Валерий Мершавка Сказка "Колобок". Психоаналитическая интерпретация.

История неудачного психоанализа нарциссической личности

Прежде всего воспроизведем классический текст сказки из трехтомного собрания сказок А. Н. Афанасьева [1]:
 

36. КОЛОБОК 

      Жил-был старик со старухою. Просит старик: «Испеки, старуха, колобок». — «Из чего печь-то? Муки нету». — «Э-эх, старуха! По коробу поскреби, по сусеку помети; авось муки и наберется».

      Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки пригоршни с две. Замесила на сметане, изжарила в масле и положила на окошечко постудить.

       Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился — с окна на лавку, с лавки на? пол, по? полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше.

        Катится колобок по дороге, а навстречу ему заяц: «Колобок, колобок! Я тебя съем». — «Не ешь меня, косой зайчик! Я тебе песенку спою», — сказал колобок и запел:

Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон,
Да в масле пряжон.
На окошке стужон;
Я у дедушки ушел,
Я у бабушки ушел,
У тебя, зайца, не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только заяц его и видел!..

       Катится колобок, а навстречу ему волк: «Колобок, колобок! Я тебя съем!» — «Не ешь меня, серый волк! Я тебе песенку спою!»

Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон,
Да в масле пряжон,
На окошке стужон;
Я у дедушки ушел,
Я у бабушки ушел,
Я у зайца ушел,
У тебя, волка, не хитро уйти!

И покатился себе дальше; только волк его и видел!..

      Катится колобок, а навстречу ему медведь: «Колобок, колобок! Я тебя съем». — «Где тебе, косолапому, съесть меня!»

Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон,
Да в масле пряжон,
На окошке стужон;
Я у дедушки ушел,
Я у бабушки ушел,
Я у зайца ушел,
Я у волка ушел,
У тебя, медведь, не хитро уйти!

И опять укатился; только медведь его и видел!..

       Катится, катится колобок, а навстречу ему лиса: «Здравствуй, колобок! Какой ты хорошенький». А колобок запел:

Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон,
Да в масле пряжон,
На окошке стужон;
Я у дедушки ушел,
Я у бабушки ушел,
Я у зайца ушел,
Я у волка ушел,
У медведя ушел,
У тебя, лиса, и подавно уйду!

       «Какая славная песенка! — сказала лиса. — Но ведь я, колобок, стара стала, плохо слышу; сядь-ка на мою мордочку да пропой еще разок погромче». Колобок вскочил лисе на мордочку и запел ту же песню. «Спасибо, колобок! Славная песенка, еще бы послушала! Сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок», — сказала лиса и высунула свой язык; колобок сдуру прыг ей на язык, а лиса — ам его! и скушала.

Начнем с того, что Колобок – это сдобная пресная лепешка, – СЪЕДОБНАЯ лепешка, а это значит, что каждый, кто встречается с Колобком, хочет его съесть. На языке аналитической психологии, это значит, что у его визави формируется констелляция «комплекса пожирающей матери». В этом не приходится сомневаться, так как, прежде всего этот комплекс констеллируется у престарелых родителей колобка, старика и старухи, собравшей остатки психической энергии «..по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки пригоршни с две…». И, как известно из сказки, родители, и, прежде всего мать Колобка, являются пожирающими, а потому «личность» Колобка становится нарциссической.

Дальнейший сказочный сюжет может служить символической иллюстрацией неудачного терапевтического процесса нарциссической личности. Первые три фигуры психотерапевтов – заяц, волк и медведь, – мужские фигуры, и у каждой из них при встрече с колобком констеллируется агрессивный комплекс пожирающей матери. Причем, эта констелляция происходит при контрпереносе терапевта на нарциссическую личность Колобка.

Чтобы лучше понять этот процесс, обратимся к воспоминаниям М. Хана о психоаналитике Дональде Виникотте [2] и посмотрим на данный процесс глазами этого выдающегося психоаналитика:

«Регрессировавший пациент близок к переживанию заново воображаемых и всплывающих в памяти ситуаций; повторное проигрывание мечты может оказаться средством обнаружения того, что является нужным…» [3]
 

Действительно, вспомним песенку Колобка:

«Я у дедушки ушел,
Я у бабушки ушел…» 

И с каждым новым «терапевтом», этот список удлиняется. А теперь, о главном: почему Колобку удалось уйти от зайца, медведя и волка и почему его постигла неудача при встрече с лисой. Чтобы это понять, снова обратимся к Хану и Винникотту: 

Схематическое описание Винникоттом протекающих процессов выглядит следующим образом:

"1. Создание рамок, способствующих доверительным отношениям.

2. Регрессия пациента на ступень зависимости при надлежащем учете связанного с нею риска.

3. Пациент достигает нового понимания собственной Самости, прежняя Самость растворяется в целостном Я. Новое продвижение отдельных процессов, которые оказались приостановленными.

4. 'Размораживание' ситуации фрустрации, обусловленной внешним миром.

5. С новой позиции сильного Я теперь ощущается и выражается гнев по поводу прежней фрустрации, обусловленной внешним миром.

6. Возвращение регрессии на ступень зависимости при надлежащем продвижении в направлении независимости.

7. Инстинктивные потребности и желания могут теперь реализоваться с настоящим душевным подъемом и настоящей жизненной силой" [4]

Наверное, теперь стоит еще раз перечитать текст сказки, чтобы увидеть, как точно выполняются все семь пунктов в отношениях Колобка с преходящими и приходящими терапевтами («У тебя, волка, не хитро уйти!», «Где тебе, косолапому, съесть меня!»).

И все же Колобок уступает лисе. Почему же это происходит? Снова обратимся к Хану и Винникотту:

В этих отношениях [аналитика к регрессировавшему пациенту] особой проверке на прочность подвергаются так называемая чувствительность к контрпереносу и способность аналитика контролировать возникающие у него чувства. Эту проблему Винникотт подробно обсудил в статье под называнием "Ненависть при контрпереносе" (1947). Я хотел бы привести здесь лишь один важный фрагмент: "Когда аналитика справедливо упрекают в эмоциональной жестокости, он должен быть заранее к этому подготовлен, ибо он обязан с терпением относиться к тому, что оказывается в такой ситуации. Прежде всего, ему нельзя отрицать ненависть, существующую в нем самом. Ненависть, оправданная в данной ситуации, должна быть отсортирована, сохранена и держаться наготове для возможной интерпретации" [5]. 

И заяц, и волк, и медведь, обращаются к колобку с такой же нескрываемой агрессией при контрпереносе, с которой к нему относились его собственные родители: «Колобок, колобок! Я тебя съем». В результате все семь упомянутых выше пунктов не выполняются, ненависть Колобка к пожирающей матери встречается ответной агрессией «пожирающей матери», находящейся в каждом из этих терапевтов.

С лисой все происходит совершенно иначе. Во-первых, она встречает Колобка совсем по-иному: «Здравствуй, колобок! Какой ты хорошенький». Но тот продолжает отыгрывать свою ненависть при переносе:

   « ………………….

   Я у дедушки ушел,
   Я у бабушки ушел,
   Я у зайца ушел,
   Я у волка ушел,
   У медведя ушел,
   У тебя, лиса, и подавно уйду!»

Но у лисы хватает терпения и хитрости скрыть свою ненависть при контрпереносе. За объяснением этого феномена снова обратимся к выдающемуся психоаналитику: 

«Винникотт полностью понимал, какую огромную неблагодарность проявляет пациент в момент регрессии к своей потребности и что на эту неблагодарность при переносе следует отвечать не сочувствием или интерпретациями, а только дозированной ненавистью. Если ненависть при контрпереносе отрицается, то клинические отношения, как правило, вырождаются в лесть и досаждающее сочувствие пациенту или в "затыкание" пациента многословными интерпретациями, которые только оскорбляют пациента и еще больше усиливают его неспособность» [2].

Собственно говоря, в сказке все так и происходит. Лесть лисы (скрытой «пожирающей матери») создает те самые рамки мнимых доверительных отношений («Какая славная песенка! — сказала лиса. — Но ведь я, колобок, стара стала, плохо слышу; сядь-ка на мою мордочку да пропой еще разок погромче». Колобок вскочил лисе на мордочку и запел ту же песню. «Спасибо, колобок! Славная песенка, еще бы послушала! Сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок»). Дальше пожирающая мать выполняет свою функцию.

Надо сказать, что есть еще одна, наверное, самая известная в психоанализе сказка, которую не пытался интерпретировать только ленивый. Разумеется, речь идет о знаменитой «Красной Шапочке» Шарля Перро. Так вот, финал этой сказки является точно таким же, даже в деталях. Я напомню его: 

«Вошла девочка в домик, а Волк спрятался под одеяло и говорит:

– Положи?ка, внучка, пирожок на стол, горшочек на полку поставь, а сама приляг рядом со мной. Ты верно очень устала.

Красная Шапочка прилегла рядом с волком и спрашивает:

– Бабушка, почему у вас такие большие руки?

– Это чтобы покрепче обнять тебя, дитя мое.

– Бабушка, почему у вас такие большие глаза?

– Чтобы лучше видеть, дитя мое.

– Бабушка, почему у вас такие большие зубы?

– А это чтоб скорее съесть тебя, дитя мое!

Не успела Красная Шапочка и охнуть, как злой Волк бросился на нее и проглотил с башмачками и красной шапочкой».[6]

Очевидно, здесь на символическом языке речь идет о точно таком же клиническом случае: лести пожирающей матери при контрпереносе. Возможно, в отличие от Колобка, здесь присутствует еще и эротическая составляющая («…приляг рядом со мной. Ты верно очень устала. Красная Шапочка прилегла рядом с волком…»), которая в данном случае, на мой взгляд, не является основной. Разумеется, эти «психоаналитические» сказки являются лишь иллюстрацией отношений зависимости регрессировавшей нарциссической личности от его партнера с ярко выраженным комплексом пожирающей матери и роли лести в этих отношениях. Психоаналитические отношения лишь помогают нам понять динамику межличностных отношений, а сказочный материал предоставляет прекрасную возможность без ущерба для пациента проиллюстрировать всю сложность отношений зависимости при переносе и в отношениях между людьми, и в психоаналитических отношениях.
 

[1]  А. Н. Афанасьев, «Народные русские сказки» в 3-х томах, т. 1.

[2] "Энциклопедия глубинной психологии: Т.3. Последователи Фрейда". М. Хан. «Творчество Д. Винникотта»

          [3] Winnicott, D. W. (1958) Review of The Doctor, His Patient and the Illness by M. Balint. Int. J. Psycho-Anal., p. 288

          [4] Ibid., p. 277.

          [5] Ibid., p. 196.