5. Полигамия

Нет сомнений в том, что ко дню своего тридцатидвухлетия в 1907 г. у Юнга были все основания испытывать чувство удовлетворенности. Он дорос в Бургхельцли до должности Oberarzt, т.е. стал вторым после Блейлера человеком в клинике. Его экспериментальные исследования по применению словесно-ассоциативного метода были признаны значительным новым достижением, помогающим поставить психиатрию на научный фундамент. Именно сообщения об этих экспериментах были переведены в основных английских, французских и итальянских научных журналах, благодаря чему он получил международное признание в области психиатрии. Он установил отношения с такой противоречивой фигурой как Зигмунд Фрейд и помог его движению стать до такой степени заметным, что этого уже нельзя было не замечать. Как впоследствии подтвердило голосование членов этого движения, Юнг прочно занимал второе место (после самого Фрейда) в команде психоаналитиков. Фрейд недвусмысленно продемонстрировал завистливым венцам, что он готов передать Юнгу право быть его харизматическим преемником, если тот того захочет. Теперь мы все знаем, что он этого не захотел. По всем внешним признакам весна 1908 г. была для Юнга продолжением череды радостных триумфов и в личной жизни. Он отметил пятую годовщину свадьбы вместе со своей женой Эммой [урожденной] Раушенбах из Шаффгаузена и их двумя детьми (Агатой и Грет) в своих апартаментах в Бургхельцли. К концу этой весны Эмма вновь забеременела, и их единственный сын Франц Карл появился на свет в начале декабря того же года!. Юнг время от времени совершал поездки в Мюнхен для того, чтобы посовещаться с Эрнстом Фихтером — архитектором, строившим для них новый дом в Кюснахте — на берегу Цюрихского озера. Взглянув на юнговскую семью, любой увидел бы в ней завидный образец юношеской энергии, внутренней законченности и перспективности в финансовом плане. Юнг (и это правда) успешно организовал буржуазное существование, к чему он, как "германский мандарин" и потомственный член немецкого образованного среднего класса, стремился с первых своих шагов. Событиям 1908 г. как ничему иному суждено было поставить под угрозу обуржуазивтше юнговской психики и направить его по пути, глубоко изменившем его взгляд на жизнь. Многие идеи, которыми он впоследствии отличался от Фрейда и остальных, уходили своими корнями в этот год. А его благополучной буржуазной жизни вскоре суждено было прийти в полный беспорядок. Большинство историй традиционно (и ошибочно) указывают на Фрейда как на единственную наиболее влиятельную личность в жизни Юнга. Как демонстрирует недавно появившийся из архивов новый материал, эта заслуга с полным правом может быть приписана каждой из трех личностей, все из которых были его пациентами и коллегами: Отто Гроссу, Сабине Шпильрейн и Антонии ("Тони") Вольф. Гросс был коллегой Юнга по психоаналитическому движению еще до того, как он стал его пациентом в Бургхельцли весной 1908 г. Шпильрейн и Вольф сначала были у него пациентками, а затем стали его любовницами и сотрудницами. Именно опыт с Гроссом решительно перевернул юнговскую судьбу, а также предопределил сначала участь Шпильрейн (с которой Юнг к тому времени уже был знаком), а позднее — Вольф. Они сообща и вполне сознательно искали формулу высвобождения внутри себя (как в химической реакции) бессознательных творческих сил и даже гения. Они преуспели в этом. Эта четверка синтезировала из элементов своего личного опыта все те идеи, которые мы сегодня называем "юнгианскими". А их катализатором была полигамия. Отто Гросс По всеобщему признанию, Отто Гросс был наиболее опасным представителем своего поколения — угрозой для буржуазно-христианского универсума германской Европы2. Он никогда не буйствовал, скорее наоборот. Но он обладал ужасной способностью подстрекать других вести себя распутно, поддаваться инстинктивному импульсу. Гросс был великим разрушителем связей, пакостником, а также любимцем армии женщин, которых он хотя бы на короткое время доводил до умопомешательства. Он довел одну свою пациентку-любовницу до самоубийства, а чуть позднее и другая его пациентка умерла при сходных обстоятельствах. Современники описывали Гросса как блистательную, творческую, харизматическую и беспокойную личность. Он был врачом-ницшеанцем, психоаналитиком-фрейдистом, анархистом, высокопоставленным жрецом сексуального освобождения, мастером оргий, врагом патриархата, а также безудержным потребителем кокаина и морфия. Его любили и ненавидели с одинаковой силой, для одних он был источником заразы, а для других — целителем. Он был рыжевато-белым Дионисом. Зигмунд Фрейд считал его гением. Юнгу он однажды сказал: "Вы, на самом деле, единственный, кто может внести свой оригинальный вклад; не считая, быть может, только О.Гросса, но, к сожалению, ему не достает здоровья"3. Эрнст Джонс встречался с Гроссом в 1907 и 1908 гг. в Мюнхене с целью получить от него начальные инструкции по методам психоанализа. Джонс говорил, что "из всех тех людей, которых я когда-либо встречал, Гросс был наиболее близок к романтическому идеалу гения и одновременно являлся подтверждением предположения о сходстве гениальности и умопомешательства, поскольку он страдал явным психическим расстройством, которое на моих глазах переросло в убийство, помещение в психиатрическую больницу и в суицид"4. Для Юнга он был чем-то значительно большим, но ни он, ни его последователи никогда этого не признавали. Перерабатывая в течении всей своей жизни свои напечатанные работы, Юнг старательно удалял оттуда упоминания о коллегах, ставших жертвами скандала или самоубийства. Отто Гросс явно был одним из них. Тем не менее, юнговское катастрофическое столкновение с Гроссом является критическим эпизодом в истории его тайной жизни. Криминальный разум Никакую историю об Отто Гроссе не расскажешь, не упомянув о его антиподе — его собственном отце Гансе Гроссе, который в свое время был известен во всем мире как создатель современной научной криминалистики. Получив юридическое образование, Гросс-старший на протяжении многих лет был следователем, разъезжавшим по всей Австрии и занимавшимся исследованием и анализом криминальных улик. Его практический опыт розыска преступников приучил его ценить современные научные техники, предлагаемые химиками, биологами, бактериологами, токсикологами, врачами (особенно психиатрами), инженерами и специалистами по пиротехнике. Он признал важность юнговской работы со словесно-ассоциативным тестом для определения потенциальных преступников и лжесвидетелей. Он был профессором криминального права в Черновцах, Праге и Граце. Он написал первый современный учебник по раскрытию преступлений и создал первую многоцелевую лабораторию для анализа улик из сцен преступлений. В своем знаменитом Институте криминалистики он сохранил коллекцию случаев, имеющую образовательную ценность и для современных борцов с преступностью, включая и такой незабываемый экспонат, как череп убитого мужчины. Он также сохранил шкаф, в котором вместе со смертоносными ядами, огнестрельным оружием и пулями, тростями с вкладными шпагами и заточками находились сонники, любовные зелья, астрологические карты и магические заклинания, дававшие ключ к пониманию суеверного криминального разума. Ганс Гросс был уверен в том, что оккультные увлечения, особенно у цыган, являются поведенческим выражением дегенерации. Он приложил значительные усилия для того, чтобы привлечь внимание к этому, касающемуся общественного здоровья, пункту у юридической публики, а румынское и цыганское население Австро-Венгрии, согласно его рекомендациям, вело неудовлетворительный с точки зрения более гигиеничного и цивилизованного общества образ жизни.-Будучи римским католиком, несколько смягчившимся благодаря научному образованию, он расследовал слухи о том, что евреи занимаются похищением детей и убийством младенцев-христиан. Но легальные занятия подобными случаями вызвали сомнения в его беспристрастности5. В 1914 г. Ганс Гросс сказал репортеру из журнала McClure, что криминалист должен быть эрудитом: Он должен быть лингвистом и чертежником... Он должен знать, что может сказать ему врач, что ему следует у этого врача спросить; он одинаково хорошо должен знать ухищрения как браконьера, так и биржевого спекулянта; он должен заметить, как было подделано завещание, и какой была последовательность событий в железнодорожной катастрофе; ему следует знать, как мошенничают профессиональные игроки и как взорвался паровой котел... Он должен знать жаргон подземелья, быть в состоянии перевести зашифрованные послания, а также знать методы и инструменты, которыми пользуются все умельцы6. Отпечатки ног и пальцев, кровавые пятна и фотографические трюки тоже должны входить в сферу компетенции криминалиста, сказал он. Ганс Гросс адресовал свои взгляды более совершенному миру. В этом мире наука будет служить инструментом в руках той силы, благодаря поддержке которой государство и общество смогут создать прочный законопорядок7. В годы, предшествовавшие первой мировой войне, многие воспринимали эту диаду отец-сын как символ огромного напряжения между полюсами в культуре Центральной Европы. Это переросло в титанический и предельно публичный конфликт между признанными лидерами буржуазно-христианского и богемного миров, между идеалами патриархата и матриархата, а также между силами подавления и освобождения (как сексуального, так и политического). И Фрейд, и Юнг ввязались в эту драку на стороне отца. Знаток жизни и творчества Отто Гросса Микаэль Рауб показал, что в начале своей медицинской карьеры Гросс-младший был самым настоящим сыном своего отца. Его первая книга была простым медицинским руководством, а годом позже в заметке о "филогенетическом" основании этики он предложил эволюционистское объяснение тому, что он обозначил как "антикриминальный импульс", имея в виду отвращение, испытываемое большинством нормальных людей по отношению к антиобщественному и криминальному поведению8. Хотя всего через несколько лет Отто Гросс отверг взгляды своего отца, эта заметка демонстрирует важный аспект его стиля мышления, доминировавший и в его позднейшей философии: обнаружение филогенетического базиса в современном поведении людей. Гросс доказывал, что как духовное, так и интеллектуальное существование не определяются свободной волей индивида, а оба являются результатом филогенетического развития инстинктов. Он использовал эволюционистскую теорию для апологии буржуазных социальных обычаев, а позднее он апеллировал к логике эволюционистской теории и взывал к крови предков с целью отбросить репрессивные механизмы, обещая как физическое, так и психологическое освобождение для тех, кто стал последователем его новой этики. Научные прозрения, особенно те, которые принадлежали Ницше и Фрейду , должны были стать новыми инструментами в руках той силы, с помощью которой будут ниспровергнуты патриархальное государство и общество. Начиная с 1898 г. Гросс экспериментировал с веществами, воздействующими на психику9. Во время морского путешествия в Южную Америку в 1900 и 1901 гг. он разгонял тоску с помощью наркотиков, которые он имел при себе как судовой врач. Поначалу он глотал небольшие порции опиума и морфия, но начиная с 1902 г. он стал принимать морфий в значительно больших дозах, а уже к апрелю ему нужно было делать это как минимум дважды в день просто для того, чтобы быть в состоянии исполнять свои служебные обязанности в психиатрической клинике в Граце. Вскоре он уже не мог исполнять даже самые основные из них. Он проводил дни в кофейнях, сидя в которых, он думал и писал. Благодаря усилиям со стороны отца, его послали на лечение в Швейцарию, а к концу апреля он был принят в психиатрической клинике Бургхельцли в Цюрихе. Хотя Юнг был там в то время и должен был знать о его поступлении, в имеющихся записях нет сообщения о том, кто был его лечащим врачом. В Бургхельцли Гросса приняли как человека, злоупотребившего морфием. Согласно имеющимся клиническим записям, при поступлении он утверждал, что "причиной его приступа морфинизма была несчастная любовь"10. Ему поставили диагноз — "морфинизм". Пронаблюдав его в течении нескольких месяцев, неизвестный член медицинского персонала установил окончательный диагноз — "сильная психопатия". В июле его выписали. И вскоре он вернулся в кофейни, где снова думал, писал. "Доктор Асконас?» Интерес к работам Фрейда развился у Отто Гросса не раньше 1904 г. В 1907 г., после недолгого пребывания в знаменитой клинике Эмиля Крапелина в Мюнхене, он опубликовал книгу, в которой идеи Фрейда сравнивались и противопоставлялись концепции Крапелина о "маниакально-депрессивном умопомешательстве" . Эта небольшая книжица понравилась Фрейду, и вскоре Гросс стал желанным гостем в венском психоаналитическом кружке. Фрейд рассматривал Гросса в качестве особенно выгодного приобретения — ведь тот имел известность и, так же как и Юнг, был арийцем. В 1906 г. Гросс вместе со своей женой Фридой (с которой он вступил в брак в 1903 г.) перебрался в Мюнхен. В течение последующих лет он все глубже впадал в хроническое употребление морфия и кокаина. Как и многие представители поколения fin-de-siecle, он проникся работами Ницше и увлекся поисками практических методов для изменения не только подавленных индивидов, которых он лечил, но и всей патогенной, патриархальной, авторитарной структуры общества в целом. Согласно Гроссу, Ницше предоставил нам метафоры, а Фрейд — технику. В Швабинге он познакомился с писателями, художниками и революционерами, которые помнили о нем даже через десятки лет. Его "место" — Cafe Stephanie — было средоточием культурной истории тех лет, и в те времена Гросс правил богемой из-за своего маленького столика, окутанного густым туманом из табачного дыма. Рихард Зивальд рассказывает, что в годы, предшествовавшие первой мировой войне, там собиралось множество так называемых гениев и потому в народе его называли "Cafe Grossenwahn" — "Кафе мегаломанов"12. Здесь Зивальд познакомился с будущими дадаистами Эмми Хеннингс и Хьго Боллом, Генри Бингом (рисовавшим карикатуры для авангардистких журналов Jugend и Simplicissi-mus), писателями Иоганнесом Бехером, Эрихом Мюземом (Mtihsam) и Густавом Мейринком, а также с "несчастным сыном знаменитого психолога-криминалиста д-ром Гроссом в жилете, испачканном кокаином"13. Леонард Франк, который в течении многих лет был другом Гросса, говорил, что "Cafe Stephanie было его университетом... а [Гросс] — профессором с академической кафедрой у стола около печи"14. Франк вспоминал, что Гросс знал всего Ницше наизусть. В Cafe Stephanie он вел ночные дискуссии о том, какое значение имели для всего мира работы Ницше и Фрейда, выражая при этом уверенность в том, что они проложили путь к человеку нового типа. Франк вспоминает, что за каким бы столом ни появлялся Гросс, там всегда вспыхивала дискуссия о ниспровержении существующей политической и социальной структуры и о необходимости сексуальной свободы. Гросс проводил импровизированные психоаналитические сеансы, длившиеся всю ночь и державшие аудиторию в завороженном состоянии. Командуя пациентами с помощью своих голубых глаз, он беспрерывно настаивал: "Nichts verdraengen!" — "Ничего не подавляй!" Они повиновались. Эрих Мюзем — архетипический богемщик, писатель, анархист, революционер, асконский оргиаст и бисексуал — никак не мог до конца преодолеть в себе вытеснения, возникшие у него вследствие буржуазного воспитания, полученного им в Любеке, до тех пор, пока Гросс не прозанимался с ним анализом шесть недель кряду день ото дня. Мюзем был настолько потрясен этим опытом, что написал письмо к Фрейду с благодарностью за изобретение психоанализа15. Мюзем высказывал Фрейду изумление перед тем фактом, что он пережил облегчение, отследив свои симптомы вплоть до их первоначальных истоков: "Я имел возможность наблюдать, как в один прекрасный момент, благодаря вопросу врача и моему на него ответу с соответствующими ассоциациями, внезапно отвалился весь болезненный нарост". Пройдя анализ, Мюзем говорил, что метод, которому он научился у Гросса, работал "автоматически". Хотя первоначально он боялся, что в ходе анализа он лишится своих творческих способностей, произошло прямо противоположное: его поэзия и проза стали только лучше. Его описание прохождения анализа проливает свет на гроссовский неортодоксальный (но, видимо, весьма эффективный) клинический стиль: Для меня как писателя, конечно же, особый интерес представляло функционирование вашей системы. Я обнаружил, что основная задача врача состоит в перемещении пациента на позицию врача. Пациента побуждают самого диагностировать свое заболевание. На основании им самим поставленного диагноза, он затем сам осуществляет свое лечение. Его ставят в такое положение, когда он интересуется уже не собой как страдающим от какого-то заболевания, а самим заболеванием. Он объективизирует свое состояние. Теперь он представляет себя не в качестве достойного жалости, мучимого эмоциями пациента и ищущего исцеления истерика, а в качестве врача, т.е. того, кто больше не ощущает заболевание, а воспринимает его. Процесс исцеления заключается в трансформации субъективных ощущений в объективные факты. Эрнст Джонс вспоминал о своем наблюдении за Гроссом во время работы в кафе "Пассаж", "где аналитическое лечение исцеляло всех"16. В последующие годы Джонс вспоминал о магии этого человека следующим образом: "Но подобную всепроникающую способность раскрывать внутренние мысли других мне не доводилось видеть больше никогда, да это вообще явление, которое не поддается описанию". Вскоре Гросс вступил в длительную фазу богемной жизни, проходившую в переездах из Швабинга в Цюрих и в Аскону — деревню в итальянской части Швейцарии, ставшую духовным эпицентром контркультуры17. В период с 1906 г. по 1913 г. Гросс практически все свое время проводил между Швабингом и Асконой. Его занятия в эти годы породили контакты с писателями, которые впоследствии опорочили его образ в своих романах и рассказах. В рассказе Макса Брода он негативно описан в образе диктатора под именем "Доктора Асконаса"18. Благодаря Отто Гроссу психоанализ впервые перешел от буржуазии к богемной контркультуре, пробудив у литераторов и художников увлечение Фрейдом, длящееся и по сей день. Но в 1908 г., когда Юнг впервые познакомился с Гроссом и его средой, это все еще была чужая страна, крайне чуждая буржуазным сантиментам людей типа Фрейда и Юнга. Фрейд не испытывал счастья от того, что Гросс привел в лоно психоанализа "безумных художников" и прочих "подобного рода" личностей. Ганс Гросс зашел еще дальше — ведь он был уверен, что подобные альтернативные образы жизни способствуют вырождению и являются еще большей угрозой для выживания здорового общества, чем преступность. В течении 1908 г. он все чаще стал смотреть на своего единственного сына Отто с таким же осуждающим взглядом. "Замкнутость сексуального сообщества является ложью" Социолог Макс Вебер и его жена Марианна были непосредственными свидетелями харизматического воздействия Гросса и оба не приняли поддерживаемую им теорию культурной ревитализации посредством сексуального раскрепощения. "Было бы ошибкой превращать определенные психиатрические прозрения в пророчество о всемирном искуплении" , — безуспешно предупреждали Веберы своих друзей, наблюдая как на их глазах разрушаются и гибнут семьи. В 1907 г. Гросс отправился в Гейдельберг, где вокруг Макса Вебера сформировался один из активнейших интеллектуальных центров Германии. Вебер был живым образцом буржуазно-христианской респектабельности и рассматривался многими как один из лучших умов Европы. Гросс обычно останавливался у близкого сотрудника Вебера — Эдгара Яффе. (Его жена Эльза и ее сестра Фрида Уикли больше известны как сестры фон Рихтофен20.) Гросс установил близкие отношения с некоторыми людьми из этого круга, с рядом из которых он был знаком по Cafe Stephanie. В ту пору Гросс проповедовал евангелие сексуального освобождения, которое, как он утверждал, базировалось на прозрениях Ницше и Фрейда. Психоанализ (по крайней мере, в той "дикой" редакции, в которой его проповедовал Гросс) способен снять оковы подавления, наложенные на индивидов этим неестественным "цивилизованным" обществом. Будучи продуктами длительного эволюционного процесса, люди не приспособились к цивилизованной жизни и социальным условностям. Созидательная жизненная сила — сексуальность — сильно страдает в искусственном окружении цивилизованного мира. Наиболее детальное описание философии Гросса имеется в мемуарах Марианны Вебер: Молодой психиатр, последователь Фрейда, обладатель магически-блистательного ума и сердца добился заметного влияния. Он толковал новые прозрения своего учителя на свой собственный лад, делал из них радикальные выводы и провозглашал сексуальный коммунизм, в сопоставлении с которым так называемая "новая этика" представлялась совершенно безобидной. Вкратце его доктрина выглядела примерно так: жизнетворная ценность эротизма столь велика, что он должен оставаться свободным от каких-либо обсуждений и законов, и, особенно, от интеграции в повседневную жизнь. Раз брак пока еще продолжает существовать как средство защиты женщин и детей, любовь должна праздновать свой экстаз за пределами этой институции. Мужья и жены не должны ограничивать друг друга, какой бы кому не представился эротический стимул. Ревность является чем-то убогим. Точно так же как некто может иметь нескольких друзей, он может и иметь с некоторыми людьми сексуальный союз в течении любого периода времени и быть "верным" каждому из них. Но всякая вера в постоянство чувств по отношению к отдельному человеческому существу иллюзорна, и поэтому замкнутость сексуального сообщества является ложью. Сила любви обязательно ослабевает, будучи постоянно направленной на одного и того же человека. Сексуальность, на которой основывается всякая любовь, требует многостороннего удовлетворения. Моногамные ограничения "подавляют" естественные влечения и ставят под угрозу эмоциональное здоровье. Поэтому, прочь от оков, мешающих человеку осуществиться в новых опытах; свободная любовь спасет мир. Вебер с грустью добавляет: "Этот фрейдист преуспел и его послание нашло своих верующих. Под его влиянием как мужчины так и женщины осмелились рискнуть духовным благополучием — своим и своих партнеров"21. О чем Марианна Вебер не сообщила в своих мемуарах, так это о степени личного участия Гросса в посвящении ее друзей в практику полигамии. Он имел связь с обеими сестрами фон Рихтофен, причем Эльза от него забеременела. А Фриду ее незаконная сексуальная связь с Гроссом переменила столь сильно, что она сохранила его любовные письма и осуществляла на практике его доктрину свободной любви в течении всей своей жизни, даже во время своего продолжительного номадического брака с Д.Лоуренсом. Гроссовские любовные письма были под стать его философии жизни (Lebens-pkilosophie): "Ты знаешь мою веру в то, что всегда вне декаданса, — писал он, — и в то, что новая гармония жизни создает сама себя"22. В 1907 г. и Фрида Гросс, и Эльза Яффе каждая родили от Отто Гросса по сыну. Обе матери дали своим сыновьям имя Петер. Хотя Веберы и были шокированы и озадачены явно безумным поведением своих близких друзей, они не осуждали их за принятие гроссовского деструктивного "психиатрического этоса". "На самом деле, — признает Марианна Вебер, — нам следовало восхищаться храбростью тех, кто рискнул собой, сначала впав в грех, а затем его преодолев"23. Одним из тех кто рискнул (ив связи с этим претерпел колоссальное личностное превращение) был К.Г.Юнг. Сохранение психоанализа посредством цивилизации Отто Гросса Весной 1908 г. Ганс Гросс обратился к Блейлеру и Юнгу с просьбой разрешить ему вновь привести своего сына на лечение в Бургхель-цли. Ганс Гросс пообщался с женой Отто (Фридой) и был очень обеспокоен тем, что происходило в Мюнхене. Поскольку теперь у него был внук, он опасался, как бы Отто не разрушил заодно и жизнь ребенка. 4 апреля он написал Блейлеру еще одно письмо, в котором сообщил, что по словам его невестки Отто якобы готов подчиниться лечению (если имеется в виду психоанализ), но только не от своей наркомании; Отто сильно обиделся на Фриду за ее тайные переговоры с его отцом. Ганс Гросс попросил Блейлера зарезервировать для Отто место в клинике. Блейлер переадресовал эти послания Юнгу . На некоторое время Юнг отложил их в сторону. Он имел для этого основание: ему не слишком нравился Отто Гросс. Они познакомились в сентябре 1907 г. в Амстердаме на конгрессе по нейропсихиатрии, на котором Юнг впервые публично выступил в защиту Фрейда. По его окончанию он написал Фрейду письмо, в котором содержались некоторые разоблачительные (а какие еще возможны?!) наблюдения по поводу полигамии. Сначала Юнг рассказал Фрейду, что он завидует "свободному высвобождению полигамного инстинкта" у психоаналитика и "пустозвона" Макса Эйтингтона, также присутствовавшего на конгрессе. Затем он перешел к Отто Гроссу. "Д-р Гросс сказал мне, — написал Юнг, — что для невротика подлинно здоровым состоянием является сексуальная аморальность. Поэтому вы ассоциируетесь у него с Ницше". Юнг с этим не согласился. Как человек, который в 1907 и 1908 гг., по крайней мере, номинально считал себя христианином, а также как врач и политически консервативный член буржуазного класса, он в этот момент своей жизни все еще считал цивилизацию в высшей степени позитивным процессом. Вскоре его ожидали перемены. Но в тот момент он сказал Фрейду: "Мне кажется, сексуальное вытеснение — чрезвычайно важный и необходимый фактор культуры, хотя для многих неполноценных людей оно несет в себе риск заболевания. Без пары-другой вредных привычек в мире не обойтись. Вся культура — плод превратностей. Я думаю, Гросс и новейшие исследователи слишком далеко заходят в использовании сексуального фактора, который не требует ни особого ума, ни вкуса; он отличается удобством применения и потому может быть чем угодно, только не культуропорождающим моментом "25. В психоаналитическом движении знали о болезненном интересе Юнга по отношению к Гроссу. После того как он наконец согласился лечить Гросса в Бургхельцли, а Гросс выразил ответное согласие, Эрнст Джонс написал Фрейду 13 мая 1908 г. письмо, в котором высказал свои сомнения на этот счет. Джонс в то время все еще очень любил Гросса. "Я слышал, что Юнг намерен заняться его психиатрическим лечением, — сообщил он, — и, что вполне естественно, испытывает по этому поводу некоторые затруднения, ибо ему — Юнгу — нелегко скрывать свои чувства, а к Гроссу у него просто таки сильнейшая неприязнь; в добавок к этому, у них имеются некоторые фундаментальные расхождения по поводу моральных вопросов. Однако нам лишь остается надеяться на лучшее"26. Фрейд настоятельно просил Юнга сотрудничать с Гроссом. В психоаналитическом движении отдавали должное его интеллектуальной одаренности и осознавали важность наличия в своих рядах сына такого человека как Ганс Гросс. Ведь самый первый конгресс Международной психоаналитической ассоциации планировалось провести в Зальцбурге. Экстраординарные методы по сохранению Отто Гроса сразу же стали приоритетными. Фрейд убеждал Юнга помочь Гроссу отказаться от употребления опиума и кокаина. Затем Юнг мог бы приступить к начальному психоанализу. Фрейд очень просил Юнга оставить Гросса на свободе до октября, когда его можно было бы перевезти в Вену, где Фрейд сам смог бы заняться более глубоким психоанализом. На зальцбургском конгрессе Фрейд и Юнг уговаривали Отто пойти на лечение. Выглядевший исхудавшим и слегка растрепанным, находившийся, по всей вероятности, под воздействием кокаина, Отто Гросс, тем не менее, сделал краткое выступление, которое по всеобщему признанию было блистательным. Вильгельм Штекель вспоминал впоследствии, что "в своей вдохновенной речи [Гросс] сравнил Фрейда с Ницше и провозгласил его разрушителем старых предрассудков и расширяющим психологические горизонты научным революционером"2?. Щтекель был единственным из числа прежних коллег Гросса, кто написал о нем хвалебный отзыв после того, как в 1920 г. Гросс умер в полном одиночестве на улицах Берлина. И мая 1908 г. Юнг сообщил Фрейду, что Гросс прибыл в Цюрих вместе со своей женой. Он выглядел ужасно. Юнг сразу же начал заниматься постепенным снижением у него опиумной зависимости и тем самым ввел его в болезненную фазу отвыкания. Юнговские заметки о пациенте Отто Гроссе Юнг провел длительное собеседование с Фридой Гросс с целью получения детальной истории болезни Отто . В истории болезни, сообщенной "фрау д-р Гросс", Юнг записал, что Фрида и Отто поженились вскоре после состоявшейся в 1902 г. выписки из Бургхельцли. Вскоре после бракосочетания он снова начал употреблять морфий. В 1904 г. Фрида захотела иметь ребенка и поэтому Отто отправился в Аскону, где с успехом отучился от употребления каких-либо наркотиков. После удачного зачатия (о дальнейшей судьбе ребенка в юнговском сообщении не говорится), употребление наркотиков возобновилось. От морфия он перешел к опиуму и кокаину. Он ежедневно нюхал концентрат из анестетиков и кокаина и глотал до пятнадцати граммов чистого опиума. Его сон был крайне нерегулярным. Порой он мог проспать целых шестнадцать часов, а порой он не мог спать вовсе. Он был совершенно не в силах.долго сидеть, ему нужно было часто вставать и расхаживать кругами. Наихудшим для Фриды было его "непрестанное теоретизирование" и постоянное вопрошание. Он настаивал на проведении у нее анализа, но она противилась ему, часто предлагая при этом свои собственные контргипотезы. Находясь в состоянии фрустрации, он утверждал, что это "сопротивление ее комплексов". В наиболее мрачные моменты он пытался совершить самоубийство. Временами она уходила от него на несколько недель, ибо только так могла восстановить свои силы. Фрида слегка пожаловалась на имевшую место в прошлом году связь Гросса с "еврейкой" Региной Ульман. Ульман была писательницей, а Гросс был убежден, что он в состоянии "освободить ее гений посредством анализа". Фрида решительно противилась этой связи, и, наконец, ей удалось ее прервать. К тому времени он потреблял опиум в огромных количествах. Это "лечение" он осуществлял исключительно в состоянии глубочайшего возбуждения. Анализ обычно длился в течении всей ночи и он настаивал на том, что от этого зависит вся его судьба. Он порицал Фриду за отсутствие у нее интереса и тяги к научной работе. Она сказала, что вся его энергия уходила на ночные сеансы в кофейне, где он анализировал всевозможных неудачников (деклассированных элементов). Наконец Отто пообещал ей, что попытается лечиться в соответствующем учреждении. Юнг завершает свое сообщение сочувственным утверждением о том, что решение Гросса отправиться в госпиталь на лечение "стоило его жене героических усилий". Юнговские заметки о ходе лечения очень хаотичны, но все же в них можно разобраться29. Здесь мы уже видим зарождение у него интереса к тому, как в художествах пациента проявляется информация о бессознательном разуме. К 1916 г. стал применять эту терапевтическую технику ко всем своим пациентам. 18 мая, по истечению первой недели лечения, Юнг сообщил в своей первой заметке, что "пока опиума употребляется не больше 6,0 [граммов] в день. В самую первую ночь пациент устроил ужасную сцену, говоря, что не может переносить ночью никакого света. Затем он сказал, что должен уходить и что его нужно немедленно отпустить. С величайшей подавленностью он сказал, что кто-то его здесь запер__Ежедневный многочасовой анализ". 23 мая Юнг записал, что доза опиума понизилась до трех граммов в день — "без всяких значительных симптомов отвыкания" и "при продолжающемся анализе". Но это еще не все: "благодаря ежедневным напоминаниям он хотя бы по разу в день моет руки и перестал пачкать свою одежду пищей и пеплом от сигарет. Во время, свободное от анализа, он не занимается ничем, кроме рисования младенческих картинок. Он рисует "движение" не то чтобы скверно, а явно как дилетант". Согласно Юнгу, Гросс абсолютно не осознавал низкую художественную ценность своих произведений. Запись продолжается: "Он настаивает на том, что у него огромный талант к рисованию. Пишет на стенах: ассоциации и другие заметки. Постоянно ложится в постель в одежде и обуви и, не взирая на теплую погоду, носит толстые кальсоны и 5-6 маек. Непрерывно нюхает кокаин и анестезин [анестетик]. В его комнате всегда царит величайший беспорядок. Все спички, сигареты и т.п. бросает на пол. Повсюду оставляет для всеобщего обозрения свои личные письма". Хотя в начале века были несколько иные представления на счет лечения наркомании, тот факт, что Гроссу все это время разрешалось продолжать нюхать кокаин и анестетики, не может не вызвать ряда сложных вопросов по поводу юнговской оценки данного случая. 28 мая Юнг сообщил, что "принятие опиума полностью прекращено". В письмах, написанных Юнгом Фрейду в период лечения, постоянно подчеркивается, что Гросс "добровольно" согласился на уменьшение и последующее прекращение потребления опиума в ходе лечения. Однако клинические заметки рассказывают иную историю. Гросс, судя по всему, хотел, чтобы опиум попадал к нему со стороны, даже если бы для этого требовались угрозы и шантаж по отношению к ассистенту врача. Юнг просто написал: "Ни малейшего понимания того, что это невозможно при психоаналитических взаимоотношениях" . Отчет о прогрессе, достигнутом к этому дню, Юнг завершает добавлением ряда деталей, которые никогда не всплыли в его сообщениях, адресованных Фрейду: "В последние дни постоянно привлекал к себе внимание другой ужасный всплеск: рычал как животное, если на его вызов не приходили немедленно, катался по полу. Худшие симптомы отвыкания часто исчезали во время общения и без возобновления прежних доз опиума. Опиум заменен кодеином — 4,0 [грамма] в день. Однажды — в ярости — сломал стул". С 28 мая по 12 июня Юнг постепенно уменьшал дозу кодеина, параллельно вызывая типичные симптомы отвыкания. Гросс усиленно протестовал против дальнейшего снижения дозировки, но безуспешно. К 12 июня он был свободен от каких-либо наркотиков и чувствовал себя намного лучше. Хотя в письмах к Фрейду, написанных Юнгом в эти недели, давалась роскошная и оптимистическая картина, в которой его анализ с Гроссом представал как интеллектуально стимулирующее взаимодействие между двумя коллегами, в кратких клинических отчетах об анализе содержалось более реалистическое впечатление о неимоверно больном человеке, отвыкающем от сильнодействующих наркотиков. Психоанализ фигурировал в этих заметках как нечто такое, что было "прописано" Отто Гроссу — словно он сам (психоанализ) был сильнодействующим терапевтическим наркотиком. Отношения между этими двумя людьми становились все более интенсивными. В эти теплые летние дни Отто Гросс стал все больше заинтриговывать Юнга, который порой проводил с ним круглосуточные сеансы. "Я пожертвовал ему дни и ночи", — сказал он впоследствии Фрейду30. С ним действительно что-то случилось. "После интенсивного анализа комплексов [Komplex-analyse] пациент признал, что ему становится все хуже", — отметил Юнг 2 июня. Неделю спустя Юнг триумфально сообщил о своем первом терапевтическом успехе: "Под постоянным анализом [его] состояние заметно улучшилось. Младенческая раздражительность [Aufregnn-деп], а также детские жалобы и позывы в настоящий момент прекратились". Но эти первые дни без наркотиков были по-прежнему трудными. 12 июня Юнг написал: "Здоров, но не отвык. Дружелюбен, но очень неустойчив, легко довести до крика, говорит и смеется жалобным голосом. Легко разозлить. Абсолютно убежден, что уже излечен. Строит самые оптимистические планы на будущее: четырехкомнатные апартаменты с прислугой, арендуемые в Мюнхене по соседству с клиникой Крапелина, с табличкой: 'Д-р Гросс, австрий-ский дипломированный врач, психотерапевт'. Младенческая эйфория при обсуждении финансовых затруднений". Юнг явственно осознавал, что Гросс совершенно игнорирует реальность и близок к мании величия. Далее у Юнга написано: "Изрисовал наружную сторону двери в свою комнату странными рисунками. Иногда расхаживает по кругу, а так обычно проводит целый день сидя или лежа на кровати в любой позе, какую только можно вообразить, например: голова под подушкой или ноги на ней. Совершенно непродуктивен". Затем Юнг делает примечательное открытие относительно того, что в настоящий момент вызывает у него интерес: "Вернул мне толстую книгу по мифологии, заявив, что прочитал ее". Гросс должно быть позаимствовал эту книгу у Юнга, и учитывая, что доктор и пациент были коллегами, нам следует предположить, что Юнг увидел определенную уместность мифологии для понимания бессознательного разума. Раньше считалось, что интерес к подобным сопоставлениям появился у Юнга годом позже, но этот факт свидетельствует об ином. Однако, несмотря на уверения Гросса в том, что он излечен, юн-говские заметки показывают, что Гросс по-прежнему испытывал некоторое ослабление умственных способностей и отсутствие психологического видения. "Он все время пишет, но вовсе не письма. Несмотря на многократные требования, он не в состоянии изложить результаты своего анализа в письменной форме. Лишь раз он смог сформулировать пару предложений, имеющих психологический смысл". Юнг снова комментирует грязь и беспорядок в гроссовской комнате и его растрепанный вид. 14 июня своего мужа проведала Фрида Гросс. "Впервые он вел себя спокойно и любезно". Однако вскоре он снова стал возбужденным и ребячливым. Были предприняты усилия для предотвращения более серьезного всплеска. Фрида вновь пришла к нему на следующий день, но Гросс учинил "ужасную сцену" из-за того, что его жена отказалась немедленно забрать его из госпиталя. Юнг записал, что Гросс "считал себя абсолютно излеченным и говорил, что у него разовьется невроз тревоги, если его сейчас же не выпишут. Он вел себя словно маленький ребенок. Под конец он сказал своей жене, что ненавидит ее и что с этого момента они живут отдельно". Вскоре он утихомирился. На следующий день его настроение качнулось к противоположному полюсу: "Сегодня, — написал Юнг, — он единодушен со своей женой. Он абсолютно уверен, что может изменить ее сознание с помощью анализа". Гросс утверждал, что его жена считала себя безупречной и реагировала на его попытки проанализировать ее, задавая ему ряд, как ему казалось, "незначительных" вопросов. Юнг с радостью сообщил, что настроение Гросса улучшилось и он почувствовал, "что завершил бесценный анализ, вновь отвоевал свою жену, и в настоящий момент все складывается к лучшему". В юнговских заметках, однако, выражается скептицизм по поводу этого внезапного выздоровления. Утро семнадцатого июня началось с обычного сеанса анализа. Юнг сообщает, что Гросс "выразил желание отправиться после выписки в длительное путешествие со своей подругой. От предложения вновь провести полгода в качестве судового врача он отказался. Он утверждает, что поскольку у него так много дел и его голова полна таким количеством идей, эта поездка невозможна. Сейчас он должен вернуться к работе, ибо он переполнен продуктивной энергией и находится в творческом состоянии духа. [А оно у него] все время очень неустойчивое, говорит он очень эмоционально, вибрирующим голосом". Больше этим двум людям общаться не довелось. Поскольку Отто Гросс выглядел и чувствовал себя лучше, ему разрешили самостоятельно прогуляться по прилегающей к госпиталю территории. "В четыре часа дня он перелез через стену на участке А-2 и сбежал", ~ записал Юнг. "Он мог свободно попасть на этот участок. При нем не было никаких денег". Через два дня Юнг получил от него письмо. Гросс находился в Цюрихе и просил Юнга прислать какие-то деньги. Юнг послал Фриде телеграмму, в которой проинформировал ее о побеге, но больше никаких шагов он не предпринимал. Она сообщила ему, что он обратился с просьбой дать ему деньги к своей подруге и в настоящее время, вероятнее всего, движется в сторону Мюнхена или Гей-дельберга. Мы можем лишь высказывать догадки на счет того, что думала Фрида: возможно она считала, что Гросс отправился в Мюнхен, чтобы навестить своих богемных друзей, или в Гейдельберг, чтобы воссоединиться с Эльзой Яффе. Юнговская последняя заметка (от 19 июня 1908 г.) заканчивается просто: "Aufenthalt unbekannt" — "Местонахождение неизвестно"31. Но только не для Эрнста Джонса. В мае-июне 1908 г. Джонс находился в Мюнхене и проходил там практику у Крапелина — презиравшего психоанализ и выгнавшего безответственного Гросса. 27 июня он сообщил Фрейду следующее: Я не знаю, насколько вы осведомлены о деле Гросса. Он на прошлой неделе сбежал из Бургхельцли, перебравшись через стену и на этой неделе вернулся сюда. Я видел его вчера. Он выглядит намного хуже, почти как параноик (отключен от внешнего мира) и уже начал снова принимать кокаин. Он хочет возбудить судебный процесс с целью доказать ценность психоанализа, привлечь к ответственности Крапелина и продемонстрировать свое пренебрежение перед миром! Он крайне euphorisch und aufregregt [возбужден]. Это дурное занятие. Я надеюсь, что его жена намерена прибыть в Грац на следующей неделе32. "В Гроссе я обнаружил множество аспектов моей подлинной натуры" Из клинических заметок Юнга явствует, что его опыт лечения Гросса далеко не всегда был для него приятным. Ведь лечил он человека, который ему не нравился; а не нравился он ему в первую очередь тем, что, отвыкая от употребления сильнодействующих наркотиков, он вел себя крайне нестабильно, а временами и враждебно. Даже его личная гигиена была ужасающей. Но это еще не все неприятности: анализ закончился провалом, так как Отто Гросс сбежал. Юнг намеревался сохранить его душу для Фрейда и для будущего психоанализа. Но его ожидало фиаско . Его окончательный диагноз — dementia praecox — был явным клеймом, базировавшимся в большей степени не на клинической проницательности, а на личной неприязни . Как бы то ни было, но именно Юнг, а не Гросс очень сильно изменился под действием анализа, в ходе которого его установка по отношению к последнему претерпела примечательную трансформацию. Анализ не был однонаправленным. На самом деле, как мы знаем из писем Юнга к Фрейду в мае-июне 1908 г., оба этих человека анализировали друг друга на протяжении многих часов, пока не проваливались в сон в полном изнеможении. Юнг намеревался расширить применимость психоаналитического метода путем ускорения лечения. Ему хотелось впечатлить Фрейда своими огромными исцеляющими потенциями. Под конец рвение, с которым Юнг пытался разрушить все сопротивления Гросса, лишь усугубило у его пациента чувство тревоги — о чем Юнга пытался предупредить и сам Гросс. В лучшем случае, юнговское лечение прошло для Гросса безрезультатно, а в худшем — Юнг мог поставить своего пациента на грань деструкции. Однако Юнг больше уже никогда таким не был. "Где бы я ни появлялся, он [Гросс — Ред.] анализировал меня", — сказал Юнг Фрейду 25 мая, т.е. в самом начале лечения34. "В этом плане речь шла о пользе уже для моего собственного психического здоровья". Оптимизм Юнга в эту первую неделю лечения выглядит преувеличенным. "[Гросс] - прекрасный малый, в сопоставлении с которым можно попутно понять и свои собственные комплексы". Затем Юнг неожиданно сообщает Фрейду, что он "вчера закончил анализ" и что осталось устранить лишь "небольшие и малозначительные навязчивые идеи". Клинические записи ничего подобного не отражают, а наоборот — описывают Гросса как все более вырождающегося индивида, балансирующего около точки, с которой уже нет возврата. Юнг признавал, что его опыт лечения Гросса был "одним из суровейших за всю мою жизнь", но одновременно он признавал и то, что что-то в нем самом очень сильно изменилось. "Невзирая ни на что, он мой друг, — сказал Юнг в письме к Фрейду, датированном 19 июня, — ибо в своей основе он очень добрый и прекрасный человек с необычным умом ... ибо в Гроссе я обнаружил множество аспектов моей подлинной натуры, причем в таком количестве, что порой он выглядит как мой брат-близнец (если не считать dementia praecox)"35. От буржуазно-христианского к современному сознанию Зная, каким человеком был Отто Гросс, а также имея в виду краткое изложение его мировоззрения Марианной Вебер, мы можем воссоздать сценарий его исторического общения с Юнгом. Гросс пленил Юнга своей теорией сексуального освобождения, своим ницшеанством и своими утопическими мечтами о переустройстве мира с помощью психоанализа. Юнг, должно быть, услышал истории о мире, в который он не мог отважиться проникнуть, о царстве богемы, противоречащем всему, что, как ему казалось, он ценил. За эти долгие часы он узнал о гроссовских сексуальных эскападах в Гей-дельберге. Он услышал о совращении сестер фон Рихтофен, о внебрачных детях, о вегетарианстве, опиуме и оргиях. Он услышал о простирающемся от Швабинга через Цюрих и до Асконы контркультурном круге, а также с удивлением выслушал информацию Гросса о неоязычниках, теософах и почитателях солнца, организовавших свои колонии в его родной Швейцарии. А еще, конечно же, было блистательное теоретизирование самого Отто Гросса. Из его ранних психиатрических публикаций мы знаем, что Гросс интересовался взаимосвязью между биологической эволюцией, эволюцией культуры и нынешним опытом. В годы, непосредственно предшествовавшие его столкновению с Юнгом, Гросс очень заинтересовался теорией Иоганна Якоба Баховена о том, что наши отдаленные предки жили свободной, инстинктивной, полигамной жизнью, небольшими кочующими стаями, имевшими тенденцию к матриархату. Баховен, утверждавший, что у него есть археологические подтверждения этих теорий, оказал очень глубокое воздействие как на Гросса, так и на Юнга36. В пятидесятые годы девятнадцатого века Баховен посетил собрания греко-римских древностей в Италии и начал замечать в их символизме некоторые детали, на которые до него никто не обращал внимания. Он пришел к убеждению, что это свидетельства утраченного периода человеческой истории, предшествовавшего всем известным цивилизациям в Европе. После многих лет, потраченных на расшифровку скрытых посланий, содержащихся в знаках и символах на погребальных монументах и в других источниках, он выдвинул свою теорию в книге, опубликованной в 1861 г. Озаглавленная Das Mutterrecht ("Материнское право"), она имела лишь минимальный успех и о ней мало кто знал вплоть до ее переиздания в 1890-х. Последующие издания привлекли внимание богемы Швабинга и Асконы. Философ-ницшеанец и графолог Людвиг Клагес прочитал книгу Баховена в 1899 г. и представил ее своим друзьям из так называемого Космического Круга последователей, сгруппировавшихся вокруг немецкого поэта Стефана Георге в Мюнхене. Гросс знал некоторых членов этого круга и, вероятно, благодаря им у него и развился интерес к матриархату и Баховену. Девятнадцатое столетие было великой эрой "фазовых моделей" культурной эволюции. Фридрих Энгельс, например, основываясь на работе Баховена, развил теорию, согласно которой самые ранние человеческие общества были матриархальными и лишь впоследствии они трансформировались в патриархат37. Сам Баховен выдвинул гипотезу о том, что человеческая раса прошла как минимум три фазы культурной эволюции: Первая фаза была известна как "безбрачие". В этот доисторический период люди жили небольшими кочующими, коммунистическими и свободными от каких-либо норм группами. Как правило существовала полигамия (как в форме многомужества, так и многоженства). Оба пола жили инстинктивной и свободной жизнью, но в то же время — согласно современным стандартам — по-варварски. Не было сельского хозяйства, брака и других социальных учреждений, женщины не знали, от кого зачаты их дети. Баховен называл эту фазу человеческой истории "теллурическим" ("земляным") периодом и утверждал, что для него был характерен символизм земли. Вторая фаза была известна как стадия подлинного матриархата {Mutterrecht). В течении этого периода появилось сельское хозяйство и животноводство, а вместе с этими нововведениями пришли и первые рудиментарные социальные учреждения. Сообщество этих древних людей строилось на эгалитарных ценностях и почитании Матери-Земли, а страшнейшим преступлением, которое только можно было совершить, было матереубийство. То была эпоха почитания человеческого тела. Баховен считал, что знаменитые Элевсин-ские мистерии зародились приблизительно в те времена, а Деметра была более поздним воплощением первоначальной богини земли и материнства. Для третьей фазы человеческой истории (в которой мы живем) характерен патриархат. (Баховен считал, что очень короткий переходный период от матриархата к патриархату характеризовался бисексуальным богом Дионисом.) В период господства патриархата на первый план вышел интеллект и управление обществом с помощью права. Господствующим символом стало солнце, принявшее у греков облик Аполлона. Баховен был уверен в том, что с момента установления патриархата систематически уничтожались все признаки предыдущего матриархального периода. Однако сохранилось (по крайней мере, так казалось Баховену) достаточное количество свидетельств, позволивших Баховену догадаться об истинном положении вещей. Подобные теории были очень популярны в среде германской контркультуры на рубеже столетий. В идее доисторического матриархального общества (которое было эгалитарным и возможно даже полигамным) многие видели базис для критики патриархальной структуры цивилизованной жизни. Многие из тех, кто сбежал в Швейцарию (и особенно в Аскону), чтобы уклониться от воинской службы, мечтали об эгалитарном и пацифистском обществе. С их точки зрения было бы вполне логично заменить господствующий патриархат матриархатом, если только под этим подразумевается возвращение к более гуманному существованию. Гросс и Юнг пытались найти подтверждение теории Баховена в эволюционистской биологии. Если верно то, что в течении десятков тысяч лет наши древнейшие человеческие предки жили маленькими кочующими и полигамными группами, то у современных людей не успели развиться все необходимые механизмы для адаптации в условиях урбанистического, индустриального окружения. Поскольку адаптация развивается лишь постепенно с течением времени, последние пять тысяч лет (или что-то около этого) писанной истории были недостаточны для того, чтобы с помощью естественного отбора полностью изменилось население земли. В качестве современных социобилогов и "эволюционистских психологов" Гросс и Юнг были уверены в том, что в плане репродуктивных стратегий люди остаются с биологической точки зрения крайне примитивными. В связи с этим полигамия рассматривалась как идущий от предков сильнейший импульс, который способен управлять даже современными людьми. Цивилизация, невзирая на множество ее замечательных качеств, имеет тенденцию приносить людям ущерб путем создания социальных условностей, вынуждающих их подавлять свою подлинно варварскую натуру. Для того, чтобы восстановить у людей физическое и психологическое здоровье, необходимо свести до минимума компромиссы, на которые они идут в угоду социально-этическим нормам. Инстинктивная, творческая энергия, утраченная ввиду репрессивного воздействия со стороны общества, может быть восстановлена посредством разрушения общественных правил, особенно когда речь идет о "созидательной жизненной силе" сексуальности. Необходимо сломать семейные, общественные и религиозные кандалы. Если мы будем любить свободно, инстинктивно, невинно и щедро (т.е. жить полигамией), то сможем высвободить древние созидательные энергии тела и бессознательного разума и вывести людей на новый уровень бытия. Это то, во что верил Гросс и что ненавидел Юнг в ту пору, когда они в мае 1908 г. начали анализировать друг друга в Бургхельцли. И это также то, во что к концу лечения верили они оба и что они оба активно пытались претворить в жизнь в последующие годы. Гросс пытался сделать это став анархистом, а в последние годы жизни — своеобразным коммунистом. Юнг же — создавая в течение всей своей оставшейся жизни спиритический и мистериальныи культ обновления и возрождения и защищая полигамию. Сегодня, задним числом, мы в состоянии увидеть, что после этого столкновения претерпели изменение некоторые фундаментальные аспекты личной и профессиональной жизни Юнга. Он осознал, что те установки и импульсы, которые он раньше приписывал богеме, а не такому профессионалу, христианину и главе семейства как он сам, на самом деле есть и у него. За то время, что они провели вместе, Гросс предложил Юнгу запретный плод. После мучительных раздумий Юнг был окончательно отравлен. Изменилось его понимание того, что является "грехом": "причинение зла" может оказаться полезным для личности, освободив ее от "односторонности" и позволив ей соприкоснуться с эдемским инстинктивным существованием. Юнг пришел к убеждению, что неуступчивость по отношению к сильному сексуальному импульсу может привести к болезни или даже смерти. Всякий, кто знал Юнга хоть какое-то более или менее продолжительное время, мог услышать как он убеждал в этом остальных. Как только Юнг поддался предложенному Гроссом искушению, тотчас же произошли глубокие изменения в понимании им места сексуальности и религии в жизни людей. Поскольку религия очернила тело и сексуальную активность (особенно после священного для него матриархата), отныне он считал репрессивных христианских ортодоксов первейшими врагами жизни. Сексуальность должна быть возвращена в лоно спиритизма. К 1912 г. Юнг нашел другую модель — спиритизм языческой античности, для которого секс был сакрален. Хотя Гросс не разделял юнговского увлечения спиритизмом или оккультизмом, его "религия" пыталась омолодить или даже спасти род человеческий с помощью освящения раскрепощенного секса. Юнг вскоре познал духовную сакральность секса на своем личном опыте и молил других прислушаться к голосу плоти. Своими понятиями экстраверсии и интроверсии Юнг также обязан Отто Гроссу. Это фундаментальные идеи его теории "психологических типов", к развитию которой он приступил после своего разрыва с Фрейдом в 1913 г. и которые пользуются известностью даже сегодня38. Эти понятия также оказались базисом для гипотетической черты "экстраверсия-интроверсия", которая является наиболее научно достоверной в так называемой "большой пятерке" личностных черт, как считается, лежащих в основе всех человеческих личностей; всегда, когда речь идет о генетической основе личности, есть масса свидетельств, указывающих на то, что экстраверсия-интроверсия является генетически самой основной. Понятное дело, современные учебники по поведенческой генетике за эти идеи воздают хвалу Юнгу, но можно доказать, что они принадлежат Гроссу39. Юнг сказал об этом сам. В своей книге 1921 г. "Психологические типы" он пространно обсуждает книгу Гросса 1902 г. Die Cerebrate Secunddr-funktion ("Церебральная вторичная функция"), где описаны основные понятия, которые Юнг впоследствии назовет экстраверсией и интроверсией. Юнг щедро подытоживает: "Даже мои термины — "экстраверсия" и "интроверсия" — находят оправдание в свете его концепций"40. Гросс так никогда и не освободился от употребления наркотиков. 9 декабря 1913 г. Гансу Гроссу удалось словить его в Берлине и принудительно направить на лечение в австрийскую клинику. Произошедший скандал потряс богемный мир и превратил Отто Гросса в своего рода мученика. Венское культурное общество распространило в Мюнхене, Берлине, Вене, Цюрихе и в других городах десять тысяч листовок с призывом: "Свободу Отто Гроссу!" В газетах и журналах комментировалась война между буржуазным отцом и богемным сыном. Гансу Гроссу при поддержке Фриды Гросс (и возможно даже Макса Вебера) удалось найти способ стать легальным опекуном сына Отто — Петера. После того как Отто Гросс по собственному согласию прошел психоаналитическое лечение у Вильгельма Штекеля, он в 1914 г. вышел на свободу. Во время Первой мировой войны он служил врачом в австро-венгерской армии. Об этом периоде его жизни известно немного, хотя в письме, датированном 5-9 февраля 1918 г., Шандор Ференци указывает Фрейду на то, что война не заставила Гросса отказаться от идей социально-сексуальной революции: Один молодой коллега привел ко мне свою жену, которую я не мог принять. Он пришел в психоанализ тем же путем, что и Д-р Отто Гросс. Сам же Д-р Гросс предположительно работает в госпитале по инфекционным заболеваниям в Ungvar придворным полковым врачом. Естественно, он и здесь собрал вокруг себя последователей, которые, между прочим, все без исключения обязаны вступать в половые отношения с его любовницей по имени "Mieze". За то, что молодой коллега счел это занятие отвратительным, они, судя по всему, заклеймили его как "морально ненадежного" . Между прочим, не так давно этот молодой коллега получил сообщение о смерти Д-ра Гросса, которое, однако, не подтвердилось. Он так и будет выскакивать то здесь, то там, словно 'Толем"«. Ференци справедливо опроверг сообщение о смерти Гросса. Тот вскоре всплыл в Праге, где познакомился с Максом Бродом и Францем Кафкой (который вместе с Гансом Гроссом слушал в Праге курс по праву), а затем в Берлине, где он писал анархистские и неортодоксальные коммунистические статьи для политических изданий, а также подружился со многими представителями берлинского дада-истского движения. Но в один прекрасный день его — больного и находящегося в одиночестве — нашли на заброшенном складе в Берлине. Он умер 13 января 1920 г. в санатории в Панкоу (северный Берлин) — вероятно от пневмонии. Сабина Шпильрейн Перед самым прибытием Гросса в Бургхельцли личная жизнь Юнга пришла в беспорядок. У него появилась эротическая страсть по отношению к небольшой темноволосой двадцатидвухлетней еврейке, приехавшей из России. Она просто искрилась, была чрезвычайно чувствительна и сексуально привлекательна. Она была глубоко влюблена в Юнга и ее не заботило то, что у него есть жена. Она была его пациенткой в Бургхельцли, истеричкой, его "первым успехом" в качестве психоаналитика, а в настоящий момент — студентом-медиком. Их объединяла любовь к музыке Рихарда Вагнера. Она мечтала иметь от Юнга еврейско-арийского ребенка, вагнеров-ского героя-гения, которого она бы назвала Зигфридом. Когда в июне 1908 г. Отто Гросс перемахнул через стену, она была рядом с Юнгом — создавала последнему уют. И, по сути дела, Гросс открыл Юнгу путь к ней. В конце 1908 г. или в 1909 г. Шпильрейн писала по этому поводу (вероятно Фрейду): "Я сидела и ждала в глубокой депрессии. И вот он приходит, сверкает от удовольствия, и очень эмоционально рассказывает мне о Гроссе, о только что пришедшем к нему замечательном прозрении [имеется в виду полигамия]; он больше не хочет подавлять свое чувство по отношению ко мне, он признал, что я была его первой и самой дорогой подругой и т.д. и т.п. (его жена, разумеется, не в счет), и что он хотел бы рассказать мне все о себе"42. Вступали ли Юнг и Шпильрейн в половую связь до этого момента — неизвестно. Но данное независимое подтверждение факта принятия Юнгом философии жизни Отто Гросса делает это предположение более вероятным. Связь продолжалась до 1912 г. Затем Сабина Шпильрейн покинула Цюрих, вышла замуж за русского врача, хотя есть некоторые свидетельства в пользу того, что она и после этого продолжала поддерживать с Юнгом любовные отношения. Практически все, что мы знаем о Сабине Шпильрейн, получено из тайника с ее личными бумагами, обнаруженного в 1977 г. в подвале Palais Wilson в Женеве43, В последние годы появился новый материал о Шпильрейн. Вероятно, наиболее значительными находками были: оригиналы клинических заметок Юнга о его первоначальном лечении Шпильрейн в Бургхельцли в 1904 и 1905 гг., равно как и до этого неизвестное письмо к Юнгу, в котором он подвел итог ее лечению. В этом письме, датированном 25 сентября 1905 г., Юнг утверждал: "Пользуясь вашим методом, я тщательно проанализировал ее заболевание", и с "очевидным успехом"44. Юнг передал Шпильрейн на лечение к Фрейду по настоянию ее матери, которая знала, что ее дочь влюбилась в Юнга и страшилась последствий. Юнг все же сообщил Фрейду, что "к несчастью, в ходе лечения пациентка влюбилась в меня", и поставил об этом в известность ее мать. Но в этом же письме Юнг утверждает, что "и отец, и мать являются истериками, особенно мать", что может служить объяснением тому факту, почему фрау Шпильрейн так никогда и не передала это письмо Фрейду. Эти документы не дают никакой новой информации о неоформившихся отношениях между Юнгом и Шпильрейн. Из письма Юнга к Фрейду ясно, однако, что после столкновения с Гроссом мысли о полигамии очень сильно захватили его. Если первоначально Юнг встретил идеи Гросса с отвращением, то в письме к Фрейду от 7 марта 1909 г. он обсуждает свою связь с Шпильрейн и признает наличие у себя "полигамных компонентов"45. Он сказал Фрейду, что по его мнению скандал со Шпильрейн "принес мне моральные качества, которые мне еще не раз понадобятся в будущем". Он уверял Фрейда, что его отношения с Эммой стали "неимоверно прочнее и глубже". Однако, 3 января 1909 г. он сообщил Фрейду, что его жена "устраивает сцены ревности — без всяких на то оснований" и что "предпосылкой для счастливого брака, как мне кажется, является разрешение быть неверным. Я научился очень многому на собственном опыте"46. Шпильрейн по-прежнему очень сильно занимала его мысли, однако вскоре рядом с ней появились другие пациентки и коллеги женского пола. ; Начиная с 1912 г. Юнг обменялся со Шпильрейн несколькими письмами, но нет никаких свидетельств в пользу того, что с момента начала Первой мировой войны они еще когда-либо виделись друг с другом. Как и в случае с Гроссом, Юнг вскоре прекратил о ней говорить и перестал цитировать ее работы в своих публикациях47. К 1969-1970 гг. из ста сорока трех лиц, проинтервьюированных Жене Намеш для Проекта биографических архивов К.Г.Юнга, о Шпильрейн не упомянул никто. Она абсолютно исчезла из устной юнгианской традиции — выпала из памяти48. Полигамия Как показывает переписка, Юнг был склонен дезинформировать Фрейда на счет реальностей своей личной жизни. Учитывая имевшуюся у него в то время потребность в сохранении своей буржуазно-христианской маски, а также его желание оставаться с Фрейдом в любезных отношениях, легко понять его склонность подслащивать правду. Как мы знаем теперь, "полигамные компоненты" в конце концов все же возобладали в личности Юнга. С тех пор как он оправдал эти импульсы по отношению к Сабине Шпильрейн, практика полигамии стала его спутницей на всю оставшуюся жизнь. В случае с Отто Гроссом мы видели расхождение между его письмами к Фрейду и клиническими заметками, и точно так же было с другими пациентами: Юнг был склонен вводить Фрейда в заблуждение относительно того, что он на самом деле с ними делал и говорил. Начиная с 1909 г. он открыто рекомендовал своим пациентам мужского пола центральный принцип философии Гросса — полигамию. Первое указание на это имеется в описании случая того пациента, о котором Юнг упоминает в своем судьбоносном письме к Фрейду от 7 марта 1909 г., где он также допускает и наличие у себя "полигамного комплекса". Описав ситуацию, сложившуюся со Шпильрейн, он говорит Фрейду: "Судьба, которой явно по душе безумные игры, привела к моему крыльцу хорошо известного американца (приятеля Рузвельта и Тафта, владельца нескольких крупных газет и т.д.) в роли пациента. У него, на самом деле, были те самые конфликты, которые мне в свое время удалось разрешить, и поэтому я мог быть ему весьма полезен, причем по многим аспектам. Это было словно бальзам на ноющую рану. На протяжении последних двух недель я настолько сильно увлекся этим случаем, что забыл обо всех своих остальных обязанностях"49. Этим американским пациентом был Медилл Маккормик из знаменитого семейства Маккормиков из Чикаго. Его семья владела газетой Chicago Tribune. В Цюрихе он безуспешно лечился у Юнга в конце 1908 г. и в марте 1909 г. Он вновь встретился с Юнгом для короткой консультации в сентябре 1909 г. в Нью-Йорке, во время посещения последним (совместно с Фрейдом) конференции в Кларковском университете. Маккормик страдал периодическими припадками алкоголизма и депрессии, а Юнг в качестве средства для того, чтобы тот смог превозмочь отчаяние и сохранить свою душу, прописал ему полигамию. После последней консультации с Юнгом, Маккормик написал своей жене Рут Ханне Маккормик 21 сентября 1909 г.: "Юнг советовал мне не быть слишком добрым и особенно интересовался чувствую ли я себя свободно. Он советовал мне слегка пофлиртовать и сказал, что я должен иметь в виду, что для меня было бы целесообразно иметь любовницу, что я очень опасный и дикий человек, что я не должен забывать свою наследственность и свои инфантильные влияния, что я потеряю свою душу, если ее захватят женщины"50. Даже Отто Гросс не смог бы сказать об этом лучше. Юнг, должно быть, поделился этим советом со многими своими пациентами-мужчинами и учениками. Например, Элайн Валангин, молодая женщина, у которой были проблемы во взаимоотношениях с пожилым мужчиной, за которого она не хотела выходить замуж, в 1915 г. прошла у Юнга несколько сеансов, а когда он был призван на военную службу, начала писать ему письма. Вскоре Юнг направил ее к ассистенту — д-ру Герберту Очepeтy(Oszeret), тут же приказавшему ей прекратить писать Юнгу. Он хотел, чтобы перенесение было направлено только на него. Спустя несколько лет она почувствовала эффект от лечения у д-ра Очерета, ибо "он начал вести анализ совершенно необычным образом. К тому времени он создал из своих пациенток настоящий гарем. Да, это было действительно ужасно"51. Д-р Тина Келлер, одна из его более поздних последовательниц, возложила ответственность за подобные деяния его учеников на самого Юнга, объяснив, что когда Юнг "пытался разорвать путы условностей, он впадал в излишества, и поначалу новые свободы понимались им и окружающей его группой превратно и вели к злоупотреблениям"52. Еще один пример такого рода лечения можно обнаружить в случае с другим американцем — Генри Мюрреем, познакомившимся с Юнгом в Цюрихе. Впоследствии ему предстояло стать известным психологом и теоретиком личности в Гарвардском университете. Историк Форрест Робинсон зафиксировал тот факт, что в 1925 г. Юнг в качестве альтернативы разводу рекомендовал Мюррею полигамию53. После этого Мюррей, в ту пору просто трепетавший перед Юнгом, стал жить одновременно со своей женой и любовницей — Кристианой Морган. С последней он давал волю разнообразным сексуальным фантазиям и сменам сексуальных ролей с целью развить психологические компоненты иных личностей. Рациональным обоснованием для этого была юнговская теория "психологических типов", гласящая, что для достижения здоровья необходимо развивать потенции противоположного пола, которые мы часто в себе подавляем. В последующие годы Мюррей, в подражание Юнгу, построил в Массачусетсе свою собственную "Башню", которую он вместе с Кристианой Морган украсил своими мистическими рисунками и надписями. Мюррей и Морган верили, что совершают важную для всего человечества духовную работу, а также создают новую форму религии. Они создали свой собственный пантеон богов, в котором символом высшего божества было солнце. Его они нарисовали в центре потолка в главной ритуальной комнате своей башни. Помимо алкогольных и сексуальных оргий, они также не отказывали себе и в совершении магических ритуалов, включавших и декламацию работ Юнга54. Занимаясь строительством своей башни, а также десятилетиями поддерживая внебрачные отношения, Генри Мюррей лишь следовал образцу, который ему дал "Старец" (так он называл Юнга). К тому времени, когда Мюррей встретил их (в 1925 г.), Юнг и Тони Вольф были любовниками уже более десяти лет. Они тоже были убеждены, что основали новую религию. Они познали новую веру, в которой прежние грехи и злодеяния понадобились для духовного возрождения. Их бог (уже не Единый) мог являться в личных видениях или во время автоматического письма под видом разнообразных природных сил и сущностей, которые могли быть как добрыми, так и злыми. Это была религия, основанная на полигамии. Тони Вольф В 1910 г. двадцатидвухлетняя представительница одной из старейших цюрихских семей была приведена своей матерью на лечение к Юнгу, который к тому времени уже вылечил сына друга семьи. Хотя ему было всего лишь тридцать пять лет, он выглядел намного старше этой молодой женщины. Они увидели друг в друге что-то дорогое, что-то такое, чего оба вскоре страстно возжелали. В той или иной роли — как пациентка, любовница, товарищ и сотрудник, а также как "вторая жена" в полигамной троице — Тони Вольф поддерживала интимные отношения с Юнгом более сорока лет. Можно с уверенностью сказать, что она знала о нем больше, чем кто бы то ни был, и была с ним в более близких отношениях, чем любой иной друг или его собственная жена. По общему мнению Тони Вольф попала к Юнгу из-за депрессии, возникшей в 1909 г. — после смерти ее отца. Однако ее сестра Сюзанна Вольф Трюб (Trub) относится к этому скептически и напоминает, что "с самых ранних лет Тони была трудным ребенком, даже когда ей было всего два года". Действительно, "у нее все время были осложнения. И я не могу сказать, усилились они или ослабились после смерти отца"55. Как утверждает Сюзанна, другая сестра Тони — Эрна Вольф Нафф — "прочитала ее дневники и считает, что после его смерти ей стало тяжелее"56». Начиная с 1910 г. Тони Вольф не мыслила своей жизни вне юнговского круга. Ее сестра вспоминает о ней как об интеллектуальной даме (значительно более интеллектуальной, чем она сама или Эмма Юнг), но довольствовавшейся лишь тем формальным образованием, которое ей дал Юнг. Она особо увлекалась японским искусством и культурой. Но в ее характере было нечто изначально скверное, не изменившееся даже после анализа у Юнга. На протяжении всей жизни она не могла позаботиться о самой себе. "Тони была совершенно непрактичным человеком". — вспоминала СюзаннаТрюб "Она никогда не смогла бы жить в браке... Каким-то образом ей удавалось все время быть не совсем в этом мире". Она прожила со своей матерью вплоть до ее смерти в 1940 г., а затем перебралась в квартиру, находящуюся в доме ее сестры, где и прожила до своей собственной смерти в 1953 г. "Она никогда о себе не заботилась; это за нее делали другие. А позднее, когда она перебралась в дом моей сестры, она забрала с собой служанку моей матери"57. Вольф была пациенткой Юнга в течении как минимум двух лет. Однако, уже к концу лета 1911 г. она стала его ассистенткой. Она руководила поисками библиографии, необходимой Юнгу для написания второй части его работы о "Метаморфозах и символах либидо" (вышла в свет в 1912 г.: Wandlungen und Symbole der Libido), Его расположение к ней становилось все большим, а ее эмоциональная поддержка ему понадобилась после двух трагических смертей — его двадцатипятилетнего ассистента Хонеггера, совершившего весной 1911 г. самоубийство посредством передозировки морфия, а также его кузины Хелли, умершей в ноябре того же года от туберкулеза. Вольф все больше становилась его коллегой. В письме, датированном 19 августа 1911 г. он в шутливой форме информирует Фрейда о составе психоаналитической конференции, которая должна пройти в сентябре этого года в Веймаре: "на этот раз феминный элемент будет иметь ощутимую подпитку из Цюриха: сестра Мольцер, д-р Хинкль-Иствик (чародейка из Америки), фройляйн д-р Шпильрейн (!) и мое новое открытие — фройляйн Антония Вольф, замечательная умница, отлично чувствующая религию и философию, и, наконец, моя жена"58. Сабина Шпильрейн не принимала участие в Веймарской конференции, а на знаменитой групповой фотографии, на которой большинство представителей юнговской "цюрихской школы" столпились справа от Фрейда и Юнга, в переднем ряду мы видим молодую Тони Вольф, отделенную от Эммы Юнг двумя людьми и пристально смотрящую на нас. Нет сомнений в том, что Юнг имел сексуальные отношения как минимум с тремя (а если правдивы некоторые сообщения о Марии Мольцер, то может быть даже и с четырьмя) из пяти дам, составлявших "феминный элемент" на Веймарском конгрессе 1911 г. Лишь американка Беатрис Хинкль не имела с ним связи. К 1913 г. Юнг официально закончил анализ Вольф. Страшась обжигающих всплесков свой любовной связи со Шпильрейн, он прекратил с последней всякие отношения. Она впала в депрессию. А он постоянно грезил о ней. Ибо он отчаянно в ней нуждался. В декабре 1913 г. он начал экспериментировать с диссоциативной техникой, которой он научился еще во время своих опытов с Хелли. У него начались сильнейшие и тревожные видения, он стал слышать голоса, общаться с незримыми существами. Он нуждался в помощи. Он нуждался в Вольф. Приблизительно в это время ему приснился сон, в котором он вместе с Вольф путешествовал по Альпам. Они были в низине, усеянной камнями. Приблизившись к горе, они услышали пение эльфов. К его ужасу, она пошла по направлению к этой волшебной горе и исчезла в ней. Он проснулся в состоянии паники59. Понимая, что он ставит под угрозу свой брак и карьеру, что он рискует хрупким душевным состоянием своей недавней пациентки, которая, к тому же, еще и была в него влюблена, Юнг, тем не менее, пошел с ней на контакт. Они начали встречаться. Они разговаривали, обсуждали содержание своих снов и не более того. Юнг даже начал было удивляться, как долго он сможет подавлять свои подлинные побуждения. Он боялся, что такой "односторонностью" он чего доброго сам себе навредит. Опыт со Шпильрейн был болезненным, но одновременно и освобождающим. Ему открылись такие тайны жизни, которые иначе он так никогда бы и не узнал, а благодаря этому он стал лучше понимать своих пациентов. Судьба поставила на его пути еще одну молодую, темноволосую, интеллектуально притягательную женщину, которая к тому же была очень похожа на него: у нее были религиозные видения, она знала как читать астрологические карты и увлекалась теософскими публикациями и содержащейся в них перегонкой западной оккультной мудрости и восточных философий. Шпильрейн такой не была никогда. Она была слишком умной, слишком еврейской. В своих подготовительных дискуссиях с Аниэлой Яффе по поводу MDR Юнг очень много говорил о Тони Вольф. Однако, невзирая на ее огромную значимость для Юнга, в самой книге она не обсуждается ни разу. Но в стенограммах интервью Яффе сообщается история, пересказанная им своим ученикам с целью показать им "опасность односторонности". Во время памятного частного сеанса с д-ром Тиной Келлер он сказал: Он плавал по Цюрихскому озеру. Он был отличным пловцом. Однако в один прекрасный день его схватила судорога, из-за которой он чуть было не утонул. Затем его осенила догадка: судорога была символическим выражением акта насилия, совершенного им по отношению к самому себе. Как только он решил не противиться приливу жизни, который он прежде пытался контролировать с помощью волевого усилия, судорога тут же прошла. Он пришел к выводу, что существуют ситуации, в которых человек не имеет права ставить искусственные заграждения на пути жизненного потока60. Мораль этой часто рассказывавшейся Юнгом истории такова: если ты не будешь следовать своим внутренним позывам, "бессознательное" среагирует на подобное невнимание угрозой твоей жизни. Сексуальные отношения с Тони Вольф начались у Юнга сразу же после этого, и вместе с ней он переступил грань здравомыслия и сексуальной сдержанности. В последующие годы он еще не раз расскажет своим ученикам, что именно с Тони Вольф он впервые открыл "мистическое" или "духовное" значение сексуальности. Порой, при первом знакомстве, он мог быть еще более откровенным. Джон Лайярд — британский антрополог, который в то время был последователем Юнга — сообщил Жене Намеш, что во время своего первого аналитического сеанса с ним Юнг искренне рассказал ему о Вольф: ИНТ: Что он рассказал вам о Тони? В ходе ваших первых встреч вы все время разговаривали о ней? ДЛ: Лишь о том, сколь чудесна она была в постели. ИНТ: Это правда? ДЛ: Во многом, и о том, как она была великолепна. Я не мог всего запомнить, потому что мне очень хотелось поскорей начать свой собственный анализ, я слушал лишь краем уха61. Тони Вольф была рядом с Юнгом в те решающие годы, когда он создавал все те концепции, которые мы нынче называем "юнгианскими": свои знаменитые теории индивидуации, коллективного бессознательного и его доминант, впоследствии названных им архетипами. В эти годы сформировалась, используемая и по сей день, специфическая юнгианская терминология, включающая такие термины как "тень", "анима", "анимус", "персона". Тони Вольф была глубоко вовлечена в процесс создания им типологии личности и написания книги под названием "Психологические типы". Вольф стала для него неотъемлемым компонентом творческой работы. Он также вскоре позволил ей анализировать других пациентов, и она внесла значительную лепту в их сотрудничество. Они оба были убеждены, что занимаются поисками скрытых измерений человеческого духа. Она помогала ему в основании Цюрихского Психологического Клуба в 1916 г., который он впоследствии назвал "необъявленным экспериментом по групповой психологии". В последующие годы, когда к Юнгу со всего света начали стекаться последователи, дабы пройти у него специальный "марочный" анализ-посвящение, она дала ему прозвище — "Епископ"62. Однако Эмме Юнг жилось в эти годы не так хорошо. Ее муж был недосягаем, эмоционально неустойчив, с ним было трудно разговаривать. Сюзанна Трюб, ставшая ее подругой, вспоминала по прошествии лет: "Поначалу ей было трудно понять юнговскую работу с коллективным бессознательным. Ей было тяжело принимать в ней участие. Это действительно очень трудно для женщины с маленькими детьми". Повторяя сказку, имевшую хождение в юнгианских кругах в те ранние годы, Трюб добавила: "Моя сестра Тони была настолько важна для него, потому что он работал над коллективным бессознательным. А у нее было необходимое для этого понимание. Возможно, она могла его воодушевить и тем самым придать ему веру. Фрау Юнг была не в состоянии сделать это. Когда у вас пятеро детей, это невозможно"63. Для Эммы Юнг полигамия не была результатом свободного выбора. Просто ее супруг поставил ее перед свершившимся фактом. В лучшем случае, она по своей воле решила к этому факту приспособиться. Каким-то образом Юнгу, Эмме и Вольф удалось достичь взаимопонимания, позволившего этому полигамному образованию просуществовать как минимум до сороковых годов. Случившийся у Юнга в 1944 г. сердечный приступ и последовавшая за ним длительная болезнь дали Эмме больший простор для контроля за своим супругом, и в течении остатка своих лет она имела возможность ограничивать доступ к нему Тони Вольф. Но это было позднее, а до этого они составили весьма буржуазное расписание для своей крайне богемной ситуации. Юнг мог регулярно ездить к Вольф в Цюрих по вечерам в среду, а она могла провести воскресный день в Кюснахте с Юнгом и его семьей у них дома. Время от времени она могла сопровождать его в коротких поездках, совершаемых им без Эммы. После того как в начале двадцатых годов Юнг построил в Боллингене свою "Башню", они каждое лето имели возможность проводить там наедине недели. И Юнг, и его жена не раз обсуждали со своими наперсниками идею развода, однако, так ничего и не решили. За время их связи у Юнга и Тони Вольф были для этого достаточно веские поводы и порой они на несколько месяцев расставались. Иногда причиной тому были увлечения Юнга другими женщинами. Так в 1925 г. он предпринял длительное путешествие в Африку с целью посетить туземцев Кении и Уганды. В поездке его сопровождала Рут Бейли — молодая женщина, с которой он познакомился в пути. Во время их совместного сафари Юнг, которому было пятьдесят, и Бейли, которой было тридцать, вполне могли иметь сексуальные отношения. Огонь любви продолжал пылать, невзирая на время. После того как в 1955 г. умерла Эмма Юнг, Рут Бейли переселилась к восьмидесятилетнему Юнгу, чтобы заботиться о нем. Вот как описывал это коллега Юнга Карл Майер: "Он достаточно долгое время был увлечен Рут Бейли и даже будучи очень пожилым человеком, он мог позволить себе заниматься петтингом и еще всякой всячиной. Я, на самом деле, слышал одну из этих историй от того, кто это видел. Но он был уже очень старым человеком. И большинство из этих историй были просто выдуманы [окружавшими его] женщинами для своего престижа"64. Что касается Тони Вольф, то, по слухам, она лишь раз позволила своим чувствам отвернуться от Юнга. На некоторое время у нее возникло романтическое чувство к Генриху Стайгеру, работавшему некогда секретарем Психологического Клуба. Безусловно, среди учеников Юнга в последующие годы ходило множество сплетен, и некоторые из них были вызваны завистью по отношению к близости Тони Вольф к Юнгу. Джон Лайярд сообщает, что одна его ученица (предположительно, Иоланда Якоби) "с чисто венским любопытством подсматривала за тем, как он купался, а затем сказала, что он был не очень уж большим"65. Очень трудно представить, чтобы подобного рода сплетни ходили среди приверженцев Фрейда. Полигамия высвободила внутри индивида не только древние сексуальные силы природы, но также и энергию бога предков — единственного истинного бога, являющегося неукротимым источником всякого света, тепла, либидо и жизни. Нет сомнений в том, что однажды решившись принять учение своего богемного Иоанна Крестителя (Отто Гросса), Юнг уже оказался на пути к собственной смерти и перерождению. Примечания 1 FJ, 184. 2 Лучшим источником по Гроссу является — Michael Raub, Opposition und Anpassung: Eine individualpsychologische Interpretation von Leben und Werk des friihen Psychoanalytikers Otto Gross (Franfurt am Main: Peter Lang, 1994). На английском языке лучшим источником является — Jennifer Michaels, Anarchy and Eros: Otto Gross's Impact on German Expressionist Writers (New York: Peter Lang, 1983). Мартин Грин практически в одиночку взял на себя весь груз ответственности за воскрешение Гросса из забытья. См. его книги: The von Richthofen Sisters: The Triumphant and the Tragic Modes of Love (New York: Basic Books, 1974) и Mountain of Truth: The Counterculture Begins, Ascona 1900-1920 (Hanover, N.H.: University Press of New England, 1986). В настоящее время Грин заканчивает первую полную биографию Гросса. О лечении Гросса Юнгом и о его месте в психоаналитическом движении см.: Ema-nuel Hurwitz, Otto Gross: "Parodies" — Sucher zwischen Freud und Jung (Zurich: Suhrkamp Verlag, 1979). Новая информация о Гроссе также появляется в: Janet Byrne, A Genius for Living: The Life of Frieda Lawrence (New York: HarperCollins, 1995). 3 FJ, 126. Относительно ранних публикаций Гросса см.: Michael Turnhe-im, "Otto Gross und die deutsche Psychiatrie", в его Freud und der Rest. Aufsatze zur Geschichte der Psychoanalyse (Vienna: Verlag Turia and Kant, 1994). 4 Ernst Jones, Free Associations: Memories of a Psychoanalyst (New York: Basic Books, 1959), 173-74. 5 О том, как Гросс относился к вырожденцам и как он предлагал от них избавиться (одним из решений проблемы была колония в германской юго-западной Африке), см.: Hurwitz, Otto Gross, 35-48. Много высказываний Гросса о дегенерации содержится в Archiv fur Kriminalanthro-pologie und Kriminalistik, который он основал в Лейпциге в 1899 г. и издавал его вплоть до своей смерти в 1915 г. Гросс посвятил цыганам целую главу в своем учебнике Handbuch fur Untersuchungsrichter (Munich, 1893). В третьем издании этой книги (189 он ввел термин "криминалистика" . По поводу его занятий случаями предполагаемого ритуального убийства христиан евреями см.: Arthur Nussbaum, "The 'Ritual Murder' Trial of Polna", Historia Judaica 9 (1950): 57-74. 6 Waldemar Kampffert, "The Crime-Master and How He Works", McClure's 43 (June 1914): 99-111,144. По поводу дополнительной биографической информации см.: Erich Doehring, "Hans Gross", Neue Deutsche Biograp-hie 7 (1966): 139-41; а также Roland Grassberger, "Hans Gross", Journal of Criminal Law, Criminology and Police Science 47 (1956-7): 397-405. 7 Hurwitz, Otto Gross, 45. 8 Otto Gross, Compendium der Pharmaco-therapie fur Polykliniker und junge Arzte (Leipzig, 1901); Otto Gross, "Zur Phyllogenese der Ethik", Archiv fur Kriminalanthropologie und Kriminalistik 9 (1902): 100-103. 9 Hurwitz, Otto Gross, 137. 10 Ibid. 11 Otto Gross, Das Freud'sche Ideogenitatsmoment und seine Bedeutung im manisch-depressiven Irrsein Kraepelins (Leipzig: Vogel, 1907). 12 Richard Seewald, Der Mann von gegenueber (Munich: List, 1963), 138. См. его рассуждения о Cafe Stephanie: 137-43. См. также поэму Иоганнеса Бехера "Cafe Stephanie 1912" в: Johannes R.Becker (Berlin: Auf-bau-Verlag, 1960), 2:227-28. Более детальное описание Гросса и богемного круга в Швабинге и Асконе имеется JC, 151-69. 13 Seewald, Mann, 140. 14 Leonhard Frank, Links wo das Herz ist (Munich: Nymphenburger Verlag- shandlung, 1952), 49. 15 Оригинал и английский перевод письма Эриха Мюзема к Фрейду от 28 мая 1908 г. см. в: Kurt Eissler, Victor Tausk's Suicide (New York: International Universities Press, 1983), 277-84. См. также: Erich Mtthsam, Tegebuher 19101924, ed. Chris Hirte (Munich: DTV, 1994). Его дневники и другие документы находятся в Институте Максима Горького в Москве. 16 Jones, Free Associations, 173-74. 17 Об асконской контркультуре см.: Green, Mountain of Truth; Harald Szee- man, Monte Verita — Berg der Wahrheit. Austellungskatalog (Milan, 197 ; и ранний взгляд Эриха Мюзема в его книге Ascona. Eine Bros-huere (Locarno: Verlag Birger Carlson, 1905; reprint, Zurich, 1979). Социологический анализ антибуржуазной или небуржуазной культуры Европы дается в работе: Helmut Kreuzer, Die Boheme: Beitrage zu ihre Beschreibung (Stuttgart: J.B.Metzlersche Verlagsbuchhandling, 196 . 18 Max Brod, Das grosse Wagnis (Leipzig: Kurt Wolff, 191 . 19 Marianne Weber, Max Weber: A Biography, trans. Harry Zorn (New Brunswick, N.J.: Transaction, 198 , 380. Оригинальное издание — Marianne Weber, Max Weber: Ein Lebensbild (Tubingen: Mohr, 1926). В связи с этим см.: Nicholas Sombert, "Max Weber and Otto Gross:- On the Relationship Between Science, Politics and Eros in Wilhelmine Germany", History of Political Thought 8 (1987): 131-52; Nicholas Sombert, "Grup-penbild mit zwei Damen: Zum VerhaltnisvonWissenschaft.PolitikundEros imwilhelminischenZeitalter", Merkur 30 (1976): 972-90; а также Eduard Baumgarten, "Uber Max Weber: Ein Brief an Nicholas Sombart", Merkur 31 (1977): 296-300. 20 См.: Green, von Richthofen Sisters. 21 Weber, Max Weber, 374. 22 Эльза фон Рихтофен, уже в полном смысле слова находясь на смертном одре, вызвала в Германию Мартина Грина для того, чтобы отдать ему любовную переписку (в большинстве случаев не содержащую датировки) между Отто Гроссом и Фридой. Оригиналы находятся в архивах Тафтского университета в Медфорде (штат Массачусетс). См их перевод в D.H.Lawrence Review 22 (Summer 1990). Письмо, цитируемое здесь, находится на стр. 188-89. 23 Weber, Max Weber, 375. 24 Подборка этих писем есть в: Hurwitz, Otto Gross, 133-34. 25 FJ, 90. Русск. перев.: Указ. изд., стр.392-93. 26 R. Andrew Paskauskas, ed., The Complete Correspondence of Sigmund Freud and Ernest Jones, 1908-1939 (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1993), 1. 27 Wilhelm Stekel, An Autobiography of Wilhelm Stekel: The Life Story of a Pioneer Psychoanalyst, ed. Emil Gutheil (New York: Liveright, 1950), 122. См. также высокую оценку, данную Штекелем Гроссу посмертно: "In Memoriam", Psyche and Eros (New York: n.p., 1920), 49. 28 Оригиналы сообщения об этом собеседовании, написанного Юнгом собственноручно, а также всех заметок о клиническом прогрессе, наблюдавшемся у Отто Гросса, были извлечены из архивов Бургхельцли в 1967 г. ассистентом врача Эмануэлем Гурвицом. Через десять с лишним лет Гурвиц воспроизвел эти документы в своей книге Otto Gross, предварив это замечанием о том, что у Гросса уже нет живых потомков, которые могли бы оспорить публикацию столь частной информации. Я сверил тексты у Гурвица с фотокопиями оригиналов этих документов. Сообщение Фриды Гросс с прилагающимся к нему дополнением воспроизведены в: Hurwitz, Otto Gross, 139-44. Перевод выполнил я сам. 29 Гурвиц воспроизвел большинство из этих заметок, сделанных самим Юнгом и кем-то из его коллег. Используя фотокопии оригиналов, я смог перевести их с достаточной легкостью. Сверки производились по: ibid., 144-47. 30 FJ, 155. 31 Факт обнаружения этих документов Гурвицом был большой неожидан- ностью для Манфреда Блейлера, который пошел по стопам своего отца и стал директором клиники Бургхельцли. Здесь, в рукописях Юнга, Фрейда и Ганса Гросса, содержались свидетельства провала психоаналитического лечения. Опасаясь даже малейших намеков на скандал, он немедленно отобрал оригиналы у Гурвица. В течении многих лет Блей-лер хранил их под замком в своем частном офисе. 32 Paskauskas, Freud/Jones, 3-4. 33 Шандор Ференци предлагал расистское истолкование распространеннос- ти dementia praecox среди арийцев, таких как Отто Гросс и, как впоследствии утверждали многие психоаналитики, Юнг. В письме к Фрейду от 15 июля 1915 г. Ференци сказал, что в разговоре со своим приятелем он заметил, что "весьма примечателен тот факт, что именно арийские писатели ... так великолепно понимают dementia praecox. Я также сказал [ему], что меня потрясло то, что в цюрихских психиатрических клиниках dementia praecox встречается значительно чаще, чем в клиниках, находящихся в Венгрии. Это заболевание, очевидно, является нормальным состоянием нордического человека, который еще не сумел до конца перерасти последнюю фазу Ледникового периода". Ernst Falzeder and Eva Brabant, eds., The Correspondence of Sigmund Freud and Sandor Ferenczi, vol. 2, 1914-1919, trans. Peter Hoffer (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1996), 67. 34 FJ, 153. 35 Ibid., 156. 36 Относительно Баховена см.: Karl Meuli, "J.J. Bachofens Alterswerk", in Karl Meuli, Gesammelte Schriften, ed. Thomas Gelzer (Basel: Schwabe, 1975), 2: 1125-38. См. также обсуждение влияния Баховена на Юнга в JC, 161-76. 37 Friedrich Engels, The Origin of the Family, Private Property and the State, trans. Evelyn Reed (New York: Pathfinder Press, 1972). Эта работа впервые появилась на немецком языке в Цюрихе в 1884 г. 38 Юнг впервые публично использовал термины "интроверсия" и "экстраверсия" на психоаналитическом когрессе в Мюнхене в 1913 г. Доклад был напечатан во французском переводе в хорошо известном психологическом (но не психоаналитическом) журнале. См.: C.G.Jung, "Contribution а 1'etude des types psychologiques", Archives de Psychologie (Geneva) 13 (December 1913): 289-99.Английский перевод имеется в CW 6. 39 См., напр.: John C.Loehlin, Genes and Environment in Personality Development (Newbury Park, Calif.: Sage, 1992), 9. 40 C.G.Jung, Psychological Types, or, The Psychology of Individuation, trans. H.Godwin Baynes (New York: Harcourt, Brace, 1923), 352-53. Юнг обсуждает эти проблемы в главе "Проблема типов в психопатологии". Развитие юнговскои теории психологических типов задокументировано в его интенсивной переписке с Гансом Шмид-Гюсаном (Schmid-Guisan). См.: Hans Konrad, Zur Entstehung von C.G.Jungs "Psychologischen Typen": Der Briefwechsel zwischen C.G.Jung und Hans Schmid-Guisan im Lichte ihrer Freundschaft (Aarau, Switz.: Sauerlander, 1982). 41 Falzeder and Brabant, Freud/Ferenczi, 2: 261. 42 Aldo Carotenuto, A Secret Symmetry: Sabina Spielrein between Jung and Freud. The Untold Story of the Woman Who Changed the Early History of Psychoanalysis, trans. Arno Pomerans, John Shepley, and Krishna Winston (New York: Pantheon, 1982), 107. Более пространное повествование об этих взаимоотношениях имеется в: John Kerr, A Most Dangerous Method: The Story of Jung, Freud, and Sabina Spielrein (New York: Alfred A.Knopf, 1993). Дневники Шпильрейн за 1907 и 1908 гг. были обнаружены позднее и появились в: Mireille Cifali, "Extraits inedits d'un journal: De l'amour, de la mort et de la transformation", he Bloc-Notes de la Psychoanalyse 3 (1983): 149-70. 43 Дневники Сабины Шпильрейн с 1909 по 1912 г., ее переписка с Фрейдом, копии нескольких ее писем к Юнгу составляют остаток документов. Имеются также тридцать четыре письма Юнга к Шпильрейн. Эти документы были отредактированы и изданы Альдо Каротенуто в: Diario de ипа segreta simmetria (Milan: Casa Editrice Astrolabio, 1980); Немецкое издание — Tagebuch einer heimlichen Symmetrie: Sabina Spielrein zwischen Jung und Freud (Freiburg in Breisgau: Kore, 1986) — содержит ряд писем Юнга к Шпильрейн, а английское (Carotenuto, A Secret Symmetry) — нет. 44 Это письмо воспроизведено полностью, с комментариями в: Bernard Min- der, "Jung an Freud 1905: Ein Bericht ttber Sabina Spielrein", Gesnerus 50 (1993): 113-20. Здесь дан мой перевод. Все документы, связанные с лечением Сабины Шпильрейн в Бургхельцли, были воспроизведены с фотографиями оригиналов в: Bernard Minder, "Sabina Spielrein. Jungs Patientin am Burgholzli", Luzifer-Amor. Zeitschrift zur Geschichte der Psychoanalyse 7, no. 14 (1994): 55-127. Эта статья составила большую часть докторской диссертации Миндера, защищенной в 1992 г. на медицинском факультете Бернского университета. Я хотел бы поблагодарить Миндера, в настоящий момент являющегося штатным психиатром в Бургхельцли, за то, что он прислал мне копии всех своих публикаций. 45 FJ, 207. 46 Ibid., 289. 47 В настоящее время существуют различные издания работ Шпильрейн: Sabina Spielrein, Samtliche Schriften (Freiburg im Breisgau: Kore, 1987); Sabina Spielrein, Ausgewahlte Schriften (Berlin: Brinkman and Bose, 1986). Ее наиболее известной работой является эссе, свидетельствующее о том, что она была глубоко захвачена мифологическими исследованиями Юнга: Sabina Spielrein, "Die Destruktion als Ursache des Werdens", Jahrbuch fur psychoanalytische und psychopathologische Forschungen (1912) 4. Перепечатано в: Sabina Spielrein, Die Destruktion als Ursache des Werdens, ed. Gerd Kimmerle (Tubingen: Edition Diskord, 1986). Английский перевод, выполненный Кеннетом Маккормиком, появился в: Sabina Spielrein, "Destruction as the Cause of Coming into Being", Journal of Analytical Psychology 39 (1994): 187-90. [Русский перевод: Сабина Шпильрейн, "Деструкция как причина становления", Логос 5 (1994): 207-38 — Прим. перев. ] 48 Весной 1996 г. взаимоотношения Фрейда с Юнгом стали темой постав- ленной на Бродвее пьесы с простым названием — "Сабина". Написанная Уилли Гольцманом и поставленная Мэли Бенсьюзен, эта пьеса в течении нескольких месяцев собирала аншлаги. 49 FJ 207-8. 50 Kristie Miller, "The Letters of C.G.Jung and Medill and Ruth McCormick", Spring 50 (1990): 21-22. Подробно об этом см.: Kristie Miller, Ruth Hanna McCormick: A Life in Politics (Albuquerque: University of New Mexico Press, 1992). 51 Aline Valangin interview, Sept. 2, 1970, JBA, 4-5, 7. 52 Tina Keller, "Recollections of My Encounter with Dr. Jung", JBA, B12. Первоначально Келлер дала интервью в 1968 г., но затем она попросила, чтобы запись интервью уничтожили, а вместо нее использовали ее собственные мемуары. 53 Forrest Robinson, Love's Story Told: A Life of Henry A.Murray (Camb- ridge, Mass.: Harvard University Press, 1992). Это наиболее надежный с научной точки зрения источник по взаимоотношениям между Мюрреем и Морган. 54 Руководство по поводу того, как совершать ритуал, а также детальные описания новой личной мифологии можно найти в личных заметках Христианы Морган в CLM. 55 Susanne Trub interview, Sept. 21, 24, 1970, JBA, 20, 29. 56 Местонахождение дневников Тони Вольф в настоящий момент остается неизвестным, хотя в сентябре 1970 г., когда Сюзанна Трюб давала интервью для Проекта биографических архивов К.Г.Юнга, они безусловно существовали 57 Triib interview, JBA, 73-74. 58 FJ, 440. 59 Оригинал в LC. 60 Заявление Келлер, JBA, D5. 61 John Layard interview, Dec. 17, 1969, JBA, 34. 62 Согласно интервью Генри Мюррея, 1970, JBA. 63 Интервью с Трюбом, JBA, 15-16. 64 Интервью с Карлом Майером, Sept. 11, 15, 22, 1970, JBA, 26-27. 65 Интервью с Лайярдом, Dec. 17, 1969, JBA, 59.