Предисловие

Лев Хегай

Короткий, но очень емкий обзор известного юнгианского аналитика из Лондона Кеннета Ламберта безусловно является одним из лучших в юнгианской литературе по теме индивидуации. Его взгляды служат примером максимально широкого комплексного подхода, интегрирующего идеи Юнга с представлениями Фрейда о стадиях психической организации (оральная, анальная и т.п.) и с теорией Мелани Клейн о движении от параноидно-шизоидной к депрессивной площадке. Он перекидывает мостик от психологии самости, на которой больше акцентированы сторонники Юнга, к более клинически ориентированной психологии эго. В традициях лондонской школы в аналитической психологии его больше интересуют реконструктивные моменты в аналитической практике. В результате концепция индивидуации выступает в новом свете в контексте непрерывного процесса психической дифференциации. Достижение индивидуации может быть лишь ситуативным и относительным и проявляется скорее как углубление того, что есть, в «самое себя», как моменты изощренности, детализированности и сложности.

Отметим лишь несколько точек зрения, не упомянутых в этой статье. Знаменитая ученица Юнга, его ближайший друг и соратник Мария Луиза фон Франц, как и ее сторонники больше стремились воспроизвести духовный путь самого Юнга и унаследовали его акцент на сновидениях и знании мифологии. Для них индивидуация - это своего рода личная программа духовного и религиозного развития. В процессе ее реализации происходит делание бессознательного сознательным, реализация Самости - своего божественного трансцендентного центра через последовательную встречу с архетипами персоны, тени и анимы (анимуса), т.е. через узнавание и принятие себя, открытость возможностям в противоположном поле, движение к цели жизни. Этот подход к аналитической психологии как к философии жизни, возможно, как к современной школе древней мистической традиции, близок многим сильно интровертированным людям, обладающим визионерскими способностями. С другой стороны Джеймс Хиллман - лидер архетипической психологии - считает такую индивидуацию следствием монотеистической модели мышления и продуктом одного архетипа, с которым сцеплены идеи развития, прогресса и порядка. Поэтому он говорит об индивидуации не в смысле обретения целостности и становления единым, а о множественности индивидуаций, исходящих от наших внутренних множественных личностей, имеющих целый пантеон собственных богов, которым они поклоняются. Т.о. он видит цель индивидуации как способность к свободному движению в параллельных мирах архетипических мифов.

Кеннет Ламберт

Впервые опубликовано в Lambert, K. (1981) "Analysis, Repair and Individuation", London, Karnac Books

Заглавие этой книги – Анализ, выздоровление и индивидуация – предполагает, что индивидуация, рассматривают ли ее как процесс или как конечный продукт, при всей ее спонтанности, все же не свободна от повреждения или потенциального нарушения. Однако юнговское описание индивидуации не лишено неясностей и неразрешенных вопросов. Таким образом, хотя для большинства аналитиков характерно видеть своих пациентов как очень индивидуальных людей, несомненно, неординарных, вероятно, сложных, даже выдающихся (т.е. обладающих явным или скрытым талантом), это не означает, что, следовательно, они обязательно будут индивидуированными людьми в юнговском смысле этого термина.

Процесс индивидуации по Юнгу.

Концепция Юнга широка и может быть четко прослежена в трех основных темах: дифференциация индивидуального от коллективного, взаимоотношения индивидуума и коллектива, природа и условия развития индивидуации как таковой.

Во-первых, Юнг делает акцент на индивидуации как на процессе образования и специализации индивидуальной натуры, который дифференцирует ее от общей коллективной психологии. Этот процесс он описывает как "естественную необходимость", открытую искажениям как в сфере психологического, так физического или физиологического. Из-за того, что этот индивидуальный аспект специально не рассматривают, хотя он имеет априори свои основания в психике, Юнг использует сильные выражения для описания любой фрустрации, которую он может встретить. Любое снижение до уровня коллективных стандартов, он пишет, может быть "вредным для витальности индивидуума" и "искусственной задержкой" (Юнг. 1921, с.448). Хотя коллективное иногда может представлять угрозу индивидуальному, последнее гораздо чаще рассматривается в смысле дифференциации, чем противопоставления коллективу (возможно, это оптимистически обозначенная цель в свете последних событий в Европе).

Во-вторых, определяя индивидуацию через ее отношение к коллективному, Юнг делает акцент на ее комплементарной природе и взаимной зависимости. Жизнеспособность общества зависит от существования здоровых индивидуумов внутри него. В противоречии с этим индивидуум зависит от поддержки коллектива и нуждается в соблюдении определенного минимума коллективных стандартов. В защиту этого Юнг (возможно, благодаря своему швейцарскому происхождению) использует бытовое сравнение, что "растение должно суметь вырасти в горшке, в который его посадили". Он далее делает вывод, что индивидуация ведет к чувству сильной и универсальной солидарности – не к простой изоляции. Но если индивидуальность поведения возводится в норму, то происходит острый конфликт с коллективными нормами, и становится привычным то, что Юнг называл индивидуализмом. Однако, в конце концов, раз индивидуация обязательно ведет к естественному признанию коллективных норм, Юнг приходит к заключению, что "чем больше жизнь человека пронизана коллективными нормами, тем более аморален индивидуум". (Юнг. 1921, с.449).

Описанная нами концепция индивидуации Юнга вытекает из его утверждений в "Психологических типах", материал для которых он собирал в течение первых двух десятилетий этого века. В свете последующих социально-политических событий стали менее приемлемыми его замечания о взаимоотношениях между индивидуальным и коллективным. Например, "горшок" (в Юнговском смысле этого слова) в прошлом был часто обречен на неизбежное опустошение. Ситуации повторяются, и не только в первобытных культурах, в которых индивидуумы находились под давлением идеологически навязанных установок, не принимавших в расчет реальные потребности развития; особенно заметно это выражалось у детей и молодых людей. Очевидно, многое зависит от того, как потребности этих незрелых людей понимаются теми, кто находится в позиции авторитетов. Например, авторитет может слишком много делать ради сохранения своего контроля над другими, а не для роста и проявления истинной природы молодого человека, что соответствовало бы первоначальному значению слова "авторитет". Это старая проблема "грубой штамповки" вместо улучшения личных отношений между индивидуумом и людьми, занятыми его "опекой" в рамках семьи, школы, общества, психотерапии и т.п. Все зависит от огромной воли коллектива быть достаточно открытым для подстройки к большому разнообразию людей и даже от способности сохранять определенный динамизм и адаптироваться к изменениям того сорта, которые могут быть вызваны позитивными сторонами социальной критики (см. Ламберт, 1980).

Третья группа идей по поводу индивидуации как таковой выросла у Юнга по мере того, как его мысли разрабатывались с годами. Он все больше концентрировался на идее психологической индивидуальности как "индивидуального отдельного неделимого единства или целостности" (Юнг, 1963, с.352). Об этом отдельном, гомогенном уникальном бытии не следует думать как об изолированном, но как о глубоко вовлеченном в конкретные человеческие ситуации. Оно должно быть уникальным выражением в особенных и личных границах того общего, что человек разделяет с коллективом. Юнг связывал это с разворачиванием изначального потенциального паттерна целостности в человеке. Фразы, использованные им для описания этого процесса включали "высшую реализацию врожденной идеосинкразии живого существа" и "оптимальное развитие целостного индивидуального человеческого бытия" (Юнг, 1934 ). Конечно, эту концепцию можно понимать неправильно, как чрезмерное противопоставление личного и коллективного в индивидууме, как если бы две отдельные и абстрактные целостности находились в состоянии взаимного антагонизма, которое требует какого-то разрешения, но я не думаю, что таково было намерение Юнга. Отдельная личность обладает психосоматическими составляющими и потенциальностями, которыми обычно обладают и все человеческие существа в тех группах, которым они принадлежат.

Это относится и ко все расширяющимся кругам семьи, сообщества, нации или расы, и к человечеству в целом. В то же время каждый из этих факторов выразим в более или менее индивидуализированной и персонализированной форме. Кроме того, именно в целостном и интегрированном человеке этот индивидуализированный и персонализированный фактор выражен в высшей степени интенсивно. Более того, когда спрашивают, как можно достичь такой интеграции, ответ Юнга подчеркнул бы бессознательную потенциальность внутри личности, которая спонтанно организует множественные инстинкты, тенденции и оппозиции в личности в уникальное и осмысленное целое. Юнг считал, что он привел достаточно доказательств, чтобы об этой целостности размышлять как о врожденной силе самости, а не как об усилиях эго-сознания. Для него функция последнего состояла в выходе на границы с этими объединяющими процессами и в том, чтобы, не теряя остроты осознавания, действовать в согласии с ними по мере их проявления.

Результат этого процесса интеграции Юнг обозначил как индивидуацию, в которой индивидуум переживает новое равновесие и новый центр, придающие личности новое и более прочное основание.

Мы уже описывали, каково будет это субъективное переживание у индивидуума. Наблюдатель снаружи может различить знаки этой интегрированной индивидуации в другом человеке. В таком случае поведение человека не ощущается как фрагментированное противоречивыми конфликтами и расщеплениями. Наблюдатель воспринимает его, как пребывающего в контакте с собой, какой он есть на самом деле (никогда как простое подражание другим) и, в принципе, как способного с психологической точки зрения воспринимать других такими, каковы они есть на самом деле. Такой человек видится подлинным во всех своих поступках как целостный человек и никогда как слишком покладистый или явно самонадеянный, или слишком неуверенный в себе. Его воспринимают как свободного от навязчивой потребности быть высоко "индивидуальным" и "особенным". Его уверенность в себе и судьба не основаны на подавлении тревоги или сомнений. Такие люди имеют прочное чувство способности к выживанию и поэтому могут чувствовать относительную безопасность в разнообразных ситуациях и различных социальных условиях.

Поздние развития в теории индивидуации.

После того как Юнг сформулировал теорию индивидуации, большая работа была проделана в Англии (под влиянием Фордхама, Редферна и др.) над неизбежными вопросами, поднимаемыми этой концепцией. Центр этой дискуссии вращался вокруг времени индивидуации, ее фаз, включенных в нее действительных конкретных психологических процессов. Прежде чем дать описание более свежих работ, было бы желательно перечислить некоторые дискретные элементы наблюдений и теории, использованные Юнгом при формулировании этой концепции.

(1) Существует взаимодействие и взаимосвязь между индивидуальным и коллективным.

(2) Психологические качества и потенциалы, обычно общие с другими людьми, тем не менее, могут стать личными уникальным для индивидуума способом.

(3) Можно наблюдать два состояния бытия в самости: множественность индивидуальных элементов и драйвов (влечений), видимые как хаос, и объединяющие, формирующие паттерны процессы, проявляющиеся в образах типа мандалы, цветка лотоса и т.п.

(4) Процесс индивидуации (по Юнгу) следует наблюдать как часть развития от первой половины жизни ко второй. В первой половине жизни задача индивидуума состоит в том, чтобы научиться адаптироваться к образовательным дисциплинам, социальным требованиям, к требованиям работы и профессии, к истеблишменту семьи и жизни в обществе. Вторая часть жизни требует интеграции всех элементов личности, упущенных в этих односторонних усилиях по адаптации. Включение в отношения с тенью, анимой, анимусом в интегративном процессе самости может вести к индивидуации и определенной мудрости и чувству смысла жизни, по мере того как индивидуум становится старше. Кстати, в соответствии с этим взглядом, самость видится в первой половине жизни как ложно адаптированная к внешнему влиянию, тогда как во второй половине реализация ее "истины" в индивидуации никогда окончательно не достигается.

(5) Существуют ссылки на обозначение Юнгом процесса реализации самости в индивидуации. Также существуют его труды о культурном развитии, написанные в последние годы жизни, в которых он исследовал процессы в европейском сознании, связанные с прогрессивной интеграцией ранее не реализованных хтонических и соматических элементов, которыми занималась, например, алхимия (Юнг, 1951; см. также Ламберт, 1977). Кстати, это совпадало с интересом Винникотта к "удовлетворительной персонализации" (1945): он, оказывается, интересовался "инкарнацией", примером чему служат последние параграфы "Ответов на работу". Слова типа "инкарнация" и "реализация" предполагают, что в течение индивидуальной жизни самость и ее составляющие могут подвергаться значительному изменению в процессе обучения из опыта и столкновения с реальной жизнью в терминах плоти и крови и пространства и времени, что приводит к условиям, совершенно отличным от первоначальных.

Не может быть сомнений в стимуле, приданном идеями Юнга, на этих пяти фронтах. Несомненно, на них откликнулись Фордхам и другие, обосновывая юнгианскую теорию раннего развития, которая в некоторых отношениях изменяла подход Юнга и расширяла его в других направлениях. Первое важное дополнение было сделано в отношении времени начала процесса индивидуации. Фордхам убедительно показал, что последние работы по развитию ребенка предполагают, что уже в два года младенец может приобретать навыки и психологические способности, в результате которых он в принципе соответствует фундаментальному критерию для индивидуации (Фордхам, 1968). Этот взгляд основывается на наблюдении за таким типом детского развития, которое можно оценивать как спонтанное и естественное внутри достаточно благоприятного окружения. Конечно, это не означает, что обсуждаемая индивидуация соответствует стадии развития, достигаемой младенцем. Далее, отсюда следует, что существует много других стадий в жизни человека, где может быть достигнут подходящий уровень индивидуации: раннее детство, латентный период, пуберантный период, различные стадии юношества, молодость, начало работы, брак, родительство и т.п. Главная разница заключается в диапазоне, сложности и интенсивности каждого уровня достигаемой индивидуации. Сравнительный статус каждого уровня не обсуждается.

На этой стадии обсуждения к вопросу о временных аспектах процесса индивидуации можно отнестись как к сугубо академическому вопросу. Ошибочность этих ранних взглядов заключается в том, что первая половина человеческой жизни должна подчиняться социальным и образовательным требованиям всегда ложным образом и без большого соответствия внутренним чувствам. Поздний взгляд, напротив, утверждает по меньшей мере возможность истинных переживаний самости с самых ранних лет, и что они могут быть стимулированы адекватными родителями, учителями и другими людьми. Первый подход подразумевает, что младенцы и дети вообще имеют свою собственную психологию, которую можно воспитывать. Так ли это для каждого отдельного ребенка или молодого человека – совершенно другой вопрос, т.к. обучение и предложение образцов с одной стороны или позволительность пренебрежения ими с другой являются совершенно общими темами. При этих обстоятельствах ребенок не столько развивается в отношениях со своими родителями, как адаптируется к тем обстоятельствам, на дне которых встречает раздражение или гнев и внеличностные силы.

Идея индивидуации как состояния, скорее достигаемого не к концу жизни, а полностью и соответствующим образом реализуемого на каждой стадии развития в жизни человека, основывается на динамическом взгляде на возрастные изменения, наблюдаемые в самости. Работа Фордхама позволила нам пересмотреть элементы 1,2,3 и 5 размышлений Юнга, упомянутые выше, и увидеть их по-новому. Гипотеза состоит в том, что на ранней стадии в утробе и далее, на другом уровне, при отделении от матери при рождении, об индивидуальной самости можно размышлять как о пребывающей в состоянии недифференцированной потенциальности. Фордхам назвал ее первоначальной (первичной) самостью. Ее компонентами являются архетипические предрасположенности и потенциальности, связанные с самореализацией. Самое важное в этих последних потенциальностях для наших целей – это способность деинтегрировать и реинтегрировать (рис.1). Под этим подразумевается способность самости достаточно ослабляться, чтобы некоторые архетипические элементы отделились и оказались предрасположенными соотноситься с частями реальности, которым они подходят в реальном мире и реальным и символическим образом. Это, по-видимому, происходит в моменты, важные для выживания индивидуума, когда нужно, чтобы соответствующий фрагмент внешней реальности был представлен и стал доступным для ребенка (рис.1). Простой пример – это когда находящаяся в первоначальной самости архетипическая предрасположенность найти грудь и сосок деинтегрируется из целого и должна действительно встретить грудь и сосок. Когда это столкновение происходит удовлетворительным образом и достаточно часто, самость может реинтегрировать. Однако самость тут, в результате, становится другой, т.к. теперь она содержит деинтеграт, который был подобран к реальности (рис.2). Он становится интернализированным объектом, основанным на хорошо установившихся воспоминаниях о реальном опыте и, следовательно, больше не является простой идеей и образом. Этот деинтегративно-реинтегративный процесс воспроизводится во времени снова и снова по мере того, как самость "распаковывает" свои архетипические потенциальностии и соотносит их с реальными объектами – грудью, соском, белой поверхностью груди, сияющими глазами матери и ее улыбкой, т.е. сперва с частичными объектами, затем с целыми объектами, такими, как мать, отец, сиблинги и т.п. Все это время в процессе, напоминающем дыхание, самость деинтегрирует и реинтегрирует в соответствующее время процесса развития, и реинтегрированная самость содержит все возрастающее число распознанных архетипических объектов, которые уже интернализовались – совершенно иная ситуация, отличная и от формальных потенциальностей и даже от потенциальностей, представленных в психике только как образы и избегающих реального переживания. Существует, например, большая разница между образом отца, происходящим от внутренних архетипичных ожиданий, и действительным, во плоти и крови, отцом-человеком. Таким образом, образ реального отца может придать ощутимую реальность архетипическому отцу и как внутренней реальности, и как, соответственно, ожиданию внешнего отца. По-видимому, также проверено, что ритуальные и символические события в культуре могут сделать эффективными для некоторых индивидуумов такие внутренние архетипические процессы, как второе рождение, инициация, внутренняя свадьба, смерть и т.п. (рис.3). Эта способность самости позволяет ей реализовывать все большую часть ее потенциальности через ассимилирование всегда более новым образом представленных или, несомненно, искомых в таком виде, аспектов реальности во внешнем и во внутреннем мире. Если бы мы должны были взглянуть на самость на различных фазах жизни человека в диаграммах, используя кружки с содержимым, мы обнаружили бы изменения содержания с каждой успешной фазой деинтеграции и реинтеграции. Кружок, представляющий первоначальную самость, содержал бы фигуры, представляющие лишь архетипические потенциальности. Поздние фазы в жизни человека содержали бы (1) нереализованную потенциальность; (2) нереализованное архетипическое воображение; (3) деинтеграты, вернувшиеся в самость, содержащую опыт внешнего и внутреннего мира, состыкованные теперь с согласованными элементами эго-сознания; (4) эго-комплекс или согласованность, частично автономную, но в то же время чувствительную к потребностям организма как целого. Пропорции между этими четырьмя элементами естественно меняются в течение жизни, и для здорового и жизнеспособного человека кружки самости к концу жизни будут содержать бoльшую долю интернализированных объектов архетипического происхождения, возможно, гораздо менее искаженных инфантильными защитными системами, и хорошо сформированную, но гибкую эго-организацию.

Я надеюсь, что теперь ясно, что чем больше первоначальных элементов самости деинтегрируется и приходит в соответствие с особенностями внешней и внутренней реальности, тем более персонализированными и индивидуализированными они становятся и, следовательно, более индивидуированной становится самость как целое.

Эго-сознание в аналитической психологии.

Далее, постулируется, что эго-сознание играет важную роль в этом процессе. Оно возникает в момент столкновения архетипических ожиданий и связанного с ними объекта – в этом содержится больший или меньший шок в зависимости от того, насколько бесконфликтно происходит подстраивание этих двух сущностей. Оказывается, что растущее эго-сознание активируется конфликтом, пока он не чрезмерно сильный, и именно осознавание особенности и "таковости", которое привносит эго, способствует процессу индивидуации. Слова "пока он не чрезмерно сильный" очень важны, т.к. если конфликт между ожиданиями и представленным объектом затянувшийся и необычно сильный, развитие это не стимулируется. Наоборот, ребенок становится полем битвы захлестывающих чувств гнева, разочарования и изоляции, пока не дойдет до состояния "расщепленности". Он будет расти, имея то, что называется слабым эго, будучи неспособным размышлять, сдерживать напряжение или откладывать непосредственное удовлетворение желаний. Чтобы защитить себя от них, индивидуум должен построить искусственные защиты против настоящих чувств. Станет очевидным, что некоторые из большинства неподатливых проблем, с которыми сталкивается аналитика, центрируются вокруг повреждений деинтегративно-реинтегративного процесса. Они могут простираться от блоков в текущих проявлениях этого процесса до состояний, когда всю личность можно лучше всего описать как расщепленную, хотя и удерживаемую непреклонными защитами. Исследованию и терапии именно таких случаев посвящена работа Фордхама "Самость и аутизм" (1976).

Однако при условии отсутствия такого расщепления мы можем обнаружить, что имеет место определенная согласованность фрагментов эго-сознания и формируется комплекс. Он имеет центр и также относительную стабильность. Он может быть назван эго, если принять в расчет, что этому эго необходимо рассогласовываться и ре-согласовываться параллельно деинтеграции и реинтеграции самости, когда принимается новое содержание.

Завершая, наконец, этот обзор индивидуации и всегда богатой сложностями самости, когда процесс деинтеграции и реинтеграции происходит в значимые моменты жизненного пути индивидуума, необходимо обобщить концепцию эго-сознания, развитую аналитической психологией. Юнг описывал сознание, используя ряд образов. Оно вроде поверхности или кожи на обширной бессознательной области. Оно подобно магниту, притягивающему впечатления внешнего мира и содержимое внутреннего мира. Оно подобно лучу света, проникающему в более или менее неизведанную область. На несколько более концептуальном уровне Юнг писал о его составляющих как (1) общее осознавание тела и персонального существования; (2) определенная идея о пребывании в экзистенции некоторое время, основанная на длинных последовательностях воспоминаний. Он также описал функции и инструменты эго-сознания. Они отвечают человеческим потребностям в ориентации и созданы, чтобы общаться с эктопсихическими данными о внешнем мире и в некоторой степени с эндопсихическими данными о внутреннем мире. Первыми он занимался в своей знаменитой работе о типах и функциях (Юнг, 1921). Эндопсихические данные, как он считал, состоят (1) из памяти, (2) субъективных компонентов функций сознания; (3) эмоций и аффектов и (4) внедрений. В поздний период Юнг размышлял об эго-сознании как о происходящем и возникающем из бессознательной матрицы личности. Он писал: "Самость как бессознательное является существующей априори, из нее развивается эго. Она есть бессознательное предвосхищение эго" (Юнг, 1954).

Позже аналитические психологи, такие, как Хардинг, сделали различение между низшими формами осознания (1), где, тем не менее, слово "я" применимо к субъекту действий, и (2) развитым эго-сознанием, которое сочетает осознавание того, что делается, и того, кто это делает, с ощущением того, что эти вещи значат (Хардинг, 1965). Дальнейшее описание эго-сознания у Абенгеймера (1968) выделяет три его ступени: выделяет три его ступени: (1) осознавание фрустрации, возникающее на оральной стадии, и возможности восстановления гармонии, если искать помощи через плач и т.п., (2) осознавание власти контролировать телесные функции, активирующиеся на анальной стадии и (3) понятие об эго как о чисто волевой силе и контроле, которое постепенно развивается по мере того, как ребенок научится отделять себя до определенной степени от своих потребностей. Я ранее доказывал (Ламберт, 1980), что определенные особенности эго-сознания также возникают на фаллической (эдиповой) и генитальной стадиях развития (см. также Плаут, 1959), и что дальнейшее осознавание эго как осознавание ответственности за действия субъекта возникает при движении от параноидно-шизоидной к депрессивной позиции по Клейн (1935). Наконец, к этим описаниям многогранных аспектов эго-сознания мы можем добавить материал Фордхама. Он перечисляет проявления существования зрелого эго-функционирования: (1) восприятие, (2) организация психических содержаний, (3) память, (4) контроль над движениями, (5) проверка реальности, (6) защитные структуры и (7) нечто очень важное, а именно – способность оставлять контролирующие и организующие функции в состояниях деинтеграции и, когда нужно, отойти в сторону для спонтанного творческого функционирования (Фордхам, 1969).

Мое описание эго-сознания предполагает довольно сложную и эффективную организацию либидо с центром и формой, и степенью полуавтономности, которая, тем не менее, может отдать часть своей силы служению интересам самости как целого. Его развитие – впечатляющее и достойное достижение, и самость, в которой через многие деинтеграции и реинтеграции звучание эго-сознания развилось, является совершенно другим образованием, чем первоначальная самость, и она благоприятна для индивидуации.

Ссылки.

Источник http://www.maap.ru/