Дефицитарное и бытийное сознание.

В психологии бытия видное место отводится не только параметрам мотивации, но и когнитивным возможностям самоактуализирующейся личности. С этой целью выделяются два типа познания – дефицитарное и бытийное. Дефицитарное ориентировано на утилитарные, прагматические свойства окружающей действительности, что обусловлено апперцептивной функцией дефицитарной мотивации. Маслоу полагает, что человек, мотивированный дефицитарными потребностями, осознает лишь ту часть окружающего мира, в которой непосредственно локализованы блага, необходимые для удовлетворения потребностей. Он смотрит на мир с точки зрения сиюминутного интереса и осмысливает объекты и явления мира как средства, условия, преграды для реализации своих мотивов. Дефицитарное познание основывается на «пользовательском», «приспособленческом» отношении человека к миру. Точно также он относится к своей работе или профессии, которая для него всего лишь способ зарабатывания денег, извлечения имущественных выгод или усмирения своих амбиций. Высшее ценностное измерение мира и собственной деятельности скрыто от глаз индивида, который побуждается дефицитарными мотивами. Совсем другая картина мира у человека, который мотивирован высшими бытийными ценностями. В этом случае в познании происходит слияние действительного и ценностного. Это значит, что человек воспринимает мир в ценностном оформлении; каждый объект или явление мира символизируют определенную ценность. В познавательном отношении человека к своей работе аналогично высвечиваются ценности, а не прагматические цели и задачи. «Когнитивный процесс становится одновременно и процессом определения ценностей. То, что существует, принимает свойства должного. Факты становятся оценками. Реальный мир, увиденный и понятый, превращается в мир ценимый и желанный. Мир, который «есть», становится миром, который «должен быть» [2, с. 121–122]. С целью изучения бытийного познания, Маслоу собрал и схематизировал описания образа мира у самоактуализирующихся людей. Оказалось, что наиболее характерной особенностью бытийного познания является категоризация и интерпретация окружающей реальности в ценностных категориях. Установлена примечательная особенность: в бытийном познании задействованы именно бытийные ценности. Отсюда возникает устойчивый набор ценностных конструктов, при помощи которых оценивается мир: красивый, целостный, гармоничный, совершенный, осмысленный, справедливый и т. д. Легко заметить, что эти познавательные конструкты во многом эквивалентны бытийным ценностям. В бытийном познании мир преломляется через бытийные ценности, в которых сконденсирован общечеловеческий смысловой опыт. Ввиду этой особенности, бытийное познание индивида опосредуется мировоззренческим опытом всего человечества. Это делает бытийное познание более отстраненным и беспристрастным, нежели дефицитарное познание. Индивид при бытийном познании открывает и пост игает универсальные человеческие истины вместо того, чтобы рассматривать мир с точки зрения своих эгоистических интересов и личных потребностей. Существует еще одно важное различие бытийного и дефицитарного познания. При дефицитарном познании образ мира раскрашен в тона желаний и влечений индивида, каждый объект имеет притягательную и отталкивающую валентность. На уровне бытийного познания образ мира не расщеплен на положительную и отрицательную модальность; мир воспринимается как целостность. Кроме того, в бытийном познании просвечивает идеальный проект мира или, иначе говоря, идет сопоставление действительного и возможного состояния реальности. Человек больше сконцентрирован не на фактах, а на актах – том, что должно быть сделано для воплощения ценностей. По этой причине в бытийном познании человеку раскрывается его долг – улучшить, усовершенствовать окружающий мир. Эту особенность бытийного познания Маслоу называет унитивным сознанием: «способностью увидеть действительное сквозь призму ценностного» (Маслоу, 1997, с. 128). «Среднего человека можно счесть чувствительным к фактическому, но слепым к «должному». Здоровый же человек окажется более чувствителен к «должному» [52, с. 136]. Благодаря способности к бытийному познанию самоактуализирующиеся люди могут: 1) более эффективно постичь истину и реальность, 2) быть более беспристрастными и объективными в жизненных выборах, 3) без труда отделять правильное от неправильного, возвышенное от низменного, нравственное от безнравственного. Очень часто бытийное познание сопровождают высшие переживания – особенно радостные, волнующие и вдохновляющие моменты человеческой жизни. «Понятие «высшее переживание» объединяет в себе лучшие мгновенья человеческой жизни, счастливейшие мгновенья человеческого бытия, переживания экстаза, увлечения, блаженства, величайшей радости. Я обнаружил, что эти переживания имеют глубокие эстетические основания, такие как творческий экстаз, материнская любовь, совершенные сексуальные переживания, родительская любовь, переживания при родах и многие другие. Я использую словосочетание «высшие переживания» как обобщенное и абстрактное понятие, потому что обнаружил, что все эти экстатические переживания имеют общие характеристики» [52, с. 117]. Иногда понятие «высшие переживания» заменяется термином «пиковые переживания» или «вершинные переживания». В этом случае подчеркивается, что высшие переживания посещают человека на пике процесса самоактуализации, и что в эти моменты они набирают наибольшую силу и остроту. Главной чертой высших переживаний является то, что в них человеку репрезентируются высшие бытийные ценности. Поэтому высшие переживания совпадают с моментами просветления человека. Одним из наиболее типичных высших переживаний является нахождение человеком смысла своей жизни. Критические обстоятельства на пороге жизни и смерти также могут вызвать высшие переживания. С точки зрения Маслоу, высшие переживания обладают мощным формирующим и оздоровительным воздействием на личность. Они как бы подталкивают человека к осознанию себя и самоочищению, и в этом смысле они уподобляются психотерапевтическому «катарсису». Высшие переживания, как правило, кратковременны, что связано с ограниченными возможностями нервной системы человека. Тем не менее, они характеризуются большой интенсивностью и полностью захватывают душевную жизнь человека. Это своего рода «позитивный аффект», который оставляет в памяти глубокий след: человек вспоминает и актуализирует моменты высших переживаний как самые значимые события своей жизни [52, c. 189]. Еще одной важной характеристикой высших переживаний является то, что в них человек прикасается к трансцендентному (религиозному, мистическому, философскому) опыту. В этой связи Маслоу иногда определяет высшие переживания как мистические чувства. Высшие переживания не проходят бесследно для индивидуального мировоззрения: они всегда изменяют, а в некоторых случаях радикально преображают его, обогащая трансцендентным опытом [52, c. 283]. Как особая разновидность вершинных переживаний выступает бытийная любовь. Бытийная любовь – это любовь к сущности другого человека и его жизни. Объект бытийной любви в восприятии человека обрамляется высшими ценностями – красотой, цельностью, гармонией. Поэтому бытийная любовь имеет некритический характер, в силу чего объект любви обожествляется, принимается как олицетворение и предел совершенства. Бытийная любовь является бескорыстной и альтруистической, поскольку человек беззаветно отдает себя объекту любви и расценивает его как объект самоактуализации. Бытийная любовь не обязательно должна иметь эротическую подоплеку и быть направлена на существо противоположного пола. Это может быть любовь к природе, к родителям, к любимому делу и человечеству в целом. Ее противоположностью выступает дефицитарная любовь. Дефицитарная любовь – это реактивное, во многом невротическое чувство привязанности к другому человеку, которое возникает в ответ на фрустрацию базальных потребностей. Дефицитарная любовь чаще всего вырастает на почве неудовлетворенных потребностей в безопасности, уважении и самоуважении. Чем в большей степени другой человек может удовлетворить эти потребности, тем сильнее дефицитарная любовь к нему. Дефицитарная любовь в высшей мере эгоистична, поскольку объект любви полностью присваивается и монополизируется человеком. В случае если объект дефицитарной любви не может удовлетворить потребности, отношение человека к нему поляризуется. Сообразно классификации человеческой мотивации на дефицитарную и бытийную в психологии бытия разводятся дефицитарные и бытийные метапатологии личности. Как пишет Маслоу, «невозможность удовлетворить базовые психологические потребности, такие как потребность в безопасности, любви, уважении, самоуважении, идентичности и самоактуализации приводит к болезням и разного рода расстройствам, которые принято считать неврозами и психозами. Однако даже люди, в полной мере удовлетворяющие свои базовые психологические потребности, люди, которых с полным основанием можно отнести к разряду самоактуализирующихся личностей, которыми движет стремление к истине, добру, красоте, справедливости, порядку, законности и прочим высоким ценностям, эти люди также могут испытывать депривацию на метамотивационном уровне. Неудовлетворение этих высших, метамотивационных, потребностей, или утрата человеком ценностных ориентиров, приводит к расстройствам, которые называю общей и частичной метапатологией» [52, с. 35]. Дефи цитарная патология, таким образом, принадлежит к ведомству традиционной психиатрии и психотерапии, чего не скажешь про метапатологию личности. Метапатология – это недомогание личности, которое носит духовный или экзистенциальный характер и развивается в результате депривации бытийных ценностей. Метапатология, как правило, вытекает из духовной неустроенности человеческой жизни, из приземленности идеалов и ценностей, которыми живет человек. По предположению Маслоу, депривация каждой бытийной ценности порождает качественно отличные формы духовного невроза, которые называются частными метапатологиями. Вкратце рассмотрим систематику специфических метапатологий в том виде, в каком ее представлял Маслоу [52, с. 332–333]. Патогенная депривация такой бытийной ценности, как правда, ведет к неверию, недоверию, скептицизму, лживости и подозрительности. Фрустрация высшей ценности «доброта» влечет за собой эгоизм, ненависть, недоброжелательность, деструктивность и цинизм личности. В том случае, когда заблокирована реализация такой ценности, как красота, возникает синдром с признаками вульгарности, усталости, банальности. Препятствия на пути реализации ценности «единство, цельность» ведут к развитию упрощенного взгляда на жизнь, к пессимизму, агрессии. Депривация ценности «живость» провоцирует духовное омертвение, роботизацию, а ценности «уникальность» – утрату индивидуальности, конформизм. Недоступность ценности «совершенство» оборачивается безнадежностью, утратой мотивации к работе, бесперспективностью. Невозможность осуществить ценность «необходимость» порождает чувство опасности и непредсказуемости, ощущение потери контроля над событиями жизни. Депривация ценности «завершенность» негативно сказывается на уверенности человека в своих силах, подрывает самоуважение. Фрустрация ценности «справедливость» пагубно отражается на способности личности доверять окружающим и сотрудничать с ними. Недосягаемость ценности «простота» выражается в замешательстве, растерянности, утрате ориентаций. Дефицит в жизни человека ценности «богатство» приводит к депрессии, беспокойству, зацикленности на собственных проблемах. Недостаток такой ценности, как вольность, чреват психическим перенапряжением, тревогой, астенизацией. Депривация ценности «игривость» способствует проявлениям депрессии и фобического синдрома. Невозможность реализовать ценность «осмысленность» обостряет симптомы экзистенциального вакуума: чувство утраты смысла, отчаяние, бесцельность и бессмысленность. Необходимо отметить, что предложенная систематика частных метапатологий не может претендовать на статус строгой клинической классификации личностных расстройств. Каждая из названных метапатологий является в некоторой мере абстракцией. По признанию самого Маслоу, многие из метапатологий он вывел дедуктивным путем, в то время как в клинической и психотерапевтической практике они ему не встретились в чистом виде. В психологии бытия ставится и решается проблема нормы и аномалии личностного развития. Проводя ревизию традиционных критериев личностной нормы и патологии, А. Маслоу признал их инвалидными, неточными. Эти критерии адресованы, в первую очередь, дефицитарной патологии, которая разрастается в результате фрустрации низших потребностей. Но от этих критериев ускользает специфическая бытийная патология личности, заболевания и недуги человеческого духа. «Сегодня уже не вызывает сомнений, что на неврозы следует смотреть как на расстройство духа, что, говоря о неврозах, следует обязательно иметь в виду такие вещи, как утрата человеком смысла существования, сомнения по поводу целей жизни, горе и злость по поводу неразделенной любви, переосмысление человеком своего жизненного пути, потерю мужества и надежд, неприятие самого себя, осознание того, что жизнь прожи- та напрасно, неспособность радоваться и любить и т. д.» [52, с. 44]. Описанная феноменология не укладывается в «прокрустово ложе» медицинского психиатрического критерия. Невроз должен интерпретироваться как кризис человечности, как дефект личностного роста и ошибка в духовном развитии человека. Вместо затертой оппозиции понятий «норма – патология» А. Маслоу предлагает пару более адекватных терминов «вочеловеченность – недочеловечность». Вочеловеченность – это уровень личностного развития, на котором человек воплощает и олицетворяет лучшие духовные качества человеческого рода. Вочеловеченность рассматривается как норма личностного развития. Недочеловечность – это, напротив, следствие утраты или нереализованности человеком его лучших потенциалов, снижение духовного уровня жизни. Недочеловечность представляет собой основной симптом личностной духовной аномалии, которая детерминирована патогенной депривацией высших ценностей. Оппозицию признаков «вочеловеченность–недочеловечность» следует рассматривать как гуманистический критерий нормы и патологии личности. В структуре невроза духовности особо выделяется один признак – десакрализация. Этот признак настолько тотален в картине духовного невроза, что его можно считать общей метапатологией. Десакрализация – это ценностное обеднение человеческого познания и бытия. Оно наступает в силу того, что человек скептически относится к бытийным ценностям, обесценивает или извращает их смысловое содержание. Так, к примеру, ценность любви вырождается в сексуальную потребность. «Секс для нашей молодежи – не более чем отправление естественной потребности, и они привыкли отправлять его столь буднично, относиться к нему столь приземленно, что секс почти утратил свою поэтическую компоненту, а это значит, что он утерял практически все» [52, с. 61]. Кроме того, при десакрализации оскудевает эмоциональная жизнь человека, он теряет интерес к окружающему его миру, ценности меркнут в его глазах или остаются невостребованными, незамеченными. Отчужденность, ангедония, экзистенциальный вакуум, деструктивность и другие синдромы, о котор ых уже говорилось выше, также включаются в картину десакрализации. Напротив, полноценное существование предполагает ценностную насыщенность и осмысленность, как говорит Маслоу, «завороженность», «очарованность», «вдохновленность» жизнью. Поэтому психотерапия должна заниматься ресакрализацией, то есть восполнением ценностей и смыслов человеческого бытия.К.В.Карпинский "Психология жизненного пути личности"
Новое радостное чувство охватило Левина. При словах мужика о том, что Фоканыч живет для души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим светом.Левин шел большими шагами по большой дороге, прислушиваясь не столько к своим мыслям (он не мог еще разобрать их), сколько к душевному состоянию, прежде никогда им не испытанному.Слова, сказанные мужиком, произвели в его душе действие электрической искры, вдруг преобразившей и сплотившей в одно целый рой разрозненных, бессильных отдельных мыслей, никогда не перестававших занимать его. Мысли эти незаметно для него самого занимали его и в то время, когда он говорил об отдаче земли.Он чувствовал в своей душе что-то новое, и с наслаждением ощупывал это новое, не зная еще, что это такое.«Не для нужд своих жить, а для Бога. Для какого бога? Для Бога. И что можно сказать бессмысленнее того, что он сказал? Он сказал, что не надо жить для своих нужд, то есть что не надо жить для того, что мы понимаем, к чему нас влечет, чего нам хочется, а надо жить для чего-то непонятного, для бога, которого никто ни понять, ни определить не может. И что же? Я не понял этих бессмысленных слов Федора? А поняв, усумнился в их справделивости? нашел их глупыми, неясными, неточными?Нет, я понял его и совершенно так, как он понимает, понял вполне и яснее, чем я понимаю что-нибудь в жизни, и никогда в жизни не сомневался и не могу усумниться в этом. И не я один, а все, весь мир одно это вполне понимают и в одном этом не сомневаются и всегда согласны.Федор говорит, что Кириллов, дворник, живет для брюха. Это понятно и разумно. Мы все, как разумные существа, не можем иначе жить, как для брюха. И вдруг тот же Федор говорит, что для брюха жить дурно, а надо жить для правды, для Бога, и я с намека понимаю его! И я и миллионы людей, живших века тому назад и живущих теперь, мужики, нищие духом и мудрецы, думавшие и писавшие об этом, своим неясным языком говорящие то же, — мы все согласны в этом одном: для чего надо жить и что́ хорошо. Я со всеми людьми имею только одно твердое, несомненное и ясное знание, и знание это не может быть объяснено разумом — оно вне его и не имеет никаких причин и не может иметь никаких последствий.Если добро имеет причину, оно уже не добро; если оно имеет последствие — награду, оно тоже не добро. Стадо быть, добро вне цепи причин и следствий.И его-то я знаю, и все мы знаем.А я искал чудес, жалел, что не видал чуда, которое бы убедило меня. А вот оно чудо, единственно возможное, постоянно существующее, со всех сторон окружающее меня, и я не замечал его!Какое же может быть чудо больше этого?Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои страдания» — думал Левин, шагая по пыльной дороге, не замечая ни жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнения и, не в силах идти дальше, сошел с дороги в лес и сел в тени осин на нескошенную траву. Он снял с потной головы шляпу и лег, облокотившись на руку, на сочную, лопушистую лесную траву.

-------------------------И он вкратце повторил сам себе весь ход своей мысли за эти последние два года, начало которого была ясная, очевидная мысль о смерти при виде любимого безнадежно больного брата.

В первый раз тогда поняв ясно, что для всякого человека и для него впереди ничего не было, кроме страдания, смерти и вечного забвения, он решил, что так нельзя жить, что надо или объяснить свою жизнь так, чтобы она не представлялась злой насмешкой какого-то дьявола, или застрелиться.Но он не сделал ни того, ни другого, а продолжал жить, мыслить и чувствовать и даже в это самое время женился и испытал много радостей и был счастлив, когда не думал о значении своей жизни.Что ж это означило? Это значило, что он жил хорошо, но думал дурно.Он жил (не сознавая этого) теми духовными истинами, которые он всосал с молоком, а думал не только не признавая этих истин, но старательно обходя их.Теперь ему ясно было, что он мог жить только благодаря тем верованиям, в которых он был воспитан.«Что бы я был такое и как бы прожил свою жизнь, если бы не имел этих верований, не знал, что надо жить для Бога, а не для своих нужд? Я бы грабил, лгал, убивал. Ничего из того, что составляет главные радости моей жизни, не существовало бы для меня». И, делая самые большие усилия воображения, он все-таки не мог представить себе такого зверского существа, которое бы был он сам, если бы не знал того, для чего он жил.«Я искал ответа на мой вопрос. А ответа на мой вопрос не могла мне дать мысль, — она несоизмерима с вопросом. Ответ мне дала сама жизнь, в моем сознании того, что хорошо и что дурно. А знание это я не приобрел ничем, но оно дано мне вместе со всеми, дано потому, что я ниоткуда не мог взять его.Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно».
ое — плутовство, именно плутовство ума. Именно мошенничество ума», — повторил он.