Если проецируемый конфликт должен быть исцелен, его следует вернуть в психику человека, туда. Где у него существовали бессознательные корни. Он должен провести с самим собой Тайную вечерю, поедая свою собственную плоть и запивая своей кровью, что означает: человек должен распознать и принять в себе другого... Не является ли это, по всей вероятности, основным смыслом учения Христа, что каждый должен нести свои крест'' Ибо если вы с трудом терпите себя самого, как же вы будете в состоянии терпеливо относиться к другим?
Юнг "Misterium Coniunction"
И КОГДА ОНИ ЕЛИ, ИИСУС ВЗЯЛ ХЛЕБ И БЛАГОСЛОВИВ ПРЕЛОМИЛ И, РАЗДАВАЯ УЧЕНИКАМ. СКАЗАЛ: ПРИМИТЕ. ЯДИТЕ: СИЕ ЕСТЬ ТЕЛО МОЕ. И ВЗЯВ ЧАШУ И БЛАГОДАРИВ, ПОДАЛ ИМ И СКАЗАЛ: ПЕЙТЕ ИЗ НЕЕ ВСЕ; ИБО СИЕ ЕСТЬ КРОВЬ МОЯ НОВОГО ЗАВЕТА, ЗА МНОГИХ ИЗЛИВАЕМАЯ ВО ОСТАВЛЕНИЕ ГРЕХОВ.
(Матф.26:26-2о"
ЯДУЩИЙ МОЮ ПЛОТЬ И ПИЮЩИЙ МОЮ КРОВЬ ИМЕЕТ ЖИЗНЬ ВЕЧНУЮ.
(Иоан. 6:54)
Образ Тайной вечери претерпел величайшее историческое развитие, ибо ее воспроизведение стало одним из главных ритуалов Христианской церкви. На эту тему Юнг написал объемное эссе. *
* "Символ превращения в мессе"
Вот что он заметил:
В сравнительной истории религий месса является единственным и своем роде феноменом, но ее символическое содержание оказалось бы совершенно чуждым человеку, если бы не уходило своими корнями в самые глубины его психики. Поскольку дело обстоит именно так, мы вправе ожидать, что сумеем обнаружить сходные символические паттерны и в ранней истории человечества, и в современной раннему христианству языческой мысли... В самом тексте евхаристической литургии содержатся отношения к ветхозаветным "прообразам" мессы, то есть ко всей древней жертвенной символике вообще. Поэтому очевидно, что и Жертва Христова, и Причастие задевают одну из самых сокровенных струн в человеческой душе, являясь отголосками первобытных жертвоприношении и ритуальной антропофагии... Я здесь ограничусь лишь упоминанием о царском жертвоприношении, то есть о ритуальном умерщвлении царя с целью обеспечить плодородие и процветание его земли и народа, об обновлении или возрождении бога при помощи соответствующего человеческого жертвоприношения, а также о тотемном пиршестве, зачастую имевшем целью приобщить участников трапезы к жизненной силе предков, Чтобы показать, насколько глубоко проникает символ мессы в человеческую душу, пронизывая собой всю ее историю, этих знаков должно оказаться достаточно*.
* Юнг, "Символ превращения в мессе"
Тайная вечеря представляет собой особый архетип "пира", или сакрального жертвоприношения, и потому относится к более широкой категории символизма coagulatio. Изначально Тайная вечеря состояла в том, что каждый из участников вкушал преломленного Христом хлеба и выпивал глоток вина, тем самым ассимилируя символизм самого пиршества. Христос заменил пасхального агнца в качестве возрождающейся обреченной на заклание жертвы (Исход 12: 3ft). Аспект "тотемного пиршества" может быть проиллюстрирован параллелью с дионисийским ритуалом омофагии поеданием сырого мяса", Клемент Александрийский говорит: "Почитатели Бахуса справляли оргии в честь сумасшедшего Диониса; это божественное сумасшествие они отмечали тем, что Ели Сырое Мясо. По завершении ритуала участники разбирали разрубленное на куски сырое мясо принесенных в жертву животных". Джейн Харрисон пишет: "Общая часть этого ужасного ритуала состояла в разрывании на куски туши убитого животного [быка или козла| для того, чтобы, вне всякого сомнения, завладеть сырым, даже парным мясом, поскольку кровь считалась жизнью". Этот ритуал воспроизводил расчленение и поедание ребенка-Диониса гитанами.
Существуют убедительные параллели между мифом о Христе и мифом о Дионисе. Дионис был единственным богом из греческого пантеона, рожденным от смертной женщины, Семелы, Он вырвал свою мать из рук Гадеса и возвел ее на небеса. В своей первой жизни он ребенком был расчленен на куски титанами и таким образом пережил "страсти". В омофагии Дионис предлагает поклоняющимся ему отведать своего тела и тем самым обрести бессмертие. Трагическая драма заключается в личностном росте, выходе за пределы дионисийских мистерий и в появлении параллелей трагическому взгляду на жизнь в "этом мире", развившемуся в рамках христианства*.
* Христос и Дионис обладают сходным символизмом, заложенным в вине и винограде. - Эдингер, Эго и архетип
В омофагии жертвенный бык или козел представляет собой самого Диониса, предлагающего поклоняющимся вкусить своего тела. То же самое происходит на Тайной вечере и в ритуале евхаристии: Христос предлагает свое тело и кровь качестве духовной пищи уверовавшим в него людям. В этом контексте Христос представляет собой Антропоса. оригинального целостного человека. Вкусить его тела значит вкусить вечного и трансперсонального. По словам Юнга,
Таинство евхаристии превращает душу эмпирического человека, который является лишь частью самого себя, в целостность, символически выражаемую фигурой Христа, С этой точки зрения месса может быть названа ритуалом процесса индивидуации.
* Юнг, "Символ превращения в мессе"
Точно так же, как Христос говорит своим апостолам, "Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную"*, участие в омофагии фактически отдает участника евхаристии Бахусу, то есть отправляет его служить божественной природе Диониса. Таким образом, Плоть Христа или Диониса — cibus immortalis (пища бессмертия), которая также является синонимом "философского камня"". С точки зрения психологии это означает осознание Самости, которая позволяет человеку смотреть на мир "через призму вечности".
* В Евангелии от Иоанна 6:56 к тому же сказано "Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывают во Мне, и Я в нем"
В ранней иконографии Тайная вечеря изображалась как поедание рыбных блюд. Самого Христа символизировала рыба (ichtiys). Этот символизм связывает Тайную вечерю с Мессианским пиром в иудейской легенде, в которой люди также вкушают рыбную пищу, и в частности набожным людям подается мясо морского чудовища Левиафана. Поедание левиафана – это прямое указание на сознательную ассимиляцию первобытной психики. Та же интерпретация вполне приложима к Тайной вечере, на которой вкушаются рыбные блюда. Рыба символизирует бессознательное содержание холоднокровной, похотливой природы. Подобно огромной рыбе, Левиафану, рыбы представляют собой более мелкие доли первобытной психики, которым необходима трансформация, происходящая при участии сознательного представления.
Такое рассмотрение раскрывает парадоксальную природу символизма евхаристии. С одной стороны, такая "пища" свидетельствует о возрождающейся связи с трансперсональной Самостью. С другой стороны, это prima materia (первоматерия), которая при соответствующих усилиях эго должна претерпеть трансформацию и гуманизацию. Апостол Павел очень хорошо осознавал эту двойственную природу евхаристии, когда писал: "Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем" (1 Кор. 11:28, 29)..
Проблема распятия — это начало индивидуации: это тайный смысл христианского символизма, путь крови и страдании.
(Юнг. Неопубликованное письмо, цитируемое Герхардом Адлером в своей книге "Aspects of Jung's Personality and Work": "На этой земле мы четко различаем темно-красную линию, красную от кровяных брызг линию, которая восходит в борьбе от материи к растениям, от растений - к животным, от животных - к человеку")
ПОТОМ ПРИХОДИТ С НИМИ ИИСУС НА МЕСТО, НАЗЫВАЕМОЕ ГЕФСИМАНИЯ, И ГОВОРИТ УЧЕНИКАМ: ПОСИДИТЕ ТУТ, ПОКА Я ПОЙДУ, ПОМОЛЮСЬ ТАМ. И ВЗЯВ С СОБОЮ ПЕТРА И ОБОИХ СЫНОВЕЙ ЗЕВЕДЕЕВЫХ. НАЧАЛ СКОРБЕТЬ И ТОСКОВАТЬ. ТОГДА ГОВОРИТ ИМ ИИСУС: ДУША МОЯ СКОРБИТ СМЕРТЕЛЬНО: ПОБУДЬТЕ ЗДЕСЬ И БОДРСТВУЙТЕ СО МНОЮ, И ОТОШЕД НЕМНОГО, ПАЛ НА ЛИЦЕ СВОЕ, МОЛИЛСЯ И ГОВОРИЛ: ОТЧЕ МОЙ! ЕСЛИ ВОЗМОЖНО, ДА МИНУЕТ МЕНЯ ЧАША СИЯ; ВПРОЧЕМ НЕ КАК Я ХОЧУ, НО КАК ТЫ. И ПРИХОДИТ К УЧЕНИКАМ, И НАХОДИТ ИХ СПЯЩИМИ, И ГОВОРИТ ПЕТРУ; ТАК ЛИ НЕ МОГЛИ ВЫ ОДИН ЧАС БОДРСТВОВАТЬ СО МНОЮ БОДРСТВУЙТЕ И МОЛИТЕСЬ. ЧТОБЫ НЕ ВПАСТЬ В ИСКУШЕНИЕ: ДУХ БОДР, ПЛОТЬ ЖЕ НЕМОЩНА. ЕЩЕ. ОТОШЕД В ДРУГОЙ РАЗ. МОЛИЛСЯ, ГОВОРЯ: ОТЧЕ МОЙ! ЕСЛИ НЕ МОЖЕТ ЧАША СИЯ МИНОВАТЬ МЕНЯ. ЧТОБЫ МНЕ НЕ ПИТЬ ЕЕ, ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ, И ПРИШЕД НАХОДИТ ИХ ОПЯТЬ СПЯЩИМИ, ИБО У НИХ ГЛАЗА ОТЯЖЕЛЕЛИ. И ОСТАВИВ ИХ, ОТОШЕЛ ОПЯТЬ И ПОМОЛИЛСЯ В ТРЕТИЙ РАЗ, СКАЗАВ ТО ЖЕ СЛОВО.
(матф. 26: 36-44)
ЯВИЛСЯ ЖЕ ЕМУ АНГЕЛ С НЕБЕС И УКРЕПЛЯЛ ЕГО. И НАХОДЯСЬ В БОРЕНИИ, ПРИЛЕЖНЕЕ МОЛИЛСЯ, ГОВОРЯ: ОТЧЕ! О, ЕСЛИ БЫ ТЫ БЛАГОВОЛИЛ ПРОНЕСТЬ ЧАШУ СИЮ МИМО МЕНЯ! ВПРОЧЕМ НЕ МОЯ ВОЛЯ. НО ТВОЯ ДА БУДЕТ.
(Лук. 22: 42.43)
В Гефсимании Христос пришел к полному осознанию, что он приговорен судьбой к распятию - Эта судьба символизируется в образе "чаши" (porerion). В Ветхом Завете этот термин используется в двух главных смыслах: чаша таинства, из которой человек вытаскивает шанс, определяя часть своей судьбы, и чаша гнева Яхве, В псалме 15:5 говорится: "Господь есть часть наследия моего и чаши моей. Ты держишь жребий мой". А вот что провозглашает Исаия: "Воспряни, воспряни, восстань. Иерусалим, ты, который из руки Господа выпил чашу ярости Его, выпил до дна чашу опьянения, осушил" (Ис, 51:!7). Судьба Христа как раз и заключается в том, чтобы испить до дна чашу гнева Яхве. И ужасная правда состоит в том, что для его удовлетворения требуются пытки и мучительная смерть Его собственного сына. С точки зрения психологии это означает, что задача эго в индивидуационном процессе заключается в ассимиляции аффектов первобытной психики.
На средневековой картине Христос часто изображается принимающим чашу причастия и хлебец из рук Бога, то есть он ест собственную плоть и пьет собственную кровь. Таким образом, Гефсимания завершает символизм Тайной вечери*. Этот процесс соответствует древнему образу уробороса, змея, пожирающего свой хвост:
В древнем образе уробороса лежит мысль о самопожирании и включении себя в циклический процесс... Уроборос — это драматический символ для интеграции и ассимиляции противоположности, то есть тени. Этот процесс "обратной связи" одновременно является символом бессмертия... Он символизирует Единое, возникающее в результате столкновения противоположностей.**
* Хрисостом говорил, что "Христос был первым, кто ел свою собственную плоть и пил свою собственную кровь (в соответствис правилами, установленными на Тайной вечере) - Юнг "Misterium Coniunction"
** там же
Желание Христа испить чашу ненависти Яхве фактически несло в себе намерение "аккумулировать" зло Яхве, чтобы трансформировать Его в любящего Бога. Каждый, кто ассимилирует часть коллективной или архетипической тени, вносит свой вклад в трансформацию Бога. Вот что на этот счет пишет Эрих Нойманн:
В той степени, в которой он живет в реальности всю свою уникальную жизнь, каждый человек является... алхимической ретортой, в которой все присутствующие в совокупности элементы расплавляются и реорганизуются, формируя новую синтетическую структуру, которая затем предъявляется человеческому сообществу. Однако предварительная концентрация зла, существующая как часть процесса ассимиляции его тени, делает его в то же время агентом, создающим коллективную иммунную систему. Тень каждого отдельного человека безусловно связана с коллективной тенью группы, к которой он относится, а поскольку он аккумулирует свое собственное зло, вне всякого сомнения одновременно аккумулируется часть коллективного зла.
Гефсиманское переживание омрачается тем, что спутники Христа засыпают. Три из четырех персонажей спят на протяжении всего события, несмотря на то что Христос умоляет их бодрствовать и наблюдать за происходящим (gregoreo - быть бдительными и настороже). Тот же термин используется в апокалиптической речи Христа в Откровении Иоанна Богослова (16:15): "Се, иду как тать: блажен бодрствующий. Акцент на бодрствовании указывает на важность сознательного аспекта. Христос проходит через агонию (agonio), которая не является просто агонией в упрощенном понимании этого слова, но также agone — соперничеством и конфликтом между телом и духом.
Оказывается, нам говорится, что для того чтобы пережить конфликт между противоположностями, нужно либо спать, либо молиться. Психологическим эквивалентом молитвы является активное воображение, когда человек занят тем, чтобы оживить в своем видении психический образ, который лежит вне пределов конфликта или аффектов*. Появляющийся образ часто приводит к трансформации или восстановлению, объединяющему конфликтующие противоположности.
* См. Юнг. Воспоминания, сновидения, размышления. С. 177: "В той мере, в которой мне удавалось перевести эмоции в образы, то есть найти в эмоциях какие-то скрытые образы. Я достигал покоя и равновесия. Если бы я потерял эти образы в своих собственных эмоциях, они бы разорвали меня на мелкие части... В результате моего эксперимента я понял, как полезно, с точки зрения терапевта, находить определенные образы, которые скрыты за теми или иными эмоциями"
Источник внутренней силы, констеллированный молитвой или воздействием активного воображения, в Евангелии от Луки олицетворяется служением ангела. Эта ситуация нашла свое отражение в поэзии Гельдерлина:
Где есть
опасность,
Там сила избавления растет.
Или же, как замечает Юнг:
Высшее и наиболее впечатляющее переживание... приходит к человеку вместе с его Самостью или с чем-то еще, что человек предпочитает называть объективностью психики. Пациент должен быть в одиночестве, чтобы узнать, что же именно его поддерживает тогда, когда он больше не в состоянии поддерживать себя. Только такое переживание может создать ему нерушимую базу.
"Психология и алхимия"
Интересное наблюдение делает Ориген в отношении конфликта между плотью и духом, который проявляется в Гефсимании:
В тех местах из Евангелия, которые касаются души Спасителя, можно заметить, что некоторые люди обращаются к ним, упоминая о душе, тогда как другие упоминают о духе. Когда в Писании существует некоторая надежда определить любое страдание или несчастье, которому он подвергался, это происходит с употреблением слова "душа", например, когда он говорит: "Се душа Моя тоскует", и "Душа Моя скорбит, предвкушая смерть", и "Никто не отнимет Мою душу, она сама отойдет от Меня". С другой стороны, он предает "в руки Отца своего" не свою душу, а свой дух; и когда он говорит о "слабости плоти", он говорит не "душа" "желает", а "дух", из которого это желание появляется, как будто бы душа представляет собой нечто наподобие посредника между слабой плотью и духом, полным устремлений.
В процессе гефсиманских страданий существующий конфликт между телом и духом сглаживается в психике, которая является объединяющей средой для конфликтующих противоположностей*. Это кровавый процесс**, в результате которого выделяется кровавый пот, названный алхимиками влагой всепроникающей - aqua permanens.
*Каждое психическое продвижение человека достигается вследствие душевных страданий" (Jung, "Psychotherapists or the Clergy", Psychology and Religion
** Гефсимания означает "маслянный пресс" - место для выдавливания оливкового масла
Текст написанный алхимиком Герхардом Дорном, иллюстрирует эту параллель:
[Философы] называли полученные ими камни одушевленными, поскольку на последнем этапе, благодаря силе этой самой благородной и самой ужасной тайны, темно-красная жидкость, подобно кровавому поту выделялась из материи и капля за каплей падала из сосуда. И по этой причине они предрекли, что и последние дни самый чистый [или подлинный] человек, при посредстве которого будет освобожден мир, придет на землю и будет истекать кровавым потом так, что он будет красными и розоватыми каплями стекать вниз, пока земля будет возрождаться из своего падения. Точно так же кровь из их камня очистит испорченные металлы и излечит прокаженных... и по этой причине камень называли одушевленным. Ибо кровь этого камня сокрыта в его душе... И по этой причине они называли его своим микрокосмом, ибо он содержал в себе черты каждой вещи, существующей в этом мире. И потому они снова называют его одушевленным, как Платон называл одушевленным макрокосм13.
Цитируется по: Юнг, "Философское дерево"
Юнг дает следующий комментарий к тексту Дорна:
Поскольку камень представляет собой homo lotus (человека в совокупности), для Дорна логично говорить только о "pitissimus homo" наиболее подлинном человеке] при обсуждении таинственного вещества и его кровавого пота, ибо именно об этом идет речь. Он покрыт тайной, и можно провести параллель между камнем и предварительным представлением о нем как о Христе в Гефсимании. Этот "самый чистый", или "подлинный", человек должен быть никаким другим, а только таким, какой он есть, подобно тому как "argentum putum" (чистое серебро) является беспримесным: он должен быть человеком по всем статьям, человеком, который знает и обладает всеми человеческими чертами и при этом не соблазняется и не смешивается ни с чем посторонним. Этот человек появляется на земле только "в последние дни". Он не может быть Христом, ибо Христос своей кровью уже возродил мир, освободив его от последствий его падения... Здесь не возникает вопроса о будущем Христа как о saiveller microcosm! (спасителе микрокосма), но скорее как алхимическом sen'atorcosmi (хранителе космоса), все еще представляющем бессознательную идею о целостном и цельном человеке, который продолжит то, что жертвенная смерть Христа очевидно оставила незавершенным, а именно освобождение мира от зла. Подобно Христу он будет истекать кровавым потом, но... эта "розоватая", не естественная и обычная кровь, а кровь символическая, психическая сущность, проявление той или иной стороны Эроса, который соединяет индивидуальность и множественность в знаке розового цвета и делает их целостными.