ГЛАВА 4. ОТЫГРЫВАНИЕ КОМПЛЕКСА: РОЛИ ВЕДЬМЫ, ГЕРОЯ И БЫКА

Супружеская пара отыгрывает негативный материнский комплекс в том случае, когда супруги вынуждены исполнять определенные угнетающие их жесткие роли. Как известно, комплекс — это привычная совокупность действий и чувств, которые отражаются в межличностных отношениях, а также переживаются человеком внутри, определяя настроение и создавая напряжение, присущее внутреннему конфликту. Если негативный комплекс постоянно отыгрывается супружеской парой, межличностные отношения становятся формальными и теряют жизненную энергию. Негативный материнский комплекс образуется на основе архетипа Ужасной Матери, отражающего негативные стороны проявления заботы и привязанности — подавление и удушение. Если этот комплекс отыгрывается в отношениях семейной пары, каждый из партнеров исполняет типичные роли ведьмы, героя или быка. В нашей истории о сэре Гавейне и леди Рагнель это, соответственно, роли Рагнели, Гавейна-Артура и сэра Громера. В сфере межличностных отношений роли противопоставлены: с одной стороны — ведьма, с другой — герой и бык. Люди, подверженные воздействию комплекса, чувствуют себя потерянными или разочарованными, они испытывают гнев, не понимая, что с ними происходит. Мне приходилось слышать, как мужчина беспомощно восклицает, находясь в состоянии, близком к истерике: «Я действительно не знаю, чего она хочет»,—и при этом героически сопротивляется ведьме, роль которой отыгрывает его жена. Хотя каждый из партнеров может играть любую входящую в комплекс роль, все же каждая из этих ролей обусловлена стилями мужского и женского поведения, которые во многом определяются традициями и типичными для западного общества стереотипами мужчин или женщин. Так, согласно своей социально-половой роли, женщина должна заниматься воспитанием детей, выражать свои чувства и выстраивать отношения с людьми, дома и на работе (т.е. исполнять роль сиделки, няни и социальной служащей). А мужчине предписано быть агрессивным и стремиться к обособленности, что проявляется в увеличении психологической дистанции, характерной для так называемого рационального мышления. Так как социально-культурные тенденции оказывают влияние на поведение каждого человека, то, отыгрывая комплекс, женщины склонны выбирать роль ведьмы, а мужчины — роль героя. В этом мы убедимся несколько позже. Психология ВЕДЬМЫ Начнем с описания ведьмы. Я уже отмечала, что этот образ был хорошо известен в фольклоре XV в. Ведьма хорошо известна и сегодня, но именуется по-другому; теперь ее называют стервой, мегерой, властной матерью. а юнгианские психологи — женщиной, одержимой аниму-сом. По-видимому, за прошедшие века характер ведьмы ничуть не изменился", она все та же — злая, назойливая, толстая (обладает крупным телосложением, но даже при отсутствии такового, в силу своей назойливости заполняет собой все психологическое пространство), имеет магическую власть и ненасытную потребность пожирать детей и мужчин. Как и известная по современной психотерапевтической литературе доминирующая и гиперопекающая мать, ведьма растворена в своих детях и НИКОМУ не позволяет взять власть в семье. Женщина, которая находится под воздействием негативного материнского комплекса и регулярно отыгрывает роль ведьмы, ощущает горечь и боль, имея твердую уверенность в том, что является более безобразной, ничтожной и злой, чем обычная женщина. Ощущение своей никчемности и уродства дает ей повод чувствовать себя человеком второго сорта, или «недочеловеком», а по силе своего эмоционального воздействия она вполне может чувствовать себя сверхчеловеком. Женщина может вообще не отделять себя от ведьмы, будучи уверенной в том, что она никому не нужна. Время от времени каждая женщина отыгрывает роль ведьмы. Это происходит, когда мы, женщины, чувствуем, что нас недооценивают и не понимают, когда ощущаем перенапряжение и усталость. Постепенно боль превращается в обиду, отчуждение, холодность, и мы в отчаянии разрываем отношения с близкими нам людьми. Будучи ведьмами, мы живем «в дремучем лесу» и не чувствуем себя достойными и равноправными членами семьи. В лесной чаще обычно живет только ведьма: ни один нормальный человек не захочет одиноко жить в глуши. Таким образом, одиночество ведьмы становится для нее тяжелым бременем, и со временем женщина впадает в панику. Женщина паникует от того, что никто не может ее спасти, ибо не способен понять ее чувства и реакции. Такая женщина отказывается от объяснений: она уже не пытается выразить свои чувства, потому что слышала от других — да и сама в это поверила, — что она не в состоянии вразумительно изложить свои мысли. Она может лишь вкратце описать свое состояние, но в основном будет просто скрывать свои чувства, пытаясь управлять другими людьми, осуждать их, досаждая кому-нибудь или стараясь услужить. Несколько слов о том, как мы вместе с котерапевтом научились распознавать ведьму в отношениях супружеской пары или семьи. Самая характерная черта ведьмы — ее ненависть к самой себе. Она считает себя отвратительной — неимоверно толстой, безобразной, глупой и непривлекательной. При этом ведьма ощущает свою силу и влияние и всегда старается найти себе оправдание. Так, например, она может сказать: «Я чувствую, что, ворча на детей, я отравляю им жизнь, но почему-то никак не могу остановиться». Она чувствует себя виноватой в том, что в семье случаются конфликты и прочие неурядицы, но не может понять, в чем заключается ее вина. Часто вслух она называет себя стервой или мегерой, и ее партнер охотно соглашается, еще больше подкрепляя ее ненависть к себе. Женщина, идентифицирующая себя с ведьмой, давно махнула рукой на свой внешний вид. Отличительной личностной чертой всех ведьм, с которыми мы встречались на сеансах психотерапии, является избыточный вес. Вне зависимости от того, действительно ли женщина имеет избыточный вес или он соответствует норме, ведьма чувствует себя толстой. А если женщина находится под влиянием социально-культурных стандартов, определяющих объем талии и бедер, то она воспринимает эти стандарты как приговор своей фигуре. Наши современники восхищаются худыми женщинами, и эта идеализация худосочности является симптоматичной в контексте наших общих проблем, связанных с негативным материнским комплексом. Вот что пишет о воздействии полноты на женскую идентичность Дженин Росс, которая работает с женщинами, страдающими булимией: Полнота и ее ощущение обычно различаются у женщин и мужчин. Мужчина может есть часто и много, иметь избыточный вес, не любить свое тело и все же считаться (и считать себя) привлекательным... А для женщины внешность является ключевым фактором при оценке человеческих качеств; женщина ощущает себя такой, какой она выглядит. Она может быть необыкновенно умной, быть восприимчивой и компетентной, но если она полная, то должна изо всех сил доказывать свои достоинства... Мне встречалось множество мужчин, которые любили свое тело и при этом даже не думали о нем, но я никогда не встречала женщину, которая бы любила свое тело и о нем не заботилась. Женщина, идентифицирующаяся с ведьмой, обычно выносит приговор своему телу, фактически обрекая себя на одиночество, и крайне неохотно «отдается» в моменты сексуальной близости, беспокоясь о своей отвратительной внешности. Естественно, отчужденность и скованность женщины воспринимается партнером как желание им управлять, что в дальнейшем может привести к возникновению ответной негативной реакции у мужчины. Еще один способ распознать ведьму, кроме выявления ее ненависти к себе,—узнать, каково отношение членов семьи к женщине как к жене и матери. В одном случае ее поведение героически терпит «Гавейн-муж», который время от времени спрашивает, чего именно супруга хочет, и никак не может понять ее ответ. Дети и муж научились ходить рядом с такой женщиной на цыпочках, словно боясь, что она может их проглотить. Они никогда не смотрят ведьме прямо в глаза. Когда она говорит: «Посмотри на меня» — они пугаются, падают духом и ведут себя так, словно она способна вытянуть из них всю душу. Сама женщина также может научиться отводить взгляд, смотреть в пол или в окно и тяжело вздыхать. Всем своим поведением она демонстрирует огорчение оттого, что никто не в состоянии ее понять. Она права — ее никто не понимает, во всяком случае, в ее собственной семье. Может быть, отчасти это и правда, так как все, что она говорит, «не имеет смысла». Она совершенно не беспокоится о том, чтобы логично построить свое высказывание или разобраться в своих чувствах, хотя и может сделать это в отсутствие своих домочадцев. Члены семьи, прежде всего дети, будут служить ей аудиторией, либо пытаясь перевести ее невербальное поведение в слова, либо реагируя отвлекающим поведением в ответ на материнское отчуждение и гнев. Если в одной семье домочадцы стоически терпят ведьму, то в другой к ней могут и не проявлять такого терпения. Супругом может оказаться мужчина, имеющий психологическое сходство с сэром Громером,— агрессивный и оказывающий постоянное давление на жену и детей. Он требует внимания, любви, проявления нежности и заботы о нем и полного подчинения. Он идентифицирует себя с мачо и, ведя себя агрессивно, наводит страх своей физической силой и эмоциональным напором. «Сэр Громер» заявляет жене, что с ней (и с ее матерью) «просто невозможно жить». Он не выпускает ведьму из лесной чащи, а потом с удивлением и страхом узнает, что сын его в школе проявляет неуважение к учителям-женщинам, что на спортивной площадке его мальчик «превращается в быка» или становится юным правонарушителем, наносящим ущерб чужой собственности, или пристает с домогательствами к молодым женщинам. «Сэр Громер» никогда не придет на прием к терапевту по своей воле. Как правило, прийти на терапию его вынуждают дети, которые бессознательно защищают и спасают ведьму. В семьях обоих типов почти всегда проявляется особенность, характерная для негативного материнского комплекса: никого из членов семьи не трогают слезы матери. Слезы вызывают не жалость, а лишь презрение и раздражение. В конечном счете, как нам известно, слезы ведьмы — не настоящие. За этими слезами скрываются злоба и стремление к власти. Когда мы думаем, что женщина-ведьма плачет, мы ошибаемся: она смеется, и смех ее звучит презрительно и зловеще. Домочадцы, видя привычные материнские слезы, испытывают презрение, реагируя на иррациональное значение негативного материнского комплекса. Далее мы рассмотрим пример клинической работы с образами ведьмы и героя в процессе терапии семейных пар. Сначала мы поговорим о Луизе, которая поневоле оказалась в роли ведьмы, реагируя на рациональный «героизм» ее мужа Ларри. Затем мы обратимся к Ларри. Эта супружеская пара, Луиза и Ларри — скорее прототип реальных клиентов или карикатурные персонажи. Это собирательный образ, не связанный с каким-то конкретным клиническим случаем. Образ Луизы показывает психологию многих женщин — моих клиенток, приведших на психотерапию своих мужей. ЛУИЗА В ОБРАЗЕ ВЕДЬМЫ Луиза — типичная женщина среднего возраста. Она полная и поэтому предпочитает одежду темного цвета, которая должна скрывать полноту: обычно это не поддающиеся описанию застиранные, пузырящиеся на коленях брюки и простая блузка на пуговицах. Луиза отличается некоторой нервозностью; она сидит на краю стула, трогая то очки, то свои наспех расчесанные волосы. Ее лицо, неухоженное, без каких-либо следов макияжа, остается застывшим и непреклонным; Луиза говорит тихо и монотонно, не проявляя никаких эмоций. Глядя в пол или в окно, она перечисляет обиды и выражает недовольство своими детьми, мужем и начальником на работе, где занимает должность секретаря. Ее повседневная жизнь представляется непрерывной чередой повседневных обязанностей и вызывающих стресс событий. Она скрывает свою ранимость за четко организованной манерой поведения, проявлением сарказма и жалобами. По-видимому, Луиза уверена в том, что муж и дети могли бы больше помогать ей по дому, но если терапевт начинает расспрашивать ее более подробно, она говорит: «Знаете, они уже помогают мне так много, что жалуются, если я прошу их сделать что-то еще». Она произносит это с такой интонацией, словно защищается и выражает недовольство собой за то, что нападает на свою семью. Во время терапевтической сессии Луиза проявляет нервозность и замешательство: женщина становится то чересчур настойчивой, то замкнутой и отчужденной. Хотя на первый взгляд Луиза эмоционально отстранена от беседы, она часто перебивает других, вмешиваясь в разговор каждый раз, когда ее задевают чья-то реплика или высказывание. Терапевта может начать раздражать такое поведение, и он сочтет, что своим постоянным вмешательством Луиза пытается управлять терапевтической сессией. Но когда ей указывают на недопустимость такого поведения, Луиза начинает открыто защищаться, а потому ощущает себя виноватой вдвойне, ибо согласно предположению терапевта именно такое ее поведение вызывает проблемы при общении в кругу семьи. Она демонстрирует необычное навязчивое внимание к членам своей семьи: и в своих рассказах о ведении домашнего хозяйства, и в проявлении своей заботы о них на терапевтической сессии. Она опережает события и умудряется заметить потребности других людей еще до того, как они успевают их выразить; протягивает кому-то салфетку или предлагает ребенку пойти поиграть в сторонке, если тот начинает капризничать. Проявление внимания и заботы необходимо Луизе для того, чтобы скрыть свои сомнения в том, что в ее любви есть что-то хорошее, а также в том, что она сама для своих близких ничего не значит. Если бы оказалось, что близкие в ней нуждаются, тогда, наверное, она не «узнала бы» о своей никчемности. Когда Луизу спрашивают, что она хочет получить в результате терапии, она говорит только о том, как должно измениться поведение других членов семьи. Она сетует, что Ларри никогда не говорит ей, что у него на уме, и приходится все из него вытаскивать. Видимо, Луизе хочется, чтобы муж был более эмоциональным и внимательным. Она будет рада, если Ларри станет помогать ей по дому, но она хочет, чтобы он помогал ей так и тогда, как она считает нужным. Ларри не стоит совать нос в ее дела, но он «должен вести себя как мужчина». Многие из желаний Луизы смутны и противоречивы, когда она пытается высказать их на рациональном уровне, но у нас возникает ощущение, что она все же хочет видеть в Ларри партнера, а не отца или сына. Что же произошло с Луизой? Мы узнали, что когда-то она была романтичной и энергичной женщиной, уверенной в том, что просто создана для семейной жизни. Двенадцать лет назад, выходя замуж, она была влюблена в Ларри и ожидала, что они вместе будут строить семью. Честолюбивые стремления Ларри, его желание иметь собственный бизнес и зарабатывать деньги вполне ее устраивали. Луиза продолжает поддерживать мужа в его карьере; она гордилась и гордится им. Расспрашивая Луизу, мы выяснили, что она все еще идеализирует Ларри, — считает его умным, способным и чувствительным человеком, который пользуется уважением своих детей и окружающих. Особенную гордость v Луизы вызывает общественная работа мужа, и ей бы очень хотелось, чтобы его теплое, доброжелательное внимание было обращено и на семью. Но эта женщина разочарована в себе и в своей внешности и больше не верит, что может быть привлекательной для Ларри и достичь каких-либо успехов в своей профессиональной деятельности. Она считает себя безобразной. Она знает, что хорошо справляется с домашними делами, и получает от этого удовольствие. И хотя Луиза не считает себя совершенной, она делает все возможное, чтобы содержать свою семью в полном порядке. Работая в своем офисе в должности секретаря она зарабатывает небольшие деньги, но там тоже трудится не покладая рук. Она знает суть и порядок работы, и у нее есть несколько отличных идей, как лучше организовать работу в офисе. Но ее начальник, видимо, не хочет, чтобы она «руководила им» и, как правило, не обращает внимания на ее предложения. Постепенно Луиза возненавидела себя и пришла в отчаяние, потеряв надежду стать востребованной, разуверившись в своей добродетели и привлекательности, а теперь — еще и в обоснованности своих взглядов и предпочтений. У нее возникли опасения, что она попросту сходит с ума. СОЦИАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ФЕНОМЕНА «ПЛОХОЙ МАТЕРИ» С точки зрения разделяемых мною идей феминизма и юнгианской психологии, Луиза оказалась в тисках социально-культурной проблемы, связанной с негативным материнским комплексом. Женщина не ощущает своего авторитета, сомневается в своей компетентности и значимости, и эти чувства еще больше усиливаются обществом, которое систематически обесценивает проявление заботы и внимания к людям и в профессиональной сфере, и дома. Женщина не получает никакого вознаграждения за то, что воспитывает детей и ведет домашнее хозяйство, эти занятия не способствуют повышению ее социального статуса. Даже в период «освобождения женщин» каждая из нас продолжает нести ответственность за воспитание и развитие ребенка. Это относительно новая социальная ситуация, сложившаяся отчасти и из-за влияния психоанализа на проблемы воспитания детей, и эта ситуация предполагает огромную ответственность. Не так давно, еще не в столь отдаленном прошлом, ответственность за подрастающее поколение разделяли между собой (по крайней мере, номинально) несколько взрослых людей в семье. Женщин не обременяли объяснениями и не обвиняли в том, что именно они являются причиной психологических проблем; их не называли «шизофреничными», «подавляющими» или «удушающими» матерями. Даже молодые женщины, взрослея, ощущали необходимость стать независимыми. Сейчас на терапию приходят люди среднего возраста (35-50 лет) или старше (50-65 лет), которые по-прежнему объясняют свои проблемы и конфликтные ситуации тем, что для них сделала или не сделала мать. Образы подавляющей и пожирающей матери постоянно встречаются в психотерапевтической литературе — начиная с психоаналитических опусов и кончая книгами и статьями по семейной терапии, и эти образы, наполняющие нашу популярную психологию «страхом перед матерью» и «потребностью в матери», являются архетипическими, безличными: они чрезвычайно тревожат любую женщину. Проблема ведьмы не является индивидуальной проблемой и, следовательно, не может быть решена только на уровне одного человека. Несмотря на ее самые разные конкретные проявления и бесконечные истории о недостаточной чуткости женщин, их навязчивой гиперопеке и стремлении раствориться в своих детях, негативный материнский комплекс — это социальная проблема. На индивидуальном уровне мы можем решать ее, помогая женщине отделить свою идентичность от негативного материнского комплекса и вернуть ощущение человека, имеющего законное право на обладание авторитетом и влиянием. Мы можем помочь женщине оценить по достоинству существующие внутри нее внутреннюю энергию и силу ведьмы, давая им позитивную характеристику и рассматривая их благотворное влияние на женскую идентичность. Но мы все-таки не сможем прекратить отыгрывание комплекса, пока по-новому не оценим общее архетипическое влияние привязанности на человеческие отношения. Теперь следует обратиться к широкой социальной проблеме обесценивания фемининпости в жизни человека. Напомню, что под фемининностью я подразумеваю все виды деятельности и выражения чувств, связанные с заботой, вниманием, привязанностью, воспитанием, проявлением эмоций, и другие аспекты «обычной жизни». Не следует считать, что эти качества соответствуют социально-половой роли женщины или ее индивидуальности. До сих пор не было явного подтверждения тому, что социально-половой категории «женщина» присущи особые виды деятельности и связанные с ними отношения в рамках какой-либо культуры или в любой социальной ситуации. Я предпочитаю отделять архетип от образа реальной женщины и говорить о фемининпости как об инстинктивно-эмоциональной человеческой реакции, включающей в себя как заботу и поддержку, так и удушение и смерть. Согласно результатам исследования Джона Боулби и его коллег, инстинктивную область привязанности-отделения можно сравнить с архетипической фемининностью, что мы сделаем несколько позже. Но проблема обесценивания фемининности слилась с проблемой обесценивания женской идентичности, так как сфера проявления заботы и человеческих отношений всегда находилась в ведении женщин. Основную ответственность за воспитание и развитие молодого поколения принято возлагать на институт, именуемый материнством, который способствует притеснению женщин, принижению их статуса и предопределяет их «неспособность к карьерному росту» и, соответственно, низкую оплату труда. Именно этот социальный институт, а не сама функция материнства служит основной причиной возникновения нашей современной «проблемы ведьм». Женская идентичность (начиная с позднего подросткового возраста и далее, на протяжении всей жизни) связана с материнством. Независимо от того, какой выбор сделает женщина — стать матерью или остаться бездетной, — ее будут спрашивать о причинах этого выбора, осмысливать и оценивать его и упрекать за этот выбор. Никого не интересует, планирует ли конкретный мужчина стать отцом (это очень популярная тенденция избегать отцовства, отрицать или вообще отказываться от него), но, тем не менее, общественность глубоко озабочена позицией женщин, которые осознанно отказываются от материнства, особенно если женщина — психотерапевт или психоаналитик. Хотя женская идентичность всегда связана с материнством, у женщины нет здесь «хорошего» выбора. Если женщина решает стать матерью и посвятить себя воспитанию и развитию детей, она попадает в материальную зависимость от мужчины, ее социальный статус снижается, и, не имея возможности для профессионального роста, женщина не сможет сделать карьеру даже тогда, когда дети подрастут и не надо будет тратить много времени на их воспитание. Если же женщина сознательно отказывается от материнства, ее будут считать недостаточно женственной и, возможно, даже ущербной. Те женщины, которые посвящают четверть или пятую часть своей жизни (предположительно 18-20 лет при общей продолжительности жизни 78 лет) только материнству, не готовы снова вступить во «взрослую» жизнь, вне зависимости от того, насколько они уверены в своем авторитете, компетентности и наличии чувства собственного достоинства. Женская властность, которая слышится в голосе подавленной и раздраженной матери, обусловлена именно тем, что многих из нас воспитывали только женщины. И внешний, и внутренний «голос сознания», организующий нашу повседневную жизнь и указывающий нам, что делать и как поступать в той или иной ситуации, всегда имел женскую интонацию. От этого влияния и силы женской власти мы и стремимся отделиться и обособиться, чтобы обрести собственную идентичность. То есть мы должны отделить власть материнского комплекса от своего ощущения Я (эго-комплекса), чтобы самим иметь возможность стать матерью или отцом. Если взрослая женщина высказывается со знанием дела, в особенности если она выступает в роли «матери семейства», то тем самым она обретает защиту от «притеснения» и не чувствует, что ее «притесняют», потому что только она заботится о детях, защищает их и имеет с ними тесную эмоциональную связь. В любом обществе, если женщина проявляет настойчивость, недовольство и убежденность в непререкаемости своего авторитета, ей почти всегда будут приписывать такие качества, как доминирование, подавление или гиперопека. Редко бывает так, чтобы ее считали только недовольной или только авторитарной. Вспомним результаты национального опроса, выяснявшего поло-ролевые стереотипы нашего общества, о котором говорилось во второй главе. Результаты этого исследования показали, что стереотипные маскулинные черты, которые в основном группировались вокруг факторов «инструментальности» и «компетентности», считаются более желательными, чем стереотипные черты феминин-ности, группирующиеся вокруг факторов «экспрессивности» и «зависимости». Респонденты — студенты колледжа, работники сферы психического здоровья, а также репрезентативная выборка взрослых людей, принадлежащих к самым разным социальным группам, представляют идеальную женщину менее компетентной по сравнению с идеальным мужчиной, а обычную зрелую женщину — более зависимой и склонной к подчинению в сравнении с любым мужчиной или любым «здоровым взрослым». Как я уже отмечала, такое мнение указывает на двойственное отношение социума к образу женщины. Если поведение женщины соответствует представлениям о поведении взрослого человека, ее осуждают за то, что она недостаточно женственна. Если же она делает все возможное, чтобы проявить свою фемининность, то ее поведение, как правило, не отвечает общепринятым стандартам поведения взрослого человека. Отстранение мужчин от выполнения материнских функций, в сочетании с приписыванием женщинам второстепенных человеческих качеств, способствовало возникновению социальной проблемы, связанной с негативным материнским комплексом. Этот комплекс проявляется в склонности мужчины и женщины отыгрывать в своих супружеских взаимоотношениях роли ведьмы, героя и быка, что чаще всего случается после того, как между ними было сформировано, а затем утрачено базовое доверие (т.е. совершилось предательство). Ведьма — воплощение негативной, директивной власти — с помощью своих эгоистичных манипулятивных действий подчиняет себе других людей, особенно тех, кто от нее зависит. Образ героя, напротив, является воплощением компетентного, рационального человека, который «соблюдает дистанцию» и пользуется уважением близких за свою человечность и доброе отношение к людям. Герой считается авторитетным и знающим себе цену человеком. Так как мы видим Ларри в роли героя, и эта роль также связана с негативным материнским комплексом, давайте вспомним, что сэр Гавейн и король Артур из нашей легенды воплощают два полюса героических действий: Артур — рационализм, а Гавейн — молодость и отвагу. С самого начала и вплоть до развязки этой романтической истории, когда Рагнель попросила своего жениха поцеловать ее, Гавейн был наивным странствующим рыцарем, который «спешил туда, куда боятся ступить ангелы». Таким образом, рациональный Артур и куртуазный Гавейн обладают героическими чертами, которые ограничивают возможности нашего героя Ларри понять свою жену Луизу. ЛАРРИ В РОЛИ ГЕРОЯ Ларри — моложавый мужчина средних лет, худой и слегка сутулый. Он держится легко и уверенно, много улыбается, говорит вежливо, но твердо. Впервые увидев Ларри, одетого в вельветовые джинсы и светлую рубашку на пуговицах, мы сразу почувствовали: приятный мужчина. Несмотря на что-то мальчишеское, а выражение его гладкого, без единой морщинки лица свидетельствовало о некоторой незрелости, уязвимости, а иногда — просто слабости. Ларри пришел на терапию, чтобы помочь Луизе. Они оба согласны с тем, что в последнее время Луиза выглядит совсем несчастной, и, по-видимому, никто из них не сможет решить ее проблему или хотя бы понять, в чем она заключается. Ларри надеется, что психотерапевты смогут ему подсказать, «как сделать Луизу счастливой», так как он твердо решил «расставить все по своим местам», потому что, слушая постоянные жалобы жены, стал терять терпение «Кроме того, — откровенно сказал Ларри, — раньше мы оба уже побывали на такой консультации, и я не верю, что эта терапевтическая ерунда действительно может помочь». Рассказы Ларри логичны и последовательны. Он рассказал нам о том, что его работа заключается в продаже мини-компьютеров, как он шаг за шагом сделал неплохую карьеру и как уговаривал Луизу вернуться на работу, когда младший сын пошел в школу (сейчас их детям восемь и десять лет). Ларри хотел знать «факты» о любой ситуации — он сразу спросил нас о том, сколько мы зарабатываем и что, по нашему мнению, у них в семье не так. Мы увидели, что Ларри — «хороший парень»; он вежлив и контролирует свои эмоции. Он никому не противоречит, никогда не затевает ссоры и очень гордится тем, что он «семейный мужчина». Он предпочитает рассудительность бурному проявлению эмоций и каждый раз, когда Луиза выражает недовольство или перебивает терапевтов, Ларри говорит: «Если бы мы хоть на мгновение могли стать просто рациональными...» Но, видимо, Ларри все же испытывал смущение и стыд, посещая психотерапевта, и чувствовал себя неловко, особенно когда мы стали расспрашивать его об «очень личном». Он постоянно провоцировал нас, требуя сказать ему, «чего Луиза действительно хочет», и чтобы мы продолжали заниматься своим делом. Мы оба считали, что нам легче достигнуть понимания с Ларри, и с самого начала ощущали, что работать с ним намного приятнее, чем с Луизой. Его высказывания имели смысл, но наш клиент явно испытывал дискомфорт. Он отказывался тратить время на «болтовню», однако обладал любопытной способностью доводить своим рационализмом терапевтов до белого каления, бросая вызов нашему авторитету. «ГЕРОЙ» КАК ОБЩЕСТВЕННАЯ ПРОБЛЕМА Ларри похож на тех героических мужей, которые женаты на феминистках и с которыми мы не раз встречались на терапии. Они ведут себя как Гавейн во время свадебного торжества или в брачных покоях, принимая вызов, который бросает им Рагнель. Такие мужчины признают равенство в отношениях с женщиной и уделяют внимание своим отношениям с женой и воспитанию детей — но лишь на словах. Это мужья, которые позволяют своим женам вернуться в колледж и закончить учебу, соглашаются с просьбами «сходить в прачечную в пятницу вечером, присмотреть за детьми с 4 до 7 в понедельник и в среду» и т. п. Глядя на эти попытки Гавейна приспособиться к требованиям его жены, соседи вздыхают, а затем цокают языками (как придворные на свадебном пиру) и говорят: «Бедный мистер Гавейн! Он делает так много для этой раздражительной женщины, а она никогда не бывает довольна. Посмотрите, он день за днем возится с детьми и при этом обеспечивает всю семью. А эта особа всегда жалуется, что он сделал что-то не так. Она не понимает своего счастья — того, что он у нее есть. Она это узнает, когда мистер Гавейн однажды уйдет из семьи и оставит ее одну, с ее стервозностью и со всеми ее жалобами. Вот чего эта женщина действительно заслуживает». Гавейн услужил Артуру, когда принял вызов Рагнели, не осознав свое отношение к ней, не оценив реальную ситуацию. Ради спасения короля он был готов «жениться на самом дьяволе». В действительности Гавейн сочетался браком не с Рагнелью, а с рациональным авторитетом короля и его патриархальной властью. С другой стороны, Артур не проявил ни храбрости, ни благородства. Он лишь на словах служил идеалам героического рыцарства, когда согласился с тем, чтобы его любимый племянник сожительствовал с ведьмой. Артур пытался спасти свою голову и был готов на все, чтобы выйти сухим из воды, т.е. из этой ссоры с ужасным и беспощадным сэром Громером. Когда, наконец, наступило время свадьбы Гавейна, Артур захотел ее отложить или как-то исправить ситуацию, так как союз его племянника с мерзкой ведьмой камнем лежал на совести бедного старого короля. Такое пустое, неискреннее стремление к равенству и гуманистическим идеалам хорошо известно. Белые мужчины часто говорят: «Конечно, я сторонник равенства с чернокожими (или пуэрториканцами или другими притесняемыми меньшинствами), но это не значит, что я хочу, чтобы моя дочь вышла замуж за негра». В истории о Гавейне и Рагнели особое внимание сконцентрировано на «губах», поскольку главной героиней легенды является ведьма. Как мы помним, ведьму нельзя целовать в губы. Если Рагнель действительно является ведьмой, она в первую брачную ночь высосет из Гавейна всю душу. Но Рагнель знает, что на самом деле она прекрасна и очаровательна и потому уверена в своей власти. Она говорит Гавейну: «Подойди и поцелуй меня»: Она бросает вызов его напускной преданности идеалам и поступкам, которые кажутся естественными, но фактически несут в себе угрозу его независимому героизму. Рагнель — женщина, испытавшая притеснения, на самом деле говорит: «Мне мало твоего согласия помогать мне по хозяйству; я хочу, чтобы ты уделял время не только домашним делам, но и мне самой, в полной мере проявляя свои способности и чувства». В этой истории мы можем видеть, как в партнерских отношениях проявляется характер героя. Герой не может бороться с ведьмой так же рационально, как собирает информацию и анализирует факты. В общении с ведьмой бесполезны рассудительность и холодный расчет. К тому же герой не может подкупить ведьму: дорогие подарки, золото, собственность и деньги ей совершенно не нужны, так как она достигла таких глубин самоизоляции, что достучаться до нее можно только одним способом — восстановив базовое доверие, а вместе с ним, — и уязвимость. Те преимущества, из-за которых брак с героем прежде казался столь привлекательным для женщины, себя исчерпали. Теперь они свидетельствуют о том, что женщина совершила ошибку, доверившись мужчине, который так и не смог стать ей настоящим партнером. Если герой не сможет выйти за рамки рациональных попыток решения проблемы, за границы своей власти, имеющей материальную основу, и смертельного страха перед ведьмой, он никогда не увидит в своей жене прекрасную принцессу. Он даже не сможет «спасти свою голову» и узнать, в чем заключается смысл его дальнейшего личностного развития. Мне бы хотелось обратить особое внимание на предположение, что заклятие негативного материнского комплекса было наложено именно брачным контрактом. Как социальный институт брак имеет определенную цель: узаконить право мужчины на владение женщиной как собственностью; при этом мужчины громогласно заявляют о существовании партнерских отношений между супругами и равноправии для обоих. Как мы помним, реакция короля Артура была незамедлительной: «Я не могу отдать моего племянника Гавейна — он независимый человек». Но независимость не касается женщин: их отцы выдают их замуж — передают мужьям. Отношение к женщине как к собственности — основной фактор, способствующий разрыву близких отношений в браке. Не важно, насколько осознанно партнеры будут принимать решение о вступлении в брак (порожденный культурой социальный институт), им все равно не удастся уйти от подспудного влияния этого таинства. Можно на свой лад переделать свадебную церемонию, отказаться от мужа, который был выбран отцом, не брать фамилию мужа (т.е. оставить свою девичью фамилию) и совершать бесконечное множество других рациональных поступков (например, какое-то время жить вместе до вступления в брак), пытаясь нивелировать общественную значимость этого события, — все эти усилия будут напрасны. Когда люди сталкиваются с институтом брака, они сталкиваются с негативным материнским комплексом, потому что их друзья и родственники, их семьи и дети, а также их сны не дадут им забыть истинное значение этого института. Современному мужчине чрезвычайно трудно дается переход от позиции героя — рационального и авторитетного — к партнерству с Рагнелью. Хотя мужчина и говорит при вступлении в брак: «Я хочу вместе с тобой воспитывать детей и заниматься домашним хозяйством, я хочу быть твоим равноправным партнером во всех повседневных делах»,— он вскоре поймет, что обещанное им слишком сложно и неопределенно, чтобы его выполнить. Мужчины недостаточно чутки и не приучены заботиться о других, брать ответственность за своих близких. Требуется большое искусство и терпение, чтобы готовить еду, проявлять сочувствие к чужой боли и координировать деятельность членов семьи при ведении домашнего хозяйства, однако многие из нас не желают этого понять. Мальчики исключают из своей идентичности нечто важное: чуткость и способность выражать эмоции. А ведь эти качества и способности понадобятся им, когда мальчики сами станут отцами и перед ними возникнет необходимость разумно руководить домашним хозяйством. Но самым удручающим является тот факт, что мальчики и юноши сознательно и бессознательно заучивают одно правило: они не должны позволять женщине указывать им, что надо делать. Необученный, немотивированный и не осознающий истинных способностей женщины к деятельности, требующей внимания и сочувствия, взрослеющий мужчина усваивает и запоминает на всю жизнь: он должен пренебрегать советами и указаниями жены, если хочет считаться «настоящим мужчиной». Психотерапевты часто сталкиваются с такой позицией, когда работают с семейными парами, утратившими базовое доверие и отказывающимися ценить фемининность в своей повседневной жизни. Общество никак не вознаграждает стремление мужчины принимать участие в воспитании детей наравне с женщиной. Какой должна быть мотивация, чтобы мужчина стремился иметь те же навыки и эмоциональные реакции, которыми владеют женщины, защищая своих детей и заботясь о них? Какие возможности для повышения дохода или статуса открываются для мужчин, овладевших такими навыками? Разумеется, никаких. Поэтому молодые «героические" мужья, имеющие самые добрые намерения, обычно оказываются "вне игры" и покидают поле семейных и домашних дел, устраняясь сначала физически, а затем и эмоционально. Нам известно, что семей с одним кормильцем становится все меньше и что по крайней мере в 40% полных американских семей работают оба партнера. Как можно объяснить эту ситуацию и как она влияет на отношения между партнерами? Обычно мужчина зарабатывает намного больше, так как и работа, которую он ищет, и квалификация, которой он обладает, и его принадлежность к мужскому полу — все это связано с более высоким материальным статусом и вознаграждением. Муж, который зарабатывает больше денег, работая вне дома, обычно привносит в свою домашнюю жизнь осознание того, что он обладает большей «стоимостью». Согласившись разделить со своей женой домашние обязанности, героический муж не может понять, почему его жена несчастлива, ведь он зарабатывает намного больше денег, чем она, и еще выполняет предписанные ему домашние обязанности. Хотя свою работу по дому мужчина может делать неохотно и неумело, а в его внимании к детям и супруге может сквозить еле скрываемая тоска и раздражение, он, конечно же, «выполняет свою часть» работы и соглашается с «требованиями» жены. Супруги периодически осмысливают все эти факты. И тем не менее они никак не могут понять, почему жена все еще несчастна, хотя муж выглядит настоящим героем, особенно в сравнении с другими мужчинами, их знакомыми и друзьями. Разумеется, от него нельзя ожидать, что он будет «выполнять приказы» жены или сможет перенять ее стиль ведения домашнего хозяйства, но ведь он пытается «как можно лучше» выполнить все, что от него требуется. Единственная мотивация к изменению — искреннее желание изменить себя и свои приоритеты в жизни — должна исходить от самой ведьмы или от быка. Эта мотивация иррациональная, интуитивная и вынужденная. Движущей силой, побуждающей мужчину к изменению, может быть как страх «лишиться головы», так и вызов, брошенный авторитету мужчины ведьмой, которая уверенно заявляет: «Я знаю ответ. Твоя жизнь в моих руках». Главной проблемой, с которой сталкивается героический муж «АртурТавейн», является доверие: мужчина должен поверить ведьме, когда она бросает ему вызов. Парадоксально, но «героический» муж надеется, что кто-либо — ведьма, или терапевт, или жена (или его «другая женщина») — велит ему сделать только то, что он может. Ларри просит терапевта «сделать так, чтобы стало лучше», и «сказать ему, что надо делать». Но так как Ларри в глубине души уверен в том, что Луиза и терапевты по своему развитию ниже его, он не сможет воспользоваться их советом. Находясь в положении Артура, Ларри хочет только «фактов» и просто не способен воспринимать что-либо, за исключением рациональных аргументов. Он требует, чтобы с ним говорили на его языке. «Ваши слова не имеют смысла», — периодически заявляет он Луизе и терапевтам, когда они рассказывают ему о важности проявления чувств и эмпатии. Это героическое замечание об «отсутствии смысла» — отказ слушать любое объяснение смысла, которое не рационально или не выгодно ему самому. Следовательно, герой не может услышать свою жену, своих детей и других людей, если они «сходят с ума» или «слишком эмоциональны». Он настраивает их против себя, отрицает смысл их слов и постоянно ищет уязвимые места в их рассуждениях. «Доброволец-герой Гавейн» отказывается подчиняться авторитету фемининности. Он признает авторитет «короля» в решающих вопросах, когда речь идет о вызове и проявлении «героизма», но никогда не послушается женщины, настаивающей на правильности своих ответов. Более того, такой «Гавейн-герой» категорически отрицает, что сердится на свою безобразную жену, и упрямо, но с неизменной улыбкой продолжает сопротивляться. Иногда он отыгрывает роль быка, проявляя уже знакомую ему ярость, которой он сам боится. Женская власть и сила ведьмы, ее настойчивое и гневное противоборство — это проклятие для «героического Гавейна», и он жаждет ограничить ее влияние любыми возможными средствами. Когда «Гавейну» удается это сделать, он испытывает отвращение и раздражение, которое замечают все окружающие. В присутствии «Гавейна» никто не хочет отыгрывать роль ведьмы. Если же эту роль отыгрывает его жена, она приходит в ярость из-за того, что супруг ее отвергает. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ РОЛЬ БЫКА На второй или третьей терапевтической сессии с Луизой и Ларри я осуществила прямую конфронтацию: заставила раздраженного Ларри увидеть последствия своего отказа помогать жене в ведении домашнего хозяйства и воспитании детей. Я сделала это в связи с особым заданием, которое мы дали Ларри по окончании предыдущей сессии. Ларри пришел в ярость и заявил, что я не понимаю, что делаю, и все, что я предлагаю, «никуда не годится» и все мои идеи ему «абсолютно понятны»,— т.е. он сам о них думал и был уверен, что они не дадут положительного результата. Кроме того, он сказал, что я «взвинчиваю» его жену и «делаю только хуже». Он считал, что «я просто неудовлетворенная, раздражительная женщина», и удивлялся, почему у меня «не сложился мой брак» (он узнал, что я разведена, однажды увидев разные фамилии на моих дипломах, висевших на стене офиса; это обычный случай, когда существование института брака создает условия, при которых женщина вынуждена публично демонстрировать подробности своей личной жизни ). Ларри превратился в быка, поэтому я смогла, наконец, заставить его признать, что он испытывает гнев по отношению к собственной жене. Позже мы еще вернемся к тому, какую пользу принесло Ларри это признание. Я привела этот пример для того, чтобы раскрыть роль быка в негативном материнском комплексе. Мужчина может быть независимым, имея рациональную героическую установку, но, когда случается нечто «запредельное» (зачастую из-за претензий, предъявляемых главе семьи каким-то «второстепенным» лицом, например, женщиной), он спускается со своего "героического пьедестала" и ведет себя так, словно совершенно потерял голову. Отыгрывая негативный материнский комплекс в супружеских отношениях, бык и ведьма будут сражаться насмерть, но не смогут решить никаких проблем, и лишь время от времени будет наступать некоторое облегчение. Когда бык и ведьма вступают в борьбу, над базовым доверием нависает угроза. Для роли быка характерны мачо-установка и открытая ненависть к проявлению фемининпости и мужчинами, и женщинами. Бык настроен враждебно к психотерапии, проявлению чувств, женским сообществам и любым намекам на мужскую слабость. По существу, в межличностных отношениях бык является воплощением крайности, проявление которой у любого человека обычно бывает весьма редким. Хотя такой мужчина может получать определенную поддержку социума благодаря своей агрессивной установке по отношению к женщинам, тем не менее, он ощущает свое отчуждение от других людей и страдает от отсутствия доброты в своей душе. Подобно женщине, идентифицирующейся с ведьмой, мужчина, идентифицирующийся с быком, испытывает к себе презрение. По существу, он не доверяет другим людям: не может позволить им заботиться о себе и создает защитный экран агрессивной и раздражительной предвзятости, пытаясь скрыть свою уязвимость от других. В основе такой панической тактики лежит чрезвычайно сильный страх: и перед возможной враждебностью других, и перед собственной яростью. Мужчина, идентифицирующий себя с быком, оскорбляет и насилует жену, бьет детей; он слеп и настолько напуган, что превращает свой страх в направленную агрессию. Телевизионный персонаж Арчи Банкер может служить карикатурным прототипом менее опасного быка. Кэролл О'Коннор — талантливый актер, и его прекрасная игра позволяет нам ощутить ранимость Банкера, его плохо скрываемый детский страх — страх маленького «брошенного мальчика». В истории о Гавейне и Рагнели при первой встрече короля Артура и сэра Громера мы можем наблюдать за тем, как ведет себя бык. Рассуждая логически, можно сделать вывод, что поведение мужчины, идентифицирующего себя с быком, напоминает поведение короля Артура: сначала он пытается завладеть тем, что ему не принадлежит, а затем не признает свой долг. Артур отправляется на охоту в лес, который не является его владением, и, убив животное, беспечно считает, что добыча по праву принадлежит ему. Условия средневекового брачного контракта имеют большое сходство с такого рода поведением. Мужчина считает своей собственностью и женщину, и детей, которые носят его имя. Он пытается завладеть тем, чем не может обладать,— свободой другого человека. Ирония института брака — законного социального контракта, закрепляющего пожизненную принадлежность жены мужу (до сих пор в брачном контракте супруги обозначаются как «man» и «wife», то есть «мужчина» и «жена», а не «муж» и «жена» и не «мужчина» и «женщина». Я уже не говорю об особенно неприятном для феминисток переводе «человек» и «жена»), — заключается в том, что этот контракт был создан в XIV-XV вв. Отцами Церкви, которые сами давали обет безбрачия и осуждали интимную близость даже в браке. Специфическое объединение духовного союза и права на собственность впервые было утверждено на Западе приблизительно в то время, когда император Константин провозгласил союз между церковью и государством. Вплоть до этого времени либеральные законы Римского Права не позволяли брачному контракту связывать людей на всю жизнь. В своем романе «Жизнь после брака» А. Альварес утверждает, что ограничительная форма современного брачного контракта уходит корнями в эпоху святых отцов, «чья истерическая нетерпимость к плоти» привела к возникновению апикальной ситуации в истории брака в западной культуре: долговременный договор, законно связывающий двух людей, был создан как наказание за прелюбодеяние. Альварес пишет: Грань, разделяющая целомудрие и сатироманию, праведность и фарс, была очень тонкой, а иногда ее вообще невозможно было распознать. А поскольку это извращенное, неестественное стремление к сексуальной чистоте (стерильности) было отличительной чертой праведности, оно исказило европейскую мораль, отделяющую тело, душу и добродетель от желания, превращающую брак из благословения в вынужденное согласие. Брак должен был уберечь тех, кто не обладал святым целомудрием, от греха прелюбодеяния и базировался на уверенности людей в том... что истинная страсть всегда ведет к трагедии. Эта однобокая мораль и была закреплена в Каноническом Законе, который доминировал в Европе на протяжении пятнадцати веков. Фанатичное безразличие к основным человеческим чувствам в сочетании с законным правом владения женой и детьми является характерной чертой созданного в средневековье брачного договора. Сочетание эмоциональности и законности, в полной мере отразившееся в институте брака, проявляется в договоре между королем Артуром и сэром Громером, о котором мы узнали в самом начале нашей истории. Артур представляет государство и, соответственно, заботу государства о соблюдении прав собственности. Король по незнанию вторгается на чужую территорию и с большой неохотой признает, что убил оленя, не имея на это права. В свою очередь, Громер насильно навязывает королю «отыгрывание» своей агрессии. (Согласно одной из версий, Артур действительно отдал Гавейну часть владений Громера; другие источники не позволяют нам выяснить причину ярости Громера, хотя все равно она связана с правом на собственность.) Соединив образы короля Артура и сэра Громера, мы получим собирательный образ — воплощение мужчины, отыгрывающего роль быка. На более осознанном уровне, по крайней мере, на первый взгляд, герой, отыгрывающий роль быка, поступает вполне разумно, наказывая жену за то, что та «лезет не в свое дело». Он может сказать: «Я материально обеспечиваю вею семью. Она не зарабатывает даже на бензин и при этом хочет, чтобы я мыл посуду? Это женская работа. А зачем тогда, по-вашему, я женился?» Его заявления основаны на убеждении, что деньги и собственность значат больше, чем равенство или человеческие чувства. Такова общая установка в нашем обществе, и многие люди поддерживают звучащий в ней «здравый смысл». С другой стороны, если кто-то (особенно женщина) слишком далеко вторгается в сферу «собственности-свободы», мужчина приходит в ярость. Отыгрывая роль Громера-быка, он «теряет голову Артура»: все разумные аргументы для него ничего не значат, так как полностью утрачивают смысл. Теперь в ход идет другое оружие — угроза физического насилия или ее эмоциональное дополнение — яростная брань, и мужчина устремляется в бой. Если терапевту удается вызвать более «героическую и мужественную» ответную реакцию у такого мужчины, отыгрывающего роль быка, это означает, что идентификация с быком была временной. Если же мужчина проявляет «рациональную» нетерпимость к человеческим чувствам и обрушивает потоки яростных угроз, вполне вероятно, что идентификация с образом быка является более глубокой и перманентной. Как и женщине, остановившейся в своем психологическом развитии на первой стадии развития анимуса, такому мужчине требуется дополнительная индивидуальная терапия, чтобы достичь прогресса в личностном развитии. Мы обнаружили, что матерые быки с большим трудом приходят на психотерапию, так как сами находятся «в дремучем лесу» — остаются в изоляции из-за отсутствия базового доверия. НЕГАТИВНЫЙ МАТЕРИНСКИЙ КОМПЛЕКС В этой главе мы рассмотрели, как отыгрываются роли ведьмы, героя и быка — части путеводной карты межличностного пространства или поля взаимодействия, характерного для негативного материнского комплекса. Я использовала историю о сэре Гавейне и леди Рагнель, чтобы показать, как, применяя юнгианскую концепцию, мы можем понять суть иррациональной межличностной коммуникации. Каждую роль в этой истории человек может отыгрывать вне близких отношений. Однако я уверена, что эти идентификационные роли должны все время подкрепляться в межличностных отношениях, чтобы они смогли превратиться в постоянно действующие иррациональные установки. Любой человек в той или иной степени идентифицирует себя с ведьмой, когда испытывает боль и обиду и ощущает свою беспомощность, пытаясь совладать с этими чувствами. Точно так же мы чувствуем себя героями, становясь рациональными и мужественными, сталкиваясь с болью и опасностью. Повадки быка проявляются даже в ситуациях, пробуждающих у человека рациональное осознание его социального или юридического (правового) доминирования, и тогда он выходит за рамки предусмотренных этим доминированием «общепринятых» границ. Обычно состояния идентификации с этими ролями являются нестабильными и временными. Но если какая-то роль подкрепляется и бессознательно отыгрывается нами снова н снова, то она уже является частью комплекса — совокупности образов, чувств и привычных действий, имеющих непреднамеренную и обезличенную мотивацию. Существует определенное сходство между интрапсихическими и межличностными переживаниями женщины-ведьмы. При этом составляющие комплекса, соответствующие ролям быка или героя, воплощаются или представляются в виде анимуса. Как правило, отыгрывая роль ведьмы, женщина ощущает ненависть к себе; ведьма находится под интенсивным воздействием комплекса анимуса, который просто «не понимает» и не верит, что женщина заслуживает внимания или достойна любви. Анимус может проявляться в образе одинокого чужестранца, а также быка или насильника, в образе рассудительного отца, бога или царя (в наши дни — авторитетного профессора или должностного лица). Принимая образ ведьмы, анима может вызвать у мужчины эмоциональное обвинение или импульсивный взрыв, которые случаются при принятии не совсем зрелого «разумного» решения или при совершении наивного «мужественного» поступка. Точно так же мужская анима может принимать образ ведьмы, особенно в тех случаях, когда мужчина чувствует угрозу, исходящую от реального или воображаемого быка, который является частью личности самого мужчины, или от какого-то близкого ему человека. Исходя из своего клинического опыта, могу сказать, что «ведьма» как состояние идентичности обычно появляется в среднем возрасте. У женщин оно обусловлено стыдом и страхами, связанными с внешним обликом (идея ожирения и неотвратимого старения) или с ощущением усталости от выполнения функций воспитателя (мать, которую не оценили по достоинству). У мужчин образ ведьмы часто формируется в состоянии «умирающего героя» из-за страхов, связанных с угасанием жизненной силы и нежелательной зависимостью от других людей. Поразительно, в какой степени анима-ведьма проявляется в обличительных речах, направленных против женского движения, особенно когда речи эти произносят люди среднего возраста, которые, видимо, предполагают, что роль Великой Матери является единственно возможной личностной идентичностью для всех женщин. Эти ораторы часто вспоминают о боязни удушающей, запрещающей и ущемляющей матери и приводят «данные» и «результаты исследований», которые «доказывают», что именно женщины (и только они) несут ответственность за установление доверительных отношений с подрастающим поколением. Хотя на первый взгляд такие аргументы могут показаться разумными, не нужно слишком глубоко копать, чтобы увидеть здесь воздействие иррационального элемента: страха перед ведьмой. Подтверждение сказанному выше можно найти в работе Энтони Стивенса «Архетипы: естественная история самости», которая в других отношениях заслуживает всяческих похвал. В главе об архетипической маскулинности и фемининности автор отстаивает позицию, которая является настолько иррациональной и наивной, что может привести в смущение ученых и политиков5. Я уверена, что Стивене писал свою книгу, испытывая глубокий страх перед конфронтацией с ведьмой. Так, он утверждает, что именно женщины, а не мужчины по своей биологической природе предназначены выполнять материнскую роль: Женщины проявляют намного меньше энтузиазма в публичной деятельности: они давно уже имеют возможность заниматься политикой, а также профессиональной деятельностью и бизнесом, однако редко достигают вершин власти6. И: Доминирование мужчин ни в коем случае не ограничивается политикой. В любой культуре творческие люди — художники, композиторы, ученые и философы — это преимущественно мужчины, и это преимущество подавляющее. Только в литературе (благодаря высокому уровню владения словом) и в исполнительском искусстве мы можем отметить значительный вклад женщин, хотя выдающиеся достижения и в этих сферах принадлежат по большей части мужчинам. Женское движение объясняет это как результат «привилегии маскулинности» мужчин и влияния тех ограничений, которые обусловлены мужским шовинизмом. Но этот несложный аргумент не выдерживает тщательной проверки. Даже в тех областях, которые традиционно считаются женскими: парикмахерские услуги, приготовление пищи, пошив одежды, — именно мужчины являются новаторами и выдающимися мастерами. Более того, мужчины неоднократно поощряли своих женщин писать картины и сочинять музыку — со времен эпохи Возрождения и до наших дней, — но среди таких выдающихся людей, как Бетховен или Стравинский, Пикассо или Леонардо да Винчи, не было ни одной женщины. И, наконец: Есть и всегда были женщины выдающихся способностей, но далее самой ярчайшей из них, видимо, не хватает тех пара-интеллектуальных качеств, которые определяют успешность в творческой работе: настойчивости, агрессии и честолюбия. Известно, что на развитие всех этих качеств влияет наличие в крови тестостерона и, вероятно, некоторые особенности в развитии мозга. Эти фрагменты вряд ли заслуживают серьезных комментариев. Если бы они объясняли отсутствие чернокожих мужчин среди великих европейских композиторов и западных философов, их можно было бы признать явно расистскими, и было бы нелепо рассматривать их с позиции серьезного анализа истории развития интеллекта. Я уверена в том, что Стивене столкнулся с ведьмой в женском движении (той самой, которая говорит: «Я знаю ответ») и попытался ответить ей с помощью собранных им данных, напоминая при этом наивного короля Артура, стремящегося сохранить свое влияние на принятие решений. Если этого аргумента недостаточно для подтверждения иррациональной подтасовки фактов, рассмотрим небольшую, но занимательную ошибку в нападках Стивенса на женское движение. В качестве доказательства того, что основным занятием женщин шести разных культур на протяжении всей их жизни является воспитание детей, тогда как основным занятием мужчин является руководство, автор использует антропологическое исследование Беатрис Уайтинг. Стивене ошибочно полагает, что «Б. Уайтинг» является мужчиной, когда пишет: «Он считал эти качества очень важными для развития навыков, присущих материнству». Именно эта установка самозащиты нас в отличие от них является ядром современных проблем, связанных с негативным материнским комплексом. Если комплекс доминирует в поле межличностных отношений, базовое доверие находится под угрозой. Супружеские отношения подвергаются серьезному риску разрыва, особенно если отыгрывание комплекса становится основным средством общения между супругами в спальне или в отношениях с детьми. Если базовое доверие в близких отношениях слишком часто подвергается угрозе, оно может быть разрушено. Тогда на смену базовому доверию приходит ненависть к себе, стремление к самозащите, одиночество и мстительность, и супружеская жизнь превращается в борьбу за власть, которой свойственны отношения доминирование-подчинение. Наличие конфликта в супружеских отношениях — не обязательно нездоровое явление. На самом деле конфликт выполняет двойную функцию: побуждающую и информирующую. Клинический опыт свидетельствует о том, что некоторые формы конфликта могут способствовать как возрастанию, так и утрате базового доверия. При возрастании базового доверия оба партнера (это могут быть супруги или родитель и ребенок) способны выслушать и понять (по крайней мере, в какой-то степени) друг друга. Когда конфликт принимает угрожающий характер, им полностью управляют бессознательные комплексы, обладающие несоизмеримыми по своему масштабу силой, энергией и возможностями по сравнению с возможностями обычных людей.