О чем пишут женщины, или женская душа

Мне нравится Юнна Мориц:

                Я цветок назвала - и цветок заалел,
                Венчик вспыхнул, и брызжет пыльца.
                Птицу я назвала - голос птицы запел,
                Птенчик выпорхнул в свет из яйца.

                День и час назвала - и, как здесь повелось,
                Этот день наступил, этот час.
                Я дитя назвала, и оно родилось
                И останется жить после нас.

                Я еще назову кое-что из того,
                Что пока безымянно, темно.
                Проще пареной репы мое волшебство,
                Но останется тайной оно.

Что может знать Олег о женской душе? ))

                                       

"Ближе к Шарлотте Бронте силой убежденности и узостью взгляда, пожалуй, Томас Гарди. Но и тут различия просто огромны. "Джуда Незаметного" не читаешь на одном дыхании от начала и до конца; над ним задумываешься, отвлекаешься от текста и уплываешь караваном красочных фантазий, вопросов и предположений, о которых сами персонажи, быть может, и не помышляют. Хотя они всего лишь простые крестьяне, мысли об их судьбах и вопросы, которыми задаешься, на них глядя, приобретают грандиозные масштабы, так что подчас самыми интересными характерами в романах Гарди кажутся как раз безымянные. Этого качества, этого импульса любознательности Шарлотта Бронте лишена начисто. Она не задумывается над человеческой судьбой; она даже не ведает, что тут есть над чем подумать; вся ее сила, тем более мощная, что область ее приложения ограничена, уходит на утверждения типа "я люблю", "я ненавижу", "я страдаю".

Благодаря своему пылу такие авторы становятся поэтами, если же они пишут прозой, их тяготят ее узкие рамки. Вот почему и Шарлотта и Эмили вынуждены то и дело обращаться за помощью к природе. Им необходимы символы больших человеческих страстей, непередаваемых словами и поступками. Описанием бури заканчивает Шарлотта свой лучший роман "Городок". "Черное, набрякшее небо висело низко над волнами - западный ветер гнал обломки судна, и тучи принимали удивительные формы". Так она пользуется природой, чтобы выразить душевное состояние. Однако, обращаясь к природе, ни та, ни другая сестра не приглядывается к ее явлениям так внимательно, как Дороти Вордсворт, и не выписывает картины с таким тщанием, как лорд Теннисон. Они только ухватывают в природе то, что родственно чувствам, которые они испытывали сами или приписывали своим персонажам, так что все эти бури, болотистые верещатники и прелестные солнечные деньки - не украшения, призванные расцветить скучную страницу, и не демонстрация авторской наблюдательности, они несут заряд чувства и высвечивают мысль всей книги.

Мысль всей книги часто лежит в стороне от того, что в ней описывается и говорится, она обусловлена, главным образом, личными авторскими ассоциациями, и поэтому ее трудно ухватить. Тем более если у автора, как у сестер Бронте, талант поэтический и смысл в его творчестве неотделим от языка, он скорее настроение, чем вывод. "Грозовой перевал" - книга более трудная для понимания, чем "Джейн Эйр", потому что Эмили - больше поэт, чем Шарлотта. Шарлотта все свое красноречие, страсть и богатство стиля употребляла для того, чтобы выразить простые вещи: "Я люблю", "Я ненавижу", "Я страдаю". Ее переживания, хотя и богаче наших, но находятся на нашем уровне. А в "Грозовом перевале" Я вообще отсутствует. Здесь нет ни гувернанток, ни их нанимателей. Есть любовь, но не та любовь, что связывает мужчин и женщин. Вдохновение Эмили - более обобщенное. К творчеству ее побуждали не личные переживания и обиды. Она видела перед собой расколотый мир, хаотическую груду осколков, и чувствовала в себе силы свести их воедино на страницах своей книги. От начала и до конца в ее романе ощущается этот титанический замысел, это высокое старание - наполовину бесплодное - сказать устами своих героев не просто "Я люблю" или "Я ненавижу", а - "Мы, род человеческий" и "Вы, предвечные силы...".

Фраза не закончена. И не удивительно. Гораздо удивительнее, что Эмили Бронте все-таки дала нам понять, о чем ее мысль. Эта мысль слышна в маловразумительных речах Кэтрин Эрншоу: "Если погибнет все, но он останется, жизнь моя не прекратится; но если все другое сохранится, а его не будет, вся вселенная сделается мне чужой, и мне нечего будет в ней делать". В другой раз она прорывается над телами умерших: "Я вижу покой, которого не потревожить ни земле, ни адским силам, и это для меня залог бесконечного, безоблачного будущего - вечности, в которую они вступили, где жизнь беспредельна в своей продолжительности, любовь - в своей душевности, а радости - в своей полноте". Именно эта мысль, что в основе проявлений человеческой природы лежат силы, возвышающие ее и подымающие к подножью величия, и ставит роман Эмили Бронте на особое, выдающееся место в ряду подобных ему романов. Но она не довольствовалась лирикой, восклицаниями, символом веры. Это все уже было в ее стихах, которым, быть может, суждено пережить роман. " "Эмили Бронте словно бы отбрасывает всё, что мы знаем о людях, а затем заполняет пустые до прозрачности контуры таким могучим дыханием жизни, что её персонажи становятся правдоподобнее правды. Ибо она обладает редчайшим даром. Она освобождает жизнь от владычества фактов, двумя-тремя мазками придаёт лицу душу, одухотворённость, так что уже нет нужды в теле, а говоря о вересковой пустоши, заставляетветер дуть и громыхать гром". (В. Вулф. "Джейн Эйр" и "Грозовой перевал")

Похоже на то, что здесь заметно влияние Анимуса и подчиненное мышление.

=====

)) Вообще то женщины мне много рассказали о своем духе проецируя его на меня, - и в позитивном образе ( порой и в стихах и песнях)), и в негативном)).

При чем тут душа? Анимус - дух.

Анима / Анимус - это не душа, а лишь психические структуры, общие как для мужчин, так и для женщин, служащие проводником для эго в глубины коллективного бессознательного (внутреннего мира), подобно тому, как персона (другая часть души) является структурой, помогающей эго адаптироваться к внешнему миру. 

Душа, в рамках аналитической психологии - это Психика во всей ее совокупности и многомерности. Не зрая Стайн назвал свой труд "Юнговская карта души".

Я думала, что главное в погоне за судьбой –

Малярно-ювелирная работа над собой;

Над всеми недостатками, которые видны

Над скверными задатками, которые даны,

Волшебными заплатками, железною стеной

Должны стоять достоинства, воспитанные мной.

Когда-то я так думала, по молодости лет.

Казалось, это главное, а оказалось – нет.

Из всех доброжелателей никто не объяснил,

Что главное – чтоб кто-нибудь вот так тебя любил:

Со всеми недостатками, слезами и припадками,

Скандалами и сдвигами и склонностью ко лжи,

Считая их глубинами, считая их загадками,

Неведомыми тайнами твоей большой души.

Е.Горбовская

https://www.youtube.com/watch?v=BIoBq0XGUsI

" Ирина Ермакова творит миф, убедительно подкрепляя его достоверность вереницей образов. Энергетика превращений, скорость смены кадров затягивают, создают вихревой ритм происходящего, окружающая действительность — вода, воздух, краски, звуки, ощущения, деревья, птицы, люди, боги, книги — все это естественным образом живет и взаимодействует в стихах"

 ***

Кто говорит на языке

а кто – обходится иначе

не держится в земной строке

прошел за оболочку ночи

и покатился налегке

не опасаясь темноты

чуждаясь явных объяснений

не затевая отношений

сквозь безымянные кусты

чтоб вылетая на дорогу –

шлагбаум степь ночная Керчь

послушать как любезна Богу

цикадная прямая речь

***

Мне снилась смерть блестящая как свет
взлетающий над льдами перевала
и грановитой радостью играло
изогнутое лезвие-хребет

И воздух тяжелея от воды
гудел и взвинчивал меня все круче
и были так смиренны с высоты
неоспоримым солнцем налиты
к сырой земле оттянутые тучи

Там рос туман и полз ветвями рек
и накрывал легко и беспристрастно
земную жизнь мою и всё и всех
а верхний мир сиял как человек
вернувшийся домой из вечных странствий

Но мелочи горючие земли
тягучим списком – точно корабли
уже взвились за солнечною спицей
и вспыхнули в луче – когда взошли
навстречу мне растерянные лица

И взвинченное небо занесло
и словно сквозь горящее стекло
я вижу звука золотой орех:
плывет в дыму искрящий круглый смех
трещит фольга оплавленной полоской
а там в ядре в скорлупке заводной
ржет огненный пегаска – коренной
так раскалившись в оболочке плотской
душа моя смеется надо мной

И обжигает продираясь за
и видимо-невидимая рать
дудит: не спи не спи раскрой глаза!

И я проснулась чтобы жить опять

Фаи́на Гео́ргиевна  Ране́вская (урождённая Фанни Ги́ршевна Фе́льдман; 15 (27) августа 1896, Таганрог — 19 июля 1984, Москва) — советская актриса театра и кино.

Трагедия мужчин: одни женщины не по душе, другие — не по зубам, а третьи — не по карману!

Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи.

Миф о том, что женщинам нужны только деньги, придумали мужчины, у которых денег нет…

Лучше хороший матерящийся человек, чем тихая воспитанная сволочь.

Жизнь слишком коротка, чтобы портить её диетами, жадными мужчинами и плохим настроением!

Одиночество — это когда некому рассказать сон.

Я никогда не была идеальной, начиная от внешности и заканчивая характером; но, зато, я всегда была собой...