9 мая

Моя Душа никогда не переживала день 9 мая как праздник. Слишком много болезненной памяти стоит за этой датой. И эта память как цунами обрушивается со всех сторон: военные кадры, слезы ветеранов, контраст между весельем победы и болью войны.

Каким этот день был для тех матерей, жен, отцов, которые так и не дождались своих сыновей?

Каким этот день оказался для тех, кто навсегда остался инвалидом?

Даже в самом слове Победа содержится совсем противоположное слово "беда". Прибавляется лишь "приставка" "по" - после беды?

Поэтому для меня мысли о победе неразрывно связаны с образами войны и смерти; той глупости на которую способны люди. Кто-то сказал, что подвиг одного - это результат халатности другого. 

Как-то так...

Теперь, в XXI веке, когда в народное сознание вернулись религиозные чувства, религиозные представления, мы смотрим на нашу победу иначе, нежели тогда, в огненном ХХ веке. Конечно, победа и теперь для нас — это великое воинское свершение. Это великий геополитический триумф. Это великое идеологическое одоление. Но сегодня победа для нас — это еще и огромный религиозный праздник, победа окрашена религиозными представлениями о мироздании, о его судьбах, о его ценностях. С первых дней войны появилась грозная, прекрасная и беспощадная песня "Священная война". Война священная, победа священная, народ, победивший в этой войне, — священный народ, он осиян, окружен святыми таинствами и святыми деяниями. Это священное чувство, отсвет святости лежит на всех, кто принимал участие в этой войне: на рядовом пехотинце, на генералиссимусе, на командире взвода или командующем армией. На мальчике, который стоял под открытым небом на морозном поле и точил гильзы для будущих снарядов, а чтобы он доставал до станка, ему под ноги подставляли ящик. Все были святы. Весь народ был святой — святой народ-победитель. И сама победа сегодня смотрится как великая, нетленная, божественная чудотворная икона.                                                                Александр Проханов

Религия Победы

Это интервью было опубликовано через четыре дня после безоговорочной капитуляции немецкой армии в Реймсе в газете «Die Weltwoche» (Цюрих) от 11. мая 1945 г. под заглавием «Обретут ли души мир?». Интервью, вероятно, имело место несколько ранее. В неполном переводе оно было опубликовано в одной из газет 10 мая 1945 г. Шмид: Не считаете ли вы, что окончание войны вызовет громадные перемены в душе европейцев, особенно немцев, которые теперь словно пробуждаются от долгого и ужасного сна? Юнг: Да, конечно. Что касается немцев, то перед нами встает психическая проблема, важность которой пока трудно представить, но очертания ее можно различить на примере больных, которых я лечу. Для психолога ясно одно, а именно то, что он не должен следовать широко распространенному сентиментальному разделению на нацистов и противников режима. У меня лечатся два больных, явные антинацисты, и тем не менее их сны показывают, что за всей их благопристойностью до сих пор жива резко выраженная нацистская психология со всем ее насилием и жестокостью. Когда швейцарский журналист спросил фельдмаршала фон Кюхлера (Георг фон Кюхлер (1881-1967) руководил вторжением в Западную Польшу в сентябре 1939 г. Он был осужден и приговорен к тюремному заключению как военный преступник Нюрнбергским трибуналом) о зверствах немцев в Польше, тот негодующе воскликнул: «Извините, это не вермахт, это партия!» прекрасный пример того, как деление на порядочных и непорядочных немцев крайне наивно, Все они, сознательно или бессознательно, активно или пассивно, причастны к ужасам; они ничего не знали о том, что происходило, и в то же время знали. Вопрос коллективной вины, который так затрудняет и будет затруднять политиков, для психолога факт, не вызывающий сомнений, и одна из наиболее важных задач лечения заключается в том, чтобы заставить немцев признать свою вину. Уже сейчас многие из них обращаются ко мне с просьбой лечиться у меня. Если просьбы исходят от тех «порядочных немцев», которые не прочь свалить вину на пару людей из гестапо, я считаю случай безнадежным. Мне ничего не остается, как предложить им анкеты с недвусмысленными вопросами типа: «Что вы думаете о Бухенвальде?» Только когда пациент понимает и признает свою вину, можно применить индивидуальное лечение. Шмид: Но как оказалось возможным, чтобы немцы, весь народ, попали в эту безнадежную психическую ситуацию? Могло ли случиться подобное с какой-либо другой нацией? Юнг: Позвольте сделать здесь небольшое отступление и наметить в общих чертах мою теорию относительно общего психологического прошлого, предшествовавшего национал-социалистической войне. Возьмем за отправную точку небольшой пример из моей практики. Однажды ко мне пришла женщина и разразилась неистовыми обвинениями в адрес мужа: он сущий дьявол, он мучит и преследует ее, и так далее и тому подобное. В действительности этот человек оказался вполне добропорядочным гражданином, невиновным в каких-либо демонических умыслах. Откуда к этой женщине пришла ее безумная идея? Да просто в ее собственной душе живет тот дьявол, которого она проецирует вовне, перенося свои собственные желания и неистовства на своего мужа. Я разъяснил ей все это, и она согласилась, уподобившись раскаявшейся овечке. Казалось, все в порядке. Тем не менее именно это и обеспокоило меня, потому что я не знаю, куда пропал дьявол, ранее соединявшийся с образом мужа. Совершенно то же самое, но в больших масштабах произошло в истории Европы. Для примитивного человека мир полон демонов и таинственных сил, которых он боится; для него вся природа одушевлена этими силами, которые на самом деле не что иное, как его собственные внутренние силы, спроецированные во внешний мир. Христианство и современная наука дедемонизировали природу, что означает, что европейцы последовательно вбирают демонические силы из мира в самих себя, постоянно загружая ими свое бессознательное. В самом человеке эти демонические силы восстают против кажущейся духовной несвободы христианства. Демоны прорываются в искусство барокко: позвоночники изгибаются, обнаруживаются копыта сатира. Человек постепенно превращается в уроборос, который уничтожает самого себя, образ, с древних времен являвшийся символом человека, одержимого демоном. Первым законченным примером этого типа является Наполеон. Немцы проявляют особенную слабость перед лицом этих демонов вследствие своей невероятной внушаемости. Это обнаруживается в их любви к подчинению, в их безвольной покорности приказам, которые являются только иной формой внушения. Это соответствует общей психической неполноценности немцев, следствием их неопределенного положения между Востоком и Западом. Они единственные на Западе, кто при общем исходе из восточного чрева наций оставались дольше всех со своей матерью. В конце концов они отошли, но прибыли слишком поздно, тогда как мужик (the mujik) не порывался освободиться вообще. Поэтому немцев глубоко терзает комплекс неполноценности, который они пытаются компенсировать манией величия: «Am deu-tschen Wesen soil die Welt genesen»1 [Приблизительно: «немецкий дух спасет мир». Нацистский лозунг, заимствованный из поэмы Эмануэля Гейбеля (1815-1884) «Признание Германии». Строки из Гейбеля стали известны с тех пор, как их процитировал (неточно, как выше) Вильгельм II в своей речи в Мюнстере в 1907 г] — хотя они не чувствуют себя слишком удобно в собственной шкуре! Это типично юношеская психология, которая проявляется не только в чрезвычайном распространении гомосексуальности, но и в отсутствии образа anima в немецкой литературе (великое исключение составляет Гёте). Это обнаруживается также в немецкой сентиментальности и «Gemiitlichkeit»*(Уют, приятность), которые в действительности суть не что иное, как жестокосердие, бесчувственность и бездушие. Все обвинения в бездушии и бестиальности, с которыми немецкая пропаганда нападала на русских, относятся к самим немцам; речи Геббельса не что иное, как немецкая психология, спроецирован-ная на врага. Незрелость личности ужасающим образом проявилась в бесхарактерности немецкого генерального штаба, мягкотелостью напоминающего моллюска в раковине. Германия всегда была страной психических катастроф: Реформация, крестьянские и религиозные войны. При национал-социализме давление демонов настолько возросло, что человеческие существа, подпав под их власть, превратились в сомнамбулических сверхчеловеков, первым среди которых был Гитлер, заразивший этим всех остальных. Все нацистские лидеры одержимы в буквальном смысле слова, и, несомненно, не случайно, что их министр пропаганды был отмечен меткой демонизированного человека — хромотой. Десять процентов немецкого населения сегодня безнадежные психопаты. Шмид: Вы говорите о психической неполноценности и демонической внушаемости немцев, но как вы думаете, относится ли это также к нам, швейцарцам, германцам по происхождению? Юнг: Мы ограждены от этой внушаемости своей малочисленностью. Если бы население Швейцарии составляло восемьдесят миллионов, то с нами могло бы произойти то же самое, поскольку демонов привлекают по преимуществу массы. В коллективе человек утрачивает корни, и тогда демоны могут завладеть им. Поэтому на практике нацисты занимались только формированием огромных масс и никогда — формированием личности. И также поэтому лица демонизированных людей сегодня безжизненные, застывшие, пустые. Нас, швейцарцев, ограждают от этих опасностей наш федерализм и наш индивидуализм. У нас невозможна такая массовая аккумуляция, как в Германии, и, возможно, в подобной обособленности заключается способ лечения, благодаря которому удалось бы обуздать демонов. Шмид: Но чем может обернуться лечение, если его провести бомбами и пулеметами? Не должно ли военное подчинение демонизированной нации только усилить чувство неполноценности и усугубить болезнь? Юнг: Сегодня немцы подобны пьяному человеку, который пробуждается наутро с похмелья. Они не знают, что они делали, и не хотят знать. Существует лишь одно чувство безграничного несчастья. Они предпримут судорожные усилия оправдаться перед лицом обвинений и ненависти окружающего мира, но это будет неверный путь. Искупление, как я уже указывал, лежит только в полном признании своей вины. «Меа culpa, mea maxima culpa!»*Моя вина, моя большая вина (лат.). В искреннем раскаянии обретают божественное милосердие. Это не только религиозная, но и психологическая истина. Американский курс лечения, заключающийся в том, чтобы провести гражданское население через концентрационные лагеря, чтобы показать все ужасы, совершенные там, является поэтому совершенно правильным. Однако невозможно достичь цели только моральным поучением, раскаяние должно родиться внутри самих немцев. Возможно, что катастрофа выявит позитивные силы, что из этой погруженности в себя возродятся пророки, столь характерные для этих странных людей, как и демоны. Кто пал так низко, имеет глубину. По всей вероятности, католическая церковь соберет богатый улов душ, поскольку протестантская церковь переживает сегодня раскол. Есть известия, что всеобщее несчастье пробудило религиозную жизнь в Германии; целые общины преклоняют по вечерам колени, умоляя Господа спасти от антихриста. Шмид: Тогда можно надеяться, что демоны будут изгнаны и новый, лучший мир поднимется на руинах? Юнг: Нет, от демонов пока не избавиться. Это трудная задача, решение которой в отдаленном будущем. Теперь, когда ангел истории покинул немцев, демоны будут искать новую жертву. И это будет нетрудно. Всякий человек, который утрачивает свою тень, всякая нация, которая уверует в свою непогрешимость, станет добычей. Мы испытываем любовь к преступнику и проявляем к нему жгучий интерес, потому что дьявол заставляет забыть нас о бревне в своем глазу, когда мы замечаем соринку в глазу брата, и это способ провести нас. Немцы обретут себя, когда примут и признают свою вину, но другие станут жертвой одержимости, если в своем отвращении к немецкой вине забудут о собственных несовершенствах. Мы не должны забывать, что роковая склонность немцев к коллективности в не меньшей мере присуща и другим победоносным нациям, так что они также неожиданно могут стать жертвой демонических сил. «Всеобщая внушаемость» играет огромную роль в сегодняшней Америке, и насколько русские уже зачарованы демоном власти, легко увидеть из последних событии, которые должны несколько умерить наше мирное ликование. Наиболее разумны в этом отношении англичане: индивидуализм избавляет их от влечения к лозунгам, и швейцарцы разделяют их изумление перед коллективным безумием. Шмид: Тогда мы должны с беспокойством ожидать, как проявят себя демоны в дальнейшем? Юнг: Я уже говорил, что спасение заключается только в мирной работе по воспитанию личности. Это не так безнадежно, как может показаться. Власть демонов огромна, и наиболее современные средства массового внушения — пресса, радио, кино etc. — к их услугам. Тем не менее христианству было по силам отстоять свои позиции перед лицом непреодолимого противника, и не пропагандой и массовым обращением — это произошло позднее и оказалось не столь существенным, — а через убеждение от человека к человеку. И это путь, которым мы также должны пойти, если хотим обуздать демонов. Трудно позавидовать вашей задаче написать об этих существах. Я надеюсь, что вам удастся изложить мои взгляды так, что люди не найдут их слишком странными. К несчастью, это моя судьба, что люди, особенно те, которые одержимы, считают меня сумасшедшим, потому что я верю в демонов. Но это их дело так думать; я знаю, что демоны существуют. От них не убудет, это так же верно, как то, что существует Бухенвальд. http://www.psyoffice.ru/2-1-2188.htm

Настоящий праздник. О победителях и мародерах

https://slon.ru/posts/51117

Тень есть у всего, даже у Победы, потому что война - это насилие и убиение, миллионы жертв, осиротевшие дети, и раны войны продолжают жить в памяти поколений. Но война за свою родину (большую или малую, землю, семьи, близких) - это не грабеж или разбой, ее всегда назвали священной.

Поздравляю сердечно всех с праздником Победы!!!! У каждого в семье есть свои ветераны.

 

 

С праздником! Вечная память героям!

 

С Праздником!

 

Автор: grom1113, дата: пт, 08/05/2015 - 17:24

Моя Душа никогда не переживала день 9 мая как праздник. Слишком много болезненной памяти стоит за этой датой. И эта память как цунами обрушивается со всех сторон: военные кадры, слезы ветеранов, контраст между весельем победы и болью войны.

Каким этот день был для тех матерей, жен, отцов, которые так и не дождались своих сыновей?

Каким этот день оказался для тех, кто навсегда остался инвалидом?

Даже в самом слове Победа содержится совсем противоположное слово "беда". Прибавляется лишь "приставка" "по" - после беды?

Поэтому для меня мысли о победе неразрывно связаны с образами войны и смерти; той глупости на которую способны люди. Кто-то сказал, что подвиг одного - это результат халатности другого. 

Как-то так...

 

Аналогично! И у меня душа от праздника этого отвращается! ((  Не от победы, а от праздника - есть разница. Только с тем оттенком, что для меня этот день ещё очень неудобный из-за перекрытого движения транспорта, толпливый, шумный, пьяный и грязный. Так празднует наше государство и наш народ, увы... Я помню времена, когда руководство школы, института, работы, выгоняло нас на демонстрацию под угрозой репрессий, и я видела всё это. Теперь я девятого мая ни ногой из дома!  Я не просто не равнодушна к этому празднику, но активно его не люблю, и боюсь всех неприятностей и неудобств с ним связанных.

Я горжусь победой, мне горько за погибших, я за военный парад на Красной Площади в Москве /только там, не в других городах!/, я за помощь семьям ветеранов. Но сам этот праздник, как таковой, я откровенно не люблю. Он для меня не символ памяти о павших, страдания народа, и победы, это какой-то уродливый, придуманный государственными властями, конструкт . (( 

 ________

"...худшей на свете хвори не знаю, чем духа томленье." "Старшая Эдда"

 

Автор: Sorella, дата: сб, 09/05/2015 - 10:32

Настоящий праздник. О победителях и мародерах

https://slon.ru/posts/51117

Да, именно так. Праздник будет после суда над бандой тоталитарных правителей и после освобождения Кремля от их останков.

____

"...худшей на свете хвори не знаю, чем духа томленье." "Старшая Эдда"