СМЕРТЬ

Здесь Царь и Царица мертвые лежат В большой печали душа отделилась. [Рис.6] 467 Vas hermeticum, фонтан и море здесь превратились в саркофаг и гробницу. Царь и царица мертвы; они сплавлены в единое существо о двух головах. Праздник жизни сменился погребальным песнопением. Как Габриций умирает после соединения с сестрой, а сына-любовника после иерогамии с материнской богиней в ближневосточной мифологии всегда настигает смерть, так же и после conlunctio oppositorum наступает смертный покой. Когда противоположности соединяются, вся энергия исчезает: никакого течения больше нет. Водопад ушел в глубины, в вихре свадебного веселья и вожделения; остался теперь лишь бассейн со стоячей водой, без течений и волн. По крайней мере так все выглядит при взгляде извне. Надпись над рисунком гласит, что на нем изображено putrefactio, разложение, распад некогда бывшего живым существа. Однако рисунок имеет и другой заголовок - "зачатия". Текст сообщает:- разложение одного есть зарождение другого1; это служит указанием на то, что изображенная здесь смерть представляет собой промежуточную стадию, за которой последует новая жизнь. Как говорят алхимики, новая жизнь не может возникнуть, если не умрет старая. Они сравнивают свое искусство с работой сеятеля, погребающего зерно в земле: зерно умирает лишь затем, чтобы пробудиться для новой жизни. Таким образом, своими умерщвление, убиение, разложение, сожжение, испепеление, ожог и.т.д. они имитируют действия природы. Сходным же образом они уподобляют свои труды смертности человеческой, без коей не была бы достижима новая, вечная жизнь3. Рис. 6 468 Мертвое тело, оставшееся после празднества, является уже новым телом, hermaphroditus (смесь Гермеса-Меркурия и Афродиты-Венеры). По этой причине половина тела, изображенного на алхимических иллюстрациях, - мужская, вторая половина -женская (в Rosarium соответствующая половина -левая). Поскольку hermaphroditus оказывается давно искомым rebis или lapis, он символизирует таинственное существо, которое предстоит создать, ради которого и затевается opus. Однако opus еще не достигло своей цели, поскольку lapis еще не ожил. Его рассматривают как некое подобие животного - живое существо, имеющее тело, душу и дух. Подпись гласит, что пара, представлявшая вместе тело и дух, мертва, а душа (очевидно, лишь одна4 душа) отлетела от них обоих "в великой печали"5. Хотя здесь играют свою роль и другие разнообразные значения, невозможно отделаться от впечатления, что смерть - своего рода молчаливая кара за грех инцеста, ибо "платой за грех служит смерть"6. Этим должна объясняться "великая печаль" души, а также тьма, упоминаемая в связи с одной из вариаций на тему нашего рисунка7 ("Здесь солнце стало черным") . Такая чернота представляет собой immunditia ("нечистоту"), как показывает вытекающая из нее необходимость ablutio. Coniunctio носило характер инцеста, а потому было греховным и оставило после себя загрязнение. Nigredo всегда появляется вместе с tenebro-sitas, тьмой могилы и Аида, - чтобы не сказать Ада. Таким образом, спуск, начавшийся свадебной купелью, достиг твердого дна смерти, тьмы и греха. Однако обнадеживающая сторона всего этого видна адепту в упреждающем события появлении гермафродита, хотя психологическое значение последнего поначалу затемнено. 469 Ситуация, изображенная на нашем рисунке, соответствует среде первой недели Великого поста. Предъявлен счет, настал час расплаты, и разверзлась пропасть. Смерть означает полное уничтожение сознания и стагнацию психической жизни - в той мере, в которой последняя способна к сознательности. Столь катастрофическое завершение, служившее предметом ежегодного оплакивания в настолько многих местах (ср., например, плач по Лину, Фаммузу9 и Адонису), несомненно должно соответствовать некоему важному архетипу: ведь даже и сегодня у нас имеется Страстная Пятница. Архетип всегда представляет какое-либо типичное событие. Как мы видели, в coniunctio осуществляется соединение двух фигур: одной из них представлен принцип дня, то есть ясность сознания, а другой - свет ночи, то есть бессознательное. Так как последнее недоступно непосредственному созерцанию, оно всегда проецируется; ибо, в отличие от тени, оно не принадлежит эго, но является коллективным. Из-за такого своего характера оно ощущается нами как нечто постороннее, и мы начинаем подозревать его в принадлежности тому конкретному лицу, с которым состоим в эмоциональной связи. Вдобавок, у мужчины бессознательное наделено женскими чертами; оно прячется в его собственной женственной стороне, которую он, естественно, в себе не замечает приписывая ее женщине, очаровавшей его. Вероятно, именно поэтому душа (анима) -женского рода. Таким образом, если Мужчина и женщина сливаются в своего рода бессознательном тождестве, то он примет на себя черты ее анимуса, а она - черты его анимы. Хотя ни анима, ни анимус не могут констеллироваться без вмешательства сознательного компонента личности, это не означает, что складывающаяся в результате ситуация сводится к личному отношению, к переплетению личностей. Личностная сторона ситуации - факт, но не главный факт. Основным фактом является субъективное переживание ситуации; иными словами, ошибкой было бы приписывать самую важную роль личному общению с партнером. Как раз напротив: наиболее важная роль отведена контактам мужчины с анимой, женщины - с анимусом. Так что coniunctio происходит не с личностью партнера: оно - царственная игра, разыгрываемая активной, мужественной стороной женщины (анимусом) и пассивной, женственной стороной мужчины (анимой). Хотя обе фигуры всегда искушают эго отождествить себя с ними, но даже на личностном уровне реальное понимание возможно лишь при отказе от таких отождествлений. Отказ от идентификации требует значительных моральных усилий. К тому же он бывает обоснованным лишь тогда, когда его не используют в качестве повода уклониться от необходимой степени личного понимания. С другой стороны, если мы подойдем к данной задаче с чересчур персоналистских психологический позиций, то не сможем отдать должное тому факту, что здесь мы имеем дело с архетипом, ни в коем случае не носящим личного характера. Наоборот - он есть нечто априорное и настолько универсальное по частоте встречаемости и широте охвата, что нередко представляется предпочтительнее говорить не о моей аниме или моем анимусе, а скорее вообще об аниме и вообще об анимусе. В своем архетипическом качестве эти фигуры представляют собой полуколлективные и безличные величины, так что отождествляя себя с ними (и воображая, что тогда мы самым подлинным образом становимся самими собой), мы фактически оказываемся в наибольшей степени отчуждены от себя и приближены к усредненному типу Homo sapiens. Личности, выступающие протагонистами в царственной игре, всегда должны помнить, что она в сущности представляет "транссубъективное" соединение архетипических фигур, и не забывать о символическом характере этого их взаимоотношения, цель которого - полнота индивидуации. На нашей серии рисунков данная идея проводится намеком, («под розой»). Поэтому, когда opus подается в образе розы или колеса, бессознательные, чисто личные отношения превращаются в психологическую проблему, которая, предотвращая погружение в полную тьму, отнюдь не устраняет действенную силу архетипа. За верный путь, как и за ложный путь, необходимо заплатить - и, как бы ни превозносил алхимик почтенную природу, его делание в любом случае – дело протинвное природе. Противно естеству совершать инцест, и противно естеству не подчиниться жгучему желанию. В то же время, именно природа подсказывает нам подобную позицию, вызываемую либидо родства. Так обстоят дела - в согласии с высказыванием Псевдо-Демокрита: "Природа радуется природе, природа побеждает природу, природа правит природой"10. Не все инстинкты человека гармонически упорядочены; они постоянно борются между собой, сбивая друг друга с пути. Древним хватало оптимизма рассматривать эту борьбу не как хаос и неразбериху, а как стремление к некоему высшему порядку. 470 Таким образом, встреча с анимой и анимусом означает конфликт и ставит нас перед затруднительной дилеммой, навязываемой нам самой природой. Какой бы путь мы ни выбрали, природа потерпит ущерб и пострадает, вплоть до умерщвления; ибо чисто природный человек должен частично умереть еще на протяжении своей жизни. Христианский символ распятия, следовательно, оказывается своего рода прототипом, "вечной" истиной. Существуют средневековые изображения, на которых Христа пригвождают к кресту его собственные добродетели. Другие люди терпят ту же долю из-за своих пороков. Никто, вступив на путь целостности, не может избежать характерного взвешенного состояния, обозначаемого распятием. Ибо он неминуемо наткнется на то, что будет "перечить", препятствовать ему: во-первых, на то, чем он не имеет желания быть (тень); во-вторых, на то, чем он не является ("другой", индивидуальная реальность "Ты"); в-третьих, на свое психическое не-эго (коллективное бессознательное). Подобное противоречие в собственных целях человека передается перекрещиванием ветвей в руках царя и царицы, которые и сами - крест, несомый мужчиной (в форме анимы), и крест женщины (в форме анимуса). Встреча с коллективным бессознательным представляет сёбой фатум, о коем естественный человек и не подозревает, покуда тот не настигнет его. Как говорит Фауст: "Ты сознаешь только один порыв, / О если бы ты и не знал другого!" 471 Такой процесс стоит за всем opus; поначалу же он настолько сбивает с толку, что алхимик пытается изобразить конфликт, смерть и новое рождение фигурально, на высшем плане, сперва в своей practica - в виде химических превращений, а затем -в своей theorla - в виде концептуальных образов. Нетрудно догадаться, что тот же процесс стоит и за определенными религиозными opera\ поскольку имеется заметный параллелизм между церковной символикой и алхимией. В психотерапии и психологии неврозов данный процесс считается прежде всего психическим, ибо в нем в типичном виде представлено содержимое невроза переноса. Главная цель психологического делания - осознание, и первый шаг в нем - заставить себя осознать содержания, до этого бывшие спроецированными. Такого рода усилие постепенно ведет к познанию своего партнера и самопознанию, тем самым - к разграничению между тем, что человек действительно представляет собой, и тем, что спроецировано на него или чем он сам себе представляется. В процессе этого, человек настолько поглощен собственными усилиями, что едва ли сознает, в какой мере "природа" ведет себя не только как движущая сила, но и как помощник - иными словами, в какой мере инстинкт настаивает на достижении высшего уровня сознания. Это стремление к высшему, более полному сознанию питает цивилизацию и культуру, но не достигает цели, если человек добровольно не поставит себя ему на службу. Алхимики придерживались мнения, что делатель является слугой делания и дело ведет к завершению не он, а природа. Тем не менее, от человека требуется и воля, и способность, ибо если что-либо из них отсутствует, стремление не выходит за пределы уровня природного символизма и не порождает ничего, кроме извращенного инстинкта целостности; чтобы реализовать свою задачу, этому инстинкту нужны все части целого, включая те, что были спроецированы на "Ты". Там инстинкт и ищет их, дабы воссоздать царственную пару, имеющуюся в каждом человеке в его целостности, то есть того двуполого первого Человека, который "не нуждается ни в чем, кроме себя". Когда бы ни началось такое стремление к целостности, оно при своем зарождении маскируется под личиной символики инцеста, поскольку, если мужчина не ищет внутри себя, то ближайшее свое женское соответствие он находит в матери, сестре или дочери. 472 Последите грации проекций - которые простой, природный человек в своей безграничной наивности никак не может распознать в качестве таковых – личность настолько расширяется, что нормальная эго личность почти уничтожается. Другими словами, если индивид идентифицирует себя с содержаниями подлежащими интеграции, в результате происходит позитивная или негативная инфляция. Позитивная инфляции весьма близка к более или менее осознанной мании величия; негативная инфляция ощущается как аннигиляция эго. Оба эти состояния могут чередоваться друг с другом. В любом случае, интеграция содержаний, всегда бывших бессознательными и проецировавшихся, подразумевает серьезное ущемление эго. Алхимия выражает его с помощью символов смерти, увечий, отравления ядом или же посредством странной идеи – водянки в «загадке мерлина» изображаемой как желанеицаря пить воду в непомерных количествах..Он пьет ее так много, что почти растворяется, и ему требуется лечение александрийских врачей12. Он страдает от избытка бессознательного и подвергается диссоциации - "так что мне показалось, что все мои члены отделяются друг от друга")13. Собственно говоря, и сама мать Алхимия страдает водянкой в нижних конечностях14. Очевидно, в алхимии психическая инфляция развивается в физическую отечность15. 473 Алхимики утверждают, что смерть есть в то же время и зачатие filius philosophorum; это своеобразная вариация доктрины Антропоса16. Производить потомство в инцесте - царственная или божественная прерогатива, и пользоваться ее преимуществами обычному человеку запрещено. Ибо он - человек естественный, царь же или герой - "сверхъестественный" человек, духовный, "крещенный духом и водой", то есть зачатый в священной воде и рожденный ею. Это - гностический Христос, сошедший на человека Иисуса во время его крещения и вновь удалившийся от него перед кончиной. Этот "сын" - новый человек, продукт соединения царя и царицы - хотя здесь он не рождён царицей, но и царица, и царь сами преобразуются в нечто новорожденное17. 474 На язык психологии данная мифологема переводится следующим образом: соединение сознания или эго-личности с бессознательным, персонифицируемым анимой, порождает новую личность,, состоящую из них обеих. Новая личность - не нечто третье, стоящее посередине между сознанием и бессознательным; она - и то и другое, вместе взятые. Будучи трансцендентной по отношению к сознанию, она уже не может называться "эго", но должна получить наименование "самости". Следует сослаться здесь на индийскую идею атмана, чьи личностный и космический модусы бытия образуют точную параллель психологической идее самости, а также filius philosophorum18. Самость также - и эго, и не-эго, и субъективное, и объективное, и индивидуальное, и коллективное. Она - тот "символ единения", которым вкратце выражается тотальное объединение противоположностей19. В таком своем качестве она, в согласии с ее парадоксальной природой, может быть выражена лишь посредством символов. Эти символы появляются в снах и спонтанных фантазиях, находя визуальное воплощение в мандалах, встречающихся в сновидениях и на рисунках пациентов. Следовательно, верно понятая самость представляет собой не доктрину или теорию, а образ, рождаемый собственными усилиями природы, естественный символ, далеко отстоящий от любых сознательных намерений. Я вынужден подчеркивать этот очевидный факт, поскольку кое-кто из критиков все еще верит в возможность списать манифестации бессознательного на чисто спекулятивный счет. Эти манифестации, однако же, относятся к разряду фактически наблюдаемых явлений - о чем известно всякому врачу, имеющему дело с подобными случаями. Интеграция самости представляет собой фундаментальную проблему, становящуюся актуальной во второй половине жизни. Символы, обладающие всеми характеристиками мандалы, могут появляться в сновидениях с большим опережением без того, чтобы развитие внутреннего человека вырастало в насущную проблему. Изолированные случаи такого рода нетрудно проглядеть, и тогда кажется, что описанные мной явления - лишь редкий курьез. На самом деле - ничего подобного: ибо они случаются всегда, когда процесс индивидуации становится объектом сознательного рассмотрения, или когда, как при психозах, коллективное бессознательное заполняет сознание ахретипическими образами. ПРИМЕЧАНИЯ 1 "Tractatus Avicennae", Art. aurif., I, p.426. 2 Cp. Aurora, I, Ch. XII (в соответствии с Иоанном, 12, 24). Hortulanus (Ruska. Tabula, p. 186): "Vocatur [lapis] etiam granum frumenti. quod nisi mortuum fuerit. ipsum solum manet, etc". (Он [камень] также именуется пшеничным зерном, которое пребывает в одиночестве, покуда не умрет). Есть и еще одно (также не слишком удачное) общераспространенное сравнение: "Habemus exemplum in ovo quod putrescit primo, et tune gignitur pullus, qui post totum corruptum est animal vivens" (Пример имеем в яйце: оно сначала разлагается, а затем рождается цыпленок - живое существо, возникшее из разложения целого) — Rosarium, p.225. 3 Ruska, Turba, p. 139: "Tune autem, doctrinae filii, ilia res igne indiget, quousque illius corporis spiritus vertatur et per noctes dimittatur, ut homo in suo tumulo, et pulvis fiat. His peractis reddet ei Deus et animam suam et spiritum, ac infirmitate ablata confortatur ilia res... quemadmodum homo post resurrecti-onem fortior fit", (Однако же сыны учения, вещь эта потребует огня, покуда дух ее тела не преобразуется и не пройдет через ночь, подобно человеку в могиле, и не станет прахом. Когда же это случится. Бог вернет ей ее душу и дух. устранив все слабости, и усилится эта вещь... как человек усиливается по воскрешении). 4 Ср. i)/u^OYovia[ возникновение души (греч.) —Прим. перев.], в описании гексады Лида. выше. пар.451. прим.8. 5 Ср. Senior, De chemia. p.16: "... et reviviscit, quod fuerat morti deditum, post inipiam magnam" (Что было предано смерти, вновь оживает после великих лишений). 6 Алхимики руководствовались прецедентом в книге Бытия, 2,17:"ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертно умрешь". Грех Адама — составная часть драмы творения. "Cum peccavit Adam, eius est anima mortua" (когда Адам согрешил, его душа умерла) - говорит Григорий Великий (Epist. CXIV, Migne, P.L, vol.77, col.806). 7 Art. aurif., II, p.324. 8 Nigredo появляется здесь не в качестве начальной стадии, но как результат предшествующего процесса. Временная последовательность фаз в opus весьма неопределенна. Ту же неопределенность мы видим и в процессе индивидуации, где типичную последовательность стадий можно установить лишь в очень обобщенном виде. Глубинной причиной такого "беспорядка", вероятно, является "вневременное" качество бессознательного, в котором осознаваемая последовательность становится одновременностью: феномен, названный мной "синхронистичностью" [Ср. К.Г Юнг."Синхронистичность: принцип акаузальной связи", М.: Рефл-бук. К.: Ваклер, 1997]. Об отношениях между психологией и атомной физикой см.: Meier, "Moderne Physik". 9 Иезикииль, 8, 14: "... и вот, там сидят женщины, плачущие по Фаммузе". 10 Berthelot, Alch. grecs, II, i, 3:'H фбац щ фиаег тетгтетси, кои т| фбак; zi\v фислу vim кои т) фиак; tj\v фиту крате!. 11 Мерлин, вероятно, в очень малой степени имеет отношение к волшебнику Мерлину, так же как Король Артус - к королю Артуру. Больше похоже на то, что Мерлин — это "Меркулин", уменьшительная форма от "Меркурий", псевдоним кого-то иТгёрмётических философов7^Артус'*^=^ллйнистическое имя Гора. Формы "Меркулий" и "Маркулий" для Меркурия подтверждаются арабскими источниками. Джунан бен Маркулий — это греческий Ион, в византийском варианте мифологии считающийся сыном Меркурия (Chwol-sohn, Die Ssabier, I, p.796). По словам Аль-Макризи, "Меркулийцами... называются эдессяне, жившие недалеко от Харрана"; очевидно, имеются в виду сабеи (Ibid., II, р.615). Ион у Зосимы ( Berthelot, Alch. grecs, II, i, 2), вероятно, соответствует вышеуказанному Иону [Ср. "The Visions of Zosimos", par. 80, n.4 - Прим. изд.] 12 Merlinus, "Allegoria de arcano lapidis", Art. aurif., I, pp.392ff.: "Rex autem... bibit et rebibit, donee omnia membra sua repleta sunt. et omnes venae eius inflatae" (Царь же пьет и пьет, покуда все его конечности не наполнятся и все его вены не раздуются" [Ср. Mysterium Coniunctionis, пар. 357 — Прим. изд. ] 13 В "Tractarus aureus" (Mus. herm., p.51) царь пьет "aqua pernigra", [чернейшая вода (лат.) — Прим. перев.] называемую "pretiosa et sana", [драгоценная и оздоравливающая (лат.) — Прим. перев.] дабы обрести силу и здоровье. Он представляет новое рождение, самость, ассимилировавшую "черную воду", то есть бессознательное. В "Апокалипсисе Баруха" черная вода означает грех Адама, пришествие Мессии и конец света. 14 Aurora, II, Art. aurif., I, p. 196. 15 Отсюда — предупреждение: "Cave ab hydropisi et diluvio Noe" (Остерегайся водянки и Ноева потопа) - Ripley, Omnia opera chemica, p.69. 16 Ср. "Психология и алхимия", пар. 456 слл. 17 Одна из нескольких версий. 18 Имеется в виду только психологический, но не метафизический параллелизм. 19 Ср. Psychological Types (1923 edn., pp.320f).