То, что в виде "тени" кажется сегодня примером неполноценности человеческой психики, содержит на деле не только негативное. Уже тот простой факт, что путем самопознания, т.е. исследования собственной души, человек натыкается на инстинкты с их образным миром, высвечивает те дремлющие в душе силы, которые редко себя обнаруживают, пока не нарушился порядок. Они содержат в себе возможность большей динамики. Все зависит от подготовленности и установок сознания: пойдет ли прорыв таких сил и связанных с ними образов к духовному росту либо обернется катастрофой. Только врачам сегодня известна по имеющемуся опыту вся недостаточность психологической подготовки сегодняшнего человека, поскольку лишь врач вынужден искать в природе индивида те вспомогательные силы и представления, которые оказывают помощь на пути сквозь тьму и опасности. В требующей терпения работе он не может взывать к традиционным "ты должен", "ты обязан". Врач не может переложить все муки на плечи другого, а сам довольствоваться дешевой ролью увещевателя. Толку от проповедей мало, но общая беспомощность столь велика, требования столь суровы, что часто и врачи повторяют старые ошибки, не ломая долго голову над субъективными проблемами. Кроме того, он имеет дело с отдельным индивидом, а не с сотней тысяч. Ничего не совершится, пока не изменился индивид, но старания считаются оправданными лишь там, где речь идет о массах.
Воздействие на всех индивидов, которые нуждаются в духовном воспитании, недостижимо и в сотни лет. Духовные перемены происходят почти незаметно, малыми шагами на протяжении тысячелетий. Их не ускорить и не сдержать рациональными рассуждениями, не говоря уж об осуществлении чего бы то ни было в пределах одного поколения. Достижимо изменение индивидов, которые могут затем оказать влияние на широкий или узкий круг себе подобных. Я имею в виду не проповеди, но тот установленный на опыте факт, что индивид, нашедший доступ к бессознательному, незаметно воздействует на свое окружение. Углубление и расширение сознания производят то, что дикари называли словом "мана". Происходит непроизвольное воздействие на бессознательное других, индивид обретает какой-то неосознаваемый престиж среди других, сохраняющий эффективность до тех пор, пока им не начинают преднамеренно злоупотреблять.
Усилия на пути самопознания небезнадежны уже потому, что действует еще один незаметный фактор, идущий навстречу нашим ожиданиям. Это бессознательный дух времени, компенсирующий установки сознания. В форме предчувствий он улавливает грядущие перемены. Самым очевидным примером тут может служить современное искусство, которое под видом решения эстетических проблем занято психологическим воспитанием публики. А именно оно размывает и разрушает прежние эстетические воззрения с их понятиями прекрасного по форме и осмысленного по содержанию. Привлекательные художественные образы сменяются холодными абстракциями, которые кладут конец наивно-романтической любви к объекту. На весь мир провозглашается, что пророческий дух искусства переходит от прежней привязанности к объектам к темному хаосу субъективных предпосылок. Но искусство пока что не открыло под покрывало мрака того, что связует всех людей и способно выразить целостность их души. Для этого нужна рефлексия, а потому подобных открытий следует ожидать от другого опыта.
Великое искусство всегда оплодотворялось мифами, т.е. тем бессознательным символическим процессом, который идет сквозь Зоны. Как изначальное проявление человеческого духа, он является и корнем всех будущих творений. Развитие современного искусства с его по видимости нигилистическими тенденциями распада нужно понимать как симптом и символ характерных для нашей эпохи представлений о мировом закате и мирообновлении. Такое настроение заметно повсюду: в политике, общественной жизни, философии. Мы живем в период "смены божественных ликов" — в Кайрос, когда сменяются основополагающие принципы и символы. Такие устремления не являются делом нашего сознательного выбора, они выражают изменения внутреннего и бессознательного человека. Грядущие поколения должны будут отдать себе отчет об этих чреватых последствиями переменах, если человечество вообще желает спастись от саморазрушения, которое несет мощь науки и техники.
Как и в начале христианского Эона, сегодня мы вновь сталкиваемся с отставанием морали, которая неадекватна современному научному, техническому и социальному развитию. Слишком многое поставлено на карту, слишком многое зависит от психологических свойств человека. Дорос ли он до встречи с искушением — воспользоваться своей мощью для инсценировки мирового заката? Сознает ли он, на какой путь вступил, какие последствия должен вывести из положения мира и собственной душевной ситуации? Знает ли, что он почти утратил жизнеутверждающий миф о внутреннем человеке, сохраненный для него христианством? Представляет ли. что его ожидает, когда на мир обрушатся катастрофы? Может ли вообще вообразить, каково значение такой катастрофы? И знает ли, наконец, индивид, что это он играет решающую роль?
Счастье и довольство, душевное равновесие и смысл принадлежат переживаниям индивида, а не государству. Оно является лишь конвенцией между самостоятельными индивидами, хотя грозит сделаться всемогущественным и подавить отдельного человека. Врач более других знает о душе, и от него многое зависит. Социальные и политические обстоятельства времени, конечно, играют немалую роль, но безмерно переоцениваются в их важности для счастья или несчастья индивида, пока рассматриваются как единственно решающие факторы. Поэтому все планы страдают от одной и той же ошибки: игнорируется психология человека. Эти планы для него предназначены, но слишком часто они способствуют лишь порождению иллюзий.
Поэтому и врачу, который всю свою долгую жизнь занимался причинами и следствиями душевных нарушений, позволено высказать свое скромное мнение по поводу современной мировой ситуации. У меня нет ни избытка оптимизма, ни восторженности высоких идеалов. Меня просто заботит судьба, радости и горести конкретного человека — той бесконечно малой величины, от которой зависит весь мир, той индивидуальной сущности, в которой — если нами правильно понят смысл христианской благой вести — даже Бог ищет свою цель.