/

Валерий Зеленский "Аналитическая психология. Очерк основных положений"

Зеленский Валерий Всевлодович (Санкт-Петербург)- президент Фонда развития Аналитической психологии в России, директор Информационного центра Психоаналитической культуры; доктор психотерапии Института психотерапии Хоффмана в Сан-Франциско (Калифорния. США); автор книг "Аналитическая психология" (1991г.), "Базовый курс аналитической психологии" (2004 г.) и ряда статей по проблемам глубинной психологии; переводчик, комментатор и основатель серий книг "Библиотека аналитической психологии", "Современный психоанализ", "Психология. Мифология. Культура", а также редактор альманаха "Новая весна". Обзор основных положений аналитической психологии.

Содержание

Введение

Аналитическая психология - одна из школ глубинной психологии,[1] базирующаяся на понятиях и открытиях человеческой психики, сделанных швейцарским психологом Карлом Густавом Юнгом. Творческое наследие Юнга - двадцатитомное собрание сочинений и ряд других работ [2] - представляет человека с широчайшим кругозором и огромной практической мудростью Здесь можно найти его ранние психиатрические работы, связанные с лечением шизофрении. Есть и эпохальный труд по психологической типологии. Множество статей, в которых развивается уникальный подход к символической интерпретации мифологических и сновидческих мотивов. Отдельные работы посвящены юнговской теории архетипов и понятию коллективного бессознательного. Можно встретить на страницах этого собрания и Юнга-мистика, с его пионерскими изысканиями в области психологической интерпретации мистических алхимических текстов и с загадочными трактатами, посвященными тонким телам - таинственной связи между материей и разумом, обнаруживающейся в так называемых синхронистических переживаниях. Мы видим земное понимание Юнгом того опустошения и разрушения, которые способны наносить в человеческих жизнях отпущенные на волю бессознательные комплексы, и тут же присутствует духовная ипостась Юнга-человека; незадолго до смерти его спросили, верит ли он в Бога, на что Юнг ответил: "Я не верю, я знаю".

Он был настолько мощной глыбой, что сам термин "юнгианский" в приложении его к кому-то еще, кроме Юнга, в той или иной степени выглядит неуместным. Лишь только он сам был и остается единственным истинным юнгианцем. Мы же отфильтровываем то, что он сказал и написал сквозь свой собственный опыт и свою личную психологию. В этом процессе и обнаруживается наше собственное измерение, мера. А это и есть то, что, в конце концов, и должно быть. Ибо сказано, человек есть мера всех вещей.

Что касается самого Юнга, то его никак не прельщало изготовление собственных копий, вегетативное размножение себе подобных. Большинство из тех, кто сегодня известен в качестве юнгианских аналитиков, всего лишь прошедшие в течение ряда лет специальную подготовку и анализ в Институте, признанном Международной ассоциацией аналитических психологов (МААП). Лишь те, чьи решения, в свою очередь, принимаются аналитиками, работающими в качестве преподавателей в тех же самых Институтах. Давно минули те дни, когда тот или иной человек, проработавший несколько лет рядом с самим Юнгом, однажды мог услышать от своего учителя: "Ну все, достаточно. Я думаю, что теперь вы готовы начинать свою собственную практику". Не нужны были Никакие экзамены, ни утверждающие комитеты, не было необходимости писать дипломную работу. Вы просто работали над собой, а Юнг, бывший рядом и готовый помочь, знал, что рано или поздно вы станете аналитиком. Из поколения аналитиков тех лет вышло много известных впоследствии имен, как например, Мария-Луиза фон Франц, Эстер Хардинг, Барбара Ханна, Эдвард Эдингер, Е. Беннет, Майкл Фордхам, Эрих Ньюман.

Все это было до 1948 года, пока, наконец, Юнг - отчасти с неохотой, подчиняясь велению времени - не согласился сотрудничать в деле создания своего Института в Цюрихе. Барбара Xанна в биографии "Юнг: Его жизнь и работа" вспоминает, как Юнг сказал: "В любом случае они это сделают между моей смертью и похоронами, а потому будет лучше совершить это сейчас пока я все еще могу как-то повлиять на подобное начинание и, возможно, предотвратить некоторые самые худшие ошибки".

Сейчас в мире насчитывается около 20 юнговских институтов. И неизбежно юнговская психология институализировалась.

А что в России?

В России мы пока избавлены от опасности аналитической "институализации", а стало быть, и от аналитической "угрозы" для индивидуальной психики оказаться на втором плане перед лицом коллективных предписаний, что в известной степени снижает комплекс неполноценности по поводу трудностей получения сертифицированного юнгианского образования на западный манер. Не было бы счастья, да несчастье помогло?! Но хотя можно сомневаться по поводу каких-то учебных курсов и тем в процессе подготовки той или иной установленной длительности, базисным остается достаточно длительный личностный анализ, потому что во многом и из него вырастает глубокое самопонимание и общее представление о коллективном бессознательном. Весь материал религии и мифологии, проясняющийся в индивидуальной проекции, по мере его появления в собственных сновидениях и другом личностном материале. Что же касается всяких отборочных комиссий и экзаменов, то трудно сказать, как можно обойтись без них совсем, но одновременно невозможно относиться к ним и без достаточного скептицизма.

И тем не менее, фактически, каждый аналитик-юнгианец имеет свой собственный взгляд, свою позицию относительно Юнга и его идей. Не существует какой-то особой мыслительной юнгианской политики, в той или иной степени жесткой ментальной конструкции. Любой дипломированный аналитик волен говорить и делать все, что ему хочется. И даже во время обучения никто не может навязывать ученику, в какой степени следует придерживаться "партийной линии". Здесь все достаточно просто, ибо никакой "партийной линии" не существует. Анализ просто-напросто облегчает тому или иному человеку становиться тем, кто он есть. Кем ему предназначено быть. Анализ высвобождает огромное количество энергии, и никто не может сказать, где он может закончиться, если вы следует сообразно своему пути.

В контексте общей истории гуманитарной мысли XX века труды и идеи Юнга вызвали к жизни волны влияния по крайней мере в двух областях. Первая - это школа психологической теории и терапии, т. е. клиническая и личностная психоаналитическая практика; вторая область влияния - искусство и гуманитарные области знания вообще и науки в частности. Говоря об этой, последней, взгляды Юнга на жизнь, искусство и историю можно весьма приблизительно свести к следующим утверждениям:

  • Бессознательное реально. Его активность, его энергетическая основа внутри нас и между нами проявляются непрерывно. Психическая реальность не может быть не опознана и не признана. Наш сознательный разум не является единственным управляющим всего индивидуального хозяйства, он даже не единственный (полномочный, но не всегда) хозяин и капитан наших мыслей. Мы всегда и во всем - индивидуально и коллективно - пребываем под влиянием - плохим или хорошим, вопрос другой,- той энергии, которая нами не осознается.
  • Именно потому, что бессознательное нами не осознается, мы ничего непосредственно о нем сказать и не можем. Но мы все же судим о нем по его "плодам", по косвенным проявлениям в сознательной психике. Подобные проявления-манифестации могут возникать в сновидениях, произведениях искусства и литературы, в воображении, грезах, некоторых специфических формах поведения, а также в тех символах, которые управляют народами и обществами.
  • Результирующее проявление психического есть всегда сплав, смешение различных влияний, комбинация самых разнообразных факторов. Прежде всего, налицо работа эго, нашего сознательного Я. Затем здесь присутствуют личностные (в основном несознаваемые) комплексы индивида или группы, к которой принадлежит индивид. И, в-третьих, несложно проследить участие той или иной комбинации архетипического воздействия, имеющего свое инициирующее начало в коллективной психике, но реализующееся в том же самом индивиде (коллективное бессознательное).
Из взаимодействия всех этих составляющих возникают поступки, идеи, произведения искусства, любые массовые движения и коллективные действия. И здесь скрыто вечное очарование жизнью как отдельного человека, так и групп, обществ, наций и всего человечества. От наскальной живописи и инициирующих танцев первобытных дикарей до массовых опытов мировых войн.
  • Бессознательное занято непрерывным воспроизводством символов. И это символы психические, имеющие отношение к психике. Эти символы, как и сама психика, основаны на эмпирической реальности, но не являются знаками, эту реальность представляющую. Юнг подробно разбирает как само содержание сим вола, так и его отличие от знака во многих своих работах, здесь же я ограничусь простым примером. Скажем, во сне образ быка может лежать в основе сексуальности сновидца, но сам образ к этому не сводится. Юнговское отношение к символам неоднозначно потому, что он избегает жесткой закрепленности ("это означает то") изображаемого образа. Бык - как символ психической энергии, представляющей силу, - может символизировать агрессивную мужскую сексуальность, но это может одновременно выражать и фаллическое производительное творчество, и образ неба, и фигуру строгого отца и т. д. В любом случае, свободный путь символического размышления открывает широкие возможности для смысла, и выступает противником всякого буквализма, фундаментализма любого толка.
  • Юнг был глубоко убежден в том, что значение психических символов значительно шире личностных границ. Архетипический символ трансперсонален по своей сути. Он межличностен по смыслу. Здесь, возможно, скрыта внеконфессиональная религиозность Юнга. Юнг был убежден, что жизненная история существует на двух уровнях, и поэтому и рассказываться должна, как в старых эпических поэмах, Библии или Одиссее: сказательно и иносказательно. В противном случае, история, как и сама жизнь, оказывается неполной и, стало быть, неподлинной. Это соответствует двууровневому членению психического на сознание и бессознательное.

Исследовательская карьера Юнга началась в клинике для душевнобольных в Бурхгольцли, неподалеку от Цюриха, в то время Юнг находился под сильным влиянием Пьера Жане (у которого провел семестр в парижском Сальпетриере в 1902-1903 гг.) и Зигмунда Фрейда. В 1907 году Юнг опубликовал исследование о раннем слабоумии (эту работу Юнг послал Зигмунду Фрейду), несомненно повлиявшее на Блейлера, который спустя четыре года предложил термин "шизофрения" для соответствующей болезни. В этой работе* Юнг предположил, что именно "комплекс" отвечает за выработку токсина (яда), задерживающего умственное развитие, и именно комплекс напрямую направляет свое психическое содержание в сознание. В таком случае маниакальные идеи, галлюцинаторные переживания и аффективные изменения при психозе представляются как в той или иной степени искаженные проявления подавленного комплекса. Книга Юнга "Психология dementia praecox" оказалась первой психосоматической теорией шизофрении, и в дальнейших своих работах Юнг всегда придерживался убеждения о первичности психогенных факторов в возникновении этой болезни, хотя постепенно и оставил "токсинную" гипотезу, объясняясь в дальнейшем больше в терминах нарушенных нейрохимических процессов.

Встреча с Фрейдом обозначила важную веху в научном развитии Юнга. К моменту личного знакомства в феврале 1907 года в Вене, куда Юнг приехал после непродолжительной переписки, он был уже широко известен как своими опытами в словесных ассоциациях, так и открытием чувственных комплексов. Используя в опытах теорию Фрейда - его труды он хорошо знал - Юнг не только объяснял свои собственные результаты, но и поддерживал психоаналитическое движение, как таковое. Встреча дала начало тесному сотрудничеству и личной дружбе, продолжавшимся вплоть до 1912 года. Фрейд был старше и опытнее, и нет ничего бранного в том, что он стал для Юнга, в некотором смысле, отцовской фигурой. Со своей стороны, Фрейд, воспринявший поддержку и понимание Юнга с неописуемым энтузиазмом и одобрением, уверовал в то, что, наконец-то, нашел своего духовного сына" и последователя. В этой глубоко символической связи "отец - сын" росли и развивались как плодотворность их взаимоотношений, так и семена будущего взаимоотречения и размолвки. Бесценным даром для всей истории психоанализа является их многолетняя переписка, составившая полновесный том.[3]

Изучение в тот период шизофрении как раз привело Юнга к созданию иного, чем у Фрейда, более широкого взгляда на природу психической энергии.

Прежде всего разногласие обнаружилось в понимании содержания либидо как термина, определяющего психическую энергию индивида. Фрейд полагал, что психические расстройства развиваются из-за подавления сексуальности и перемещения эротического интереса с объектов внешнего мира во внутренний мир пациента. Юнг же считал, что контакт с внешним миром поддерживается и иными способами, кроме сексуального, а утрату контакта с реальностью, характерную, в частности, для шизофрении, нельзя связывать лишь с сексуальным вытеснением. Поэтому Юнг стал использовать понятие либидо для обозначения всей психической энергии, не ограничиваясь ее сексуальной формой. В дальнейшем, расхождения во взглядах выявились и по другим вопросам. Например, Фрейд считал, что невроз зарождается непременно в раннем детстве, и главными его факторами являются кровосмесительные фантазии и желания, связанные с так называемым эдиповым комплексом.[4]

Юнг, напротив, был убежден, что причина невроза скрыта в сегодняшнем дне и все детские фантазии - явление второго порядка. Фрейд полагал, что наши сновидения - это неисполненные желания, перебравшиеся в сон, чтобы заявить о себе таким косвенным образом. "Зримое содержание сна, - говорил он, - всего лишь покрывало на скрытом содержании", которое, как правило, не что иное, как подавленное сексуальное желание раннего детства. Для Юнга же сны являлись каналами связи с бессознательной стороной психического. Они передаются символическим языком, весьма трудным для понимания, но совсем необязательно связаны с желаниями или представляют тот или иной способ скрыть неприемлемое. Чаще всего сны дополняют сознательную дневную жизнь, компенсируя ущербные проявления индивида. В ситуации невротического расстройства сны предупреждают о сходе с правильного пути. Невроз - достаточно ценный сигнал, "полезное" сообщение, указывающее, что индивид забрел слишком далеко. В этом смысле, невротические симптомы могут рассматриваться как компенсационные; они тоже часть механизма саморегуляции, нацеленного на достижение более устойчивого равновесия внутри психического; парадоксально, но Юнг говорил иногда о ком-нибудь: "Слава Богу, он стал невротиком!" Как физическая боль сигнализирует о неполадках в теле, так и невротические симптомы сигнализируют о необходимости привлечь внимание к психологическим проблемам, о которых человек и не подозревал.

Прогрессия и регрессия

Теория либидо Юнга тесно связана с такими понятиями, как прогрессия и регрессия, а также с законом противоположностей. Юнг определяет прогрессию как ежедневный успех процесса психологической адаптации. [5]

Соответственно адаптация осуществляется в два этапа: 1) получение установки; 2) завершение адаптации средствами Установки. Установка человека на реальность необычайно устойчива, но еще более устойчив его ментальный хабитус; самым слабым звеном этой цепи оказывается эффективное достижение адаптации. Это очевидно вследствие непрерывных изменений в окружающей среде и необходимости все новых и новых к ней приспособлений. Прогрессия либидо в этом смысле заключается в непрерывном удовлетворении требований внешней среды. Последнее возможно лишь средствами установки, которая с неизбежностью выдвигается субъектом и характеризуется определенной односторонностью. Так что легко может случиться, что установка как таковая больше не удовлетворяет требованиям адаптации, поскольку изменившиеся условия требуют уже другой уставовки.

Например, эмоциональная установка на некое внешнее событие, требующая эмпатии, может легко столкнуться с ситуацией решение которой осуществимо лишь с помощью мышления. В этом случае можно говорить о неработающей эмоциональной установке и как следствие об отсутствии прогрессии либидо Здесь важно отметить, что в процессе прогрессии объединяют пары противоположных установок, объединяются в скоординированном потоке психического динамизма. Противоположные папы стремятся подавить друг друга. Если в данном случае происходит подавление, то прогрессия либидо замедляется и в дело вступает регрессия. Оказавшиеся в затруднительном положении сознательные противоположности обесценивают друг друга, и тогда на их место заступает все увеличивающаяся ценность тех психических процессов, которые не связаны с адаптацией и поэтому почти никогда сознательно не эксплуатируются. Бессознательное начинает оказывать влияние на сознание, что с очевидностью отмечается в нарушении поведения. В процессе регрессии несовместимые и отвергнутые пережитки повседневной жизни, всякого рода предосудительные животные проявления выходят на поверхность. Поначалу может показаться, что эти элементы вовсе нежелательны, однако они содержат в себе зародыш иной жизни, поскольку способны направить подавляемую либидонозную энергию в новое русло. Подавление происходит в результате провала сознательной установки.

Регрессия в этом смысле - вовсе не обязательный ретроградный шаг в жизни субъекта, а скорее необходимая фаза его дальнейшего развития. И если, как мы отметили раньше, прогрессия есть непрерывный процесс приспособления к внешним условиям, то регрессия со своей стороны оказывается адаптацией к миру внутреннему, приспособлением к внутренним условиям, к требованиям самого индивида, а точнее, к его индивидуальности. Человек может приспосабливаться к внешним и внутренним условиям только в случае, когда он находится в согласии, в гармонии с обоими. Само течение психических процессов зависит от напряжения и степени взаимодействия между противоположными полюсами. Если одна сторона какой-либо пары становится значительно доминирующей в психическом пространстве личности, то вероятность, что она перейдет в свою противоположность, повышается. Это явление в аналитической психологии называется энантиодромией.

Психическая реальность

Принципиально важным понятием юнговской концепции является представление о "реальности психического", или психической реальности. Для самого Юнга психическое было единственной "очевидностью", как он говорил, "высочайшей действительностью" (CW8, pars. 742 - 745). В своей работе "Реальное и сюрреальное" (там же) Юнг описывает это понятие следующим образом. Он сравнивает восточный тип мышления и западный. Согласно западному взгляду, все, что "реально", так или иначе постигается органами чувств. Ограничительное толкование реальности, сведение ее к материальности хотя и кажется понятным, но представляет лишь фрагмент реальности как целого. Такая узкая позиция чужда восточному взгляду на мир, который абсолютно все относит к реальности. Поэтому Восток в отличие от Запада не нуждается в определениях типа "сверхреальность" или "экстрасенсорика" по отношению к психическому. Раньше западный человек рассматривал психическое лишь как "вторичную" реальность, полученную в результате действия соответствующих физических начал. Показательным примером данного отношения можно считать простодушный материализм а ля Фохт-Молешот, декларировавший, что "мысль находится почти в таком же отношении к головному мозгу, как желчь - к печени".[6]

В настоящее время, считает Юнг, Запад начинает осознавать свою ошибку и понимать, что мир, в котором он живет, представлен психическими образами. Восток оказался мудрее - таково мнение Юнга, - поскольку он находил, что сущность всех вещей зиждется на психике. Между неведомыми эссенциями духа и материей заключена реальность психического. Психическая реальность в этом смысле призвана быть единственной реальностью, переживаемой нами. Поэтому Юнг считал исследование психического наукой будущего. Для него актуальная проблема человечества заключалась не столько в угрозе перенаселения или атомной катастрофе, сколько в опасности психической эпидемии. Таким образом, в судьбе человечества решающим фактором оказывается сам человек, его психика. Для Юнга этот "решающий фактор" сфокусирован в бессознательной психике, являющейся реальной угрозой: "мир висит на тонкой нити и эта нить - психика человека".[7]

  1. Глубинная психология - общее название для обозначения психологических направлений, выдвигающих среди прочего идею о независимости психики от сознания и стремящихся обосновать фактическое существование этой независимой от сознания психики и выявить ее содержание. Условно глубинную психологию разделяют на классическую и современную. Классическая глубинная психология представлена концепциями Зигмунда Фрейда, Альфреда Адлера и Карла Юнга - соответственно психоанализом, индивидуальной психологией и аналитической психологией. Современная глубинная психология объединена общей проблемой понимания психического мира человека и его поведения и включает в себя многочисленные школы и направления последователей и учеников названных выше классиков, равно как и независимых исследователей.
  2. Среди наиболее важных следует упомянуть четыре дополнительных тома юнгов-ских семинаров (Supplementary. Vol. A. The Zofingia Lectures. 1983; The Seminars. Vol.1. Dream analysis (Notes of the Seminar given in 1928 - 1930), 1984; The Seminars. Vol. 2 Part 1: Nietzsche's Zarathustra: Notes of a Seminar given in 1934-1939, 1989; The Seminars. Vol.2, part 2: Nietzsche's Zarathustra: Notes of a Seminar given in 1934 - 1939. 1989), автобиографическую книгу "Воспоминания, сновидения, размышления" (русский перевод. Киев.
  3. К. Г. Юнг. Психология dementia praecox/ Избранные труды по аналитической психологии. Цюрих., 1939. Т. 1. С. 119-267.
  4. См., в частности: The Freud/Jung Letters. London, 1974. p. 650. Том содержит 360 писем, охватывающих семилетний период и варьирующих по жанру и объему о короткой поздравительной открытки до пространного эссе в полторы тыся слов. ** Эдипов комплекс - одно из центральных понятий фрейдовского психоанализа возникающий в раннем детстве бессознательный комплекс чувств и представлений, заключающийся в половом влечении к родителю противоположною пола и в стремлении физически устранить родителя одного с ним пола.
  5. (С. G. Jung. Selected writings. Ed. by E. Storr, p. 59).
  6. м., в частности: Ярошевский М. Г. История психологии. М., 1985. С. 187.
  7. Adler G "Basic Concepts of Analytical Psychology" L, 1974 Guild lecture (рус. перевод Герхальд Адлер "Лекции по аналитической психологии")

Структура психического

Согласно Юнгу, человеческая психика носит целостный характер и представляет собой единство взаимодополняющих сознательных и бессознательных процессов. В соответствии с этим психическое подразделяется на сознательный и бессознательный аспекты. Эти аспекты, или составляющие психики, не только восполняют друг друга, но и находятся друг с другом в компенсаторных отношениях. Компенсация - основное правило психической деятельности, а сознание лишь малая часть психики как целого. Последнее характеризуется дискретностью, узостью, степенью ясности. Примерно треть жизни мы проводим в сонном состоянии с выключенным сознанием. Вне сознания протекает и все раннее детство человека. Как замечает Юнг: "Сознание способно нести весьма малое информационное содержание одномоментно. Все прочее в данный миг не осознается, и мы получаем ощущение непрерывности или общего понимания, осведомленности об осознаваемом мире только через последовательность сознательны моментов".[8]

Сознание

В одной из своих лекций Юнг говорил: "Причина, по которой сознание существует и остается настоятельная необходимость в его расширении и углублении, довольно проста: без сознания дела идут не столь блестяще".

Юнг определял сознание как, собственно, функцию, или активность, которая поддерживает связь психических содержаний с эго; этим путем он концептуально отличал его от психического, относимого как к сознанию, так и к бессознательному. В юнговской модели эго не идентично сознанию, оно всего лишь центральный комплекс сознательного разума. Юнг также считал, что сознание не существует без различения противоположностей. Изначальные или первичные противоположности - это сознание и бессознательное, но, фактически, становление сознания включает в себя различение на всем спектре противоположностей, в котором мужское и женское, добро и зло лишь малая толика.

Юнг описал два отчетливых способа, которыми строится сознание, или два пути, на которых строится сознание. Один представляет момент высокого эмоционального напряжения, связанный с ситуацией во внешнем мире. Юнг сравнивал его со сценой в "Парцифале" Вагнера, в которой герой в момент самого величайшего искушения вдруг осознает значение раны Рыбьего короля. Другой осуществляется в состоянии созерцания, когда идеи проходят перед разумом подобно образам сновидения. Между двумя очевидно несвязанными и отдаленными друг от друга идеями вдруг происходит вспышка ассоциации. В обоих случаях наблюдается разрядка энергии напряжения, внутренней или внешней, осуществляющей осознание. Обычно мы переживаем такие вещи как внутреннее прозрение, инсайт или откровение. В юнговской модели психического сознание оказывается высшей структурой, надстройкой, возвышающейся над или основывающейся на бессознательном, или же восходящей над ним, произрастающей из него. Вот как Юнг это описывает:

"Сознание не творит самое себя - оно бьет ключом из неведомых глубин. В детстве оно медленно и постепенно просыпается и на протяжении всей жизни каждое утро восстает из недр сна из несознательного состояния. Оно подобно младенцу, ежедневно рождающемуся из материнского лона бессознательного. Тщательное исследование процессов сознания позволяет утверждать, что оно не только находится под влиянием бессознательного, но и беспрестанно всплывает из него в форме бесчисленных спонтанных идей и внезапных вспышек мысли."[9]

Сознание в значительной степени продукт восприятия внешнего мира и ориентации в нем. Юнг отмечает, что не случайно французские и английские психологи XVII-XVIII столетий пытались вывести сознание из ощущений, говоря, что "нет ничего в разуме, что до того не присутствовало бы в чувстве". Разъясняя свое понимание места и роли сознания в психике, Юнг отмежевывается от Фрейда, который "выводит бессознательное из сознания". "Я ставлю вопрос обратным образом,- говорит он,- возникающая в сознании вещь вначале не осознается, и осознание ее вытекает из неосознанного состояния <...> так что сознание, скорее всего, продукт бессознательного".[10]

Юнг полагал, что сознание зависит от рабочего отношения между сильным и гибким эго и Самостью, регулирующим центром психического. Это отношение или эта связь является неотъемлемой частью того, что Юнг называл индивидуацией (см. ниже). Стать сознательным подразумевает пробуждение к пониманию того, почему мы делаем то, что мы делаем, осознание того множества путей и способов, которыми бессознательное влияет на различные аспекты нас самих. Юнг оставил нам основную составляющую знания, его основу, корпус, ствол, тело, а также множество инструментов и приспособлений, полезных для уменьшения бреши, зазора между эго и бессознательным. На практических примеpax он достаточно ясно продемонстрировал, как наша личностная психология влияет на взаимодействия с другими людьми.

Эго

Центром сознания (или его субъектом) и, кстати, отправной точкой всей эмпирической психологии является эго. Эго выступает как знак личности, местопребывание индивидуальности и всех психических содержаний, которые осознаются и в этом смысле должны быть связаны с эго. Бессознательное включает все психические элементы, выходящие за пределы сознательного представления, и поэтому с эго не связано. Таким образом, еще раз подчеркнем, что психику нельзя приравнивать к сознанию, она неизмеримо больше, чем сознание. Нами движут не только внешние стимулы - раздражители, но и внутренние импульсы. Именно последние неподвластны сознанию, не подлежат его контролю.

Что же такое эго, к которому стекается весь поток осознаваемых психических содержаний? Это комплекс данных, конституированный прежде всего общей осведомленностью относительно своего тела, своего местопребывания в мире - иначе, существования - и данными памяти; у человека также есть определенные идеи относительно своего прошлого и будущего бытия. Поэтому эго есть комплекс психических данных. В свою очередь, понятие комплекс в аналитической психологии имеет свой специфический смысл. По определению Юнга, он является "агломерацией ассоциаций - чем-то вроде слепка более или менее сложной психологической природы - иногда травматического, иногда просто болезненного аффектированного характера" (АП, с.46).

Комплекс

Комплекс несет в себе определенную энергию и образует как бы отдельную маленькую личность. Отдельные комплексы, образуя вкупе целостную структуру психики индивида, являются сравнительно автономными группами ассоциаций, имеющих тенденцию жить своей собственной жизнью отдельно от его намерений. Иначе комплекс можно определить как эмоционально загруженный психический фрагмент или элемент, представленный в виде некоей последовательности или структуры связанных друг с другом идей и образов, сконцентрированных вокруг центрального ядра. Изучение этого ядра обнаруживает присутствие архетипического образа. Комплекс, помещаясь в бессознательной части структуры психики, представляет собой совершенно нормальное явление в противоположность пониманию Фрейда, который считал коплексные проявления патологическими.

Процессы, протекающие в сознании и бессознательной сфере, следуют различным принципам. Принципом сознания являются отражение, рефлексия; бессознательное следует принципу автономности. Бессознательное рефлектирует не внешний мир а само себя. Это происходит потому, что в каждом индивиде живет настоятельное стремление к внутреннему единству, при котором различные комплексы, противоположности, все составляющие его личности уравновешивали бы друг друга, а сознание находилось бы в обоюдной связи с бессознательным. Для Юнга личность выглядела как результат некоего усилия, достижения, а не просто как нечто дарованное. "Если бессознательное вместе с сознанием может восприниматься как взаимоопределяющий фактор, если мы сможем жить так, чтобы максимально учитывать потребности сознательного и бессознательного, тогда сместится центр тяжести всей нашей личности. Он перестанет пребывать в эго, которое вряд ли является единственным центром психики, и окажется в гипотетической точке между сознательным и бессознательным. Этот новый центр можно было бы назвать "самостью" (CW13, par. 67).

Самость и индивидуация

Самость, по Юнгу, выражает психическую целостность человека и оказывается субъектом всей психики. Между внутренним и внешним миром человека пребывает эго-комплекс, задача которого - приспособление к обоим этим мирам. Экстравертной ориентацией эго связывает себя с внешней реальностью. Интроверт сией эго постигает внутреннюю субъективную реальность и адаптируется к ней.

Уделяя внимание голосу, идущему изнутри, человек обртает новое единство сознания и бессознательного, которое Юнг назвал "индивидуацией". Путь индивидуации - это непременно духовное путешествие; "только тот, кто сознательно внемлет с внутреннего голоса, становится личностью" (CW17, par. 308, ру ский пер: КДД, с. 200).

Исчерпывающим выражением пути индивидуации является уже упомянутая самость. Это центральное понятие юнговской психологии, архетип единства и целостности. Выражаясь иначе, самость есть "образ и принцип Бога в человеке".[11]

Индивид в своих поисках самореализации и единства становится средством "Божественного промысла" (CW10, par. 588). Выполняя свое высшее предназначение, он не только познает смысл жизни, но и исполняет Божью волю.

Следует учесть, что существует определенная опасность оказаться в ловушке релевантности юнговских идей относительно внутренней жизни, в результате чего мы забываем, что индивидуация включает в себя также активное участие в жизни внешнего мира. Юнг, например, проявлял живейший интерес к вопросам швейцарской политики, выступал в печати по различным вопросам общественной жизни, ежегодно проходил двухнедельные армейские сборы. Невозможно достичь подлинной индивидуации, замкнувшись в башне из слоновой кости. Об этом Юнг писал:

"Мы живем во времена великих потрясений: политические страсти воспламенены, внутренние перевороты привели национальности на порог хаоса, сотрясаются даже сами основы нашего мировоззрения. Это критическое состояние вещей имеет огромное влияние на психическую жизнь индивида, так что доктор должен принимать во внимание эффекты такого воздействия с особым тщанием. Раскаты грома социальных потрясений слышны не только на улицах и площадях, но и в тишине консультационных кабинетов. И если психотерапевт ответствен перед своими пациентами, то он не смеет уводить их на спасительный остров тихой природы теорий, но сам же должен постоянно погружаться в пучину мировых событий, для того чтобы участвовать в сражении конфликтующих страстей и мнений. Иначе он не сможет правильно понять и оценить сущность проблемы пациента или помочь выйти ему из недомогания, выглядывая из своего убежища. По этой причине психолог не может избежать схватки с современной историей, даже если его собственная душа страшится политического волнения, лживой пропаганды, дребезжащих речей демагогов."[12]

Геометрически самость представлена Юнгом как центр и окружность одновременно. В пределах своего парадоксального союза самость объединяет все противоположности, воплощенные в мужском и женском архетипах. Так что продукт подобного союза символически часто описывается как гермафродит. Другие многочисленные примеры центрального архетипа как единства противоположностей дает нам алхимический символизм. К примеру, философский камень - одна из главных целей алхимического процесса - изображался в символике брачного союза красноте короля и белой королевы или единства солнца и луны, огня и воды. В алхимии, о чем не следует забывать, неутомимые любознатели из средневековья стремились не только к "деланию" золота из неблагородных металлов, но и к совершенствованию своей собственной природы.[13]

Поэтому "деяние" алхимиков по совершенствованию вещества одновременно являлось психологическим процессом, ставящим целью совершенствование человека. Поздние работы Юнга во многом связаны с алхимией. Он находил параллели между превращениями, описываемыми алхимиками, и процессом индивидуации, наблюдаемым им у своих пациентов.

Мандала

Юнг обнаружил, что самость воплощается в символах, кратных четырем и имеющих круговую структуру. Он назвал эти символы "мандалами", использовав санскритское слово. Мандалы на Востоке символизируют объединение и используются для медитации. В многочисленных случаях расстройства сознания созерцание мандал служит целям исцеления - компенсации, наложения упорядоченной структуры. Мандалы находят в культурных продуктах всех времен и народов, они представляют основной определяющий и интегрирующий принципы, лежащие в самой основе психики (Человек и его Символы. СПб., 1996, с 312 и далее).

Персона

Требование внешней адаптации ведет к сооружению особой психической структуры, которая посредничала бы между эго и социальным миром, иначе - обществом. Такая посредническая структура называется "персоной". Это общественное лицо индивида, принятое им по отношению к другим людям. Персона состоит из многочисленных элементов, часть из которых основывается на личностных пристрастиях индивида, а часть образуется на базе общественных экспектаций (социальных ожиданий от данной личности).

Персона всегда представляет некий компромисс между индивидуальностью и надеждами на нее других людей. Это как раз и есть та роль, которую каждый играет в обществе. Но, помимо этого, персона выступает как защитное покрытие, некая "кожа", оберегающая внутреннее, личное и ранимое от публичных взоров, от внешнего прикосновения. Среди множества символов, характеризующих персону, следует отметить одежду, которую носят люди. Так что сны, в частности демонстрирующие отсутствие, утрату одежды или ее несоответствие ситуации, говорят о проблеме персоны. В идеале персона всегда соответствует месту и времени, хорошо подогнана к индивиду и легко меняет "свое выражение", т. е. пластична.

Иногда персона обеспечивает своего носителя авторитетом и престижем, принадлежащими коллективу, какой-либо социальной группе и не предусмотренными для личного пользования. Подобное отождествление с персоной приводит к личностной инфляции, т е. к разбуханию личности и отчуждению ее от реальности. Примером может служить сказочный Голый Король (или политический деятель, выступающий в бане как на митинге).

К другим расстройствам персоны можно отнести ее утрату, что делает индивида сверхчувствительным и беззащитным к любым общественным прикосновениям, либо другую крайность, а именно ригидную персону, характеризующуюся избыточной защищенностью, которая только мешает нормальной приспособляемости, реальной адаптивности. Таким образом, персона отличается от личности, от настоящего лица индивида.

Тень

Аналогично персоне, расположенной между эго и внешним миром, другая психическая структура, называемая тенью, находит свое место между эго и внутренним миром бессознательного. Тень представляет собой сплав личностных характеристик и психических потенций, о которых индивид не имеет никакого представления, попросту не осознает. Обычно тень, на что, собственно, указывает сама этимология слова, содержит непривлекательные, негативные стороны психики, которые уважающее себя эго не позволяет идентифицировать в самом себе.

В снах тень может быть представлена фигурами-персонажами преступников, забулдыг, нарушителей супружеской верности и т.п. Зрительно тень совпадает по половому признаку с полом сновидца.

Неспособность увидеть и признать свою тень является причиной очень многих наших невзгод и страданий. Ведь все то, что человек не в силах распознать в себе самом, следуя неумолимому закону, он вынужден увидеть в других. Таким образом, тень является к нам "спроецированной", т. е. зафиксированной наподобие маски на лице родственника, друга, политического деятеля или национального врага. Это означает, что бессознательное качество себя самого вначале опознается и отреагируется [14] на внешних объектах. Пока тень остается спроецированной, индивид может легко ненавидеть и свободно обвинять все те качества, которые он видит в других. Тем самым поддерживается свое собственное чувство правоты. Показательным примером коллективной тени может служить ситуация межнациональных конфликтов: армяне - азербайджанцы, литовцы - русские, грузины - абхазы и т. д. Именно подобная вражда вспыхивает между национальностями, когда миллионы людей соглашаются вместе проецировать свою тень Я других, отрицая ее наличие в себе.

Обнаружение тени как личностного содержания, особенно если оно было слишком негативным, может вызвать поначалу замешательство и депрессию Это выглядит особенно показательно в тех случаях, когда предшествующая установка эго была чрезмерно амбициозна. К примеру, фанатичный коммунист, ругавший империализм и внезапно получивший наследство на Западе.

Тень оказывается первичным уровнем бессознательного, с которым встречаешься в психологическом анализе. Но далеко не всегда тень заведомо несет в себе негативное содержание. Зачастую и положительные бессознательные потенции личности находятся в тени. В таких случаях говорят о "положительной тени". К тому же злое деструктивное начало тени часто проявляется в результате особых обстоятельств, а не по причине собственной отрицательной сущности. Скажем, мы замечаем, что животные делаются агрессивными во время голода, аналогично люди в сложных для выживания условиях становятся в массе более возбужденными и склонными к негативному поведению. Однако человеческие недостатки можно превратить в достоинства, создав соответствующие условия, тогда и сама тень потеряет многое из своего отрицательного аспекта. Иначе, получив сознательное внимание и поддержку со стороны общества, можно свои недостатки превратить в достоинства.

Понятие тени и ее проекции равным образом применимо и к явлениям общественной психологии. Показательным примером того, до какой степени может дойти проекция коллективной тени, служит преследование евреев нацистами.

Личное и коллективное

Бессознательная психика как целое представлена двумя частями: одна из них "личное" бессознательное, или тень, другая - "коллективное" бессознательное. Личностное бессознательное - поверхностный слой психики - содержит личностные содержания индивида, принадлежащие непосредственно самому индивиду, который может и, собственно говоря, зачастую и делает их осознанными, а значит, интегрированными в сознании, в эго. Сюда относятся бывшие содержания сознания, слабоэнергизированные восприятия, не доходящие до порога сознания, или подпороговые впечатления, различные комбинации слабых и неясных представлений, не соприкасающихся с сознательной установкой. Вообще для этого уровня бессознательного характерно то, что его содержания, реализованные в сознании, переживаются как принадлежащие эго, собственному "я".

Коллективное бессознательное

Коллективное бессознательное складывается из межличностных, универсальных содержаний, которые индивидуальным эго ассимилированы быть не могут. Здесь психические содержания переживаются как нечто внешнее и чуждое по отношению к эго. В этом смысле коллективное бессознательное выступает как объективная психика в противоположность психике субъективной, реализуемой в личностном бессознательном. Содержания объективной психики принадлежат не одной личности, а всему человечеству, этносу, народу, группе. Индивидуальное существование не производит эти содержания, последние оказываются врожденными психическими формами, или "архетипическими образами", о чем мы уже упоминали выше. Архетипический образ тем не менее проявляется в индивидуальной психике в символическом виде. Его следует отличать от архетипа, собственно жесткого структурного начала психики. Юнг сравнивал архетип с кристаллической формой, реформированной специфическим образом независимо от материального воплощения. Конкретная же индивидуальность архетипа реализуется символическим путем через архетипический образ, представление. Последнее зависит - и варьирует в пределах этой зависимости - от той или иной констелляции психических элементов. Со своей стороны, архетипы упорядочивают эти психические элементы в архетипических образах.

Анима и анимус

Возвращаясь к упомянутому выше различению между личностным и коллективным, следует указать, что между ними располагается психическая структура, связывающая эти уровни и умеющая быть одновременно и там и тут. Имеется в виду "анима" у мужчин и "анимус у женщин. Анима представляет автономное психическое содержание в мужской личности, которое условно можно назвать "внутренней женщиной" в мужчине. Анима психически воспроизводит женское начало у мужчины и символически представлена женской фигурой - галереей образов от проститутки и совратительницы до мудрой святой (София), духовной наставницы. Женское начало персонифицируется в принципе "Эроса", относящегося к любви и родственным узам. Мужская влюбленность как состояние есть проекция анимы. Совмещение эго и анимы делают мужчину женоподобным, не в меру чувствительным и обидчивым. Мужчина начинает вести себя как находящаяся в подчинении, чувствующая себя неполноценной женщина. В таких случаях можно говорить об "одержимости анимой". Эти состояния приводят к психическому параличу, к неспособности самостоятельного поведения, сведенного до положения "шелкового мальчика". Вероятнее всего, можно ожидать появления такого состояния у мужчины в отношениях с женщиной, эмоциональные отношения с которой весьма запутаны. В реальной жизни это чаще всего происходит с собственной женой. Полноценное психологическое развитие анимы позволяет мужчине глубоко осознать и осмыслить природу человеческих взаимоотношений и обеспечивает ему возможность проникать в глубинные уровни психического, в его архетипические слои.

Соответственно анимус представляет мужские психические элементы в психологии женщин. Символически это выражено рядом мужских фигур, начиная от страшного насильника, сексуального маньяка, терроризирующего свою жертву, до святого, пронизанного светом радости и доброты. Персонификация мужского начала в женской природе носит название "Логоса", представляющего способность к осознанию, рефлексии, постижению разумом. В сумме это составляет рациональное начало, тогда как анима есть начало эмоциональное. Возникновение чувства любви у женщины аналогичным образом обязано проекции анимуса. Субъективная идентификация эго с анимусом понуждает женщину утрачивать контакт с ее женской природой и вести себя как неполноценный мужчина. Женщина в этом состоянии становится более жесткой, более агрессивной и самоуверенной. Одержимость анимусом заставляет женщину проявлять больший интерес к власти к обладанию, нежели поддерживать взаимоотношения или родственные связи. В этом случае она начинает утрачивать в себе качества жены, матери, бабушки. Как и в случае с мужской анимой анимус чаще всего обнаруживается в связи с эмоционально значимым мужчиной, в частности с мужем. Различные в своих проявлениях анима и анимус в целом имеют одинаковые характеристики и весьма схожи друг с другом. Они также испытывают взаимное влечение друг к другу, малейшее свидетельство одного тотчас же вызывает проявление другого у партнера. Зрелый и хорошо развитый анимус" весьма ценный психический компонент, позволяющий женщине действовать более разумно и целенаправленно, более соответствовать аниме мужчины. Сходным образом здесь обеспечиваются возможности проникновения в архетипические пласты психики.

  1. К.Г.Юнг Аналитическая психология, СПб , 1994 С 15, далее АП
  2. К.Г.Юнг. О психологии восточных религий и философий., М., 1994. С
  3. К.Г.Юнг. Йога и Запад, Киев., 1994. С. 66.
  4. Какабадзе В. Л. Теоретические проблемы глубинной психологии. С. 109.
  5. И.Одайник. Психология политики. СПб, 1995, с. 370.
  6. См. Морозов Н.А. В поисках философского камня СПб , 1909
  7. Огреагирование (acting out) - психоаналитический термин, обозначающий невербальную манифестацию, зачастую эмоционально окрашенную

Разнообразие психической структуры

Итак, всякий, согласно личностной теории Юнга, имеет не только эго, тень, персону и другие компоненты психического, но также и индивидуальные характеристики всего этого. Кроме того, существует ряд измеряемых величин, определенных размеров, которые комбинируясь в своем разнообразии образуют то, что Юнг назвал типами личности. Эти величины, или размеры, суть следующие: установки - экстраверсия, интроверсия; функции - ощущения, интуиция, мышление и чувство. Представление об интроверсии и экстраверсии и четырех функциях позволило Юнгу выстроить систему восьми психологических типов, четыре из которых являются экстравертными, а остальные четыре интровертными. Такая классификация, как ее понимал Юнг, не ставит задачу распределения людей по полочкам каталогизации, но имеет цель помочь в понимании и принятии индивидуальных путей раз вития личности и способов мировидения.

Работа Юнга над типологией началась из его наблюдений еще тогда, когда он был членом фрейдовского кружка, между 1907 - 1913 годами. Он заметил индивидуальную разницу в подходе к клиническому материалу на примерах фрейдовской теории эроса и адлеровского "стремления к власти". Непосредственным поводом к созданию психологической типологии явилась сама история расхождения Фрейда и Адлера, исследованная Юнгом после его разрыва с Фрейдом. Как известно, в 1911 году Адлер и шесть его последователей оставили Венский кружок Фрейда. Адлер, 11 годами моложе Фрейда, был заметной фигурой Венской психоаналитической группы, основанной в 1902 году. Ушедшие основали свое Общество Индивидуальной Психологии. Несогласие возникло по поводу этиологии невроза. Для Фрейда это был сексуальный конфликт, для Адлера происхождение невроза лежало в индивидуальном отношении к обществу, в особенности в стремлении или воле к власти.

Почему, вопрошает Юнг, возникли столь непреодолимые идеологические разногласия между Фрейдом и Адлером? Оба вышли из среднезажиточных еврейских семей, проживавших в предместьях Вены, оба были продуктом одного и того же интеллектуального окружения и оба преследовали те же самые цели и интересы по меньшей мере около десяти лет. И тем не менее Адлер развил подход, который совершенно не устраивал Фрейда. Их различия, размышлял Юнг, должны лежать в различных способах восприятия мира, постижения его.

Исследования Юнга в области истории и литературы обнаружили наличие сравнительных пар идеологических соперников как среди отцов церкви (Ориген и Тертуллиан) и среди писателей (Шпиттелер и Гете), так и у мифологических персонажей - Аполлон и Дионис. Согласно Юнгу, такое соперничество обозначено Двумя базовыми и противоположными типами восприятия, или Установками. Теория Фрейда, говорил Юнг, связана главным образом с потребностью индивида в объекте, в любви к нему. В сущности это экстравертная теория. Альфред Адлер выставил гипотезу, основанную на потребности индивида поддерживать свое собственное самоуважение, престиж и власть. Здесь делается акцент на внутреннюю субъективную потребность. Следовательно, мы имеем дело с интровертной теорией. Юнг отмечает при этом, что относительно учения Фрейда Адлер впал в противоположную крайность. Опровергая воззрение своего учителя, он сам стал жертвой той же односторонности, когда инстинктом самосохранения попытался объяснить и понять все поведение человека[15]. Ошибка как Фрейда, так и Адлера, считал Юнг, заключается в том, что они допускали постоянное действие единственного побудительного на чала, тогда как опыт обнаруживает совершенно иное, а именно смену, чередование разных влечений. В контексте юнговского подхода концепции Фрейда и Адлера в одинаковой степени считают психическую жизнь человека неизменной по сути, окаменевшей системой. Юнг, напротив, полагает психическое начало движущимся и текущим процессом, меняющимся вследствие смены разнообразных инстинктов.[16]

По Юнгу, любая из позиций подвержена среди прочего и превращению - энантиодромии - одного в другое, в результате чего человек буквально "выходит из себя". Идея Юнга состоит в том, что "жизненной целью человека, с точки зрения психологии, должно быть не подавление или вытеснение его оборотной стороны существования, но ее постижение и, таким образом, признание и овладение всем спектром возможностей данной личности, т.е. "самопознание" в полном смысле этого слова. Само же свойство души, делающее нас способными совершать работу, необходимую для того, чтобы освободиться от диктата той или иной из парно-оппозиционных функций, он называет трансцендентной функцией; последнюю можно можно рассматривать как пятую функцию, которая располагается в точке попарного пересечения остальных четырех". [17]

С энергетической точки зрения энергия, по Фрейду, содержит специфическую задачу сексуального выражения, в то время как у Адлера специфика заключается в стремлении к господству" к власти. Таким образом, у обоих энергия должна быть сублимирована (видоизменена), чтобы быть направленной для реализации других целей и задач, тогда как в концепции Юнга энергия может свободно адресоваться на разные цели. Культура, к примеру, в этом смысле не есть сублимированное сексуальное желание, иначе культурные потребности реализуются через актуализацию соответствующего архетипического начала.

"Строительный материал", который лег в основу юнговской типологии, весьма широк и разнообразен. Здесь и многочисленные психиатрические наблюдения, полученные Юнгом во время работы в клинике Бурхгольцли. Кстати, психиатрический источник использовался в разное время и другими авторами типологических классификаций, Жане, Блейлером, Кречмером и Роршахом. Основой юнговских понятий послужила и его личная жизнь, собственный реальный опыт процесса возрастающей интроверсии и возвращения к экстраверсии в процессе "душевного кризиса". Элленбергер отмечает и другие источники, не упомянутые самим Юнгом в историческом обзоре книги. Это мистический писатель и духовидец Сведенборг, чьи книги Юнг запоем читал в молодости, и французский психолог Альфред Бине, чьи типы интеллектуальных установок весьма напоминают юнговские установки.

В течение трех лет Бине проводил исследование со своими двумя юными дочерьми, Армандой и Маргаритой, пользуясь при этом разнообразными психологическими тестами, которые сам же и разработал. Арманду он называл "субъективистом", а Маргариту - "объективистом". Попросив каждую написать наугад данное количество слов, Бине обнаружил, что Арманда воспроизвела более абстрактные слова и более связанные с фантазиями и более отдаленными воспоминаниями. Маргарита, напротив, выбрала более конкретные слова и слова, связанные с наличествующими объектами и недавними воспоминаниями. Арманда выявила более спонтанное воображение, в то время как Маргарита оказалась способной контролировать свое воображение. Арманда также описывала объект менее систематично, чем Маргарита, которая точно фиксировала объектную ситуацию в пространстве. Спонтанное внимание доминировало у Арманды, активное, произвольное внимание - у Маргариты. Арманда более точно измеряла временные интервалы, а Маргарита - интервалы пространственные. Бине пришел к выводу, что существуют две различающихся установки и два различных качества в структуре разума. Он назвал их интроспекцией и экстерноспекцией. Интроспекция, проиллюстрированная Армандой, является "знанием, которым мы обладаем по отношению к своему внутреннему миру, к нашим мыслям и чувствам". Экстерноспекция есть "ориентация нашего знания в отношении к внешнему миру в противоположность нашему знанию о самих себе". Таким образом, Арманда лучше описывала состояния ее сознания, но была менее точна в своих описаниях внешнего мира, а для Маргариты было справедливо обратное. Бине подчеркивал, что социабельность и способность сочетаться с другими не обязательно жестко привязаны к той или другой установке. Однако "интроспективный тип" более приспособлен к искусству, поэзии и мистицизму, а "экстероспективный тип" имеет большие способности к науке. Бине пришел к выводу, что оба ментальных типа играют огромную роль в истории философии и это могло бы объяснить, среди прочего, и средневековый спор между реалистами и номиналистами.

Поскольку книга Бине появилась приблизительно в то же время, когда Юнг проходил стажировку в Париже у Жане, то он мог прочитать ее и затем забыть, что могло бы послужить еще одним примером той криптомнезии, которая столь часто проявлялась в истории динамической психиатрии.[18]

Сравнительно недавнее исследование Бокса (Box, 1966) дополнительно перекликается с историческими экскурсами самого Юнга. Речь в нем идет о противоположных теориях свободы в работах английского философа Уильяма Темпла (William Temple, 1881-1944) и русского философа Николая Бердяева (1874-1948), у которых Бокс подчеркивает личностные характеристики по типу экстраверсии - интроверсии. Темпл, считает Бокс, чувствует себя во внешнем мире как рыба в воде и с очевидностью выглядит экстравертом. Еще бы, он вырос в относительно динамичной и гибкой социальной среде, в которой свобода представлялась чем-то само собой разумеющимся. Бердяев, со своей стороны, развивался под жестким, ограниченным режимом царизма; он чувствовал свою отчужденность от мира и должен был бороться свою внутреннюю свободу от этого давящего на него внешнего окружения. По мнению Бокса, он был интровертом.

Завершив работу над "Психологическими типами" Юнг впоследствии занялся другими вопросами и оставил типологический аспект своей деятельности в относительно незавершенном виде. Так, в частности, он почти не ссылался на клинический материал в поддержку биполярного членения установок на экстраверсию - интроверсию, довольствуясь материалами из психологии так называемых "нормальных" людей. Говоря об общих типах установки, Юнг писал, что этот фундаментальный контраст не всегда вполне очевиден, и у некоторых людей фундаментальная оппозиция не превалирует достаточно явственно. Сам же Юнг исследований на эту тему не проводил.

Итак, возвращаясь снова к разнообразию психических структур, следует начать с классификации "психологических типов". Различаются несколько таких типов. Они относятся к врожденной разнице в темпераменте, интегральному сочетанию устойчивых психодинамических свойств, проявляющихся в деятельности, которые заставляют индивидов воспринимать и реагировать специфическим образом. Прежде всего имеются два установочных типа: экстраверт и интроверт.

Экстраверт характеризуется врожденной тенденцией направлять свою психическую энергию, или либидо, "вовне", связывая носителя энергии с внешним миром. Данный тип естественно и спонтанно проявляет интерес и уделяет внимание "объекту" - другим людям, предметам, внешним манерам и благоустройству. Экстраверт ощущает себя наилучшим образом - что называется "в своей тарелке",- когда имеет дело с внешней средой, взаимодействует с другими людьми. И делается обеспокоенным и даже больным, оказываясь в одиночестве, в монотонной однообразной среде. Поддерживая слабую связь с субъективным внутренним миром, экстраверт будет остерегаться встречи с ним, будет стремиться недооценить, умалить и даже опорочить любые субъективные запросы как эгоистические.

Интроверт же характеризуется тенденцией своего либидо устремляться "вовнутрь", непременно связывая психическую энергию со своим внутренним миром мысли, фантазии или чувства. Такой тип уделяет значительный интерес и внимание субъекту, а именно его внутренним реакциям и образам. Наиболее успешно интроверт взаимодействует сам с собой и в то время, когда он освобожден от обязанности приспосабливаться к внешним обстоятельствам. Интроверт предпочитает свою собственную компанию свой "тесный мирок" и немедленно замыкается в больших группах.

Как экстраверт, так и интроверт обнаруживают те или иные свои недостатки в зависимости от выраженности типа, но каждый невольно стремится недооценить другого. Экстраверту интроверт кажется самоцентричным, так сказать, "зацикленным на себе". Интроверту экстраверт кажется мелким пустым приспособленцем или лицемером. Любой реальный человек несет в себе обе тенденции, но обычно одна развита несколько больше, нежели другая. Как противоположная пара они следуют закону противоположностей. Т.е. чрезмерное проявление одной установки неизбежно ведет к возникновению другой, ей противоположной. Но противоположная в силу ее недифференцированности, более слабого проявления, будет осуществляться в неадаптированной - грубой, незрелой, негативной форме. Так, например, выраженный экстраверт может стать жертвой подчиненной сосредоточенности на самом себе, проявляющейся в негативной форме, в виде депрессий. Крайний интроверт иногда переживает эпизоды вынужденной экстравертности, т. е. сосредоточенности на других. Но эта сосредоточенность будет выглядеть грубой, неэффективной и неприспособленной к внешней реальности. Экстраверсия и интроверсия всего лишь две из многих особенностей человеческого поведения. В дополнение к ним Юнг выделял четыре функциональных типа, четыре основные психологические функции: мышление, чувство, ощущение, интуиция.

Мышление есть рациональная способность структурировать и синтезировать дискретные данные путем концептуального обобщения. В своей простейшей форме мышление говорит субъекту, что есть присутствующая вещь. Оно дает имя вещи и вводит понятие.

Чувство - функция, определяющая ценность вещей, измеряющая и определяющая человеческие взаимоотношения. Мышление и чувство - функции рациональные, поскольку мышление оценивает вещи под углом зрения "истина - ложь", а чувство "приемлемо - неприемлемо". Эти функции образуют пару противоположностей, и если человек более совершенен в мышлении, то ему явно недостает чувственности. Каждый член пары стремится замаскировать другого и затормозить. Скажем, вы желаете размышлять бесстрастным образом - научно или философски - что ж, необходимо отбросить все чувства. Объект, рассмотренный с чувственной позиции, будет отличаться в целостном отношении от рассмотрения под углом зрения мыслительной установки. Вечная тема борьбы между чувством и разумом в истории человеческой культуры - очевидное тому подтверждение.

Следующая функция - ощущение говорит человеку, что нечто есть, она не говорит, что это, но лишь свидетельствует, что это нечто присутствует. В ощущении предметы воспринимаются так, как они существуют сами по себе в действительности. Интуиция определяется как восприятие через бессознательное, т. е. постижение картин и сюжетов действительности, происхождение которых неясно, смутно, плохо объяснимо. Функции ощущения и интуиции являются иррациональными - внешним и внутренним восприятием, независимым от каких-либо оценок. В свою очередь, рациональные и иррациональные функции действуют взаимоисключающим образом.

Все четыре функции представлены двумя парами противоположностей: мышление - чувство, ощущение - интуиция. Хотя каждый индивид потенциально располагает всеми четырьмя функциями, на поверку одна из них оказывается обычно более развитой, нежели остальные. Ее называют ведущей. Функция же, которая развита меньше остальных, как правило, пребывает в бессознательном состоянии и оказывается подчиненной.

Зачастую еще одна функция может быть достаточно развита, приближаясь по степени активности к ведущей функции. Очевидно, что она представлена другой парой противоположностей. Эта функция вспомогательная. В соответствии с ведущей функцией мы будем иметь четыре функциональных типа: мыслительный, чувственный, сенсорный, интуитивный.

"Мыслительный" тип чаще встречается у мужчин. Ментальная жизнь данного типа сводится к созданию интеллектуальных формул и последующей подгонке наличного жизненного опыта под эти формулы. В той степени, в какой этот тип идентифицирует себя с мыслительными процессами и не осознает в себе наличия других функций, а попросту подавляет их, его мышление носит автократический характер, интеллектуальные же формулы оказываются своего рода прокрустовым ложем, постоянно сковывающим целостное проявление жизни. В данном случае чувство оказывается функцией подчиненной, следовательно, чувственные оценки субъекта неизбежно пребывают в пренебрежительном запустении. Человеческие взаимоотношения сохраняются и поддерживаются лишь до тех пор, пока они служат и следуют управляющим интеллектуальным формулам, во всех иных случаях они легко приносятся в жертву.

"Чувственный" тип соответственно больше распространен у женщин. Утверждение и развитие межличностных взаимодействий и отношений партнерства являются здесь главной целью. Чувствительность и отзывчивость к нуждам других являются показательной чертой, основным качеством данного типа. Самое большое удовлетворение здесь встречает переживание эмоционального контакта с другими людьми. В своем крайнем проявлении этот функциональный тип может вызвать неприязнь чрезмерным интересом, нездоровым любопытством по поводу личных дел других. О таких людях часто говорят: вечно он суется не в свои дела.

Поскольку в данном случае мышление оказывается функцией подчиненной, то и способность к абстрактному безличностному суждению у таких людей подвергается известному сомнению. Мышление как таковое здесь принимается лишь в той степени (или до той поры), в какой (или пока) оно обслуживает интересы чувственных взаимоотношений. Но сами взаимоотношения, как правило, очень неустойчивы, противоречивы, оценки постоянно колеблются, занимают крайние позиции. Мышление же служит стабилизирующим фактором.

"Ощущающий" (сенсорный) тип характеризуется отменной приспособленностью к обычной сиюминутной реальности, к "здесь и сейчас". Он охотно довольствуется жизнью в ее простейших незамысловатых проявлениях, бесхитростных формах, без каких-либо тонкостей, сложного размышления или туманно воображения. Ощущающий тип выглядит устойчивым и земным, реальным и настоящим в смысле готовности "жить" в данную минуту, но одновременно он выглядит довольно глупым. Глубинное зрение и воображение, способное "приглушать" это заземленное состояние, - продукты интуиции, выступающей в нашем случае как функция подчиненная. Ощущающий тип фактически подавляет все интуитивные проявления как нереалистические фантазии и таким образом избавляется от обременительных дрожжей внутренней неуклюжести, инертности.

"Интуитивный" тип мотивируется главным образом постоянным потоком новых видений и предчувствий, проистекающих из его активного внутреннего восприятия. Все новое и возможное, непонятное и другое, отличное являются приманкой для данного типа. В отличие от предыдущего он как бы развернут во времени, ведь все вещи имеют свое прошлое и будущее. Они откуда-то появляются и куда-то уходят, о чем с уверенностью говорить порой трудно. Так вот интуиция и есть некое свидетельство о прошлом и будущем этих вещей. Данная функция позволяет видеть круглые углы: живя в четырех стенах и выполняя рутинную работу, к интуиции прибегают редко, но она очень нужна, скажем, при охоте в тайге на медведя. Предчувствие в таком деле может стоить жизни. Везде, где бессильны понятия и оценки, мы целиком зависим от дара интуиции. Это особый вид восприятия, не ограниченного органами чувств, но проходящего через сферу бессознательного. Интуитивный тип чаще ухватывает слабые связи между вещами, которые для других кажутся несвязанными и чуждыми. Его разум работает скачкообразно и быстро, трудно проследить его действие. Если попросить действовать его более медленно, он может раздражаться и посчитать своих собеседников тугодумами и тупицами. Ему попросту трудно действовать медленнее. Слабость данного типа заключается в его бедной связи с реальностью, настоящим. Ощущение как психическое свойство у него подчинено и подавлено. Превращение возможности в действительность весьма затруднено, путь вспышки интуитивного прозрения в общепринятую точку зрения оказывается тягостным и обременительным занятием для интуитивиста. В реальной жизни такой человек зачастую остается непонятным окружающим, и его прозрения, если в результате они оказываются конструктивными, должны терпеливо разрабатываться другими людьми. Функциональные типы в чистом виде - по крайней мере в том, как они описаны здесь, - встречаются крайне редко. Обычно развитие вспомогательной функции смягчает и модифицирует остроту проявления описанных выше характеристик. Но и это еще не все, поскольку согласи установочному типу каждая из функций может быть ориентиров на либо экстравертно, либо интровертно. В результате мы имеем восемь возможных типов, впечатляюще описанных в шестом томе Собрания сочинений К. Г. Юнга "Психологические типы".

В идеале индивид должен полноценно владеть всеми четырьмя функциями (в расширенном виде восемью) с тем, чтобы давать соответствующий адекватный ответ на любые жизненные запросы. К сожалению, в действительности это недостижимо, хотя и остается желанной целью, идеалом, определяя, таким образом, одну из главных задач аналитической психотерапии: привести к сознанию данное положение вещей и помочь в развитии подчиненных, угнетаемых, неразвитых функций с тем, чтобы достичь психической целостности.

Различия в типе могут лежать в основе трудностей, возникающих в межличностных отношениях. Как правило, большинство супружеских конфликтов связано с различиями в психологических типах. Знание своей собственной типологической особенности вместе с осознанием того, что все существующие типы равноценны между собой, зачастую могут помочь соотнести свои собственные личностные реакции с реакциями других и привести к более ясному и плодотворному человеческому взаимоотношению.

  1. Какабадзе В. Л. Теоретические проблемы глубинной психологии, с. 92
  2. JungС. G. II Psychology and Education. 1969. p. 71; КДД, с. 89; CW 17, par. iQ^
  3. Д. Кэмпбелл. Жизнеописание Юнга. // К. Г. Юнг. Тавистокские лекции. 1995, с. 213.
  4. Ellenberger. The Discovery of the Unconscious. 1970, p. 702-3.

Проблема психического развития человека

В прологе к своей автобиографической книге "Воспоминания, сновидения, размышления" Юнг размышляет о специфике человеческого бытия и говорит, что, "подобно другому существу, человек есть сколок бесконечного божественного проявления, но в то же время отличается от животного, растения или камня". Что же отличает человека от остального мира? Рефлектирующее сознание, - говорит Юнг. "Именно благодаря своему рефлективному дару человек восстал из животного царства и своим разумом продемонстрировал, что природа выдала наивысшую награду на развитие сознания".[19]

"Правда, мы не знаем, сколь далеко простирается этот процесс осознания, - продолжает Юнг, - и куда он ведет. Это новый элемент в истории творения, и нет обозримых параллелей этому. Нам также неведомо будущее homo sapiens".[20]

Место человека в структуре мироздания, по Юнгу, выглядит следующим образом: "...существует большое внешнее и большое внутреннее, между этими двумя полюсами находится для меня человек".[21]

В данном случае внешний мир - это коллективное сознание, конкретный мир настоящего, прошлого и будущего. Внешний мир представлен двумя измерениями - вертикальным и горизонтальным. Вертикаль - это духовный мир, сфера культуры, здесь зафиксирована определенная ступень развития человека или общества, их религиозные, этические, эстетические и философские нормы и ценности. Горизонталь - внешняя физическая данность, непосредственная реальность, постигаемая с помощью органов чувств. Внутренний мир связан с бессознательным началом, с живой психикой и всем субъектным миром, из которых вырастают сознательная психика и сама личность.

"Психологическое развитие" и есть прогрессивное возникновение и дифференциация эго или сознания из первоначального бессознательного. Само по себе бессознательное не "склад ненужных вещей", куда эго отправляет мешающие ему психические содержания, как считал Фрейд, а "процесс". Так что психика меняются и развивается в результате взаимоотношений эго с содержаниями бессознательного. Данный процесс изменения и развития продолжается в течение всей жизни человека. В отличие от физического развития здесь не существует момента, когда можно было бы выявить - стоп, вот здесь достигнуто полное психическое развитие. Хотя условно, из описательных соображений, можно различать отдельные стадии развития психики, в действительности же одна стадия перетекает в другую в едином неразличимом потоке.

В начальной фазе эго практически несамостоятельно и обладает весьма слабой автономией. Оно находится главным образом в состоянии идентификации, отождествления с реальной психикой внутри и внешним миром (грудь матери, мать, игрушки и пр.) снаружи. Эго пребывает в мире архетипов и не различает сколько-нибудь ясно разницу между внутренними и внешними объектами. Эта ранняя стадия развития эго вслед за Леви-Брюлем была названа "мистическим участием" [22] и в равной степени ее можно наблюдать как у детей, так и у дикарей [23]

Это состояние магической сопричастности эго своему окружению и истолкования этого окружения. Здесь разница между эго и не-эго плохо различима. Внутренний и внешний миры переживаются как единая целостность. Как и для дикаря, для ребенка нет в этих мирах ничего случайного. Овладевший речью малыш говорит о себе в третьем лице, оборачивается на собственный пукиш и т.п. Такое примитивное состояние мистического участия в ярких формах реализуется в явлении психологии толпы, в которой индивидуальное сознание, рефлектирующее, ответственное начало личности, оказываются временно заслоненным отождествлением с динамикой коллективного поведения.

Затем следует рождение эго из бессознательного, появление индивидуальной психики. Здесь мы наблюдаем последовательное отделение от мира родителей и различение мужского и женского начала. Наступает идентификация с полом, и появляются первые дихотомические структуры: свет - темнота, хорошее - плохое. Но в этих дихотомиях господствуют материнский принцип, женское начало. Мы наблюдаем правящую психическую сущность - великую мать. На этой стадии мужской принцип выражен еще слабо. Следствием этого этапа является известное наблюдение психологов, что девочки развиваются быстрее.

Вслед за фазой матриархата вступает в действие патриархальная стадия развития. Актуализируются отцовские архетипы. Главными личностными ценностями в это время становятся дисциплина, испытания, сознание индивидуальной ответственности. На этом этапе женское начало рассматривается как неизбежный, но подчиненный момент в жизни человеческого вида. Этим этапом, в частности, отмечен послереволюционный период нашего общества. Он проходил под девизом освобождения женщины в контексте классовой борьбы. Последней стадией в этом ряду является интегративная фаза. Здесь выясняются и осознаются недостатки и издержки пренебрежения анимой или женским началом в структуре психического, понимание ее необходимости. Эта фаза прекрасно иллюстрируется мифом о герое, побеждающем чудовище - дракона и вызволяющем (спасающем) прекрасную девицу из заточения. Чудовище в этом мифе манифестирует материнское начало в его пожирающем аспекте (плохая мать) (аналог: бабушка - волк). Через инициацию, патриархальную стадию осуществляется освобождение анимы, иначе достижение большего совершенства психического, поскольку здесь требуется героический поступок. Завершение данного этапа символизирует решающий шаг в психическом развилин: здесь интегрируются различные стороны психического, зачастую противоречивые - мужское и женское, дух и природа, материя и сознание, сознание и бессознательное. В мифе, как правило, герой женится, и вся история заканчивается свадьбой, брачным союзом, великим пиром "на весь мир". Многие литературные произведения и фильмы также часто заканчиваются свадьбой. Понятно, что женитьба сама по себе еще не представляет собой конца психического развития. Даже самые Важные события внешней жизни не более чем наружные проявления архетипического процесса развития. Так что эти фазы или стадии психического развития могут осуществляться в жизни индивида неоднократно и в самых разных отношениях. Они не более чем вехи, что-то вроде верстовых столбов на пути следования жизни человека, к которым он возвращается снова в процессе движения по спирали. Но каждый раз тот или иной верстовой столб минуется под другим азимутом, на другом уровне сознательного постижения.

Личностное становление представлялось Юнгу как результат достижения определенных усилий, а не чего-то дарованного просто так. Особое значение Юнг придавал психическому развитию во второй половине жизни человека. В первой половине человек занят освобождением от родительских уз, утверждением себя в мире в качестве супруга, полезного члена общества, родителя. Однако, реализуя себя в этих качествах, индивид вступает в расширяющийся диалог с собственной психикой.

Процесс психотерапии

Психотерапия в широком смысле есть класс отношении помощи, заключающийся в систематическом освидетельствовании обследовании внутренней душевной жизни человека и соответствующем се созидании или "возделывании". Частным случаем сюда входит и психосоматическое врачевание, когда путем воздействия на психику исцеляются телесные недуги человека, снимаются физические симптомы и расстройства. Психотерапия включает психосоматику, но не ограничивается этим, как полагают некоторые. Центральным же полем для психотерапии остается исцеление души, психического начала в личности. Психотерапия, по своей сути, вечный спутник человеческого сообщества, се истоки ухолят в доисторические времена, хотя сам термин появился лишь в 1901 году в связи с широким распространением гипноза. Психотерапия применима не только к неврозам и психическим расстройствам, но также и к вполне нормальной психике, стремящейся направить в нужную сторону свое психическое развитие, так сказать, улучшить его. На сегодняшний день в мире существует множество самых разных уникальных и всеобъемлющих психотерапевтических техник и технологий. По данным американского специалиста в области истории психотерапии Дж. Цайга, - свыше трехсот[24]

Но главным в любом психотерапевтическом приеме, методе или технологии есть и остается личность самого психотерапевта.

Под психотерапией в практическом смысле обычно понимают достаточно широкий набор процедур, проводимых практикующими специалистами (врачами или психологами),- процедур, призванных через диалог облегчить регулирование личностных проблем пациентом, помочь ему справиться со своим психическим неблагополучием и специфическими психологическими и психосоматическими симптомами. И в этом качестве психотерапию следует отличать от классического психоанализа или аналитико-психологического подхода.[25] (Здесь я буду пользоваться общим термином психоанализ (в широком смысле), понимая под ним глубинно-психологическую парадигму в целом).

Ключом к облегчению психических затруднений пациента в психоанализе оказывается обнаружение им смысла происходящего - в нем самом и вокруг него - или понимания, нежели направленная суггестия (непосредственное внушение) с лечащей стороны. Здесь психоаналитик выступает не как провидец, колдун или спаситель, а, по существу, является учителем (мастером, гуру). Строго говоря, психоанализ не обещает непременного выздоровления или облегчения; он предлагает благоприятную возможность, некий удачный шанс увидеть и ощутить себя в ином (новом) образе действия, другом способе существования и предоставляет возможность свободного выбора своего поведения и своей судьбы.

Традиционно залогом выздоровления в психотерапии выступает или сама фигура психотерапевта (благодетеля, спасителя), или же некоторая совокупность благоприятных обстоятельств, инициатором создания которых выступает все тот же психотерапевт; в психоанализе таким залогом оказываются идеи, способность переформулировать исходную для пациента - поддерживющую симптом - картину мира. Широкая публика часто путает эти подходы и зачастую сводит психоаналитическую специфику либо к психиатрии, либо к суггестивной психотерапии. Первоначальное требование для психотерапевта-аналитика состоит в необходимости прохождения через собственный личностный анализ, который ведет к более высокому уровню психологического развития. Основная аксиома психотерапевтического обу-чения заключается в том, что аналитик может вести психическое развитие своего клиента не далее того места, до которого дошел он сам. В основе анализа прежде всего лежит чисто человеческая задача для клиента обрести живое общение и диалог с личностью, в нашем случае психоаналитика, с развитым сознанием, что, собственно, и производит исцеляющий эффект.

Юнг считал, что вершин индивидуального развития достигают немногие люди, но это вовсе не означает, что путь индивидуации может быть подвергнут сомнению. Индивидуация означает уход из толпы, отказ от проявлений стадного чувства, что на первых порах усиливает одиночество и может вызвать беспокойство Вспомним переживания Христа в пустыне, куда он удалился от людей, дабы постичь свое предназначение.

Большинство же людей предпочитают безопасное существование внутри толпы, в коллективе, предпочитают подчиняться условностям и представлениям, разделяемым членами семьи, производственного коллектива, партии или церкви. Можно подозревать по крайней мере, что таким людям нет особой необходимости отправляться к аналитику. Юнг был убежден, что носителем духовных ценностей и идеалов является не какая-либо идеология или государство, но только сам человек.

Мы знаем, что есть люди, внутренняя природа которых побуждает искать собственный путь. Часто такие люди преуспевали во внешнем мире, но где-то в середине жизни им открывались застойность и пустота этого мира. Они начинали искать смысл жизни, и рано или поздно некоторые из них оказывались на приеме у аналитика. Целью аналитической психотерапии и является способствовать "развитию и созреванию индивидуальной личности", "развертыванию жизненной полноты в каждом индивиде, так как только в индивиде может жизнь воплотить свой смысл".[26] Отсюда и ориентация аналитика направлена на будущее пациента.

После первоначальной консультации, когда возникает решение о начале работы психотерапевта и клиента, начинается процедура детального "анамнеза". Сюда входят история жизни пациента, обсуждение с ним всех более или менее значительных жизненных событий и переживаний, выстроенных в хронологическом порядке, по крайней мере тех, которые пациент способен восстановить в своей памяти. Затем обследуется текущая жизненная ситуация с фокусировкой на отдельных событиях и аспектах жизни, являющихся проблематичными для пациента (составляющих для него проблему). И только когда прошлое и настоящее изучены достаточно полно и адекватно, а именно в той степени, в какой они стали доступны сознанию пациента и аналитика-психотерапевта, следует обратиться к бессознательному. Такой анамнестический подход вовсе не исключает попутного рассмотрения - затрагивания бессознательных аспектов, вопрос заключается в фокусе внимания на разных этапах анализа. Как указывал Юнг, путь к бессознательному может быть проложен по крайней мере четырьмя способами: методом ассоциаций, анализом симптома, непосредственно анализом бессознательного - архетипа и анамнестическим анализом. Все приемы имеют равную логическую силу для реализации основной цели - установления бессознательного как движущей силы личности. Но какие же бесы управляют душой, какова природа демонов, населяющих внутренний мир, и как научить человека жить с той внутренней драмой, которая не дает ему чувства психического благополучия и равновесия? Главный подход к бессознательному осуществляется через толкование сновидений. Как в свое время заметил Фрейд, сновидения есть "королевская дорога" к бессознательному. (Позже известный аналитик-постюнгианец Джеймс Хиллман, уточнил, что это "дорога с двусторонним движением"). Сон рассматривается как выражение текущих психических состояний, "дневной" психики, описанной символическим языком "самой" природы. Понимание сновидений в этом смысле становится мощным средством в росте сознания человека.

Рассматривая сновидение вне рамок психофизиологической объяснительной модели, можно сказать, что оно есть символ. На современном языке мы могли бы добавить, что оно имеет сигнальную природу, свидетельствует о чем-то. В аналитической психологии понятие "символ" имеет дополнительное значение. Мы знаем, например, что слово или изображение что-то обозначают. Но они могут быть еще и символичны, если подразумевают нечто большее, чем их очевидное и непосредственное значение. Символ не просто знак, выступающий как определенный известный смысл, который можно выразить другим образом. К пониманию символа можно попытаться приблизиться, используя метод "аналогии", который позволяет вывести неизвестное значение к порогу восприятия, точке видимости смысла. В аналитической психологии расшифровка сновидения осуществляется путем так называемой "амплификации". Амплификация дословно переводится как расширение и распространение и в нашем случае определяется как уточнение и прояснение отдельных образов сновидения с помощью прямых ассоциаций. Какие ассоциации вызывает у вас этот образ, с чем он у вас связан в жизни? - такой вопрос обычен в анализе. Метод постепенного приближения интерпретируемого символа к искомой смысловой точке представлен двумя аспектами: "личностной" и "общей" амплификацией.

В личностной амплификации уточняются специфические для пациента наименования, знаки, образы, сновидения. Ассоциации являются спонтанными чувствами, мыслями или воспоминаниями приходящими на ум по поводу каждого элемента сновидения. Более или менее полный набор таких ассоциаций обеспечивает личностный контекст и часто ведет к разгадке значимого смысла.

Общая амплификация строится психотерапевтом на основе его собственного знания, и ее логика разворачивается в соответствии с мифологическими, фольклорными, религиозными, этническими и другими мотивами коллективного сознания. Общая амплификация обеспечивает коллективные архетипические ассоциации составляющими сновидение элементами и образами. Здесь в первую очередь требуется знание психотерапевтом коллективной и объективной психики. В случае если сновидение содержит архетипический образ или тему, аналитик демонстрирует это, представляя соответствующую образную структуру из мифологии, легенды, сказки или фольклора. Общая амплификация восстанавливает, собственно, коллективный контекст сновидения, дающий возможность взглянуть на сон как на явление, имеющее отношение не только к личной психологической проблеме, но также и к обшей коллективной проблеме, свойственной целостному человеческому опыту. Архетипическая тема, вскрытая анализом, может отражать особенности переживаемого обществом исторического момента или содержать сведения, предсказывающие возможное будушее социального организма как целого. В процессе общей амплификации пациент знакомится с коллективной или объективной психикой и в то же время помогает своему эго отделиться от объективной психики. Пока индивид переживает свои проблемы, и в частности сны, как относящиеся только к его личной психике, он сохраняет свое эго отождествленным во многих чертах с объективной коллективной психикой и несет бремя коллективной вины И ответственности в отстраненном, обезличенном виде. В той степени, в какой коллективная вина и ответственность переживаются как личные, парализуется способность к совершению действий, эту вину и ответственность вызывающих. К примеру, охранник нацистских или сталинских лагерей, осознав личную ответственность за совершаемое им, уже не смог бы столь усердно нести свою службу. Но идентификация с психикой коллективной позволяет ему действовать в меру обязанностей и сил, не оставляя какого-либо психического осадка или напряжения.

В дополнение к снам в дело анализа идет любая деятельность, любая активность воображения и выражения, экспрессии. Рисунок, живопись, скульптура, беллетристика и т. п. могут служить средствами проявления возникающего бессознательного материала. Творческий материал любого рода практически изучается тем же самым образом, что и сновидения. Даже, помимо всякой аналитической интерпретации, попытка придать речевое или изобразительное выражение бессознательным образам, теснящимся в глубинах внутреннего мира, бывает весьма полезной. Объективизация психического образа, осуществленная, например, путем живописного изображения, может помочь вычленить эго из бессознательной стихии и высвободить таким путем часть психической энергии.

На последующей стадии психотерапии в соответствующих случаях используется другая важная техническая процедура, называемая "активным воображением". Данный прием или метод должен быть, естественно, хорошо изучен и требует известного навыка в пользовании. Важно знать, что применять его следует весьма осторожно, поскольку иногда возникает опасность вызвать активацию бессознательных неконтролируемых содержаний. При правильном же применении активное воображение оказывается очень полезным аналитическим инструментом.

Активное воображение в сущности есть процесс сознательного, свободного участия в фантазировании. Весьма часто этот процесс принимает форму диалога между эго и предметом фантазии, скажем, "тенью" или "анимой". Активное воображение может оказаться крайне полезным для вывода бессознательного содержания в сознание, особенно если эго чувствует, что оно достигло безвыходного положения. И в той степени, в какой пациент успешно использует на самом себе активное воображение, он теряет необходимость в психотерапевтической помощи. Последовательное включение данного метода часто приводит к завершению формальной психотерапии, поскольку на этом этапе пациент уже обретает способность соотноситься со своим собственным бессознательным.

Широко распространенным психотерапевтическим феноменом является "перенос" (трансфер, трансференция).

Но вначале несколько слов о самом психологическом явлении переноса. Изначально термин был введен Фрейдом. Буквально немецкое слово Ubertragung означает "перенесение чего-либо с одного места на другое", в метафорическом смысле оно означает также перевод из одной формы в другую. Психологический процесс переноса является частной формой более общего процесса "проецирования". Проецирование же есть общий психологический механизм по переносу субъективных содержаний и компонентов любого вида в объект. Например, если я говорю: "Этот цветок красный" или "Звук низкий, голос бархатный" и т. д., то это заявление ко всему прочему есть и проецирование. Ибо всем известно, что цветок вовсе не красный сам по себе, а голос не бархатный - красный он только для нас и бархатный тоже для нас. И цвет и звук составляют содержание нашего субъективного опыта.

Перенос - это процесс, случающийся между людьми, а не между субъектом - человеком и физическим объектом. Механизм как проецирования, так и переноса не является волевым осознанным актом, ибо невозможно проецировать (переносить), когда знаешь, что проецируешь (переносишь) свои собственные компоненты, а зная, что они твои собственные, невозможно приписать их объекту. Вот почему осознание факта проекции разрушает ее.

Эмоции пациентов всегда отчасти заразительны для аналитика, но дело осложняется тогда, когда содержание, проецируемое пациентом в психотерапевта, идентично с собственным содержанием последнего. В этом случае оба погружаются в пучину бессознательного и становятся соучастниками. Это явление "взаимопереноса" также впервые было описано Фрейдом. Соучастие - ведущий признак первобытной психологии, т. е. того психологического уровня, на котором отсутствует осознанное различие между субъектом и объектом. Но в ситуации аналитик - пациент общее бессознательное совершенно недопустимо, поскольку в этом случае теряются все ориентации и конец такого лечения ожидается. В лучшем случае безрезультатным.

Интенсивность отношения переноса у человека всегда эквивалентна важности субъективных содержаний. Когда перенос теряет силу, то не исчезает бесследно, а проявляется в другом месте, как правило, в измененном отношении к чему-либо.

В общем виде ранняя форма переноса представляет собой ожидание быть вылеченным тем же самым образом, как когда-то пациент был вылечен родителем того же самого пола, что и терапевт-аналитик. Однако в глубоком переносе после анализа этих поверхностных аспектов обнаруживается, что перенос базируется на проекции самости на аналитика. Аналитик становится носителем, обладателем внушающей страх и благоговение силы, близкой к авторитету божества. И пока такая проекция будет сохраняться, аналитик - желает он того или нет - будет оставаться держателем, хранителем наивысших жизненных ценностей. Это происходит потому, что самость является центром и источником психической жизни и контакт с ней должен быть сохранен во что бы то ни стало. Пока аналитик сохраняет в себе эту проекцию самости, связь с ним и остается эквивалентной связи с самостью, без которой полноценная психическая жизнь невозможна. Но по мере того как перенос становится сознательно различимым, зависимость от психотерапевта прогрессивно начинает замещаться внутренней связью с самостью. Самость интериоризируется. Все слабее потребность в психических костылях переноса: пациент постепенно достигает прозрения и осознания своей внутренней силы и доселе спроецированный авторитет начинает обнаруживаться и проявляться внутри него самого.

Иными словами, чтобы снять перенос, а речь идет именно о снятии, необходимо помочь пациенту осознать субъективную ценность личностного и безличностного содержаний его переноса. (Все то же знаменитое изречение апостола Павла: "Вы - боги!" обращенное к людям). В проекции может оказаться не только личностный, но и архетипический материал - "комплекс спасителя" Последнее явно не личностный мотив; это предощущение, ожидание, повсеместно обнаруживаемые в человеческих сообществах в любой период истории. Комплекс спасителя - архетипический образ коллективного бессознательного, и совершенно естественно что он особенно активизируется в эпохи и времена, насыщенные общественными проблемами и характеризующиеся дезориентацией, как, например, наше сегодняшнее время. На этой стадии психотерапии, а именно разделения личностных и безличностных содержаний психического, важно учесть следующее. Личностные проекции вполне аннулируемы, достаточно сделать их осознанными. Но безличностные архетипические проекции в принципе неаннулируемы, поскольку они принадлежат структурным элементам самой психики, самого психического бытия. В этом смысле они оказываются не смешными реликтами переживаемого прошлого, его непонятно зачем сохранившихся остатков, а, наоборот, важными целенаправляющими и компенсаторными функциями, надежной защитой в ситуациях, когда человек, как говорится, действует "на автопилоте", теряет голову. Например, в случае паники тотчас же вмешиваются архетипы, дающие человеку возможность совершать адаптивные инстинктивные действия. Архетип включает инстинкт. И здесь нет никакой патологии, хотя активация коллективного бессознательного, предоставленного самому себе, может оказаться весьма разрушительной и привести к массовому психозу. Поэтому в человеческой истории связь индивида с коллективным бессознательным всегда регулировалась посредством религии.

Религия в мировой истории вовсе не являлась "опиумом для народа", как считали некоторые, но была мощной психотерапевтической системой, поставлявшей соответствующие формы, в которых выражались архетипические образы. Отдельный индивид в той или иной степени поддерживал свой контакт с конкретной религиозной системой или конфессией и через нее поддерживал свое психическое - душевное и духовное - здоровье.

После отделения личного отношения пациента к врачу от безличностных коллективных факторов процесс психотерапии вступает в завершающую стадию "объективизации безличных образов". Это существенная часть психотерапевтического цикла и шире - всего процесса индивидуации. Цель этого этапа - отделить сознание индивида от объекта настолько, чтобы он больше не помещал гарантию своего счастья, а иногда и жизни в какие-либо внешние объекты, будь то другой человек или группа, класс, идея или сложившиеся обстоятельства. Чтобы человек пришел к ясному пониманию и внутреннему убеждению в том, что все зависит от него самого. Если он находит конструктивную созидательную форму подчиненной слепым безличностным формам, теснящимся В нем, заполняющим его жизнь, то он неизбежно оказывается отозванным от самой основы психического бытия и становится невротиком, теряет ориентацию, смысл и в результате попадает в конфликт с самим собой. Но если он оказывается способным объективировать безличностные образы и соотноситься с ними, тогда он подключает к действию ту жизненно важную психологическую функцию, которая с момента пробуждения человеческого сознания находилась под попечением религии.

Вслед за Рудольфом Отто, впервые введшим это понятие, Юнг называл эту функцию "нуминозным опытом". Говоря о понятии "нуминоз", или священный, божественный, сверхъестественный, Отто писал: "...это специальный термин для понятия "святой" минус его моральный фактор... и минус его рациональный аспект".[27] Само слово образовано от латинского nomen - имя, название.

Юнг определял нуминозный опыт "либо как качество, принадлежащее видимому объекту, либо влияние невидимого существа, которое вызывает специфические изменения сознания" (CW11, par. 6). Нуминоз, какова бы ни была причина, его вызвавшая, - это опыт субъекта, не зависящий от его воли. Нуминозное невозможно преодолеть в себе, победить или отвергнуть, ему можно лишь открыться.

Изучение мирового религиозного опыта убедило Юнга в том,что нуминозность является аспектом, как сказали бы сейчас, экстрасенсорного образа Бога, как личного, так и коллективного.

Бывают времена, когда бессознательные содержания прорывают плотину сознательного эго и овладевают нормальной личностью тем же путем, что и вторжение бессознательного в патологических ситуациях, наблюдаемых в клинике, и тем не менее опыт нуминоза по большей части психопатологическим не является.

Вместе с тем Юнг избегал искать какие-либо подтверждения физического существования Бога, довольствуясь психической реальностью Его присутствия. Для Юнга религия в широком смысле была прежде всего состоянием сознания, разума и опытом исследования, осторожного изучения определенных феноменов - "сил": духов, демонов, божеств, законов, заповедей, позиций, а также внимательным взглядом на то, что поразило человека столь сильно, что вызвало в нем поклонение, послушание, благоговение и любовь. Говоря его собственными словами, "термин "религия" подчеркивает состояние, свойственное исключительно сознанию, измененному опытом нуминоза".*

Юнг считал человека религиозным по природе, а религиозную функцию столь же могущественной, как и половой инстинкт или инстинкт агрессии.

Утверждая психологическую точку зрения, Юнг стремился показать, что под религией он не понимает свод каких-либо определенных законов, само вероучение или конкретную догму. "Бог есть тайна, - говорил он, - и всему, что мы говорим о нем, люди верят и повторяют это. Мы создаем образы и идеи, но, когда я говорю о Боге, я всегда имею в виду образ, который из него сделал человек. Но никто не знает, каков он, и никто не станет Богом сам".[28]

Психологическим носителем образа Бога в человеке Юнг считал "самость". Он считал, что она (самость) действует как руководящий принцип личности, отражающий потенциальную целостность индивида и подтверждающий ее смысл. Символами самости может являться все, что связывает человека с указанными выше атрибутами, составляя личностный аспект самости. Но такие определенные, освященные веками основные формы, как "крест" и "мандала", признаются коллективным выражением высших религиозных ценностей человека. Крест символизирует напряжение между крайними противоположностями человеческого и божественного, а мандала представляет собой разрешение этой оппозиции.

Таким образом, в отличие от Фрейда, объявившего Бога отсутствующим, Юнг вновь открыл божественное как направляющий принцип единства внутри глубин человеческой психики.

Убежденность Юнга в абсолютном единстве всего сущего - unus mundus- привела его к мысли, что и физическое и ментальное, как и пространственное и временное, - суть человеческие категории, наложенные на реальность, которые не отражают ее с необходимой точностью. Не более чем мир слов, описывающих мир реалий. Из-за дихотомической природы собственных мыслей и языка люди вынуждены все делить на противоположности. Поэтому человеческие утверждения антиномны. Фактически же выделяемые языком противоположности могут являться фрагментами одной и той же реальности, свойствами того же самого объекта. Сотрудничая в 50-е годы с известным физиком Вольфгангом Паули, Юнг убедился, что исследование физиками тонкостей материи и постижение психологами глубин и тайн психики в известной степени оказываются лишь разными способами подхода к единой скрытой реальности. Стремление психологов к "объективности" явилось следствием осознания того факта, что наблюдатель неизбежно влияет на наблюдаемый им эффект, сосредоточивая на нем свое внимание. Т. е. наблюдение и суждение о психическом как объекте исследования одновременно выступают в качестве субъекта, инструмента, при помощи которого мы подобные исследования осуществляем. То же самое происходит и в современной физике: элементарные частицы могут обладать свойствами волны или корпускулы, что зависит от личного выбора наблюдателя, или на субатомном уровне не удается одновременно измерить количество движения и скорость частицы. Т. е. здесь обнаружена возможность рассматривать одно и то же событие с двух различных точек зрения, пусть и взаимоисключающих, но все же дополняющих друг друга. Принцип дополнительности, введенный в физику Нильсом Бором и ставший краеугольным камнем современной физики, оказался применимым и к проблеме разума и тела. Вероятно, разум и тело - просто разные аспекты единой реальности, наблюдаемые с разных точек зрения.

Здесь мы приближаемся еще к одному понятию, введенному Юнгом для постулирования принципа беспричинной связи, объясняющего появление так называемых значимых совпадений. Имеется в виду явление "синхронности", демонстрирующее, что при определенных обстоятельствах события во внешнем мире значимо совпадают с внутренними психологическими состояниями. Модные нынче экстрасенсорные опыты и парапсихологические эксперименты - лишнее тому подтверждение. [Интересным и плодоносным представляется здесь наложение астролого-спиритуального откровения: "что наверху, то и внизу", микро-макрокосмических соотношений (в частности, идей Павла Флоренского, см. статью "Макрокосм и микрокосм" в: Богословские труды, 24. 1983) на психологическую фиксацию: "что снаружи, то и внутри". Геометрическая метафора предполагает присутствие крестообразной формы]. Какова же природа синхронности?

Юнг неоднократно убеждался в том, что "психика погружена в нечто имеющее не психическую природу" (CW8, par. 437). Он пришел к мысли о существовании архетипической реальности вне пространства и времени, проявляющей себя в качестве организатора психики индивидов. Проявление этой архетипической реальности в нас осуществляется лишь через нашу способность "организовывать" образы и идеи. Это всегда процесс бессознательный, который можно зафиксировать лишь тогда, когда он произойдет. "По мере накопления материала, - писал Юнг, - происхождение которого в феноменологическом мире не оспаривается, они (архетипы. - В. 3.) становятся видимыми и "психическими"" (там же, par. 440). Здесь интересны сопоставления с данными синергетики, но это отдельная тема.

Архетипы, существующие вне пространства и времени, оказываются, по убеждению Юнга, ответственными за "многозначительные совпадения", т. е. за цепи событий, происходящих одновременно, но никак не связанных друг с другом причинным образом. Скажем, смерть одного человека могла совпасть у другого с тревожным сном, связанным с этой смертью, и т. п. Юнг чувствовал, что подобные совпадения требовали в дополнение к случайности, хитрой категории, придуманной заклинательным разумом, иного объясняющего принципа. Так на свет появилась синхронность.

Синхронистические события часто возникают внезапным образом во время анализа бессознательного, в особенности когда активизирована объективная коллективная психика. В частности, анализ ассоциации сновидений показывает, что сны могут указывать на будущие события в той же степени и с тем же успехом, что и на прошлые.

Рассматривать или нет какое-то событие в качестве примера синхронности целиком зависит от субъективного отношения самого индивида. Очевидно, что подобные субъективные решения не могут быть проверены объективными статистическими методами и лишь субъект имеет право считать данное событие значимым совпадением. Но известно также, что появление синхронистических событий производит шоковое мистическое воздействие на индивида, пытающегося всеми силами найти подходящее рациональное объяснение происшедшему (там же, par. 816).

По мысли Юнга, синхронность основывается на универсальном порядке смысла, являющемся дополнением к причинности. Само восприятие структур упорядочения опыта воздействует на лодей как смысл и переживается ими как гармонизация с внешним и внутренним миром, т. е. медитативно.

  1. Memories, Dreams, Reflections, p. 371.; Русский пер. с. 333.
  2. Там же, р. 372, русский пер. с. 334.
  3. Цит. по: Какаоадзе В. .//. Теоретические проблемы глубинной психологии, с. 108.
  4. См. закон партиципации: Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1929.
  5. Там же, с. 499.
  6. Zeig К. The Evolution of Psychoterapy. N. Y., 1982. P. 16.
  7. О различии между психоанализом и психотерапией см.: В Чеченский. Психотерапия и психоанализ / Архетип, 1996. N1, С 35-36.
  8. Какабадзе В. Л. Теоретические проблемы глубинной психологии. С. 110.
  9. Otto R. The Idea of the Holy. L. Penguin, 1959.
  10. там, же, раг.9. **JungС. G. Letters, 1957. Vol. 2. P. 383.

О "подводных камнях" юнговской теории

Нынешний интерес к Юнгу свидетельствует о живой плодотворности его идей, однако не следует забывать и о возможных опасностях, к которым они могут приводить.

Первая и главная опасность заключается в переоценке интеллекта, в безмерном повышении его ценности, что не имеет ничего общего с ростом сознания. Поиски заемного смысла, погоня за информацией становятся более важными, чем понимание своего собственного опыта. Нет ничего плохого в том, что человек стремится заполучить информацию. Но знание - всего лишь начало. Ни один из нас не является живым примером чистой теории.

Существуют теории, которые могут быть проиллюстрированы индивидуальными примерами, равно как существуют и индивиды жизнь которых может рассматриваться в свете той или иной психологической теории.

Далее, - существует опасность применения юнговских идей к другим людям и игнорирования их уместности и приложимости к своей собственной жизни, - "в чужом глазу соломинку увидел". Например, относительно легко увидеть комплексы за работой у других людей, но порой требуются годы, чтобы понять, как и когда они начинают активироваться в нас самих. То же наблюдается и в отношении типологии. Можно поименовать кого-то как такой-то и такой-то тип и считать, что произошло что-то значимое. Но пока мы не вычленили в этом контексте свою собственную психологию, до тех пор мы остаемся тем типологическим горшком, который в печь так и не поставили.

Третья опасность попасть на юнговский крючок заключается в предположении, что то, что истинно или верно для одного, должно быть обязательно исцеляющим и жизнеутверждающим для всех остальных. Тогда как это не более чем специфическое проявление проекции и комплекса спасителя. В личном плане я могу сказать, что юнговская психология значительно повлияла на мою жизнь, определила ее пути, но это никак не означает, что и все остальные должны искать свою истину через Юнга. Возможно, они могут открыть себя в спорте, артистической деятельности, осваивая тантрическую йогу или погрузившись в психоанализ Фрейда. Поэт Рильке отметил в своем письме к Сезанну: "В сущности, кому какое дело до того, как кто-то управляется со своим ростом и развитием, ежели он вообще растет и развивается, ежели мы не устаем выслеживать этот закон своего собственного роста".

Четвертая опасность - недостаточная способность различать непосредственно юнговские идеи и положения и то, как они используются и интерпретируются другими; неправильное толкование юнговских понятий, а для "русскоязычного" читателя дополнительно и неграмотный перевод ряда понятий на русский язык. В частности, юнговская типологическая модель является основой для некоторых популярных тестов, широко применяемых в бизнесе и консультировании в таком виде, против которого Юнг всячески возражал.

Пятая опасность состоит в представлении, что юнговская психотерапия связана только с неврозами. Имеются в виду личностные конфликты и проблемы взаимоотношений между людьми. Не следует забывать и о духовном аспекте, часть которого может быть названа "строительством души", или "созиданием души" (Хиллман)". Некоторые психологи и философы считают юнговскую психологию чем-то вроде своеобразной религии: не традиционной конфессией с упором на догму, веру и ритуал, а неким специфическим состоянием - "религией переживания". Сам же Юнг начисто отрицал подобные оценки аналитической психологии. С другой стороны, он верил, что люди стремятся овладеть сознанием, что же касается поиска смысла, то подобная деятельность вообще, по сути, является религиозной. Он считал также, что невроз в середине жизни никогда не излечивается без развития религиозной установки, под которой он подразумевал отношение, отмеченное переживанием нуминоза ("священного"), неведомого.

О личностном анализе

Прививкой против большинства этих опасностей является опыт личностного анализа. Вы можете оценить масштаб юнговской работы, можете прочитать все, что он когда-то написал, но реальная возможность, предлагаемая аналитической психологией, проявит себя лишь тогда, когда вы оказываетесь в анализе. Это и есть тот момент, когда юнговское потенциально исцеляющее сообщение перестает быть просто интересной идеей, а становится переживаемой реальностью.

Важно сразу же сказать, что анализ не является универсальным средством для каждого, а также и то, что далеко не каждый может получить из него пользу. Наивно было бы думать, что в анализе нуждается любой человек.

Однако когда вы ощущаете невыносимую тяжесть под грудой неразрешимых конфликтов, а отношения с другими доставляют одни только трудности, или когда вы чувствуете, что жизнь утра-ила смысл, то встреча с юнгианцем-аналитиком не самое худшее из того, что можно придумать в таком случае.

Люди обычно ищут быстрого решения своих проблем. Мы хотим ответа, рецепта, мы хотим, чтобы наша боль была вылечена, хотим от нее избавиться, избежать страданий. Мы хотим решения и ищем его во внешних авторитетах. Это законное ожидание в случае многих физических недомоганий и болезней, но оно не работает, когда мы оказываемся перед психологической проблемой, где каждый вынужден принимать личную ответственность за то, какими оказываются те или иные вещи. Либо искать суггестивные или магические приемы изменения внешней действительности и способа своего существования. То, чего люди хотят и в чем они нуждаются, редко является тем же самым. Вы идете в анализ задетые, обиженные, ущербные, с определенными целями и ожиданиями в голове. Но довольно скоро ваша личная повестка дня улетучивается и вы обнаруживаете, что захвачены вопросами, о которых ранее и понятия не имели, и болячками, о существовании которых ничего и не знали - или знали, но избегали о них думать. Очень волнительно узнавать о себе что-то новое, да и вообще полезно получать информацию такого рода. Она неизбежно приводит к некоторой инфляции, и какое-то время вы думаете, что получили все интересующие вас ответы - но она же может оказаться весьма болезненной, поскольку обычно вещи становятся хуже, прежде чем они делаются лучше.

Некоторые говорят, что юнгианский анализ - "дорогая игрушка", придуманная "буржуазным" Западом, что он предназначен лишь для элиты, потому что дорог и занимает много времени. Здесь верно лишь то, что анализ действительно требует определенного времени и энергии, к тому же он действительно не дешев. Но на Западе им пользуются и самые обычные люди , рядовые граждане. И деньги им достаются трудом, а не падают с неба. Но они урезают свой бюджет сознательно, жертвуя чем-то в своих затратах. Это вопрос приоритетов - вы тратите деньги на то, что считаете ценным для себя, на то, что цените вообще, и если вы чем-то ущемлены, то находите и способ преодолеть это ущемление.

Юнгианский анализ существует не для того, чтобы делать себя лучше. Он посвящен становлению сознания относительно реального текущего личностного статуса человека, включая и его силу и его слабости. Анализ - это не нечто, что делается для вас.

Его целью является не совершенство, а завершенность, полнота. Конечно, полнота, как и совершенство достижимы лишь в идеале, но как сформулировал это Юнг: "Цель важна только как идея: существенным же является opus [работа над собой], ведущая к самой цели: и это - пожизненная цель".

Аналитическая психология без анализа

Закономерен вопрос, а как же быть подавляющему большинству людей в российском обществе, для которых анализ - любой, фрейдовский, юнговский или какой еще - вещь неведомая и труднодоступная. Ведь для всего, с чем сталкивается человек, имея дело со своей психикой,- о чем он не отдает себе отчет или попросту не осознает - требуется специально подготовленный психотерапевт или аналитик. Но если такого специалиста нет, а в России их пока нет, то что тогда?

Здесь, как мне кажется, есть по крайней мере три базовых ориентира, которые аналитическая психология может предложить любому человеку, лишенному возможности непосредственного обращения к помощи аналитика. Аналитическая психология:

  • дает возможности для самораскрытия;
  • позволяет выработать символический взгляд на жизнь;
  • создает условия для постепенного развития в себе "новой этики".

Позволю себе вкратце обрисовать все три позиции.

Самораскрытие

Как только человек начинает обращать внимание на те многообразные пути, по которым психическое способно себя выразить, он оказывается в начале процесса самораскрытия. Можно сказать, что первый контакт с обширной неизведанной и бесконечно богатой стороной его личности осуществился. Личности, которая все предшествующие годы была занята укреплением и развитием своего эго и обретением места во внешнем мире. Собственно, такой контакт можно рассматривать как приглашение иррациональному войти в мир личностных ценностей,- поскольку данный человек осознал, что рациональное, логическое есть лишь одна часть неизмеримо большего целого.

Наиболее непосредственные и незамутненные сообщения из мира бессознательного поступают к нам с помощью сновидений. Но анализ сновидений - это нечто, что неопытный человек практически неспособен проделывать в одиночку. Есть, конечно, различные книги по анализу сновидений, включая и небезызвестные сонники, которые к нашей теме отношения не имеют. Что можно делать без всякого риска субъективного вреда - это просто разбирать сны. Что это означает? Прежде всего думать о них серьезно. Во время бодрствования сопереживаться с ними. Записывать их. Возвращаться к прошлым сновидениям. Пытаться пережить само качество ощущений, сопровождавших сюжет сновидения. Отнестись к ним со всей серьезностью, а не как к досадному недоразумению. Рано или поздно многое встанет на свои места. Вы начнете отмечать повторяющиеся образы, темы, фигуры. Само повторение тематического содержания сновидений уже указывает на нечто достаточно важное для бессознательного, что стремится пробиться в сознание с неким "сообщением". Вы также можете начать улавливать идею, которую несут в себе сны и компенсаторную функцию. Они демонстрируют сновидцу другую сторону его психического бытия, немыслимую, бессознательную сторону.

Другой способ, которым бессознательное пользуется, "разговаривая" с нами, бытует в области фантазий и навязчивых влечений. Скажем, следуя за дневными грезами или кажущимися иррациональными импульсами, можно подчас получить удивительные результаты. Они могут многое рассказать о нас самих, хотя все мы склонны не замечать или отвергать их как несусветную чепуху.

Имея дело с бессознательным, следует помнить, что оно не является системой здравого смысла, оно не интересуется ни моралью, ни стремлением быть хорошим. Его заботит только то, что есть. Показателен пример, когда в семейную консультацию приходят люди, брак которых оказывается перед угрозой разрушения. Подчас в задачу психотерапевта входит помочь этим людям найти семейное согласие и сохранить свой союз. Психотерапия ради союза.

Но уж совсем не дело анализа спасать семью; его задача заключается в раскрытии того, что бессознательное имеет сказать о жизни индивида в терапии. И в анализе может выявиться, что о том или ином браке и говорить-то нечего, там нет никаких проблем. Или же анализ может выявить, что для данного человека в данный период его жизни брак и вовсе не является подходящим состоянием. Или он может указывать, что необходимо предпринять все усилия для сохранения взаимоотношений. Но анализ не должен вставать на моралистическую позицию, согласно которой браки должны сохраняться. И очень часто браки должны быть не сохранены и по возможности распасться как можно быстрее.

Символический взгляд на жизнь

То, что психическое "имеет сказать" о своем состоянии и обстоятельствах, в которых оно пребывает, является не просто важным, но зачастую гораздо более важным, чем то, что поставляет нам сознательное мышление. Это имеет смысл, разумеется, если человек может воспользоваться подобной информацией. Человеческое бытие, движимое лишь коллективным, в психологическом смысле индивидуальным не является. Индивидуальность зависит от раскрытия своей собственной динамики и неукоснительного следования ей, а не в разгадывании загадок, засылаемых коллективным разумом. На этом пути человек начинает распознавать архетипические образы в себе самом и у других людей. Быстрее и легче у других, поскольку такие проявления легче обнаруживаются в проекции, то есть мы видим свои бессознательные характеристики прежде у других людей, все еще не осознавая их присутствие в нас самих.

Новая этика

Чем глубже мы распознаем внутреннюю игру архетипических элементов в нас самих и других людях, тем более реальным и возможным становится замена этики прошлого, - или, как ее назвал Эрик Ньюман, этики козла отпущения, - которая всегда видит зло в другом человеке, на новую этику, в которой целью жизни является целостность. Односторонняя фиксация на добре и благопристойности подавляет в человеке его темную сторону и заставляет ее пребывать в бессознательном, уготовляя тем самым путь для обратного внезапного прорыва этой темной стороны в сознание. Подобное рано или поздно случается, принося жестокость и разрушение. Такая тенденция видеть все разнообразие полярностей в виде вечных противоположностей соответствует старомодной этике козла отпущения: если человек убежден, что все хорошее располагается на одной стороне, а все дурное на другой, то очевидно, что он-то находится на хорошей стороне, а все не совпадающее с этой хорошей стороной оказывается пребывающим во зле. В своей книге "Глубинная психология и новая этика" Ньюман писал: "Окончательным устремлением старой этики было отделение, дифференциация и дихотомия, сформулированная в мифологической проекции Страшного Суда, в образе отделения овец от козлищ, добра от зла; идеалом новой этики, с другой стороны, является комбинация противоположностей в единой, стремящейся к единству структуре. Принципиальным в новой этике является не индивидуальное требование быть "хорошим", но обязательство становиться психологически автономным, иначе говоря, не заражаемым психологически".

Долгие годы советское общество было убеждено, что американский империализм является врагом нации, врагом советского народа, а американцы также были убеждены, что их враг - коммунизм, а мы представляем для них "империю зла". Взаимные теневые структуры возникали, проецируясь друг на друга. Пока любая политическая партия убеждена, что именно она ответственна за все "доброе" в государстве и обществе, она может подряжать свои теневые элементы для совершения преступных действий в отношении другой политической партии, и тогда мы будем иметь "ночь длинных ножей" или Соловецкие лагеря для врагов народа, Уотергейт или теракты в Чечне, Москве или Грузии. А человек, нанятый для убийства Троцкого, выступит в роли козла отпущения. Пока любая религия, любая раса, любая национальность убеждена, что Господь говорит только посредством ее веры, через ее культуру, мы будем продолжать иметь инквизицию и проблемы Приднестровья, Карабаха, Сараево.

Аналитическая психология предлагает путь постижения психического через самораскрытие; она дает потенциальную возможность постижения символического осмысления жизни и приобщения к этике психологической целостности как цели на пути личностного развития. В одном из документальных фильмов ("Лицом к лицу"), посвященных Юнгу, великий мастер врачевания души и мыслитель говорит: "Нам необходимо больше психологии. Нам необходимо большее понимание человеческой природы, потому что единственная реальная опасность, которая существует, - это сам человек. Он и есть та самая великая опасность, и мы с прискорбием оказываемся в неведении об этом. Мы ничего не знаем о человеке или знаем слишком мало. Его психическое следует изучать, поскольку мы сами являемся источником всякого преходящего зла".

» Войдите или зарегистрируйтесь для отправки комментариев