Поскольку различные взгляды, разъясняющие бессознательное, часто ошибочны, я должен, в связи с предшествующей дискуссией о принципах, исследовать более подробно, по крайней мере, два главных предрассудка.
Превыше всего удивляет распространенное предположение, что "архетип" означает врожденную идею. Ни одному биологу не может даже присниться предположение, что каждому индивиду требуется в каждый момент времени свой общий тип поведения. Наиболее вероятно, что птица-ткач устраивает свойственное ей гнездо, потому, что она птица-ткач, а не кролик. Подобным же образом, более вероятно, что человек рождается со специфическим человеческим типом поведения, а не с типом поведения гиппопотама или каким-либо еще. Неотъемлемой в характерном поведении является его психическая феноменология, отличная от феноменологии птицы или четвероногого животного. Архетипы — это типичные формы поведения, которые, однажды став сознательными, естественно представляются в качестве идей и образов, подобно всему, что становится содержимым сознания. Поскольку это характерно для способа поведения человека, то неудивительно, что мы можем обнаружить психические формы не только у жителей стран в противоположных полушариях, но также и в другие эпохи, о чем свидетельствует археология.
Теперь, если мы желаем доказать, что определенная психическая форма — это не уникальный, а типичный случай, то это можно сделать, только если я сам засвидетельствую, что, с определенными предосторожностями, я наблюдал схожие вещи у различных индивидах. Тогда другие наблюдатели также должны подтвердить, что они сделали такие же или подобные наблюдения. Наконец, мы должны выяснить, могут ли схожие или подобные явления встречаться в фольклоре других людей и рас, и в текстах, дошедших до нас от ранних столетий и эпох. Мой метод и, в целом, точка зрения, берет начало от индивидуальных психических фактов, которые установил не один только я, но наблюдали также и другие. Предложенные материалы — фольклористика, мифология или история — служат в первую очередь для демонстрации единообразия психических событий во времени и пространстве. Поскольку смысл и субстанция типичных индивидуальных форм являются крайне важными на практике, и их знание играет значительную роль в каждом индивидуальном случае, неизбежно, что мифологема и ее содержание также будет привлекать общее внимание. Нельзя сказать, что целью исследования является интерпретация мифологемы. Но именно в этой связи царствует широко распространенный предрассудок, что психология бессознательных процессов - это вид философского моделирования для объяснения мифологем. Этот, к сожалению, довольно общий предрассудок, прилежно упускает тот факт, что наша психология отталкивается от наблюдаемых фактов, а не от философских спекуляций. Если, например, мы изучаем структуру мандалы, всегда внезапно появляющуюся в сновидениях и фантазиях, может появиться и в действительности появляется опрометчивая критика, что мы в психе читаем индийскую и китайскую философию. Но в действительности, все, что мы сделали, это сравнили индивидуальные психические случаи с очевидно связанными коллективными явлениями. Интроспекция развития восточной философии выявляет данные об универсальных формах внутреннего опыта, общих для всего мира во все эпохи. Огромное неожиданное препятствие для критика заключается в отсутствии личного опыта в этом вопросе, тем более, что он не обладает состоянием ума ламы, занятого "конструированием" мандалы. Эти два предубеждения делают невозможным любой доступ к современной психологии, поскольку отсутствуют несколько авторитетов с научными притязаниями. Кроме этого, существует много других препятствий, непреодолимых для разума. Поэтому мы должны удержаться от их обсуждения.
Непонимание или игнорирование со стороны общества не может, однако, предохранить ученого от использования определенных вероятностных вычислений, о чьей ненадежной природе он достаточно хорошо информирован. Мы полностью осознаем, что не обладаем многими знаниями о различных состояниях и процессах бессознательного, таких, например как У Физика о процессах, лежащих в основе физических явлений. О том, что лежит за пределами феноменального мира, мы не имеем абсолютно никакого понятия, поскольку не существует идеи, что может служить каким-нибудь другим источником, чем феноменальный мир. Если мы должны заняться фундаментальными рефлексиями относительно природы психического, нам необходима архимедова точка опоры, единственная, которая сделает суждение возможным. Она может быть только непсихической, поскольку как живое явление психическое включено в нечто, что, по-видимому, должно быть по природе непсихическим. Хотя последнее мы получаем только в качестве психических данных, существует достаточно причин верить в его объективную реальность. Эта реальность, поскольку она лежит вне пределов нашего тела, взаимодействует с нами главным образом посредством частиц света, воздействующих на сетчатку глаза. Объединение этих частиц образует картину феноменального мира, который, по сути, зависит, с одной стороны, от конституции воспринимающей психе, и, с другой — σ состава световой среды. Воспринимающее сознание доказалo высокую степень развития и создало инструменты, с помощью которых наш диапазон зрения и слуха расширяется на многo октав. Соответственно, постулирование реальности феноменального, также как, и субъективного мира сознания, испытало беспримерное расширение. Существование этой замечательной корреляции между сознанием и феноменальным миром, между субъективным восприятием и объективно реальными процессами, то есть и их энергетичными эффектами, не требует дальнейших доказательств.
Так как феноменальный мир представляет совокупность процессов на атомном уровне, то естественно, чрезвычайно важно выяснить, будут ли фотоны (мы так назовем) и если да, то как, давать нам возможность получать точные данные о реальности, лежащей в основе связующей процессы энергии. Эксперимент показал, что и свет, и материя ведут себя и как как отдельныe частицы, и как волны. Этот парадоксальный вывод обязывает нас отказаться, на атомном уровне, от причинного описания природы в обычной системе пространства-времени, и на этом уровне поместить невидимые поля вероятности многокомпонентных пространств, которые, в действительности, представляют состояние наших знаний в данное время. Основой в этой абстрактной схеме объяснения является концепция реальности, которая учитывает неконтролируемое влияние наблюдателя нa наблюдаемую систему, в результате чего реальность иногда лишается права на объективный характер, и к картине мира физиков[129] присоединяется субъективный элемент.
[129] Этой формулировкой я обязан профессору В. Паули.
* Современные достижения физики еще более подтвердили правоту предположений К. Юнга как о возможности нарушения принципа причинности, так и о вероятном характере развития мира, причем не только на атомном уровне. Президент Международного союза теоретической и прикладной механики сэр Дж. Лайтхилл в 1986 г. заявил: "Нас не покидает коллективное желание признать свою вину за то, что мы вводили в заблуждение широкие круги образованных людей, распространяя идеи о детерминизме систем, удовлетворяющих законам Ньютона - идеи которые, как выяснилось после 1960 г., оказались неправильными". Илья Пригожин в книге "Время, Хаос, Квант" (М., "Наука", 1999) пишет: "Детерминизм, долгое время казавшийся символом научного познания, в настоящее время сведен до положения свойства, справедливого только в ограниченном круге ситуаций. Кроме того, вероятности, которые Больцман считал воплощением нашего незнания, обретают объективный смысл". (с. 97). И далее Пригожин говорит: "Необратимость и вероятность становятся объективными свойствами". (с. 253). "Реальный мир управляется не детерминистическими законами, равно как и не абсолютной случайностью". И. Пригожин также критикует В. Тирринга: "По мере того как Вселенная эволюционирует, обстоятельства создают свои законы" (с. 246).— Прим. перев.).
Применение статистических законов к физическим процессам на атомном уровне замечательно подходит к психологии, поскольку психология исследует основы сознания, прослеживая действие сознательных процессов до тех пор, пока они не теряются в темноте и неясности, когда ничего больше нельзя проследить кроме эффектов, имеющих организующее влияние на содержания сознания[130]. Исследование этих эффектов приводит к необычайному выводу, что они исходят от подсознательной, то есть объективной реальности, которая в то же самое время ведет себя подобно субъективной реальности -другими словами, подобно сознанию. Следовательно, реальность, лежащая в основе бессознательных эффектов, включает наблюдающего субъекта и, поэтому, строится так, что мы не можем ее представить. Она является в одно и то же время и абсолютно субъективной и универсальной истиной, поскольку, в принципе, она может, как оказывается, присутствовать всюду, что определенно нельзя сказать о сознательных содержаниях личностной природы. Мирской ум всегда ассоциируется с идеей психе, неуловимой, причудливой, нечеткой и уникальной. Но эти качества приложимы только к сознанию, а не к абсолютному бессознательному. Скорее качественно, а не количественно определяемые единицы, с которыми работает бессознательное (архетипы), обладают поэтому природой, которая не может определяться как психическая.
[130] Возможно, читателю будет интересно услышать мнение физика касательно этой проблемы. Профессор Паули, согласившийся просмотреть рукопись этого приложения, пишет: "Что касается факта, физик должен ожидать психологическое соответствие по этой проблеме, потому что эпистемологическая ситуация в отношении концепции "сознания" и "бессознательного", как оказывается, предлагает довольно близкую аналогию с нижеупомянутой ситуацией "дополнительности" в физике. С одной стороны, бессознательное может подразумеваться только косвенно, исходя из результатов своих (организующих) действий на содержания сознания. С другой стороны, каждое наблюдение бессознательного, то есть каждая осознанная реализация бессознательных содержаний, оказывает на эти самые содержания неконтролируемый реактивный эффект (как мы знаем, в принципе исключена возможность "истощения" бессознательного путем его осознания). Таким образом физик будет заключать per analogiam, что этот неконтролируемый реактивный эффект наблюдающего субъекта на бессознательное ограничивает объективный характер последней [новосозданной] реальности и приведет ее в то же самое время к определенной субъективности. Хотя позиция "контура" между сознанием и бессознательным позволяет (по крайней мере вплоть до точки) свободный выбор "психологического экспериментатора", существование этого "контура" остается неминуемо необходимым. Соответственно, с точки зрения психолога, "наблюдаемая система" должна состоять не только из физических объектов, а также должна включать бессознательное, в то время как сознанию должна отводиться роль "наблюдающей среды". Неоспоримо, что развитие "физики микромира" показывает путь, на котором способы рассмотрения природы в физике и новейшей психологии чрезвычайно близки, но поскольку прежняя ситуация, из-за основополагающей "дополнительности", сталкивается с невозможностью устранения эффектов наблюдателя с помощью поддающихся определению коррективов, и поэтому, в принципе отказывается от любого объективного понимания физического явления, новая ситуация может дополнить чисто субъективную психологию сознания постулатом существования бессознательного, которое обладает огромной мерой объективной реальности".
Хотя я руководствовался чисто психологическими обсуждениями, подозревая исключительно психическую природу архетипов, психология, по-видимому, обязана в свете физических находок пересмотреть свои "только психические" предположения. Физики совершенно ясно продемонстрировали, что нa атомном уровне наблюдатель постулируется объективной реальностью, и что только при этом условии возможна удовлетворительная схема объяснения. Это означает, что, во-первых, субъективный элемент присоединяется к физической картине мира и, во-вторых, неизбежно существует связь между психе, которую нужно объяснять, и объективным пространственно-временным континуумом. Так как физический континуум непостижим, отсюда следует, что мы не можем образовать картину из любого его психического аспекта, который также неизбежно существует. Тем не менее, связанность или частичная идентичность психе и физического континуума представляет чрезвычайное теоретическое значение, потому что это приводит к огромному упрощению путем построения моста через кажущуюся несопоставимость между физическим миром и психикой, конечно, не каким-либо определенным образом, а, со стороны физической, посредством математических уравнений, и с психологической стороны - посредством эмпирически извлеченных постулатов — архетипов — чье содержание, если оно и есть, не может быть представлено в уме. Архетипы, поскольку мы можем наблюдать и переживать их в целом, проявляют себя только через свою способность организовывать образы и идеи, и это всегда подсознательный процесс, который не может быть обнаружен впоследствии. Посредством ассимиляции понятийного материала, чье происхождение в феноменальном мире не оспаривается, они становятся видимыми и психическими. Поэтому они впервые узнаются только как психические сущности и постигаются как таковые, по такому же праву, как мы располагаем непосредственно воспринимаемые явления в эвклидовом пространстве. Только при объяснении непонятных психических явлений, мы вынуждены предполагать, что архетипы должны обладать непсихическим аспектом. Такой вывод основывается на явлении синхронистичности, которая ассоциируется с активностью бессознательных операторов и до сих пор считается (или не признается) "телепатией" и т.д.[131] Скептицизм, однако, должен вызываться лишь ошибочными теориями, а не фактами, которые существуют в силу собственного права. Ни один беспристрастный наблюдатель не может их отрицать. Нежелание признавать такие факты опирается в основном на нежелание людей сочувствовать сомнительным сверхъестественным способностям, приписываемым психе, подобно "ясновидению". Самые разнообразные и запутывающие аспекты этих явлений представляются, насколько я могу сейчас видеть, полностью объяснимыми при использовании предположения о физически связанном пространственно-временном континууме. Как только психическое содержимое пересечет порог сознания, синхронистическое краевое явление исчезнет, время и пространство вернутся к своим привычным сферам действия, и сознание опять изолируется в своей субъективности. Мы здесь встречаем один из тех примеров, который можно лучше понять в терминах принципа дополнительности физиков. Когда бессознательные содержания проходят в сознание, их синхронистическое проявление исчезает; наоборот, синхронистические явления могут быть вызваны погружением субъекта в бессознательное состояние (транс). Такое же отношение дополнительности легко наблюдается во всех обычных клинических случаях, когда соответствующие бессознательные содержания становятся осознанными. Мы также знаем, что ряд психосоматических явлений, которые находятся вне контроля воли, могут индуцироваться гипнозом, то есть тем же самым ограничением сознания. Профессор Паули формулирует физическую сторону принципа дополнительности, выраженного здесь, следующим образом: "Он принадлежит свободному выбору экспериментатора (или наблюдателя), вынужденного решить... какие инсайты он получит, а какие потеряет; или, излагая популярным языком, будет ли он измерять А и портить В или портить А и измерять В. Однако, ему не полагается получение инсайта без какой-либо потери". Это особенно верно во взаимоотношении физической и психологической точек зрения. Физики определяют количества и их взаимоотношения; психологи определяют качества, не будучи способными измерить количество. Несмотря на это, и психологи, и физики приходят к очень близким идеям. На параллелизм между психологическим и физическим объяснениями указал К.А.Майер в своем эссе "Современная физика - современная психология"[132]. Он говорит: "Обе науки в результате многих лет независимой работы накопили результаты наблюдений и выработали системы представлений для их сравнения. Обе науки столкнулись с определенными барьерами, которые... обладают подобными основными характеристиками. Объект исследования и исследователь со своими органами чувств, знаниями и их расширением (измеряющие инструменты и процедуры) неразрывно связаны. Это и есть дополнительность в физике, так же, как и в психологии. Между физикой и психологией фактически существует подлинное и аутентичное отношение дополнительности".
[131] Физик Паскаль Йордан ("Positivistische Bemerkungen uber die parapsychischen Erscheinungen", 14ff.) уже использовал идею связанного пространства для объяснения телепатических явлений.
[132] Die kulturelle Bedeutung der komplexen Psychologie, p.326.
Однажды нам придется освободиться от в высшей степени ненаучной претензии, что синхронистичное явление - это просто вопрос случайного совпадения; мы должны увидеть, что это вообще не необычные случаи, а относительно рядовое явление. Этот факт находится в полном согласии с "вероятностно-впечатляющими" результатами Б. Раина. Психе — это не хаос, состоящий из случайных капризов и обстоятельств, а объективная реальность, к которой исследователь может получить доступ с помощью методов естественной науки. Существуют указания и приметы, которые ставят психологические процессы в некоторого рода энергетическое отношение с физиологическим субстратом. Поскольку они являются объективными событиями, их едва ли можно объяснить чем-то еще, кроме энергетических процессов[133], или говоря иначе: несмотря на неизмеримость психических процессов, ощутимые изменения, совершаемые психе, можно понять лишь в качестве феноменов энергии. В этом отношении психолог находится в ситуации, совершенно отличной от ситуации, в которой находится физик: психолог также говорит об энергии, хотя он ничего не измеряет при обработке, кроме того концепция энергии количественно строго определяется математически, что не может использоваться в психике. Формула для кинетической энергии E=mv2/2, содержит факторы m (масса) и v (скорость), и это, очевидно, несоизмеримо с природой эмпирической психе. Если, тем не менее, психология настаивает на использовании собственной концепции энергии для выражения активности ένέργεια (Деятельность, энергия (греч.) — Прим. ред.) психе, она, конечно, не будет использовать математическую формулу, а только ее аналог. Но заметим: аналогия сама по себе — это старейшая интуитивная идея, из которой изначально развивалась концепция психической энергии. Последнее опирается на раннем применении ένέργεια, математически неопределенной, ее можно проследить от примитивной или архаической идеи "экстраординарного могущества". Концепция маны не ограничивается Меланезией, а может быть также обнаружена в Индонезии и на восточном берегу Африки; и она еще отражается в латинском питеп и менее выражено в genius (например, genius loci - Дух-хранитель места (лат.). - Прим. перев.). Использование термина либидо в новейшей медицинской психологии имеет удивительное сходство с примитивной маной[134]. Эта архетипическая идея далека от того, чтобы быть просто примитивной, но отличается от концепции энергии физиков тем, что она, по сути, качественна, а не количественна. В психологии точное измерение количеств заменятся приблизительным определением интенсивностей, для чего, в противоположность физике, мы заручаемся содействием функции чувства (оценочной). Последняя заняла место в психологии, будучи конкретно измеренной в физике. Психические интенсивности и их градуирование указывают на поддающиеся количественному определению процессы, которые недоступны при прямом наблюдении и измерении. В то время как психологические данные по сути качественные, они также обладают неким видом латентной психической энергии, так как психический феномен отражает определенный количественный аспект. Возможно для измерения этих количеств психе их необходимо связывать, чтобы они появились в качестве движущихся в пространстве, чем-то, к чему формулу энергии можно будет применить. Поэтому, так как масса и энергия обладают одной природой, масса и скорость должны быть адекватными концепциями для характеристики психе, поскольку она имеет различные наблюдаемые эффекты в пространстве: другими словами, она должна обладать аспектом, при котором может появляться как масса в движении. Если кто-либо пожелает постулировать установленную заранее гармонию психических и физических событий, тогда они могут только существовать в состоянии взаимодействия. Но для последней гипотезы требуется наличие психе, которая в некоторой точке соприкасается с материей и, наоборот, материи с латентной психе, постулат, весьма близкий определенным формулировкам современной физики (Эддингтон, Джонс и др.). В этой связи я должен напомнить читателю о существовании парапсихических явлений, чья реальная ценность может быть оценена лишь теми, кому представилась возможность их личного наблюдения.
[133] Под этим я только подразумеваю, что психические явления имеют энергетический аспект, достоинство такого подхода заключается в том, что они могут рассматриваться в качестве "феноменов". Это не означает, что энергетический аспект охватывает и объясняет всю психе.
[134] См. C.G.Jung, Psychic Energy, CW.8
Если эти размышления оправданы, они должны вызвать важные последствия в отношении природы психе, так как в качестве объективного факта она должна быть внутренне связана не только с психологическими и биологическими явлениями, но также и с физическими событиями - и, по-видимому, наиболее глубоко с теми, что относятся к сфере атомной физики. Как, возможно, прояснили мои ремарки, мы впервые имеем дело с утверждением определенных аналогий и не более; существование таких аналогий не дает нам права делать вывод, что связь уже доказана. Мы должны, исходя из современного состояния наших физических и психологических знаний, довольствоваться простым сходством между определенными основными рефлексиями. Однако, наличие аналогов достаточно значительно само по себе для того, чтобы оправдать шероховатости, с которыми мы их предлагали.