Юнговское психологическое учение и его попытка раскрыть тайны вечного процесса психической трансформации человеку Запада — это лишь "шаг в процессе развития высшего человеческого сознания, которое обнаруживает себя на пути к неведомой цели; но это не метафизика в обычном смысле. В первую очередь это всего лишь „психология"; но она может быть пережита, она постижима разумом и... обладает реальностью — такой реальностью, с которой можно что-то сделать, которая содержит в себе определенные возможности и поэтому полна жизни". Если в своем учении Юнг сосредоточивается на явлениях психической жизни и отвергает всякую метафизику, это вовсе не значит, что он скептически относится к религии или высшим силам. "Любых утверждений о трансцендентном следует избегать, ибо все они непременно суть смехотворные презумпции человеческого разума, не сознающего собственной ограниченности. Поэтому, говоря о Боге или Дао как о „движении" или „состоянии" души, мы утверждаем нечто о познаваемом, но умалчиваем о непознаваемом. Последнее в принципе не поддается определению"[235]
Соответственно, когда Юнг, как психолог, утверждает, что Бог — это архетип, он имеет в виду "тот „тип", который содержится в психической субстанции. Как известно, слово „тип" — производное от греческого typos: „удар" или „отпечаток"; это значит, что архетип предполагает существование чего-то такого, что оставляет этот „отпечаток"... Психология как эмпирическая наука может, основываясь на данных сравнительного исследования, установить, насколько тот или иной обнаруженный в психической субстанции отпечаток заслуживает наименования „образа Бога" (Gottesbild); но тем самым она не утверждает ничего положительного или отрицательного о действительном существовании Бога. Аналогично, архетип „героя" не означает действительного существования героя... Душа соотносится с Богом так же, как глаз — с Солнцем... При любых обстоятельствах душа должна сохранять в себе способность к установлению связи с Богом, то есть должна соотноситься с Богом — иначе никакой связи не будет. С психологической точки зрения эта соотнесенность с Богом есть не что иное, как архетип „образа Бога""[236]
Здесь кончается то, что может быть сказано с позиций психологии. "С религиозной точки зрения „отпечаток" понимается как результат деятельности „отпечатывающего"; с научной же точки зрения он понимается как символ чего-то неизвестного и непостижимого"[237] в зеркале психической субстанции мы можем увидеть абсолют разве что мельком — таким, каким его отражает наша ограниченная человеческая природа; но его истинная сущность так и останется вне поля нашего зрения. Психическая субстанция способна в лучшем случае облечь мимолетные видения абсолюта в доступные восприятию образы. Последние со всей убедительностью свидетельствуют только о человеческом, но не о трансцендентном аспекте, которого психическая субстанция не может выразить в полной мере.
Религиозная вера — это дар благодати; никто, даже психотерапевт, не способен вам ее навязать. "Религия — это „данный в откровении" путь к спасению. Религиозные идеи — это плоды предсознательного знания, которое всегда и везде выражает себя через посредство символов. Они „работают", даже оставаясь непостижимыми для нашего интеллекта, ибо наше бессознательное признает их в качестве частных случаев неких психических универсалий. Именно поэтому одной веры достаточно — при условии, что она есть. Любое расширение, любая интенсификация рационального сознания уводит нас от первоисточника символов и тем самым мешает нам понять их. Именно это и происходит ныне. Невозможно повернуть часы назад и заставить себя верить „в то, что заведомо ложно". Но можно поразмыслить над тем, каково же именно значение символов. В итоге мы не только сохраним несравненные сокровища нашей цивилизации, но и вернемся к старым истинам, исчезнувшим из нашего „рационального" поля зрения из-за чуждости и странности их символики... Современному человеку не хватает того самого понимания, которое могло бы помочь ему обрести веру".[238].
Юнг слишком хорошо знает о вредоносности доктрин, которые навязываются людям насильно и принимаются без размышлений. Он слишком хорошо знает, что только то, что возникло органически, то есть не было навязано извне, может быть по-настоящему живо и действенно; поэтому он не стремится избавить тех, кто доверился его водительству, от необходимости принимать решения и отвечать за себя. Он отказывается облегчить их задачу, объясняя, какую именно установку им следует принять: ведь переживая глубинное символическое содержание собственной психической субстанции, верующий человек непременно встретится с вечными принципами, которые подтвердят деятельность Бога в нем самом и укрепят его веру в то, что Бог создал человека по Своему образу и подобию. Неверующий же — то есть тот, кто не хочет верить или жаждет веры, но не может достичь ее никакими волевыми или интеллектуальными усилиями — придет по крайней мере к переживанию вечных основ своего бытия и в итоге долгой борьбы, возможно, все-таки достигнет благодати.
Люди, прошедшие этот путь, знают, что он ведет сквозь переживания, которые не поддаются словесному описанию и сопоставимы только с великими внутренними потрясениями, известными мистикам и посвященным всех времен. Процесс индивидуации ведет не к чуждому вере интеллектуальному знанию, а к пережитому знанию, сила и реальность которого подтверждены самой жизнью. Фундаментально новым и многообещающим кажется то обстоятельство, что все это ныне становится возможно в рамках научной доктрины, построенной на строго эмпирических, феноменологических основаниях.
Идти по "срединному пути" — задача, осуществление которой требует зрелости: ведь психологическая ситуация человека меняется в зависимости от его возраста. В начале жизни человек должен вести борьбу за преодоление детства, за дифференциацию и формирование своего "Я". Он должен обрести твердую почву под ногами в реальной жизни и научиться решать вопросы, связанные с половой, профессиональной, семейной жизнью и всем многообразием человеческих отношений. Средства, необходимые для адаптации к среде, человек обретает в процессе дифференциации своей конституционно доминирующей психической функции. Только после выполнения этой задачи возникает необходимость в адаптации к собственному внутреннему миру. Когда установка по отношению к внешнему миру сформирована и укреплена, личность может обратить свою энергию к внутрипсихическим реалиям, которые прежде находились в относительном небрежении, и тем самым приблизиться к истинной целостности. Ведь, как утверждает Юнг, "у человека есть две задачи. Первая — это природная задача воспроизводства самого себя в детях и добывания хлеба насущного; сюда же относится зарабатывание денег и завоевание положения в обществе. После того, как данная задача выполнена, начинается новая фаза — фаза выполнения духовной задачи"[239]. "Наличие духовной цели, ведущей за пределы естественного человека и его мирского существования, абсолютно необходимо для душевного здоровья; это та самая, единственная архимедова точка опоры, которая позволяет освободить мир от оков и преобразовать природное состояние в культурное"[240].
Построение целостной личности — это задача всей жизни. Представляется, что эта задача есть не что иное, как подготовка к смерти в самом глубинном смысле слова. Смерть не менее важна, чем рождение; подобно рождению, она неотъемлема от жизни. Сама природа принимает нас в свои материнские объятия; но чтобы объятия эти были для нас благотворны, необходимо, чтобы мы к концу своих дней пришли к правильному пониманию жизни. Чем старше мы становимся, тем гуще та пелена, которая отделяет нас от внешнего мира и делает его все более и более бесцветным, монотонным и неинтересным; и тем отчетливее слышен призывающий нас голос внутреннего мира. Старея, человек постепенно растворяется в той самой коллективной психической субстанции, из которой он с большими усилиями вырвался в детском возрасте. Цикл человеческой жизни завершается осмысленно и гармонично; его начало и конец совпадают, что в незапамятные времена нашло символическое отражение в облике Уробороса — змея, кусающего свой хвост.
Если жизненная задача выполнена правильно, смерть утрачивает свой устрашающий аспект и становится осмысленной частью жизненного процесса. Но следует отметить — и об этом свидетельствует огромная распространенность инфантилизма среди взрослых людей, — что для многих даже задачи первой половины жизни оказываются непосильны. Лишь немногим избранникам удается к концу жизни осуществиться в полной мере. Но именно такие люди всегда были создателями культуры — в противоположность тем, кто участвовал в создании и развитии "всего лишь" цивилизации. Ибо цивилизация — это всегда дитя рационального аспекта нашего существа, то есть интеллекта. Культура же вырастает из духа, который никогда не ограничивается сознанием; в отличие от интеллекта, он охватывает природные, исконные глубины бессознательного, овладевает ими и придает им форму.
Поскольку исторические условия, истоки и дух времени всегда оказывают решающее влияние на формирование психологической ситуации человека, можно сказать, что уникальная в своем роде судьба человека Запада заключается в многовековой атрофии инстинктивной стороны его существа за счет сверхдифференциации интеллекта. В последнее время безудержное развитие техники настолько превзошло нашу способность к психической ассимиляции, что мы почти утратили естественную связь со сферой бессознательного. Современный человек до такой степени не уверен в своих инстинктах, что похож на жалкий поплавок, беспорядочно мечущийся по поверхности бурных вод своего бессознательного или даже — как показали события последнего времени — утопающий в его волнах. "Пока человеческие сообщества представляют собой скопления отдельных личностей, их проблемы сводятся к суммированию частных проблем этих личностей. Одна часть людей отождествляет себя с архетипом „большого человека" и не способна сойти вниз, тогда как другая часть — „маленькие люди" — все время хочет подняться вверх. Проблемы такого рода никогда не решаются законодательным путем или какими бы то ни было уловками. Для их решения необходимо общая, кардинальная смена установки. Но ее невозможно достичь с помощью пропаганды или митингов, не говоря уже о насилии. Она начинается с изменений в самой личности, в системе ее предпочтений, воззрений на жизнь, на принятые ценности. И лишь накопление таких изменений, происшедших в отдельных личностях, даст решение проблемы в масштабах всего сообщества"[241].
Итак, самоосуществление — это не модный эксперимент, а высшая из встающих перед личностью задач. Для личности эта задача означает найти свой оплот в том, что неразрушимо и неуничтожимо — в исконной природе объективной психической субстанции. Благодаря самоосуществлению человек возвращается к тому вечному потоку, где рождение и смерть — лишь временные остановки, а смысл жизни уже не заключается в "Я". По отношению к другим людям в нем вырабатываются терпимость и доброта — качества, возможные только в людях, исследовавших и осознанно переживших собственные темные глубины. Что же касается сообщества людей, то оно получает ответственную личность, осознавшую свои обязанности как в малом, так и в большом на основании глубоко индивидуального опыта — опыта переживания собственной психической целостности.
Несмотря на свою тесную связь с фундаментальными вопросами бытия, юнговская психология строится не как религиозная или философская система. Это систематически разработанная научная дисциплина, занимающаяся проблемами психического переживания. Если биология — это наука о живом физическом организме, то юнговская психология стремится стать наукой о живом организме психической субстанции — о том орудии, с помощью которого человек формирует и переживает на собственном опыте любые религиозные и философские системы. И только такая наука может обеспечить основу для мировоззрения, которое не просто некритически заимствуется из существующей традиции, но разрабатывается и формируется самим индивидом. Неудивительно, что в наше время, когда коллективная психическая субстанция грозит свести отдельную человеческую душу к нулю, эта доктрина способна дать человеку спокойствие и внутреннюю безопасность. Задача, которую она ставит перед нами, будучи одной из сложнейших во все времена, несет с собой настоятельный вызов: преодолеть взаимную противоположность индивида и коллектива через достижение личностью той полноты, которая укоренена с одной стороны в отдельном человеке, с другой же стороны — в сообществе людей.
В западном мире разум человека, его односторонне дифференцированное сознание обогнали его инстинктивную природу; в итоге цивилизация достигла высочайшего уровня развития, а триумфальный технический прогресс, как кажется, утратил всякий контакт с душой. Восстановление утраченного равновесия станет возможно только при условии, что мы призовем на помощь творческие способности, скрытые в глубинах нашей психической субстанции, восстановим их в правах, сделаем их достоянием нашего интеллекта. Но "начать процесс этих изменений могут только личности"[242]: ведь будучи совокупностью отдельных представителей, сообщество людей несет на себе печать частных установок этих представителей. Распознав себя как образ и подобие Божье в самом глубоком из всех возможных смыслов, то есть в смысле этического обязательства, преображенный индивид становится, "с одной стороны, носителем высшей мудрости, а с другой — носителем высшей воли"[243].
Ответственность за будущее нашей культуры ныне, больше чем когда-либо, лежит на личности.
[235] Das Geheimnis der goldenen Blute, S. 62 ff.; Collected Works, vol. 13, par. 82.
[236] Psychologie und Alchemie, S. 23 ff.; Collected Works, vol. 12, pars. 15, 11.
[237] Psychologie tmd Alchemie, S. 33; Collected Works, vol. 12, par. 20.
[238] Symbolikdes Geistes. — Zurich, 1953, S. 443; Collected Works, vol. 11, p. 199.
[239] Uber die Psychologie des Unbewussten, S. 135; Collected Works, vol. 7, p. 73.
[240] Psychologie und Erziehung, S. 40 f.; Collected Works, vol. 17, p. 86.
[241] Psychologie und Religion. S. 142 f.; Collected Works, vol. 11, p. 79.
[242] Psychologic und Alchemic, S. 645; Collected Works, vol. 12, par. 563.
[243] Die Beziehungen zwischen dem Ich und dem Unbewussten, S. 201; Collected Works, vol. 7, par. 396.