Клинический случай Натана Шварц-Салана

Натан Шварц-Салана
( лекция № 3 )


Аналитическая психотерапия пограничных состояний.
Клинический случай

Размещено с разрешения Н. Шварц-Саланы специально для "ЮнгЛенда." Редактура - к.п.н., Анны Разумовой, руководителя психологического центра «Линии жизни»(www.llife.ru)

Сейчас я хочу представить случай, это один из сложнейших случаев, благодаря которым некоторые из идей, о которых я вам говорил, и появились. Это мужчина, которого я буду называть Эдам. Эдам был невероятно умен, и у него было много талантов. Ему было 38 лет. Он пришел в терапию по нескольким, явно обозначенным причинам. Он делал карьеру, в которой его интеллектуальные и творческие дарования были задействованы, и он жаловался на отсутствие какой-либо цели в жизни и отсутствие каких-либо затрагивавших его обязательств. Кроме того, он пришел на терапию ко мне, потому что его предыдущий терапевт, с которым он работал десять лет, умер. Он очень любил этого человека и говорил о нем очень возвышенно. И все это заставило меня чувствовать себя очень незначительным, но мне было интересным, что происходило, потому что казалось, что его состояние было ничуть не лучше, чем тогда, когда он начал эту терапию. Это была просто промелькнувшая мысль на первой сессии. Другие люди проживали свою жизнь достаточно успешно, а он нет. И это при том , что он был очень привлекательным, умным человеком, интересной личностью, с которой изначально мне было очень приятно иметь дело. Главной темой его жизни была интенсивная озабоченность моральностью, моральным поведением. У него были навязчивые действия, он навязчиво думал о всяких разных действиях направленных к нему других людей, прошлых или настоящих. Тех действиях, которые он часто находил аморальными. А также его очень сильно беспокоило собственное поведение, и он был очень сильным критиком самого себя и собственных действий. На этот момент я мало знал о пограничности. И одна из причин, по которой я написал книгу о пограничности, – желание сделать самосупервизию на эту тему. Но в ретроспективе некоторые серьезные симптомы пограничности можно было заметить с самого начала. В частности отсутствие самости, он не видел никакой цели, не видел в себе ничего хорошего. Однако когда он говорил о моральном поведении, это мне показалось несколько странным. Странным именно этой своей сильной навязчивостью .Он был буквально погружен в нее. Он мог долгие часы проводить в одиночестве, задавая себя вопросы о том, почему какой-то человек повел себя с ним именно так, как повел. Он чувствовал себя эмоционально парализованным . Он не способен был продвинуться во взаимодействии с каким-то другим человеком, чья злонамеренность была уже хорошо к этому моменту ясна. Почему он не ответил ему так-то и так-то. Он часами сидел и размышлял об этом. Меня удивляло, откуда у него оставалось время на работу вообще. Однако он работал адвокатом, юристом и считался хорошо востребованным специалистом. Поначалу мне казалось, что Эдам страдает от нарциссического расстройства личности и имеет идеализированный перенос, смешанный с динамикой эксгибиционистской грандиозности,- все это присутствовало,- и эта смесь идеализации и зеркального переноса часто является симптомом присутствия пограничности, потому что переносы не отделились, не сепарировались. И в этой смеси переносов у меня было ощущение, что я должен дать ему ответы, у меня должны быть ответы для него. И это частая контрпереносная реакция. Мои реакции и отклики обычно очень хорошо им принимались. Но, тем не менее, присутствовало дискомфортное ощущение или чувство, что он изо всех сил пытается быть открытым со мной, и что он очень вежлив. Я не работал с этим, потому что я очень сильно надеялся на то, что переносы сепарируются и станут более связными . Но это чувство было очень неустойчивым и некомфортным с самого начала, и это очень часто характерно для пограничных личностей. Очень сильные переносы и контрпереносы начинаются мгновенно сразу же. Есть история о двух обучающихся аналитиках в Лондоне, один из этих аналитиков фрейдист, а другой кляйнианец. И, как мы знаем, кляйнианцы всегда имеют дело с проективной идентификацией. И обучающийся кляйнианец говорит обучающемуся фрейдисту: «я лучше приду вовремя или мой аналитик начнет анализ без меня». Проективная идентификация так сильна в пограничной личности, что о ней есть сообщение даже в первом телефонном звонке, в котором они договариваются о встрече. Иногда пограничные черты потом прячутся и оказываются подспудными, и вы можете считать, что вы имеете дело с обсессивно-компульсивным типом личности, а потом в какой-то момент пограничные черты внезапно вновь всплывают. В данном случае черты пограничности с самого начала присутствовали. Из-за этого не было разделения на две части нарциссической фазы. И вскоре обнаружилось, что сама нарциссическая фаза не что иное, как защита от пограничности.

Следующее размышление над моей работой; появилось ложное интерактивное поле, которое всегда присутствует в работе с пограничной личностью в той или иной степени. И это поле чрезвычайно сложно понять, постичь. На самом деле компульсивность и навязчивость с моей стороны выражалась в том, что отыгрывался паттерн несвязности. И эта картина несвязности выражалась в том, что было много разговоров и недостаточно много рефлексии. И это навязчивое желание отыгрывать восходит к седьмой картинке (розариум философорум), в которой нет соединения и связи с душой. Но в этом навязчивом желании что-либо говорить, мое наблюдающее эго было практически стерто, а также, и его наблюдающее эго тоже было почти стерто. В такие мгновение все взаимодействие между нами и все мои попытки привнести связность сознания в сессию приводили к одному результату, результатом была только боль. Вы понимаете. Что в эти мгновения я не заботился о себе, я даже не думал об этом, это было 25 лет назад, и я не знал, как это делать. И меня тянуло просто дальше неким полем, в котором не было связи между нами. Я чувствовал лишь давление на себя, я хотел сделать все правильно. Тяжело было сидеть тихо, я пытался давать интерпретации, и малейшая рефлексия показывала, насколько пустые эти интерпретации. И в эти мгновения, как я уже сказал, саморефлексии у меня практически не было. Однако я продолжал комментировать, говорить, чувствуя пустоту и глупость сказанного, надеясь, что-то, что я говорю, будет воспринято и понято. Поскольку пациент пытался быть искренним и правдивым, даже ценой консенсуса между нами, этого никогда не происходило, он слишком долгие годы страдал от того, что его интеллектуальные и творческие дарования были фрустрированы. Также раньше в его жизни были неудачные терапевтические опыты, поскольку, когда умер его любимый аналитик, он попытался до меня прийти еще к нескольким терапевтам ,а перед этим любимым аналитиком был еще какой-то. И этих отрицательных опытов было слишком много, поэтому сложно было себе позволить, чтобы неудачей оказался и опыт анализа со мной. Говоря все это вам, я надеюсь, что это срезонирует с каким-то из ваших опытов. Потому что когда я работаю, читаю работы других людей и думаю: «Ага, это тоже, что и я испытывал.» В другом случае бесполезно читать чьи-либо работы, и именно поэтому я верил, что Эдам - правдоискатель, а он был лжецом. Лжецом, которому едва удалось выжить. Выжить в чем? Это не так легко описать. Хотя я могу сказать, что вскоре после этого как началась наша работа, и сила его нарциссических переносов уменьшилась, наши бессознательные психики смешались таким образом, что такая очень сильная и беспокоящая энергия поля, и это бушевание поля установились на таком уровне, что препятствовали и блокировали мою способность размышлять. Когда он приходил после краткого периода оптимизма и после некоторой связи, которая все уменьшалась и которая соотносилась с нормальной частью личности, оптимизм говорил о том, что хорошая работа может продолжиться, но очень быстро я чувствовал себя в эмоциональной и физической катастрофе. Никакой внутренней энергии не оставалось. Если бы я что-нибудь знал об этом в то время, я бы понял, что я переживаю его мертвую самость, но я этого не знал. И мне стало очень трудно, трудно оставаться самим собой, в собственном теле и быть с ним. Я пытался, но вместо этого я расщеплялся, тело и разум отщеплялись друг от друга. Я чувствовал какую-то необходимость говорить обычно, то есть, другими словами, действовать, а не быть. Часто у меня возникала сильная проблема, чтобы вынести отсутствие контакта между нами и нередко я боялся этого человека. Временами мне казалось, что он может ударить меня. Но моя обычный конфликт заключался в моей вере в то, что он повязан с правдой, тогда как я лгу. И это утверждение не сильно менялось со стороны Эдама, поскольку он тоже был в состоянии внутреннего бушевания, он тоже подвергался внутренним страданиям, которые имели отношения к тому, что он был раздираем изнутри собственной ложью. Особенно сильно было отрицание и недоверие к собственному восприятию с его стороны. Более года на сессиях была только маргинальная связь между нами. Мы встречались дважды в неделю, мы оба делали многочисленные попытки создать чувство связанности между нами, я бы сказал, отчаянные попытки. В течение этого времени моя работа с Эдамом лучше всего описывается словом «выживание». Я не очень-то хорошо выживал, но достаточно хорошо для него, чтобы продолжать. Каждое слово, которое я использовал, каждый способ выражения, который я выбирал, подвергался тщательному анализу и критике с его стороны. И в этом процессе Эдам стал демонстрировать растущий альянс между нами, и мое маргинальное выживание, похоже, возымело какое-то хорошее действие. Однажды он рассказывал мне о том, что он читал, он читал какую-то кляйнианскую литературу, как мне кажется, это была работа Донны Мертис, и к моему удивлению он задал мне вопрос о природе нашей бессознательной пары. На мой взгляд, это олицетворяло серьезный сдвиг в его психике, на последующих сессиях я был более способен рефлексировать с помощью воображения. И у меня появилось нечто, что оказалось значимым для нас обоих, это была пара, которая стремилась к отсутствию союза. И это хорошо видно на седьмой картинке Розариума. В те моменты, в которые мы были способны разговаривать о бессознательной паре, я пытался верить или верил, что мы хорошо связаны друг с другом, но на самом деле между нами не было общения и коммуникации. Потому что одно дело говорить о поле, в котором нет союза, а другое дело уважать его. Это отсутствие союза оказывалось осознанным, по мере того как мои интерпретации и моя речь застревали. И мне становилось все более ясно, что я говорю с ним лишь для того, чтобы избежать собственной боли пустоты отчаяния и чувства импотенции. Естественно это были все качества проективной идентификации, которые я был не способен переварить. Солнце и луна были для меня слишком затемнены, на том моем уровне опыта и знаний. И мое намерение пребывать в диссоциации и говорить было столь великими, что мы с таким же успехом могли бы разговаривать с разными людьми. В других случаях, которые были с тех пор, как я проработал с Эдамом, я научился уважать это поле и называть его по имени. И не отыгрывать его, но в случае с Эдамом я потерпел неудачу в этом. В Розариуме есть комментарии к этим картинкам, и как я уже упоминал, комментарии были добавлены позже, комментарии к этой картине говорит: «Возьми разум, возьми мозг и размочи его в резком уксусе или детской моче до тех пор, пока он не потемнеет, и с этим придет исцеление». Вымачивание моих мозгов в резком уксусе,
Это прекрасная метафора того, как я чувствовал себя с Эдамом. Многие из его ночей были проведены в попытках восстановиться после наших сессий, сессии, которые тормозили его способность мыслить и оставляли его в полнейшем замешательстве и злости. Тем не мене Розариум говорит нам о том, что в этой картине есть свой смысл, смысл есть, поскольку душа возносится для того, чтобы просветиться. Но при нормальном, рациональном уровне сознания это будет последнее, что вы почувствуете. Однако такого рода инсайты и осознания могут быть очень полезны.

Итак, на протяжении многих и многих очень сложных сессий природа нашей проблемы обрисовалась более ясно, наше взаимодействие было структурировано бессознательной парой, чьи интенсивные и насыщенные конфликтующие желания заключались в том, чтобы не сформировать союзы. При этом каждая из частей пары пыталась действовать по отношению к другой посредством лжи и злобной зависти. И основная ложь заключалась в том, что связь между нами есть. Одновременно два образа, которые заключались в этой паре, которые составляли эту пару, были связаны очень сильно. Он не мог отделиться от меня и рефлексировать, пока мы были вместе, я не мог отделиться от него и рефликсировать и пребывать со своим внутренним миром. Идеи, которые я позднее назову комплексом слияния еще не пришли мне в голову. Но это сочилось и проникало в поле, и это очень сложное качество. Но мы могли иногда узнать его между нами, и он оказался способен продолжать.

Будучи маленьким ребенком Эдам переживал похожие чувства по отношению к своим родителям, динамика его чувств была похожа на динамику этой диады. Он постоянно чувствовал себя наказанным за лживые намерения, в которых его подозревали . Говоря ему о том, что они видят его лучше и откликаются на его интересы, они ему врали и Эдам чувствовал, что они ему лгут, но тем не менее они продолжали настаивать на этих ложных заверениях. И таким образом у него было некое подлинное видение, которое он стремился отрицать. И частью моей работы с ним было умение ценить ту правду, которую он видит во мне. То и дело его приводило в замешательство и путаницу небрежное отношение родителей друг к другу. И деструктивный способ, которым они обманывали его. И это было видение маленького мальчика в возрасте двух, трех, четырех лет. И на протяжении юности эти ощущения продолжались. И совершенно очевидно, что родители внесли свой вклад в эту бессознательную диаду. Юный, умный и невероятно чувствительный ребенок искренне говорил им снова и снова о их поведении, и его постоянно выбрасывали из него самого, выталкивали, он постоянно оказывался вне себя из-за того, что понимал, что его слова не имеют никакого позитивного результата и он терялся, терял себя на этом. Единственным результатом было то, что это работало против него в виде гнева его отца или жертвенности его матери. И вы можете прекрасно заметить как эта пара,- гневный отец и жертвенная мать,- составляли часть нашего бессознательного поля. Обычно он гневался на меня, а я страдал как мученик. Однажды, когда мы были вместе, я мельком взглянул на часы, чтобы посмотреть который час, и он спросил: «Почему вы так со мной?» Мой непосредственный импульс был ответить: «Да, я просто посмотрел на часы, чтобы посмотреть сколько времени осталось нам»,- но по крайней мере в тот момент я был способен остановиться и поразмыслить, почему я так не сказал, и в этот момент я почувствовал, в чем была правда, потому что я ненавижу тот способ, которым вы себя со мной ведете. И он почувствовал облегчение при этом. И он сказал: «Я даже не понимаю, как по иному вы могли бы отреагировать». Итак, у меня были моменты откровения, но их было не очень много. Возможно, их было достаточно, чтобы работа продолжалась. Для того чтобы выжить, родительская диада должна была быть отщеплена от его нормальной функционирующей личности и эта диада после того, как мы осмыслили это, вступила в наше поле и начала заведовать процессом. В каком-то смысле у меня развился контрпереносный психоз, и это проявлялось в том, как я себя вел, а также, это был переносный психоз с его стороны. И в этом ни один из нас не был способен видеть реальности другого. И в терапии пограничных личностей, если в нее привлечена психотическая часть, непременно будет проявляться переносный и контрпереносный психоз.

Затем у него был сон, в котором он и другой мужчина, по ассоциации это был я, летели в самолете низко над землей, и вид на землю был хороший. Сначала этот другой мужчина был пилотом самолета, потом он научил Эдама вести самолет самого. Так что на этот момент казалось, что анализ базировался на взаимном сотрудничестве. И мы видим творческую пару в самолете, но она в самолете, это еще не воплощено. Но я подумал, что в самом деле речь идет о растущем альянсе. Но вскоре после сна я вновь с удивлением обнаружил, что он снова в большом возбуждении и обуреваем сомнениями по поводу меня и анализа. Потому что я не прислушался к тому, что на самом деле почувствовал в поле между нами, я с энтузиазмом принялся за сон, и он сказал , что это сводит его с ума. Я спрашивал себя, почему я свожу его с ума, и во всем, что он говорил, я пытался найти то, в чем он прав, а не в чем ошибается. И, на мой взгляд, искусство взаимодействия с пограничным пациентом, это видеть, где видение пациента правильно. Когда я представляю случаи пограничников аналитикам из различных сообществ, я часто обнаруживаю, что у аналитиков с этим сложности, потому что они говорят, что этот пациент искажает реальность. И многие аналитики, имеющие дело с пограничниками, говорят, что вы должны конфронтировать искажения реальности, что очень просто с пограничниками, по крайней мере гораздо проще, чем попытка увидеть, где они правы. Но, только собирая те моменты, в которых они правы, только таким образом пациент может воссоздать свое имагинативное видение, тот взгляд, который был убит в детстве. Конечно, это вызывает паранойю, но это не важно. Терапевт должен быть способен действовать, веря, что где-то он может доверять пациенту.

На самом деле вам нечего терять. Однако мое желание увидеть сон на самолете, как позитивный, если использовать его фразу, которая показалась мне неприятно правдивой, было вновь действием с плохой верой. Он был очень умен. То есть, пациент сказал, что попытка интерпретировать этот сон как положительный, была со стороны Натана (Шварц-Салант) еще одним действием, исходящим из дурной веры. Когда я почувствовал это отсутствие союза, разъединенность, несвязанность, я обнаружил нечто очень беспокоящее в себе самом. Но по мере того, как мы начали работать над этими сложными ощущениями в поле, мне пришлось осознать, и я на самом деле понял это, что я вовсе не был жертвой поля. Я выбрал отсутствие союза, и здесь был задействован неморальный выбор. Я не сомневаюсь в том, что моя тень участвовала в этом, для того чтобы наказывать его за то, что я чувствовал себя наказанным им. Но человек, подобный ему, на самом деле хочет лишь правды. И поэтому, если я могу присвоить эту правду, правду этого момента, то он почувствует облегчение, потому что он увидит это. Он видел это до того, как я это заметил. И таким образом терапия начала становиться более и более устойчивой, по большей мере через признание его восприятия. Ему стало лучше, он стал лучше функционировать, он начал собирать себя, восстанавливать чувство самости.

В мифе об Озирисе, мертвом боге, Озирис должен быть воскрешен. Это период в течение девяти дней, который называется праздником печали, в течение которых люди посвящают много эмоций Озирису, они восклицают «Восстань Озирис! Восстань бездвижный! Поднимись с левой стороны, с той стороны, куда бог Сет выбросил тебя». Есть иной способ воскрешения Озириса, потому что он получает обратно через бога-героя Гора, получает свой глаз, который вырвал Сет. И в других изложениях мифа именно благодаря возвращению глаза Озирис воскресает. Тот факт, что в египетском мифе присутствует этот центральный образ, речь идет о культуре, которая существовала три тысячелетия и возможно была одной из самых высоких культур, которые мы когда либо знали. Безусловно, он говорит нам о том, что во всех из нас есть эти черты стремления к умиранию по мере того, как мы подвергаемся со стороны собственного гнева и деструктивных эмоций, которые символизированы в фигуре темного бога Сета. И мы все нуждаемся, чтобы это воскрешение произошло. И это нормальное состояние. А пограничные личности оказываются страдальцами за всех нас, потому что в этом человеке это состояние хроническое и этот человек не в состоянии продолжать жить до тех пор, пока оно не изменится. Не изменится через возродившееся видение. На мой взгляд, другие подходы к пограничной личности, те подходы которые всегда пытаются конфронтировать искажения реальности, например, когда пациент расщепляет мир на абсолютно хорошие и абсолютно плохие объекты,- эти подходы пытаются создать способность к репрессии, а способность к подавлению не очень велика в пограничной личности. Это достижение, к которому он еще не подобрался, так как остановился на более примитивных защитах. Однако, если мы учитываем самость в юнгианском понимании, а для Юнга это внутренний центр, в котором присутствует собственная нуминозность, таким образом она связана на самом деле с трансцендетной самостью. В Египте это связь между Озирисом и богом солнца Ра, и если мы осознаем, что человек подобен этому, то подход с точки зрения искажения реальности оказывается весьма мало полезным, маргинальным. Может он и необходим, но недостаточен. Вместо этого, как я попытался показать вам на этом случае, должна быть привлечена в работу психотическая часть и переносы и контрпереносы таким образом, чтобы, в конце концов, видение пациента начало путь искупления. Если мы перейдем к десятой картинке, (Ребис) , мы с Эдамом в каком-то смысле чего-то достигли на этом этапе. Ребис может олицетворять гармоничное поле совместной работы, я не претендую на большой успех, но некоторая часть от этого была достигнута.