"Трудно быть богом"
оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
честно и сильно сказано, это словно заглянуть в глубь себя, прийти к внутреннему божественному в принятии ответственности за самого себя.
ай, умничка Будах
.Что касается образов, смыслов и символов, пока как-то внутри не готова. Вот если кратко по типологии: то на низшем уровне, извлечение из подчиненной функции ощущений чувства - у Стругацких, у Германа - затопление, именно, ощущениями, никакой дифференциации, сплошное поле инстинктов.
У меня весит внутри вопрос - для чего был создан этот фильм и переписана история Стругацких с их согласия? Я не ищу тайный смысл - хочу понять различия и откуда выплыла эта идея породить такой "кошмар"?
Читала интервью Стругацких, где ясно была изложена мысль, что в основе книги заложена идея знаний, которые несут интеллигенты, как движущая сила на пути становления Человека. А вот что в основу вложил Герман? - гибель этой самой "искры разума"? или ее и не было? не было никакой основополагающей роли этой самой прослойки, были отдельные личности, которые прорывались вперед своего времени и несли в мир - мысль, чувства, культуру, этическую нравственность? Типа были и сплыли, а дальше вырождение?
оставь нас и дай нам идти своей дорогой---------Сразу оговорюсь: фильм не смотрела . Но "идти своей дорогой", возможно, с ошибками и регрессом - наверное, справедливо и для человека, и для общества.
Я много раз слышала примерно такие же слова от людей, проживших и переживших много всего. Похоже на то, что и у Германа сложилось в конце жизни мнение о том, что изменить что-то в развитии мира вряд ли возможно.
И про цель всего "похода" тоже как-то неопределенно сказано: счастье.
О нем говорят многие, но после того, как оно прошло.Добралась до Екатеринбурга, приехала на учебу и в первый же день попала на фильм. Показ идет всего в одном кинотеатре, два сеанса в день, небольшой зал был наполнен полностью, народ собрался взрослый. Так вот, фильм пролетел незаметно, лишь в конце, когда пошло пресыщение тошнотворными сценами, звучащая в конце музыка выбила из себя.
Итак, немного мыслей, со своей колокольни о том, что мог бы вложить в этот фильм Герман. Вот если бы я когда-нибудь очень сильно разочаровалась в чем-то, то вспомнила, именно, этот фильм. Или, если вспомнить из личной истории, то в фильме, как раз о бессмысленном существовании, о том, когда сметаются все смыслы и ты в одиночестве пробираешься по вязкому болоту в поисках спасительной кочки, а болоту нет конца и края. Короче, мне думается, что с высоты прожитых лет, пройденного пути, понятой личной сути жизни, Герман просто отказал сам себе в надежде, в вере в бога, но не человека. И, хотя видится сплошное дерьмо из человеческих отношений, он все же вкрапляет в сюжет фильма один важный момент – отказ от дома (лона) и личный путь в этом «сумраке» жизни главного героя. И он уже не бог, он становится одним из многих, в нем поселяется тот же страх, но его мелодия пока звучит. Вот эта музыка, она ведь и впрямь проникает внутрь и отзывается тягучей слякотью, как говорит девочка в конце фильма, от нее болит живот. А значит, она задевает до «кишок», сеет внутри противления ей, тем самым пробуждая хоть к чему-либо, вслушаться и что-то понять для себя.
Из Стругацких всего три диалога, и поданы очень хорошо (со смыслом по сюжету), хотя бы вот эта сцена – выбивание мыслей из почек больного простатой Будаха, или вот эти слова – если я с тобой говорю, это не значит, что мы беседуем. И я вдруг подумала, а ведь как точно, мы говорим и говорим, но кто из нас по-настоящему слышит Другого?
Вот еще о чем подумала, что фильм может служить и насмешкой, как сложно выдержать передний план, когда смачно чавкают сапоги непонятно кого. Так и хочется узнать, высмотреть чье-то лицо. А его нет, вокруг безликая серая масса.
Игра актеров первоклассная, это ж надо выдержать и вжиться в это так, словно ты постоянно живешь в этом месиве из сплошных ощущений. И никакой мысли на лицах. Как нет ее вообще в этом мире, так лишь потуги Будаха из гумуса человеческих экскрементов.
Фильм странный и страшный своей бесчеловечностью, хочется сбежать в свой уютный дом и забыть, но мыслью цепляюсь за сцены и пытаюсь понять – для чего и зачем? А самое интересное, я ведь наполняю всю эту массу своим смыслом, мучаюсь в попытке хоть что-то «родить» .
Автор изменил свой комментарий 15/10/2016 - 19:29
Очень долго шел к зрителю этот фильм. Можно согласиться с тем, что каждый кадр фильма можно скурпулезно истолковывать и расшифровывать, что каждый кадр есть произведение изобразительного искусства... но смотреть второй раз я его не стану: мутит. Если это тот эффект, который художник предвидел и желал - он достиг цели. Меня удивляет одна вещь: творческие люди, которые копаются в этом дерьме. Зачем? Мы что же, не жили и не видели всего этого дерьма и вот, наконец, увидели? Я не за то,"чтобы красиво", но странно, что человек, проживший не в бедности и не в окружении идиотов, вдруг таким видит мир. Чувствуешь себя дворняжкой, которой тычут в морду тем, что удалось преодолеть, исправить хотя бы в своей жизни. Зачем это принижение разноцветной жизни?
Видимо, то, что случилось с режиссером, творческий метод которого отличают документальность и бытовой реализм, в силу его пережитой несвободы и чувства финала жизни вообще, привело к вырождению/перерождению содержания при сохранении найденной формы. Когда я смотрю на такую "правду" жизни, которую демонстрирует талант, я думаю о том, что всемирно известные гении могли бы написать или изобразить все еще страшнее, но не сделали этого. Наверное, это какая-то эстетическая самоцензура и ответственность не только перед своей совестью, но и перед современниками. "Каков человек - таким и мир откроется ему"(Руссо).
Нашлась еще одна деталь (после передачи "Игра в бисер"): у Стругацких герой возвращен на Землю как нуждающийся в реабилитации, а у Германа - он сам остается в средневековье. Красноречивая деталь.
Однако, тема невмешательства близка к теме анализа/тора: насколько далеко можно зайти в мир другого, тоже болезненного или больного?
- Мир все время меняется, доктор Будах, - сказал Румата. - Мы знаем время, когда королей не было.
- Мир не может меняться вечно, - возразил Будах, - ибо ничто не вечно, даже перемены. Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается. Взгляните, например, как устроено наше общество. Как радует глаз эта четкая, геометрически правильная система! Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и, наконец, король. Как все продумано, какая устойчивость, какой гармонический порядок! Чему еще меняться в этом отточенном кристалле, вышедшем из рук небесного ювелира? Нет зданий прочнее пирамидальных, это вам скажет любой знающий архитектор.
- Он поучающе поднял палец. - Зерно, высыпаемое из мешка, не ложится ровным слоем, но образует так называемую коническую пирамиду. Каждое зернышко цепляется за другое, стараясь не скатиться вниз. Так же и человечество. Если оно хочет быть неким целым, люди должны цепляться друг за друга, неизбежно образуя пирамиду.
- Неужели вы серьезно считаете этот мир совершенным? – удивился Румата. - После встречи с доном Рэбой, после тюрьмы.
- Мой молодой друг, ну конечно же! Мне многое не нравится в мире, многое я хотел бы видеть другим. Но что делать? В глазах высших сил совершенство выглядит иначе, чем в моих. Какой смысл дереву сетовать, что оно не может двигаться, хотя оно и радо было бы, наверное, бежать со всех ног от топора дровосека.
- А что, если бы можно было изменить высшие предначертания?
- На это способны только высшие силы.
- Но все-таки, представьте себе, что вы бог.
Будах засмеялся.
- Если бы я мог представить себя богом, я бы стал им!
- Ну, а если бы вы имели возможность посоветовать богу?
- У вас богатое воображение, - с удовольствием сказал Будах. - Это хорошо. Вы грамотны? Прекрасно! Я бы с удовольствием позанимался с вами.
- Вы мне льстите. Но что же вы все-таки посоветовали бы всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?.
Будах, одобрительно улыбаясь, откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Кира жадно смотрела на него.
- Что ж, - сказал он, - извольте. Я сказал бы всемогущему: "Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей".
- И это все? - спросил Румата.
- Вам кажется, что этого мало?
Румата покачал головой.
- Бог ответил бы вам: "Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими".
- Я бы попросил бога оградить слабых, "Вразуми жестоких правителей", сказал бы я.
- Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.
Будах перестал улыбаться.
- Накажи жестоких, - твердо сказал он, - чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.
- Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.
- Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.
- И это не пойдет людям на пользу, -вздохнул Румата, - ибо когда получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно. Не давай им всего сразу! - горячо сказал Будах. - Давай понемногу, постепенно!
- Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.
Будах неловко засмеялся.
- Да, я вижу, это не так просто, - сказал он. - Я как-то не думал раньше о таких вещах. Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем, - он подался вперед, - есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!
- Да, это мы тоже намеревались попробовать, подумал Румата. Массовая гипноиндукция, позитивная реморализация. Гипноизлучатели на трех экваториальных спутниках.
- Я мог бы сделать и это, - сказал он. - Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?
Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:
- Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными или еще лучше,
оставь нас и дай нам идти своей дорогой.