Гипотеза о множественных точках свечения основывается отчасти, как мы уже видели, на квазисознательном состоянии бессознательных содержаний, а отчасти на сфере явлений, связанных с определенными образами, которые следует рассматривать как символические. Они обнаруживаются в сновидениях и фантазиях современного человека и прослеживаются в исторических свидетельствах. Как, вероятно, известно читателю, одним из важнейших источников символических идей некогда была алхимия. Отсюда я почерпнул, прежде всего, идею scintillae - искр - которые появляются как зрительные иллюзии в "тайной субстанции"[53]. Так, в Aurora consurgens (часть II) говорится: "Scito quod terra foetida cito recipit scintillulas albas" (Знай, что грязная земля быстро вбирает белые искры)[54]. Эти искры Кунрат трактует как "radii atque scintillae" (Лучи и искры (лат.). - Прим. ред.) мировой души, "anima catholica", тождественной духу Божьему[55]. Из этой интерпретации ясно, что кое-кто из алхимиков уже предугадал (обожествлял) психическую природу таких свечений. Это были семена света, рассеянные в хаосе, которые Кунрат называет "mundi futuri seminarium" (семена мира грядущего)[56]. Одна из таких искр - человеческий разум[57]. Тайная субстанция - водяная земля, или земляная вода (limus: грязь) Мировой Сущности -"универсально одухотворилась" посредством "огненной искры мировой души", согласно Премудрости Соломоновой (1:7): "Дух Господа наполняет вселенную"[58]. В "Воде искусства", в "нашей Воде", которая есть также не что иное, как хаос[59], следует усматривать "огненные искры мировой души как чистые Formae Rerum essentiales"[60] (Сущностные формы вещей (лат.). — Прим. ред.). Эти formae[61] соответствуют идеям Платона, на основании чего можно приравнять scintillae к архетипам, если предположить, что формы, "накапливаемые над небесами", суть философская версия последних. Исходя из этих алхимический видений можно заключить, что архетипы несут некое сияние, или квазисознание, и что нуминозность обусловливает луминозность. У Парацельса, похоже, можно найти намек на это. Последующее взято из Philosophia sagax (Проницательная философия (лат.). — Прим. ред.): "И так же, как мало что в человеке может существовать без божественного нумена, точно так же мало что может существовать в человеке без природного лумена. Человек становится совершенным посредством нумена и лумена, и только посредством эти двух [начал]. Все происходит из этих двух [начал], и эти два [начала] присутствуют в человеке, но без них человек суть ничто, тогда как они могут существовать без человека"[62]. В подтверждение этого Кунрат пишет: "Существуют Scintillae Animae Mundi igneae, Luminis nimirum Naturae, огненные искры мировой души, то есть природного света ... рассеянного, или всепроникающего по всему великому мирозданию, во все, порождаемое стихиями"[63]. Эти искры исходят из "Ruach Elohim", Духа Божьего[64]. Среди scintillae он различает "scintilla perfecta Unici Potentis ac fortis" (Искра совершенная. Исключительно Могучая и Сильная (лат.). -Прим. ред.), которая есть эликсир, а, следовательно, сама тайная субстанция[65]. Если мы вправе сравнить эти искры с архетипами, то очевидно, что Кунрат особо выделяет один из них. Его представляют также как Монаду или Солнце, причем и то и другое указывает на нечто Божественное. Подобный образ можно обнаружить в послании Игнатия Антиохийского к ефессянам, где он пишет о пришествии Христа: "Как же тогда он явился в мир? Звезда засияла в небе над звездами, и ее свет был невыразим, и ее новизна изумляла, и все другие звезды, вместе с солнцем и луной, собрались хором вокруг этой звезды "..." [66]. Отмечу мимоходом, что с точки зрения психологии, Одну искру, или Монаду следует рассматривать как символ Самости.
[53] Психология и алхимия, пар. 352, 472 [Также Mysterium Coniunctio-л", пар. 42 слл.]
[54] Artis auriferae (1593), I, p. 208. Mylius, Philosophia reformata (1622). Ha p. 142. он добавил: "scintillas aureas".
[55] "Variae eius radii atque scintillae, per totius ingentem materiei primae massae molem hinc inde dispersae ac dissipatae: inque mundi partibus disiunctis etiam et loco et corporis mole, necnon circumscriptione, postea separatis... unius Animae universalis scintillae nunc etiam inhabitantes" (Это понуждает лучи и искры рассыпаться и рассеиваться в необъятном объеме всей массы prima materia; сейчас искры единой универсальной души обитают в этих разъединенных частях мира, который ранее отделился от громады материальной субстанции, и даже от ее окружения). Khunrath, Amphitheatrum sapientiae aeternae solius verae (1604), pp. 195, 198.
[56] Ibid., p. 197. Ср. с гностической доктриной Зерен Света, собираемых Девой Света и манихейской доктриной частиц света, которые должны приниматься плотью человека в качестве ритуальной пищи, как вид Евхаристии, когда съедается дыня. Наиболее ранним упоминанием этой идеи, как кажется, есть (Irenaeus, Contra haereses, I, 2, 4). Касательно дыни, см.: M.-L, von Franz, "Der Traum des Descartes".
[57] "Mens humani animi scintilla altior et lucidior" (Ум человеческой души — это высшая и самая светящаяся искра). Amphitheatrum, p. 63.
[58] Khunrath, Von hylealischen... Chaos (1597), p. 63.
[59] В качестве синонима Кунрат упоминает (с. 216) "forma aquina, pontica, limus terrae Adamae, Azoth, Mercurius" (форма водяная и море-подобная, слизь земли Адама Азот, Меркурий) [Adama — по-еврейски "земля". — Изд.]
[60] Ibid., p.216
[61] "Formae scintillaeve Animae Mundi" (формы или искры мировой души), также называются Кунратом (р. 189): "rationes seminariae Naturae specificae" (зерна-идеи Природы, изначальные образцы), таким образом повторяя древнюю идею. Таким же образом он называет "scintilla Entelechia" (p. 65).
[62] Paracelsus: Samtliche Werke, ed. by Karl Sudnoff, XII, p.231; Bucher und Schriften... Paracelsi..., ed. by Johannes Huser, X, p. 206.
[63] Khunrath, Von hylealischen Chaos, p. 94.
[64] Ibid., p.249.
[65] Ibid., p. 54. В этом он сходится с Парацельсом, называвшем lumen naturae квинтэссенцией, извлеченной из четырех элементов самим Богом. (Sudnoff, XII, pp. 36, 304).
[66] Ch. XIX, 1ff. (trans. by Lake in The Apostolic Fathers, I, p. 193).
Для Дорна эти искры имеют ясный психологический смысл. Он говорит: "Таким образом он постепенно придет к тому, чтоб увидеть своим ментальным взором ряд звезд, сияющих изо дня в день все сильнее и сильнее, достигая такого яркого света, что отныне ему станет ведомы все вещи, что необходимы ему[67]. Этот свет — lumen naturae - свет природы, озаряет сознание, a scintilae (искры) - это зародышевые точки свечения, вспыхивающие во тьме бессознательного. Дорн, подобно Кунрату, многим обязан Парацельсу, с которым сходится во мнениях, предполагая в человеке "invisibilem solem plurimis incognitum" (невидимое солнце, многим не ведомое)[68]. Об этом природном свете, присущем человеку, Дорн говорит: "Ибо жизнь, свет человеческий[69], сияет внутри нас, хотя и неясно, и как бы сквозь тьму. Его нельзя извлечь из нас, однако он в нас, но не от нас, а от Того, Кому он принадлежит, Кто удостоил нас быть его вместилищем. Он вселяет в нас этот свет, дабы мы могли видеть в этом свете Его, Кто пребывает в недостижимом свете, дабы мы могли превзойти другие Его творения; таким способом мы делаемся подобными Ему, ибо Он дал нам искру света Его. Посему, истину нужно искать не в нас самих, а в образе Божием, который внутри нас"[70].
[67] "Sic paulatim scintillas aliquot magis ac magis indies perlucere suis oculis mentalibus percipiet, ac in tantam excrescere lucem, ut successivo tempore quaevis innotescant, quae sibi necessaria fuerint". Gerhard Dorn, "Speculativae philosophiae", in Theatrum chemicum, I (1602), p.275.
[68] "Sol est invisibilis in hominibus, in terra vero visibilis, tamen ex uno et eodem sole sunt ambo" (Солнце, невидимое в человеке, но видимое в мире, является одним и тем же солнцем). Ibid., p.308
[69] "Et vita erat lux hominum. Et lux in tenebris lucet". (И жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит). Ин 1:4, 5.
[70] "Lucet in nobis licet obscure vita lux hominum tanquam in tenebris, quae non ex nobis quaerenda, tamen in et non a nobis, sed ab eo cuius est, qui etiam in nobis habitationem facere dignatur... Hic earn lucem plantavit in nobis, ut in eius lumine qui lucem inaccessibilem inhabitat, videremus lumen; hoc ipso quoque caeteras eius praecelleremus creaturas; illi nimirum similes hac ratione facti, quod scintillam sui luminis dederit nobis. Est igitur veritas non in nobis quaerenda, sed in imagine Dei quae in nobis est". "Philosophia meditativa", Theatrum chemicum, 1, p. 460.
Таким образом, один архетип, которому придает особое значение Кунрат, известен также и Дорну как sol ibvisibilis или imago Dei. У Парацельса lumen naturae первоначально исходит от "astrum" или "sydus", "звезды внутри человека"[71]. "Небесный свод" (синоним звезд) — это природный свет[72]. Следовательно, "краеугольным камнем" любой истины является "астрономия", "мать других искусств... За нею — божественная мудрость, за нею - свет природы"[73]; даже "наиболее превосходные религии" опираются на астрономию[74]. Ибо звезда "призвана вести человека к великой мудрости..., чтобы он пришел в изумление в свете природы, и тайны Божественной дивной работы раскрылись и явили себя в их величии"[75]. Действительно, по сути человек является "Astrum": не сам по себе, но беспрестанно со всеми апостолами и святыми; все и каждый - суть astrum, небесная звезда... поэтому и в Писании говорится: "Вы - свет мира"[76]. "Итак, если звезда заключает в себе весь природный свет, и от нее человек берет его [этот свет], как пищу от земли, на которой он родился, таким же образом он рождается на звезде"[77]. Также и животным дан природный свет, который есть "врожденный дух"[78]. Человек при рождении "наделяется совершенным светом природы"[79]. Парацельс называет его "primum ас optimum thesaurum, quem naturae Monarchia in se claudit"[80] (первое и лучшее сокровище, которое скрывает в себе царство природы), и в этом он близок к распространенным повсюду в мире описаниям Единого как бесценной жемчужины, скрытого сокровища, "сокровища труднодостижимого" и т.д. Свет дается внутреннему человеку или внутреннему телу (corpus subtile, тонкому телу), как явствует из следующего отрывка:
"Возвышенность и мудрость позволяют человеку выйти из своего внешнего тела, ибо та самая мудрость и то понимание, которые необходимы ему, являются вместе с этим телом и они суть внутренний человек"[81]; таким образом он может жить и не так, жить как внешний человек. Ибо такой внутренний человек вечно преображающийся и подлинный, и если в смертном теле он кажется несовершенным, то после отделения от плоти, он все же предстает в своем совершенстве. То, о чем мы сейчас говорим, называется lumen naturae и является вечным. Бог дал это свечение внутреннему телу, чтобы он [lumen naturae] мог подчиняться внутреннему телу и в согласии с разумом, "..." ибо лишь свет природы есть разум и ничто другое "..." свет есть то, что дает веру "..." каждого человека Бог наделил в достатке предопределенным светом, дабы он не заблуждался "..." Но если мы обратимся к истокам внутреннего человека, или тела, то следует отметить, что все внутренние тела суть не что иное, как одно тело, и оно единственное для всех людей, хотя и разделенное в согласии с надлежащими количествами тела, отличающихся одно от другого. А будь они все собраны вместе, это не что иное, как лишь один свет и один разум[82].
[71] Sudnoff, XII, p. 23: "To, что присутствует в свете природы, в то же самое время является работой звезды" (Huser, X. р. 19)
[72] Philosophia sagax, Huser, X, p. 1 (Sudnoff, XII, p. 3).
[73] Ibid., pp. 3f (pp. 5f.)
[74] Апостолам соответствуют зодиакальные символы, ibid., p. 23 (p. 27).
[75] Ibid., p. 54 (p. 62).
[76] Ibid., p. 344 (p. 386). Последнее выражение отсылает к Матфею 5:14: "Vos estis lux mundi".
[77] Ibid., p. 409 (pp. 456ff).
[78] "... подобно петухам, которые поют на изменение погоды, и павлинам, извещающим смерть их господина... все это суть нерожденный дух и свет природы". Fragmenta medico, cap. "De morbis somnii", Huser, V, p. 130 (Sudnoff, IX, p. 361).
[79] Liber de generatione hominis, VIII, p. 172 (I, p. 300).
[80] De vita longa, ed. by Adam von Bodenstein (1562), Lib. V, c. ii.
[81] Philosophia sagax, X, p 341 (XII, p. 382): "Теперь ясно, что вся человеческая мудрость земного тела заключается в свете природы". Это "человеческий свет вечной мудрости": ibid., p. 395 (р. 441).
[82] Liber de generatione hominis, VIII, p. 171 (I, pp. 299f)
"Более того, свет природы — это свет, который загорается от Святого Духа и не гаснет, ибо он светит хорошо... и это свет такого рода, что требует горения[83], - чем продолжительнее [он горит], тем ярче сияет, и чем продолжительнее, тем сильнее... поэтому в свете природы есть огненная страсть воспламенения"[84]. Это "невидимый" свет: "Итак, постигни, что исключительно в невидимом обретает человек свою мудрость, свое искусство, идущее от света природы"[85]. Человек — это "пророк света природы"[86]. Он постигает lumen naturae через сновидения[87], наряду с прочими вещами. Поскольку свет природы бессловесен, он во снах создает образы силою слова" (Божиего)[88].
[83] "Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!" Лука 12:49.
[84] Fragmenta cum libro de fundamento sapientiae, IX, p. 448 (XIII, pp. 325f).
[85] Philosophia sagax, X, p. 46 (XII, p. 53).
[86] Ibid., p. 79 (p. 94).
[87] Practica in scientiam divinationis, X, p. 438 (XII, p. 488).
[88] Liber de Caducis, IV, p. 274 (VIII, p. 298).
Я позволил себе задержаться на некоторых фрагментах Парацельса и процитировать ряд подлинных текстов, поскольку хочу предложить читателю самое общее представление о том, как эти авторы понимали lumen naturae. Особенно поразило меня (применительно к нашей гипотезе о множественном сознании и его феноменах) то, что характерное алхимическое видение звезд, искрящихся во тьме тайной субстанции, должно, согласно Парацельсу, преобразоваться в зрелище "внутреннего небесного свода" со звездами. Он увидел темноту психе как усыпанное звездами ночное небо, чьи планеты и созвездия представляют архетипы во всей их ясности и божественности[89]. Звездное небо есть поистине открытая книга космической проекции, в которой отражаются мифологемы, т.е. архетипы. В этом видении астрология и алхимия — две классические выразительницы психологии коллективного бессознательного — тесно переплетаются.
[89] В Hieroglyphica Гораполлон звездное небо обозначает Бога в качестве неотвратимой Судьбы, символизируемой "5", вероятно обозначает расположенных по углам квадрата с пятым элементом посередине. [Пер. George Boas, p. 66 - Изд.]
Непосредственное влияние на Парацельса оказал Агриппа фон Неттенгейм[90], выдвинувший предположение о luminositas sensus naturae (Просветленное ощущение природы (лат.). — Прим. перев.). Отсюда "проблески провидения нисходят на четвероногие твари и другие живые создания", и это дает им возможность предугадывать будущее"[91]. Для обоснования sensus naturae он ссылался на авторитет Гильома Парижского, который был не кем иным, как Уильямом Овернским (Г.Альвернус, ум. 1249), епископом Парижа с 1228 г., автором многих работ, которые в ряду других, оказали влияние на Альберта Великого. Альвернус говорит, что sensus naturae является высшей (относительно восприятия) способностью человека, и утверждает, что животные также обладают им[92]. Учение о sensus naturae развивалось из идеи о всепроникающей мировой душе, которая занимала мысли другого Гильома Парижского, предшественника Aльвернуса по имени Гильом де Конш[93] (1080-1154), - неоплатоника, преподававшего в Париже. Он идентифицировал anima mundi, то есть sensus naturae, со Святым Духом, точно также, как это делал Абеляр. Мировая душа есть природная сила, ответственная за все явления жизни и психе. Как я показал в другом месте, такое понимание anima mundi проходит сквозь всю традицию алхимии, поэтому Меркурий здесь интерпретировался как anima mundi, то есть как Святой Дух[94]. С точки зрения важности алхимических идей для психологии бессознательного, пожалуй стоит посвятить немного времени самому яркому примеру этого символизма искры.
[90] Alchemical Studies, index, s.v. "Agrippa".
[91] Cornelius Heinrich Agrippa Nettesheim, De occulta philosophia (1533), p. Ixix: "Nam iuxta Platonicorum doctrinam, est rebus enferioribus vis quaedam insita, per quam magna ex parte cum superioribus conveniunt, unde etiam animalitim taciti consensus cum divinis corporibus consentire videntur, atque his viribus eorum corpora et affectus affici". (В соответствии с доктриной Платона, в низших сущностях существует определенная добродетель, посредством которой они в известной мере согласуются с высшими существами; отсюда можно увидеть, что молчаливое согласие животных находится в согласии с божественными телами, и что с их телами и привязанностями соприкасаются эти добродетели) и т.д.
[92] Lynn Thorndike, History of Magic and Experimental Science, II, pp. 348f.
[93] Francois Picavet, Essais sur l'histoire generale et comparee des theologies et des philosophies medievales, p. 207.
[94] См. Психология и алхимия, пар. 172, 265, 506, 446, 518.
Еще чаще чем мотив искры, встречается мотив рыбьих глаз, имеющий то же значение. Я говорил выше, что фрагмент из Мориена Римлянина приводится авторами как источник доктрины scientaillae. Этот фрагмент можно найти в трактате Мориена Римлянина. В нем говорится: "Purus laton tamdiu decoquitur, donee veluti oculi piscium elucescat..."[95]. Сказанное здесь тоже является цитатой из еще более раннего источника. У более поздних авторов рыбьи глаза всегда появляются неожиданно. У сэра Джорджа Рипли существует вариант, в котором сообщается, что остается "обезвоженная морская" субстанция, "сверкающая подобно рыбьим глазам"[96] - очевидная аллюзия на золото и солнце (глаза Бога). Отсюда не удивительно, что алхимик[97] семнадцатого столетия использовал слова из Захария (4:10) в качестве эпиграфа для своей работы о Николае Фламеле: "Et videbunt lapidem stanneum in manu Zorobabel. Septem isti oculi sunt Domini, qui discurrunt in universam terram" (Ибо... радостно смотрят на строительный отвес в руках Зоровавеля те семь, — это очи Господа, которые объемлют взором всю землю)[98]. Очевидно эти семь глаз суть семь планет, которые, подобно солнцу и луне, есть глаза Божьи, никогда не отдыхающего, вездесущего и всевидящего. Тот же самый мотив, вероятно, лежит в основе многоглазого гиганта Арга. Его прозвище - Πανόπτης "Всевидец", и оно выражает символизм звездных небес. Иногда он одноглазый, иногда — четырехглазый, иногда -стоглазый и даже обладатель бесчисленного множества глаз (μυριωπος). Кроме этого, он никогда не спит. Гера перенесла глаза Арга Панопта на перья павлиньего хвоста[99]. Как и стражу созвездию Дракона в цитируемых Аратом фрагментах из Ипполита также отводится место все-обозревающей инстанции. Дракон здесь рассматривается как тот, "кто с высочайшего полюса взирает на все вещи и видит все вещи, так что ничего из происходящего не может быть сокрыто он его взора"[100]. Это недремлющий дракон, ибо Полюс "никогда не заходит". Часто его путают с извилистым солнечным путем проходящим через небо: "C'est pour се motif qu'on dispose parfois les signes du zodique entre les circonvolutions du reptile" (Это тот мотив, в соответствии с которым знаки зодиака иногда располагаются между кольцами рептилии (фр.). — Прим. перев.) говорит Камон[101]. Иногда змея несет на своей спине шесть знаков зодиака[102]. Как заметил Эйслер, на основании символизма времени всевидение дракона переносится на Хроноса, которого Софокл называет "о πάντ όρών Χρόνος", тогда как в памятной дощечке для тех, кому выпадает Хирон, он назван "πανεπ'ισκοπος δα'ιμων"[103]. У Гораполлона Уроборос имеет значение вечности (αιων) и космоса. Вероятно, отождествлением Bсeвидящего со Временем объясняются глаза на колесе в видении Иезекииля (1:18: "А ободья их - высоки и страшны были они; ободья их у всех четырех вокруг полны были глаз"). Мы упоминаем об этом отождествлении как особо важном: оно означает связь между mundus archetypus (Архетип вселенной, мироздания (лат.). - Прим. перев.) бессознательного и "феноменом" Времени — или, другими словами, указывает на синхронистичность архетипических событий, о которых я подробнее скажу в конце этой статьи.
[95] "Liber de compositione Alchemiae" в Artis auriferae, II, p.32. "Чистое лато жарится до тех пор, пока оно не начинает сиять подобно рыбьим глазам". Таким образом, сами авторы трактуют oculi piscium как scintillae.
[96] Opera omnia chemica (1649), p.159.
[97] Eiremaeus Orandus, Nicholas Flamel: His Exposition of the Hieroglyphicall Figures etc. (1624).
[98] Также подходит Зах. 3:9: "... на этом одном камне - семь очей". [Обе цитаты даны по русскому каноническому переводу Библии, который частично не совпадает с латинским текстом. — Прим. перев.]
[99] Эта мифологема из важнейших в интерпретации cauda pavonis [хвоста павлина (лат.). - Прим, перев.]
[100] "Τετάχθαι γάρ νομ'ιζουσι κατά τόν άρκτικόν πόλον τόν Δράκοντα, τόν όφιν, άπό τοΰ ΰψηλοτάτου πόλου πάντα έπιβλέποντα και πάντα έφορ-ώντα, ΐνα μηδέν τών πραττομένων αΰτόν λάθη" Elenchos, IV, 47, 2, 3,. Cf. Legge, I, p.109
[101] F.Cumont, Textes et monuments figures relatifs aux mysteres de Mithra, I, p. 80.
[102] "Προσέταξε τόν αΰτόν δράκοντα βαστάζειν εξ ζφδια έπΐ τού νώτου αύτοΰ." — Pitra, ed., Analecta sacra, V, р.300 Цит. из Robert Eisler, Weltenmantel und Himmelszelt (1910), II, p.389, 5.
[103] Eisler, p.388. "Всевидящий Хронос" и "всезамечающий демон".
Из автобиографии Игнатия Лойолы, которую он надиктовал Луису Гонсалесу[104], мы узнаем, что ему доводилось созерцать ярчайший свет и иногда это видение представлялось ему в форме змеи. Она являлась, исполненная сияющих очей, которые вместе с тем не были таковыми. Сначала его чрезвычайно тешила красота этого видения, однако со временем он признал в нем злой дух[105]. В видении Лойолы преломляются, по сути все аспекты нашей оптической темы, и возникает наиболее впечатляющая картина бессознательного с его рассеянным свечением. Легко представить себе смятение средневекового человека перед лицом в высшей степени "психологической" интуиции, особенно если ему неведомы ни догматический символ, ни адекватная аллегория из патристики, которые могли бы прийти на помощь. Но на самом деле Игнатий был не так уж далек от цели, поскольку множество глаз - это атрибут Пуруши, космического человека индусов. В Ригведе (10.90) сказано: "Пуруша - тысячеглавый, Тысячеглазый, тысяченогий Со всех сторон покрыв землю, Он возвышался (над ней еще) на десять пальцев"[106]. Моноим у арабов, согласно Ипполиту, учил, что Первый Человек (λνθρωπος) представлял собой монаду (μία μονάς), не составную (άσύνθετος), неделимую (άδιαιρετος), и в то же самое время, составную (συνθετή), делимую (διαρετή). Эта монада есть йота или точка (μ'ια κερα'ια), и эта мельчайшая из единиц, соответствующая кунратовской scintilla, имеет "множество лиц" (πολυπρόυωπος) и "множество глаз" (πολυόμματος)[107]. Причем Моноим основывается здесь главным образом на прологе к Евангелию от Иоанна. Подобно Пуруше, его первый Человек есть вселенная (άνθρωπος είναι τό πάν)[108].
[104] The Testament of Ignatius Loyola, trans, by E.M.Rix, p. 72.
[105] У Игнатия также было видение "res quaedam rotunda tanquam ex auro et magna", которое плыло перед глазами: вещь круглая, как будто бы сделанная из золота, и великая. Он интерпретировал это как явившегося ему Христа в образе солнца. Philipp Funk, Ignatius von Loyola, pp. 57, 65, 74, 112.
[106] [Перевод взят из: Ригведа. мандалы IX—X. Пер. Т.Я. Елизаренкова. М., Наука, 1999. - С. 235. Как объясняет Кумарасвами в American Oriental Society, LVI (1946), 145-61 "десятипальцевое пространство" (буквально: "десятипальцевый") относится "макрокосмически к расстоянию между небом и землей и, микрокосмически, к пространству между верхушкой головы и подбородком" человека. Он продолжает: "Поэтому я полагаю, что Ригведа 10.90 ...показывает способ, каким Пуруша, используя всю землю в качестве подставки для ног, заполняет всю вселенную и правит ею посредством силы видения и т.д., исходящей от его лица, и которой аналогична собственная сила видения и т.д. человека; это лицо, будь оно Бога или человека, является ... само образом целой триединой вселенной. — Прим. R.F.C. Hull.]
[107] Elenchos, VIII, 12, 5 [см. также Αiοn, пар. 340 cл. — Изд.]
[108] Ibid., VIII, 12, 2.
Такие видения следует понимать как интроспективные интуиции, которые каким-то образом врываются в сферу бессознательного, и вместе с тем как ассимилированные формы центральной христианской идеи. Естественно, этот мотив имеет тот же смысл и в современных снах и фантазиях, где он появляется то в виде звездного неба, то в виде звезд, отражающихся в темной воде, то в виде самородков золота или золотого песка, рассыпанного по черной земле[109], или же как ночная регата со множеством огней на фоне темной поверхности моря, как один-единственный глаз, глядящий из морских глубин или из бездны, как парапсихическое видение светящихся шаров и т.п. Поскольку сознание всегда описывалось в терминах, производных от характеристик света, вполне допустимо предположить, что это множественное свечение соответствует тончайшим феноменам сознания. Если свечение проявляется в монадной форме, как нечто единичное — звезда, солнце или глаз, оно легко принимает форму мандалы и, следовательно, должно быть истолковано как Самость. Это не имеет ничего общего с "двойственным сознанием", поскольку ничто не указывает на диссоциацию личности. Напротив, символы Самости имеют характер "объединяющих"[110].
[109] Ср. с алхимическим изречением: "Seminate aurum in terram albam foliatam" (Ищи золото в белой, покрытой листьями земле).
[110] См. мои замечания в отношении "объединяющего символа" в "Психологических типах", ч. V, разд. 3 и 5.