Никто не спасётся от "кастрирующей" матери: ни мальчики, ни девочки

Роль матери свелась к теме отношений субъект-объект. Автор рассказал, скорее, о своих комплексах и потребительском отношении. 

Кастрацией объявлены следование  этическим нормам  и исполнение социальной роли.

Я бы с Рохой согласилась...

_______

Я далека от идей феминизма (просто не очень знакома), но свои три копейки вставлю. В последнее время всё чаще к психологам обращаются женщины, буквально накачанные информацией о своих женских "травмах", якобы передающихся из поколения в поколение. И чем больше женщина самобытна и не укладывается в рамки "общепринятого", тем больше обнаруживают у нее "травм". Тут по одному бабьему телеканалу услышала фразу, что у Марии Каллас не сложилось "простое женское счастье". Именно такими словами! Даже не потрудились лексику изменить.

Поразительно, но в подавляющем большинстве случаев эти дикие мифы поддерживаются как раз женщинами. Даже в семье именно женщины рассказывают дочерям-внучкам-родственницам, что те - неудачницы если бросил муж, или не удалось родить ребёнка, или, наоборот, мать-одиночка.

Погребённая под кучей абсолютно бездоказательных домыслов о "трансгенерационных" травмах и прочих "венцах безбрачия", женщина окончательно впадает в депрессию. Действительно, как можно исправить травму, существование которой нельзя доказать? Как можно излечить то, чего нет? Никак. Задача нерешаема. Но испуг остаётся. В итоге женщина уверена в собственной "проклятости" и обречённости. Сегодня целая индустрия квазипсихологических и магических услуг построена на таком запугивании. Воистину, бабы сами себя кастрируют, себя и своих дочерей.

"Далее, матери воспитывает своих сыновей из положения объектов (то есть, фактически, патриархальная «любящая мать» принимает на себя роль обслуживающего персонала при сыне). 
А вот в контексте воспитания дочерей ... за образец опыта субъектности женщина берет идентификацию с мужчиной-агрессором (мужем, отцом, дядей и т.д.) и в отношениях с ребенком занимает, условно, его место. В итоге, своих дочерей такие матери воспитывают..."

Воспитание - это правила поведения, т.е. этика. 

Но ведь мать передает/прививает только нормы общества, в котором её ребенку жить. Гендерные роли не она придумала. они сложились объективно и вряд ли изменятся в ближайшее время.

Хорошо, конечно, если мать научит ребенка быть человеком прежде всего. Коррекция возможна после осознания своей  идентификации самим человеком и его свободным выбором. Стало быть, нет кастрации на самом деле, потому что есть возможность восстановиться.

Насколько я могу и имею право говорить о судьбе Каллас, то бабий канал был совершенно прав, хоть и выразил это в примитивной форме. Если послушать современников Каллас, которые ее знали лично, то некоторые открыто говорят о том, что Каллас не хотела петь, мечтала уйти со сцены, выйти замуж за Онасиса, ему же не нужна была просто красивая и умная женщина, ему нужна была звезда, и он заставлял петь теряющую голос Каллас, выталкивал ее на сцену... Конечно, этот период в ее жизни дал нам лондонскую постановку "Тоски", множество концертов... Но, Каллас счастлива не была... Мне кажется, все это знают... 

_______

"Я хочу описать один такой случай. Речь идет о семье с четырьмя детьми — двумя мальчиками и двумя девочками. Все четыре ребенка невротичны. Девочки обнаружили невротические черты уже до пубертатного возраста. Я хочу изложить  судьбу семьи в общих  чертах, опуская детали.

Старшая дочь в возрасте двадцати лет обручилась с молодым  человеком, хорошо воспитанным  и академически образованным, который подходил ей во всех отношениях. Пока женитьба по внешним  причинам затягивалась, она как загипнотизированная вступила в связь со служащим  из фирмы  своего отца. Ей казалось, что она любит своего жениха, однако она была с ним настолько жеманна, что он ни разу не посмел ее поцеловать; в то же время с другим она зашла слишком далеко и без всяких промедлений. Она была крайне наивна и ребячлива, но прежде всего совершенно бессознательна. Но однажды, к неописуемому ее ужасу, до ее сознания дошло то, что она делает. Она окончательно "сломалась" и впала в истерию, продолжающуюся много лет. Она тут же порвала связь не только со служащим, но и со своим женихом, не объяснив никому  хоть как-нибудь свое поведение.

Вторая дочь вышла замуж, видимо, без затруднений, но за человека ниже своего духовного уровня. Она была фригидна и оставалась бездетной; это продолжалось не один год, пока она не влюбилась в друга своего мужа столь страстно, что это привело к любовной связи на многие годы.

Старший  сын, сам по себе одаренный молодой человек, обнаружил первые признаки невротической нерешительности, когда должен был принять решение относительно выбора профессии. Наконец он решился  на изучение химии; однако едва он к этому приступил, как его обуяло нечто вроде ностальгии, и он тут же уехал из университета домой к матери. Там он впервые впал в странное состояние замешательства, сопровождающееся галлюцинациями; когда (по прошествии примерно шести недель) это состояние сошло на нет, он решился изучать медицину. Здесь он также дошел до экзаменов. Вскоре после этого он обручился. Едва обручение стало свершившимся фактом, на него нашло сомнение в правильности этого выбора, а затем пришел страх, и помолвке дали попятный ход. Однако  непосредственно после этого он впал в тяжелое помешательство, которое длилось месяцами.  

Второй сын — психостенический  невротик, женоненавистник, который всерьез готовил себя к жизни старого холостяка и очень  сентиментально цеплялся за мать.

Мне пришлось  лечить всех четверых. История каждого, несомненно, указывала на какую-то тайну в жизни их матери. Выяснилось  следующее: она была одаренной, живой женщиной,   которая, однако, получила строгое, одностороннее и  ограниченное воспитание. Всю  свою  жизнь она  придерживалась  привитых  ей принципов  — с величайшей строгостью к самой себе и со значительной силой характера — и не допускала никакого исключения. Однако  вскоре после замужества она познакомилась с другом своего мужа, в которого, как она полагала, влюбилась. Для нее было так же несомненно,  что эту любовь в полной  мере  разделяет противоположная  сторона. Но так как подобный случай не был предусмотрен в принципе,  то он не имел права на существование. Она всегда вела себя так, как если бы не произошло ничего особенного, и играла эту роль более двадцати лет, вплоть до смерти своего любовника —  помалкивая и ничем себя не выдавая. Отношение  к мужу  было сдержанным  и  корректным. В последующие  годы она страдала периодической меланхолией.

Конечно, такое состояние непременно будет создавать в семье тягостную атмосферу, и ничто не оказывает на детей большего влияния, чем такие никогда не выказываемые  тайны. Факты  наподобие  этих крайне заразительно действуют на детей. Дочери бессознательно подражают  установке матери [6]  , сыновья компенсируют ее, будучи чем-то вроде бессознательных любовников, и сверхкомпенсируют бессознательную любовь путем сознательного неприятия женщин.  

Можно   себе представить, насколько непросто на практике лечить такой случай. Лечение, собственно говоря, следовало бы назначить матери или же отношениям между  отцом и матерью. Я полагаю, что всестороннее осознавание ситуации и ее импликаций имело бы по меньшей   мере целебное действие. Осознавание препятствует именно невысказанности, недодуманности, забвению вызывающего  болезненные эмоции предмета, короче —  вытеснению мучительных  содержаний; хотя это и вызывает у индивида терзания, зато он по крайней мере страдает осмысленно и по поводу чего-то реального, в то время как вытеснение имеет лишь видимое преимущество: оно освобождает сознание от заботы и избавляет дух от усилий. Правда, возникает косвенное страдание от иллюзорного, а именно невроз. Невротическое страдание — это бессознательное плутовство, и оно не обладает тем моральным достоинством, какое заключено в страдании от реальных вещей. Вытесненная причина страдания — помимо того, что она порождает невроз,- оказывает еще и другие действия: она тайно излучается на окружающих, а в случае если имеются дети, то инфицирует и их. Так возникают невротические состояния, которые, как проклятие Атридов, зачастую переходят от поколения к поколению. Инфицирование детей происходит косвенно — они инстинктивно занимают позицию  в отношении психического состояния родителей и либо обороняются от нее в молчаливом протесте (иногда, впрочем, и очень громком), либо предаются парализующей тяге к подражанию. В обоих случаях они вынуждены делать, чувствовать и жить так, будто это не они, а их родители. Чем более "впечатляющими" являются родители и чем меньше они радеют о своей собственной проблематике (часто как раз ради детей!), тем в больших масштабах дети должны нести на себе груз непрожитой жизни родителей и с натугой выполнять то, что последние вытеснили в бессознательное. Дело не в том, что родители должны быть чем-то совершенным, чтобы не причинять детям никакого вреда. Если бы они действительно были совершенными, то это было бы для детей прямо-таки катастрофой, потому что последним не осталось бы тогда ничего, кроме моральной неполноценности, если только они не предпочтут отомстить родителям тем же самым средством, т. е. подражая им. Этот трюк лишь откладывает расплату на третье поколение. Вытесненная проблематика, а вместе с ней и страдание, мошеннически утаенное от жизни,  вырабатывают  тайный яд, который даже  через непроницаемые стены молчания и злостное приукрашивание могил проскальзывает в душу ребенка путем обмана и обдуманного намерения. Ребенок ведь беспомощен: он отдан на произвол душевному воздействию родителей и вынужден воспроизводить самозаблуждение, неоткровенность, лицемерие, малодушную боязливость, эгоистическую леность и самобичевание, как воск — прижатую печатку. Единственное, что оберегает его от такого противоестественного ущерба это старание родителей не уклоняться от душевных затруднений жизни  путем обманных  маневров и  искусственной бессознательности; они, напротив, должны как можно  более честно  принимать эти трудности и как можно  более  тщательно высвечивать именно  темные углы. Если есть возможность исповедаться перед кем-то понимающим,   то это — преимущество.  

Если нет (по внешним   или внутренним  причинам), то это  только осложнение, но никак не изъян; напротив, зачастую это даже преимущество, потому  что тогда возникает необходимость самостоятельно разделываться с самым скверным. Публичная  исповедь, как, например, в армии спасения и в других местах, может быть очень действенной только для простой души . В фешенебельных салонах эти души, конечно, не на  месте, а такой исповеди, даже если она бестактна, там и вообще не бывает. Можно, как известно, использовать исповедь для самообмана. Чем интеллигентнее и образованнее человек, тем более утонченно он может обманывать  себя. Мало-мальски интеллигентный человек не считает себя ни святым, ни грешником. И то и другое было бы  сознательной ложью. Он стыдливо помалкивает о своих моральных качествах, постоянно памятуя о своей бездонной греховности, с одной стороны, и  о своем похвальном и смиренном —  при таком безнадежном  положении  дел — благоразумии — с другой. 

Итак, речь идет не о том, чтобы родители не допускали никаких заблуждений —  это было бы выше  человеческих возможностей,- но чтобы они признавали их таковыми. Сдерживать надо не жизнь, а нашу бессознательность; в первую очередь бессознательность воспитателя, т. е. свою собственную, потому что каждый воспитатель добра и зла у своего ближнего. Ибо люди столь крепко связаны друг с другом морально, что вожатый ведет ведомых, а ведомые сбивают с пути вожатого. "