобразил Репин своей картиной?

Что-то мне говорит, что есть в сознании некоторых людей особое желание страдать «ради других» или ради чего-то, ради какой-то цели. Есть у них особая тяга к жертвенности, мученичеству. Не поэтому ли большей части из них, вероятно, близко христианство с идеей спасителя, Христа, жертвующего собой ради всего человечества? 

В те далекие годы, в тихой зимней синей тишине, изредка прерывающейся лаем собак и пахнущей дымом, серыми волнами вырывающемся из труб на крышах, тогда,  тянув за собой тяжёлые санки, не зная ещё ничего о Христе, я внутренне уже была готова идти, преодолевая тяжесть пути. Идея самопожертвования ради самопожертвования, ради чего-то, что познаётся, ещё не успев узнать себя. 

Чувствуется мне, здесь должен, определённо должен быть зарыт какой-нибудь архетип).