Волею этой Любви и гласом этого Зова.
Мы не оставим исканий,
И поиски кончатся там,
Где начали их; оглянемся,
Как будто здесь мы впервые.
Перевод С. Степанова Т.С.Элиот, Избранная поэзия,
С. Петербург,"Северо-Запад",
1994 г.
В соответствии с древней каббалистической легендой, описывающей "Образование Младенца", бог повелел, чтобы в момент создания семя будущего человека предстало перед ним, в это время он решит какой же быть душе: мужской или женской, мудрой или простодушной, богатой или бедной. Одно лишь оставил он нерешенным, а именно: быть ли ей праведной или нечестивой, ибо как сказано: "Все во власти Господа, кроме страха Господня". Душа стала умолять Бога не отсылать ее из этого мира высшей жизни. Но ответил Бог: "Мир, в который отправляю тебя, лучше мира, в котором ты была. Когда я создавал тебя, то создавал для земной судьбы". И повелел Бог правящему душами, живущими в высшем мире, посвятить эту душу во все таинства того, иного мира, провести через рай и ад. Так душа постигла все секреты высшего мира. Но в момент рождения, когда душа пришла на землю, ангел погасил свет знания, зажженный свыше, и душа, заключенная в земную оболочку, вошла в этот мир, забыв свою высокую мудрость, обреченная на вечный поиск, чтобы обрести ее вновь.
Какой психологический смысл заключен в этом древнем мифе о судьбе души? Из легенды следует, что Бог определил все будущее развитие души за исключением одной любопытной детали, одного крайне важного ограничения: он не определил быть ли ей душой праведного или нечестивого человека, ибо "все во власти Господа, кроме страха Господня". Это означает, что определенная судьба, определенный жизненный путь уже предуготован каждому человеку, но выполнить ли. предначертания, пойти ли по предназначенному пути или нет эго остается в его собственной воле. Поэтому 'страх Господен", добровольное принятие Его божьего промысла это элемент этическою выбора, который остается во власти индивида Цель фиксирована, но выбор пути и способ достижения ее предоставляется каждому индивидуально. Это поистине глубочайший ответ на вечный вопрос свободного выбора! В своем диалоге с Богом душа, опасающаяся потерять свою чистоту после контакта с преходящим, земным существованием, протестует против ее сошествия в этот мир. Но Бог укоряет ее. Мир, в который она вот-вот вступит, лучше того, где она была, поскольку именно для этою мира она и была сотворена. Другими словами, это значит, что весь смысл существования каждой души лежит именно в том, что только земное существование может привести ее к осуществлению ее главной задачи. Ее главная цель и задача не состоят в достижении чистого и безгрешного состояния в идеальном мире, а, скорее, в добровольном принятии ответственности за деяния в этом реальном мире и вызванную этим постоянно повторяющуюся необходимость выбора. Вот почему душа должна забыть все знания, все секреты, узнанные ею в Высшем мире, чтобы открыть их заново в период земного существования, и тем самым сделать их опять своими.
Что же означает сотворивший душу Высший мир на языке психологии? Высший мир - хранилище глубочайших секретов небес и ада, света и тьмы, вершины и дна, позитивного и негативного - другими словами - это мир коллективного бессознательного, из которого все мы и произошли. Потому сказка, что аист приносит детей из глубокого озера, не лишена смысла - это только иное представление того же самого психического опыта: все мы вышли из его великих вод. Утверждаемое механистической и односторонней рационалистической психологией положение, что человек рождается чистой страницей, tabula rasa, совершенно абсурдно.
Напротив, человек в глубинах своего естества скрывает опыт восходящий к древнейшим временам, следы поступки их последствий, выходящих далеко за рамки персонального существования, равно как и определенные индивидуальные возможности, уже предвещающие события далекого будущего. Этот опыт представляет ту же сущность ребёнка, что до сих пор живет в таинственном мире мифический образов и магическою соединения. Действительно, он погружен в мир образов коллективного бессознательного мифологическое прошлое человечества, не проясненного к конкретной реальностью настоящего. Для ребенка великие коллективные образы прошлого еще слишком близки. Первейшей задачей для него является освобождение от очарования их сверхличностной силы В этом противостоянии ребенок должен выковать свою маленькую личность, тем самым соединяя и развивая свое отце очень фрагментированное индивидуальное эго.
Если мы хотим понять психологию маленького ребенка, то подходить к этому вопросу надо с позиций мира мифов и магии в этом мире, выражаясь психологическим языком, его жизнь не достигла никакого индивидуального имени, она существует в чисто анонимном состоянии. Всякий, кто хотя бы раз имел дело с детьми, наблюдал бесчисленное количество примеров, объяснение которым можно отыскать только в анонимной мифической и магической сфере. Например, почти все дети практикуют проведение определенных и весьма странных церемоний, особенно перед сном, поскольку переход от бодрствования ко сну - это особенно важный момент, предоставляющий собой как бы переход от света к мраку. Этими церемониями могут быть какая-то "ритуальная" манера пожелания спокойной ночи, заботливого рукопожатия куклам или чего-то еще подобного. Эти столь легко пренебрегаете ребячества при надлежащем рассмотрении представляют пережитком магических апогропейных, то есть защищающих от зла церемоний, привычных для примитивных племен. Именно потому, что ребенок осведомлен о ничтожности своего маленького эго по сравнению с первозданной силой коллективного могущества, он ищет в таких обрядах уверенное, что его крошечное его не будет вновь полностью поглощено в течение великой первозданной ночи Мы, взрослые, слишком легко забываем, каким ужасом для ребенка является исчезновение света, ведь нет же никакой гарантии, что свет, а значит и жизнь появятся вновь! Но все-таки, если все шло так же вчера и позавчера. То есть какая-то надежда, что завтра все повторится снова. Юнг представил интересный омег о ритуале, имеющемся у племени пуэбло в Мексике, среди которого он провёл некоторое время. Они считают себя детьми солнца, а своей священной обязанностью - заставлять всходить солнце и совершаю; ото каждое утро при помощи ритуальною действия. А если они прекратят исполнение своего ритуала, то через некоторое время солнце перестанет восходить на небосклон Эта четкая проекция и конкретизация психологической опасности. Без исполнения определенных ритуальных обрядов и померк бы свет сознания. Таким же образом и детские церемонии представляют собой магические чары, противодействующие великой силе мрака для того, чтобы не угас слабый луч света детской индивидуальности.
Интересно прокомментировал это действие пятилетний мальчик, которого попросили рассказать о сне: "Не сон находился в моей голове, а я находился во сне".
Потому что дети действительно заключены в свои сны, то есть во всеохватывающую силу великой психической первозданной ночи. Вот почему дети так легко смешивают реальность и фантазию, а разделительная линия на первых порах вообще не существует. Мне вспоминается шестилетняя девочка, которая была все утро была вне себя от радости потому, что ей ночью приснилось, будто бы ей подарили изумительную куклу. с которой она все время играла. И это чувство счастья осталось даже после пробуждения, поскольку сон для этой девочки был теперь абсолютно реальным и конкретным фактом. Следующему примеру легко подобрать аналогии. На картине изображен был солдат, убивающий противника. Мальчик четырех с половиной лет, глядя на эту картину, тут же достал игрушечную винтовку и застрелил убивавшего насмерть, после чего испустил вздох облегчения,* ведь для него убийство стало отомщенным не только в мире фантазий, но и в реальной жизни. Из литературы нам хорошо известны примеры совершения ритуалов молодыми людьми, что можно отыскать в "Исповеди" Руссо где он рассказывает, как в детстве пользовался предсказаниями. Он старался попасть камешком в дерево. Если это удавалось, то он воспринимал это как добрый знак, а если промахивался то это был знак плохой. (Дерево же должно было быть достаточных размеров, чтобы не делать задание излишне сложным!) На самом деле, кто из нас, взрослых, не продолжает заниматься чем-то подобным и до сих пор, кто полностью освободился от всяческих магических действий, называемых нами просто "суевериями", таких., как загадывание желания при взгляде на падающую звезду и не наступать на щель между камнями на мостовой?
Это магическое мышление является типичным для определенного уровня жизни, чьи корни уходят не столько в персональное эго, а в безличный слой коллективного бессознательного. Удивительные проявления этого слоя можно увидеть в артистических усилиях детей. Вот, например, рисунок пятилетней девочки (см. рис.10). Это полностью спонтанное выражение ощущений без какого-либо определенного предмета. Но при внимательном рассмотрении возникает совершенно безошибочное впечатление мифического ландшафта или пришедшей из мира "Тысячи и одной ночи" картины. Замечательно то, что сильное эмоциональное воздействие может вызвать детский, совершенно наивный рисуночек. Но это становится понятным, если уяснить себе, что он выражает, так сказать, внутренний детский ландшафт. Фактически так выражается цвет и напряженность сокровенного детского мира, в котором ребенок прожил большую часть своей жизни. Такие спонтанность и напряженность возможны только благодаря огромному перевесу и витальности мифического мира по сравнению с миром его эго-сознания.
Барьер, возводимый эго-сознанием взрослого человека для защиты от мира коллективных образов столь высок, что преодолеть его можно только с огромными трудностями. Этим же можно объяснить и странную психологию художника. Выйдя из мира своего эго-сознания и при его содействии, он обретает способность проникать в мир мифов и магии. Подобно Улиссу, надежно прикрепленный к мачте реальности, он способен уже слышать голоса сирен и заключать свои слова в их музыку. По этой же причине во все времена поэты почитались в народе мудрецами. Они были "провидцами", видевшими великие надличностные взаимосвязи во вселенной. В то время как ребенок ведет, так сказать, униполярную жизнь, функционирующую главным образом в слое коллективного бессознательного, жизнь художника биполярна: обладая в полной мере своим эго, он нисходит в подземный мир коллективных образов и при посредничестве свой индивидуальной личности извлекает из глубин достойные благоговейного страха сокровища. Вот почему художники живут в состоянии опасности, что их захлестнет волна великих коллективных образов и хорошо известно, что часто эта сила магического мира порабощала и превозмогала и, наконец, поглощала их.
В этом коллективном мире художников и детей колдуны и феи являются не персонажами сказок, а обычными обитателями земли. Характерный пример этому иллюстрируется картиной мальчика пяти с половиной лет, которую он нарисовал и раскрасил по своей инициативе (см. рис. 11). Первая из двух фигур представляет собой странную демоническую фигуру с причудливым головным убором, состоящим из короны с рогами по бокам, причем эта фигура сильно напоминает танцевальную маску примитивных колдунов или полную боевую раскраску шаманов. Второй рисунок, нарисованный тем же мальчиком, изображает похожую фигуру, некий вид демона с длинным хвостом, что можно трактовать как бессознательный фаллический символ. В этом случае головной убор еще более замысловат, с двумя огромными рогами, а центральная часть, как и в первом случае, несет на своей верхушке странный мифический символ. Едва ли можно вообразить более удачный и красочный образ колдуна или животного-бога.
Поистине ошеломляющее впечатление производит близкая аналогия между детским мышлением и образами коллективного бессознательного при сравнении этих рисунков с рисунками Бронзового Века. Это изображение из Мо-хенджо-Даро индийского бога Пражапати,* "Бога всего живого", олицетворяющего творческие силы природы. Два нарисованных ребенком демона вполне могут восприниматься как отражение его собственных инстинктивных творческих энергий. Особенно поражает удивительное сходство украшенных рогами головным уборов и центральной частью, увенчанной в каждом случае разными двукрылыми символами. Это ясно показывает, как сильно детские фантазии определены образами коллективного бессознательного.
Если мы суммируем основные моменты, то получим следующую картину психологического развития ребенка. Развитие его началось с состояния полной вовлеченности и недифференцированности от внешнего и внутреннего мира, в котором он живет, а затем начался процесс развития собственного эго, отделения его личности от анонимного тождества со всеми существующими явлениями. Вот почему слово "Я" довольно поздно входит в сознание ребенка, уже ближе к концу третьего года жизни. Только тогда можно заметить первые сознательные и заметные следы появляющейся эго-личности, в противоположность коллективной психе.
Интересно и то, что примитивные языки весьма часто не имеют средств для выражения понятия "эго". Таким образом, в оригинальном семитском языке не существовало понятия "эго". Первые семиты не говорили "Я убиваю", а говорили "Здесь вот убийство". Только в результате постепенного развития стало возможным выражаться так, как мы теперь понимаем - "Я убиваю". Если маори говорит от первого лица, то это не всегда значит, что он говорит о себе, скорее о группе, с которой естественным образом идентифицирует себя самого. Он говорит: "Я сделал то или это", а в действительности это значит, что "Мои сородичи делали это". "Моя" земля означает землевладения племени*. Как и в случае с ребенком, это отражает признаки пока еще фрагментарного развития эго-сознания. Антропологи отмечают существование подобного факта практически в каждой примитивной цивилизации. Таким образом, подав один пример из многих, можно выразиться словами Каффира: "Они едва ли осознают даже самые крупные фрагменты своей индивидуальности, которая лежит ниже уровня полного сознания... Подсознательное "я" гораздо больше, чем часть его вырастающая до полного самосознания". Но приобретение все более расширяющегося эго сознания указывает направление развития для всего человечества в целом, и для ребенка и подростка в частности. Насыщенный конфликтом процесс освобождения от чудовищной власти коллективных образов исключительно труден. В случае примитивных племен, такие попытки несут крайне противоречивое содержание и всегда сопровождаются жертвоприношениями с целью задобрить первозданные стихии.
Даже в наши дни многие из нас идут на уступки или сразу же сдаются при первом же препятствии в ходе преодоления власти бессознательных коллективных образов. Как спокойно и комфортно выглядит перспектива постоянного пребывания в защитном круге магического мира и каким жестоким и холодным кажутся грубые резкие очертания сознательного эго. Многие мифы и легенды отражают бесконечные трудности, сопровождающие это освобождение. Так, в мифе о грехопадении человека, задача отделения от "Рая", который, говоря психологическим языком, является состоянием перед дифференциацией сознания, кажется столь устрашающей, что воспринимается как грех и святотатство.
Решительный разрыв с состоянием идентификации себя с миром коллективного психического содержания и вступление в мир индивидуального эго встречается только при достижении половой зрелости. Агрессивность и самоуверенность подростков - это только внешнее проявление внутреннего конфликта, а степень агрессивности и непокорности отражает силу конфликта. Интересно заметить, что примитивные народы различают только физическую зрелость, а долгий и мучительный процесс психической зрелости, в течение которого личность выходит из личиночной стадии, незнакома им также, как и наше понятие об индивидуальной личности.
Обряды посвящения подростков служат не для того, чтобы инициировать юношу к жизни полностью развившегося индивидуума, а для введения в новый уровень коллективной жизни, то есть социальной и религиозной активности племени. "Главным значением обрядов инициации, общим среди всех примитивных народов, является введение мальчиков в контакт с духами предков, которые обеспечивают общественный порядок, вызывают у посвящаемых уже самой церемонией страх и трепет перед сверхчеловеческими силами, подчиняют их обычаям племени.
Прекрасной иллюстрацией этой борьбы за достижение индивидуальности служит рисунок одиннадцатилетнего мальчика, то есть пребывающего в пубертатном возрасте (см. рис, 12). На рисунке изображено огромное дерево с чрезвычайно развитыми корнями, растущее между двумя чудовищными драконами. В кроне этого дерева спрятался маленький человек, с виду - охотник, направивший какое-то копье в сторону одного из чудовищ. Над головой у человека висит рюкзак. Смысл этого рисунка следующий: Человек выступает как собственно человеческий элемент, то есть эго -сознание. Драконы - силы коллективного бессознательного и этому человеку обязательно надо их победить. Не составит большого труда догадаться, что драконы представляют еще и психические образы родителей, всемогущественные образы родительского архетипа. В периоде детства эти архетипы находятся в доминирующем положении, поскольку, отражая коллективное бессознательное, образуют противоположный полюс для индивидуального эго. Этим же объясняется сила родительского влияния, часто превосходящая силу личности самих родителей. Интересной деталью являются усы у одного из драконов (левого), что ясно указывает на его принадлежность к мужскому полу, отражая архетип отца. Следовательно, дракон с правой стороны должен отражать материнский архетип, то есть дракона-самку, а то, что копье направлено именно в её сторону, говорит о том, что первой задачей для мальчика является освобождение от своей матери. Дерево отражает естественный процесс роста, ''дорогу жизни", извивающиеся змеей корни дерева прочно зацепились в глубинах созидающей и питающей земли, давая поддержку еще пока крошечной личности, уберегая ее от хищных драконов, являющихся типичным примером безличных коллективных образов. Бессознательное обладает двумя аспектами: продуктивным и конструктивным с одной стороны, и деструктивным и истребляющим - с другой. Поскольку дерево выступает сейчас в роли символа жизни, непрекращающейся и инстинктивной, то драконы в этот момент жизни отражают деструктивный аспект психической природы. Действительно, вся жизнь - это процесс адаптации к определенным a priori фактам. Мы с рождения попадаем в вечную и всемогущественную предсуществующую реальность. Реальность эта состоит из реалий внешнего, окружающего нас мира и мира внутреннего, то есть мира коллективного бессознательного и архетипов. Каждый человек рождается в этом мире заново, неся в себе крошечный зачаток эго-личности, неким X, неизвестным фактором в жизни. И человек должен не только адаптироваться к этим внутренним и внешним реальностям, но и абсорбировать их и снова возродиться индивидуально. Без этого не будет, выражаясь психологически, существовать эго, которое обязано воспринять и перестроить внутреннюю и внешнюю реальность, весь окружающий мир. Если индивидуум в состоянии перестроить, воссоздать в своем сознании весь мир, то тогда существование его бесконечно малого эго обогатит всю вселенную и мир архетипов изменится, хотя и совсем в ничтожной степени. Если же человек потерпит неудачу, то его жизнь станет похожа на лопающиеся пустые пузыри, возникающие на болоте мироздания. Жизнь сама по себе - это природа, а природа не имеет сознательной истории. Крайне важно, что примитивные народы не имеют истории в нашем понимании этого слова. Для них жизнь индивидуума, как и жизнь племени, приходит и уходит, как времена года, и исчезает без всякой истории. (Едва ли для ребенка существует прошлое и будущее. Он как первобытный человек, живет исключительно в настоящем". Цит. noKelsen, l.,c. р.270)
Без сознания не существует времени, потому дети и примитивные люди имеют весьма слабое понятие о хронологическом порядке. Только персонифицированное индивидуальным эго сознание способно вводить новый элемент. В природе все процессы находятся в бесконечном круговороте. Выйти за пределы этого круга может только сознательное эго, чтобы, созерцая его как бы со стороны, воссоздать его заново. Это огромнейшее достижение человеческого сознания. При помощи этого важнейшего шага человек отделяет себя от паутины природных обстоятельств и переносит себя на прямо противоположный природе полюс, прометеева борьба с которой, из-за неистовой атаки против совершенно естественного порядка вещей, навечно навлекает на себя гнев богов. Но вечная попытка осуществить это - неизбежная судьба человека, так как именно благодаря сознанию человек может стать человеком в полном смысле слова, без него человек останется слепой природой, естеством.
Человеческой натуре присуще врожденное стремление к индивидуации. Мы не в силах научно объяснить его, но обязаны принять его, поскольку это стремление проявляет себя посредством объективных фактов внешней и внутренней реальности. В психологическом смысле это значит, что сознание человека вечно воссоздает мир наново, но одновременно он же формируется под влиянием действительных фактов реального мира. Взаимосвязь между природой и эго, между коллективным бессознательным и индивидуальным сознанием - это взаимосвязь между воздействием и противодействием, взаимосвязь, составляющая реальность мира людей.
Эта взаимосвязь человека и природы, субъекта и объекта лучше всего выражена в самих словах "субъект" и "объект". Objectum - на латыни буквально значит то, что находится в оппозиции или напротив вас, subjectum - подчиненный, лежащий в основе или находящийся во власти объекта. Но объект может ожить только благодаря субъекту. Поэтому задача первой половины жизни состоит в укреплении субъекта в такой мере, чтобы он стал равным по силе и противоположным полюсом, способным воспринимать objectum. Но процесс этот чрезвычайно труден, поскольку objectum той же самой природы, но неизмеримо сильнее. Objectum обладает всей мощью природы. К тому же нам не следует забывать, что, с точки зрения природы, наличие нашей эго-личности полностью излишне и даже оказывает вредное вмешательство в ее процессы. Для природы существует только одна цель размножение, чисто биологическое сохранение жизни. Поэтому-то с ее точки зрения наша индивидуальность выглядит совершенно ненужной роскошью, более того, реальной угрозой этой чисто биологической цели. Вот почему природа, кажется, хочет с таким пренебрежением задушить наши маленькие эго. Но, вопреки различию в размерах, стремление к индивидуации стоит на основании равенства со своим противоположным полюсом, природой, а проблема заключается в синтезе тезы чистой природы и антитезы противопоставленного ей эго в одну сознательную природу.
Огромная напряженность, существующая между чисто природным состоянием и состоянием эго-сознания, объясняет, почему так чрезвычайно трудно для индивидуума освободить себя от психической власти коллективного бессознательного и почему столь часты неудачи. Так, маленькая девочка трех с половиной лет попросила положить ей на голову камень, потому что она не хочет умирать. Мама спросила ее как же камень поможет предотвратить смерть. На что ребенок ответил с совершенно детской логикой: "Потому что я тогда не вырасту. А все люди, которые выросли, затем стареют и умирают". (Sully, Studies of Childhood. London, 1895. p. 121)
Это пример огромного регрессионного влечения, проявленного первобытной природой. Иной похожий пример рассказал мне тридцатипятилетний человек, пришедший ко мне из-за выраженной фиксации к матери, и слишком заметно идентифицировавший себя со всей семьей. Он рассказал, что будучи ребенком, не осмеливался дышать на полную грудь, так как боялся преждевременно израсходовать весь запас своего дыхания, которого не хватило бы ему на остальную часть жизни. Эти два примера показывают, что даже в самом раннем детстве существует страх перед необходимостью сделать следующий шаг, принятием в будущем собственных решений, причем этот страх бывает столь выраженным, что человек предпринимает любые попытки, несмотря на все возможные выгоды, чтобы остаться в настоящем. Но, увы, настоящее так быстротечно, что за страстным желанием остаться в раю можно пропустить всю жизнь. Это - страх потерять защитный плащ, наброшенный первобытным состоянием идентификации с коллективным бессознательным, боязнь превращения в личность и тем самым принятия на себя полной ответственности взрослых людей.
Этот же самый страх перед новым и неизвестным заставляет примитивные народы так тщательно сохранять свои обряды и обычаи. Каждое нововведение вызывает необходимость новой адаптации, а последствия ее могут быть слишком опасными. У примитивных людей возникновение нового явления вызывает не любопытство а страх.
Примитивный человек без своих старых обычаев потеряется в вихре сбивающих с толку фактов. Мудрый эскимосский шаман сказал Расмуссену: "Наши отцы унаследовали от своих отцов все древние правила жизни, правила основанные на опыте и мудрости поколений. Мы не знаем как, мы не скажем почему, но мы храним и чтим наши правила, чтобы наша жизнь прошла гладко. И мы столь невежественны, несмотря на все наше шаманство, что все незнакомое нас пугает... Потому-то у нас есть наши обычаи". (Rasmussen, intellectual Cuilture of the iglulik Eskimos (цитируется из Kelsen, I.e., p.22) - Многочисленные примеры хорошо известной враждебности примитивных к каждому новому изменению и нововведению - так называемый мизонеизм - можно встретить у Levy-Bruhl, Primitivies and the Supernatural or Primitive Mentality.)
Крепко держась за каждую мелочь мы, кажется, испытываем иллюзорное чувство защищенности, но получаем ее ценой жестоких переживаний иного рода, ведь дерево всегда растет вверх. Колесо катится и если мы останемся неподвижными, то оно переедет нас. Тот же, кто попытался бежать от жизни, то есть от развития своей индивидуальной личности, тот пал ее жертвой. Только тот, кто принял жизнь со всеми ее сложностями и конфликтами, добился полноты живого сознания, давшего ему возможность найти новую точку опоры в жизни, лежащую вне досягаемости путаницы настоящего. Только благодаря полному жизненному опыту мы сможем стать сознательными, а трагизм этой ситуации заключается в том, что только отделяя себя от коллективной матрицы, мы становимся способными воспринимать опыт. Пока мы индентифицируем себя с каким-нибудь явлением жизни, до тех пор мы не ощущаем, не воспринимаем его. Требование познания и восприятия всего вызывает отделение нашего эго от того, чем мы всегда были, то есть от коллективных образов, архетипов. Тот же, кто бежит прочь от своих ощущений и опыта, отказывается совершить акт отделения, сделается бессильным против мрачных сил подземного мира. На того, кто не посмотрит им в глаза, они нападут сзади. Тогда вместо интеграции с ними, он будет сокрушен темной тенью мира психической природы.
Приведенный ниже сон послужит иллюстрацией к сказанному. Его рассказал мне спустя несколько месяцев после начала анализа тот же пациент, что боялся в детстве глубоко дышать.
"Я нахожусь в поле, разрыхляю заточенной мотыгой землю Возле меня по сторонам сидят двое моих детей. Вдруг я вижу пришедших навестить меня родителей, В этот момент я испытываю непреодолимое желание напасть с мотыгой на своих детей".
В этом сне видно, что пациент уже сумел освободиться в какой-то мере от своей семьи и приобрел определенную степень индивидуации - он уже обрабатывает свой участок земли со своими "детьми". (На самом деле он неженат и у него нет детей). Но мощь родительских образов столь сокрушительна, что их появление заставляет его переделать орудие труда, так успешно им использовавшееся, на орудие "убийства" своих "детей", отражавших в данном случае его будущее развитие. В реальной жизни пациент поплатился за эту свою тенденцию, принося снова и снова зачаток собственной личности в жертву мрачным силам своих предков, испытывая при этом жуткий страх и навязчивые мысли.
И для парности приводится сон молодой женщины, двадцати с небольшим лет. Она подошла к критическому моменту в борьбе за адаптацию к жизни и познанию своей непосредственной роли в ней, принятию индивидуального развития. Вот что приснилось ей в этот критический период жизни.
"Заснеженный пейзаж. Передо мной находится айсберг, скрывающий от меня человека, который хочет проложить через айсберг дорогу ко мне. Я кричу ему иронически: "Ты никогда не сможешь сделать это. никому еще не удавалось этого". Но человек продолжает работать. Огромные глыбы льда разлетаются в стороны от него. Я начинаю переживать за этого человека и бояться, что ему не достанет сил, что он замерзнет насмерть. Айсберг уже стал прозрачным. Я лихорадочно пытаюсь проделать голыми руками отверстие в айсберге. Теперь нас разделяет совсем немного льда. Я протягиваю к нему руки и говорю: "Ты должно быть очень замерз, возьмись за мои руки, они теплые". Я притягиваю его к себе своими руками и мы целуемся".
В этом сне показана удивительная картина того, как жизнь, персонифицированная в облике мужчины, ее естественной противоположности, приближается к женщине, чей страх перед жизнью столь велик, что она не может поверить, что жизнь действительно сможет коснуться ее, а она - жизни. Своим ироническим возгласом она пытается отрицать призыв жизни, но, застигнутая и трансформированная ее непреодолимой энергией, она решает в последний момент принять жизнь и встретить ее с радостным духом сотрудничества. Таким образом, на первый взгляд невозможное становится возможным.
Этого направления должен придерживаться каждый человек в процессе преодоления идентификации себя с детством, на пути к принятию социальной и личной ответственности взрослой жизни. Освобождение от отца и матери, означаем принятие на себя обязанностей отца и матери, независимо от того, приобретают ли они форму создания семьи или обучение профессии, что быстро приводит к полной гражданской ответственности и принятию целиком мира внешней реальности. Каждый период жизни имеет свои специфические обязанности, а не выполняющий их, то есть не проживший данную фазу, теряет возможность испытать какой-то аспект жизни, а платой за такой отказ является либо отупение, либо оцепенение, либо невроз. Процесс жизни логически и неотвратимо идет вперед и горе тому, кто осмелится избежать ее требований.
Ребенок приходит в этот мир без настоящего эго. В течение первых приблизительно десяти лет жизни, то есть не пубертатного возраста, проходит фаза медленного раскрытия латентных сил его эго и постепенного очищения нежного маленького зачатка индивидуальности от различных слоев идентификаций и магических действий. Пубертатный период, то есть приблизительно второе десятилетие жизни, включает в себя отделение от психической пуповины, связывающей растущую индивидуальность с психической утробой (маткой) семьи. В следующей фазе, фазе молодых людей и молодых девушек, третье десятилетие жизни, эго становится более связанным и самоуверенным, а молодые люди, после контакта с жизненными ролями достигают индивидуальности. Четвертое десятилетие означает ассимиляцию мира, его окончательное психическое покорение при помощи выполнения всех его законных требований. Эта фаза приводит к полной адаптации человека как социального средства и одновременно выполнения главной задачи личности, состоящей в достижении полностью интегрированного эго-сознания.
В течение четвертого десятилетия жизни каждый нормальный индивидуум обычно справляется с этой задачей. Обычно к тридцати годам человек уже составил основной план своей дальнейшей жизни, положения в обществе. Но что должно произойти, когда все это уже сделано? Надо ли посвятить всю оставшуюся жизнь расширению и упрочению своего социального положения и своего эго-сознания? Эта точка зрения весьма широко распространена. С одной стороны, мы знаем, что к сорокалетию то есть приблизительно к середине жизни, начинают возникать любопытные критические явления, феномен, делающий основание для возникновения одностороннего эстравертированного отношения к жизни. Один мой пациент, испытав себя в подобном положении, рассказал мне такой свой сон:
"Я нахожусь у своего аналитика. Он говорит мне: "Вот три аспекта мудрости и ты должен уделить им внимание: мудрость положительного, мудрость отрицательного, мудрость ежедневных потребностей. Настоящее искусство жизни состоит в гармонизации всех трех пактов мудрости".
Ранее я упомянул, что жизнь следует рассматривать как процесс адаптации к предшествующим внешним и внутренним фактам, между которыми маленькое человеческое неизвестное существо должно проложить себе дорогу, чтобы достигнуть зрелости. Этот процесс упоминается в сновидении как мудрость ежедневных потребностей, то есть мудрость морального выбора, обусловленная необходимостью ежедневных решений. Мудрость положительного - мудрость возвышающая, созидающая, рост вверх дерева жизни, его укрупнение удлинение веток.
Но что такое мудрость отрицательного? Означает ли она деструкцию и упадок в его обычном негативном смысле? Но едва ли это можно назвать мудростью. Выражение "мудрость отрицательного" должно непременно нести в себе иное значение. Вся природа зиждется на двойном принципе роста и распада. Распад не является синонимом деструкции, а подразумевает скорее трансформацию в новый рост. Распад не означает полную смерть, а растворение настоящей структуры как подготовительная стадия ее перерождения в новую форму подобно жизни растений, первая стадия управляется принципом распускания и расширения, а вторая стадия управлялся принципом сворачивания и концентрации. На первой стадии формируются все внешние органы жизни, тогда как ею второй - начинается скрытый рост плодов. Едва видимый, извне он содержит в себе зародыш будущего растения. Плод - результат и смысл всех стадий развития.
Глядя на это с такой позиции, мудрость отрицательного перестаёт быть деструкцией, а скорее трансформацией в новую форму. Мудрость ежедневных потребностей - мудрость ежедневного выбора: это эго, вмещающее в себя сознательный опыт великой надличностной структуры жизни со всеми ее великими и вечными противоположностями. Все же сознательный выбор и лидерство эго ограничены тем, что эго не может пренебречь основной мудростью отрицательного и положительного, ростом и распадом, расширением и сокращением, но должно принять, понять и ассимилирует их. В первой половине жизни доминирует задание адаптации к внешнему миру, то есть распускание и расширение. Чем больше человек выполняет это задание, тем больше он прогрессирует во второй половине жизни, тем более необходимой становится адаптация его к внутреннему миру, что вовлекает уже процессы удаления и концентрации. В первой половине жизни мы можем и должны жить без слишком глубоких размышлений о жизни, поскольку жить - это наша первейшая обязанность, а живя - мы взрослеем; но во второй половине жизни мы сталкиваемся с необходимостью раскрыть смысл нашей жизни в частности и жизни вообще.
Проблема сознательного снижения внешней активности ради внутренней активности - это одна из наиболее сложных проблем западного мира. Вместо уяснения того, что вторая половина жизни представляет самую требовательную и напряженную задачу, требующую от личности более полной отдачи, чем во время первой половины жизни, очень многие люди понимают этот период жизни неправильно, как период простого старческого смирения, которое они часто скрывают за повышенной деловой активностью. Восточная культура, с ее глубоко интровертированной позицией в сравнении с нашими односторонне экстравертированными образованием и точкой зрения, гораздо выше нас в своем понимании различий между первой и второй половинами жизни. Так, принадлежащие к трем верхним кастам индийцы считают своей главнейшей обязанностью подчинение четырем ashramas или четырем периодам жизни. Первая ashrama- Brahmacari (ученик брахманов), в течение которой молодой человек обязан слушать и учиться; второй период - Grihastha - отец семейства, период зрелого мужчины, когда он призван выполнить свои общественные обязанности. Затем идут третья и четвертые стадии - Vanaprastha, отшельник, и Sannyasu, бездомный нищий, период поражающий европейцев как странностью, так и сверхестественностью. Однако в Индии две эти последние стадии хранят специфическое задание второй половины жизни. Больше не считается мужским делом накопление мирских благ или исполнение общественно полезных обязанностей жизни, но, выполняя все эти задачи, человек должен открыть себя для получения сокровищ внутреннего мира до тех пор, пока он будет, в конце концов, мирно поджидать кончины как безымянный нищий, также анонимно уйдя из жизни, как и когда-то в нее пришел.
Такая позиция на Востоке не кажется ни странной, ни уничтожительной. Напротив, для них - это самоочевидное и логическое развитие жизни, образуя неотъемлемую часть их религии. Хотя для западных людей покажется весьма абсурдным подражание Востоку в их отношении к жизни, все же, если мы поймем ее значение в символическом смысле, то обнаружим ее очень назидательной. Лао-Цзы выразил эту позицию так, сказав:
"Можно узнать мир
Не выходя за порог
Можно познать
смысл небес
Не выглянув из окна".
Если человек, уже достигший своей цели во внешнем мире, приспособит эту позицию к внутреннему миру, то это дает ему возможность перейти на новый уровень жизни, избежав опасности самоотупения в рамках уже покоренной территории.
Это поворотная точка от положительного к отрицательному, от мира фактов к миру смысла, выражает себя также в нашей западной психологии, поскольку бессознательное, несмотря на все сознательные желания и односторонность, побуждает достигать такого состояния мышления, которое необходимо для надлежащего проведения второй половины жизни. Вот рисунки 35-летнего мужчины, услышавшего зов со стороны второй половины жизни.
На первом рисунке (см. рис. 13) изображена свернувшаяся в кольцо змея, отдыхающая на гребне пруда, внизу которого виден золотой шар. Змея только что подняла голову и пациент воспринял это как попытку достать золотой шар. Золотой шар - это солнце, представляющее спрятанное в глубине водоема либидо - скрытый во мраке свет. Таким образом, дотянуться и возвратить его себе снова идентично процессу индивидуации. На следующем рисунке (см. рис. 14) изображено могучее дерево, внутрь ведет таинственная дверь. Этот рисунок дополняет упоминаемый ранее рисунок одиннадцатилетнего мальчика. Может показаться, что представленное в этом рисунке задание заключено в дальнейшем росте от уровня корней вверх, минуя все опасности, угрозы со стороны драконов, к свету. В этом случае задача состоит в повторном проникновении в мрачную утробу земли, чтобы добраться к вечной матери, идя в одиночку по дороге, на которой будут уже иные, чем в детстве, драконы и приключения.
На последнем рисунке (см. рис. 15) того же человека представлен результат сна, наполненного архетипными мотивами. Сон был таковым:
"Я наблюдаю за двумя таинственными ритуальными действиями, в чем-то напоминающее танец или действие жертвоприношения. Первый ритуал происходит в круге, разделенном на четыре части, в центре которого происходит жертвоприношение. Круг этот получается или в результате фигур танца, когда люди подходят к центру со всех сторон, или его форма уже была обозначена на земле. По каким-то причинам этот первый акт был только вступлением и нуждался в еще одном для полного завершения или искупления. Этот второй акт проходил в виде неких круговых движений, которые были разделены на шесть частей".
Проснувшись, пациент почувствовал желание зарисовать этот сон. Он сказал об этом:
"Когда я нарисовал сон, вдруг возникло взаимодействие двух кругов - внутреннего разделенного на шесть частей, и внешнего, разделенного на четыре, а в центре вдруг возник "алтарь". Этот алтарь напомнил мне кристалл. Пока я рисовал, в нем появились различные слои ночного и дневного неба, водная зона, два слоя земли и огненная зона".
И сон, и рисунок принадлежали к мандальному типу рисунков и снов. Ключ к их разгадке лежит во взаимодействии двух круговых движений, подразделенных на четыре и шесть частей. Юнг уже показал психологическое значение индийской Кундалини-йоги, а Бейнс провел параллель между восточной системой медитации и психологической интеграции в книге "Мифология души" .
В этой системе йоги рост сознания символизируется змеей, которая проходит семь стадий сознания, представленных семью кругами или чакрами. Это объясняет значение первого рисунка, где змея покоится возле пруда. Змея -символ потенциального сознания, а поднятая голова - первое движение сделанное для достижения психологической интеграции. Самая нижняя стадия сознания в Кундалини-йоги символизируется центром чакры, представленной цветком лотоса с четырьмя лепестками. Символ следующей чакры - лотос с шестью лепестками.
Первая чакра - это "чакра земли", где сила сознания еще спит, следующая - "чакра воды", она символ первого пробуждения сознания, которое впервые столкнулось с мощью бессознательного. Пробуждение сознания связано с идеей крещения, являющегося символом самопожертвования в соответствии с паттерном смерть - повторное рождение.
Таким образом, сон указывает на необходимости принесения в жертву позиции, концентрировавшейся исключительно на конкретных реалиях жизни. Бессознательное должно восприниматься как новый опыт - первое круговое движение отражало подготовительное состояние сознания, а следовательно, "нуждалось в еще одном для своего завершения или освобождения". Это интересный пример силы архетипов: как могут определенные коллективные бессознательные патерны активизироваться психологической ситуацией трансцендирующей индивидуальный опыт, и как в этих паттернах можно обнаружить полную и удовлетворительную формулировку индивидуальных кризисов и их решение.
Входом в темную дверь в дереве начинается погружение в бессознательное. Этот шаг показан в следующем рисунке пациента (см.рис. 16), изображающем его в маленькой лодке в глубинах подземного мира. Это - начало, с момента прохождения под аркой, его подземного путешествия вдоль мрачного потока, освещенного полночным солнцем. Рисунок отражает архетипный сюжет "ночное путешествие на дно моря", nekyia или погружение adinferos, в глубины бессознательного, где можно отыскать будущее решение проблемы. Это путешествие в "Западные земли" в "землю заходящего солнца", где можно найти "бессмертие", то есть, говоря психологически, интеграцию. Эта "Западная земля заходящего солнца" содержит ясную ссылку на задачу второй половины жизни и, таким образом пациент находит свою дорогу для наполнения своей жизни.
Автобиографическая книга Дж.Пристли Rain upon Godshill дает чудесный пример того, как переход от позиции первой половины жизни к позиции второй ее половины может внезапно открыться сознанию. Там он рассказал сон, приснившийся ему в возрасте сорока двух лет*. Он обсуждает феномен названный им "мудрый сон", который, "кажется, подает нам новый и высший тип опыта", заставляет нас почувствовать, "что, пусть на короткое время, мы прикоснулись к разуму бесконечно более богатому и великому, чем наш" - парафраз того, что аналитическая психология назвала бы коллективным бессознательным. Продолжая далее, он говорит,
"Мне приснился этот сон именно перед тем, как я должен быт последний раз съездить в Америку, во время изнурительной недели, когда я был занят своими Time plays. Тогда я подумал, что он оставил такое глубокое впечатление в моем сознании, как никакое другое ощущение, испытанное то ли во сне, то ли наяву, он сказал мне о жизни больше, чем любая книга, которую я до сих по читал. Содержимое его было довольно простым, в нем было что-то от недавнего посещения моей женой маяка, здесь же в Сент-Катерине. чтобы окольцевать птиц. Мне приснилось, что я стою на вершине самой высокой башни, один, и смотрю на мириады птиц, летящих в одном направлении. Это были птицы всевозможных видов со всего мира. Это было захватывающее зрелище -воздушная река из птиц. Но вот каким-то таинственных образом шестеренки времени закрутились быстрее и я увидел весь жизненный путь птиц: вот они вылупились из яйца, вот они полны жизни, спариваются, слабеют, спотыкаются, умирают. Крылья их крошатся, тела были ухоженными, но затем в одно мгновение стали истекать кровью и сморщились, и смерть стала настигать их повсюду. Что за польза от этой слепой борьбы с жизнью, этих страстных проб крыльев, этих поспешных спариваний, полетов и посадок, к чему все эти гигантские бессмысленные усилия? И когда я пристально посмотрел вниз, ожидая с первого взгляда увидеть жалкую историю жизни каждого живого существа, я испытал боль в своем сердце. Было бы лучше если бы никто из них, если же никто из нас всех, не рождался, и если бы эта борьба прекратилась навечно. Я стоял все еще в одиночестве на той же башне, испытывая отчаяние. Но вот шестеренки закрутились еще быстрее, все закрутилось с такой скоростью, что движение птиц разобрать было нельзя и перед глазами все слилось в огромную, усеянную перьями равнину. Но вот среди этой равнины, сквозь тела птиц замерцало белое, дрожащее торопливое пламя. Как только я увидел его, так сразу понял, что это - огонь самой жизни, квинтэссенция существования. Тут пришло внезапное озарение и я смог понять, что ничего не происходило и не смогло бы произойти, потому что все было не реальным, все кроме, этого трепетного и торопливого скольжения бытия. Птицы, люди или еще не оформившиеся существа, все не имело значения до тех пор, пока пламя жизни распространялось среди них. У меня не осталось причин, чтобы сожалеть о них: то что я посчитал трагедией, было просто пустотой или игрой теней; теперь мною овладело настоящее чистое чувство, которое заплясало в экстазе вместе с белым пламенем жизни".
Чтобы понять смысл этого сна, надо вспомнить, что в этот период Пристли работал над своим "Time Plays" и что ему было уже 42. Он сам цитирует философа Уайтхеда (J.В.Priestley, Rain upon Godshill, Macmillan, Toronto, 1939, pp.307): "Невозможно размышлять о времени и созидательном пути природы без подавляющего чувства сожаления об ограниченности человеческого разума". Работа над "Time plays" должна была быть таким размышлением над временем и для него стало совсем очевидным "ограниченность человеческого разума". В психологическом смысле это означает, что автор, по крайней мере бессознательно, представляет ограниченность индивидуальных сил в борьбе против вечных законов жизни - ограниченность эго в борьбе против образов коллективного бессознательного. В этом сне выражается задание на этот период жизни - сознательное соединение индивидуального с образами коллективного бессознательного. В нем "захватывающее зрелище" "всех птиц мира", то есть, всех идей и занятий, что так много значит для творческого человека, превратились внезапно в слепое "бессмысленное биологическое усилие". Они показали свой подготовительный характер, когда-то они были правомочны и законны в своей сфере и в своей фазе жизни, но с некоторого момента лишились смысла. Но вот за периодом упадка и опустошения вдруг показалось новое значение, настоящий смысл. Далее как раз имеет значение не индивидуальное энергетическое существование, а открывшаяся ищущему глазу "сама квинтэссенция существования", "огонь жизни". Ставшая бессмысленной жизнь в своей старой форме, приобрела новое и нетленное значение, соединившись с надличностным, с вечным огнем существования. Нет ничего удивительного, что, осмысливая воздействие этого сна, Пристли говорит: "Никогда прежде я не испытывал чувство такого счастья, как в конце того сна о башне и птицах. И если я не сохранил это чувство как внутреннюю атмосферу и как святыню для своего сердца, то только потому, что я слабый и глупый человек, допустивший в себя этот безумный мир, растаптывающий и уничтожающий все молодые ростки мудрости. Но тем не менее, с тех пор я уже далеко не тот человек. Сон проделал со мной великую работу"
Мне бы хотелось привести еще один пример того, как опыт второй половины жизни может себя проявить. Ко мне обратилась сорокавосьмилетняя женщина с симптомами выраженной клаустрофобии. Лечение очень скоро вскрыло тот факт, что клаустрофобия не была вызвана ни "инфантильной фиксацией", ни каким-то иным травмирующим фактором. Обсуждение ее детских лет и "редуктивный" анализ сыграл, на самом деле, крайне незначительную роль, заняв у нас совсем мало времени. Симптомы возникли из-за чувства духовной изоляции и потери фиксации относительно своего места и цели в жизни. На этой проблеме и был сфокусирован сон, а следовательно, и анализ.
Спустя семь месяцев активного анализа ей приснился сон который так глубоко ее поразил, что она почувствовала необходимость разработать его при помощи активного воображения (в данном случае я хочу обсудить и сон и результаты активного воображения). Сон и результаты фантазий ознаменовали поворотную точку анализа. В них она нашла ответы на свои вопросы и избавление от клаустрофобии. После обсуждения имевшегося во сне и фантазии материала все ее симптомы ушли бесследно. (Интересно добавить, что после исчезновения симптомов моя пациентка почувствовала, что бессознательный материал дал ей такой новый интерес к жизни, открыл такие новые перспективы, что она хотела продолжать анализ. Я охотно согласился на это, поскольку нам обоим было ясно, что речь больше не идет об аналитическом лечении невроза, а о развитии подлинных и творческих процессов интеграции и индивидуации.)
Сон и суть последовавших фантазий таковы. Во сне мужчина, "г-н Прентис Джонс - аккуратно выглядящий джентльмен с небольшим атташе-кейсом; подобно гражданскому служащему", исчез в расщелине земли. В том месте, где пропал этот человек были высечены в скале ступеньки. На дне оказалось очень маленькое помещение, что-то среднее между склепом и бомбоубежищем, куда мог поместиться только один человек. Моя пациентка проснулась со словами: "Но вы не можете сказать, что вода не существует для меня, пока она находится под землей. Она существует и это та же самая вода".
Имя "Прентис Джонс" имело определенный смысл для нее. Джонсом мог быть любой, а Прентис подразумевало "подмастерье"*. Таким образом, Прентис Джонс, это всякий человек, начавший познавать процессы жизни. Из ее ассоциаций, о которых еще будет сказано, установлено, что "г-н Прентис Джонс обладал теоретическими познаниям, но их было явно недостаточно, так как он пропал. Он имел карту местности в своем кейсе и вполне доверял ей, но для таких исследований вам нужен проводник, нужна веревка и так далее". Короче, она решила "организовать экспедицию по спасению Прентиса Джонса" при помощи активного воображения. Самым главным и стимулирующим результатом оказалось обнаружение тетради г-на Прентис Джонса, куда он записывал свое путешествие от момента опускания в расщелину вплоть до момента спасения экспедицией. Эта тетрадь содержала еще и ряд очаровательных рисунков. Здесь я могу представить только начало и конец этого дневника.
Тетрадь начинается так. "Судя по моей карте здесь должна находится выемка или пещера, причем недалеко. Я должен пойти и выяснить, существует ли она на самом деле и отвечает ли это моей теории. Нашел глубокую расщелину со ступеньками, высеченными в скале и ведущими вниз. Надеюсь, что это не опасно, но все же я должен хоть немного пройти вниз. Там внизу ступенек какая-то любопытная постройка. Она выглядит как склеп, но похожа еще и на странное бомбоубежище. Там, кажется, есть какая-то дверь. Надо ли мне заходить в нее? Думаю нет, просто жутко; оттуда можно и не выбраться. В конце концов, я сюда пришел только ради пещеры. Если бы у меня было сейчас необходимое снаряжение. Этот кейс такой громоздкий, но его нельзя оставить".
Итак, он спустился. Он обнаружил себя в большой подземной пещере, где протекал огромный поток (см. рис. 17), начинавшийся огромным водопадом из стены в скале. Когда его свеча угасала, он услышал голоса. Это шла помощь. Спасательная экспедиция, состоявшая из трех человек, пожилого, но еще сильного человека по имени Вебстер, несшего фонарь, юноши-проводника с веревками и топором и женщины по имени Молли, в которой пациентка узнала себя. Проводник попросил его бросить кейс: "Это было большим ударом для меня. Должен ли я бросать все мои заметки и карту? Но он настаивает. Взять я могу только эту маленькую тетрадку (Все четыре человека вместе отражают целостность ее психе; она смогла констеллироваться, когда ограниченное сознание г-на Прентиса Джонса уже достигло своего предела, "когда свеча погасла").
Они идут вниз по течению потока. Их приключения занимают большую часть тетради Прентиса Джонса. (Пациентка проработала над этим сном около шести недель подряд.) Среди всего прочего они отыскали подземную печь в самой вершине холма где рабочие плавили золото, сад где росли металлические цветы, "поливавшиеся металлическим потоком, стекавшим с вершины горы". Молли, женщина, получила один из цветков в обмен на ветку с живыми зелеными листьями, которую дала ей таинственная лягушка. (Появление лягушки в снах и фантазиях часто указывает на процессы трансформации, что прекрасно иллюстрирует сказка о Царевне-Лягушке.) Женщина-садовник говорит: "Это единственная вещь, которую не может дать этот сад". Она посадила ветку в землю возле растения, имевшего такие же листья, но сделанного из желтого металла. "Вот теперь оно вырастет в настоящее дерево", - сказала она и отдала Молли металлический цветок из этой же грядки.
После всевозможных приключений они вышли в пещеру со стороны огромной горы.
"Вход был низким, но как только мы вошли во внутрь, мы обнаружили, что находимся в громадной пещере, выглядевшей как кафедральный собор. Высокие аркады и витые колонны были сделаны, мне кажется, из твердого и чистого льда, но это мог быть и горный хрусталь. Все представлялось естественным образованием, но можно было подумать, что все разработал архитектор.
Мы побродили немного в тускло освещенных проходах, ну просто как в настоящем соборе. Она была страшно высокая, но размеры ее не были подавляющими, а даже наоборот, успокаивающими. Ваши мысли и тело ощущали себя свободно в ней. Но вот мы вошли в ее центральную часть. Там была огромная глыба льда или хрусталя, выглядевшая как алтарь. Перед нами был очень большой мозаичный круг. Он был сделан из неисчислимого количество маленьких кусочков всевозможных цветов: красного, синего, зеленого, серебряного, пурпурного. Каждый кусочек был или в форме звезды, или в форме цветка, или в какой-то другой симметрической форме. Но целиком рисунок образовывал один огромный цветок столь сложной формы, что сразу было трудно в нем разобраться, но с первого взгляда вы чувствовали в нем гармонию (см. рис. 18).
Внезапно мы остановились. Вебстер, проводник, Молли и я одновременно увидели провал в мозаичном полу, причем точно тех же размеров и формы, что и наш цветок. Мы наклонились поставили цветок на это место, он подошел идеально. "Вот теперь начнется служба", - сказал голос.
Сначала очень тихо, но потом все громче и громче, заиграла музыка. Казалось, будто пело огромное число различных голосов, образуя сложную гармонию. Некоторые звуки были похожи на человеческие голоса, другие - на звуки инструментов. Создавалось впечатление, что пела как бы невидимая конгрегация, а также каждый столб собора, каждый камень горы, каждая звезда на небе имели свой голос и вели свою собственную мелодию, которая была частью одной общей, как цветы и звезды на полу создавали один звездоподобный цветок.
Проводник заметил, что я пишу что-то в тетради. Он спросил, улыбаясь: "Что ты пишешь в своей тетради?" Но я должен держать мою тетрадь наготове. Сейчас мы слышим музыку, но позже мы, возможно, сможем разобрать и слова.
Музыка постепенно стала замирать и через мгновение затихла совсем. Тогда высоко под куполом огромного собора запел одинокий жаворонок.
Глубоко внизу, под просвечивающимся черным ледяным полом собора, намного ниже поверхности стали появляться искры света. Медленно они раскалялись, поднимались, становились больше и превратились в шар золотого света. Он подошел под полом в самый центр мозаики. Он достиг поверхности и мозаика разлетелась на кусочки, со звоном, когда шар прорвался через поверхность. Пока шар рос и становился больше, рассыпавшиеся цветы и звезды взмыли в воздух и кружились в нем как звездочки или бабочки, или как певчие птицы, пока не растворились в его свете. Затем начал растворяться весь собор. Собор и заключавшая его гора раскрылись как огромный цветок с шаром света в своем сердце. Потом цветок тоже растворился в этом свете. И не осталось ничего, кроме чистого синего неба и солнца, сияющего на нем. Внизу была земля, сияющая в утреннем свете, как будто это был первый день сотворения мира.
"Хорошо, вот мы и вышли на поверхность, а все выглядит так, будто ничего не произошло" - сказал я. "Смотри, -сказала Молли, - вот наше дерево". - "Я не знаю как оно оказалось гам, но оно там: маленькая веточка пустила корни и превратилось в небольшое дерево. А на самой высокой ветке уже был плод, золотой и круглый, он сверкал на солнце".
Если мы примемся за детальную разработку глубокого символизма этой фантазии, то выйдем далеко за пределы цели нашей лекции. Но если обойтись без деталей, то главная линия очевидна, и так. Господин Прентис Джонс поистине еще один "Everyman", который получил такое пожелание "Паломничество он должен совершить. Его никоим образом не может избежать; Из него он вынесет уверенность в себе Способность к действиям без промедлений".
Этот "аккуратно выглядящий джентльмен с небольшим атташе-кейсом" обнаружил себя втянутым в приключение, "о котором он даже никогда и не мечтал". Он и еще двое мужчин из спасательной экспедиции отражают различные аспекты анимуса. Рассказ - еще один пример nekyia, сошествия ad inferos, столь типичный для этой стадии человеческого опыта. Через различные стадии он приводит к совершенно удовлетворительному ответу и разрешению конфликта. Ее собственный личный цветок с этой земли нужно обменять на цветок подземелья, то есть реализация ее индивидуального сознания нуждается совершенно в той же мере, как и его постоянный двойник, в садах подземного мира. Но апогей и катарсис всего путешествия наступает тогда, когда она обнаруживает, что ее цветок подходит для громадного образца мандалы мозаичного пола, когда она чувствует, что ее индивидуальная жизнь - это часть и завершение великого надличностного паттерна. Ее охватывает чувство глубокой гармонии, и в экстатическом ощущении золотого света она, наконец, находит решение своего вопроса. "Все выглядит так, словно ничего не произошло", и она уже нашла свое место в жизни, к ней пришло знание глубокого значения ее индивидуального существования, дающее настоящий мир и спокойствие. Это и есть настоящий смысл процесса индивидуации и интеграции, через который она прошла.
Последний пример показал какие цели и какое содержание необходимо достичь в течение второй половины жизни. Какими бы определенными проявлениями ни характеризовала себя постоянная проблема, она всегда будет носить оттенок "религиозной" в самом широком смысл слова. Отыскать ответ на надличностное, объективное значение жизни - вот задача второй половины жизни. Этим объясняется великая важность подобных рисунков, то же справедливо и в отношении любых снов и видений с коллективным содержанием. Они представляют собой не созданное или придуманное субъектом психическое содержимое, а являются ему из неистощимой полноты коллективного бессознательного. Первая половина жизни связана с развитием эго и его дифференциацией от фона первобытных коллективных образов, пока к средине жизни оно не достигнет полной интеграции.
В первой половине жизни, суть которой заключена в развитии и утверждении нашей собственной индивидуальной личности, мы живем так, как будто именно мы сотворили жизнь и будто бы опыт жизни - наше индивидуальное изобретение. И, на самом деле, мы должны жить именно таким образом. Потому что только так поступая, мы сможем достичь сознания индивидуальности, стать индивидуумами. Из-за того, что в момент рождения наше существование совершенно недифференцируемо от существования коллективной психической матрицы, необходимой задачей для нас является компенсация этого путем оформления, образования и выражения нашего индивидуального эго. Как только наше эго станет достаточно сильным, тут же возникнет необходимость в компенсации другого вида, а именно - переживанием надличностного, надиндивидуального уровня. В ранней фазе, в фазе развития нашего эго, весь наш опыт был субъективным, сотворенным и оформленным нашим субъективным эго. Сейчас нам надо понять, что мы сами субъективно, в самом глубоком смысле, не можем ничего создать, а вероятнее всего, что индивидуальное эго эффективно функционирует как воспринимающий орган, просто переживая вечно существующий фон объективных явлений, фактов. Момент, когда ребенок впервые обратится к себе как "Я", важен кардинально, так как он демонстрирует, что ребенок спонтанно воспринял тот факт, что он больше не идентичен с миром окружающих его предметов. Вторым столь же немаловажным, является момент, когда эго начинает осознавать образы объективного коллективного бессознательного. Эго тогда понимает, что весь опыт не субъективен, а что существует обширный психический фон, чью природу можно постичь, но невозможно создать.
Теперь действительно видно, что ключ к разгадке настоящего смысла существования содержит именно этот объективный психический фон. Это объясняет изумительную природу всех видений Бога, всех этих "божественных посещений", которым были подвержены все ветхозаветные пророки и которым они вначале оказывали противодействие только из-за того, что внезапный, с первого взгляда, прорыв этих видений из невидимого представлялся атакой, нападением на целостность их собственного эго. И, в действительности, такая опасность достаточно велика и реальна. Если, встретившись с содержимым коллективного психического фона, эго окажется ошеломлено и сокрушено, то его тщательно развитый воспринимающий орган разобьется вдребезги и эго погибнет в психозе. С другой стороны, если индивидуум, благодаря силе и целостности своего субъективного эго. в состоянии справиться с появлением объективного не-эго, то не произойдет никакого распада личности, а вместо этого он сможет, осознав ограниченность своего собственного эго, испытать неистощимое богатство внутреннего объективного мира, существующего за рамками этого эго. Путь развития человека начинается с состояния пред-эго, когда человек идентифицирован с коллективной психической матрицей, проходит через стадию, когда эго отделило себя от этого фона, и приходит к состоянию над-эго. Другими словами, от стадии не-эго через эго к не-эго, когда, в противоположность первой стадии, личность способна сознательно воспринимать коллективную матрицу. Таким образом, наш путь ведет, так сказать, от бессознательной анонимности к сознательной анонимности. К этой последней стадии Юнг применил термин "самость" в противоположность к "эго".
Жизненный путь, таким образом, ведет как вперед, так и назад: вперед - в направлении максимальной степени эго-сознания, а назад - в направлении возвращения к состоянию первоначального, но теперь уже сознательного единства. Фигура, обладающая обеими направлениями - вперед и назад -представляет собой круг. Идущий вперед по кругу придет в исходную точку. Вот почему круг снова и снова выступает и как символ человеческой жизни, и как символ вечности.
Мы вышли из анонимной природы и туда же должны вернуться. Это совсем не означает, что мы должны вернуться к чистому состоянию природы, ведь животные и растения и камни - тоже чистая природа, но не обладают сознательным восприятием ее. Быть природой с сознанием этой природы представляется исключительно прерогативой человека. Только человек образует синтез между нею и ее противоположностью - сознанием, синтез, являющийся ключом к настоящему смыслу человеческого существования.
"Тот. кто проникнет в великую гармонию всего сущего, удержит себя независимо, как тот, кто испил выдержанного вина и лег в мире со всем сущим. Он движется в этой неизмеримой гармонии как будто не был еще рожден на свет из этой созидающей утробы природы. Это зовется великим проникновением"