Функция - это деятельность, работа, процесс. Само слово происходит от латинского fungi, fungor (исполнять), а его санскритский корень (bhungj) означает "удовольствие". Латинское functus тоже ассоциируется с удовольствием. Выполнение определенной функции доставляет удовольствие, как и исполнение физических упражнений и вообще занятие любой деятельностью, в которой человек проявляет свою силу и умение.
Юнг использует термины "функция" и "орган" так, как их используют в физиологии: каждый орган выполняет свойственные ему функции. Но при этом он настаивает на том, что по отношению к органу функция является первичной, ибо, как сказал Аристотель в своей "Этике", мы становимся добрыми, творя добро. И навыки мы приобретаем, выполняя работу. Я упоминаю об этой стороне функции, дабы читатель все время помнил, что относительно унифицированный, последовательный и привычный способ исполнения сам по себе доставляет удовольствие и вызывает желание его применять. Поскольку функции могут быть поняты только в процессе их развития, в юнговской психологии они определяются как функции сознания. Функции участвуют в развитии сознательной личности, формируя роль, которую играет эго, - его согласованность, его привычки, единство и память, свойственный ему способ выполнения действий. Функции играют роль и в направленности сознания, показывая, как оно действует, как проявляет свой смысл, реализует свои намерения, выражает свой характер.
Функции формируются у индивида позднее комплексов. Комплексам также присущи привычные реакции - нажмешь на ту же кнопку, получишь тот же ответ. Однако классически в теории Юнга дифференциация чувства, отлившая эту функцию в приемлемые формы, которые и теперь мы считаем этически правильными, эстетически приятными и благопристойными. Другими словами, наши понятия о "чувстве прекрасного" во вкусах или о глубоком "религиозном чувстве" во многом являются результатом развития исторического процесса.
В восемнадцатом веке писатели и поэты стали увлекаться изысканными подробными описаниями состояний чувства. Во времена Романтического периода, последовавшего сразу за Возрождением, появились утверждения типа: "чувство - это все" или "красота - это истина". Мало от всего этого осталось в наше время и в философии, и в психологии, а литература занимается более грубыми страстями, описывая их гораздо примитивнее или с бесчувственным равнодушием обезличивая героев. Психотерапия и некоторые новые направления в теологии, похоже, остаются единственными областями, где сейчас чувству отводят достойное место и даже почитают его как цель жизни.
Для рассмотрения исторического развития чувствующей функции как концепции следует обратиться к трудам философов. Ведь психология вышла из философии; эти две науки исторически разделились совсем недавно. Платон, Аристотель, схоласты, Декарт, Спиноза, Юм, Кант - все они занимались проблемами эмоциональной жизни и рассматривали их как важнейшую часть своих философских учений. Действительно, старая гуманистическая традиция всегда была связана с пониманием чувств человека, и современный раздел между естественнонаучными и гуманитарными дисциплинами, главным образом, определяется тем, какое место отводится в них чувствующей функции, которая не соответствует сегодняшней парадигме естественных наук. Теоретическая и клиническая психология в своем стремлении к научности и объективности, игнорируя свои исторические корни, уходящие в философию и теологию, рискуют утратить связь с человеческим чувством. Психопатология, как и научные или медицинские подходы, используемые в клинической практике, играют далеко не первую роль в клинической психологии. Чтобы понять чувствующую функцию, следует начать с изучения материалов, появившихся задолго до того, как современная психиатрия начала описывать специфические проблемы, связанные с этой функцией. Мы должны, прежде всего, обратиться к гуманизму философов и эссеистов, писателей и драматургов, богословов и мистиков, занимавшихся вопросами морали, а не к концепциям современных психологов.
Концепция чувства как отдельного свойства психического появляется в современных воззрениях в университетской психологии восемнадцатого века. Тогда в психике выделяли три отдельных свойства: мышление, желание и чувство. Возможно, историки когда-нибудь подробнее расскажут нам о рождении в восемнадцатом столетии концепции чувства, ведь оно в то время носилось в воздухе: вспомним интроспективный пиетизм, Руссо, сентиментальные романы и модное слово "сентиментальный", культуру и этикет королевских дворцов, городов, салонов и кофеен, утонченность литературного языка и интерес к акцентам и интонациям речи, развитие музыки, зарождение Романтизма, энтузиазм революционеров и религиозных реформаторов. В то же самое время концепция чувства как отдельного свойства психического входит в психологию как равноправный элемент в триаде мышления, желания и чувства - такое разделение на три части до сих пор формирует каркас университетских курсов психологии на Европейском континенте. Для описания отдельного свойства психики термин "чувство" был впервые введен Мозесом Мендельсоном в 1766 году. А в 1755 году он уже написал: "Wir fuhlen nicht mehr sobald wir denken" ("Мы перестаем чувствовать, как только задумываемся" - Philosophische Schriften, 1,9). В описании чувствующей функции Юнга можно найти идентичное по сути утверждение.
Слово "feelings" (чувства) стало употребляться в английском языке для обозначения эмоций, симпатий и восприимчивости в 1771 году. Это было время, когда чувства имели примерно такое же большое значение, как и в наши дни. Каждый говорил о состояниях своей души как о чувствах. Чувствующая функция завоевывала новые слова. Вошли в язык слова "интересный" и "скучный", причем первое пришло из появившегося в 1768 году "Сентиментального путешествия" Стерна. Смит отмечает появление в восемнадцатом веке в английском языке также слов "ennui, chagrin, home-sickness, diffidence, apathy" [1] и начало употребления для описания внутренних переживаний слов "excitement, agitation, constraint, embarrassment, disappointment" [2] (L. P. Smith, The English Language, London). Как указывает Перселл Смит, это вовсе не означает, что люди до восемнадцатого столетия не испытывали тоски по дому или апатии, не обладали чувствами и эмоциями, не были сентиментальны, но это было время в психологической истории, когда сознание начало отражать чувства в такой форме. Кроме того, тогда же, в конце восемнадцатого столетия, в названиях учебников появилось слово "психология". Различие между более старым набором слов, употреблявшихся для описания чувств, и современным (из которого и родилась психология), заключается в перенесении описаний чувства из внешних проявлений ("злобный", "мрачный", "милосердный") во внутренние.
Когда сегодня мы говорим о событии, что оно забавно или интересно, то обычно имеем в виду чувства, возникшие в нас самих (см. О. Barfield, История английских слов, London, 1953). Рождение современной психологии тесно связано с интроспекцией и переносом чувства из внешнего мира во внутренний. В течение последних пятидесяти лет гештальт-психология пыталась снова вынести чувства "наружу", вписать их во внешний пейзаж как объективные качества сцены, возникающие из "чувства" линий, цветов и форм.
Выделение эмоционального опыта и попытки его упорядочения и классификации, главным образом, с помощью метода интроспекции - громадная заслуга немецкой и, в меньшей степени, французской и британско-шотландской психологических школ. Предложенное Мендельсоном разделение психики на три части получило широкое признание после работ Тетенса, а затем "Антропологии" Канта. Как только эта идея была представлена Кантом, она приобрела официальный и ортодоксальный характер и утвердилась на столетия. Третья часть психики включала все виды аффектов: эмоции, ощущения, удовольствие, боль, чувство добра, моральные и эстетические ценности, сентименты, страсти - все, что не относилось ни к мышлению, ни к воле.
К несчастью, такое разделение поглотилось более древней моделью, все еще дремлющей в нашей психике, - разделением души на три части, данным Платоном в его "Республике". Можно сказать, что трехчастная модель, используемая для иерархического описания сознания, является западным архетипом, появившимся в разное время в различных формах. Влияние деления Платона (Голова и Золото, Сердце и Серебро, Печень и Бронза) на концепцию чувства было, несомненно, негативным. Аффективность была опущена на нижний уровень, ее границы размыты, ее спутали с темными страстями, самыми низменными формами сексуальности, грехом, иррациональными, женственными и материалистическими проявлениями. Чувство, которое отнюдь не то же самое, что страсть или эмоция, благодаря коллективному подавлению, приведшему к недостаточной его дифференциации, смогло стать и стало страстным и эмоциональным.
Происходившее в истории коллективное сдерживание аффективной стороны психического и последующее ее раскрепощение, сопровождающееся в наши дни размахиванием флагами "чувств" в церкви, в сфере образования, в групповой терапии, в рекламе - повсюду, породило в нас ощущение потерянности. Потерянность стала сейчас главной характерной чертой чувства: мы находимся в растерянности, не зная, как следует чувствовать, где проявлять свои чувства, почему нужно чувствовать, не представляя даже, чувствуем ли мы что-нибудь. Произошла утрата стиля и формы индивидуального чувства, как если бы эта способность пришла в негодность. Мы остались с тем, что Т. Эллиот назвал в своих "Четырех квартетах" "всеобщим хаосом сознанья /сумятицей чувств". Поэтому нашу задачу можно определить словами из другого отрывка того же произведения Т. Эллиота:
Остается борьба овладенья утраченным,
И найденным, и утраченным снова и снова; именно ныне, когда
Это почти безнадежно.
[Перевод С. Степанова]
Чувство стало настолько значительной проблемой нашего времени, что можно прийти к абсурдному утверждению, что источником всех психических расстройств являются неадекватные действия чувствующей функции. Наши личные проблемы в сфере чувств частично являются следствием существовавшего веками их коллективного подавления; разрешить их никоим образом не смогли ни беспорядочный энтузиазм восемнадцатого века, ни порнографические удовольствия середины двадцатого. Эти проблемы являются коллективными, и для их разрешения нужны новые концепции. Для этого недостаточно воздействовать на них только прямым способом, пытаться создать новую доктрину чувства и во имя ее совершить революцию. Лозунги нашего века - соединяйтесь, общайтесь, будьте человечны, искренни, сочувствуйте, - но как это делать? И что означают эти призывы?
Психологи-классики, за исключением некоторых особо выдающихся, предпочитали не касаться сферы чувств, оправдывая свою позицию утверждением, что чувство не поддается анализу. По их словам, чувство - это поток, который нельзя разрезать на части и в который нельзя заглянуть; первый же вопрос, который задают при любом обследовании, останавливает чувство. Такая точка зрения особенно характерна для представителей немецкой школы, которые, однако, вопреки собственным аргументам, продолжают писать о чувстве. Они указывают на то, что в повседневной жизни словесное содержание ответа на вопрос "Как ты это чувствуешь?" отличается от самого чувства. Приложение аналитического мышления к исследованию чувства разрушает объект исследования - он расплавляется буквально на глазах. Из этого следует - продолжают они свою аргументацию, - что чувствующую функцию, как подземную силу, лучше оставить в темноте, ее надо чувствовать, а не формулировать.
Изучение чувства кажется субъективным занятием из-за того, что существует мало поддающихся рассмотрению объективных его проявлений. Психологи понимают это и в нашем столетии уже три раза проводили специальные симпозиумы на тему "Чувства и эмоции". Первый, Виттенбергский симпозиум, проходил в 1927 году, в нем приняли участие многие блестящие психологи - Альфред Адлер, Бехтерев, Жане, Пьерон, Бретт. Каждый изложил свою точку зрения на чувство и эмоцию. В 1948 г. подобный симпозиум, посвященный чувствам и эмоциям, был организован Чикагским университетом. Маргарет Мид, Карл Роджерс, Дэвид Кац, Джеселл, Френч, Байтенджик, Гарднер Мерфи и два десятка других ученых представили свои теории и результаты исследований в многочисленных направлениях. Двадцать лет спустя, осенью 1968 г., в Лойоле состоялся третий симпозиум. На нем я представил краткий обзор и анализ взглядов Юнга. Три тома трудов этих симпозиумов являются основой для более полного изучения этой области..
Но изучение чувства выводит исследования за пределы психологии, заставляет обратиться к социальной истории, изучать биографии, семейные и дружеские отношения, литературу, поэзию, политику и дипломатию - все те области, в которых психолог обычно начинает нервничать. Многие годы я собирал научную литературу по этому вопросу - таков мой окольный путь к чувству - и могу сообщить, что во всех этих трудах очень мало фантазии, читать их тяжело и скучно.
Юнг оставил нам ключ к решению проблем чувства, который не назовешь скучным, потому что он имеет прямое отношение к нашей реальной психической жизни и к влиянию на нее комплексов. Если определить комплексы как группу окрашенных чувством идей, то обязательным компонентом любого комплекса является чувство, а один из путей изучения каждого комплекса проходит через исследование входящих в него чувств. Существование комплекса можно обнаружить посредством снов, с помощью ощущений и воспоминаний, проекций, путем анализа идей - и через чувства. Подход, основанный на анализе чувств, применим и к исследованию снов, являющихся выражениями комплексов. Отбор и оценка значимого содержания снов и чувств, которые в снах выходят из-под контроля, открывают пути исследования комплексов; чувство можно назвать via regia [3] не только к бессознательному в личной жизни индивида, но и к более широким архетипическим доминантам, которые через чувство предъявляют нам свои обезличенные требования. Это значит, что наши чувства, казалось бы, столь интимные и принадлежащие "нам лично", имеют также свой архетипический обезличенный аспект, заслуживающий на этом уровне признания.
Позвольте мне снова подчеркнуть эту мысль: чувства не являются только личными; они отражают универсальные явления в историческом контексте. Они имеют общую, коллективную основу. Потребность, кажущаяся сугубо личной, может выражать общую потребность окружения, групповую потребность семьи, социального слоя, даже определенной возрастной группы. Наши чувства не являются только "нашими". Так например, в национальных и религиозных чувствах мы лишь принимаем участие. В этом смысле они представляют собой не только что-то существующее внутри нас, но также и что-то, в чем существуем мы сами и с чем чувствующая функция помогает нам разобраться. Уверенность в том, что чувства являются "моими", личными, раскрывающими мою сущность, мои установки, мои желания, - в значительной степени иллюзия чувствующего эго. Чувства разных людей так же мало варьируются, как и их ощущения вкуса и запаха, или мысли, приходящие в голову членам коллективного общества, и сами процессы их мышления. Оригинальный стиль дифференциации индивидуального чувства встречается так же редко, как и оригинальность любой другой функции. Вследствие того что психотерапевты иногда игнорируют безличную коллективность чувств, пациентов приводят к вере в то, что, если только им удастся полностью выразить свои чувства, они смогут обрести достоинство и равновесие. Чувствующая функция является инструментом, посредством которого мы отделяем реальные чувства от поддельных, - нелегкая задача, может быть, даже неразрешимая. В любом случае не следует взваливать на эту функцию все проблемы самораскрытия и ожидать, что лишь чувство превратит вас в подлинную, аутентичную личность.
Кроме погружения в область "глубоких" чувств, существуют и другие пути самоуглубления. Из-за того, что в наше время важность чувства оказалась преувеличенной, люди начали воспринимать его как панацею. Но я бы выбрал другой путь: не лечить с помощью чувства, а лечить само чувство, пытаться осознать действие чувствующей функции.
В идеале чувствующий тип должен испытывать удовольствие, рассказывая о том, как он действует. Но обычно это не возбуждает фантазию чувствующего типа. У него нет проблем с чувством, а потому в этой сфере и не возникает богатых фантазий. Например, я сам оказался бы в таком же положении, если мне пришлось бы распространяться на тему о природе интуитивного мышления, которое для меня является автоматическим и не требует умственных усилий.
Итак, я с самого начала вношу ясность. Лекционное обучение всегда оказывается несколько искаженным. Лишь некоторые люди обладают даром понимать слова, а потому мы получаем знания, как бы профильтрованные через устройство, передающее слова в сознание. Но познание чувства не приходит к человеку непосредственно из прочитанного или услышанного на лекциях, и вообще из каких-либо слов, так что предлагаемые главы парадоксальны во многих отношениях: я не считаю себя способным учить чувству; выбран не лучший способ обучения; возможно, сам предмет изучения не поддается формулировке. И все же я чувствую, что стоит попытаться.
[1] Томление, огорчение, тоска по дому, робость, апатия (фр. и англ.).
[2] Волнение, возбуждение, напряжение, смущение, разочарование (англ.)
[3] Царская дорога (лат.).