Председательствующий (д-р Джон Риз):
Дамы и господа!
Вероятно, вы заметили, что замечания председательствующего с каждой лекцией становились все короче. Вчера профессор Юнг прервался на середине весьма продолжительного рассказа, и я думаю, что все мы хотим, чтобы он его продолжил.
Профессор Юнг:
Дамы и господа!
Вы помните, что я начал излагать материал, касающийся того самого сна. Сейчас я нахожусь в середине своего повествоваия и еще о многом необходимо поведать. Но в конце вчерашней встречи д-р Крихтон-Миллер попросил меня рассказать о проблеме переноса. Это показалось мне важным, имеющим практический интерес. Когда я анализирую сон, подобный вышеизложенному, я стараюсь делать это с великой осторожностью, погружаясь в работу настолько глубоко, что мои коллеги недоумевают по поводу привлечения мной столь обширного материала. Они думают: "Да, это говорит о его усердии и благом намерении что-нибудь сделать с этим сном. Однако какова практическая польза от всех этих параллелей?"
Меня подобные сомнения совершенно не задевают. Но как раз нынче я и сам близок к той проблеме, к которой меня подтолкнула просьба д-ра Крихтона-Миллера, упредившего мою собственную попытку. Просьба об обсуждении данного вопроса естественна для любого практикующего врача. Врачи-практики озабочены практическими проблемами, а не теоретическими вопросами; поэтому они всегда проявляют некоторое нетерпение, как только дело касается теоретических разъяснений. И особенно они обеспокоены отчасти занимательными, а отчасти болезненными и даже трагическими осознанной, так и перенос уходит, если добиться его осознания. Если же нет переноса, то тем лучше для вас. Вы получаете материал в любом случае, и не перенос вас им снабжает. Все, что необходимо, выводят наружу сны. Если же вы работаете для переноса, провоцируя пациента, результаты анализа будут неудовлетворительными. Вы пробуждаете ожидания, которые никогда не сможете удовлетворить. И тогда вы просто обманщик. Аналитику не позволительно вести себя слишком дружески, потому что эффект будет направлен против него. Он не сможет оплатить предъявленный счет. Даже если ему кажется, что он делает это на благо пациента, это заблуждение. Оставьте людей такими, какие они есть. Не имеет значения, любят ли они аналитика или нет. Мы вовсе не те немцы, которые ждут, что их должен полюбить каждый клиент, которому они продали подтяжки для носков. Это слшком сентиментально. Главное для пациента — разобраться в своей жизни, и вы не поможете ему этими своими притязаниями.
Таковы некоторые причины переноса. Общим психологическим основанием для переноса всегда является активированное бессознательное, ищущее своего выражения. Интенсивность переноса равна важности проецируемого содержания. Сильный перенос соответствует активному содержанию, он несет в себе нечто значительное для пациента. И чем дольше он проецируется, тем больше аналитик заключает в себя эти ценности. Иначе и быть не может, но ему следует вернуть их пациенту. Без этого анализ не будет завершен. К примеру, если пациент проецирует на вас комплекс спасителя, вы должны вернуть ему этого спасителя, что бы это ни означало. Вы ведь, более чем уверен, не спаситель.
Проекции архетипической природы представляют особую задачу, отдельную трудность для психотерапевта (врача-аналитика). Любая профессия содержит в себе определенные трудности, и опасностью в анализе оказывается возможность заразиться проекциями переноса, в особенности архетипическими содержаниями. Когда, положим, пациент решит, что врач-аналитик (психотерапевт) есть реальное осуществление его сновидений, что он не просто врач, а духовник-герой, нечто вроде спасителя, то, конечно, тот или иной врач скажет: "Какая чушь! Это просто болезнь. Истерическое преувеличение". Однако это пощекочет его нервы, поскольку выглядит очень красиво, и, кроме того, сам психотерапевт несет в себе те же самые архетипы. Постепенно он начинает чувствовать, что поскольку спасители как таковые существуют, то нет ничего невероятного в том, что он окажется одним из них; затем, сначала колеблясь, а потом все увереннее убедит себя в том, что он не совсем обычный индивид. Постепенно сделается обворожительным и исключительным. Он уже не может просто разговаривать со своими коллегами, так как он стал сам не знает кем. Делается все более несговорчивым, избегает человеческих контактов, изолирует себя, в конце концов ему становится совсем ясно, что он очень важная фигура, наполненная высоким духовным смыслом, возможно, равная Махатмам в Гималаях, и — что вполне возможно — он тоже принадлежит высокому братству. И наконец, такой человек утрачивается для своей профессии. У меня есть коллеги, с которыми получилось именно так. Они не смогли противостоять атакам коллективного бессознательного пациентов, раз за разом проецировавших комплекс спасителя и религиозных ожиданий на них. Пациент начинал верить в то, что аналитик владеет секретным знанием, "ключом", потерянным Церковью, с помощью которого может открыться великая искупительная правда. Аналитики поддались этому соблазнительному искушению. Они отождествили себя с архетипом, нашли свой собственный сим-вол веры, и нуждаясь в учениках и последователях, которые верили бы в них, стали основателями своего рода сект. Эта же проблема является причиной тех специфических трудностей, которые не позволяют психологам разных школ и направлений достаточно доброжелательно обсуждать спорные идеи. Существует тенденция разбиваться на небольшие группы и обособляться в них, образуя так называемые "научные" сообщества. В действительности все они сомневаются в исключительности своей "правды" и именно поэтому собираются вместе и твердят одно и то же до тех пор, пока не поверят в это окончательно. Фанатизм всегда есть признак подавленного сомнения. Обратимся к истории Церкви. Когда ее положение было шатким, возникали секты фанатиков. Происходило это потому, что тайные сомнения должны быть подавлены. Если человек действительно убежден в своей правоте, он абсолютно спокоен и может обсуждать противоположную точку зрения без тени негодования. Для психотерапевта всегда существует профессиональный риск отрицательных проекций в точку, где он беззащитен. Он постоянно должен находиться во всеоружии. "Яд" действует не только психоло-гически, он может затронуть его симпатическую систему. Я наблюдал несколько экстраординарных случаев физических заболеваний среди психотерапевтов, заболеваний с неизвестными медицине симптомами. Я склонен относить их к эффекту продолжительной проекции, когда аналитик не способен оградить от нее свою собственную психологию. Определенные эмоциональные состояния пациента заразительно (контагиозно) воздействуют на аналитика, вызывая похожие вибрации в его нервной системе. Именно поэтому как психиатры, так и психотерапевты бывают иногда со странностями. Такая возможность определенно связана с проблемой переноса, и никогда не следует забывать об этом.
Теперь следует сказать о терапии переноса *. Это весьма сложный и запутанный предмет; есть опасность, что я буду рассказывать вам о вещах, в которых вы осведомлены не хуже меня, но обойти и.х молчанием не могу, поскольку хочу сохранить систематичность чтобы устранить перенос, а речь идет именно об устранении, необходимо заставить пациента осознать субъективную ценность личностного и безличностного содержаний его переноса. В проекции может оказаться не только личностный, но и архетипический материал. Комплекс спасителя — явно не личностный мотив; это предчувствие, экспектация, повсеместно обнаруживаемые в человеческих сообществах в особый период истории. Комплекс спасителя — архетипическая идея магической личности **.
* О более поздних взглядах Юнга на эту проблему см. Jung С. G. C.W. !6.
** Jung С. G. C.W. 7, par. 374ff.
В начале анализа проекции переноса это неизменные повторения прошлого личного опыта пациента. Допустим, ваш пациент часто бывал на курортах. Вы знаете, какого рода там врачи. Свой опыт общения с ними он будет проецировать на вас. Сначала вам придется пробираться сквозь страх своих коллег с морских побережий, отличающихся большими гонорарами и актерством. Возможно, и вас он примет за такого же. Затем вам придется разделаться с целой серией знакомцев вашего пациента — докторов, юристов, школьных учителей, тетушек, кузин, братьев и даже папой. Вы ошибаетесь, если думаете, что это конец. На папе шеренга не заканчивается, и вы начинаете подозревать, что на вас спроецировали даже девушку. Такое вполне возможно. Лично я никогда не сталкивался с проекцией прадедушки, но дедушку на меня проецировали. Когда вы дойдете до няни, возможности вашего сознания будут истощены, и если перенос на этом не закончится, несмотря на все ваши усилия, причина — в проекции безличностных переживаний.
Существование обезличенных проекций опознается специфической безличностной природой их содержаний; например, комплексом спасителя или архаическим Бого-образом. Архетипический характер этих образов воспроизводит магию, т. е. сверхмощный эффект. Нашим рациональным сознанием трудно понять, почему это происходит. Бог, например, есть дух, а дух для нас не содержит ничего вещественного или динамического. Но если исследовать первоначальное значение этих терминов, то выясняется реальная составляющая опыта и становится понятным, как он воздействует на первобытный разум, на первобытную психику в нас самих. Дух, spiritus, или пневма, pneuma, означает воздух, ветер, дыхание; спиритус, или пневма, по своему архетипическому смыслу — динамические и полуматериальные сущности, вы движимы ими, как ветром; они вдыхаются в вас, в результате чего вы насыщаетесь, наполняетесь ими.
Спроецированные архетипические фигуры могут точно так же нести отрицательный смысл, как, например, образы колдуна, дьявола, демонов и т. п. Даже сами врачи-аналитики не вполне защищены от подобных реалий. Я знаю коллег, которые распространяют фантастические вещи обо мне и верят, что я связан с дьяволом и черной магией. И у людей, которые до сих пор никогда не думали, что существует, скажем, дьявол, могут возникнуть самые невозможные, немыслимые фигуры при переносе безличностных содержаний. Проекция образов, содержащих родительское влияние, обычно исчезает в результате здравого размышления, но безличностные образы простым рассуждением не аннулируются. Более того, аннулировать или (разрушать их было бы неправильно, так как в общем-то они весьма существенны в психическом бытии. Чтобы пояснить это, я боюсь, мне придется снова вернуться к истории человеческого разума. | Давно известно, что архетипические образы являются спроецированными. Они и должны быть спроецированными, иначе сознание |просто было бы наводнено этими образами. Суть заключается в подыскивании формы, которая являлась бы адекватным вместилищем. Испокон веков существует процедура, помогающая людям проецировать безличностные образы. Все ее хорошо знают, возможно, многие сами прошли в ней соответственную выучку, но, к сожалению, не обратили внимания на всю важность подобной институции. (Я имею в виду религиозное посвящение, которым у нас, христиан, является крещение. Когда пленяющее и неповторимое влияние родительских образов ослабевает и ребенок высвобождается от своего первоначального биологического участия в совместной с родите-лями "битве за жизнь", тогда природа, а именно бессознательная человеческая природа, в своей бесконечной мудрости производит ряд посвящений. Их можно обнаружить в самых первобытных племенах — посвящение мужчины, инициация на участие в духовной и социальной жизни племени. В процессе дифференциации сознания посвящение подвергалось множеству изменений, пока не перекочевало в христианство в виде таинства крещения. В обряде крещения участвуют два формальных лица: крестный отец и крестная мать.
На швейцарском наречии они носят имена Бога — "Gotti" и "Gotte" Gotti — мужская форма, означающая Отца, Gotte — женская форма Слово "Бог" означает "Отец", "породитель". Крещение и духовные родители в виде крестных отца и матери выражают тайну второго рождения. Известно, что все высшие касты в Индии имеют титул "Дважды рожденный". В этом же смысле быть дважды рожденным оказывается прерогативой фараона. Поэтому в египетских храмах очень часто рядом с главным помещением для богослужений можно встретить так называемую "родильню", состоящую из одной-двух комнат, специально предназначенных для совершения ритуала. В них происходит второе рождение фараона, поскольку, хотя он и рожден во плоти как человек, он, кроме этого, создан Богом и рожден Богиней. И, следовательно, рождается, как сын человека и Бога.
Наше крещение означает обособление ребенка от естественных родителей и от влияния родительских образов. С этой целью биородители заменяются родителями духовными: крестные отец и мать представляют intercessio divina (божественное поручительство) посредством Церкви, которая выступает как зримая форма духовного царства. В католическом ритуале и брак (здесь предполагается весьма важным, что этот мужчина и эта женщина соединяются друг с другом) осуществляется посредством церковного ритуала; intercessio sacerdotis (божественное поручительство) не допускает непосредственного контакта полов. Священник представляет Церковь, а Церковь всегда оказывается между, в форме вероисповедования, которое является обязательным. Это вмешательство не есть следствие особой хитрости Церкви, но, скорее, ее великой мудрости, сама же идея восходит к истокам христианства — уже тогда мы вступали в брак не просто как мужчина и женщина, но как брачующиеся во Христе. У меня есть античная ваза, на которой изображено раннее христианское обручение. Мужчина и женщина держат друг друга за руку. Соединененные руки помещены в Рыбу; Рыба означает Христа. Этим символизируется, что обрученные разделены и соединены Христом. Христос находится между ними; он представляет власть, означающую отделение человека от простых природных сил.
Процесс выделения человека из природного мира испытан в хорошо известных обрядах инициации или обрядах, посвященных юношам, вступающим в половозрелый возраст в первобытных племенах. По достижении половой зрелости мальчики внезапно отзываются из селения. Их выводят в окрестности, где заставляют провести ночь. Из темноты слышны голоса духов, рев быков, женщинам в это время под страхом смерти запрещено выходить из дома. Среди ночи мальчиков приводят в лесную хижину, где демонстрируются всевозможные ужасные сцены. Им запрещено разговаривать: сообщается, что они умерли, а затем, что снова родились, и для доказательства этого дают новые имена. Им внушается, что они теперь другие люди, нежели были раньше, и больше не дети своих родителей. Инициация может зайти так далеко, что после возвращения матерям больше не разрешают разговаривать со своими сыновьями, так как молодые люди уже не их дети. Некогда у Готтентотов один мальчик совершил инцест с матерью, чтобы доказать, что она ему больше не мать, а всего лишь женщина в числе прочих.
Соответствующий христианский ритуал утратил много весьма существенного, но, изучая символику крещения, можно и сейчас обнаружить следы первоначального смысла. "Родильня" — в нашем случае купель для крещения; это в сущности бассейн, рыбный садок, в котором каждый представляет маленькую рыбку: вначале он символически тонет, а затем снова воскресает. Известно, что ранних христиан на самом деле погружали в крещенскую купель, которая была гораздо больше, чем сейчас; во многих старых церквях сооружалась крестильня отдельным зданием на собственном основании, в плане представлявшим круг. Накануне пасхи католическая церковь совершала специальную церемонию освящения купели для крещения, Benedictio Fontis ("благословенная купель" — лат.). Обычную воду заклинали от смешения со всякими дурными силами, в результате чего она превращалась в обновленный и очищенный источник жизни, чистое, незапятнанное лоно, заключающее божественное начало. Затем священник святил воду, обходя купель, в форме креста в четырех местах, три раза дул на нее и три раза погружал в воду священную пасхальную свечу как символ вечного света, а в это же время заклинание призывало Целомудренную силу Святого Духа погрузиться в купель. Из иерогамии (hierosgamos — святой брак между Святым Духом и крещенской водой как лоном Церкви), и возрождался человек в истинной невинности нового детства. Пятно греха, взятое от него и его природы, соединялось с образом Бога. Человек больше не осквернялся природными садами, он перерождался в духовное бытие.
Известны и другие обычаи и ритуалы, выделявшие человека из естественной животной среды. Не вдаваясь в детали, следует заметить, что изучая психологию первобытных, можно обнаружить тесную связь всех важных жизненных событий с тщательно разрабо тайными церемониями, цель которых — отделить человека от прел шествующей стадии существования и помочь ему перенести психическую энергию в следующую стадию жизнеустройства. Когда девушка выходит замуж, она должна освободиться от давления роди тельских образов и избежать проекции образа отца в мужа. С этой целью в Вавилоне существовал ритуал, с помощью которого психика молодой девушки освобождалась от образа отца. Я имею в вид\ ритуал храмовой проституции, согласно которому девушки из знат -ных семей отдавались незнакомцам, посещавшим храм; тем, кто, предположительно, в дальнейшем его не посетит. Как правило, эти были чужеземцы, с которыми девушки проводили ночь. Подобный институт существовал и в средние века — jus primae noctis, праве первой ночи, этим правом обладал феодал-правитель по отношению к крепостным. Невеста свою первую брачную ночь должна была провести с ним.
Ритуалом храмовой проституции создавался наиболее впечатляющий образ, сталкивающийся с образом мужчины, за которого юная дама собиралась замуж, в случае, если возникала брачная проблема, то возвращение в исходное психическое состояние как естественный результат внутреннего конфликта совершалось не к образу отца, а к однажды встреченному незнакомцу, пришедшему из неведомых земель. Это давало возможность не погружаться снова в мир детских впечатлений, а находить психическое убежище в районе собственного возраста, и тем самым в достаточной степени защищало против инфантильной регрессии.
Данный ритуал демонстрирует одно из самых изумительных качеств человеческой психики. Не случайно женщины сохраняют архетипический образ возлюбленного из отдаленной, неведомой земли, мужчины, появившегося из-за моря-океана, встретившего ее однажды и ушедшего назад. Этот мотив известен из вагнеровского "Летучего голландца" и ибсеновской "Дамы из моря". В обеих драмах дама ожидает чужеземца, который должен прийти из-за далеких морей, чтобы пережить большую любовь к ней и с ней. В опере Вагнера героиня по-настоящему влюбляется в образ, который видит воочию еще до того, как появляется сам герой. В "Даме из моря" героиня только однажды встретила своего избранника и теперь вынуждена все время ходить на берег моря в ожидании его возвращения. ("Алые паруса" Александра Грина — тот же мотив.— Прим перев.). В вавилонском ритуале этот архетипический образ существовал конкретно с целью вызволить женщину из тисков родительских образов, являющихся также образами архетипическими и посему чрезвычайно мощными. Я написал небольшую книгу о взаимоотношениях между эго и бессознательным *, где описал случай проекции образа отца, имевший место у лечившейся у меня женщины, и о том, как эта проблема разрешилась благодаря анализу архетипического образа, лежавшего в основе этого переноса.
Первая стадия лечения переноса вовлекает не только осознание пациентом того факта, что он все еще смотрит на мир из детской или классной комнаты и т. п., то есть, содержанием его проекций и ожиданий остаются все положительные и отрицательные авторитеты его личного опыта; в осознание должна быть включена вся объективная сторона вопроса. Для создания действительно зрелой установки, зрелого отношения, пациент должен понять саму субъективную оценку всех тех образов, которые, как казалось, создают саму проблему. Он должен ассимилировать их, сделать частью собственного психического; должен обнаружить, в каком смысле они является частью его самого; каким образом он приписывает, например, положительную оценку тому или иному объекту, когда фактически это и есть он сам, тот, кто эту оценку выставляет. Тем же самым образом он проецирует отрицательные качества и соответственно ненавидит и испытывает отвращение к объекту. Здесь необходимо понять, что субъект сам проецирует свою собственную низменную сторону, свою тень, так сказать, предпочитает иметь оптимистический и односторонний образ себя самого. Фрейд, как известно, имеет дело только с объективной стороной. Но фактически невозможно помочь пациенту усвоить содержание его невроза снисходительными ссылками на детское отсутствие ответственности или смиренным указанием на глупую судьбу, жертвой которой является пациент. Его невроз означает требование стать целостной личностью, а это включает узнавание и ответственность за свое целостное бытие, за его хорошие и плохие стороны, возвышенные и низменные функции.
* Jung С. G. C.W. 7, par. 206ff.
Предположим теперь, что проекция личностных образов как таковая, состоялась, реализовалась и возымела действие, и тем не менее имеет место перенос, который вы просто не можете устранить. Тогда в терапии переноса мы вступаем во вторую стадию. Эта стадия —разделение личностных и безличностных содержании Личностные проекции, как мы видели, устраняемы в принципе; для этого они должны оказаться осознанными, но безличностные проекции устранить нельзя, так как они принадлежат структурным элементам самой психики (самого психического бытия). Они оказываются не реликтами переживаемого прошлого, а наоборот, целенаправленными и компенсаторными функциями чрезвычайной важности, надежной защитой в ситуациях, в которых человек, как говорится, теряет голову. Скажем, в случае паники, неважно, внутренней или внешней, вмешиваются архетипы, дающие человеку возмож ность совершения адаптивных инстинктивных действий. Реакция человека в данном случае оказывается такой же, каковой она обычно и была на протяжении всей истории человечества, поэтому сам механизм весьма жизненно важен.
Следует заметить, что проекция этих безличностных образов сама по себе носит опосредованный характер. А поэтому устранить здесь можно лишь сам акт проекции, но никак не ее содержание, чего, кстати, не стоит и пытаться делать. При всех стараниях пациент не может ассимилировать безличностные содержания в своем созна нии; тот факт, что они по сути безличностны, как раз и является причиной их проекции; человек чувствует, что они не принадлежа: определенному субъекту, его индивидуальному разуму, а локализуются где-то вне единичного эго, и за отсутствием подходящей субъективной формы их вместилищем является определенный человеческий объект. Поэтому необходимо быть крайне внимательным, имея дело с безличностными проекциями. Например, было бы большой ошибкой сказать пациенту: "Пожалуйста, поймите, что вы проеци руете на меня образ спасителя. Глупо уповать на спасителя и делать меня ответственным за это упование". Встретившись с "надеждой" подобного рода, отнеситесь к ней серьезно. Все человечество живет с подспудным ожиданием спасителя; это ожидание можно обнаружить везде: обратите внимание хотя бы на Италию или Германию (1935 г.— время прихода и разрастания фашизма.— Прим. перев.). Сегодня у вас, в Англии, нет спасителя, нет его и у нас, в Швейцарии. Но я не верю, что мы так уж сильно отличаемся от остальной Европы. Ситуация у нас лишь слегка отличается от итальянской или германской; возможно, они чуточку менее уравновешены, но даже и у нас с уравновешенностью не все гладко. В указанных странах комплекс спасителя обнаруживается в виде психологии массы, толпы. Комплекс спасителя— архетипический образ коллективного бессознательного, и совершенно естественно, что он активизируется в эпохи столь насыщенные проблемами и дезориентацией, как к примеру, наша. В коллективных событиях довольно легко и просто увидеть как сквозь волшебное стекло, что может произойти с отдельным индивидом, внутри его самого. Даже в относительно простой ситуации — панике — приходят в действие все компенсаторные психические элементы. И это совсем не патологическое явление. Возможно, это покажется странным, что коллективное бессознательное выражается в политической форме. Но форма — фактор весьма иррациональный, и наше рациональное сознание не может указывать ему, каким должно быть его проявление. Конечно, предоставив коллективное бессознательное самому себе, следует ожидать, что его активация может оказаться весьма разрушительной; она может обернуться массовым психозом. Поэтому связь человека с коллективным бессознательным всегда регулируется; существует определенная форма, в которой выражаются архетипические образы. Так как коллективное бессознательное — функция, действующая непрерывно, то человек должен постоянно держать с ней контакт. Его психическое и душевное здоровье зависит от кооперации с безличностными образами. На практике подобная связь поддерживается религией, поскольку в наличии всегда имеется та или иная религиозная форма или структура.
Что такое религия? Религия есть психотерапевтическая система. А что делаем мы, психотерапевты? Мы пытаемся лечить страдания человеческого разума, человеческой психики или человеческой души, а религия имеет дело с той же самой проблемой. Поэтому наш Бог — целитель, доктор, он исцеляет больного и имеет дело с душевными трудностями человека, а это и есть именно то, что мы называем психотерапией. Когда я говорю о религии как о психотерапевтической системе, то это не игра слов. Религия — мощно работающая психотерапевтическая система, в ней заключена огромная практическая истина. Могу сказать одно: клиентура у меня достаточно обширна и обитает на разных континентах, там же, где живу я сам, живут практически одни католики; но за последние тридцать лет у меня побывало вряд ли больше чем шесть действительно верующих католиков. Подавляющее большинство пациентов составляли протестанты и иудеи. Однажды я разослал опросник людям, которых не знал лично, в опроснике я спрашивал: "Как бы вы поступили, окажись в психологическом затруднении? Предпочли бы вы пойти к доктору или к священник\ (пастору)?" Самих ответов я уже не помню, но хорошо помню то, что около 20% протестантов предпочли пойти к пастору. Остальные же были настроены против пастора и предпочли доктора, причем самыми убежденными в этом оказались родственники и дети священ нослужителей. Помню один интересный ответ китайца. Тот заметил "Когда я молод, я иду к доктору, а когда стар—к философу". А среди католиков 58 или 60% ответили, что, конечно, пойдут к священнику. Это доказывает, что католическая церковь, в частности с ее строгой системой религиозных предписаний и наставлений к образу мышления, является терапевтическим институтом. У меня было несколько пациентов, прошедших аналитический курс лечения, которые после этого сделались убежденными католиками; было несколько и других, вступивших в так называемую группу "Оксфордское движение"-с моего благословения! Я думаю, что существование подобных инсти тутов совершенно правильно и полезно. Ими нас обеспечила исто рия, и будь я сам человеком средневекового склада мышления, то с легкостью принял бы подобное вероучение. К несчастью, оцеркв ление требует в некотором смысле средневекового образа мыслей, чего я не имею в достаточной степени. Но и из сказанного ясно, что я подхожу к архетипическим образам и соответствующей форме для их проекции весьма серьезно, потому что коллективное бессознательное занимает значительное место в психическом существо вании человека.
Все личностные проявления типа инцестуозных тенденций и дру гих детских побуждений оказываются на поверку весьма поверхност ными; то, из чего в действительности состоит бессознательное, являются великими коллективными событиями времени. По сути дела. в коллективном бессознательном индивида представлена сама исто рия; и когда у отдельных индивидуалов начинают активизироваться архетипы, мы оказываемся окруженными историей, хотя и пребы ваем в настоящем. Архетипический образ, диктуемый моментом истории, входит в жизнь, и каждый оказывается захваченным им. Это, кстати, и то, что мы видим сегодня (намек на фашизм в Италии и Германии — прим. перев.). Я предвидел это в 1918 году, когда гово рил, что "белокурая бестия" пошевеливается во сне и что в Германии что-то произойдет *.
*Jung С. G. C.W. 10, par. 17.
Никто из психологов тогда не подозревал, что я имел в виду, так как люди просто не представляли, что наша личностная психология не более чем тонкая кожа, всего лишь рябь на океанской толще коллективной психологии. Коллективная психология есть мощный фактор, фактор, меняющий всю нашу жизнь, меняющий поверхность знакомого нам мира, фактор, который делает историю. И коллективная психология действует согласно законам, весьма отличающимся от таковых в нашем собственном сознании. Архетипы — мощные решающие силы, они свидетельствуют о реальных событиях, а не о нашем [индивидуальном разуме и практическом интеллекте. Перед (Первой) Мировой войной все интеллигентные люди говорили: "У нас не будет войны, мы стали слишком разумны, чтобы позволить ей случиться; торговля и финансы сплетены в международный узел, так что война абсолютно невозможна". И после этого всего вспыхнула самая чудовищная битва, какую видел мир. И сейчас снова начинают твердить те же самые дурацкие вещи и о разуме, и о мирных планах, и тому подобных вещах. Они завязали себе глаза, цепляясь за этот детский оптимизм — взгляните реальности в лицо! Совершенно очевидно, что архетипические образы решают судьбу человека. Решает бессознательная психология, а не то, что мы думаем и говорим в кулуарах, с трибуны и в совещательных комнатах.
Кто в 1900 году мог подумать, что через тридцать лет будет возможно то, что происходит в Германии сейчас? Могли бы вы поверить тогда, что целая нация высокоинтеллигентных и воспитанных людей может быть охвачена умопомрачающей властью архетипа? Я видел, что это грядет, и понимал это грядущее, так как знаю силу коллективного бессознательного. На поверхности же все выглядит невероятным. Даже мои личные друзья находятся под чарующим влиянием архетипа, и когда я нахожусь в Германии, то сам в это верю; я все понимаю и знаю, что иначе и быть не может. Никто не в силах сопротивляться. Происходящее бьет ниже пояса, а не в голову; мозг при этом ничего не считает, поскольку здесь действует система симпатии, сочувствия. Эта сила, которая очаровывает людей изнутри,— актуализировавшееся коллективное бессознательное. Она — архетип, общий для всех тех, кто призван к жизни. И именно потому, что это архетип, он имеет исторические корни, и мы не можем понять те или иные события, не зная истории *. То, что происходит сегодня,— это ожившая история Германии, подобно тому, как фашизм — живая история Италии. Не следует оста ваться детьми относительно происходящего, с интеллектуальными и разумными идеями, говорящими: этого не может быть. Даже звучит по-детски: не может быть. Происходящее не имеет ничего общего с рациональными суждениями, оно — просто история. И когда перенос вашего пациента добирается до архетипа, вы попадаете в шахту, которая может взорваться. Взорваться просто потому, что вы ожидаете взрыв коллективно. (Воронья Слободка в "Двенадцати стульях" Ильфа и Петрова: "Дом не мог не сгореть. И однажды вечером он запылал. подожженный сразу с четырех концов".— Прим. перев.) Безличностные образы содержат громадную динамическую энергию. Бернард Шоу говорил в "Человеке и Сверхчеловеке": "Человек — это такое суще ство, которое в своих собственных делишках эгоистично до мозга костей, но за идею будет сражаться как герой" *.
* Юнг К. Г. "Вотан" в: Одайник В. Психология политики. СПб. 1996. Сс. 275— 291.
Конечно, нельзя назвать фашизм или гитлеризм идеями. Это архе типы, и потому можно сказать: дай людям архетип, и вся толпа будет действовать как один человек, без всякого сопротивления. С громад ной динамической силой архетипических образов справиться нельзя Поэтому единственное, что делается на третьей стадии терапии переноса,— отделение личного отношения к врачу психотерапевту от безличностных факторов. Совершенно ясно, что когда вы честно и внимательно работаете с пациентом, вы ему нравитесь; если вы переделали порядочный кусок работы с пациентом, то он нравится вам вне зависимости, мужчина он или женщина. И было бы совершенно неестественно и даже странно не испытывать никакой человеческой реакции со стороны пациента на проделанную работу. Обычная человеческая реакция вам вполне нормальна и естественна, и она стоит того; и это ни в коей мере не перенос. Но в соответствующей сдержанной форме и до тех пор, пока она не испорчена безличност ными оценками. Это означает, с другой стороны, необходимость пол ного признания важности архетипических образов, многие из которых носят религиозный характер. Допускаете ли вы, что ураган нацизма в Германии содержит религиозную оценку? Или нет, не играет роли? Думаете ли вы, что Дуче — фигура религиозная, или нет, не суп. важно, потому что он все-таки фигура религиозная. Подтверждение тому можно прочесть даже в газетах, вышедших на днях. В них процитирована стихотворная строчка о римском Цезаре: esse deus, deus ille Mennalka (Вот Бог, Бог Меналька)!* Фашизм представляет латинскую форму религии, и его религиозный характер объясняет, почему в целом дело приняло такой пленительный и чудовищный оборот.
* Речь Дон-Жуана в третьем акте.
Следствием осознания важности безличностных оценок может стать оцерквление вашего пациента или его присоединение к религиозному вероучению, или что-нибудь подобное. Вот если он не может объединить свой опыт коллективного бессознательного в пределах той или иной религиозной формы, тогда его ждут трудности. В таком случае безличностные факторы не получают вместилище, пациент вновь оказывается во власти переноса, а архетипические образы губят человеческое отношение к врачу. Психотерапевт оказывается спасителем или — проклятие ему — не оказывается, хотя и должен был оказаться. Но врач всего лишь человек, он не может быть ни спасителем, ни любым другим архетипическим образом из тех, что активизируются в бессознательном пациента.
Вследствие огромной трудности и важности этой проблемы я разработал специальную методику восстановления спроецированных безличностных оценок. Методика весьма сложная и на прошлой лекции я кое о чем упоминал в связи с вышеприведенным сном. Когда бессознательное говорит, что под христианским храмом находится тайное помещение с золотым сосудом и золотым кинжалом, то оно не лжет. Бессознательное вообще не лжет, так как природно по сути своей. Природа же не лжет никогда. Есть золото, есть сокровище и есть величайшая цена за него.
Располагай я большим временем, можно было бы продолжить эту тему и подробно рассказать о сокровищах и способах их сохранить. Это убедило бы в справедливости метода, позволяющего индивиду самому держаться вблизи своих безличностных образов. Сейчас же я могу сказать лишь пару слов и отослать к моим публикациям по этому поводу**.
Четвертую стадию терапии переноса я называю объективизацией безличностных образов. Это — существенная часть процесса индивидуации***.
* См. Публий Вергилий Марон. Буколики. Георгики. Энеида. М. 1971. Эклога V, 64.
** См., в частности: Jung С. G..C.W. 13; Юнг К. Г. Цели психотерапии. В: Проблемы души нашего времени. М. 1993.
*** Юнг К. Г. Психологические типы. Гл. XI. Термин "индивидуация". См. также Зеленский В. В. Аналитическая психология. Словарь. СПб. Б.С.К. 1997.
Ее цель — отделить сознание от объекта настолько, чтобы индивид больше не помещал гарантию своего счастья, а иногда и жизни, в неких внешних посредников, будь то люди, идеи, обстоятельства. Чтобы он пришел к осознанию, что все зависит от того, владеет ли он сокровищем, или не владеет. Если он чувствует, что сокровище в его руках, то центр тяжести находится в самом индивиде, а не в объекте, от которого он зависел. Достичь состояния такого освобождения является целью духовной практики на Востоке и цель всех наставлений Церкви. В различных религиях сокровище спроецировано в фигурах святых, но подобное гипостазирование невозможно для современного просвещенного разума. Огромное число индивидов не могут более выражать свои безличностные ценности в исторических символах.
В связи с этим они оказываются перед необходимостью отыскивать индивидуальный способ, чтобы придать форму безличностным образам. Так как в конечном итоге они призваны найти эту форму, то и жизнь их течет весьма специфическим образом, иначе индивид оказывается оторванным от самой основы психического бытия и неизбежно становится невротиком, дезориентируется и конфликтует с самим собой. Но если он способен объективировать безличностные образы и соотноситься с ними, тогда он соприкасается с той жизненно важной психологической функцией, которая с момента пробуждения человеческого сознания находилась под попечением религии.
Сейчас невозможно вдаваться в детали данной проблемы не только потому, что время истекло, но и потому, что дать адекватное выражение живому психическому опыту означает выйти за пределы научных понятий. Все, что можно сказать рационального относительно условия отделения,— это определить его как некий центр внутри психического бытия индивида, но не внутри его эго. Это "не-эго-центр" (non-ego center). Боюсь, что придется представить вам целую диссертацию по сравнительному религиоведению, чтобы более или менее полно выразить то, что я имею в виду под не-эго-центром*.
* См.: Психология и Алхимия, пар. 44, 126, 129, 135, 325 и др.
Поэтому я только коснусь существа дела. Это действительно существенная проблема большого числа индивидов, приходящих на прием к врачу-психотерапевту или на анализ. Поэтому врач должен попытаться найти способ, пользуясь которым он сможет реально помочь человеку в разрешении его проблемы.
Принимая такой метод, мы поднимаем факел, забытый нашими коллегами в XVII веке, когда они погасили его, став химиками. Мы, психологи, исходя из химических и материальных понятий психического бытия, зажигаем этот факел вновь, продолжая тем самым процесс, который на Западе начался в XII веке — так как алхимия была делом врачей-целителей, занятых проблемами человеческого разума.
Вопрос:
Могу ли я задать профессору Юнгу очень простой вопрос: не может ли он дать определение невроза?
Профессор Юнг:
Невроз — это диссоциация личности, вызванная существованием комплексов. Само по себе наличие комплексов не содержит в себе ничего ненормального; но если те или иные комплексы несовместимы, та часть личности, которая слишком противостоит сознательной части личности, отщепляется. Если это расщепление достигает органической структуры, диссоциация оказывается психозом, шизофреническим состоянием — на что указывает сам термин. Тогда каждый комплекс живет своей собственной жизнью, не давая личности связать их воедино.
Если отщепленные комплексы бессознательны, они находят лишь косвенные средства выражения, скажем, через невротические симптомы. И вот вместо того, чтобы страдать от психологического конфликта, человек страдает от невроза. Любая несовместимость характеров может стать причиной диссоциации, и, например, слишком большой разрыв между мыслительной и чувствующей функциями — это уже в незначительной степени невроз. Когда вы не вполне в согласии в каком-либо вопросе с самим собой, вы близки к невротическому состоянию. Идея психической диссоциации — наиболее общий и взвешенный подход к определению невроза, которое я могу дать. Естественно, здесь не охвачена вся симптоматика и феноменология невроза; это всего лишь наиболее общая психологическая формулировка.
Д-р Хэлтон Г. Байнес:
Вы сказали, что перенос не дает практической ценности анализу Неужели невозможно придать ему телеологическое значение;1
Профессор Юнг:
Телеологическое значение переноса становится очевидным уже из анализа его архетипических содержаний. Каково его назначение, видно и из того, что я говорил о переносе как о функции, компенсиру ющей недостаток раппорта (взаимопонимания) между аналитиком и пациентом,— по крайней мере, если считать, что для человеческих существ нормально, когда они находятся в состоянии взаимопонимания (en rapport) друг с другом. Конечно, нетрудно представить философа-интроверта, склонного думать, что у людей нет взаимных кон тактов. Например, Шопенгауэр говорит, что человеческий эгоцентризм (egotism) настолько силен, что человек способен убить своего брата только для того, чтобы начистить свои ботинки его гуталином.
Д-р Генри В. Дике:
Профессор Юнг, мне кажется, можно предположить, что вы рассматриваете вспышку невроза как попытку самолечения, как попытку компенсации посредством выявления подчиненной функции?
Профессор Юнг:
Безусловно.
Д-р Дике:
Я понимаю также, что вспышка невротического заболевания с точки зрения человеческого развития является чем-то благоприятным?
Профессор Юнг:
Это так, и я рад, что вы касаетесь этого вопроса. Действительно, такова моя точка зрения. Я не слишком пессимистичен в отношении невроза. Во многих случаях мы вынуждены сказать: "Слава богу, он смог поправить свой разум, став невротиком". Невроз — это действительно попытка самолечения, точно так же, как физическое заболевание — отчасти попытка самолечения. Мы больше не можем понимать заболевание как ens per se, как нечто обособленное, хотя еще не так давно мы были убеждены, что все обстоит именно так. Современная медицина — например, раздел, касающийся внутренних органов — понимает заболевание как систему, состоящую из вредоносных и целебных факторов. Точно так же и с неврозом. Это попытка саморегулирующейся психической системы восстановить равновесие, попытка ничем не отличающаяся от функции сновидений, только куда сильнее и действеннее.
Д-р Джеймс А. Хэдфилд:
Не может ли профессор Юнг дать нам краткий обзор техники активного воображения?
Профессор Юнг:
На эту тему, признаться, я и сам хотел поговорить сегодня в связи с анализом толедского сна, поэтому я очень рад, что можно этого коснуться. Разумеется, мне не удастся представить вам эмпирический материал, но зато я смогу дать вам представление о самом методе. Убежден, что лучше всего будет рассказать вам о случае, в котором было очень трудно обучить пациента этому методу.
Я лечил молодого художника, который никак не мог понять, что же я подразумеваю под активным воображением. Он пробовал и так и сяк, но понять так и не смог. Трудность заключалась в том, что он не умел думать. Все эти музыканты, художники и артисты часто вообще не могут думать, ибо они никогда не используют свой мозг целенаправленно. Мозг этого человека тоже всегда работал сам по себе, погруженный в свое художественное воображение, так что он не мог использовать мозг психологически, и поэтому ничего не понимал. Я предоставил ему множество шансов, он перепробовал всевозможные трюки и фокусы. Всего, что он предпринимал, не перескажешь, я расскажу лишь о том, как он в конце концов преуспел в использовании своего воображения психологически.
Я жил в пригороде, и ему приходилось пользоваться поездом для того, чтобы добраться до меня. Поезд шел от маленькой станции, на стене которой висел плакат. Каждый раз, ожидая своего поезда, он разглядывал этот плакат. Это была реклама Мюррена (Miirren), расположенного в Бернских Альпах,— красочная картинка: водопад, зеленый лужок и коровы на склонах холма посреди луга. Он сидел, уставившись на эту картинку, и думал о том, как разобраться с тем, что я подразумеваю под активным воображением. И вот в один из дней ему пришло в голову: "Наверное, я мог бы начать с фантазии по поводу этого плаката. Я, например, мог бы вообразить самого себя на этой картинке, как будто это реальный пейзаж, представить, что я могу взобраться по склону, где пасутся коровы, на вершину холма и увидеть, что находится по ту сторону".
С этой целью, придя однажды на станцию, он вообразил себя на этой картинке. Он увидел луг, дорогу, взобрался на гору и очутился среди коров, затем, достигнув самой вершины, посмотрел вниз; там тоже был луг, спуск с горы, а у ее подножия — изгородь с перекину--той через нее лесенкой. Он спустился вниз, перелез через изгородь, за которой начиналась тропинка, обегавшая овраг, обошел камень и наткнулся на небольшую часовню со слегка приоткрытой дверью. "Я хотел бы туда зайти",— подумал он, толкнул дверь и вошел; там, на алтаре, украшенном прелестными цветами, стояла деревянная фигура Богоматери. Он заглянул ей в лицо, и в тот самый момент кто-то остроухий скрылся за алтарем. Он подумал: "Да, все это чушь",— и вся фантазия мгновенно исчезла.
Молодой человек вернулся домой и сказал себе: "Я так и не понял, что же такое активное воображение". Но вдруг совершенно внезапно его осенила мысль: "Да, но, может быть, это действительно было; может быть, там, за фигурой Богоматери действительно был кто-то с острыми ушами и в мгновение ока исчез". Поэтому он решил: "Я попытаюсь все это проделать в качестве теста", и вообразил, что снова находится на станции, рассматривает плакат и фантазирует о том, как он взбирается на гору. Добравшись до вершины, он удивился тому, что открывалось его взору на другой стороне. Там была изгородь с лесенкой и спуск с горы. Он сказал: "Да, пока все в порядке. Очевидно с тех пор ничего не изменилось". Он обошел камень, и там оказалась часовня. Он сказал: "Вот часовня, по крайней мере, это не иллюзия. Все в порядке". Дверь была приоткрыта, и это тоже его порадовало. Он поколебался с минуту и сказал себе: "Теперь, после того как я открою дверь и увижу на алтаре Мадонну, за ее спиной должно спрыгнуть нечто с острыми ушами, если же это не произойдет, значит это все пустое!" И вот он толчком открыл дверь и увидел, что все на месте, и, как и прежде, кто-то спрыгнул вниз; и это убедило его. Теперь у него был ключ, и он знал, что может положиться на свое воображение, т.е. он научился им пользоваться.
У меня нет времени рассказывать вам о развитии его образов или о том, как приходят к этому методу другие пациенты. Конечно же, у каждого свой собственный путь. Я лишь упоминаю о том, что началом для активного воображения может послужить сон или впечатление гипнагогического характера. Я предпочитаю употреблять термин "воображение", а не "фантазия", ибо между ними имеется отличие, которое имели в виду старые врачи, говоря, что "opus nostrum" — наша работа — должна делаться "per veram imaginationem et non phantastica", т. е. с помощью истинного, а не фантастического воображения *. Иными словами, если верно понять смысл этого определения, фантазия — это просто нонсенс, фантазм, мимолетное впечатление, тогда как воображение является активным, целенаправленным творчеством. Я полностью согласен с таким различием.
* Jung С. G. Psychology and Alchemy //С.W.— Vol 12 (Par. 360).Русский перевод: Психология и алхимия. Киев. 1997.
Фантазия в большей или меньшей степени является вашей собственной выдумкой, она остается на поверхности индивидуальных смыслов и сознательных ожиданий. А активное воображение, как следует из самого термина, означает, что образы живут своей собственной жизнью и символические события развиваются согласно их собственной логике, если, конечно, сюда не вмешивается ваш сознательный разум. Вы начинаете с концентрации в исходном положении. Я приведу вам пример из своего собственного опыта. Когда я был маленьким мальчиком, у меня была незамужняя тетушка, жившая в чудесном старомодном доме. Дом был полон прекрасных цветных гравюр. Среди них был портрет моего деда по материнской линии. Он был вроде бы епископом и на картине был изображен вышедшим из своего дома и стоящим на террасе. Там были перила, ступеньки, спускающиеся с террасы, и тропинка, ведущая к собору. Дед при всех регалиях стоял наверху террасы. Каждым воскресным утром мне позволялось навестить тетушку; уже у нее в доме я усаживался на стул и смотрел на эту картину до тех пор, пока дед не начинал спускаться с террасы. И каждый раз тетушка говорила мне: "Мой милый, он никуда не идет, он по-прежнему стоит на месте". Но я знал, что видел его спускающимся вниз.
Вы понимаете, что происходит, когда картина начинает двигаться. Аналогичным образом, если вы концентрируетесь на мысленной картине, то она начинает двигаться: образ обогащается деталями, т.е. картина движется и развивается. Естественно, всякий раз вы не доверяете себе, вам приходит в голову, что вы сами все это вызвали, что это лишь ваша собственная выдумка. Но здесь необходимо преодолеть это сомнение, ибо оно ошибочно. Не так уж много ценного можно достичь нашим сознательным разумом. Все время мы зависим от вещей, которые буквально обрушиваются на наше сознание; поэтому по-немецки мы называем их Einfalle. Если бы, например, мое бессознательное отказалось подавать мне идеи, я бы не мог продолжать чтение лекции, ибо был бы не в состоянии приду мать следующий шаг. Вам хорошо известно переживание, которое возникает, когда вы хотите вспомнить имя или слово, достаточно знакомое, а оно просто никак не приходит на ум; впрочем, некоторое время спустя оно все-таки всплывает в памяти. Мы полностью зависим от великодушного содействия со стороны нашего бессознательного. Если оно нам не помогает, то дело швах. Поэтому я убежден, что путем сознательных придумок многого не достичь; мы переоцениваем мощь намерений и силу воли. Поэтому когда мы сосредоточи ваемся на внутренней картине и не мешаем событиям идти своим чередом, наше бессознательное начинает порождать серию образов, складывающихся в целую историю.
Я испробовал такой метод на многих пациентах в течение многих лет и обладаю обширной коллекцией подобных "опер" ("opera"). Наиболее интересно наблюдать сам процесс. Естественно, я не всегда прибегаю к активному воображению как к некой панацее; должны быть определенные показания, свидетельствующие о том, что этот метод подходит для данного индивида; есть множество пациентов, по отношению к которым его применение будет ошибкой. Но часто на последних стадиях анализа объективация образов занимает место снов. Образы предвосхищают сны, и поэтому материал сновидений начинает иссякать. Бессознательное начинает спадать по мере того, как сознание устанавливает с ним связь. Тут вы получаете весь материал в творческой форме, и в этом огромное преимущество по сравнению с материалом сновидений. Это ускоряет процесс созрева ния (maturation), так как анализ есть процесс ускорения созревания. Данное понятие не является моим изобретением; этот термин ввел один пожилой профессор — Стэнли Холл.
Так как активное воображение продуцирует весь материал в сознательном состоянии разума, он в данном случае оказывается значительно более оформленным, нежели в сновидениях с их невнятным языком. Он гораздо более содержателен, нежели сновидения: например, в нем есть чувственные ценности, о нем можно судить чувственным образом. Очень часто сами пациенты ощущают, что определен-ный материал требует зримого воплощения. Например, они говорят: "Тот сон был настолько впечатляющим, что если бы я только мог рисовать, я бы попытался передать его атмосферу". Или же они чув- ствуют, что определенная идея должна быть выражена не рацио- нально, а посредством символов. Или они в плену у эмоции, которая, стоит только придать ей некоторую форму, стала бы понятной, и так далее. И вот они начинают чертить, рисовать или оформлять свой образы пластически, а женщины — иногда вязать или ткать. Я даже знал пару женщин, которые вытанцовывали свои бессознательные фигуры. Бесспорно, их можно выразить и с помощью письма.
У меня есть немало длинных серий подобных рисунков. Они несут огромное количество архетипического материала. Именно сейчас я собираюсь разрабатывать исторические параллели к некоторым из них. Я сопоставляю их с живописным материалом, выражающим сходные попытки людей прошлых веков, в особености раннего средневековья. Определенные элементы символизма восходят к Египту. На Востоке мы обнаруживаем множество интересных параллелей к нашему бессознательному материалу, вплоть до мельчайших деталей. Подобная сравнительная работа дает нам наиболее ценную информацию о структуре бессознательного. Вам также следует давать своим пациентам необходимые параллели, естественно, не в таком разработанном виде, в каком это было бы представлено в научном труде, но в том объеме, который требуется пациенту для понимания им своих архетипических образов. Ибо он может уяснить их истинное значение лишь в качестве типичных, повторяющихся способов выражения объективных фактов и процессов человеческой психики, а не сомнительных субъективных переживаний вне всякой связи с внешним миром. С помощью объективации своих безличностных образов и понимая изначально свойственный им смысл, пациент способен сам извлечь все ценности, которыми богат его архетипический материал. Он может сам это увидеть, и бессознательное становится понятным для него. Более того, эта работа определенным образом сама производит некоторый эффект (влияние) на него. Все, что бы он ни вкладывал в нее, оказывает на него ответное воздействие и производит изменение его установки, которую я пытался определить, упомянув не-эго-центр (non-ego center).
Я приведу вам интересный пример. У меня был случай, пациентом которого являлся университетский ученый, весьма односторонний интеллектуал. Его бессознательное было вечно чем-то потревожено и находилось в активированном состоянии; поэтому оно проециро вал ось на других людей, которые представлялись ему его врагами, а поскольку ему казалось, что против него настроены все, он чувст -вовал себя ужасно одиноким. Дабы забыть о своих проблемах, он начал пить, от выпивки становился чрезвычайно раздражительным и в подобном настроении затевал ссоры с людьми; несколько раз у него были очень неприятные стычки, а однажды его вышвырнули из ресторана и избили. Было и еще немало инцидентов подобного рода. Когда это стало повторяться слишком часто и было уже невыносимо, он явился ко мне, чтобы я посоветовал ему, как жить дальше. В ходе беседы у меня сложилось о нем очень четкое впечатление: я увидел, что его переполняет архетипический материал, и я сказал себе: "Теперь я могу провести интересный эксперимент — получить этот материал в абсолютно чистом виде, причем без всякой тени моего влияния, я даже не прикоснусь к нему". И с этой целью я направил его к другому врачу — женщине, которая была новичком и об архетипическом материале знала немного. Поэтому я был совершенно уверен в том, что она не будет вмешиваться. Пациент был в столь подавленном настроении, что без возражений принял мое предложение. И вот он стал работать с ней и делал все, что она ему говорила *.
* Этот случай послужил материалом для второй части книги "Психология и алхимия" ("Psychology and Alchemy").
Она попросила следить его за своими снами, и он их все, от первого и до последнего, очень тщательно записал. Теперь у меня есть серия, состоящая приблизительно из тысячи трехсот снов этого человека. Они содержат самую удивительную серию архетипических образов. И совершенно естественно, без всякой подсказки, он начал рисовать серии картин, которые виделись ему во сне, ибо он чувствовал, что они очень важны. С помощью этой работы над своими снами и рисунками он сделал то, что другие пациенты делают посредством активного воображения. Можно сказать, что он сам придумал для себя это активное воображение, когда понадобилось решить наиболее запутанные проблемы, поставленные перед ним снами, например, как уравновесить содержания круга, и многое другое. Он решил проблему perpetuum mobile, причем, не предлагая ничего безумного, а символическим путем. Он работал над всеми теми проблемами, которыми так увлекалась средневековая философия и о которой наш рациональный разум говорит: "Это все чушь". Подобное заявление лишь свидетельствует о нашем непонимании. Они-то как раз старались понять; сейчас мы в дурацком положении, а не они.
В ходе анализа, проводившегося с первыми четырьмястами снами, он был вне моего наблюдения. Со времени первой беседы я вообще не видел его восемь месяцев. Пять месяцев он работал с врачом, а затем три месяца делал всю работу сам, продолжая со всей тщательностью наблюдать за своим бессознательным. В этом отношении он был очень одарен. В конце, в течение примерно двух месяцев, у нас с ним состоялся ряд бесед. Но ему не нужно было объяснять многое из символизма.
В результате своей работы со своим бессознательным этот пациент стал совершенно нормальным и благоразумным человеком. Он перестал пить, сделался вполне приспособленным и во всех отношениях вполне нормальным. Причина этого достаточно очевидна: одинокий мужчина— он не был женат — жил крайне односторонней интеллектуальной жизнью и, естественно, имел определенные желания и потребности. Но с женщинами ему не везло, поскольку он совершенно не разбирался в чувствах. В присутствии женщин он сразу же строил из себя дурака, и они его просто не выносили. Он становился неуживчивым и с мужчинами, а в результате оставался глубоко одиноким. Теперь же он нашел нечто такое, что очаровало его; у него появился новый объект интересов. Вскоре он открыл, что его сны говорят о чем-то весьма значительном, отсюда и возник весь интуитивный и научный интерес. Вместо того чтобы чувствовать себя потерянной овцой, он думал теперь: "Итак, вечером, закончив работу, приступаю к своим исследованиям и смогу увидеть, что же происходит; я буду работать над своими снами и открою для себя необыкновенные вещи". Так оно и было. Понятно, что с рациональной точки зрения можно сказать, что он попросту проваливался в свои фантазии. Но дело-то вовсе не в этом. Он проделал реальный кусок трудной работы со своим бессознательным и научно проработал свои образы. Придя ко мне после трех месяцев самостоятельной работы, он был уже почти нормальным. Лишь по-прежнему испытывал неуверенность; его беспокоило то, что он не мог понять определенный материал, извлеченный им из бессознательного. Он пришел ко мне за ответом, и я намекнул ему, что бы это могло значить, но сделал это с максимальной осторожностью — так, чтобы просто помочь ему продолжить работу и довести ее до конца.
В конце года я собираюсь опубликовать подборку из четырехсот его первых снов, где я продемонстрирую развитие только одного единственного мотива — центрального мотива этих архетипических образов *. Позднее появится английский перевод и у вас будет воз можность увидеть, как этот метод работает в случаях, в которых не было никакого внешнего воздействия и которых я абсолютно не касался. Эта самая изумительная серия образов прекрасно демонст рирует возможности активного воображения. Вы понимаете, что в данном случае можно лишь отчасти говорить о методе объектива ции образов с помощью пластических форм, поскольку многие сим волы появлялись непосредственно в снах; но в любом случае тут демонстрируется сама атмосфера, которая создается активным воо бражением. У меня есть пациенты, которые вечер за вечером работают над своими образами, изображая и запечатлевая свои наблюде ния и переживания. Они зачарованы этой работой; архетипы всегда зачаровывают наше сознание. Но в случае их объективации мы тем самым предотвращаем угрозу того, что они могут затопить наше сознание и в то же время делаем доступным их положительное воздействие. В рациональных терминах этот эффект объяснить практически невозможно; это своего рода "магический" эффект, он заклю чается в суггестивном воздействием образов на индивида, с его помо щью расширяется и изменяется бессознательное.
Мне сказали, что доктор Беннет принес ряд картин своего паци ента. Не будет ли он столь любезен показать их?
Здесь имеется в виду изображение чаши или вазы (рис. 14). Конечно, выражено это месьма неуклюже, это просто попытка, намек на чашу или вазу. Мотив сосуда сам по себе является архетипическим образом, имеющим определенное назначение, и с помощью этого рисунка я могу показать, каково это назначение. Сосуд приспособлен к тому, чтобы что-то в себе содержать. Он, например, содержит жид кости, сохраняет их, чтобы они не испарялись и не растекались Немецкое слово, обозначающее сосуд, Gefass — существительное, происходящее от fassen — класть, содержать, ухватывать. Слово "Fassung" означает схватывание, сдерживание, обрамление, а метафорически — самообладание, собранность. Таким образом, сосуд на этом рисунке отражает движение, имеющее своей целью собирание и объединение. Вы должны объединить нечто, иначе оно распадется на части. Из того, как скомпонован данный рисунок, а также из некоторых его особенностей, очевидно, что психология этого человека содержит целый ряд несоизмеримых элементов. Рисунок характеризует состояние шизофрении. Я не знаком с этим случаем, но доктор Беннет подтверждает правильность моего заключения. Вы видите несопоставимые элементы по всему рисунку; целый ряд немотивированных и несоотносимых друг с другом вещей. Более того, вы видите, что поверхность вазы разделяют какие-то необычные линии. Эти линии являются признаком шизофрении; я называю их линиями разлома. Когда шизофреник рисует свою картину, он, естественно, выражает шизофреническое расщепление, имеющее место в его собственной психике, и вы обнаруживаете эти линии идущими прямо по какой-то фигуре, подобно трещинам на зеркале. На данном рисунке линий разлома на самих фигурах не видно, они лишь идут по всей поверхности.
Далее, этот человек пытается собрать все несоизмеримые элементы с помощью сосуда. Предполагается, что сосуд должен быть вместилищем всего его существа, всех несовместимых частей. Если он пытался собрать их в собственное эго, то это была неосуществимая задача, поскольку эго в каждый конкретный момент времени может совпадать только с какой-то одной частью. Поэтому он сообщает с помощью символа сосуда, что он пытается найти вместилище для всех вещей и, следовательно, расположенный в середине мяч или шар указывает на существование не-эго-центра (non-ego center)
Сам рисунок является попыткой самолечения. Он выявляет нали чие несоизмеримых элементов, а также свидетельствует о попытке собрать их воедино с помощью этого сосуда. Идея вместилища архе-типична по сути. Ее можно обнаружить везде — это один из центральных мотивов бессознательных рисунков. И это идея магического круга, который чертят вокруг всего того, что хотят защитить от враждебного воздействия и исчезновение чего хотят предотвратить. Маги ческий круг как апотропаический (греч. apotropaios = отвращаю щий несчастье) амулет или апотропаическое действие (колдовство, чары) — идея архаическая и ее до сих пор можно встретить в фольк лоре. Например, когда человек ищет сокровище и собирается его выкопать на том или ином месте, то он чертит вокруг себя магический круг, чтобы оградить себя от дьявола. Когда закладывался фун дамент города, было принято совершать вокруг него ритуальным обход или объезд, дабы защитить все находящееся в пределах этого круга. В некоторых швейцарских деревнях по-прежнему существует обычай, согласно которому священник и староста объезжают поля, своими благословениями способствуя защите урожая. В центре магического круга или священной территории находится храм. Одним из удивительных примеров этой идеи является храм Borobudur на Яве. Обход (circumambulatio) совершается по спирали; паломники движутся мимо изображений всех воплощений Будды, пока не достигну! вершины, на которой находится невидимый Будда — Будда, которому еще предстоит прийти. В основании этого храма находится круг, вписанный в квадрат. На санскрите эта фигура называется ман-далой. Данное слово обозначает круг, в первую очередь магический круг. На Востоке мандалу можно обнаружить не только в качестве основания храма, но также и на росписях внутри храма, кроме того ее чертят в дни определенных религиозных праздненств. В центре мандалы находится Бог или символ божественной энергии — алмазная вспышка молнии. Вокруг этого сокровенного круга возводится аркада с четырьмя воротами. Затем идет сад, который опоясан другим — внешним — кругом.
Символ мандалы несет в себе именно значение священного места, теменоса (temenos), защищающего центр. И этот символ является одним из наиболее важных мотивов в объективации бессознательных образов *. Это средство защиты центра личности от выставления его наружу и от посягательств извне.
* Jung С. G. Commentary on "The Secret of the Golden Flower" // С W. 13; Jung С G. Concerning Mandala Symbolism // C.W. 9i.
Рисунок пациента доктора Беннета является попыткой изобразить подобную мандалу. Она имеет центр и вмещает все его психические элементы, а сама ваза представляет магический круг, теменос (temenos), вокруг которого он должен совершать обхождение (cir-cumambulatio). Таким образом, внимание направлено к центру, но в то же время в поле зрения оказываются все несоотносимые элементы и делается попытка их объединить. Обхождение (Circumam-bulatio) всегда совершается по часовой стрелке. Изменение направления движения считалось крайне неблагоприятным. Идея обхождения в данном случае является первой попыткой пациента найти центр и вместилище для своего целостного психического. Но ему это не удается. Структура рисунка (design) показывает отсутствие равновесия, и ваза опрокидывется. И опрокидывется именно влево: в сторону бессознательного. То есть бессознательное все еще слишком могущественно. Если он хочет, чтобы апотропаическая магия заработала, ему следует делать это иным образом. Посмотрим, что он делает в своей следующей картине.
На этом рисунке (рис. 15) он пытается добиться симметрии. Теперь все эти несовместимые чудовищные вещи, которые ему раньше никак не удавалось соединить, собраны и ассимилированы более благоприятным и уже не столь патологическим образом. Теперь он может собрать живые элементы своего бессознательного в форме змей на священной вазе. Да и сама ваза стоит устойчиво, она больше не опрокидывается, т.е. ее форма была усовершенствована. Окончательно свое намерение он еще не реализовал, но смог, по крайней мере, придать животным определенную форму. Все эти животные из преисподней: рыбы, обитающие в морских глубинах, змеи из мрака. Они символизируют низшие центры его психологии, его симпатическую систему. Наиболее примечательно то, что тут появля ется скопление звезд. Это означает, что на данном рисунке сосредоточен весь космос, т.е. его мир. Это намек на бессознательную астрологию, которая у нас в крови, хотя мы этого и не осознаем. На самом верху рисунка находится персонификация бессознательного — обнаженная фигура анимы, изображенная со спины. Это типичная позиция; в самом начале объективации подобных образов фигура анимы часто повернута к зрителю спиной. В основании вазы находится восемь полумесяцев; луна также является символом бессознательного. Человеческое бессознательное, является лунным миром, ибо это ночной мир и он характеризуется Луной — женским знаком, ибо бессознательное — это женское начало (feminine). По-прежнему представлены разнообразные ломаные линии, нарушающие гармонию. Но можно допустить, что пациент, вероятнее всего, и дальше будет следовать этим конструктивным путем, если не последует какого-то особого специфического вмешательства. Так что есть надежда на то, что он сумеет полностью прийти в себя, поскольку появление анимы — достаточно положительный признак. Анима — тоже своего рода сосуд, ибо поначалу она вмещает в себя все бессознательное, в противовес тому состоянию, когда последнее расщеплено на множество фрагментов. К тому же пациент пробует распределить мотивы по левую и правую стороны, что свидетельствует о попытке сознательной ориентации. Мяч или шар с первого рисунка исчезли, но это обстоятельство отрицательным знаком не является. Тут весь сосуд обозначает центр; благодаря привнесенным исправлениям ваза больше не опрокидывается, она прочно стоит на своем основании. Все это показывает, что он действительно пытается справиться с собой.
Эти рисунки следует возвратить пациенту — они чрезвычайно важны для него. Вы можете сделать копии; пациенты любят делать копии для врача. Но оригиналы нужно оставлять у пациентов, поскольку им хочется видеть их перед собой; глядя на них, они чувствуют, что их бессознательное выразимо. Объективированная форма воздействует на них обратным образом это завораживает. Суггестивное воздействие рисунка влияет на психологическую систему пациента и приводит к тому же самому результату, идею которого сам пациент закладывал в свой рисунок. В этом причина поклонения идолам, магического использования сакральных образов, икон. Их магия обладает свойством проникать (cast) в нашу систему и исправлять нас, на условии, что мы открываемся им (put ourselves into them). Если вы открываетесь иконе, она заговорит с вами. Взять хотя бы ламаистскую мандалу с Буддой или Шивой в центре; в той мере, в которой вы способны проникнуться ей, она отвечает и входит в вас. Это производит магический эффект.
Поскольку рисунки бессознательного выражают актуальное (текущее) психологическое состояние индивида, можно использовать их в целях установления диагноза. Из подобного рисунка вы можете сделать точный вывод о состоянии пациента: есть ли у него склонность к шизофрении, или же он просто невротик. Можно даже сделать некоторый прогноз. Нужно просто иметь некоторый опьп, чтобы извлечь нужные сведения из подобных рисунков. Конечно, следует быть весьма осторожным. Нельзя с упорством догматика навязывать каждому пациенту: "А теперь приступайте к рисованию" Некоторые заявляют: "У доктора Юнга лечение заключается в том. что его пациенты рисуют", точно так же, как прежде говорили: "Он всех делит на интровертов и экстравертов и наставляет: вот вам следует жить так-то и так-то, потому, что вы принадлежите к такому-то типу". Это, естественно, не лечение. Каждый пациент является для врача новой проблемой, и он будет излечен от своего невроза лишь в том случае, если вы поможете ему найти индивидуальный путь к разрешению его конфликтов.
Председательствующий:
Дамы и господа своими аплодисментами вы прекрасно выразили то, что вы чувствуете по отношению к профессору Юнгу. Сегодня нам, в последний раз в этом цикле встреч выпала честь и ни с чем не сравнимое удовольствие слушать профессора Юнга. Нет слов, чтобы достойным образом выразить всю нашу признательность перед ним за эти лекции, которые бросают вызов нашим умам и побуждают к дальнейшим научным поискам, заставляя задуматься над такими вопросами, которые для всех нас, особенно для тех, кто занимается психотерапией, неимоверно важны. Я полагаю, сэр, что именно этого вы и ожидали от нас. Здесь в этом институте * мы гордимся выпавшей нам возможностью беседовать с вами и я думаю, что все мы таим надежду, что пройдет немного времени, и вы еще раз посетите Англию, с тем, чтобы продолжить наш разговор и вновь побудить нас к размышлениям об этих грандиозных проблемах.
* Имеется в виду Институт медицинской психологии, в котором читался данный курс лекций.