VI. СОЕДИНЕНИЕ

654 Герберт Сильберер справедливо назвал coniunctio "центральной идеей" алхимической процедуры1. Этот автор правильно понял, что алхимия в основном была символической, в то время, как историк алхимии, Эдуард фон Липпманн, химик, не упомянул термин "coniunctio" даже в своем индексе2. Любой, кто хотя бы чуть-чуть знаком с алхимической литературой, знает, что адепты были озабочены прежде всего соединением субстанций — какие бы названия не носили эти субстанции. Посредством этого соединения они надеялись достичь цели своей работы: добыть золото или его символический эквивалент. Хотя coniunctio — это, вне всяких сомнений, первичный образ того, что мы сегодня называем химическим соединением, вряд ли возможно с абсолютной точностью доказать, что адепт мыслил так же конкретно как современный химик. Даже, когда он говорил о единении "природ", или об "амальгаме" железа и меди, или о соединении серы и рути, он, в то же самое время, подразумевал и символ: железо было Марсом, а медь — Венерой, и их слияние было также и любовным приключением. Единение "природ", которые "обнимают друг друга" было не физическим и конкретным, ибо то были "небесные природы", которые размножались "по Божьему велению"3. Когда "красный свинец" поджаривался вместе с золотом, он порождал "дух", то есть соединение становилось "духовным"4, и из "красного духа" получался "мировой принцип"5. За соединением серы и ртути следовали "купель" и "смерть"6. Под соединением меди и aqua permanens, которой как правило, была ртуть, мы понимаем только амальгаму. Но для алхимиков оно означала тайну, "философское" море, поскольку для них aqua permanens была исключительно символом или философским постулатом, который они надеялись обнаружить — или верили, что обнаружили — в различных "жидкостях". Субстанции, которые они стремились соединить, в реальности всегда обладали (в силу своей непознанной природы) сверхъестественным качеством, которое тяготело к иллюзорному воплощению. То были субстанции, которые, подобно живым организмам, "оплодотворяли друг друга и тем самым создавали живое существо [????], искомое Философами"7. Субстанции представлялись им гермафродитами, и соединение, к которому они стремились, было философской операцией, а именно единством формы и содержания8. Эта изначальная дуальность объясняет частое дублирование субстанций: две серы, две ртути9, Venus alba et rubea10, aurum nostrum и aurum vulgi.
655 Стало быть, нет ничего удивительного в том, что адепты, как мы узнали в предыдущих главах, нагромоздили огромное количество синонимов, чтобы выразить таинственную природу субстанций — занятие, которое химику должно представляться совершенно тщетным, но психологу позволяет дать долгожданное объяснение природы проецируемого содержимого. Как и все сверхчувственное содержимое, оно имеет тенденцию к самоусилению, то есть образует ядро для скапливания синонимов. Эти синонимы представляют элементы, которые должны быть объединены в пару противоположностей11; например: мужчина и женщина, бог и богиня, сын и мать12, красное и белое13, активное и пассивное, тело и дух14, и так далее. Противоположности как правило происходят из quaternio элементов15, о чем нам прямо говорит трактат "De sulphure", принадлежащий перу неизвестного автора:
Так огонь принялся трудиться над воздухом и создал Серу. Затем воздух принялся трудиться над водой и создал Ртуть. Вода принялась трудиться над землей и создала Соль. Но земле было не над чем трудиться и поэтому она ничего не создала и ее плод остался внутри нее. Стало быть, были созданы только три принципа, а земля стала нянькой и матерью остальных.
Из этих трех принципов было созданы мужское и женское начала; мужское, конечно, — из Серы и Ртути, а женское — из Ртути и Соли16. Вместе они создали "не подверженную разложению Единицу", quinta essentia, "и таким вот образом четырехугольник ответит четырехугольнику"17.
656 Синтез не подверженной разложению Единицы или квинтэссенции следует за Аксиомой Марии, землей, представляющей "четвертый элемент". Отчужденность враждебных элементов соответствует первоначальному состоянию хаоса и тьмы. Из последующих соединений возникают активный (сера) и пассивный (соль) принципы, а также примиряющий, амбивалентный принцип, Меркурий (ртуть). Затем эта классическая алхимическая троица создает отношения между мужским и женским как высшее и главное противоречие. Огонь возникает в самом начале и не подвергается никакому постороннему воздействию, а возникшая в конце земля ни на что не воздействует. Между огнем и землей нет никакого взаимодействия; поэтому четыре элемента не образуют круг, то есть совокупность. Она порождается только синтезом мужского и женского. Так, квадрат в начале соответствует quaternio элементов, соединившихся в quinta essentia, а в конце — "квадрат ответит квадрату".
657 Алхимическое описание начала с психологической точки зрения соответствует примитивному сознанию, которое постоянно готово разломиться на индивидуальные эмоциональные процессы — так сказать, разлететься на четыре стороны. Поскольку четыре элемента представляют весь физический мир и распад означает растворение в составляющих элементах мира, то есть в исключительно неорганическом и, соответственно, бессознательном состоянии. И наоборот, соединение элементов и окончательный синтез мужского и женского являются достижением искусства и продуктом дерзающего сознания. Поэтому результат синтеза воспринимался адептом как самопознание18, которое, как и познание Бога, необходимо для приготовления Философского Камня19. Для работы необходимо благочестие, а оно есть не что иное, как знание самого себя20. Эта мысль встречается не только в поздней алхимии, но и у греков, например в александрийском трактате Крата (сохраненном арабами), где говорится, что совершенное знание души делает адепта способным понять многие различные имена, которые Философы дали таинственной субстанции21. В "Liber quartorum" подчеркивается, что занимаясь работой нужно следить как за событиями, так и за самим собой22. Из этого ясно следует, что химический процесс coniunctio был в то же время психическим синтезом. Дело выглядит так, будто иногда самопознание создавало единство, а иногда достаточно было и химического процесса. Последнее происходило гораздо чаще: coniunctio происходит в реторте23 или в более неопределенном "естественном сосуде" или матрице24. Сосуд также называется могилой и "единением в смерти"25. Это состояние называется "затмением солнца"26.
658 Coniunctio не всегда принимает форму непосредственного единения, поскольку ему требуется посредник (или среда): "Превращение может произойти только с помощью посредника"27, и "Меркурий — это среда coniunctio"28. Меркурий — это душа (анима), которая является "посредником между телом и духом"29. То же самое относится и к синонимам Меркурия — зеленому льву30 и aqua permanens или духовной воде31, которые тоже являются средой coniunctio. В "Consilium coniugii" в качестве связующего элемента упоминается сладкий запах или "густые испарения"32, что напоминает василидианскую идею о сладком запахе Святого Духа33. Это явно указывает на "духовную" природу Меркурия, точно так же как духовная вода, называемая также aqua aeris (воздушная вода или вода-воздух), является жизненным принципом и "свахой" для мужчины и женщины34. Обычным синонимом воды является "море" как место, где празднуется химическая свадьба. В "Tractatus Micreris" упоминаются такие синонимы как "Нил египетский", "Индийское Море" и "Меридианово Море". "Чудесное" свойство этого моря заключается в том, что оно примиряет и соединяет противоположности35. Стало быть, существенной чертой царственного брака является морское путешествие, как оно описано Христианом Розенкрейцем36. Этот алхимический мотив был использован Гете во второй части "Фауста", где он ложится в основу смысла Эгейского Праздника. Архетипическое содержимое этого праздника было тщательно рассмотрено Керени в его блестящем дополнительном толковании. Группы нереид на римских саркофагах указывают на "свадебный и похоронный элемент", ибо "в основе античных мистерий... лежит тождественность брака и смерти с одной стороны, и рождения и вечного воскрешения из мертвых с другой"37.
659 Однако, Меркурий является не просто средой соединения, но также и тем, что должно быть соединено, поскольку он есть суть и "семенная материя" как мужчины, так и женщины. Mercurius masculinus и Mercurius foemineus соединяются в и посредством Mercurius menstrualis, который есть "aqua"38. В своем труде "Physica Trismegisti" Дорн дает этому "философское" объяснение: В начале Бог создал только один мир (unus mundus)39. Это мир он разделил на два — небо и землю. "Под поверхностью этого сочетания духовного и материального скрыта третья вещь — священные узы брака. Это и есть "посредник", доселе живущий во всех вещах, связующих оба их полюса, без которых он не смог бы вообще существовать, а они без этого "посредника" не смогли бы быть тем, чем они являются, одной вещью, состоящей из трех"40. Деление на два было необходимо для того, чтобы вывести "один" мир из состояния потенциальной возможности в реальность. Реальность состоит из множества вещей. Но единица — это не число; первым числом является двойка и с нее и начинаются множество и реальность.
660 Из этого объяснения ясно следует, что неуловимый и всемирный Меркурий — этот мерцающий мириадами форм и цветов Протеус — есть нечто иное, как "unus mundus", первоначальное, не-дифференцированное единство мира или Бытия; ??????? гностиков, первичное бессознательное41. Меркурий алхимиков — это воплощение и конкретизация того, что сегодня мы называем коллективным бессознательным. Хотя концепция unus mundus является метафизической идеей, бессознательное может косвенно ощущаться в ходе ее проявлений. Хотя это всего лишь гипотеза, она, по крайней мере, так же вероятна как и гипотеза атома. Из находящегося в настоящее время в нашем распоряжении эмпирического материала ясно следует, что содержимое бессознательного, в отличие от содержимого сознания, до такой степени перемешано, что отдельные его элементы нельзя отличить друг от друга и поэтому они легко могут меняться местами, наиболее ярким примером чего являются сновидения. Из-за того, что отдельные элементы содержимого нельзя отличить друг от друга, у человека возникает впечатление, что все связано со всем и, стало быть, несмотря на разнообразные формы проявления этих элементов, они, в сущности, являются единством. Только сравнительно ясное содержимое может состоять из мотивов или типов, вокруг которых скапливаются индивидуальные ассоциации. Как показывает история человеческого разума, эти архетипы обладают большой стабильностью и так дифференцированы, что могут себе позволить быть персонифицированными и поименованными, хотя их границы и размыты или нарушены другими архетипами, так что может иметь место взаимообмен определенными качествами. В частности, символизм мандалы указывает на явную тенденцию к концентрации всех архетипов в общем центре, сравнимой со связью всего содержимого сознания с эго. Эта аналогия настолько поразительна, что не знакомый с этим символизмом человек может легко прийти к неверному суждению, будто мандала — это искусственный продукт осознающего разума. Конечно, мандалу можно симитировать, но это не является доказательством того, что все мандалы являются имитациями. Они создаются спонтанно, без внешнего воздействия, даже детьми и взрослыми, которые никогда и не слышали о таких идеях42. Мандалу, вероятно, можно рассматривать как отражение эгоцентрической природы сознания, хотя эта точка зрения была бы оправданна только в том случае, если бы можно было доказать, что бессознательное является вторичным феноменом. Но бессознательное, вне всякого сомнения, древнее и "изначальнее" сознания, и поэтому можно с таким же успехом назвать эгоцентризм сознания отражением или имитацией "само"-центризма бессознательного.
661 Центральная точка мандалы символизирует абсолютное единство всех архетипов, а также многообразие феноменального мира, и, стало быть, является эмпирическим эквивалентом метафизической концепции unus mundus. Ее алхимическим эквивалентом являются lapis и его синонимы, в особенности Микрокосм43.
662 Объяснение Дорна весьма полезно, поскольку позволяет нам глубоко заглянуть в алхимические mysterium coniunctionis. Если это есть не что иное, как восстановление первоначального состояния космоса и божественной бессознательности мира, то мы можем понять то невероятное очарование, которое излучает эта загадка. Это есть западный эквивалент фундаментального принципа классической китайской философии, а именно единства ян и инь в дао, и, в то же самое время, предчувствие этого "tertium quid", которое я, основываясь, с одной стороны, на психологических ощущениях, а с другой — на экспериментах Рейна, назвал "синхронистичностью"44. Если символизм мандалы является психологическим эквивалентом unus mundus, то синхронистичность является его пара-психологическим эквивалентом. Хотя синхронистические феномены происходят во времени и пространстве, они демонстрируют замечательную независимость от обеих этих незаменимых детерминант физического существования и потому не подчиняются закону причинности. Причинное мышление, которое лежит в основе нашего научного взгляда на мир, расчленяет все на индивидуальные процессы, которые оно старательно пытается изолировать от всех остальных аналогичных процессов. Такой подход абсолютно необходим, если мы хотим получить достоверные сведения о мире, но с философской точки зрения у него есть недостаток — он разрывает или скрывает всемирную взаимосвязь событий, в результате чего понимание существования более значительной связи, то есть единства всего мира, становится все более и более трудным делом. Между тем, все, что происходит, происходит в том же самом "одном мире" и является его частью. Поэтому события должны a priori обладать аспектом единства, хотя это трудно установить статистическим методом. В настоящее время ясно только одно — Рейну, похоже, удалось, с помощью своих экспериментов с экстрасенсорным восприятием (ЭСВ), продемонстрировать существование этого единства45. Независимость событий от времени и пространства приводит к полному смысла совпадению тех из них, которые причинно не связаны друг с другом — феномен, который еще совсем недавно относили к исключительно описательным концепциям телепатии, ясновидения и предчувствия. Эти концепции, естественно, ничего объяснить не могут, потому что каждая из них представляет собой X, которую никак нельзя отличить от X другой концепции. Характерной чертой всех этих феноменов, в том числе и психокинетического эффекта Рейна и других синхронистичных явлений, является "смысловое совпадение" — такое определение я дал принципу синхронистичности. Этот принцип предполагает существование внутренней связи или единства между причинно не связанными друг с другом событиями, которая является проявлением унитарного аспекта бытия, очень хорошо названного unus mundus.
663 Меркурий, как правило, обозначает таинственную субстанцию, синонимами которой являются "панацея" и "алхимическое лекарство". Последнее Дорн отождествляет с бальзамом (46) Пара-цельса, который является близкой аналогией цироу василидианцев. В De vita longa Парацельса, бальзам как elixir vitae, связан с термином "gamonymus", который можно перевести как "взявший фамилию супруга"47. Дорн думает, что бальзам, который "стоит выше природы", можно найти в человеческом теле, и является он некоей эфирной субстанцией48. Он говорит, что это самое лучшее лекарство не только для тела, но и для разума (mens). Хотя эта субстанция материальна, она как комбинация духа и души алхимической медицины, по сути своей, духовна49.
Мы заключаем, что медитативная философия состоит, по большей части, из ментального единства {unio mentalis]. Это первое единство еще не делает человека мудрецом, а делает его только разумным учеником мудрости. Второе единство разума и тела является признаком мудрого человека, с надеждой ожидающего этого благославенного третьего единения с третьим единством [то есть unus mundus, скрытое единство всего мира]. Да сделает Всемогущий Бог всех людей такими и да будет Он один во Всем 50
664 Для всей алхимии большое значение имеет то, что, с точки зрения Дорна, ментальное единство было не кульминационной точкой, а просто первой фазой процедуры. Вторая фаза начиналась тогда, когда ментальное единство, то есть единство духа и души, соединялось с телом. Но пика mysterium coniunctionis можно ожидать только в том случае, когда единство духа, души и тела становится одним целым с первоначальным unus mundus. Эта третья фаза coniunctio изображалась51 по типу Успения и Коронации Марии, в которых Матерь Божья представляет тело. Успение, на самом деле, является свадебным праздником, христианской версией священного брака, изначально кровосмесительная природа которого играла большую роль в алхимии. Традиционное кровосмешение всегда указывало на то высшее единство противоположностей, выраженное комбинацией вещей, обладающих разной природой.52 Это может начаться с чисто внутрипсихического unio mentalis интеллекта или мышления с Эросом, представляющим чувство. Подобная внутренняя операция имеет очень большое значение, поскольку она приводит к значительному повышению уровня самопознания, а также личной зрелости, но ее реальность всего лишь потенциальна и реализуется только в результате единения с физическим миром тела. Поэтому алхимики изображали unio mentalis как Отца и Сына, а их единство как голубку (характерную для них обоих "спиральность"), но мир тела они представляли женским или пассивным принципом, а именно Марией. Так, в течение более чем тысячи лет, они подготавливали основу для догмы Успения. Это верно, что глубокий смысл брака отцовского духовного принципа с принципом материи или материнской материальности нельзя разглядеть в этой догме с первого взгляда. Тем не менее, эта догма действительно перебрасывает мостик через вроде бы неизмеримую бездну — внешне непоправимую отчужденность духа от природы и тела. Алхимия проливает яркий свет на основу догмы, ибо новый предмет веры выражает в символической форме именно то, что адепты считали тайной своего coniunctio. Соответствие и в самом деле настолько велико, что старые Мастера могли совершенно законно заявить, что новая догма начертала герметический секрет на небесах. На это можно возразить, что алхимики тайно протащили мистический или теологической брак в свои малопонятные процедуры. Это возражение противоречит тому факту, что алхимический брак не только древнее соответствующей формулировки в литургии и литературе Отцов Церкви, но и основан на классической и дохристианской традиции53. Алхимическая традиция не может быть связана с апокалиптическим браком Агнца. Сильно дифференцированный символизм последнего (агнец и город) сам является ответвлением от архетипического божественного брака, который является источником алхимической идеи coniunctio.
665 Адепты стремились реализовать свои философские идеи в форме химической субстанции, которая, как им казалось, была наделена всевозможными магическими способностями. В этом заключается буквальный смысл объединения ими unio mentalis с телом. Нам, разумеется, не так просто включить нравственные и философские размышления в эту амальгамму, как это с легкостью делали алхимики. Во-первых, мы слишком много знаем об истинной природе химического соединения, а во-вторых, наша концепция разума слишком абстрактна, чтобы мы могли понять, каким образом "истина" может быть скрыта в материи, или на что может быть похож столь эффективный "бальзам". В силу средневекового невежества как в области химии, так и в области психологии, и в силу отсутствия какой бы то ни было гносеологической критики, эти две концепции могли легко перемешаться, так что вещи, которые нам представляются совершенно не связанными друг с другом, могли вступить во взаимные отношения.
666 Догма Успения и алхимические mysterium coniunctionis выражают одну и ту же фундаментальную мысль, хотя символизм их очень разный. Если Христос настаивал на буквальном вознесении физического тела в небо, то алхимики верили в возможность существования (или даже в реальное существование) своего камня или философского золота. В обоих случаях вера заменяла отсутствующую эмпирическую реальность. Даже несмотря на то, что алхимия в своих процедурах была гораздо материалистичные догмы, обе они оставались на второй, связанной с ожиданием, стадии coniunctio, стадии единства unio mentalis с телом. Даже Дорн не рискнул предположить, что кто-либо из адептов в своей жизни достиг третьей стадии — совершенства. Разумеется, всегда было полно аферистов и обманщиков, утверждавших, что они нашли lapis или золотой раствор, или что они способны их изготовить. Но более честные алхимики с готовностью признавали, что они еще не добрались до главной разгадки.
667 Но нас не должна отпугивать физическая невозможность догмы или coniunctio, ибо они представляют собой символы, по отношению к которым обманчивая прелесть рационализма представляется совершенно неуместной. Если символы вообще хоть что-нибудь значат, то они являются тенденциями, которые ведут к определенной, но пока еще непонятной цели, и, соответственно, могут выразить себя только в аналогиях. В этой неопределенной ситуации человек должен оставить вещи такими, какие они есть, и удовлетвориться этим, отказавшись от попыток узнать, что скрывается за символом. В случае с догмой, подобный отказ подкрепляется страхом нарушить святость религиозной идеи, а что касается алхимии, то вплоть до самого недавнего времени считалось, что не стоит тратить время и умственные силы на средневековые глупости. Сегодня, вооруженные психологическим пониманием, мы можем проникнуть в смысл даже самых невразумительных алхимических символов, и нет никаких оснований для того, чтобы мы не могли применить подобный метод к догме. В конце концов, никто не может отрицать, что она состоит из идей, которые рождены мышлением и воображением человека. Психологическое исследование нисколько не повредит (не говоря уже о том, чтобы оказать на него решающее влияние) вопросу о том, до какой степени это самое мышление было вдохновлено Святым Духом; не отрицается и возможность его метафизической основы. Психология не может высказываться ни за, ни против объективной ценности любой метафизической точки зрения. Я повторял это заявление во многих местах, для того, чтобы развеять упрямое и смешное представление, будто психологическое объяснение должно обязательно быть либо психологизмом, либо его противоположностью, а именно, метафизическим утверждением. Психика сама по себе является феноменальным миром, который нельзя свести ни к мозгу, ни к метафизике.
668 Я уже сказал, что символы — это тенденции, цель которых пока что остается неизвестной54. Мы можем предположить, что те же самые фундаментальные правила верны как для истории человеческого разума, так и для психологии индивида. В психотерапии часто бывает так, что определенные тенденции бессознательного, задолго до того как они достигнут сознания, выдают свое присутствие символами, которые чаще всего возникают в сновидениях, но также находят свое выражение и в фантазиях, и символических действиях. Зачастую у нас складывается впечатление, что бессознательное пытается вторгнуться в сознание с помощью всевозможных аллюзий и аналогий, или что оно делает более-менее игривые попытки привлечь к себе внимание. Этот феномен очень легко заметить в сериях сновидений. Те серии, о которых я говорю в Психологии и алхимии, являются хорошим тому примером55. Идеи вырастают из зерен и мы не знаем, какие именно идеи и из каких именно зерен выросли в ходе истории. Например, об Успении Девы ничего не говорится ни в Священном Писании, ни в течение первых пяти столетий существования христианской церкви. На протяжении долгого времени оно даже официально отрицалось, но потом, при молчаливом согласии всей средневековой и современной церкви, оно постепенно развилось в "благочестивую точку зрения" и обрело такие силу и влияние, что, в конце концов, сумело отодвинуть в сторону необходимость быть подтвежденным священным писанием и традицией, восходящей к примитивным временам; ему также удалось обрести определение, несмотря на то, что само содержимое догмы определению не поддается56. Заявление папы сделало реальностью то, что в течение долгого времени замалчивалось. Этот решительный выход из рамок исторического христианства является самым сильным доказательством автономности архетипических образов.

669 Coniunctio дает еще один пример постепенного развития идеи в течение тысячелетий. Ее история идет по двум по большей части разным направлениям: теологии и алхимии. Если алхимия, за исключением каких-то жалких остатков, мертва на протяжении вот уже двухсот лет, то теология вырастила новые цветы на догме Успения, из чего ясно следует, что развитие ни в коей мере не застопорилось. Но разделение двух направлений еще не вышло за рамки архетипического священного брака, ибо coniunctio по-прежнему представляется как единение матери и сына или брата и сестры. Впрочем, уже в шестнадцатом веке Жерар Дорн признал психологический аспект химического брака и отчетливо понял его как то, что мы сегодня называем процессом индивидуации. Это выход за рамки, в которые было втиснуто coniunctio как в церковной доктрине, так и в алхимии, своим архетипическим символизмом. Мне кажется, что точка зрения Дорна представляет собой логическое его понимание, вызванное двумя причинами: во-первых, несоответствие между химической операцией и ассоциирующимися с ней психическими событиями не могло постоянно оставаться скрытым от внимательного и критично настроенного исследователя, и, во-вторых, символизм брака явно никогда не удовлетворял самих алхимических мыслителей, поскольку они постоянно считали своим долгом использовать другие "символы единства", помимо различных вариаций на тему священного брака, чтобы выразить всю непостижимую природу этой тайны. Так, coniunctio представляют дракон в могиле, сжимающий в своих объятиях женщину57, или два дерущихся животных58, или растворяющийся в воде царь59, и так далее. И в китайской философии значение ян далеко не ограничивается мужским началом. Ян также означает сухую, светлую и южную сторону горы, в то время как женское инь означает сырую, темную и северную ее сторону.
670 Хотя эзотерический символизм coniunctio и занимает выдающееся положение, он не включает в себя все аспекты mysterium. Помимо него мы должны рассмотреть символизм смерти и могилы, а также мотив конфликта. Разумеется, очень разные, если не противоречащие друг другу, символы были нужны для того, чтобы дать адекватное описание парадоксальной природы соединения. В такой ситуации можно с уверенностью заключить, что ни один из задействованных символов не мог самостоятельно выразить всю эту природу. Поэтому ощущается потребность найти формулу, в которой различные аспекты могут быть сведены воедино без всякого противоречия. Дорн попытался сделать это с помощью средств, которые были в его распоряжении. Это ему было тем более легко сделать, что к нему на помощь пришла современная ему идея соответствия. Ибо для человека того времени не составляло никакой интеллектуальной сложности сформулировать "истину", которая была одинакова в Боге, в человеке и в материи. С помощью этой идеи он сразу мог увидеть, что примирение враждующих элементов и единение алхимических противоположностей образовали "соответствие" с unio mentalis, что одновременно произошло в разуме человека, и не только в человеке, но и в Боге ("чтобы Он мог быть одним во Всем"). Дорн правильно понял, что существо, в котором произошло единение, является психологическим властелином, которого я назвал "самостью". Unio mentalis, внутреннюю целостность, которую сегодня мы называем индивидуацией, он понимал как психическое уравновешивание противоположностей "в преодолении тела", состояние покоя, превосходящее эмоциональные и инстинктивные порывы тела60. Дух [animus], который должен соединиться с душой, он называл "отдушиной [spiraculum] вечной жизни", своеобразным "окном в вечность" (Лейбниц), душу — органом духа, а тело — инструментом души. Душа находится между добром и злом, и получает "порцию" и того, и другого. Она оживляет тело посредством "естественного союза", точно так же как сама она получает жизнь от духа посредством "сверхъестественного союза"61.
671 Но для того, чтобы их воссоединение произошло, разум (mens) должен быть отделен от тела (что является эквивалентом "добровольной смерти")62, поскольку соединиться могут только разобщенные вещи. Но под этой разобщенностью (destractio) Дорн очевидно понимал разделение и растворение "композита", сложносоставного состояния, в котором эмоциональность тела оказывает отрицательное воздействие на рациональность разума. Целью этого разобщения было освобождение разума от воздействия "плотских аппетитов и сердечных эмоций" и достижение духовного состояния, не свойственного беспокойной плотской сфере. Поначалу это ведет к разделению личности и насилию над простым естественным человеком.
672 Этот предварительный шаг, который является чистой смесью стоической философии и христианской психологии, обязателен для дифференциации сознания63. Современная психотерапия применяет ту же самую процедуру, когда она объективизирует эмоции и инстинкты, и сталкивает с ними сознание. Но отделения духовной сферы от жизненной и подчинения последней рациональной точке зрения недостаточно, поскольку разум сам по себе не может дать полную или хотя бы адекватную оценку иррациональным фактам бессознательного. Рано или поздно выясняется, что не имеет смысла калечить жизнь, настаивая на господстве духа, и поэтому благочестивый человек не может удержаться от того, чтобы не согрешить снова и снова,а человек рациональный обязательно постоянно спотыкается о свои собственные нерациональные поступки. Только человек, который прячет свою вторую сторону в неестественном бессознательном, может избежать этого невыносимого конфликта. Соответственно, непрерывная борьба тела с духом представляется лучшим, хотя ни в коей мере не идеальным решением. Впрочем, ее преимущество заключается в том, что обе стороны остаются осознанными. Все осознанное может быть исправлено, но все, что соскальзывает в бессознательное, исправлению не поддается и (поскольку оно беспрепятственно разрастается) подвергается дегенерации. К счастью, природа следит за тем, чтобы содержимое бессознательного рано или поздно прорывалось в сознание и создавало необходимое смятение. Поэтому, постоянное и простое состояние одухотворенности представляет такую редкость, что ее обладатели канонизировались Церковью.
673 Поскольку душа оживляет тело, точно так же как сама душа оживляется духом, она склонна отдавать предпочтение телу и всему плотскому, чувственному и эмоциональному. Она запуталась в "цепях" Физис, и ее желания "выходят за рамки физической необходимости". Ее, заблудшую в материи и мире, должен вызволить "совет духа". Это является облегчением и для тела тоже, поскольку оно не только наслаждается преимуществом быть оживленным душой, но и страдает от печальной необходимости служить инструментом, с помощью которого душа удовлетворяет свои аппетиты и желания. Ее желания-фантазии понукают тело к действиям, на которые без этого "подстрекательства" оно бы никогда не решилось, поскольку инерция материи присуща ему изначально и, вероятно, является его единственным интересом, за исключением удовлетворения физиологических инстинктов. Поэтому разделение означает извлечение души и ее проекций из плотской сферы и из всех условий окружающей тело среды. Если выражаться современным языком, это означает уход от чувственной реальности, изъятие фантазий-проекций, которые придают "десяти тысячам вещей" их притягательный и обманчивый блеск. Иными словами, это означает интроверсию, интроспекцию, медитацию и тщательное исследование желаний и их мотивов. Поскольку, как говорит Дорн, душа "находится между добром и злом", у ученика есть все возможности открыть темную сторону своей личности, свои низменные желания и мотивы, детские фантазии и обиды, и т. д.; короче говоря, все те черты, которые он, как правило, скрывает от самого себя. Он будет встречаться со своей "тенью", и гораздо реже — со своими положительными качествами, которые он и так привык демонстрировать. Он научится познавать свою душу, то есть свою аниму и Шакти, фокусницу, создающей для него иллюзорный мир. Дорн предполагает, что он обретает это знание с помощью духа, под которым понимаются все высшие умственные способности, типа здравого смысла, озарения и нравственной разборчивости. Но, поскольку дух является также "окном в вечность", и как anima rationalis, бессмертен, он делает душе некий "божественный укол", вводя в нее знание высших вещей, в чем, собственно, и заключается приписываемое ему оживление души. Этот высший мир обладает безличностным характером и состоит, с одной стороны, из всех этих традиционных интеллектуальных и нравственных ценностей, изучение которых делает индивида образованным и культурным человеком, а, с другой стороны, из продукции бессознательного, которая предстает перед сознанием в форме архетипических идей. Как правило, доминируют первые. Но когда под бременем лет или огнем критики они теряют свою силу и убедительность, то в возникшую пустоту, стремясь заполнить ее, бросаются архетипические идеи. Фрейд, правильно определив эту ситуацию, назвал традиционные идеи "супер-эго", но архетипические идеи остались ему неведомыми, поскольку свойственные девятнадцатому веку позитивизм и вера в разум так и не выпустили его из своих цепких объятий. Материалистический взгляд на мир плохо согласуется с реальностью и автономностью психе.
674 Таинственная субстанция алхимиков является одной из этих архетипических идей, которые заполняют брешь в христианском взгляде на мир, а именно, перебрасывают мостик через пропасть между противоположностями, в особенности между добром и злом. Только логика знает tertium поп datur; природа полностью состоит из таких вот "третьих частей", поскольку она представлена действиями, которые разрешают это противостояние — точно так же как водопад связывает между собой "верх" и "низ". Алхимики искали такой процесс, который устранял бы не только дисгармонию физического мира, но и внутренний психический конфликт, "болезнь души"; и процесс этот они назвали lapis Philosophorum. Чтобы получить его, они должны были ослабить тысячелетнюю связь души с телом и тем самым довести до сознания конфликт между чисто естественным и духовным человеком. Занимаясь этим, они вновь открыли старую истину, что каждая операция такого рода представляет собой образную смерть64 — чем объясняется жуткое отвращение, которое испытывает любой человек, когда он вынужден посмотреть сквозь свои проекции узнать природу своей анимы. Для того, чтобы поставить под сомнение выдуманный им самим облик своей личности, человеку действительно требуется необычайно большое самоотречение. Тем не менее, это является требованием любой глубинной психотерапии, и аналитик может понять, насколько упрощены ее процедуры, лишь когда испробует свое лекарство на самом себе. Опыт показывает, что человек зачастую может освободить себя от трудного акта самопознания, отгородившись от нравственных критериев так называемой научной объективностью или непробиваемым цинизмом. Но это означает просто приобретение определенного количества озарений ценой искусственного подавления нравственных ценностей. В результате этого обмана озарение лишается своей эффективности, поскольку отсутствует нравственная реакция. Так закладываются основы невротической разделенности, а это никак не соответствует намерениям психотерапевта. Целью процедуры является unio mentalis, обретение человеком полного знания о высотах и глубинах его собственного характера.
675 Если рок требует самопознания и получает отказ, то подобное негативное отношение может закончиться самой настоящей смертью. Такое требование не было бы предъявлено данной конкретной личности, если бы она все еще была способна идти по какому-нибудь перспективному пути. Но она зашла в тупик, из которого ее может вывести только самопознание. Если она отказывается от самопознания, то перед ней не откроется другой путь. Как правило, личность и не осознает своего положения, и чем больше эта ее "несознательность", тем сильнее она рискует натолкнуться на непредвиденные опасности: она не может достаточно быстро перебежать дорогу с активным движением, при подъеме на гору она оступается, при катании на лыжах ей кажется, что она может преодолеть особо сложный участок, а заболев, она неожиданно утрачивает жажду жизни. У бессознательного есть тысяча способов с удивительной быстротой выбраться из бессмысленного существования. Поэтому и не вызывает сомнения связь unio mentalis со смертью, даже если смерть заключается только в прекращении духовного прогресса.
676 Алхимики справедливо рассматривали "ментальное единение в преодолении тела" как всего лишь первую стадию соединения или индивидуации, то есть так же, как Кунрат понимал Христа как "Спасителя Микрокосма", но не Макрокосма, спасителем которого был lapis65. В принципе, алхимики стремились к полному единению противоположностей в символической форме, и его они считали обязательным условием излечения всех болезней. Поэтому они пытались найти способы и средства производства такой субстанции, в которой были бы объединены все противоположности. Она должна была быть как материальной, так и духовной, как живой, так и инертной, как мужской, так и женской, как старой, так и молодой, и — предположительно — нравственной нейтральной. Она должна была быть создана человеком и, в то же самое время, поскольку она была "increatum", самим Богом, Deus terrestris.
677 Вторым шагом на пути к производству этой субстанции было воссоединение духа с телом. Эта процедура обозначалась многими символами. Одним из наиболее важных была химическая свадьба, которая происходила в реторте. Древние алхимики настолько не осознавали психологический смысл opus, что они понимали свои же символы как простые аллегории или (семиотически) как тайные названия химических комбинаций, тем самым лишая мифологию, которую они так активно использовали, ее истинного смысла, употребляя только ее терминологию. Впоследствии это изменилось, и уже в четырнадцатом веке до них начало доходить, что lapis — это нечто большее, чем химическое соединение. Это понимание выразилось, в основном, в проведении параллели с Христом66. Дорн, вероятно, был первым, кто правильно понял психологический смысл, в той степени, в какой это мог сделать человек того времени. Доказательством тому служит его требование, чтобы ученик был в хорошей физической и, особенно, нравственной форме67. Огромное значение имели и отношения с религией68. Ибо в индивиде была скрыта та "субстанция небесной природы, известная очень немногим", "не поддающееся разложению лекарство", которое "может быть освобождено от оков не тем, что ему противоположно, а тем, что на него похоже". Высвобожденное "алхимическое лекарство" должно "соответствовать этой субстанции". Лекарство "подготавливает" тело к разделению. Ибо, если тело "подготовлено", его легче отделять от "других частей".
678 Как и все алхимики, Дорн, естественно, не рассказал, что собой представляло это алхимическое лекарство. Можно только предполагать, что оно замышлялось как более-менее физическое. В то же самое время он говорит о желательности определенного аскетизма, и это может быть намеком на нравственную природу таинственной панацеи. В любом случае, он спешит добавить, что "усердный читатель" перейдет от медитативной философии к алхимической и достигнет истинной и совершенной мудрости. Это звучит так, как если бы усердный читатель с самого начала активно занимался чтением и медитацией, и как если бы лекарство и подготовка тела состояли именно из этого.69 Точно так же, как для Парацельса правильная "теория" была частью панацеи, так для алхимика этой частью был символ, выражающий проекции бессознательного. И в самом деле, эти факторы делают субстанцию магически эффективной, и по этой причине они не могут быть отделены от алхимической процедуры, неотъемлемой частью которой они являются.
679 Вторая стадия соединения, воссоединение unio mentalis с телом имеет особенно большое значение, поскольку только из нее можно отправиться к полному соединению — единству с unus mundus. Воссоединение духовной позиции с телом явно означает то, что обретенное просветление должно быть перенесено в реальность. Озарение вполне может не принести никакой пользы, если оно не используется. Стало быть, вторая стадия соединения заключается в создании подлинности человека, который приобрел некоторые познания о своей парадоксальной целостности.
680 Однако, здесь большая трудность заключается в том, что никто не знает, каким образом можно реализовать парадоксальную целостность человека. Это и есть загвоздка индивидуации, хотя она становится проблемой только в том случае, когда не используется лазейка "научного"или какого-либо иного цинизма. Поскольку реализация осознанной целостности представляется неразрешимой задачей и ставит перед психологом вопросы, на которые он может дать только уклончивые ответы, то чрезвычайно интересно увидеть, каким образом более свободное символическое мышление средневекового "философа" справилось с этой проблемой. Дошедший до нас текст не дает оснований для предположения, что Дорн осознавал весь размах своего предприятия. Хотя в принципе он правильно понимал роль адепта в алхимическом процессе, проблема не стояла перед ним во всей своей остроте, поскольку только часть ее была задействована в нравственной и психологической сфере, в то время как все остальное было наделено самостоятельным бытием в форме определенных магических свойств живого тела, или в форме скрытой в нем магической субстанции. Эта проекция как бы окутала проблему туманом, сгладив ее острые углы. Алхимики по-прежнему верили , что метафизические утверждения могут быть доказаны (даже и в наше время мы еще не полностью освободились от этого несколько детского предположения), и поэтому они могли укрыться за внешне безопасными стенами "Запределья", которые, как они считали, не могут быть потрясены никакими сомнениями. Тем самым они значительно облегчали себе жизнь. Можно себе только представить, что это значит — посреди мучений и неуверенности нравственной или философской дилеммы иметь, так сказать, в своем кармане quinta essentia, lapis или панацею! Нам будет легче понять этого deus ex machina, когда мы вспомним, как страстно современные люди верят в то, что психологические осложнения могут быть чудесным образом устранены с помощью гормонов, наркотиков, уколов инсулина и шоковой терапии. Алхимики были так же неспособны постичь символическую природу своих идей о таинственной субстанции, как мы не способны признать, что вера в гормоны и шоковую терапию является символом. Мы с возмущением отмахиваемся от такого толкования как от полной бессмыслицы.


681 Большинство аргументов Дорна уходит в сферу символов и воспаряет на крылатых ногах в облака. Но это не мешает его символам иметь и более земное значение, которое представляется более-менее доступным для нашей психологии. Так, он знал, что даже мудрый человек не сможет примирить противоположности, если ему на помощь не придет "определенная небесная субстанция, скрытая в человеческом теле", а именно, "бальзам", квинтэссенция, "философское вино"70, "добродетель и божественный задор"71, короче говоря, "истина"72. Эта истина и была панацеей. Она только косвенно скрыта в человеческом теле, поскольку в реальности она содержится в imago Dei, отпечатавшемся в человеке. Этот "imago" и есть истинная квинтэссенция и "полезное свойство" философского вина. Стало быть, последнее является удачным синонимом, поскольку вино представляет тело в его жидкой форме, но, как алкоголь, оно представляет дух, который вроде бы соответствует "божественной добродетели". Она, хотя и разделена между индивидами, является всемирной; она — "единственная", и будучи освобожденной "от пут чувственных вещей", возвращается в свое первоначальной состояние единства. "Это есть одна из тайн природы, разгадав которую алхимики достигли высот"73. "Вино" можно приготовить из пшеницы74 и из всех других зерновых75. Извлеченная суть сводится к своей "величайшей простоте" посредством "усердных круговых движений"76, в результате чего чистое отделяется от нечистого:
Затем ты увидишь как чистота всплывет наверх, прозрачная, сверкающая, цвета чистейшего воздуха...77 Ты увидишь прежде алхимическое [то есть скрытое от тебя] небо, которое ты можешь украсить низшими звездами, поскольку высшее небо украшено высшими звездами...78 Разве не будут неверующие, которые подражали Физикам, теперь восхищаться тому, что мы держим в наших руках небо и звезды?... Стало быть, для нас, низшие звезды — это все индивиды, порожденные природой в этом низшем мире посредством их соединения с небом, подобного соединению высших элементов с низшими79. А теперь я слышу многочисленные гневные голоса, кричащие в наш адрес: Позор! Погибель тем, кто говорит, что небо может соединиться с землей...
682 "Стало быть, caelum — это небесная субстанция и всемирная форма, содержащая в себе все формы, отличные друг от друга, но происходящие из одной всемирной формы. Поэтому тот, кто знает как с помощью алхимического искусства можно свести индивидов к самому общему роду, и как отдельные виды, один или несколько их, могут быть втиснуты в этой род, легко отыщет универсальное лекарство... Ибо, если существует единственное и самое общее начало всего разложения, и один всемирный источник восстановления, возвращения сил и дающих жизнь качеств, то кто, за исключением человека, лишенного разума, может подвергнуть сомнению существование такого лекарства80?
683 Посредством алхимического обращения с "grana" (или виноградом):
"наш Меркурий приготовляется в ходе высшей сублимации [exaltationе]. Можно смешать новое небо, мед81, Хелидонию82, цветы розмарина83, Mercuriali84, красную лилию85 и человеческую кровь86, с небом красного или белого вина или Тартара...87 Можно также приготовить и другую смесь, а именно, смесь неба с философским ключом88; посредством искусства воспроизведения.
684 Здесь даже Дорн замечает, что читатель затаит дыхание, добавляя:
Это правда, что эти вещи вряд ли можно понять [vix inteligibilia], если человек не обладает полным знанием терминов, используемых в искусстве, которые, как мы считаем, мы определили во второй стадии, говоря о медитативном знании. Медитативное знание — это уверенное и не вызывающее сомнений решение, выбранное из всех мнений касательно истины. Ведь мнение есть ожидание [praesumptio] истины, оно закреплено в разуме и подвержено сомнению. С другой стороны, эксперимент является демонстрацией истины и решимостью отбросить сомнения. Избавиться от сомнений мы можем только с помощью эксперимента и нет лучшего эксперимента, чем тот, что мы ставим на нас самих... Мы уже говорили выше, что благочестие заключается в знании самого себя и исходя из этого мы начали говорить и о медитативном знании. Но ни один человек не может по-настоящему познать себя, если сначала он посредством усердной медитации не увидит и не узнает... чем, а не кем он является, на кого он может положиться, кому он принадлежит, во имя чего он был создан, кем и посредством кого он был создан.
685 Бог сотворил человека по своему образу и дал ему часть своего величия. "Поскольку мы созданы из самой примитивной, самой бесполезной и самой презренной глины, то, в силу первичной материи, из которой мы состоим, мы больше предрасположены ко всему греховному, чем к нему, который создал нас из грешной материи, чтобы мы стали самыми драгоценными созданиями, в величии и добродетели немногим уступающими ангелам". Из самой примитивной материи Бог создал золото и драгоценные камни. Поэтому, зная нашу природу и наше происхождение, мы должны воздерживаться от гордыни, ибо Бог глядит не на личность, а на бедность и унижения, и ненавидит гордыню. Только он, сотворивший воду и вино, может превратить одно в другое, а землю — в живую душу, наделив ее своим образом и подобием, чтобы наше спасение было неизбежным. Тем не менее, из-за греха Адама мы стали бунтарями, но Бог примирился с нами. "Кто же будет настолько каменным [lapideus], когда он провернет в своем разуме тайну божественной доброты, чтобы не примириться со своим врагом, каким бы большим не был причиненный им вред?" Тот, кто знает Бога, знает и брата своего. Это есть основа истинной философии. И он, который замечает это все в себе самом, и освобождает свой разум от всех мирских забот и отвлекающих моментов89, "мало-помалу и день ото дня будет с величайшей радостью своим умственным зрением видеть все больше искр божественного просветления". Тронутая этим душа соединится с телом:
Наконец, тело вынуждено прекратить сопротивление и соединиться с двумя, уже соединившимися [душой и духом]90. Это есть чудесная трансформация Философов, трансформация тела в дух, а последного — в тело, о которой мудрецы оставили нам следующее изречение: Сделай нелетучее летучим, а летучее — нелетучим91, и ты можешь называться Мастером. Это следует понимать так: Сделай неуступчивое тело податливым, чтобы с помощью величия соединившегося с душой духа оно стало самым непоколебимым телом, готовым вынести все испытания. Ибо золото испытывается огнем... Подойди поближе, ты, кто ищешь сокровища самыми разными способами, знай, что именно отринутый камень был положен во главу угла... Тщетно трудятся они, все искатели тайн природы, когда ища другой путь, они пытаются открыть достоинства земных вещей посредством самих земных вещей. Поэтому не изучай небо посредством земли, но изучай достоинства одного посредством достоинств другого. Ищи не подверженное разложению лекарство, которое не только возвращает тела из разложения в их истинное состояние [temperamentum], но и сохраняет те, которые уже находятся в этом состоянии [temperata], в течение сколько угодно долгого времени. Такое лекарство ты можешь найти только на небесах. Ибо небо, с помощью невидимых лучей, сходящихся со всех сторон к центру земли, проникает во все элементы, воспроизводит и питает их, а также все вещи, возникающие из этих элементов. Этот ребенок двух родителей, элементов и неба, обладает такой природой, что в нем можно обнаружить потенциальность и действительность [potentia et actu] обоих родителей. Что будет и поныне там [то есть в центре земли], кроме камня в алхимическом воспроизводстве92? Научись из самого себя добывать знания обо всем, что есть на небе и земле, и, в особенности, о том, что было создано ради тебя. Знаешь ли ты, что небо и элементы когда-то были одним целым, и были отделены друг от друга божественным мастером, чтобы они могли породить тебя и все вещи? Если ты знаешь это, все остальное не сможет ускользнуть от твоего внимания. Поэтому, в любом воспроизводстве необходимо отделение такого рода... Ты никогда не отличишь от других того Единственного, которого ты ищешь, если сначала ты не сделаешь себя единой вещью...93



686 Так Дорн описывает тайну второй стадии coniunctio. Современному разуму подобные ухищрения мышления покажутся чем-то вроде расплывчатого продукта фантазии. Что ж, в определенном смысле, они таковым и являются, и в силу этого расшифровать их можно только с помощью метода комплексной психологии. В своей попытке прояснить явно запутанную ситуацию, Дорн погрузился в обсуждение способов и средств добычи квинтэссенции, которая, как очевидно, требуется для единения unio mentalis с телом. Естественно, возникает вопрос: каким образом алхимическая процедура вообще умещается во всем этом. Unio mentalis настолько явно представляет собой духовную и нравственную установку, что ее психологическая природа не вызывает никаких сомнений. Для нашего образа мышления это сразу же становится стеной, разделяющей психический и химический процессы. Для нас эти две вещи несовместимы друг с другом, но средневековый разум так не считал. Он ничего не знал о природе химических субстанций и их соединении. Он видел только загадочные субстанции, которые, соединившись друг с другом, необъяснимым образом порождали такую же загадочную новую субстанцию. В этой непроглядной тьме фантазия алхимика была свободна и могла соединять самые несовместимые вещи. Ее ничто не сдерживало и, будучи свободной, она могла изображать саму себя, не осознавая, что происходит.
687 Свободная психе адепта использовала химические субстанции и процессы, как художник использует краски, чтобы придать форму продукту своей фантазии. Если Дорн, для того, чтобы описать единение unio mentalis с целом, обращается к своим химическим субстанциям и инструментам, это означает только то, что он иллюстрирует свои фантазии химическими процедурами. Для этого он подбирает наиболее подходящие субстанции, точно так же, как художник выбирает соответствующие краски. Например, мед должен присутствовать в смеси из-за своих очищающих качеств. Будучи сторонником Парацельса, Дорн из работы Мастера знал, сколько восторженных похвал тот нагромоздил вокруг этого вещества, называя его "сладостью земли", "смолой земли", которая пропитывает все, что растет, "индийским духом", который под "воздействием лета" превращается в "материальный дух"94 Тем самым, смесь приобретала способность не только изгонять нечистоты, но и превращать дух в тело, что, принимая во внимание предполагаемое соединение духа и тела, представлялось особенно обнадеживающим принципом. Разумеется, "сладость земли" имела и свои отрицательные стороны, поскольку, как мы прочитали выше, мед мог превращаться в смертельный яд. По мнению Парацельса, он содержит в себе "Tartarum" (винный камень), который, в силу самого своего названия, каким-то образом связан с Адом. Более того, Tartar (Тартар) — это "сожженный дотла Сатурн" и, соответственно, он родственен этой зловредной планете. В качестве другого ингредиента Дорн берет Хелидонию (Chelidonium mains, чистотел), который излечивает глазные болезни и особенно положен в случае с куриной слепотой; он даже исцеляет духовное "невежество" (болезнь души, меланхолия-сумашествие), которого так боялись адепты. Она оберегает от "грозовых бурь", то есть от вспышек ярости. Это драгоценный ингредиент, потому что его желтые цветы символизируют философское золото, главное сокровище алхимиков. Что еще более важно, он вытягивает влагу, "душу"95 из Меркурия. Стало быть, он способствует "одухотворению тела" и делает видимой суть Меркурия, высший хтонический дух. Но Меркурий является также и дьяволом96. Возможно именно поэтому глава, в которой Лагнеус определяет природу Меркурия, названа "Dominus vobiscum"97.
688 Кроме того, упоминается и растение Mercurialis (собачья ртуть). Как и гомерово магическое растение Моли (чеснок), оно было открыто самим Гермесом и поэтому должно обладать магическими свойствами. Это особенно полезно для coniunctio, потому что, поскольку оно обоеполое, поэтому может определять пол зачинаемого ребенка. Говорили, что из его экстракта был создан сам Меркурий — тот дух, который играет роль посредника (поскольку он — utrinsque capax, "способен на все") и спасителя Макрокосма, стало быть, лучше всего может соединять верх с низом. В своей форме фаллического божества, как Гермес Киллений, он приносит притягательную силу сексуальности, которая играет большую роль в символизме coniunctio98. Как и мед, он тоже таит в себе опасность возможного отравления, по причине чего наш автор благоразумно добавляет в смесь в качестве противоядия розмарин, который является синонимом Меркурия (aqua permanens), возможно на основании принципа "клин клином вышибают". Дорн вряд ли мог удержаться от искушения использовать алхимическую аллюзию "ros marinus", морская роса. В соответствии с церковным символизмом, и в алхимии была своя "божья роса", aqua vitae, вечная, постоянная и двусмысленная ???? ?????, божественная вода или серная вода. Эта вода также называлась aqua pontica (морская вода) или просто "море". Это было то великое море, по которому алхимик совершал свое мистическое плавание, ведомый "сердцем" Меркурия на божественном Северном Полюсе, на который сама природа указывает магнитным компасом99. Она также была купелью обновления, весенним дождем, который оживляет растительность; была она и "aqua doctrinae".
689 Другим противоядием является лилия. Но она является чем-то гороздо большим, чем просто пртивоядием: сок ее "ртутеподобен" и даже "несгораем", верный признак не подверженной разложению и "вечной" природы. Это подтверждается тем фактом, что лилия считалсь Меркурием и самой квинтэссенцией — самой благородной вещью, которой может достичь человеческая медитация. Красная лилия обозначает мужскую, а белая - женскую сторону coniunctio; это божественная пара, соединившаяся в священном браке. Стало быть, лилия поистине является "gamony-mus", в том смысле, в каком это слово употребляет Парацельс.
690 И наконец, в смеси обязательно должен присутствовать элемент, который на самом деле поддерживает единство тела и души: человеческая кровь, которая считалась троном души100. Это был синоним красного раствора, предварительной стадии lapis; более того, это был древний магический амулет, "связующее звено" соединяющее душу или с Богом, или с дьяволом, а значит и сильнодействующее средство для соединения unio mentalis с телом. Добавление человеческой крови мне представляется необычным, если данный рецепт следовало понимать буквально. Здесь мы вступаем на зыбкую почву. Хотя растительные ингредиенты, несомненно, включены в рецепт в силу своей символической ценности, мы все еще не знаем, в какой именно степени символизм обладал магическим свойством. Если он обладал в достаточно большой степени, то рецепт следовало понимать буквально. В случае с кровью возникают сильные сомнения, поскольку либо она просто была синонимом aqua permanens, и потому могла быть практически любой жидкостью, либо имелась в виду настоящая кровь, и тогда мы должны спросить, откуда ее брали. Могла ли это быть кровь адепта? Эта проблема совсем не кажется мне незначительной, поскольку Дорн, создавая свою "Philosophia meditativa", находился под сильным влиянием, что мы увидим ниже, сабейской "Liber quartorum", с которой он явно был знаком, хотя и не упомянул об этом. О сабеях говорили, что они в магических целях приносят человеческие жертвы101, и даже сегодня человеческая кровь используется при подписании пакта с дьяволом. Не так уж много времени прошло с тех пор, когда какого-нибудь бродягу подпаивали и быстро замуровывали в фундамент постройки, чтобы здание получилось прочным. Стало быть, в магическом рецепте шестнадцатого века человеческая кровь могла легко использоваться, как pars pro toto*.
691 Затем вся эта магическая микстура соединялась "с небом красного или белого вина или винного камня". Caelum, как мы видели, был продуктом алхимической процедуры, которая в данном случае заключалась поначалу в дистилляции "философского вина". Посредством этой процедуры душа и дух отделялись от тела и несколько раз подряд сублимировались, пока не становились свободными от всей "phlegm", то есть от всей жидкости, которая больше не содержала в себе "дух"102. Осадок, который называли corpus (тело), превращался в пепел с помощью "самого жаркого огня" и, после добавления горячей воды, превращался в lixivium asperrimum, "очень сильный щелок", который потом осторожно сливался путем наклонения сосуда. С оставшимся осадком производили ту же самую операцию, пока, в конце концов, не оставалось никакого "asperitas"**. Щелок процеживался, а затем испарялся в стеклянном сосуде. То, что оставалось, называлось tartarum nostrum ("нашим винным камнем", calculus vini), естественной "солью всех вещей". Эта соль "могла быть растворена в воде винного камня, в сыром и прохладном месте, на куске мрамора"103. Вода винного камня была квинтэссенцией философского и даже обычного вина, и потом подвергалась вышеупомянутой ротации. Как на центрифуге, чистое отделялось от нечис-

* Часть вместо целого (лат.) — Прим. ред.
** Терпкость, кислый, соленый [вкус] (лат.) — Прим. ред.

того, и жидкость "цвета воздуха" всплывала на поверхность. Это и было caelum.
692 Я дал подробное описание этого процесса для того, чтобы читатель получил непосредственное впечатление от алхимической процедуры. Вряд ли можно предположить, что все это глупости, поскольку Дорн был человеком, который явно серьезно относился к этим вещам. Пока что не возникало никаких сомнений насчет того, что он действительно верил, в то, что говорил. Кроме того, он сам работал в лаборатории. Разумеется, мы не знаем, каких успехов он достиг на поприще химии, но у нас имеется достаточно сведений о результатах его медитативных упражнений.
693 Для Дорна caelum — это скрытая в человеке небесная субстанция, тайная "истина", "сумма достоинств", "сокровище, которое не съест моль и не утащит вор". Миру она кажется самой большой дешевкой, но "мудрецы считают, что она больше достойна любви, чем драгоценные камни и золото, ибо это есть добро, которое не растратить и которое можно забрать с собой и после смерти"104. Здесь читатель догадается, что адепт описывал ни что иное, как царство Божие на земле. Я думаю, что Дорн не преувеличивал, просто он хотел сообщить своим читателям нечто, что было для него очень важно. Он верил в необходимость алхимической операции, а также в ее успех; он был убежден, что квинтэссенция была необходима для "подготовки" тела, и что это "универсальное лекарство" настолько укрепляло тело, что возникала возможность его coniunctio с душой и духом. Если производство caelum из вина является химической фантазией, от которой волосы могут встать дыбом, то мы вообще перестаем что-либо понимать, когда адепт смешивает это небо со своим "gamonymous" и другими магическими растениями. Но если один процесс представляет из себя по большей части фантазию, то то же самое относится и к другому. Что и делает его интересным. Фантазии, когда они спонтанны, всегда что-нибудь означают. Тогда встает вопрос: в чем психологический смысл этой процедуры?


694 Нас очень волнует ответ на этот вопрос, поскольку здесь мы сталкиваемся с чем-то, что представляет особый интерес для современной психологии: адепт создает систему фантазий, которая имеет для него особый смысл. Хотя он не выходит за общие рамки алхимических идей, он не следует и по предписанному пути, а, идя за своей фантазией, разрабатывает свою индивидуальную цепочку идей и соответствующих действий, которая, несомненно, имеет символический характер. Он начинает с производства лекарства, которое соединит unio mentalis, его духовную позицию, с телом. Уже на этом этапе начинается двусмысленность: что такое "corpus" — его человеческое тело или химическая субстанция? Вроде бы, это его живое тело, которое, как всем известно, узнает разнообразные желания от духа. Но вряд ли химический процесс мог иметь место, если "тело" — это не то, что остается в реторте после дистилляции вина, a "phlegm" — не невидимое тело души в очистительном огне. Как и оно, винный осадок должен многократно пройти через сублимирующий огонь, пока он настолько не очистится, что из него может быть извлечена квинтэссенция "цвета воздуха".
695 Эта просто сформулированная и никогда не считавшаяся проблемой тождественность является примером того "participation mystique", которое Леви-Брюль очень точно определил, как характерную черту примитивного образа мышления106. Это, несомненно, верно и в случае с психическим unio mentalis; который, в то же самое время, является скрытой в теле и похожей на субстанцию "истиной", которая, в свою очередь, совпадает с квинтэссенцией, сублимированной из "phlegm". Алхимикам никогда не приходило в голову подвергнуть какому бы то ни было сомнению это интеллектуальное уродство. Мы, естественно, думаем, что это могло происходить только в "темные времена" Средневековья. На это я должен возразить, что мы тоже еще не совсем "вышли из лесу" в этом смысле, поскольку один философ однажды на полном серьезе уверял меня, что "мысль не может быть ошибкой", а очень известный профессор, утверждения которого я рискнул подвергнуть критике, изрек с ученым видом: "Это должно быть правильно, потому что я об этом подумал".
696 Все проекции являются бессознательным отождествлением с объектом. Любая проекция — это просто некритично воспринятый факт опыта, и только гораздо позднее, если вообще когда-либо, человек понимает, с чем он имеет дело. Все, что мы сегодня называем "разумом" и "прозрением", в былые времена проецировалось на вещи и даже в наше время многие люди считают индивидуальные представления общераспространенными. Первоначальное, наполовину животное состояние бессознательного было известно адепту, как nigredo, хаос, massa confusa, неразрывное переплетение души с телом, которые вместе образуют темное единство (unio naturalis). Он должен был освободить душу от этих оков посредством separatio и создать духовно-психическую контрпозицию — осознанное и рациональное прозрение — которая окажется не подверженной воздействию тела. Но такое прозрение, как мы уже увидели, возможно только в том случае, если с реальности вещей будут сорваны закрывающие их обманчивые проекции. Тогда прекращается бессознательное отождествление с объектом и душа "освобождается от своих оков из чувственных вещей". Психологу этот процесс хорошо знаком, поскольку очень важная часть его психотерапевтической работы заключается в доведении до сознания и растворении проекций, искажающих взгляд пациента на мир и тормозящих его самопознание. Он делает это для того, чтобы поставить под контроль сознания аномальные психические состояния эмоциональной природы, то есть невротические симптомы. Целью лечения является создание рациональной, духовно-психической позиции, представляющей собой защиту от беспокойного мира эмоций.
697 Проекции могут быть ликвидированы только в том случае, если они находятся в пределах досягаемости сознания. За этими пределами исправить ничего нельзя. Так, несмотря на все его усилия, Дорн был неспособен различить в химических субстанциях явную (для нас) проекцию психического содержимого и, тем самым, развеять ее. Его мышление в этом смысле явно продолжало оставаться в пределах современного ему сознания, несмотря на то, что в других вопросах оно "копнуло" гораздо глубже, чем коллективное сознание того времени. Вот так и получилось, что психическая сфера, представляющая тело, волшебным образом показалась адепту тождественной происходящему в реторте химическому процессу. Отсюда и его вера то, что любые изменения, которым он мог подвергнуть последнего, могли произойти и с первой. Знаменательный факт — осталось очень мало сведений о том, что панацея или lapis применялись к человеческому телу. Как правило, достаточным было само проведение химической процедуры. По крайней мере, так представлялось Дорну, и поэтому его химический caelum совпадает с небесной субстанцией в теле, "истиной". Для него это являлось не дуальностью, а тождеством; для нас они несовместимы, потому что, благодаря нашему знанию химических процессов, мы способны отличить их от психических. Иными словами, наше сознание дает нам возможность ликвидировать эту проекцию.
698 Список ингредиентов, которые должны быть смешаны с caelum, позволяет нам краешком глаза заглянуть в природу спроецированного психического содержимого. В меде, "сладости земли"107, мы легко можем узнать бальзам жизни, который пропитывает все живые, распускающиеся и растущие вещи. С психологической точки зрения, он выражает радость и жажду жизни, которые преодолевают и сокрушают все темные препятствия. Там, где царят весенние радость и надежда, дух может заключить в свои объятия природу, а природа — дух. Хелидония, синоним философского золота, соответствует магическому растению Парацельса Чейри (Cheirantkus cheiri). Как и у чистотела, у него желтые цветы с четырьмя лепестками. Чейри тоже было связано с золотом, поскольку его называли "aurum potabile". Стало быть, оно принадлежит к категории парацельсовых "Аниад", "тех, что совершенствуют снизу вверх" — магических растений, которые собираются весной и дарят долголетие108. Дорн сам, в своей работе "Соп-geris Paracelsicae chemicae de transmutatione metallotum", ссылался на труд Парацельса De vita longa, в котором можно найти эту информацию. Чистотел был одной из самых популярных и целебных трав в Средние Века, в основном из-за своего желтого, молокообразного сока — лекарства от отсутствия материнского молока. Его также называли "колпаком ведьмы"109. Как и Чейри, своей значимостью он обязан своим состоящим из четверки лепестков цветам золотого цвета, на что указывает Парацельс110. Аналогия с золотом всегда подчеркивает значение чего-либо: добавление Хелидонии в смесь проецирует высшую добродетель, которая тождественна четверке "самости". Если он "извлекает душу из Меркурия", то с психологической точки зрения это означает, что образ самости (золотая четверка) извлекает квинтэссенцию из хтонического духа.
699 Я должен согласиться с Дорном и, конечно, с читателем тоже, что это утверждение представляет собой "vix intelligibilis". Я могу объяснить это только чрезвычайными интеллектуальными трудностями, с которыми мы сталкиваемся, когда всерьез пытаемся иметь дело с разумом, который не мог правильно провести черту между психе и материей. В данном случае, основной идеей является Меркурий, дуальное существо, которые было духовным и материальным в равной степени. В своей работе, которую я специально посвятил этому предмету, я указал, что внешне Меркурий соответствует ртути, но внутренне он является "deus terrenus" uanima mundi — иными словами, той частью Бога, которая, когда он "представлял себе" мир, так сказать, отстала от его Творения111, или подобно Софии гностиков, заблудилась в Физис. Меркурий обладает характером, который Дорн приписывает душе. Он "добр с добрым и зол со злым", то есть занимает срединную нравственную позицию. Точно так же как душа склоняется к земным телам, так и Меркурий часто возникает, как дух в материи, в хтонической или даже ??????????? (адской) форме, как о том говорится в нашем тексте. Стало быть, он является (нечеловеческим) духом, который удерживает душу в темнице Физис, по причине чего она и должна быть освобождена от него.
700 В психологическом смысле Меркурий представляет бессознательное, ибо по всем признакам этот "дух" ближе всего находится к органической материи и обладает всеми парадоксальными качествами, которые приписываются Меркурию. В бессознательном скрыты те "искры света" (scintillae), архетипы, из которых "извлекается" высший смысл112. "Магнитом", притягивающим скрытую вещь, является самость, или, в данном случае, "theoria", или представляющий ее символ, который адепт использует в качестве инструмента113. Extractio фигурально изображено на иллюстрации к Pandora Рейснера: увенчанная короной фигура, с ореолом, извлекает крылатое, рыбьехвостое и змеерукое создание (дух), также увенчанное ореолом, из комка земли114. Этот монстр представляет spiritus mercurialis, душу мира или материи, освобожденную от ее оков; filius macrocosmi, дитя солнца и луны, рожденное в земле, гермафродитического гомункулуса и т. д. В принципе, все эти синонимы определяют внутреннего человека, как аналог Христа, или дополнение к нему. Если читателя интересует более подробная информация по этому образу, то он должен обратиться к Психологии и алхимии115 и к Aion.
701 Теперь давайте обратимся к другому ингредиенту смеси, а именно, к "цветам розмарина" (flores rosis marini). В старой фармацетвике розмарин {Rosmarinus officinalis) рассматривался, как антитоксин, предположительно по символическим причинам, которые могут быть связаны с его любопытным названием. Ros marinus (морская роса) была для алхимика желанным аналогом aqua permanens, которая, в свою очередь, была Меркурием117. Но особую значимость розмарину придают его приятный запах и вкус. "Сладкий запах" Святого Духа встречается не только в гностицизме, но и в церковном языке118, и, конечно, в алхимии — хотя в ней гораздо чаще упоминалась характерная вонь преисподней, odor sepulchrorum. Розмарин часто использовался в брачных церемониях и в любовных отварах, стало быть, с точки зрения алхимика, обладал вяжущим свойством, которое, конечно, было особенно желательно при соединении119. Так, Святой Дух является "круговым движением", связующим Отца и Сына, а в алхимии он периодически возникает, как "связующее звено" между телом и душой. Эти разные аспекты розмарина указывают на приписываемые смеси многочисленные качества.
702 Mercurialis — это тоже магическая трава, но, в отличие от розмарина, он связан не с любовью, а с сексуальностью, и является еще одним "вяжущим" элементом, с помощью которого, как мы уже говорили, можно даже было определять пол ребенка. Красная лилия, как квинтэссенция серы (пр. 85), представляет в алхимическом браке мужчину, serous rubeus, который соединяется с foemina Candida. С этой фигурой адепт, так сказать, добавил в отвар самого себя, и чтобы сделать связь неразрывной, в качестве дополнительного ингредиента подмешал человеческую кровь. Будучи "особым соком", которым подписываются пакты с дьяволом, кровь магически упрочает узы брака.
703 Затем эту особую смесь нужно было соединить с "небом красного или белого вина или Тартаром". Caelum или голубой раствор, как мы видели, был изготовлен из "слизи" белого вина или сублимирован из "винного камня". Точно так же, как слизь — это оставшийся на дне сосуда винный осадок, так Тартар, подземное царство мертвых, — это осадок когда-то живого мира. У Кунрата, Sal tartari mundi maioris тождественна sal Saturni и sal Veneris120. Она содержит в себе "scintilla Animae Mundi" или является таковой121. Винный камень — это sal sapientae122. Под sal saturni понимается Кронос, заточенный в Тартар123. Это согласуется со зловредной природой Сатурна. Стало быть, sal tartari обладает зловещим, адским аспектом, напоминающим о смерти и преисподней. Сатурн (свинец) — это один из самых удачных синонимов prima materia, и потому является матерью filius Pkilosophorum. Это и есть искомая небесная субстанция, caelum, и т.д.
704 Что нам думать об этом крайне необычном отваре? На самом ли деле Дорн имел в виду, что эти магические травы должны быть перемешаны и что квинтэссенция "цвета воздуха" должна быть дистилированна из Тартара, или он использовал эти тайные названия и процедуры, чтобы выразить какой-то нравственный постулат? Я предполагаю, что и то, и другое, потому что нет никаких сомнений в том, что алхимики действительно использовали эти субстанции и мыслительные процессы. Например, врачи из числа сторонников Парацельса применяли в своей практике эти лекарства и рефлексии. Но если адепт действительно изготовлял такие отвары в своей реторте, то он обязательно должен был подбирать ингредиенты по их магическому значению. Соответственно, он работал с идеями, с психическими процессами и состояниями, но давал им названия подходящих субстанций. С медом в смесь приходили чувственное наслаждение и радость жизни, а также тайный страх перед "ядом", смертельной опасностью мирских связей. С Хелидонией (чистотелом), высшим смыслом и добродетелью, самостью, как полной личностью, "общеукрепляющим" лекарством, которое признает даже современная психотерапия, соединялись духовная и супружеская любовь, символизируемые розмарином; а чтобы не забыть низменный хто-нический элемент, Mercurialis добавлял сексуальности, вместе с движимым страстью хтоническим элементом124, символизируемым красной лилией, а кровь добавляла в смесь душу в целом. Все это соединялось с лазурной квинтэссенцией, anima mundi, извлеченной из инертной материи, или наложившимся на мир образом Бога — порожденной круговым движением мандалой125; то есть можно сказать, что весь осознающий человек покорялся самости, новому центру личности, который заменял былое эго. Так же как для мистика Христос возглавляет сознание и кладет конец простому закрепощенному эго-существованию, так для алхимика filius macrocosmi, сын великих светил и темной утробы земли, входит в царство психе и охватывает человеческую личность не только на сияющих высотах сознания, но и в темных глубинах, которые еще не восприняли свет, появившийся во Христе. Алхимик хорошо представлял себе существование великой "тени", явно не воспринятой христианством, и потому он чувствовал потребность в создании спасителя из утробы земли, как аналога пришедшего свыше Божьего Сына и дополнения к нему.
705 Изготовление caelum — это символический ритуал, отправленный в лаборатории. Его целью было создание, в форме субстанции, той "истины", небесного бальзама или принципа жизни, который тождественен образу Бога. С психологической точки зрения, это было представление процесса индивидуации посредством химических субстанций и процедур, или того, что сегодня мы называем активным воображением. Этот метод спонтанно использует сама природа, а пациент может научиться ему у аналитика. Как правило, это происходит, когда анализ настолько мощно констеллирует противоположности, что объединение или синтез личности становятся жизненной необходимостью. Такая ситуация возникает, когда анализ психического содержимого, установки пациента и особенно его сновидений настолько сильно внедряет в его разум компенсационные или дополнительные образы из бессознательного, что конфликт между осознающей личностью и бессознательным становится открытым и ожесточенным. Если эта конфронтация ограничена определенными аспектами бессознательного, то конфликт является локальным, а решение — простым: пациент, с пониманием и определенной отрешенностью или возмущением становится на сторону разума и общепринятых правил. Хотя бессознательные мотивы снова оказываются подавленными, бессознательное до некоторой степени остается удовлетворенным, потому что пациент теперь должен осознанно стараться жить в соответствии с его принципами и, вдобавок, приступы раздражения будут ему постоянно напоминать о существовании подавленных мотивов. Но если он признает "тень" настолько полно, насколько он на это способен, это приводит к конфликту и потере ориентации, к равновесию сил между Нет и Да, которых он больше не может разнимать с помощью рационального решения. Он не может трансформировать свой клинический невроз в менее подозрительный невроз цинизма; иными словами он больше не может скрывать конфликт под маской. Этот конфликт требует реального решения и порождает необходимость присутствия третьей вещи, в которой могут соединиться противоположности. Здесь логика интеллекта, как правило, бессильна, ибо в логической антитезе для третьего места нет. "Решение" может быть только иррациональным. В природе разрешение конфликта между противоположностями всегда является энергетическим процессом: она действует символически в буквальном смысле этого словаре, делая что-то, что выражает обе стороны, подобно тому как водопад визуально соединяет верх и низ. В ходе открытого и неразрешенного конфликта происходят сновидения и фантазии, которые, подобно водопаду, выражают природу противоположностей и напряженность между ними, подготавливая, тем самым, синтез.
706 Как я уже сказал, это — процесс может произойти спонтанно или его можно спровоцировать. В последнем случае вы выбираем сновидение, или какой-то другой фантазийный образ, и просто сосредотачиваетесь на нем. В качестве исходной точки вы можете использовать плохое настроение, а затем попытаться обнаружить, какой тип фантазийного образа оно создаст, или какой образ выражает это настроение. Затем, посредством концентрации внимания, вы можете закрепить этот образ в вашем разуме. Как правило, он начнет изменяться, поскольку сам факт созерцания оживляет его. Следует все время старательно отмечать изменения, поскольку они отражают психические процессы в бессознательной основе, которые проявляются в форме образов, состоящих из материала осознающей памяти. Таким образом сознание и бессознательное соединяются, подобно тому, как водопад соединяет верх и низ. Складывается цепочка идей-фантазий, постепенно приобретая драматический характер: пассивный процесс становится действием. Поначалу оно состоит из спроецированных фигур, и эти образы видятся как театральный спектакль. Иными словами, вы грезите наяву. Как правило, прослеживается явная тенденция наслаждаться этим внутренним развлечением и на этом остановиться. В этом случае, разумеется, имеет место не реальный прогресс, а бесконечная цепочка вариаций на одну и ту же тему, что совершенно не является целью данной процедуры. То, что происходит на "сцене", по-прежнему остается процессом "на фоне"; он никоим образом не трогает зрителя, и чем меньше он его трогает, тем слабее будет очищающее действие этого "личного театра". Разыгрываемый спектакль не хочет, чтобы его просто смотрели, он хочет заставить зрителя принять в нем участие. Если зритель понимает, что на этой внутренней сцене разыгрывается его собственная драма, то он не может остаться равнодушным к сюжету и его развязке. По мере появления на сцене актеров и развития сюжета, он обратит внимание на то, что все это целенаправленно связано с осознаваемой им ситуацией, что к нему обращается бессознательное, и что это оно заставляет эти образы появляться перед ним. Стало быть, он чувствует потребность, или подталкивается к ней аналитиком, принять участие в пьесе и, вместо того, чтобы сидеть в зале, по-настоящему разобраться со своим alter ego. Ибо ничто в нас не может навечно остаться неоспоренным, и сознание не может занять позицию, которая не вызовет где-то в темных углах психе отрицания или компенсирующего действия, одобрения или возмущения. Это процесс знакомства с Другим в нас является очень стоящим делом, потому что таким образом мы познаем аспекты нашей природы, на которые мы никому не позволяли нам указывать и существование которых мы никогда не признавали127. Очень важно запечатлеть всю эту процедуру в письменном виде по ходу ее развития, потому что тогда у вас будет наглядное доказательство, которое будет эффективно противодействовать неугомонной склонности к самообману. При общении с "тенью" комментарии по ходу дела просто необходимы, потому что в противном случае реальность общения не может быть установлена. Только с помощью этого трудного метода можно добиться позитивного проникновения в сложную природу собственной личности.


707 То, что называется эго-личностью со своим "фоном", "тенью", соответствует на языке герметической философии соединению духа и души в unio mentalis, который является первой фазой coniunctio. To, что я называю беседой с бессознательным, алхимики называли "медитацией". Руланд говорит об этом: "Медитация: название Внутренней Беседы одного человека с другим, который невидим, напоминающей вызывание Божества или общение со своей самостью, или своим добрым ангелом"128. Это несколько оптимистическое определение следует сразу же уточнить напоминанием об отношениях адепта со своим spiritus familiaris, на доброту которого мы можем только надеяться. В этом отношении Меркурий является скорее ненадежным товарищем, что подтверждают и данные алхимиков. Для того, чтобы понять психологический смысл второй стадии, соединение unio mentalis с телом, мы должны помнить, как выглядит психическое состояние, вызванное относительно полным знакомством с "тенью". Как нам известно, "тень", как правило, представляет собой полную противоположность осознающей личности. Этот контраст является условием разнообразия потенциала, из которого рождается психическая энергия. Если бы его не было, то не было бы и необходимого напряжения. Там, где задействована значительная психическая энергия, мы должны ожидать соответствующего напряжения и внутреннего сопротивления. Противоположности обязательно обладают характерологической природой: существование положительного свойства подразумевает его победу над противником, соответствующим грехом. Не будь этого противника, добродетель была бы бледной, неэффективной и нереальной. Полная противоположность "тени" сознанию смягчается дополняющими и компенсирующими процессами в бессознательном. Их воздействие на сознание, в конце концов, порождает объединяющие символы.
708 Поначалу, конфронтация с "тенью" порождает абсолютное равновесие, застой, который тормозит принятие нравственных; решений и делает убеждения неэффективными и даже невозможными. Все становится сомнительным, и именно поэтому алхимики называли эту стадию nigredo, tenebrositas, хаосом, меланхолией. Это верно, что magnum opus должно начинаться в этой точке, поскольку это поистине практически безответный вопрос — каким образом человек должен смотреть в лицо реальности, пребывая в этом смятенном и разделенном состоянии. Здесь я должен напомнить не знакомому ни с алхимией, ни с психологией бессознательного читателю, что в наше время человек крайне редко оказывается в подобной ситуации. Теперь никого не волнуют думы исследователя, озабоченного магическими субстанциями, относительно небольшое количество людей испытало на себе результат анализа бессознательного, и почти никому не приходит в голову мысль использовать объективные намеки из сновидений, как тему для медитации. Если древнее искусство медитации вообще практикуется в наши дни, то только в религиозных и философских кругах, где тема субъективно выбирается медитирующим или задается учителем, как в игнатиевых Exercitia или в определенных теософских упражнениях, которые были разработаны под влиянием индуизма. Эти методы приносят пользу только в том смысле, что усиливают способность к рассредоточению и укрепляют консолидацию сознания, но для синтеза личности они не имеют никакого значения. Напротив, их цель заключается в том, чтобы закрыть сознание от бессознательного и подавить последнее. Поэтому они обладают терапевтической ценностью только в тех случаях, когда сознание может быть подавлено бессознательным и возникает опасность психотического промежутка.
709 Вообще, медитация и созерцание имеют на Западе плохую репутацию. Они воспринимаются, как особо достойная порицания форма безделия или патологический нарциссизм. Ни у кого нет времени на самопознание или никто не верит, что оно может принести хоть какую-то пользу. Кроме того, каждый заранее знает, что нет смысла тратить время и силы на познание самого себя, потому что любой дурак знает, кто он есть. Мы верим исключительно в действие и не задаем вопросов о "деятеле", которого судим только по его достижениям, имеющим ценность с точки зрения коллектива. Похоже на то, что широкая общественность знает о существовании коллективной психе больше так называемых экспертов, но, тем не менее, никто не сделал никаких выводов из факта, что западный человек смотрит на самого себя, как на постороннего и что самопознание является одним из самых трудных и изнурительных искусств.
710 Когда медитация посвящена спонтанно достигающему сознания объективному продукту бессознательного, то она объединяет сознание с содержимым, которое порождено не осознаваемой причинной цепочкой, а совершенно бессознательным процессом. Мы не можем знать, чем является бессознательная психе, в противном случае она была бы уже осознанной. Мы можем только догадываться о ее существовании, хотя для таких догадок есть достаточно оснований. Часть содержимого бессознательного проецируется, но проекция не признается таковой. Медитация или критическая интроспекция и объективное исследование объекта необходимы для того, чтобы установить существование проекций. Если индивид хочет дать себе правильную оценку, то для него существенно важно признание им своих проекций, как таковых, поскольку они искажают природу объекта и, кроме того, содержат элементы, которые принадлежат его личности и должны быть интегрированы в нее. Это является одной из наиболее важных фаз в утомительном процессе самопознания. И поскольку проекции недопустимым образом толкают человека на крайности, Дорн справедливо рекомендует самое аскетичное отношение к миру, чтобы душа могла быть освобождена от своей роли в мире тела. Здесь ей может помочь только "дух", то есть стремление к самопознанию на плане, находящемся за пределами всех иллюзий и отвлекающих факторов, порожденных проекцией.
711 Стало быть, unio mentalis, как на языке психологии, так и на языке алхимии, означает познание самого себя. Вопреки современному предубеждению, что самопознание есть ни что иное, как познание эго, алхимики считали самость несовместимой с эго субстанцией, скрытой в теле и тождественной образу Божьему129. Эта точка зрения полностью совпадает с индуистской идеей "пуруши-атмана"130. Стало быть, описанная Дорном психическая подготовка к мастерству является попыткой, предпринятой без всякого воздействия с Востока, соединить противоположности в соответствии с великими восточными философиями, и с этой целью установить принцип, свободный от противоположностей и сходный с "атманом" или "дао". Дорн называет его substantia coelestis, которую сегодня мы определяем, как трансцендентальный принцип. Этот "unum" является "нирваной" (свободна от противоположностей) подобно "атману" (самости).
712 Дорн не является автором этой идеи, он просто дал более ясное определение тому, что давно было тайным алхимическим знанием. Так мы читаем в "Liber octo capitulorum de lapide philosophorum" Альберта Великого131 о "ртути" (Mercurius поп vulgi, философской ртути):
Ртуть холодна и влажна, и Бог поместил ее во все сотворенные им минералы, а сама она воздушна и улетучивается при нагревании. Но поскольку он выдерживает огонь в течение некоторого времени, она выполнит великую и чудесную работу, и она одна является живым духом, и во всем мире нет ничего похожего на нее, что могло бы делать вещи, которые может делать она... Это вечная вода, вода жизни, молоко девы, источник, alumen132, и [тот, кто] пьет ее, не умрет. Когда она жива, она выполняет определенную работу, а когда она мертва, она выполняет другую и величайшую работу. Это змей, который находит в себе наслаждение, оплодотворяет себя и рожает в один день, и убивает все металлы своим ядом. Она бежит от огня, но мудрецы с помощью своего искусства заставили ее выдерживать огонь, питая ее ее же собственной землей, пока она не стала огнеупорной, и затем она совершает работу и преображение. Она сама преображается, и она преображает... Она находится во всех минералах и способна на "symbolum"133 с ними всеми. Но она возникает посередине между земным и водным, или посередине между [mediocriterp]134 тонким живым маслом и очень тонким духом. От водной части земли она получила свой вес и движение сверху вниз, свою яркость, подвижность и серебряный оттенок... Но ртуть явно содержит и твердую субстанцию, подобную Монокалу135, который, в силу своего безмерного веса, превосходит по тяжести даже золото136. Когда она находится в своей природе137, она обладает самой крепкой структурой [fortissimae compositionisp]138 и объединяет природу, поскольку сама является не разделенной [или: неделимой]. Ее никак нельзя разделить на части, потому что она либо убегает от огня, как цельная субстанция, либо, как цельная субстанция, выдерживает огонь. Поэтому в ней обязательно можно увидеть причину совершенства.
713 Поскольку Меркурий является душой золота и серебра, то следует создать соединение двух этих элементов:
Наш последний секрет состоит в том, что мы получаем жидкое лекарство прежде, чем испаряется Меркурий... Нет более ценной и более чистой субстанции, чем солнце и его тень, луна, без которой невозможно было бы создать растворяющую ртуть... Поэтому тот, кто понимает, как соединить это с солнцем или луной, добудет таинственную субстанцию, которая называется серой искусства.
714 Меркурий — это prima materia. Она должна быть растворена в начале работы, а растворенные тела затем должны быть трансформированы в "духов". Эта трансформация достигается посредством разложения, которое является синонимом nigredo, могилы и смерти. Духи соединяются друг с другом, как sponsus и sponsa.
Наш камень обладает водной природой, поскольку он холоден и влажен. Такое состояние тела считается явным или проявившимся. Но ширина — это среднее [media] состояние, в котором достигается глубина. Это срединная точка между глубиной и шириной, как между двумя крайностями или противоположностями, и переход от одной противоположности к другой или от одной крайности к другой возможен только в среднем состоянии. Это возможно потому, что камень по своей природе является холодным и влажным.
Меркурий — это не только lapis, как prima materia, но и lapis, как ultima materia, цель opus. Поэтому Альберт и цитирует Гебера: "Камень — один, лекарство — одно, и в этом заключается все мастерство".
715 Этими словами Альберт Великий более чем за триста лет до Дорна описывает небесную субстанцию, бальзам жизни и скрытую истину. Корни его определения уходят еще в греческую алхимию, но у меня нет возможности обсуждать это в данной книге. Нам достаточно его определения: оно описывает трансцендентальную субстанцию, характеризуемую, чего и следовало ожидать, большим количеством парадоксов. Недвусмысленные заявления можно делать только по отношению к имманентным объектам; трансцендентальные объекты могут быть выражены только посредством парадокса. Так сказать, они есть и их нет (то есть они отсутствуют в наших ощущениях). Даже физик вынужден делать парадоксальные заявления, когда он хочет дать конкретное определение трансцендентальным фактам, типа природы света или природы самых маленьких частиц материи, которые он представляет и как корпускулы, и как волны. Точно так же, ртуть является материальной субстанцией и, в то же самое время, живым духом, природа которого может быть выражена всевозможными символическими синонимами — хотя и только тогда, когда с помощью искусства она становится огнеупорной. Ртуть — это субстанция и не субстанция, поскольку, как природный элемент, она не может устоять перед огнем и может это сделать только посредством тайны искусства, которое превращает ее в магическую субстанцию, настолько чудесную, что у нас нет никаких шансов натолкнуться на нее в реальной жизни. Это явно означает, что "ртуть" — это символ трансцендентальной идеи, которая, как предполагается, должна проявиться в ней, когда искусство сделает ее способной противостоять огню. Предполагается также, что это оккультное качество, по крайней мере потенциально, присутствует в Меркурии, поскольку он есть prima materia всех металлов и находится во всех минералах. Он является не только сырьем в процессе, на также и его конечным продуктом, lapis Pholosophorum. Таким образом, он с самого начала является выдающимся исключением из всех металлов и химических элементов. Он — это первичная материя, из которой Бог создал все материальные вещи. Изменение, которому мастер предлагает его подвергнуть, заключается, помимо всего прочего, в придании ему "безмерного веса" и неделимой целостности. Это странное заявление предполагает наличие еще одного аспекта, когда мы сравниваем его с современной точкой зрения, что материя состоит из чрезвычайно, поистине "безмерно", тяжелых элементарных частиц, которые в определенном смысле обладают "единообразной природой" и невидимы глазу. Это кирпичи на стройке природы и потому они содержат в себе все, что содержит природа, так что каждый из них представляет всю вселенную. Поэтому складывается впечатление, что Альберт Великий находился на пороге одного из величайших физических открытий нашего времени. Это, разумеется, было бы признанием его правоты только в физическом смысле, без учета символизма, который был тесно переплетен с физикой в разуме средневекового человека.
716 Если мы рискнули провести аналогию между взглядами Альберта и прерывистостью протонов и кванта энергии, тогда мы обязаны попытаться провести еще одну аналогию по отношению к символическим заявлениям. Последние, как мы видели у Дорна, относятся к психологическому аспекту Меркурия. Чтобы избежать ненужного повторения, я должен отослать читателя к моим ранним исследованиям на тему Меркурия и символов самости в алхимии. Любой, кто знает чрезвычайную важность концепции психической целостности как для практической, так и для теоретической психологии бессознательного, не удивится, когда узнает, что герметическая философия ставит эту идею, в форме lapis Philosophorum, выше всех остальных концепций и символов. В частности, Дорн часто и недвусмысленно указывает, с каким почтением он относится к авторитету древнейших источников. Это неправда, что алхимия разработала такое толкование таинственной субстанции только в конце шестнадцатого века; напротив, от идеи самости тянется ниточка ко всем центральным символам искусства всех времен, европейского, ближневосточного и китайского. Здесь я снова вынужден отослать читателя к моим предыдущим работам139. К сожалению, все богатство алхимических идей невозможно рассмотреть в одном томе.
717 Вводя современную концепцию самости, мы можем без особых проблем объяснить парадоксы Альберта. Меркурий — это материя и дух; самость, и это подтверждает ее символизм, включает в себя как плотскую, так и психическую сферы. Свое особенно яркое выражение этот факт нашел в мандалах140. Меркурий — это также "вода", которая, как подчеркивается в тексте, находится посередине между летучим (воздух, огонь) и твердым (земля), поскольку она встречается и в жидкой, и в газообразной и в твердой (лед) форме. Как и вода, Меркурий является "aquaeositas", поскольку он, с одной стороны, является металлом и в твердой форме амальгамируется с другими металлами, а с другой, имеет жидкую форму и подвержен испарению. Более глубокая причина, по которой он так часто сравнивается с водой, состоит в том, что он содержит в себе все те мистические качества, которыми обладает вода. Так, в качестве главной таинственной субстанции ???? ????? или aqua permanens господствовала в алхимии с тех далеких времен, когда она все еще была святой и благославенной водой Нила, вплоть до середины восемнадцатого века. С течением времени, в основном под гностико-герметическим влиянием, она стала пониматься как Нус, которым был наполнен божественный "кратер", чтобы те смертные, которые хотят обрести сознание, могли обновить себя в этой очищающей купели; позднее она обозначала aqua doctrinae и чудотворную магическую воду. Ее очень древнее отождествление с hydrargyrum, ртутью, увлекло все учение Гермеса Трисмегиста в вечно нуминозную сферу значения воды. Этот процесс был облегчен и тем, что ее материнский аспект, как прародительницы и "няньки всех вещи" сделал ее непревзойденным аналогом бессознательного. Таким вот образом идея "воды" могла постепенно развиться в потрясающий парадокс Меркурия, который, как "древний сын матери", является герметическим духом и, как химическая субстанция, магически приготовленной ртутью.
718 "Змей, находящий наслаждение в самом себе" (luxurians in se ipso) — это демокритова Физис (природа), "которая сама себя заключает в объятия"141 и в греческой алхимии символизируется уроборосом, хорошо известной эмблемой Меркурия. Это par ех-ellence символ единства противоположностей и алхимический вариант пословицы: les extremes se touchent*. Уроборос символизирует цель процесса, но не его начало, massa confusa или хаос, ибо последнее характеризуется не единением элементов, а их конфликтом. Выражение "рожает в один день" (in uno die parturi-ens) тоже относится к Меркурию, поскольку он (в форме lapis) был назван "сыном одного дня"142. Это прозвище перекликается с сотворением света в Книге Бытия 1:5: "И был вечер, и было утро, день один". Стало быть, как "сын одного дня", Меркурий является светом. Поэтому ему возносят хвалу, как lux moderna и "свету всего света"143. Значит, он — дитя воскресенья (рожденный в день солнца), как и планета Меркурий, которая расположена ближе всего к Солнцу и считавшаяся его ребенком. Святой Бонавентура (1221-74) также говорит об одном дне в своем Iti-nerarium, в котором он обсуждает три стадии просветления (triplex illustratio). Первая стадия заключается в отказе от плотского и преходящего с целью обретения "первого принципа", который духовен, вечен и расположен "над нами":
Мы должны войти в наш разум [mentem], который есть вечный духовный образ Божий внутри нас, и это значит войти в истину Господню; мы должны выбраться из самих себя к вечному и исключительно духов-

* Крайности сходятся (фр.) — Прим.ред.

ному, и к тому, что выше нас... это и есть трехфазовое просветление одного дня144
"День один" — это день, когда свет появился над тьмою. Я процитировал этот отрывок не только поэтому, но также и как аналог трем стадиям соединения у Дорна, истоки которых несомненно находятся в упражнениях по духовному созерцанию эпохи раннего Средневековья. Аналогия явная: сначала отворачиваемся от мира чувств, затем поворачиваемся к внутреннему миру разума и скрытой небесной субстанции, образу и истине Божьим, и, наконец, созерцаем трансцендентальный unus mundus, вневременной потенциальный мир, о котором мы еще поговорим ниже. Но сначала мы более внимательно изучим утверждения Альберта о природе ртути.
719 Приписываемая Меркурию срединная позиция натолкнула Альберта на примечательную мысль: ему представляется, что концепция ширины (latitudo) выражает то "среднее состояние", в котором может быть достигнута глубина. Это состояние есть "пересечение глубины с шириной" (media est inter profunditatem et latitudinem), вроде пересечения двух крайностей или противоположностей (contraria). В его подсознании несомненно присутствовала идея креста, поскольку высота есть дополнение глубины145. Эта идея указывала на четверку, символ Mercurius quad-ratus, который, в форме lapis, состоит из четырех элементов146. Стало быть, он образует центр космической четверки и представляет quinta essentia, единство и суть физического мира, то есть anima mundi. Как я уже говорил, этот символ соответствует современным образам самости.


720 Явно для того, чтобы подчеркнуть единство Меркурия, Альберт использует выражение "моноколус" (по-видимому оно читается именно так) или "одноногий". Мне кажется, что это должен быть алхимический ???? ?????????, поскольку больше нигде в литературе я не встречал это выражение. Алхимик использовал редкое и странное слово, как правило, в том случае, когда хотел подчеркнуть чрезвычайность природы выражаемого этим словом объекта. (Как нам известно, с помощью этого фокуса даже банальные вещи можно сделать необычными.) Несмотря на то, что слово "моноколус" выглядит уникальным, образ таковым не является, потому что "одноногий" встречается в нескольких иллюстрированных алхимических манускриптах, например в упоминавшемся выше Парижском кодексе (Fr. 14765) озаглавленном "Abraham le Juif"148. Как следует из названия, этот манускрипт должен был быть усердно разыскиваемой "Rindenbuch" того же самого автора, или был призван заменить ее. Никола Фламель описывает "Rindenbuch" в своей автобиографии. Алхимики очень тяжело переживали утрату этой книги. Хотя эта мифическая работа так и не была найдена, она была заново написана в Германии149; но эта подделка не имеет ничего общего с нашим манускриптом. На странице 324 манускрипта мы находим первый из серии рисунков с изображениями одноногих (сравни с Иллюстрацией 4). В левой его части расположен увенчанный короной человек в желтых одеждах, а в правой священник в белых одеждах и митрой на голове, У каждого из них только одна нога.
Подпись под рисунком начинается со знака Меркурия и гласит: "Здесь они создают только одно". Это относится к предшествующему тексту: "Ибо есть только одна единая вещь, одно лекарство и в нем содержится все наше мастерство; есть только два коадьютора, которые здесь были доведены до совершенства"150. Этим предметом несомненно является Mercurius duplex. В главе, посвященной Сере, я указал, что он, особенно в его красной форме, тождественен золоту, а последнее, как правило, рассматривается, как "rex". Красный скипетр царя может быть намеком на это. Как я уже говорил, существуют красная и белая серы, так что сера тоже "duplex" и тождественна Меркурию. Красная сера символизирует мужской, активный принцип солнца, белая — принцип луны. Поскольку сера обладает, в основном, мужской природой и представляет собой противоположность женской соли, то две фигуры на рисунке вероятно обозначают духов таинственной субстанции, которую часто (например, Бернар Тревизан) называли "rex".
721 Это любопытное разделение или единство фигур встречается в манускрипте несколько раз. На следующем рисунке (Иллюстрация 5), расположенный слева царь одет в черное, а нога у него голубого цвета. Оба скипетра имеют красный цвет. Подпись гласит: "Итак, это сделано, чтобы тайное могло стать явным"151. Из предшествующего текста ясно, что эта фраза относится к nigredo, которое вот-вот должно наступить. Nigredo обозначает mortificatio, putrefactio, solutio, separatio, divisio, и т. д., состояние растворения и распада, предшествующее синтезу. За этой картинкой следует другая, на которой изображены две отделенные друг от друга фигуры, у каждой из которых по две ноги. Расположенная слева фигура увенчана духовной короной, а та, что справа, — бренной, что соответствует оккультно-духовной и земле- материальной природе серы. Левая фигура облачена в наряд, правая половина которого окрашена в голубой, а левая — в черный цвет. У правой фигуры все наоборот. Стало быть, они дополняют друг друга. Текст поясняет: "Эти две фигуры представляют цвета девятого года и половины этого месяца января 1772 г. Цвета также представляются умерщвлением нашего природного
и доведенный к другой форме мертвой воды". Подпись под рисунком гласит: "В результате долгого процесса гниения, сгорания, застывания и свертывания материалы становятся твердыми, но, разумеется, на это требуется очень много времени".
722 Это, вероятно, относится к завершению nigredo после периода беременности, то есть к полному разделению Меркурия или двух сер, или их плотской и духовных природ, соответствующих дорновому извлечению души из тела и созданию unio mentalis. На картинке, одна фигура, если говорить о ее цветах, является зеркальным отражением другой. Это указывает на то, что физис и дух дополняют друг друга, так что первая является отражением другого152. Вероятно, в этом тоже заключается смысл "тайного, которое становится явным": посредством unio mentalis то, что скрыто в физис с помощью проекции становится осознанным. В состоянии nigredo, "темной ночи души", психическое содержимое освобождается от своей связи с телом, а природа и смысл этой связи доводятся до сознания.
723 На следующем рисунке две фигуры снова едины (иллюстрация 6). Их цвета и другие атрибуты остались прежними. У каждой фигуры только по одной голубой ноге. Подпись гласит: "И потому Философ говорит: Тот обретет Искусство, кто сумеет сделать тайное явным, а явное тайным". Под этой фразой имеются еще две: "Hie artem digne est consecutus" (Вот искусство, которому стоит учиться, или: Этот человек недаром учился искусству) и: "За желтым цветом следует голубой, который, после того, как пройдет много времени, приведет к полной черноте или полному разложению".
724 На следующем рисунке царь с предыдущей картинки соединился с царицей, увенчанной такой же точно короной (Иллюстрация 7). Он облачен в черную верхнюю и голубую нижнюю одежды. У его короны черный обод, но та ее часть, что похожа на митру, имеет золотой цвет, как и на предыдущей картинке. У него одна голубая нога с черным носком, словно он окунул ее в черную краску. Облаченная в зеленое царица держит его за левый рукав, вероятно указывая на то, что она заняла место левой — мирской или плотской — половины царя и является его, так сказать, "лучшей половиной". У нее черные ноги. В тексте говорится: "Здесь начинается нестойкое отвердение, и вскоре мягкое становится более твердым. Водяное становится земным и сухим; так происходит смена природы; и единственный цвет, цвет черного ворона, и ? [сера] мужского и женского, обретают одну и ту же природу". Подпись гласит: "Итак, во имя всемогущего Бога возьми эту черную землю, сильно измельчи ее и она станет подобна голове Ворона". Словно поясняя выражение caput corvi, текст замечает, что пастухи связывают "Silene endor-my" гирляндами из цветов, переливающихся всеми красками радуги, а он, опорожнив чашу вина, говорит: "Я смеюсь над моими узами. Ибо философы говорят, что когда наступает тьма, человек должен радоваться"153. В тексте также говорится, что Троя была превращена в пепел после десяти лет осады.
725 Этот рисунок представляет соединение "моноколуса" с землей (телом). Как сера мужского Меркурия он является очень активной силой154, поскольку он есть красная сера золота или активный принцип солнца. Царь в ярко-желтом одеянии поначалу был золотом и солнцем, но теперь он стал совершенно черным — sol niger — и даже на его голубое одеяние, символизирующее небо, наброшены черные одежды155. Солнечное золото осталось только на вершине его короны. Дама Земля увенчана такой же короной (только полностью золотой) — признак того, что ее природа эквивалентна его природе: и он, и она, являются серой. Серу можно назвать царем "духа", который, пряча свой свет во тьме, соединяется с царицей.
726 Наша земля обладает водной природой, как о том говорится в Книге Бытия 1:2 и 6: "Земля же была безвидна и пуста... и Дух Божий носился над водою... И сказал Бог: да будет твердь посреди воды..." Таким образом небо может объять море, а не землю. Мы можем вспомнить миф об Исиде и Осирисе: Исида совокупляется с духом мертвого Осириса, и в результате этого рождается бог мистерий, Харпократ. Осирис играет центральную роль в античных алхимических текстах: пары брат/сестра или мать/сын иногда называются Исидой и Осирисом156, у Олимпиодора157 Осирис является свинцом, как таинственной субстанцией и принципом влаги158; у Фирмика Матерна он является принципом жизни159. Его алхимическое толкование в качестве Меркурия аналогично сравнению наассенцеми Осириса с Гермесом160. Как и последний, он тоже был фаллическим богом, что очень важно, принимая во внимание "моноколуса"161. Он есть умирающий и воскресающий Бого-человек, отсюда и аналогия с Христом. Он был черного цвета (??????????)162 и потому назывался Айтиопсом163, который соответствует христианскому дьяволу164, и алхимической prima materials. Эта антитеза является характерной чертой Мегcurius duplex. Вино, как кровь Осириса, упоминается в античных магических текстах166. В египетских текстах Осирис обладает солнечно-лунной природой и потому, как и Меркурий, является гермафродитом167
727 Corvus (ворона или ворон) или caput corvi (воронья голова) — это традиционное название nigredo (nox, меланхолии, и т. д.). Они также могут, как pars pro toto, означать "главную" вещь или "принцип", как например, выражение caput mortuum, поначалу обозначавшее голову черного Осириса168, а позднее — Mercurius philosophorum, который, как и Осирис, подвергается смерти, воскрешению и трансформации в не подверженную разложению форму. Так, анонимный автор "Novum lumen chemicum" восклицает: "О, наше небо! О, наша вода и наш Меркурий! О, мертвая голова или осадок нашего моря!... И все это эпитеты, относящиеся к птице Гермеса169, которая никогда не знает покоя"170. Этой птицей Гермеса является ворон, о котором сказано: "И знай, что главой искусства является ворон, который летает без крыльев во тьме ночи и при свете дня"171. Он — это беспокойный, бодрствующий дух, "наш воздушный и летучий камень", существо, обладающее противоречивой природой172. Он — это "небо" и, в то же самое время, "отбросы моря". Поскольку его также называют и "водой", то возникает мысль о дождевой воде, которая выходит из моря и падет с неба. Кстати говоря, упоминания об облаках, дожде и росе часто встречаются уже в самых древних текстах173. В одном из папирусов говорится: "Я есть мать богов, именуемая небом; Я есть Осирис, именуемый водой; Я есть Исида, именуемая росой;... Я есть Ейдол, подобный истинным духам". Это говорит маг, желающий вызвать своего духа-покровителя: он сам является духом и в силу этого родственен ночной птице. У христиан ворон традиционно является аллегорией дьявола174.
728 Здесь мы сталкиваемся с примитивной архетипической формой духа, которая, как я уже говорил175, является амбивалентной. Эта амбивалентность или антагонизм также проявляются в древнеегипетской паре братьев, Осирисе и Сете, и в противопоставлении эбионитами Христа Сатане. Ночной ворон (nycticorax) — это аллегория Христа176.
729 В наше время, caput mortuum, или крокус, означает "коричнево-красную перекись железа, которая остается в реторте после дистилляции серной кислоты из железного купороса"177, хотя caput Osiridis была черной и поэтому называлась caput corvi. В "Aquarium sapientum" она сравнивается с Христом, "лик" которого "обезображен паче всякого человека" (Книга пророка Исайи 52:14)178. Почернение, как правило, занимает сорок дней, что соответствует сорока дням между Пасхой и Праздником Вознесения, или сорокадневному посту Христа в пустыне, или сорокалетним скитаниям иудеев по пустыне179. В жаре nigredo "главенствует anima media natura". Древние философы называли эту черноту Головой Ворона или черным солнцем180. Anima media natura соответствует Платоновой мировой душе и Мудрости из Ветхого Завета.181 В этом состоянии солнце окружено anima media natura и потому является черным. Это состояние инкубации или беремености. Большое значение имела чернота как исходная точка работы182. Как правило, она называлась "Вороном"183. В нашем контексте интерпретация nigredo в качестве terra (земля)184 является важной. Подобно anima media natura или Мудрости, земля, в принципе, является "женщиной". Это та земля, которая, как сказано в Книге Бытия, "появилась посреди воды"185, но это также и "terra damnata"186.
730 Caput mortuum или caput corvi — это голова Черного Осириса или Эфиопа, атакже Мавра из "Химической Свадьбы"187. Голова была сварена в котле и бульон был вылит в золотой шар. Это дает нам связь с "золотой головой" греческой алхимии, о которой речь шла выше. Мавр в "Химической свадьбе", вероятно, тождественен упомянутому там же черному палачу, обезглавливающему царственные персонажи. В конце концов голову отрубают и ему самому188. Далее, по ходу действия, обезглавливается черная птица189. Обезглавливание имеет символическое значение, как отделение "понимания" от "великих страданий и печали", которым природа подвергает душу. Это есть освобождение "соgitatio", которое расположено в голове, освобождение души из "пут природы190. Его цель, по Дорну, состоит в "победе unio mentalis над телом".
731 Мавр или Эфиоп — это черный грешный человек, которого святой Иларий (ум. 367) сравнивал с вороном. ("Ворон сотворен по образу грешника"191.) В "Химической Свадьбе" имеется черный царь, а в Схеме XXIV Милиуса представляет отношения царя и царицы символической схваткой двух воронов192. Точно так же, как ворон символизирует черную душу человека, так caput corvi представляет голову или череп (testa capitis), который в сабейской алхимии служил сосудом для трансформации193. Сабеев подозревали в отправлении магических ритуалов, предусматривавших убийство людей. Стало быть, "череп или голова элементарного Человека" имели несколько зловещий аспект: сабеям была нужна человеческая голова, потому что она содержала мозг, а он был троном понимания. "И понимание существует в этом органе, потому что он управляет душой и способствует ее освобождению"194. "Corpus rotundum возвело вокруг себя череп, как крепость, окружило себя этой броней, и открыло в этих стенах окна", то есть пять чувств. Но corpus rotundum, "живое существо, форма форм и вид видов, есть человек"195. "Rotundum"196 явно указывает не на эмпирического, а на "круглого" или целостного человека, ??????? ????????. "Потом он поднял душу в высший мир, чтобы иметь возможность дать ей свободу. Высший мир всегда воздействует на человека и воздействие это заключается в совершенном вдохновении, которое посещает человека в момент его смерти; он не достигнет тверди, пока то, что пришло из высшего мира, не вернется на свое место"197. Высший мир — это "мир миров", тот самый mundus potentialis Дорна, которого взволновал этот текст, что видно из использования им идей "крепости" (castrum sapientiae)198 и "окна" (spiraculum vitae aeternae).
732 Круглым сосудом или крепостью является череп. В "Liber quartorum" говорится: "Божественный орган — это голова, потому что она есть место обитания божественной части, а именно, души" . Вот почему философ должен "окружить этот орган большей заботой, по сравнению с другими органами". По причине своей округлости, "он притягивает небесную твердь и притягивается ею; и точно так же он притягивается притягивающим, пока притяжение не выливается в понимание. Человек более ценен, чем животные, и он ближе к простоте благодаря своему пониманию". Простота (simplex или res simplex) — это Единственный!", дорнова natura caelestis, округлая и совершенная, твердь небесная или небо в человеке200. "Платон придерживается мнения, что человек наиболее праведный достигает изобилия [largam] верхней субстанции, когда его работа поднимает его на самое высокое место"201. Из этого мы видим, как производство caelum привлекает звездный небосвод и влияние (или духи) планет в Микрокосм, точно так же как посредством той же самой операции человек уподобляется "верхней субстанции", anima mundi или res simplex или "Единственному".
733 В состоянии nigredo мозг становится черным. Так, в приводящемся в Rosarium рецепте Гермеса говорится: "Возьми мозг... разотри его очень сильным уксусом или мочой мальчика202, пока он не почернеет"203. Почернение или погружение в невежество — это психическое состояние, которое, как мы знаем, называлось меланхолией. В "Aurelia occulta" есть место, где трансформирующая субстанция в состоянии nigredo говорит сама о себе (смотри Илл. 10):
Я есть слабый и уязвимый старик, по прозвищу "дракон"; и потому я заточен в пещере, чтобы меня можно было выкупить за царскую корону... Огненный мечь причиняет мне ужасные страдания; смерть ослабляет мои кости и плоть... Моя душа и дух уходят; ужасный яд, я уподоблен черному ворону, ибо это и есть плата за грехи; лежу я в пыли и земле, чтобы из Трех мог родиться Один. О, душа и дух, не покидайте меня, чтобы я снова мог увидеть свет дня и мирный герой, которого увидит весь мир, мог возникнуть из.меня204.
734 То, что говорится в этом тексте Abraham le Juif о царственных персонах, похоже на мифологему: солнце, царь голубого неба, опускается на землю и она становится ночью; затем он соединяется со своей женой, землей или морем. Первобытный образ Урана и Геи вполне может лежать в основе этой картины. Что касается ворона205 как названия этой ситуации, то мы тоже можем вспомнить творящую ночь, упомянутую в орфическом гимне, где он называется птицей с черными крыльями, которую оплодотворил ветер (рпеита). Продуктом их союза было серебряное яйцо, в верхней части которого, по мнению орфистов, находилось небо, а в нижней — земля, и которое, стало быть, являлось космосом, то есть Микрокосмом. В алхимии его аналогом является философское яйцо. Французским алхимикам восемнадцатого века был известен царь, горячее, красное серное золото, которое они называли Осирисом; влагу (aquosum) они называли Исидой. Осирис был "огнем, скрытым в природе, воспламеняющим принципом... который оживляет все вещи"206; Исида была "пассивным и материнским принципом всех вещей". Расчленение Осириса соответствовало solutio, putrefactio и т. д. О последнем Дом Пернети207, от которого происходят эти утверждения, говорит: "Растворение тела есть свертывание духа". Чернота относится к Исиде. (Апулей говорит, что она была облачена в "сверкающие одежды чернейшего цвета".) Если небо или солнце склоняются к ней, то они покрываются ее чернотой.
735 Связь алхимических фантазий с первичными образами греческой мифологии слишком хорошо мне известна, чтобы я нуждался в доказательствах ее существования. Космогоническая кровосмесительная связь брата и сестры208, как и само творение, с древнейших времен было прототипом алхимической великой работы. И все же мы тщетно ищем в греко-римских легендах следы одноногого чудотворца. Мы находим его в ведической мифологии, причем в форме, имеющей в нашем контексте очень большое значение, а именно, как атрибут солнечного бога Рохиты209 (красного солнца), которого называли "одноногим козлом"210 {ада ekapada). В Гимне XIII, Атарва-веды возносится хвала ему и его жене Рохини. О ней в гимне сказано: "Встань, о, боевая кобылица, живущая в воде", и "Боевая кобылица, живущая в воде, поднялась"211 Гимн начинается с этого обращения к Рохини, которая, стало быть, соединилась с Рохитой, после того, как он взобрался на свое самое высокое место на небе. Аналогия с нашим французским текстом настолько поразительная, что автора можно было бы заподозрить в плагиате, если бы существовали доказательства того, что он был знаком с Атарва-ведой. Раздобыть такие доказательства практическим невозможно, поскольку с индийской литературой на Западе познакомились только в начале восемнадцатого века, да и то только в форме изданного Анкетилем дю Перроном Oupnek'hat212, сборника упанишад, которые он перевел с фарси на латынь213. Атарва-веда была переведена только во второй половине девятнадцатого века214. Так что единственным объяснением аналогичности этих произведений может быть архетипическая связь.
736 Из этого всего следует, что на нашей картине изображено соединение духа с материальной реальностью. В комбинации принимает участие не обычное золото, а дух золота, так сказать, только правая половина царя. Царица — это сера, как и он, она является экстрактом или духом земли или воды, стало быть, хтоническим духом. "Мужской дух" соответствует дорновой subs-tantuia coelestis, то есть знанию внутреннего света — самости или imago Dei, который здесь соединен со своей хтонической противоположностью, женским духом бессознательного. С эмпирической точки зрения он персонифицирован психологической фигурой анимы, которую не следует путать с "анимой" наших средневековых философов, обычной философской anima vegeta-tiva, элементом, "связывающим" тело с духом. Психологической аниме, скорее, соответствует алхимическая царица 215 Соответственно, coniunctio представляется здесь соединением сознания (духа), дифференцированного самопознанием, с духом, извлеченным из содержимого бессознательного, которое уже перестало быть таковым. Последнее можно рассматривать как квинтэссенцию образов-фантазий, которые либо спонтанно вторгаются в сознание, либо вводятся в него посредством активного воображения, и, в своей совокупности, представляют нравственную или интеллектуальную точку зрения, противоположную точке зрения сознания или дополняющую ее. Однако, для начала следует сказать, что эти образы являются какими угодно, но только не "нравственными" или "интеллектуальными"; они представляют собой более-менее визуальные картины, которые сначала нужно истолковать. Алхимик использовал их больше как технические средства для выражения таинственных качеств, наличие которых он приписывал своим химическим субстанциям. Психолог же, напротив, рассматривает их не как аллегории, а как подлинные символы, указывающие на психическое содержимое, существование которого не доказано, а просто подозревается, на импульсы и idees forces бессознательного. Он начинает с того факта, что связи, не основывающиеся на чувственных ощущениях, развиваются из плодов воображения, появление которых, в свою очередь, имеет психические причины. Эти причины нельзя постичь непосредственно, а можно обнаружить только с помощью дедукции. В этой работе психолог опирается на современный фантазийный материал. Его в изобилии в ходе лечения производят психозы, сновидения и активное воображение, и он создает возможность для получения точных результатов, потому что всегда можно задать вопрос автору фантазий. Таким путем можно установить психические причины. Образы зачастую настолько похожи на мифологические мотивы, что нельзя не отождествить причины индивидуальных фантазий с теми причинами, которые определили форму коллективных и мифологических образов. Иными словами, нет никаких оснований для предположения, что человеческие существа других эпох фантазировали по совершенно другим причинам, или что их фантазии были порождены idees forces, отличными от наших. По литературным памятникам прошлого можно вполне уверенно сказать, что, по крайней мере, общечеловеческие факты практически одинаково ощущались во все времена. Если бы это было не так, то разумная историография и любое понимание исторических текстов были бы невозможны. Разумеется, имеют место и различия, которые требуют осторожного подхода к каждому конкретному случаю, но различия эти, в основном, поверхностны и утрачивают свое значение, когда аналитик проникает более глубоко в значение фундаментальных мотивов.
737 Так, язык алхимиков, на первый взгляд, весьма отличается от нашей психологической терминологии и образа мышления. Но если мы воспримем их символы точно так же, как мы воспринимаем современные фантазии, то они откроют нам смысл, который мы уже извлекли из проблематического современного материала. Нам могут тут же возразить, что смысл современного фантазийного материала некритически переносится на материал исторический, который алхимики толковали совершенно по-другому. Ответом на это возражение является тот факт, что даже убежденные алхимики Средневековья толковали свои символы в нравственном и философском смыслах. Их "философия" была на самом деле не чем иным, как спроецированной психологией. Ибо, как мы уже говорили, их невежественность в области истинной природы химической материи создавала благоприятные условия для проекции. Человеческие существа больше всего любят рассуждать и разглагольствовать о вещах, которых они не понимают.



738 Мне бы хотелось, чтобы читатель понял, что нижеследующее обсуждение никоим образом не является отклонением от основной темы и необходимо для того, чтобы внести немного ясности в эту чрезвычайно запутанную ситуацию. Эта ситуация возникла из-за того, что, стремясь расширить рамки нашего исследования, мы прокомментировали три символических текста, написанных в период, охватывающий пятьсот лет, а именно, тексты Альберта Великого, Жерара Дорна и анонимного французского автора восемнадцатого века. Этих трех авторов интересовали (каждого по-своему) центральные события и образы мастерства. Разумеется, можно было использовать и другие описания таинственного процесса соединения, но это только усложнило бы ситуацию еще больше. Для того, чтобы распутать тонкую паутину алхимических фантазий, достаточно и этих трех текстов.
739 Значит, если Дорн говорит об освобождении души от оков тела, он другими словами выражает то, что Альберт Великий определяет, как подготовку или трансформацию ртути, или то, что наш неизвестный автор подает в образе рассеченного на две половины царя в желтых одеждах. Во всех трех случаях имеется в виду таинственная субстанция. Из этой стадии мы немедленно попадаем во тьму, в nigredo, поскольку arcanum, тайна, покрыта мраком. Если, следуя просветляющим намекам Дорна, мы толкуем освобождение души от оков тела как устранение наивных проекций, посредством которых мы воспринимаем окружающую нас реальность и наш собственный характер, то мы приходим, с одной стороны, к cognitiosui ipsius, самопознанию, а с другой — к реалистичному и менее иллюзорному представлению о внешнем мире. Срывать с глаз шоры и иллюзии— дело беспокойное и даже . болезненное. Во врачебной практике эта фаза требует много терпения и такта, ибо представление реальности в истинном свете — процесс не только трудный, но зачастую и очень опасный. Иллюзии не были бы так распространены, если бы они не служили определенной цели и иногда не окутывали бы непроницаемой тьмой болезненное место, которое человек надеется вечно удерживать подальше от света. Самопознание — это не изолированный процесс; оно возможно только в том случае, если одновременно с ним мы признаем реальность окружающего нас мира. Никто не может познать себя и отличить себя от ближнего своего, если у него сложилось о нем превратное впечатление, точно так же как никто не может понять своего ближнего, если между ними нет никаких отношений. Одно является условием другого и два процесса идут параллельно.
740 Я не могу здесь описать процесс самопознания во всех подробностях. Но если читатель хочет иметь о нем некоторое представление, я бы привлек его внимание к большому разнообразию инфантильных предположений и привязанностей, которые играют большую роль не только в психопатологии, но и в так называемой нормальной жизни, и которые являются причиной бесконечных осложнений в любой сфере человеческой жизни. Выдающееся достижение Фрейда в этой области страдает только тем недостатком, что под действием озарения была преждевременно выведена теория, которая тогда была использована, как критерий самопознания: проекции признавались таковыми и исправлялись только в том случае, если они считались соответствующими известным инфантильным фантазиям. О том, что существует немало других разновидностей иллюзии, в литературе практически ничего не говорилось, и именно по этой причине. Как мы видим из работ Дорна, есть много очень важных вещей, существование которых считается само собой разумеющимися, но которых на самом деле не существует; например, предположение алхимиков, что определенные субстанции обладают магическими свойствами, на деле было проекцией фантазии. Однако, прогрессивное исправление этих проекций подводит нас к границе, которую поначалу нельзя пересечь. Как правило, эта граница проведена духом данного конкретного времени с его специфической концепцией истины, а также характерным для данного времени состоянием научного знания.
741 Самопознание — это приключение, которое неожиданно заходит очень далеко. Даже от умеренно глубокого знакомства с "тенью" может приключиться большое смятение и потемнеть в голове, поскольку оно создает личные проблемы, о которых человек до того даже и не подозревал. Только по этой причине мы можем понять, почему алхимики называли свое nigredo меланхолией, "чернотой, которая чернее черноты", ночью, болезнью души, смятением, и т.д., или, более образно, "черным вороном". Нам ворон представляется только забавной аллегорией, но для средневекового адепта он был, как мы уже говорили, хорошо известной аллегорией дьявола 216. Поскольку адепт правильно понимал грозящую ему психическую опасность, то для него делом чрезвычайной важности было заручиться помощью духа-покровителя, и в то же самое время прилежно выполнять духовное упражнение — молитву; все это для того, чтобы суметь справиться с последствиями столкновения его сознания с тьмой "тени". Даже для психологии современного человека столкновение с "тенью" не является безобидным мероприятием, и поэтому его часто обходят, призывая на помощь хитрость и осторожность. Человек предпочитает не глядеть в лицо своей "тьмы", а тешить себя иллюзией своей гражданской порядочности. Разумеется, большинство алхимиков устраивали свое nigredo в реторте, не зная, с чем они имеют дело. Но верно также и другое — определенные адепты, вроде Мориена, Дорна, Михаеля Майера и других, знали, что делают. Вот это знание, а не жажда золота, заставляло их заниматься на первый взгляд безнадежным делом, которому они принесли в жертву свои деньги, свое имущество и свои жизни.
742 Их "духом" была их вера в свет — духом, который вызволил душу из темницы тела и притянул ее к себе; но душа принесла с собой тьму хтонического духа, бессознательного. Отделение было необходимо, потому что нужно было прекратить темные дела души. Стало быть, unio mentalis означало расширение сознания и подчинение движений души духу истины. Но поскольку душа заставляла тело жить и была принципом всей его реализации, то философы не могли не думать, что после отделения тело и его мир умирали 217. Поэтому они называли это состояние могилой, разложением, умерщвлением, и так далее, после чего возникала проблема реанимации, то есть воссоединения души с "неодушевленным" телом. Если бы они стали проводить эту реанимацию "в лоб", то душа тут же оказалась бы закованной в свои прежние цепи и все стало бы, как раньше. Летучая суть, так тщательно запечатанная и сохраняемая в герметическом сосуде unio mentalis, не могла быть ни на секунду предоставлена самой себе, потому что тогда этот увертливый Меркурий мог сбежать и вернуться в свою прежнюю природу, что, по свидетельствам алхимиков, случалось довольно часто. Лобовой и естественный путь решения проблемы дал бы душе такую возможность, поскольку нам сказали, что она всегда склоняется к телу. Будучи больше привязанной к нему, чем к духу, она бы отделилась от духа и скользнула бы назад в свое бессознательное, не взяв с собой ничего от света духа во тьму тела. По этой причине, воссоединение с телом было серьезной проблемой. С психологической точки зрения это означает, что озарение, достигнутое в результате изъятия проекций, не может выдержать столкновения с реальностью и, соответственно, истина не может быть реализована в действительности, по крайней мере не настолько, насколько нам этого бы хотелось, и не так, как нам бы этого хотелось. Как известно, усилием воли можно внедрять идеи, которые вы считаете правильными, и делать это в определенной степени в течение определенного времени, то есть пока не появятся признаки усталости и не угаснет первоначальный энтузиазм. Затем свободная воля станет "зажатой", и жизнь, которая до того подавлялась, через трещины пробъется на поверхность. Такова, к сожалению, судьба всех исключительно рациональных решений.
743 Поэтому, с незапамятных времен человек в таких ситуациях прибегал к искусственным средствам, ритуальным действам, типа танцев, жертвоприношений, отождествления с духами предков и т.д., явно пытаясь пробудить или вызвать те более глубокие слои психе, которых никогда не достигает свет разума и сила воли, и вернуть их в память. С этой целью люди использовали мифологические или архетипические идеи, которые выражали бессознательное. Все это сохранилось до сегодняшнего дня, когда день верующего начинается о молитвы и заканчивается ею, то есть rite d'entree et de sortie*. Это упражнение хорошо выполняет поставленную перед ним задачу. Если бы это было не так, то от него давно бы отказались. Если же оно все-таки в значительной степени утрачивало свою эффективность, то это происходило с индивидами или социальными группами, которые переставали видеть смысл в архетипических идеях. Хотя такие идеи или "коллективные представления" всегда являются истинными, поскольку они выражают архетип бессознательного, на их словесную и зримую формы огромное влияние оказывает дух времени. Если же дух времени меняется, будь-то в результате контакта с чужой и вероятно более развитой цвилизацией, будь-то в результате расширения сознания, вызванного новыми открытиями и новыми знаниями, тогда ритуал утрачивает свой смысл и вырождается в простое суеверие. Грандиозными примерами этого являются гибель древнеегипетской цивилизации и смерть греческих и римских богов. Такое же явление можно наблюдать в современном Китае.

* Ритуалы входа и выхода (фр.) — Прим. ред.

744 В таких условиях возникает необходимость в новом, соответ- ствующем духу времени, толковании архетипов, которые компенсируют изменения в сознании. Например, христианство было новой и подходящей формулировкой архетипического мифа, который, в свою очередь, придал ритуалу жизненную силу. Архетип — это живая идея, которая постоянно порождает новые толкования, посредством которых она и раскрывает себя. Кардинал Ньюмен справедливо признал это в отношении христианства218. Христианская доктрина — это новое толкование и развитие представлений, существовавших до нее, что мы очень ясно видим на примере древней традиции Бого-человека. Эта традиция продолжается в развитии церковной догмы и вполне естественно, что развиваются не только архетипы, упомянутые в канонических книгах Нового Завета, но и их ближайшие "родственники", которые до того нам были известны только по представлениям язычников. Примером тому служит новейшая догма Девы; она недвусмысленно указывает на мать-богиню, которую постоянно связывали с ее юным умирающим сыном. Дева даже не является чисто языческой, поскольку ее явным прототипом является София из Ветхого Завета. Поэтому определение новой догмы не очень то и выходит за рамки depositum fidei*, поскольку мать-богиня естественным образом возникает из архетипа божественного сына и соответственно постоянно развивается на протяжении столетий219. Depositium fidei в эмпирической реальности соответствует сокровищнице архетипов, "gazophylacium" алхимиков и коллективному бессознательному современной психологии.
745 Возражение теологов, что окончательное состояние догмы, к которому она приходит в результате такого развития, должно быть более полным или совершенным, чем ее состояние в апостольскую эру, является несостоятельным. Конечно, более поздние толкование и формулировка архетипа будут гораздо дифференцированнее по сравнению с первоначальными. Чтобы в этом убедиться достаточно и беглого взгялда на историю догмы. Вспомним хотя бы Троицу, которая прямо не упоминается ни в одной канонической книге. Но из этого не следует, что первые христиане менее глубоко знали фундаментальные истины. Подобное предположение граничит с пагубным интеллектуализмом, ибо в религиозном ощущении главное не то, насколько полно
* Хранилище мудрости (лат.) — Прим.ред.

выражен архетип, а то, насколько сильно он меня увлекает. И совершенно не важно, что я о нем думаю220.
746 "Живая идея" всегда совершенна и всегда сверхчувственна. Человеческие формулировки ничего к ней не добавляют и ничего от нее не отнимают, поскольку архетип автономен и вопрос заключается только в том, увлекает он человека или нет. Если человек может более-менее точно сформулировать его, то ему легче интегрировать его в сознание, говорить о нем более разумно
и более рационально объяснять его значение. Но владеет он архетипом не больше, чем человек, который не способен дать определение своей "собственности". Интеллектуальная формулировка становится важной только тогда, когда грозит исчезнуть память о первоначальном ощущении или когда его иррациональность представляется сознанию непостижимой. Формулировка имеет только вспомогательное, а не основное значение.
747 Возвращаясь к спору с христианскими теологами, мы можем сказать, что христианство представляло собой "unio mentalis в преодолении тела". Только в этом смысле ритуал выполнил поставленную перед ним задачу в той степени, в какой на это способны несовершенные человеческие существа. Чувственное наслаждение античного человека телом и природой не исчезло в ходе этого процесса, но было занесено в длинный список грехов, который сохранял свой объем во все времена. Однако, его знание природы представляет собой особую проблему. С античных времен оно расцветало только в таинственной обстановке и было доступно очень немногим, но оно сохраняло на протяжении веков определенные базовые концепции, которые в период позднего Средневековья "удобрили" вновь пробудившийся интерес человека к природным телам. Если бы у алхимиков не было, по крайней мере, тайного предчувствия, что христианское unio mentalis все еще не реализовало единение с миром тела, то вряд ли можно было бы объяснить их почти мистическую жажду знаний, не говоря уже о их символизме, который соперничал с христианским и начал развиваться уже в конце тринадцатого века. Аналогия Христос-lapis ясно указывает на то, что в мире природных тел все может претендовать на равенство и отсюда — на реализацию во второй стадии сопiunctio.
748 Здесь встает вопрос о способе, каким может быть осуществлено coniunctio. Дорн ответил на этот вопрос предложением не преодолевать тело, а применить типично алхимический процесс separatio, solutio, incineratio, sublimatio и т. д. красного или белого вина; цель этой процедуры заключалась в создании физического эквивалента substantia coelestis, признанной духом в качестве истины и живущего в человека образа Божьего. Какие бы названия алхимики не давали таинственной субстанции, которую они мечтали добыть, это всегда была небесная субстанция, то есть нечто трансцендентальное, что, в противоположность бренности всей известной материи, было не подвержено разложению, было инертно, подобно металлу или камню, и, в то же самое время, было живым, как органическое существо, и при этом было еще и универсальным лекарством. С таким "телом", разумеется, нельзя было столкнуться в ощущениях. Упорство, с каким адепты, по крайней мере в течение тысячи семисот лет, шли к этой цели, можно объяснить только сверхчувственностью этой идеи. И мы действительно находим, даже в античной алхимии Зосимы, ясные указания на архетип Антропоса221, о чем я говорю в Психологии и алхимии) образ, который пронизывает всю алхимию вплоть до фигуры гомункулуса в "Фаусте". Идея Антропоса рождена представлением о первоначальном состоянии всемирного "оживления", из-за чего старые Мастера и толковали своего Меркурия, как anima mundi; и если во всей материи можно найти первоначальное "оживление", то там можно найти и anima mundi. Она наложилась на все тела, как их raison d'etre, как образ демиурга, воплотившегося в своем собственном творении и застрявшего в нем. Нет ничего проще, чем отождествить эту anima mundi с библейским imago Dei, который представлял открывшуюся духу истину. Для древних мыслителей душа никоим образом не была простой интеллектуальной концепцией; она воспринималась чувственно, как дыхание или летучая, но физическая субстанция, насчет которой тут же возникло предположение, что ее можно извлечь и "закрепить" посредством соответствующего процесса. Этой цели служило приготовление phlegma vini. Как я уже говорил выше, это был не дух или вода вина, а твердый осадок, хтоническая и материальная часть, наличие которой, как правило, не считалось полезным качеством вина.
749 Значит то, с помощью чего алхимик надеялся разрешить эту дилемму, было химической операцией, которую мы сегодня назвали бы символом. Процедура, которой он следовал, явно была аллегорией провозглашенной им substantia coelestis и ее химическим эквивалентом. В этом смысле, операция для него была не символической, а целенаправленной и рациональной. Нам, знающим, что никакое сжигание, сублимация и верчение на центрифуге винного осадка ни за что не создадут квинтэссенции "цвета воздуха", эта процедура представляется фантастической, если понимать ее буквально. Мы вряд ли можем предположить, что Дорн на самом деле имел в виду настоящее вино, а не, как и все алхимики, vinum ardens, acetum, spirituali ssangius и т. д., иными словами Mercurius поп vulgi, воплощавший anima mundi. Точно так же, как земля "закутана" в воздух, так, по представлениям древних, мир "закутан" в душу. Как я уже говорил, нет ничего проще, чем уравнять концепцию Меркурия с концепцией бессознательного. Если мы вставим этот термин в рецепт, то он будет звучать следующим образом: Возьми бессознательное в его самой подходящей форме, скажем в форме спонтанной фантазии, сновидения, необъяснимой смены настроения, сильной эмоции или чего-нибудь в этом роде, и оперируй им. Удели ему особое внимание, сосредоточься на нем, и объективно следи за происходящими в нем изменениями. Посвяти решению этой задачи все свои силы, внимательно следи за цепочкой трансформаций спонтанной фантазии. Самое главное — не позволяй пробраться в нее ничему из внешнего мира, ибо у образа-фантазии есть "все, что eмy нужно"222. Так ты будешь надежно защищен от капризов сознания и дашь бессознательному действовать как ему вздумается. Короче говоря, алхимическая операция нам представляется эквивалентом психологического процесса активного воображения.
Короче говоря, алхимическая операция нам представляется эквивалентом психологического процесса активного воображения.
750 Как правило, люди знают о психотерапии только то, что она представляет собой определенную технику, которую аналитик применяет к своему пациенту. Специалисты знают, чего можно добиться с ее помощью. Ее можно использовать для лечения неврозов и даже не слишком сильных психозов, так, что от болезни остается только общечеловеческая проблема, состоящая в том, какую часть себя вы хотите забыть, сколько психического дискомфорта вы готовы взвалить на свои плечи, насколько вы способны сдерживать или не сдерживать себя, чего вы ждете от других, до какой степени вы готовы отказаться от смысла вашей жизни или какой смысл вы должны ей придать. Аналитик имеет право захлопнуть перед пациентом дверь, если у невроза больше нет никаких клинический симптомов и он ворвался в сферу общечеловеческих проблем. Чем меньше он знает о них, тем больше его шансы на встречу со сравнительно разумными пациентами, которых можно извлечь из переноса, регулярно их посещающего. Но если у пациента возникает даже самое смутное подозрение, что аналитик думает об этих проблемах больше, чем говорит, тогда он не поторопится отказываться от переноса, а вопреки всякой логике назло уцепится за него, что, впрочем, нужно считать не алогичным, а вполне понятным. Даже взрослые люди зачастую не имеют представления о том, как справиться с проблемой, именуемой "жизнь", и в придачу настолько не опознают этого, что самым некритичным способом хватаются за малейшую возможность получить какой-нибудь ответ или обрести уверенность. Если бы это было не так, то многочисленные секты и "измы" давным-давно бы вымерли. Но, благодаря бессознательному, инфантильным привязанностям, безграничной неуверенности и неумению полагаться на самого себя, все они цветут пышным цветом.
751 Аналитик, который сам борется за все те вещи, которые он хочет привить своим пациентам, не может легкомысленно отнестись к этой проблеме переноса. Чем больше он знает о том, насколько ему трудно решить его собственные житейские проблемы, тем меньше опасность, что он проглядит страх, неуверенность, фривольность или опасно некритичные установки у своих пациентов. Даже Фрейд рассматривал перенос, как повторение невроза и относился к нему, как к таковому. Он не мог просто закрыть дверь, а честно старался справиться с переносом посредством анализа. Это не так просто, как можно подумать на основании технической формулировки процесса. Практика зачастую очень отличается от теории. Вам, разумеется, хочется поставить на ноги всего человека, а не только его часть. Вы скоро обнаружите, что ему не на что стать и не за что держаться. Вернуться к родителям невозможно, вот он и цепляется за аналитика. Он не может двигаться ни вперед, ни назад, потому что он не видит перед собой ничего, на что он мог быть опереться. Все так называемые разумные возможности уже испробованы и оказались бесполезными. Тогда многие пациенты вспоминают веру, в которой они были воспитаны, и некоторые возвращаются к ней, но не все. Они, возможно, знают, что вера должна значить для них, но на своем опыте убедились, что на воле и благих намерениях не уйдешь далеко, если бессознательное не протянет руку помощи. Для того, чтобы обеспечить себе сотрудничество бессознательно го, религии уже давно обратились за помощью к мифам, или, вернее, это мифы всегда перебрасывают мосты между беспомощным сознанием и эффективными idees forces бессознательного. Но вы не можете искусственным образом или усилием воли поверить в утверждения мифа, если до того этот миф вас не увлек. Если вы честны перед самим собой, то вы усомнитесь в истинности мифа, поскольку наше современное сознание не может его понять. Исторические и научные критерии не годятся для признания мифологической истины; она может быть постигнута только интуитивной верой или психологией, и в последнем случае, несмотря на прозрение, она остается недейственной, пока не подкрепляется опытом.
752 Итак, современный человек не может даже создать ипiо тепtalis, которое дало бы ему возможность подняться на второй уровень coniunctio. Помощь аналитика в понимании заявлений бессознательного, которые оно делает в сновидениях и т. д., может привести к необходимому прозрению, но когда дело доходит до реального ощущения, аналитик уже ничем помочь не может: эту работу человек должен выполнить сам. Тогда он оказывается в положении ученика алхимика, которого Мастер вводит в науку и обучает всем лабораторным хитростям. Но наступает время, когда он сам должен заняться opus, поскольку, как подчеркивали алхимики, за него это никто не сделает. Как и ученик, современный человек начинает с неприятной prima materia, которая представляет себя в неожиданной форме — достойной презрения фантазии, которая, как и камень, отринутый строителями, "выброшена на улицу" и настолько "дешева", что люди на нее даже и не смотрят. День за днем он будет наблюдать за ней и замечать происходящие в ней изменения, пока глаза его не откроются, или, как говорили алхимики, пока рыбьи глаза или искры не засверкают в темном растворе. Ибо глаза рыб всегда открыты и потому всегда должны видеть, по причине чего алхимики и использовали их в качестве символа постоянного внимания (Иллюстрации 8 и 9).
753 Свет, который постепенно занимается в человеке заключается в понимании им, что его фантазия — это реальный психический процесс, происходящий лично с ним. Хотя, до определенной степени, он смотрит на него беспристрастно, со стороны, он также является действующим и страдающим лицом в драме психе. Это понимание абсолютно необходимо и означает существенный прогресс. До тех пор, пока он просто рассматривает картинки, он подобен глупому Парсифалю, который забыл задать жизненно важный вопрос, потому что не осознавал своего участия в действии. Тогда, если прекращается поток образов, ничего не происходит, пусть даже процесс повторяется тысячу раз. Но если вы признаете ваше участие, вы должны войти в процесс с вашими личными реакциями, так, как будто вы являетесь одним из образов этой фантазии, или, если точнее, как будто разыгрывающаяся перед вашими глазами драма является реальной. То, что эта фантазия происходит — психический факт, и он настолько же реален, насколько реальны вы сами, как психическое существо. Если же эта имеющая решающее значение операция не проведена, то все изменения происходят только в потоке образов, а вы сами остаетесь не изменившимся. Как говорит Дорн, вы никогда не доберетесь до Единственного, если не сами не станете единым. Впрочем, есть возможность того, что при драматической фантазии вы войдете во внутренний мир образов, как "вымышленный персонаж" и, тем самым, предотвратите любое свое реальное участие; это может даже подвергнуть опасности ваше сознание, потому что тогда вы становитесь жертвой вашей же фантазии и покоряетесь силам бессознательного, опасность которых слишком хорошо известна алхимикам. Но если вы "выходите на сцену" в вашем подлинном обличьи, то, с одной стороны, спектакль обретает большую актуальность, а с другой, вы, посредством вашего критического отношения к фантазии, создаете эффективный противовес его тенденции выходить из-под контроля. Ибо то, что сейчас происходит, есть решительное сближение с бессознательным. В этот момент, прозрение, unio mentalis, начинает становиться реальностью. То, что вы сейчас создаете, является началом индивидуации, непосредственная цель которой — это ощущение и создание символа целостности.
754 Часто бывает так, что пациент просто продолжает наблюдать за своими образами, не задумываясь, что они для него значат. Он может и должен понять их значение, но это ему нужно только в том случае, если он не достаточно убежден, что бессознательное может дать ему ценный инсайт. Однако, стоит ему осознать этот факт, как он также понимает и то, что теперь у него есть возможность добиться, с помощью своего знания, независимости от аналитика. А вот этот вывод пациенту как раз делать и не хочется, по причине чего он зачастую ограничивается простым наблюдением за образами. Аналитик, если он не испытал эту процедуру на себе самом, не может помочь ему преодолеть этот подход к делу — в случае, разумеется, наличия причин, по которым процедура никак не может быть прервана. В этих случаях не бывает никаких медицинского или этического императивов, а есть только веление судьбы, и именно поэтому пациенты, которым вполне хватает необходимой проницательности, зачастую останавливаются на этом рубеже. Поскольку это явление является pacпроcтраненным, я могу сделать вывод, что перёход от обычного перцептивного восприятия, то есть эстетического отношения, к позиции судить — совсем не простое дело. И в самом деле, современная психотерапия только-только вышла в эту точку и начинает признавать полезность восприятия образов и придания им формы, с помощью пера, кисти или резца. Образы могут принять и музыкальную форму, при условии, что музыкальное произведение будет действительно сочинено и записано. Хотя мне не приходилось сталкиваться с таким случаем, "Искусство Фуги" Баха может быть его примером, точно так же, как представление архетипов является основной чертой музыки Вагнера. (Впрочем, эти феномены порождаются не столько личной необходимостью, сколько компенсирующей деятельностью бессознательного, вызванной Zeitgeist*. К сожалению, я не могу обсуждать эту тему в данной книге.)
755 Переход границы простого эстетического отношения может быть действием, незнакомым большинству моих читателей. Я сам очень мало говорил на эту тему и ограничился лишь намеками223. К этому процессу нельзя относится легкомысленно. Я испытал его на себе и на других тридцать лет тому назад и должен признать, что несмотря на его реальность и удовлетворительные результаты, это очень трудное дело. Его можно без опаски рекомендовать только тому пациенту, который достиг описанной выше стадии знания. Если он находит задачу слишком трудной для себя, он, как правило, останавливается в самом начале и никогда не попадает в опасное безвыходное положение. Изначально присущая анализу опасность заключается в том, что у предрасположенного к психопатии пациента он вызовет острый психоз. Эта крайне неприятная возможность, как правило, проявляется в самом начале лечения, например, когда анализ сновидений приводит в действие бессознательное. Но если анализ происходит успешно, так, что пациент вполне может заняться активным воображением и приданием формы своим фантазиям, и отсутствуют любые подозрительные инцинденты, то, как правило, никакой

*Дух времени — понятие Гегеля — Прим. ред.

серьезной опасности больше нет. Разумеется, возникает вопрос, страх чего (если это вообще можно назвать страхом) не дает человеку сделать следующий шаг, перехода к позиции судить. (Вынесение приговора, естественно, налагает нравственные и интеллектуальные обязательства.) Для страха и неуверенности есть достаточно оснований, поскольку добровольное участие в фантазии рискованно для наивного разума и выливается в ожидаемый психоз.
756 Разумеется, есть огромная разница между ожидаемым психозом и психозом реальным, но разница эта не всегда явно заметна, что и порождает неуверенность или даже приступ паники. В отличие от реального психоза, который настигает вас и захлестывает рвущимися из бессознательного неконтролируемыми эмоциями, позиция вынесения приговора и принятия решения подразумевает добровольное участие в процессе фантазии, который компенсирует индивидуальное и (в особенности) коллективное состояние сознания. Общепризнанной целью этого участия является интеграция утверждений бессознательного, ассимиляция их компенсирующего содержимого и, тем самым, придание жизни смысла, без которого большинству людей, а может и всем, и жить-то не стоит. Причина, по которой участие в фантазии очень похоже на психоз, заключается в том, что пациент интегрирует тот же самый фантазийный материал, который склонную к психопатии личность доводит до сумасшествия, потому что она не может его интегрировать и тонет в нем. В мифах героем является тот, кто побеждает дракона, а не тот, кого дракон сжирает. Тем не менее, оба персонажа имеют дело с одним и тем же драконом. И еще одно: тот — не герой, кто не встречался с драконом, а если и встречался, то потом заявил, что ничего не видел. Кроме того, только тот, кто рискнул сразиться с драконом и не был им побежден, находит клад, "сокровище, которое нелегко найти". Он один может обоснованно претендовать на уверенность в себе, ибо он посмотрел на темную основу своей самости и, тем самым, обрел себя. Это ощущение дает ему уверенность и веру, pistis в способность самости поддержать его, поскольку все, что угрожало ему изнутри, он привлек на свою сторону. Он добился права на веру в то, что с помощью тех же самых средств, он сможет преодолеть все будущие препятствия. Он получил внутреннюю уверенность, которая делает его способным полагаться только на самого себя, и обрел то, что алхимики называли unio mentalis.
757 Как правило, зрительно это состояние представляет рисунок мандалы. Очень часто такие рисунки содержат признаки неба и звезд и поэтому указывают на что-то вроде "внутренних небес", "небосвода" или "Олимпа" Парацельса, Микрокосма. Это также и тот продукт циркуляции, caelum224, который Дорн хотел произвести "усердными круговыми движениями". Поскольку очень маловероятно, что ему удалось изготовить квинтэссенцию, как химическую субстанцию, и сам он никогда этого не утверждал, то можно спросить, что он действительно имел в виду — эту химическую операцию или, скорее, opus alchumicum в целом, то есть преобразование Mercurius duplex, синонимом которого является красное и белое вино225, намекая, стало быть, в то же самое время, на opus ad rubeum et ad album. Это мне представляется более вероятным. Так или иначе, но имелась в виду определенная лабораторная работа. Так Дорн "придавал форму" своему интуитивному знанию наличия предсущего в человеке таинственного центра, который представляет космос, то есть целостность, хотя сам Дорн и осознавал, что изображает самость в материи. Он завершил образ целостности добавлением меда, магических трав и человеческой крови, или их символических эквивалентов, точно так же как поступает современный человек, когда он связывает многочисленные символические атрибуты с нарисованной им мандалой. Кроме того, следуя древним сабейской и александрийской моделям, Дорн в свою квинтэссенцию добавил "воздействие" планет (stellae inferiores) или Тартара и мифологический аспект преисподней — как это делают пациенты в наши дни226.
758 Таким образом мудрый Дорн решил проблему реализации ипго mentalis, осуществления его соединения с телом, завершая, тем самым, вторую стадию coniunctio. Мы бы сказали, что с созданием ее физического эквивалента идея самости приобрела форму. Но алхимик связывал свою работу с чем-то более могучим и первичным, чем наша бледная абстракция. Он ощущал ее как магически эффективное действие, которое, как и сама субстанция, наделяло его магическими качествами. Проекция магических качеств указывает на наличие соответствующего воздействия на сознание, то есть адепт ощущал излучаемое lapis (или тем, что он считал таинственной субстанцией) сверхчувственное влияние. Мы, с нашим рационалистическим разумом, вряд ли припишем нечто подобное картинкам, которые современный человек рисует на основании своего интуитивного видения содержимого бессознательного. Но это зависит от того, с чем мы имеем дело: с сознанием или с бессознательным. На бессознательное эти образы, похоже, не оказывают никакого воздействия. К этому выводу приходишь, когда более внимательно изучаешь психическую реакцию пациентов на их собственные рисунки: в конце они действительно оказывают успокаивающее влияние и создают что-то вроде внутренней основы. Хотя адепт всегда стремился увидеть внешние результаты действия своего камня, например, как панацеи или золотого раствора, или продлевающего жизнь эликсира, и только в шестнадцатом веке решительно и ясно указал на его внутренний эффект, психологическое ощущение подчеркивает прежде всего субъективную реакцию на формирование образов и (при условии свободного и открытого разума) по-прежнему сдерживает переход к суждению, напоминая о возможных объективных последствиях227


759 Изготовление lapis было целью всех алхимиков. Дорн представлял собой знаменательное исключение, потому что для него это было всего лишь завершением второй стадии соединения. В этом его мысли совпадают с опытом психологов. Для нас представление идеи самости в реальной и видимой форме является простым rite d'entree, вводным действием и простым ожиданием его результатов. Существование ощущения внутренней безопасности ни в коей мере не доказывает того, что продукт будет достаточно прочным, чтобы выдержать раздражающее или враждебное воздействие окружающей среды. Адепт должен был вновь и вновь видеть как неблагоприятные обстоятельства или грубая техническая ошибка, или (как ему казалось) какая-то дьявольская случайность мешают завершению им своей работы, так что он вынужден все начинать с самого начала. Любой, кто подвергнет свое чувство внутренней безопасности аналогичному психическому испытанию, испытает такие же ощущения. Не раз и не два возведенное им здание рассыпалось в прах под ударом реальности, и он должен был не позволить этому событию отбить у него охоту и дальше заниматься изучением того, где именно дает сбой его метод и какие еще белые пятна существуют на поле его психического видения. Как никогда не был создан lapis Philosophorum, с его магическими свойствами, так никогда эмпирически не будет достигнута психическая целостность, поскольку сознание слишком ограничено и слишком однобоко, чтобы объять все содержимое психе. Мы всегда должны будем начинать с самого начала. С древнейших времен адепт знал, что он ищет "res simplex", и современный человек на своем опыте узнает, что работа не двинется вперед без значительного упрощения. Но простые вещи всегда являются самыми трудными.
760 Единный и Простой — это то, что Дорн называл unus mundus. Этот "единный мир" был res simplex228. Для него третьей и высшей стадией соединения являлось единение целостного человека с unus mundus. Под этим он понимал, как мы уже убедились, потенциальный мир первого дня творения, когда все еще не было "in actu", то есть разделено на две и больше частей, когда все было единым.229 Создание единства посредством магической процедуры означало возможность единения с миром — не с многообразным миром, каким мы его видим, а с миром потенциальным, вечной Основой всего эмпирического бытия, такой же основой, какой для прошлого, настоящего и будущего индивидуальной личности является самость. На основе самости, познанной посредством медитации и созданной алхимическими средствами, Дорн "надеялся и ожидал" добиться единства с unus mundus.
761 Этот потенциальный мир является "mundus archetypus" Скулмена. Я полагаю, что непосредственный прототип дорновой идеи можно отыскать у Филона Иудейского, который в своем трактате De mundi opificio230, говорит, что Творец создал в интеллигибельном мире нематериальное небо, невидимую землю и идею воздуха и пустоты. Последним он создал человека, "маленькое небо", которое "содержит в себе отражения многих миров, похожих на звезды". Здесь Филон явно указывает на идею Микрокосма и, стало быть, на единство психического человека с космосом. По мнению Филона, отношения Творца с mundus intelligibilis — это "imago" или "archetypus" отношений разума с телом. Сомнительно, чтобы Дорн знал также и Плотина. В четвертой Эннеаде Плотин рассуждает на тему, не являются ли все индивиды просто одной душой, и полагает, что у него есть достаточно оснований для утвердительного ответа на этот вопрос. Я упоминаю Плотина, потому что он был одним из первых, кто заговорил об идее unus mundus. "Единство души" эмпирически покоится на общей для всех душ базовой психической структуре, которая, хоть невидима и неосязаема, в отличие от структуры анатомической, тем не менее, является не менее реальной.
762 Мысль, которую Дорн выражает как третью стадию соединения, универсальна: это связь или тождество личного с надличностным атманом, и индивидуального дао с дао всемирным. Западному человеку такой взгляд представляется совершенно нереалистичным и слишком мистическим; прежде всего, он не может понять, почему самость должна стать реальностью, когда она вступает в отношения с миром первого дня творения. Он не знает никакого другого мира, кроме эмпирического. Строго говоря, его озадаченность начинается не с этого; она уже началась с созданием caelum, внутреннего единства. Подобные мысли непопулярны и раздражающе расплывчаты. Западный человек не знает, к чему они относятся или на чем они могут основываться. Они могут быть верными, но могут и не быть — короче говоря, в этой точке заканчивается его чувственное восприятие, а с ним и его понимание и, к сожалению, зачастую и его желание узнать больше. Поэтому я бы посоветовал критически настроенному читателю оставить свои предубеждения и хоть раз попытаться самому ощутить результаты описанного мною процесса, или подождать с выводами и признать, что он ничего не понимает. Я тридцать лет изучал эти психические процессы при всевозможных условиях и убедился, что алхимики, как и великие философы Востока, говорили именно о таких ощущениях, и что эти ощущения кажутся нам мистическими в основном из-за нашего незнания психе.
763 При любых обстоятельствах мы должны суметь понять, что мысленное представление самости является "окном" в вечность, которое дало средневековому человеку, как и человеку Востока, возможность избежать удушающих объятий однобокого взгляда на мир или вынести эти объятия. Хотя целью opus alchymicum, конечно, являлось создание lapis или caelum, не может быть никаких сомнений в его тенденции к одухотворению "тела". Эта тенденция выражена символом жидкости "цвета воздуха", которая всплывает на поверхность. Она представляет ни что иное, как corpus glorificationis, воскрешенное тело, связь которого с вечностью не требует доказательств.
764 Наивный человек считает само собой разумеющимся, что яблоко падает с дерева на землю, и воспримет как абсурдное утверждение, что это земля поднимается навстречу яблоку, так что ему не составит труда поверить в то, что разум способен одухотворить тело, не ощутив при этом воздействия его инертности и грубости. Но любое воздействие взаимно и невозможно изменять, самому оставаясь неизменным. Хотя алхимик считал, что он лучше других знает, что в момент Творения по крайней мере малая толика божественности, anima mundi, проникла в материальные вещи и задержалась там, он, тем не менее, верил в возможность одностороннего одухотворения, не задумываясь над тем, что предварительным его условием является материализация духа в форме голубой квинтэссенции. В реальности же его труды поднимали тело поближе к духу и, в то же время, опускали дух в материю. Сублимируя материю, алхимик конкретизировал дух.
765 Эта очевидная истина была совершенно чужда средневековому человеку и лишь наполовину усвоена человеком нашего времени. Но если должны соединиться такие противоположности как дух и материя, сознание и бессознательное, свет и тьма и так далее, то это соединение произойдет в третьей вещи, которая представляет собой не компромисс, а нечто новое. Например, в представлениях алхимиков космическая вражда элементов прекращалась ????? ?? ????? (камнем, который не камень), трансцендентальным существом, которое можно было описать только посредством парадоксов
231. Caelum Дорна, соответствующее камню, было, с одной стороны, жидкостью, которую можно было вылить из бутылки, а с другой, самим Микрокосмом. Для психолога — это самость, человек, как он есть, и неописуемая и сверхэмпирическая совокупность того же самого человека. Эта совокупность является простым, но необходимым постулатом, поскольку никто не может утверждать, что он полностью знает человека таким, каков он есть на самом деле. Неизвестным остается не только психический, но и физический человек. Мы должны уметь включить эту неизвестную величину в общую картину человека, но мы не умеем. Человек сам является отчасти эмпирическим, и отчасти трансцендентальным; он тоже — ????? ?? ????? . Кроме того, мы не знаем, может ли то, что на эмпирическом плане мы считаем физическим человеком, в находящемся за пределами наших ощущений Неведомом, быть тождественным тому, что по нашу сторону границы мы называем психическим человеком. Хотя из опыта мы знаем, что психические процессы связаны с материальными, мы не в состоянии сказать, что из себя представляют эти отношения и почему они вообще являются возможными. Именно на основании взаимной зависимости психического и физического часто высказывается предположение, что где-то за пределами наших нынешних ощущений они могут быть тождественными , хотя это никак не оправдывает категоричные гипотезы как материалистического, так и духовного толка.
766 Предположив тождественность психического и физического, мы подходим к алхимической идее unus mundus, потенциального мира первого дня творения, когда еще не было ничего "второго". До Парацельса алхимики верили в creatio ex nihilo. Стало быть, для них Бог сам был принципом материи. Но Парацельс и его ученики предположили, что материя была "increatum" и потому сосуществовала с Богом и была такой же вечной, как и он. Мне не удалось установить, какой была их точка зрения — монистической или дуалистической. Одно можно сказать наверняка: все алхимики считали, что материя обладает божественным аспектом. Либо Бог был заточен в ней в форме anima mundi или anima. media natura, либо материя представляла Божью "реальность". В любом случае, материя не лишалась божественности, и особенно потенциальная материя первого дня творения. Похоже, что только сторонников Парацельса впечатлила дуалистичная фраза из Книги Бытия232.
767 Значит, если Дорн видел реализацию mysterium coniunctionis в соединении созданного алхимическим путем caelum с unus mundus, то он явно имел в виду не слияние индивида с окружающей его средой, или даже не его адаптацию к ней, a unio mystica с потенциальным миром. Мы действительно можем назвать эту точку зрения "мистической", если употребим это слово в его современном уничижительном смысле. Суть, однако не в бездумно произносимых словах, а в представлении, которое может быть переведено с языка Средневековья на язык современных концепций. Нет никакого сомнения в том, что идея unus mundus основана на предположении, что многообразие эмпирического мира покоится на единообразии, и что нет двух или более фундаментально разных миров, сосуществующих бок о бок или смешивающихся друг с другом. Нет, все отделенные и отличные друг от друга вещи принадлежат к одному и тому же миру, который является не чувственным миром, а постулатом, вероятность которого подтверждается тем фактом, что еще никому до сих пор не удалось открыть мир, в котором не действовали бы известные законы природы. То, что корни даже психического мира, который так резко отличается от мира физического, находятся в пределах одного космоса, явно следует из неопровержимого факта существования между телом и психе причинных связей, указывающих на их единую природу.
768 Все это не познано нами, поэтому мы не имеем права делать какие-либо заявления касательно его совокупной природы. Физика микромира пробирается в неизвестные области материи, а комплексная психология пробивает себе дорогу в непознанные области психе. Оба эти направления дали результаты, которые могут быть осознанны только посредством парадоксов, и оба эти направления породили на удивление аналогичные концепции. Если эта тенденция получит дальнейшее развитие, то гипотеза единства предметов их исследования приобретет еще большую правдоподобность. Разумеется, не стоит рассчитывать на то, что единое Существо когда-либо будет понято, поскольку возможности наших мышления и языка позволяют делать только парадоксальные заявления. Но мы можем не сомневаться в том, что эмпирическая реальность имеет трансцендентальную основу — факт, который, как показал сэр Джеймс Джине, можно выразить с помощью Платоновой притче о пещере. Общая основа физики микромира и психоанализа настолько же физична, насколько и психична, и, стало быть, не является ни той, и ни другой, а представляет собой третью вещь, нейтральную природу, которую можно понять только косвенно, ибо суть ее трансцендентальна.
769 Итак, похоже на то, что основой нашего эмпирического мира, на самом деле, является unus mundus. Это по крайней мере правдоподобная гипотеза, которая соответствует фундаментальному принципу научной теории: "Объяснений должно быть не больше, чем нужно". Трансцендентальная психофизическая основа соответствует "потенциальному миру" в той степени, в какой ей присущи все те условия, которые определяют форму эмпирического феномена. Это верно, как для физики, так и для психологии, или, если выражаться точнее, как для макрофизики, так и для психологии сознания.
770 Итак, если Дорн считает третьей и высшей стадией соединения единение или связь создавшего caelum адепта с unus mundus, то с психологической точки зрения ею является синтез сознания, с бессознательным. Результат этого соединения или уравнения теоретически непостижим, поскольку к известной величине прибавляется неизвестная; но на практике это соединение приводит к глубоким изменениям в сознании, подобно тому, как ядерная физика изменила физику классическую. Природа изменений, которых Дорн ожидал от третьей стадии coniunctio, может быть установлена только косвенно, на основании использовавшихся адептами символов. То, что он называл caelum, является, как мы видели, символическим прообразом самости. Из этого мы можем сделать вывод, что желанное познание полного человека воспринималось как избавление от органических и психических заболеваний, поскольку caelum определялся, как универсальное лекарство (панацея, противоядие, medicina catholica и т. д.). Он рассматривался так же, как бальзам и эликсир жизни, как продлевающий жизнь, укрепляющий и омолаживающий магический отвар. Он был "живым камнем", ????? ??????? (baetylus), "камнем, у которого есть дух"233, и "живым камнем", упомянутым в Новом Завете234, который в "Пастыре Гермы" является живым человеком, кирпичом, ложащимся в здание Церкви. Прежде всего подчеркивается его не подверженность разложению: он существует в течение долгого времени или вообще вечно; хотя он является живым существом, он неподвижен; он излучает магическую силу и трансформирует бренное в нетленное, и нечистое в чистое; он размножается до бесконечности; он прост и потому универсален, единство всех противоположностей; он аналогичен Христу и называется Спасителем Макрокосма. Но caelum также символизирует сходство человека с Богом {imago Dei), anima mundi в материи, и саму истину. У него "тысяча имен". Он также является Микрокосмом, полным человеком (??????? ????????), chen-yen, гомункулусом и гермафродитом. Вышеперечисленные определения и названия — это лишь малая часть существующего в литературе их изобилия.
771 Вполне естественно, что мы не представляем себе, как психическое ощущение такого рода — а оно несомненно является таковым — может быть сформулировано, в качестве рациональной концепции. Она явно понималась, как суть совершенства и универсальности, и, как таковая, характеризовалась ощущением соответствующих пропорций. Это ощущение мы можем сравнить только с невыразимой загадкой unio mystica, или "дао", или содержимого "самадхи", или ощущением "сатори" в дзэн, которое вводит нас в царство невыразимой и предельной субъективности, где от всех критериев разума нет никакого толку. Примечательно, что это ощущение является эмпирическим, о чем в один голос твердят и Восток, и Запад, как древние, так и современные, а это является подтверждением его высшего субъективного значения. Наше знание физической природы не дает нам никакой point d'appui*, которая дала бы нам возможность подвести под это ощущение какую-нибудь общую надежную базу. Оно было и остается тайной мира психических ощущений, и может быть понято только как сверхчувственное событие, реальность которого, тем не менее, может быть подвергнута сомнению не в большей степени, чем реальность того факта, что определенные световые волны воспринимаются как "красные" — факта, который остается непостижимым только для человека, страдающего слепотой на красный и зеленый цвета.
772 Что тогда означают утверждения алхимиков об их таинственной субстанции с психологической точки зрения? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мы должны вспомнить рабочую гипотезу, которую мы использовали при толковании сновидений: образы из сновидений и спонтанные фантазии являются символами, то есть наилучшими из всех возможных формулировок все еще неизвестных или неосознанных фактов, которые, как правило, компенсируют содержимое сознания или осознанную установку. Если мы применим это базовое правило к алхимической таинственной субстанции, то мы придем к заключению, что ее наиболее сомнительное качество, а именно, ее единство и уникальность — она является и камнем, и лекарством, и сосудом, и процедурой, и состоянием235 — предполагает разъединенность сознания. Поскольку тот, кто един, не нуждается в единстве как, в лекарстве, как, можем мы добавить, не нуждается в нем и тот кто не осознает своей разъединенности, ибо для того, чтобы привести в действие архетип единства, требуется осознанное состояние беспокойства. Из этого мы можем сделать вывод, что более философски настроенными из алхимиков были те, кого не удовлетворял превалировавший в то время взгляд на мир, то есть христианский взгляд, хотя они и были убеждены в его истинности. В этом отношении, мы не находим в классической греческой и латинской алхимической литературе никаких доказательств противоположного, а наоборот, если речь идет о христианских трактатах, находим массу доказательств верности христианским убеждениям. Поскольку христианство является прежде всего системой "спасения", к тому же основанной на Божьем "плане покаяния", а Бог является единством par excellence, то нужно задаться вопросом,

* Точка опоры (фр.) — Прим. ред.

почему алхимик по-прежнему ощущал свою разъединенность, или разлад с самим собой, если его вера, вроде бы, давала ему возможность для единства и единообразия. (Этот вопрос не утратил своей актуальности и сегодня, даже наоборот!) Вопрос становится ответом, когда мы более внимательно изучаем атрибуты таинственной субстанции.
773 Итак, следующим качеством таинственной субстанции, которое мы должны рассмотреть, является ее физическая природа. Хотя алхимики придавали ей величайшее значение, и "камень" был самим raison d'etre их искусства, он все равно не может рассматриваться как простая физическая вещь, поскольку подчеркивается, что камень — это живое существо, у него есть душа и дух, и даже что он является человеком или похожим на человека созданием. Хотя и в отношении Бога тоже говорили, что мир является его физическим проявлением, эта пантеистическая точка зрения была отвергнута Церковью, поскольку "Бог есть Дух" и прямо противоположен материи. В этом смысле христианская точка зрения соответствовала "unio mentalis в преодолении тела". Поскольку алхимик исповедовал христианство, он знал, что, по состоянию своего разума, он по-прежнему находится на второй стадии соединения, и что христианская "истина" еще не "реализована". Душа была поднята духом в высокие сферы абстракции; но тело было лишено души, и поскольку оно тоже имело свои претензии на жизнь, то алхимик не мог не признать неудовлетворительность такого положения. Он не мог ощутить себя как целое, и чтобы для него не значило одухотворение его существования, он не мог пересечь границы своей плотской жизни, которые называются Здесь и Сейчас. Дух препятствовал его ориентации на физис и наоборот. Несмотря на все заверения в обратном, Христос является не объединяющим фактором, а рассекающим "мечом", который отделяет духовного человека от физического. Алхимики, которые в отличие от некоторых наших современников были достаточно мудры, чтобы заметить необходимость и уместность дальнейшего развития сознания, крепко держались за свои христианские убеждения и не сползали на более бессознательный уровень. Они не могли и не стали бы отрицать истинность христианства, по причине чего неверно было бы обвинять их в ереси. Напротив, они хотели "реализовать" присутствующее в идее Бога единство, пытаясь соединить unio mentalis с телом.
774 Основной движущей силой этих усилий было убеждение, что мир находится в ужасном состоянии и на всем лежит разлагающая печать первородного греха. Алхимики полагали, что душа может быть спасена только в том случае, если дух освободит ее от естественной привязанности к телу, хотя это никак не меняло и ни в коей мере не улучшало положение физической жизни. Микрокосм, то есть внутренний человек, был способен на покаяние, но на него не было способно грешное тело. Понимание этого было достаточной причиной для раздвоения сознания на духовную и физическую личности. Все алхимики могли воскликнуть вместе со святым Павлом: "Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?" 236 Поэтому они и жаждали найти лекарство, которое избавит тело от всех страданий, а душу — от разъединенности, ???????? ????????? которое освобождает тело от его подверженности разложению, elixir vitae, который дарует долгую до-библейскую жизнь или даже бессмертие. Поскольку в большинстве своем алхимики были врачами, у них была масса возможностей для того, чтобы пропитаться идеей бренности человеческого бытия и выработать в себе нетерпение, которое отказывается ждать наступления Царства Божия на земле, как о том говорится в доктрине спасения. Эта грызущая неудовлетворенность как раз и выражает претензии физического человека и невыносимость его разъединенности. Алхимики, соответственно, поставили перед собой чрезвычайно трудную задачу соединения заблудшего физического человека с его духовное истиной. Поскольку они не были ни еретиками, ни неверующими, они не могли и не захотели бы изменить эту истину, чтобы сделать ее более благожелательной по отношению к телу. Кроме того, тело в любом случае заблуждалось, поскольку оно из-за своей нравственной слабости впало в первородный грех. Поэтому тело с его тьмой и было тем, что нуждалось в "подготовке". Как мы уже видели, подготовка заключалась в извлечении квинтэссенции, которая была физическим эквивалентом рая, потенциального мира, по причине чего она и называлась caelum. To была сама суть тела, не подверженная разложению, а потому чистая и вечная субстанция, corpus glorificatum, способная объединиться с unio mentalis и достойная этого объединения. То, что оставалось от тела, было "terra dam-nata", шлаком, который должен был быть предоставлен самому себе. Квинтэссенция, caelum, с другой стороны, соответствовала чистому, безгрешному, первоначальному мировому "материалу", адекватному и полностью послушному инструменту Бога, создание которого, стало быть, позволяло алхимику "надеяться и ожидать" соединения с unus mundus.
775 Это решение было компромиссом не в пользу физис, и все же это была достойная внимания попытка перебросить мост через пропасть между духом и материей. Это не было принципиальным решением, по той причине, что эта процедура вообще не имела места в реальном объекте, а была всего лишь бесплодной проекцией, поскольку caelum никогда не мог быть создан в реальности. То была надежда, которая угасла вместе с алхимией, и, похоже, навсегда списана со счетов. Но разъединенность осталась и, как это не парадоксально, помогла лучше узнать природу и создать более действенную медицину, хотя, с другой стороны, она так принизила дух, что Дорн, попади он в наше время, окаменел бы от ужаса. Эликсир жизни современной науки уже заставил нас ждать от жизни гораздо большего и породил надежду на еще лучшие результаты в будущем. С другой стороны, unio mentalis стало бледным фантомом, a veritas christiana перешла к обороне. Что касается скрытой в человеческом теле истины, то об этом больше не говорят. История беспощадно завершила то, что оставил незаконченным алхимический компромисс: физический человек был неожиданно выведен на первый план и покорил природу так, как это ему и не снилось. В то же самое время, он осознал свою эмпирическую психе, которая высвободилась из объятий духа и приняла настолько конкретную форму, что ее индивидуальные черты стали объектом клинических наблюдений. Она уже давно перестала быть принципом жизни или некоей философской абстракцией; наоборот, предполагается, что она есть обычное следствие химии мозга. Теперь также считается, что жизнь ей дал не дух; напротив, высказывается предположение, что это дух обязан своим существованием психической активности. Сегодня психология может назвать себя наукой, и это является большой уступкой со стороны духа. Только будущее покажет, какие требования психология предъявит другим естественным наукам, и в особенности физике.


776 Как я уже неоднократно указывал, заявления алхимика о lapis, если посмотреть на них с точки зрения психологии, описывают архетип самости. Примером его феноменологии является символизм мандалы, которая представляет самость, как концентрическую структуру, зачастую в форме квадратуры круга. С этим скоординированы все виды вторичных символов, большая часть которых выражает природу противоположностей, ждущих соединения. Структура неизменно ощущается, как представление центрального состояния или центра личности, существенно отличающейся от эго. Она обладает сверхчувственной природой, на что ясно указывают сами мандалы и использованные символы (солнце, звезда, свет, огонь, цветок, драгоценный камень и т. д.) Обнаружены все степени эмоционального уравнения — от абстрактных, бесцветных, одинаковых рисунков кругов до невероятно острого ощущения просветления. Все эти аспекты проявляются в алхимии, и единственная разница заключается в том, что в ней они спроецированы в материю, а здесь они понимаются как символы. Стало быть, таинственная субстанция превратилась в психическое событие, не утратив при этом ни капли своей изначальной сверхъестественности.
777 Если мы вспомним, до какой степени душа очеловечила и реализовала себя, то мы сможем судить, насколько она сегодня выражает и тело, с которым сосуществует. Здесь мы имеем coni-unctio второй степени, о котором большинство алхимиков мечтало, но не смогло реализовать. Такая значительная трансформация в психологическое является заметным прогрессом, но только в том случае, если центр, испытанный в опыте, оказывается духовным повелителем повседневной жизни. Разумеется, даже алхимикам было понятно, что можно иметь у себя в кармане lapis и никогда не добыть с его помощью золота, или держать в бутылке aurum potabile и никогда не попробовать этой горько-сладкий напиток — гипотетически говоря, конечно, ибо алхимикам никогда не пришлось испытать искушения использовать свой камень в реальности, потому что они так и не сумели его изготовить. Впрочем, не следует переоценивать психологическое последствие этой неудачи. Она отходит на второй план по сравнению с восторгом, который вызывал интуитивно испытанный архетип целостности. В этом отношении алхимия сработала не хуже христианства, которое ведь не очень-то озабочено тем, что Второе Пришествие Господа все время откладывается. Острые ощущения, которые всегда связаны с жизненностью архетипической идеи, передают — хотя в данном случае можно говорить только о минимуме рационального понимания — предчувствие целостности, к которому дифференцированное впоследствии понимание не может добавить ничего существенного, по крайней мере в отношении совокупности ощущения. Однако, лучше развитое понимание постоянно обновляет жизнеспособность первоначального ощущения. Рациональное понимание по сравнению с неистощимым архетипом, из которого оно произросло значит относительно мало, и неоправданной переоценкой разума было бы предположение, что, в результате понимания, просветление в своем окончательном состоянии выше сверхъестественного ощущения в его начальном состоянии. Как мы уже видели, то же самое возражение вызвал взгляд кардинала Ньюмена на развитие догмы, но в нем было упущено то, что рациональное понимание или интеллектуальная формулировка ничего не добавляют к ощущению целостности, и в лучшем случае только способствуют его повторению. Важным является ощущение само по себе, а не его интеллектуальное представление или разъяснение, которые имеют смысл и приносят пользу только в том случае, если путь к изначальному ощущению закрыт. Дифференциация догмы не только выражает ее жизнеспособность, но и необходима для сохранения этой жизнеспособности. Точно так же нуждается в толковании основанный на алхимии архетип, если мы должны сформировать какую-либо концепцию его жизнеспособности и сверхъестественности, тем самым сохранив его хотя бы для нашей науки. Алхимик тоже толковал свое ощущение в меру своих возможностей, хотя и не понимал его в той степени, в какой это стало возможным сегодня благодаря психологическому объяснению. Но его неадекватное понимание отнимало от совокупности его архетипического ощущения не больше, чем наше более широкое и более дифференцированное понимание прибавляет к ней.
778 С продвижением в психологическом направлении происходят значительные перемены, ибо самопознание влечет за собой определенные этические последствия, которые не просто бесстрастно заявляют о себе, но и требуют своего осуществления на практике. Это, разумеется, зависит от нравственной "одаренности" человека, но, как мы знаем, на нее не следует слишком полагаться. Самость, стремясь самореализоваться, переходит границы эго- личности во всех направлениях; в силу своей всеобъемлющей природы, она темнее и светлее эго, и, соответственно, ставит его перед проблемами, которых эго хотело бы избежать. Нравственное мужество, или проницательность, или и то, и другое терпит неудачу, пока, в конце концов, все не решает судьба. У эго всегда достаточно нравственных и рациональных контраргументов, от которых никто не сможет и не захочет отказаться, пока у него есть возможность держаться за них. Ибо вы только тогда почувствуете, что стоите на верном пути, когда вызванные чувством долга противоречия вроде бы разрешаются сами собой и вы стаете жертвой решения, принятого через вашу голову или вопреки вашему сердцу. В этом мы можем видеть сверхъестественную силу самости, которую вряд ли можно испытать каким-нибудь другим способом. По этой причине ощущение самости всегда является поражением для эго. Чрезвычайная трудность этого ощущения заключается в том, что самость можно только концептуально, а не практически, отличить от того, что всегда называли "Богом". Обе концепции явно покоятся на одном и том же сверхъестественном факторе, который является условием реальности. Эго участвует в событиях только в той степени, в какой оно может
сопротивляться, защищать себя, а в случае поражения подтвердить свое существование. Прототипом этой ситуации является встреча Иова с Яхве. Этот намек предназначен для того, чтобы хоть как-то пояснить природу обсуждаемых проблем. Поэтому, из этого общего заявления не следует делать поспешный вывод, что в любом случае высокомерное эго-сознание полностью заслуживает того, чтобы его подавило бессознательное. Это совсем не так, потому что очень эго-сознание и присущее эго чувство ответственности слишком слабы и нуждаются прежде всего в поддержке. Но это вопросы практической психотерапии, и я упоминаю их здесь только потому, что меня обвинили в недооценке важности эго и в переоценке бессознательного. Эти странные обвинения раздались из лагеря теологов. Мой критик явно не сумел понять, что мистические ощущения святых ничем не отличаются от других последствий деятельности бессознательного.
779 В противоположность идеалу алхимии, который заключался в создании таинственной субстанции, человека, anima mundi или deus terrenus, который должен был стать спасителем от всех человеческих недугов, философское толкование (предвосхищенное; алхимиками) указывает на концепцию человеческой целостности. Эта концепция имеет прежде всего терапевтическое значение, поскольку пытается отобразить психическое состояние, которое является результатом наведения моста через пропасть между сознанием и бессознательным. Алхимическая компенсация соответствует интеграции бессознательного с сознанием, посредством ко- торой они оба изменяются. Прежде всего, сознание ощущает расширение своих горизонтов. Это, разумеется, приводит к значительному улучшению всей психической ситуации, поскольку исключается раздражение сознания контрдействиями бессознательного. Но, поскольку за все хорошее надо платить очень дорого, то конфликт, который раньше происходил в бессознательном, поднимается на поверхность и обременяет сознание большой ответственностью, потому что теперь уже от сознания ждут решения этого конфликта. Но наше сознание также плохо подготовлено и экипировано для этого как и сознание средневекового алхимика. Как и алхимик, современный человек нуждается в особом методе, с помощью которого он может исследовать содержимое бессознательного и придать ему форму с тем, чтобы вырвать сознание из его тисков. Как я уже показал ранее, в результате этих психотерапевтических процедур можно рассчитывать на ощущение самости, и зачастую это ощущение является сверхъестественным. Не стоит даже и пытаться описать их совокупный характер. Любой, кто испытал что-то в этом роде, знает о чем я говорю, а любого, кто еще не столкнулся с таким ощущением, не удовлетворят никакие описания. Более того, в мировой литературе существуют бесчисленные описания этого ощущения. Но я не знаю ни одного случая, когда описание передало бы ощущение.
780 Нет ничего поразительного в том, что в ходе психологического лечения могут иметь место сверхъестественные ощущения, и что от них даже можно ожидать определенной регулярности, поскольку они очень часто имеют место в исключительных психических состояниях (которые никак не лечатся) и могут даже вызывать их. Эти ощущения не принадлежат исключительно к области психопатологии и могут также наблюдаться у нормальных людей. Естественно, современное невежество и предубежденное отношение к интимным психическим ощущениям заставляет людей отмахиваться от них как от психических аномалий, и записывать их в графу "психиатрия", даже и не попытавшись понять их. Но подобное отношение не избавляет от факта их существования и не объясняет его.
781 Ничего удивительного нет и в том, что в любой попытке обрести адекватное понимание сверхъестественного ощущения следует использовать соответствующие религиозные и метафизические идеи, которые не только были связаны с этим ощущением с древнейших времен, но и постоянно использовались, чтобы сформулировать и прояснить его. Это, однако, приводит к тому, что любой, кто пытается дать научное объяснение ощущения, попадает в смешное положение, поскольку его обвиняют в попытке дать метафизическое объяснение. Правда, такое возражение может привести лишь тот, кто воображает, что владеет метафизическими истинами, и полагает, что они формулируют или точно выражают соответствующие им метафизические факты. Мне представляется по меньшей мере весьма маловероятным, что когда человек говорит "Бог", то результатом этого является существование именно такого Бога, каким он его воображает, или что этот человек обязательно говорит о реальном существе. В любом случае, он никогда не сможет доказать, что в метафизическом мире существует нечто, соответствующее его утверждениям, точно так же как никто не сможет доказать ему, что это не так. Таким образом, это в лучшем случае вопрос поп liqet*, и при этих обстоятельствах, а также принимая во внимание ограниченность человеческого знания, мне представляется разумным с самого начала предположить, что наши метафизические концепции являются просто антропоморфными образами и представлениями, которые либо вообще не выражают трансцендентальные факты, либо выражают их крайне гипотетически. И в самом деле, мы уже знаем, что даже окружающий нас физический мир не обязательно точно совпадает с нашим его восприятием. Физический мир и мир воспринятый — это две очень разные вещи. Знание этого никак не способствует нашей уверенности в том, что наша метафизическая картина мира соответствует трансцендентальной реальности. Более того, сделанные о последнем заявления настолько разнообразны, что как бы мы не старались, нам не понять, кто прав. Организованные религии поняли это уже давно и потому каждая из них утверждает, что она является единственно верной и, в довершение всего, что она является не просто человеческой истиной, а истиной, открытой непосредственно Бо-

* Требует выяснения (лат.) — Прим. ред.

гом. Каждый теолог говорит просто о "Боге", стараясь, чтобы все поняли, что его "бог" и есть тот единственный, настоящий Бог. Но один говорит о парадоксальном Боге из Ветхого Завета, другой о воплощенном Боге Любви, третий о Боге, у которого есть божественная невеста, и так далее, и каждый критикует другого, но никогда не себя.
782 Ничто так ярко не иллюстрирует крайнюю неопределенность метафизических утверждений как их разнообразие. Но было бы совершенно неверно предположить, что они полностью бессмысленны. Ибо возникает вопрос, почему эти утверждения вообще делаются. Для этого должна быть какая-то причина. Люди почему-то чувствуют потребность делать трансцендентальные заявления. Можно спорить о том, почему это так. Мы знаем только то, что истинные утверждения были не волевыми решениями, а невольными сверхъестественными ощущениями, которые посещают человека и создают основу для религиозных утверждений и убеждений. Стало быть, источником великих организованных религий, а также многих мистических движений меньшего масштаба, являются индивидуальные исторические личности, жизнь которых была отмечена сверхъестественными ощущениями. Многочисленные исследования этих ощущений убедили меня, что содержимое бессознательного в какой-то момент пробивается в сознание и подчиняет его точно так же как это происходит во время вторжений бессознательного в патологических случаях, доступных наблюдению психиатра. Даже Иисус, как говорится в Евангелии от Марка 3:21237, явился своим поклонникам в таком свете. Однако, существенная разница между обычными больными и "вдохновленными" личностями заключается в том, что последние рано или поздно найдут большое количество последователей, в результате чего их влияние будет сохраняться в течение столетий. Тот факт, что долговременное воздействие основателей великих религий точно в такой же степени объясняется их сильнейшими духовными качествами, их примерной жизнью и их нравственной самоотверженностью, никак не влияет на наши размышления. Личность — это только одна составляющая успеха, и в истории были и всегда будут подлинно религиозные личности, которых успех обходит стороной. Достаточно вспомнить Майстера Экхарта. Но если они добиваются успеха, то это только доказывает, что провозглашенная ими "истина" устраивает большинство людей, что они говорят о чем-то, что "витает в воздухе" и "стучит в сердца" их поклонников. Это, как мы знаем на собственном опыте, относится, как к добру, так и к злу, как к истине, так и ко лжи.
783 Мудреца, на слова которого никто не обращает внимания, считают дураком, а дурак, который раньше и громче других выкрикнет устраивающую большинство глупость, становится пророком и "фюрером". К счастью, иногда бывает и наоборот, иначе человечество уже давно погибло бы по причине своей глупости.
784 Безумный человек, отличительной чертой которого является его умственная стерильность, не выражает никакой "истины", не только потому, что он не является личностью, но также и потому, что не стремится угодить большинству. Но любой, кто стремится, в этом смысле выражает "истину". В вопросах метафизики, то, что "авторитетно", то и "истинно", поэтому метафизические утверждения неизменно связаны с необычайно сильными претензиями на признание и авторитетность, ибо авторитетность является для них единственно возможным доказательством их истинности, отсутствие которого ведет к их падению. В этом смысле, все метафизические заявления обязательно требуют вопросов, таких, какие естественным образом возникают у любого разумного человека по поводу доказательств существования Бога.
785 Самой по себе претензии на авторитетность, естественно, недостаточно, чтобы метафизическая истина стала считаться таковой. Ее авторитетность должна основываться и на не менее яростной потребности большинства. Поскольку эту потребность всегда порождает состояние беспокойства, то любая попытка объяснения потребует изучения психической ситуации тех, кто позволил себе поверить в метафизическое утверждение. Тогда обнаружится, что утверждения вдохновенной личности довели до сознания только те образы и идеи, которые компенсируют общее психическое беспокойство. Эти образы и идеи были не придуманы или изобретены вдохновенной личностью, а "посетили" ее в качестве ощущений, и она стал их вольной или невольной жертвой. Превосходящая ее сознание воля сжала ее в своих объятиях, из которых она не могла вырваться. Вполне естественно, что она восприняла эту неодолимую силу, как "божественную". Я ничего не имею против этого слова, но даже очень стараясь я не могу понять, каким образом оно доказывает существование трансцендентального Бога. Предположим, что благожелательное Божество действительно вдохнуло в индивида полезную истину. Тогда как же насчет всех тех случаев, когда индивид вдохновлялся полуистиной или опасной глупостью, и находил массу последователей? Здесь лучше указать на дьявола или — по принципу "omne malum ab homine" — на самого человека. Эту метафизическую объяснительную дилемму довольно трудно применить на практике, потому что большинство вдохновений находится между двумя крайностями, и не являются ни полностью лживыми, ни полностью правдивыми. Мы могли бы также предположить наличие общего плана работы, нацеленного на достижение только, так сказать, относительного хорошей цели, или что одна сила портит работу другой, или — третья возможность — что человек способен мешать Богу внушать совершенную истину (о полуистине, естественно, не может быть и речи) с почти демонической энергией. При любом из этих предположений встает вопрос: что же случилось с Божьим всемогуществом?
786 Поэтому мне представляется, что при наиболее консервативном подходе будет разумнее вообще не включать в наши расчеты метафизический фактор, а при более свободном подходе возлагать ответственность за вдохновения и подобные им происшествия на неизвестный психический или, возможно, психоидный человеческий фактор238. Это поможет нам примириться с ужасной смесью истины и заблуждений в подавляющем большинстве вдохновенных заявлений, а также с многочисленными противоречиями в Святом Писании. Окружающая сознание психоидная аура дает нам лучшие и менее спорные возможности объяснения и, более того, может быть исследована эмпирически. Она представляет мир относительно автономных "образов", в том числе и многослойных образов Бога, которые, стоит им только появиться, наивные люди называют "Богом", и которые, в силу своей сверхъестественности (эквивалент автономности!) и воспринимаются в качестве "Бога". Различные вероисповедания поддерживают эту традиционную точку зрения, а различные теологи считают, что они вдохновлены словом Божьим и потому имеют право авторитетно высказываться о Боге. Их утверждения всегда претендуют на окончательность и неоспоримость. Малейшее отклонение от доминирующего утверждения создает непоправимый раскол. Нельзя и не должно думать об объекте утверждения как о чем-то неоспоримом. Неоспоримость можно только утверждать и поэтому не может быть примирения между различными утверждениями. Так христианство, религия братской любви, являет собой достойное сожаления зрелище одного большого и многих малых расколов, и каждая из его сект безнадежно застряла в капкане своей уникальной правоты.
787 Мы верим, что мы можем высказывать суждения о Боге, давать ему определения, формировать о нем мнение, отличать его как единственно верного от всех прочих богов. Думается, настала пора начать понимать, что когда мы говорим о Боге или богах, мы говорим о спорных образах из психоидного царства. Существование трансцендентальной реальности действительно является самоочевидным, но нашему сознанию чрезвычайно трудно сконструировать интеллектуальные модели, которые стали бы графическим изображением воспринятой нами реальности. Наши гипотезы расплывчаты и сделаны наугад, и нам нигде не найти доказательств их верности. То, что мир внутри и вне нас покоится на трансцендентальной основе, так же несомненно, как и наше собственное существование, но так же несомненно и то, что непосредственное восприятие архетипического мира внутри нас также мало соответствует истине как непосредственное восприятие физического мира вне нас. Если мы убеждены, что мы знаем абсолютную истину о метафизических вещах, это значит не что иное, как то, что архетипические образы овладели нашими мышлением и чувством до такой степени, что они утратили свое качество функций, находящихся в нашем распоряжении. Эта утрата проявляется в том факте, что объект восприятия становится абсолютным и не подлежащим сомнению, и окружается таким эмоциональным табу, что любой, кто решается задуматься над ним, автоматически клеймится как еретик и богохульник. Во всех других случаях любой человек полагает, что разумно подвергать объективной критике созданный им субъективный образ какого-либо объекта. Но перед лицом одержимости или яростной эмоции разум бессилен; сверхъестественный архетип доказывает, что в данном случае он сильнее, потому что он может воззвать к жизненной необходимости. Как правило, это происходит тогда, когда он компенсирует ситуацию беспокойства, которую не могут разрешить никакие усилия разума. Мы знаем, что архетип может со страшной силой ворваться в жизнь как индивида, так и целой нации. Поэтому нет ничего удивительного в том, что его называют "Богом". Но поскольку люди не всегда пребывают в ситуации острого беспокойства, или не всегда ощущают это беспокойство, то бывают более спокойные времена, когда появляется возможность для размышлений. Поэтому, когда изучаешь состояние одержимости или эмоционального приступа без предубеждения, то вынужден признать, что одержимость сама по себе не открывает ничего, что ясно и надежно характеризовало бы природу "фактора одержимости", хотя существенной частью этого фено-. мена является то, что "одержимый" чувствует непреодолимую потребность высказывать решительные утверждения. Истина и ошибка находятся настолько близко друг к другу и настолько похожи друг на друга, что никто в здравом уме не может позволить себе не усомниться в вещах, которые произошли с ним в состоянии одержимости. В Первом послании Иоанна 4:1 читаем следующее увещевание: "Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире". Это предупреждение было сделано в то время, когда имелась масса возможностей наблюдать исключительные психические состояния. Хотя мы, как и люди тех времен, считаем , что обладаем надежными критериями, правота этой убежденности, тем не менее должна быть подвергнута сомнению, поскольку ни одно человеческое суждение не может претендовать на непогрешимость.
788 Принимая во внимание эту чрезвычайно запутанную ситуацию, мне представляется, что наиболее осторожным и разумным подходом будет признать факт существования не только психического, но также и психоидного бессознательного и воздержаться от высказывания метафизических суждений, неподвластных человеческому разуму. Не нужно бояться того, что в результате внутренние ощущения будут лишены своей реальности и жизненности. Никакое ощущение не может быть предотвращено более осторожным и скромным подходом, скорее наоборот.
789 Нельзя отрицать того, что психологический подход к этим вопросам помещает в центр картины человека как меру всех вещей. Но придание ему подобной значимости имеет под собой определенные основания. Две мировые религии, буддизм и христианство, каждая по-своему, отвели человеку центральное место, а христианство развило эту тенденцию созданием доктрины о том, что Бог стал не кем иным, как человеком. Никакая психология в мире не может соперничать с достоинством, которым наделил человека сам Бог.


1 Problems of Mysticism and Its Symbolism, p. 121.
2 Entstehung und Ausbreitung der Alchemie.
3 Turba Philosophorum (ed. Ruska), p. 119.
4 Ibid., p. 127.
5 Ibid.
6 P. 126.
7 Berthelot, Alch. grecs, III, xl 2.
8 Aegidius de Vadis, "Dialogus" {Theatr. chem., II, p. 99}: "Но минералы и растения по природе своей гермафродиты, ибо имеют двойной пол. Тем не менее, между ними происходит единство формы и материи, как и между животными".
9 "Rosinus ad Sarratantam" {Art. aurif., I, p. 302}: "Поэтому и говорят, что существуют две серы и две ртути, и они такие, что их называют одинаковыми, и они соединяются, и одна содержит в себе другую".
10 Ibid.
И Смешение и соединение элементов называется "ordo compositionis" ("Liber Plat, quartorum", Theatr. chem., V, p. 182). Вей По-ян говорит: "Путь долог и очень загадочен, и в конце его "ян" и "инь" соединятся" (pp. 21 Off).
12 Maier, Symbola, p. 178.
13 "Красный мужчина" и "белая женщина", или "Красное Море песка" и "слюна луны". Mus. herm., p. 9 (Waite, I, p. 12).
14 Ibid., p. 11 (Waite, I, p. 14).
15 Как и в Turba, p. 117.
16 "Copulatio" происходит в "mercurio menstruali" ("Exercit. in Turbam", Art. aurif., I, p. 161) или в купели, наполненной aqua permanens, которая опять же является Ртутью. Ртуть относится, как к женскому, так и к мужскому роду, и, в то же самое время, от соединения двух ртутей рождается ребенок.
17 Mus. herm., pp. 622 (Waite, II, pp. 142ff.).
18 Смотри Aion, pars. 250ff.
19 "Есличеловек хочет обрести высшее добро, он... должен правильно познать сначала Бога, а потом себя". Mus. herm., p. 105. (Waite, I, p. 93).
20 Dorn, "Phil, meditativa", Theatr. chem., I, p. 467. "Но благочестие есть благодать, ниспосланная Богом, который учит каждого человека познать себя таким, каким он есть на самом деле". ("De tenebris", Theatr. chem.,
I, p. 462).
21 Berthelot, La Chimie аи тоуеп age, III, p. 50.
22 Theatr. chem., V, p. 144.
23 "... когда ты увидишь, как субстанции смешиваются в твоем сосуде для дистилляции". Mus. herm., p. 685 (Waite, II, p. 187).
24 "Exercit. in Turbam", Art. aurif., I, p. 159. Также в Theatr. chem., I, p. 180.
25 Ripley, Opera omnia, pp. 38 и 81. Смотри также Ventura, Theatr. chem.,
II, p. 192: "Так выкопай могилу и похорони в ней женщину вместе с мертвым мужчиной". Это перекличка с Turba, Sermo LIX, но в ней женщину хоронят вместе с драконом (выше, пар. 15).
26 Mus. herm., p. 686 (Waite, II, p. 188). Сравни с "Психология переноса", пар. 468.
27 Dorn, "Physica Trismegisti", Theatr. chem., I, p. 418. Сравни с его ремаркой "tertium esse necessarium". ("Congeries Paracelsicae", Theatr. chem., I, p. 577).
28 Ventura, Theatr. chem., II, p. 320.
29 Ibid., p. 332.
30 Ripley, "Axiomata philosophica", Theatr. chem., II, p. 125. To же самое в Mus. herm., p. 39 (Waite, I, p. 42).
31 Art. aurif., I, p. 281.
32 Ars chemica, p. 74. В качестве противоположности "Luna odorifera" здесь
упоминается odor sepulcrorum (вонь могил).
33 Hippolitus, Elenchos, VII, 22, 14.
34 "Воздушная вода, существующая между небом и землей, — это жизнь всего. Ибо эта вода расторяет тело в духе, делает мертвых живыми и приводит мужчину и женщину к браку". (Mylius, Phil. ref., p. 191.)
35 "Оно может увлажнить то, что сухо, размягчить то, что твердо, может укрепить и ослабить тела". {Theatr. chem., V, p. 111.)
36 "Химическая свадьба".
37 Kerenyi, Das Aegaische Fest, p. 55.
38 "Exercit. in Turbam", Art. aurif., I, pp. 160f.
39 "Точно так же, как Бог в начале создал один мир посредством одной только медитации, он создал один мир, из которого, путем адаптации, произошли все вещи". {Theatr. chem., I, p. 417). "Кроме того, поскольку существует только один Бог, а не множество богов, он поначалу хотел создать только один мир, а затем сделать так, чтобы все созданные им вещи содержались в нем, чтобы Бог мог быть единственным во всех вещах", (ibid., p. 415).
40 Ibid., p. 148.
41 Сравни с "горой", в которой находится все знание, но нет различий и противоположностей. (Abu'l-Qasim Muhhamad, Kifab al-'ilm al-muktasab, p. 24.). Более подробно — в Психология и алхимия, пар. 516 и пр. 1.
42 Смотри "Concerning Mandala Symbolism", par. 645.
43 Смотри Психология и алхимия, пар. 426 и пр. 2, рис. 195.
44 Смотри мою работу "Синхронистичность: акаузальный объединяющий принцип".
45 Смотри его работы "New Frontiers of the Mind" и "The Reach of the Mind". Соответствующие феномены рассматриваются в "Синхронистич-ности", пар. 833 слл.
46 Бальзам упоминается Зосимой, как синоним aqua permanens. (Berthelot, Alch. grecs, III, xxv, 1.)
47 Смотри "Парацельс как духовное явление ", пар. 171.
48 "Ибо есть в человеческом теле некая субстанция, соответствующая эфирной, которая сохраняет другие элементарные частицы в нем и продлевает их существование". ("Phil, meditativa", Theatr. chem., I, p. 456).
49 "И мы не отрицаем, что наше алхимическое лекарство материально, но мы говорим, что оно становится духовным, когда алхимический дух облачается в него", (ibid). Синонимом бальзама является вино — "duplex", то есть как "философское", так и "вино толпы", (ibid., p. 464).
50 Ibid., p. 456.
51 Например в Pandora Рейснера. Сравни с Психология и алхимия, рис. 232.
52 Смотри "Психология переноса", пар. 419 слл. Символизм кровосмешения порожден вторжением эндогамного либидо. Примитивный брак между "двоюродными братом и сестрой" был заменен чистой экзогамией, которая оставила неудовлетворенными потребности эндогамии. Вот эти потребности и проявились в символизме кровосмешения.
53 О нем уже говорил алхимик Демокрит, живший, скорее всего, в первом
столетии нашей эры. Для него этот брак был браком природ. (Текст в Berthelot, Alch. grecs, II, i ff.) Достаточно знаменательно, что последний и самый яркий пример алхимического opus, "Фауст" Гете, заканчивается апофеозом Девы Марии, Марии-Софии, царицы и богини. Эпитет "dea" встречается также у Мечтильда Магдебурского.
54 Это не противоречит заявлению, что символы являются самой лучшей из всех возможных формулировок идеи, которую трудно с чем-либо соотнести. Такая идея всегда основывается на тенденции самой находить объект соотношения.
55 Другим примером являются серии мандал в "A Study in the Process of Individuation".
56 Более подробно смотри Heiler, Das neue Mariendogma im Lichte der Geschichte.
57 Сравни с ЕтЫета L в майеровой Scrutinum chymicum, p. 148. Смотри также Turba, Sermo LIX.
58 Scrub, chymicum, p. 46, и Mus. herm., pp. 351, 357 (Waite, I, pp. 285, pp. 285, 291).
59 "Merlini allegoria", Art. aurif., I, p. 393.
60 "Стало быть, верно говорят, что разум возникает, когда дух и душа соединяются такими узами, которые сдерживают плотские аппетиты и сердечные эмоции". ("Phil, medit.", Theatr. chem., I, p. 451).
61 Ibid., pp. 451f.
62 Здесь Дорн цитирует "verbum Dei": "Тот, кто любит свою душу, потеряет ее, а тот, кто ее ненавидит, сохранит ее навеки", (р. 453) Сравни с Евангелием от Матфея 16:25, от Луки 17:33 и от Иоанна 12:25.
63 Сравни с Вей-По-янгом: "Замыкаемая со всех сторон, его внутренность должна состоять из связанных лабиринтов. Защита настолько плотная, что отвергает все дьявольское и нежелаемое... Прекращение мысли желаемо и беспокойство абсурдно. Божественный ch'i (воздух, дух, эфирная субстанция) наполняет четверти... Каждый, кто сохранит его будет процветать, а кто потеряет его, погибнет". (Р.238)
64 Distractio — это нечто, что "некоторые называют добровольной смертью" . Сравни со смертью царственной пары в Ros. phil., о которой идет речь в "Психология переноса", пар. 467 слл.
65 Сравни с выше, пар. 355.
66 Смотри ссылки в Психология и алхимия, пар. 453сл.
67 "Ведущий греховную жизнь человек не может обладать сокровищем, скрытым от сыновей мудрости, и он не готов к приобретению его или к поискам его, не говоря уже о том, чтобы найти его" ("Phil.medit.", p. 457).
68 "Я думаю будет правильно пожурить учеников за то, что они умоляют' Бога о помощи, и напомнить им о необходимости более усердной подготовки к восприятию этой благодати" (ibid.).
69 "Я есть истинное лекарство, говорит Мудрость, исправляющее и превращающее то, чего больше нет, в то, чем оно было до своего разложения, и то, чем оно не является, в то, чем оно должно быть". (Ibid., p. 459).
70 "Vinum philosophicum" содержит в себе "essentia caelestis". ("Phil, me-dit.", p. 464).
71 P. 457.
72 "Но истина есть высшая добродетель и неприступная крепость" (р. 458).
73 Р. 464.
74 "Grana" может также означать и виноград.
75 Касательно подробностей этой процедуры смотри ниже.
76 Р. 465.
77 Сравни с Ruperscissa, La Vertu et la propriete de la quinte essence. Квинтэссенция — это эквивалент небес (р. 15). Ее также называют "esprit du vin" и "eau de vie". Она — это "del humain" (p. 17), "de la couler du del" (p. 19).
78 Дорн, вероятно, намекает здесь на магическую процедуру, описанную во второй части трактата Артефия "Clavis maioris sapientiae" (Bibl. chem., I, pp. 503ff., и Theatr. chem., IV, pp. 236ff.), посредством которой алхимик заставлял прийти к нему на помощь планетных духов, которые были нужны для того, чтобы соединить дух или душу с телом и трансформировать последнее. Сравни с картинами coniunctio в купели в поэме Рипли "Scrowle" и в ее вариантах, один из которых приводится в Психология и алхимия, рис. 257.
79 "Phil, medit", p. 466. "Sunt igitur stellae nobis inferiores individia quaevis a natura hoc in mundo inferiori producta coniunctione videlicet earum et caeli tanquam superiorum cum inferioribus elementis" (Theatr. chem., 1602, I, p. 466).
80 Ibid., pp. 465f.
81 "Медовый эликсир сохраняет и очищает человеческое тело от всех его несовершенств, как внутренних, так и внешних" (Penotus, Theatr. chem., I, p. 730). Первая глава трактата Парацельса Lumen apothecari-orum (Huser, VII, pp. 222ff.; Sudhoff, II, 193ff.) посвящена меду. В "третьем вознесении" мед становится "смертельным ядом", типа "Tartarus mortalis". Von den Tartarischen Krankheiten, cap. XIV (Huser, II, p. 239; Sudhoff, XI, pp. 88f.). Он содержит в себе "Tartarum" (Huser, p. 223). Он встречается у Зосимы, как aqua permanens (Berthelot, Alch. grecs, III, xxv, 1). И здесь, и в Turba (Sermo XXXVII (p. 16), он образует пару противоположностей с уксусом.
82 "Хелидония" встречается, как тайное имя, в варианте Turba, включенном в Art. aurif., I, pp. Iff., который не слишком отличается от текстаРуска: "Некоторые философы назвали золото Хелидонией, Карнехом, Гелдумом". Руска объясняет "Geldum" как "Chelidonium maius L." (p. 28). Диоскорид (Materia medica, II, cap. 176, p. 302) говорит, что этим растением ласточки лечат свое потомство от слепоты. В Herbal Taber-naemontanus (I, p. 106) оно называется "спасителем глаз" [от куриной слепоты]. У Руланда (Lexicon, p. 98) Хелидония — это псевдоним золота (вероятно, из-за ее желтых оттенков). В зобу молодых ласточек находятся два маленьких камня, "lapides Chelidonii", один из которых черный, а второй — красный (ibid., pp. 98-99). Из-за своего желтого цвета, "спаситель глаз" (Succus chelidoniae) используется для того, чтобы извлекать влагу (душу) Меркурия. (Dorn, "Congeris Paracelsi-сае", Theatr. chem., I, p. 582). Sal Chelidoniae упоминается как "месяч-ногонное средство и растворитель". (I, р. 759). Хелидония — это название lapis (IV, р. 822) и лекарство от сумашествия (V, р. 432). У Парацельса есть четыре Хелидонии — синонима "anthos" (Paragranum, Part II, "De philosophia"; Sudhoff, VIII, pp. 68-90). (Сравни с "Cheyri" в "Парацельс как духовное явление", пар. 171 и пр. 7). Хелидония — защитное средство от молнии (De phil. occulta, Huser, IX, p. 361, Sudhoff, XIV, p. 537).
83 "Ros"(poca) = aqua permanens. По Tabernaemontanus, розмарин является противоядием (р. 312).
84 В Tabernaemontanus (II, pp. 940ff.) сказано, что Mercurialis testiculata (собачья ртуть) была, как и дикий чеснок, открыта Меркурием, обладает разделенным полом и является месячногонным средством. Диоскорид пишет, что Mercurialis, вставленный во влагалище, определяет пол ребенка (Mat. med., lib. IV, cap. 183, p. 559). "Mercurialis saeva: Квасцовая вода, в которой воспроизводится Меркурий. Она... золотого цвета" (Ruland, Lexicon, p. 231).
85 Lilium = Mercurius и quinta essentia sulphuris (Руланд, р. 207). "Лилия Алхимии и Медицины... это самое благородное из всех проявлений высшего Творца, о которых может медитировать человек". (Dorn, "Congeris Paracelsicae", p. 608). Anthera (предположительно "тычинка") Н-liorum названа Парацельсом противоядием (Scholia in poemata Macri, Huser, VII, p. 268, Sudhoff, III, p. 414). Succus liliorum — "ртутеподо-бен" и "несгораем" (Grasseus, "Area arcani", Theatr. chem., VI, p. 327). coniunctio белой и красной лилий (ibid., p. 335).
86 Кровь является синонимом красного раствора (=aqua perpmanens), предварительной стадии lapis (Руланд, р. 286). Sanguis hominis ruffi = Sulphur = Mercurius solis (ibid).
87 Пенот (Theatr. chem., I, p. 749) говорит о винном камне: "Он совершает чудеса в алхимическом искусстве, поскольку посредством медитации на нем дневной свет превращается в prima materia". Saturnus calcinatus был назван Рипли "винным камнем из черного винограда" (Orthelius, Theatr. chem., VI, p. 471).
88 Возможно это намек на трактат Артефия (п. 78).
89 "Phil, medit.", pp. 470ff.
90 "Corpus tandem in amborum iam unitorum unionem condescendere cogitur et obedire".
91 Возможно в этом высказывании кроются корни слова "спагирический", от ciTcaeiv, "отдирать, разрывать, растягивать", и ayeipeiv "собирать воедино".
92 "Quis haerebit adhuc nisi lapis in generatione spagirica?" To есть центр земли и камень соответствуют друг другу.
93 Pp. 466ff.
94 Lumen apothecariorum (Huser, VII, pp. 22ff.).
95 Суть.
96 Смотри "Дух Меркурий", пар. 276.
97 "Harmonia chemica", Theatr. chem., IV, p. 820.
98 Смотри "Дух Меркурий", пар. 278.
99 Смотри Психология и алхимия, пар. 265. Также Aion, пар. 206. ЮОТак, кстати, и у Парацельса, в соответствии с которым душа, Мелюзина,
живет в крови. См. "Парацельс как духовное явление", пар. 180.
101 См. пассаж из Fihrist-el-U'lum of Muhammad ibn Ishak al-Nadim in Chwolsohn, Die Ssabier und der Ssabismus, II, pp.l9f., рассматривающего вымачивание тела человека в масле и буре. Затем голова трупа использовалась в качестве оракула. См. также сообщение Laurens van der Post в "Символ превращения в Мессе", пар.370.
102 Сравни с описанием caput mortuum у Христианоса: "... черный, утративший душу и мертвый, так сказать, бездыханный". (Berthelot, Alch. grecs, VI, xii, 1.) "Phlegm" имела также и нравственный смысл: "Посей свою мудрость в наших сердцах, изгони из них phlegm, гнилую и кипящую кровь, и веди нас благославенным путем" ("Allegoriae sap.", Theatr. chem., V, p. 66). Осадок, "черная земля", — это пепел, о котором в "Tractatus Micreris" говорится: "Не презирай пепел... ибо в нем находится диадема, пепел прочных вещей" {Theatr. chem., V, p. 104).
103 В человеке имеется "marmoreus tartarus", "очень твердый камень" (Ру-ланда, р. 220). Считалось, что чаши из мрамора или серпентина защищают от яда. (Hellwig, Lexikon Medico-Сhymicum, p. 162). "Знай также, что дух заключен в мраморном доме; а потому открой проходы, чтобы мертвый дух мог выйти" ("Alleg. sap.", p. 66).
104 Dorn, "Phil, medif.", pp. 457f. Стало быть, явно бессмертная часть человека.
105 "Поэтому, для приведения тела в хорошее состояние, мы применяем спагирическое лекарство" (ibid., p. 457).
106 Точка зрения Леви-Брюля недавно была оспорена этнологами, но не потому, что этот феномен не свойственен примитивным народам, а потому, что они ее поняли. Как и многие другие специалисты, эти критики предпочитают ничего не знать о психологии бессознательного.
107 Сравни с "Thereniabin", манной небесной и т. д. У Парацельса встречается медвяная роса или "майская роса". Смотри "Парацельс как духовное явление", пар. 190 и пр. 93.
108 Baechtold-Staubli, Handwortebuch, s.v. Schellkraut.
109 Ibid., pp. 86f.
110 "И Алхимик делает из четверки гармоничное целое, что видно по цветку Чейри" (De vita longa, Book III, cap. 1, в Sudhoff, I, p. 301).
111 Смотри Mus. herm., p. 112 (Waite, I, p. 98).
112 Сравни с "извлечением мысли" в "Liber Plat, quartorum", Theatr. chem., V, p. 144.113 Aion, nap. 239 слл.
114 Pandora, p. 253. Сравни с Психология и алхимия, рис. 232.
115 "Параллель lapis-Христос".
116 Гл. V.
117 Его также называли "ros Gideonis", что было перекличкой с Книгой Судей израилевых 6:36ff. Это очень древняя идея. Сравни с Macrobius (Saturnalia, VII, 16): "Есть в его свете что-то вытекающее из него, что увлажняет тела и пропитывает их чем-то вроде невидимой росы". Роса воскрешает мертвых и является пищей святых (Zohar, 128b). Иреней говорит о "росе света" в гностицизме (Adv. haer., I, 30, 3, и III, 17, 3). У Rabanus Maurus — это "Божья благодать" (Migne, P.L., vol. 112, col. 1040). У Romanus — это Христос (Pitra, Analecta sacra, I, p. 237). Роса содержит в себе "медоточивый нектар небес" (Steeb, Coel. sephirot., p. 139). Гермес Трисмегист имел ввиду росу, когда он говорил в Tabula Smaragdina: "Ее отцом является солнце, ее матерью — луна". (De al-chimia, p. 363). Роса часто упоминается в Turba (e.g., в Sermo 58).
118Теодор Исследователь (Pitra, I, p. 337): "Ты сделал правильный выбор, поставив запах выше умащения". "Он пропитал весь мир запахом знаний", (ibid., p. 342). В "Великойкниге мандеанцев" говорится о "запахе всемогущей жизни" (Lidzbarski, Ginza, derSchatz, p. 110). Сравни сладкий запах Sapientia с благоуханием матери-богини в храме Хиераполиса и вокруг него (Lucian, "The Syrian Gaddes", Works, I, p. 261), и с запахом Древа Жизни в Книге Еноха (Charles, Apocrypha and Pseude-pigrapha, II, p. 205). Смотри также Nestle, "Der susse Geruch als Erweis des Geistes", p. 95, и Lohmeyer, "Vom gottlichen Wohlgeruch", pp. 41ff.
119 Baechtold-Staubli, Handworterbuch, s. v. Rosmarin.
120 Von hylealischen Chaos, pp. 263ff.
121 Ibid., p. 264.
122 P. 260.
123 "Об Исиде и Осирисе", cap. 57, Moralia, V, p. 137.
124 Таково было значение Rubeus в искусстве гёомантии, активно практиковавшемся во времена Дорна.
125 Касательно вращения мандалы смотри "Concerning Mandala Symbolism", par. 693 и Fig. 38, а также Aion, пар. 408.
126 А "сталкивать друг с другом".
127 Смотри "Отношения между Я и бессознательным", пар. 341 слл.
128 См. Lexicon, p.226.
129 Смотри Aion, пар. 70 слл.
130 В китайской алхимии им является chenyen, истинный человек . "Истинный человек — это предел совершенства. Он есть и его нет. Он напоминает большой бассейн с водой, неожиданно спадающей и неожиданно поднимающейся... Сразу же после его создания его можно назвать белым. Поработай над ним и он станет красным... Белый живет внутри, словно дева. Квадратность, округлость, диаметр и размеры перемешались и удерживают друг друга. Он существовал еще до того, как появились небо и земля: божественный, божественный, высокий и почитаемый". (Wei Po-yang, pp. 237f.).
131 Theatr. chem., IV, pp. 948ff.
132 Здесь это синоним Меркурия. Смотри Ruland, Lexicon, p. 24.
133 В буквальном смысле этозо слова, "symbolum" — это монета, разломленная на две части для того, чтобы ее половинки играли роль "идентификаторов". Смотри Aegidius de Vadis, "Dialogus" {Theatr. chem., II, p. 107): "... согласие и несогласие, вот что мы понимаем под символизацией". "Symbolum" в данном случае означает способность элементов создавать комбинации друг с другом; это "retinaculum elementorum", веревка элементов. (Lully, "Theorica et practica", Theatr. chem., IV, p. 133.).
134 Вместо medioxine.
135 Предположительно происходит от слова u.ovoicauA,oq (бот.), "одностеб-левой", но, скорее всего, это опечатка в слове monocolus , "одноногий", или в позднелатинском слове monocaelius, "обладающий только одним тестикулом, наполовину кастрированный". (Смотри Du Crange, Glossarium, s.h.v.) Monocaleus могло быть намеком на андро-гинную природу Меркурия. Возможен так же вариант с monocerus , поскольку единорог обозначает Меркурия и был хорошо известен алхимикам 16-го и особенно 17-го веков. (Смотри Психология и алхимия, пар. 518, 547.) Гораполлон говорил, что скарабей, который в Лейденском Папирусе отождествляется с Осирисом, имеет один рог (ibid., par. 530).
136 Текст дошел до нас в плохом состоянии. Поэтому я поставил точку после "praeponderat" и начал новое предожение с "dum in sua natura".
137 Явно имеется в виду природа таинственной субстанции.
138 Посредством которой обозначается нечто, подобное "кегезим" — спайки, сцепления.
139 Особенно к Aion.
140 Cf. "A Study in the Process of Individuation" и "Concerting Mandala Symbolism".
141 Berthelot, Alch. grecs, 11,4, 3."
142 Khunrath, Hyl. Chaos, p. 195. Сравни с выше, пар. 472ff.
143 Например, у Mylius, Phil, ref., p. 244, и Ros. phil., Art. aurif., II, p. 381: "И я освещу все светила своим светом".
144 Смотри The Franciscan Vision, pp. 14f. Касательно "одного дня" у Епифания, смотри выше. пар. 472ff.
145Сравни с Посланием к ЕфесянамЗ:18: "... чтобы вы... могли постигнуть, что широта и долгота, и глубина и высота..."
146 Алхимическим обозначением четырех элементов является крест.
147 Это выражение встречается только один раз.
148 Выше, пар. 634ff.
149 Eleazar, Uraltes Chymisches Werck.
150 В латинском манускрипте "Figurarum aegyptiorum secretarum" (собственность автора) сказано: "Duo tantum sunt coadjutores qui hie perfici-unctur". Иллюстрация 4 взята не из Парижского Кодекса, а из вышеупомянутого манускрипта, fol. 20. И та, и другая картинки похожи между собой. [Смотри Психология и алхимия, пар. 391, пр. 101].
151 Соответствующая картинка в моем манускрипте (fol. 27) подписана следующим образом: "Sic fit, ut quod latuit, pateat".
152 Альберт, например, считает, что золото внутри "серебряное" и наоборот. Здесь я хотел бы напомнить читателю сновидение с черным и белым магами, о котором речь шла выше, в параграфе 79.
153 Pernety (Les Fables egyptiennes et grecques, I, p. 179) говорит о разложении: "Оно открывает нам нутро смеси... Оно делает... тайное явным. Оно есть смерть всего несущественного и первый шаг к воспроизводству".
154 Единственная нога царя — правая. Правая нога всегда считалась "мужской" и "приносящей удачу". Вот почему в некоторых странах маршировать начинают с правой ноги. Кроме того, нога вообще имеет фаллическое значение. Смотри Aigremont, Fuss — und Schuhsymbolick und — Erotik.
155 Он сам стал "черной землей", о которой речь шла выше: "Prenez cette terre noire".
156 Maier, Symbola, pp. 344f.
157 Berthelot, Alch. grecs, II, iv, 42.
158 Соответствует у Плутарха ("Об Исиде и Осирисе", с.33.
159 "... зерна плодов являются Осирисом" (De erroreprof. relig., 2, 6).
160 Осирис также уподобляется Логосу, трупу и могиле. (Hippolitus, Elen-chos, V, 8, 10; V, 8, 22; V, 9, 5 и 8).
161 Hippolitus, V, 8. Хотя в греческой мифологии нет одноногих героев, имена типа Эдип и Меламп, а также легенды об однозубом и одноглазом Форксисе весьма близки к этому образу.
162 Плутарха ("Об Исиде и Осирисе", с.22 слл.
163) Doegler, Die Sonne der Gerechtigkeit und der Schwatze, p. 64.
164 Смотри von Frantz, "Die Passio Perpetuae", в Aion (швейцарское издание), pp. 467f.
1.65Theatr. chem., III, p. 854. В "Super arborem Aristotelis" (Theatr. ckem., II, p. 526) nigredo или caput corvi определяется, как "caput nigrum aethiopis".
166 Смотри Reitzenstein, Die hellenistischen Mysterienreligionen, p. 80.
167 Jacobsohn, Die dogmatische Stellung des Konigs in der Theologie der alten Aegypter, p. 23: "Привет тебе Осирис... встающий в небесах, подобно Ра, меняющий форму, подобно луне".
168 Смотри Lippmann, Entstehung und Ausbreitung der Alchemie, I, pp. 180, 303, 326.
169 Птицей Гермеса, как правило, является гусь.
170 Mus. herm., pp. 581f. (Waite, II, p. 108.)
171 Ros. phil, Art. aurif., II, p. 258.
172 Ibid., p. 259.
173 "Воду также называют круглым облаком, смертью, чернотой, тьмой, тенью". Mus. herm., p. 327 (Waite, I, p. 263). Rupescissa говорит о "темно-синем облаке" {La Vertu et la propriete de la quinte essence, p. 29). Оно упоминается в Turba (ed. Ruska, pp. 120f.) вместе с тенью. "Эта работа начинается так же неожиданно, как облака набегают на небо". (Hoghelande, Theatr. chem., I, p. 204). У Милиуса {Phil, ref, pp. 108 и 304) "водой из облака" является Меркурий,и то же самое у Абу ль-Касима (р. 420). "Черные облака" — это nigredo (Mylius, p. 234 и "Tractatus aureus", Ars chemica, p. 15). Упоминания о "встающем из моря облаке", "новых водах", "напитке жизни, который пробуждает спящих" встречаются в очень древнем трактате Комариоса (Berthelot, Alch. grecs, IV, хх, 8), а у Rabanus Maurus облако представляет "утешение Святого Духа и вознесение Христа" (Migne, P.L., vol. 112, col. 1007). Это соответствует замечанию Комариоса, что "встающие из моря облака несут в себе священную воду" (Berthelot, IV, хх, 12). Августин сравнивает апостолов с облаками, которые символизируют плоть, как убежище Творца {Expositions of the Bjok of Psalms, Ps. 88 (89):7, IV, p. 245). И прообразом Христа был столп пыли, проведший иудеев через пустыню (Augustine, Ps. 98-99): 10, p. 456, и Epiphanius, Ancoratus). "Из тебя выплывают облака", говорит Хильдегард Бинген-ский о Святом Духе (Remy de Gourmont, Le Latin mystique, p. 157). На алхимическую концепцию облака могла оказать влияние литургия "Уроните сверху росу, о, небеса, и пусть облака прольют Единственного: пусть земля отворится и расцветет Спаситель" (Roman Missal, сравни с Книгой пророка Исайи 45:8). Вспоминаются также элевсинская и? кие, "Да будет дождь, да будет урожай!" (Сравни с Kerenyi, "Коге", pp. 205f.) В мандеизме облако символизировало женский принцип. В одно из текстов говорится: "Вот, вот стою я и облако встает со мной" (Lidzbarski, Ginza, p. 399).
174 В лекции на конференции в Эраносе, в 1945 г., которая не была опубликована в Eranos Jahrbuch, Rahner обсуждал аллегорию дьявола в литературе отцов церкви.
175 "Феноменология духа в сказках", части. III и IV.
176 Основана на Псалме 101:7: "Я стал как филин на развалинах". Сравни с Eucherius, Liber formularum spiritalis intelligentiae (Migne, P.L., vol. 50, col. 750) и с Rabanus Maurus (Migne, P.L., vol. 112, col. 1006). Касательно распятия ворона смотри "Феноменология духа в сказках", пар. 422. Говоря о рассказе в Aelian, Caussin указывает: "Ворон, сраженный возрастом, предлагает себя своему потомству в качестве пищи; а наш Господь Христос... предложил нам себя в качестве божественного питания". {Polyhistor symbolicus, pp. 308f.). Стало быть, ворон является аллегорией Христа или Гостии.
177 Oxford English Dictionary, s. v. colcothar.
178 Mm. herm., p. 117 (Waite, I, p. 102)179 Ibid, pp. 91 и 117 (Waite, I, pp. 82, 102).
180 В "Liber de arte chymica" (Art. aurif., I, p. 610) в этой связи упоминается тройственный образ трех солнц: черного, белого и красного. В комментарии к "Tractatus aureus" (Theatr. chem., IV, p. 703) замечается, что на горе Философов живут три ворона: "Черный, который есть голова искусства, белый, который есть середина, и красный, который доводит все вещи до конца". В "Consil. coniugii" (Ars chemica", p. 167) упоминается даже четверка воронов. В книге Эль-Хабиба (Berthelot, La Chi-mie аи moyen аде, II (p. 100) Мария говорит, что красного самца (то есть Серу) следует признать "главой мира".
181 Милиус (Phil. ref., p. 19) замечает, что если бы Люцифер имел внутри себя anima media natura или Бога, то он не был бы низвергнут в ад.
182 "Когда ты видишь, что твоя материя чернеет, радуйся: ибо это есть начало работы" (Ros. phil., Art. aurif., II, p. 258) "Голова ворона есть начало работы" (Hoghelande, Theatr. chem., I, p. 166).
183 "Она называется антимонией, смолой, углем, вороном, головой ворона, свинцом, жженой медью, жженой слоновой костью" (Theatr. chem., I, p. 166).
184 Ros. phil, p. 265.
185 "Так ты получишь два элемента, сначала саму воду, потом землю из воды" (ibid.).
186 Steinerus, Dissertatio chymico-medica, p. A 2v.
187 Rosencreutz, Chymical Wedding, p. 148.
188 Ibid., p. 123.
189 P. 159.
190 Смотри "Liber Plat, quart.", Theatr. chem., V, p. 186. Касательно сабейского ритуала отсечения головы смотри "The Visions of Zosimos", pars. 93f.
191 Tract, super Psalmos, CXLVI, 12 (Migne, P.L., vol. 9, col. 874).
192 Phil, ref., p. 190. Вороны — это черные души царя и царицы. Сравни с историей Аристея, который увидел свою душу, вылетевшую у него изо рта в форме ворона. (Pliny, Nat. hist, lib. VII, cap. LII.) Ворон — это символ черной души, голубь — символ души светлой. В "Химической Свадьбе" происходит битва между вороном и голубем.
193 "Необходимый для этой работы сосуд должен иметь круглую форму, чтобы мастер мог совершать превращения в этой тверди и в этой черепной коробке" ("Lib. Plat, quart", pp. 150f.).
194 "Верхнее место — это мозг и он является троном понимания" (ibid., р. 187).
195 Ibid., p. 186.
196 "Сосуд имеет круглую форму по образу верхнего и нижнего миров. Он прекрасно подходит для воспроизводства искомой вещи, потому что эта вещь заключена в его подобии" (р. 150).
197 Р. 186.
198 "Видишь ли ты эту сияющую и неприступную крепость?" ("Spec, phil.", Theatr. chem., I, p. 278). "Истина — это... неприступная крепость. В этой цитадели содержится истинное сокровище, которое туда переносят после смерти" ("Phil, medit.", p. 458). "Замок" — это аллегория Марии (Godef-ridus, HomiliaeDominicales, Migne, P.L., vol. 174, col. 32). Дорн различаетчетыре крепости, поставленные друг на друга. Самая нижняя сделана из хрусталя и содержит "философскую любовь"; вторая сделана из серебра и содержит Софию; третья сделана из алмазов (adamantina) и только очень немногие могут пробраться в нее — "те, кого ведет воля Божья"; четвертая крепость сделана из золота, но "не воспринимается чувствами", это "место вечного блаженства, свободное от забот и наполненное всевозможным вечным счастьем" ("Spec, phil.", p. 279). Сравни с четырьмя стадиями трансформации в "Liber quartorum", о которых идет речь в Психология и алхимия, пар. 366 слл.
199 Гонорий Отунский говорит в Liber duodecin quaest. (Migne, P.L., vol. 172, col. 1179): "Божественный разум задумал создание, как простое, неизменное и вечное, но оно сложно, изменчиво и бренно".
200 Сравни с Reitzenstein, Poimandres, p. 16, и описанием Микрокосма в Sacramentarium Гонория (Migne, P.L., vol. 172, col. 773): его голова кругла, как небо, а его глаза — это солнце и луна.
201 Theatr. chem., V, p. 189.
202 И то, и другое является синонимом aqua permanens.
203 Art. aurif, II, p. 264.
204 Theatr. chern., IV, pp. 569f.
205 В "Introitus apertus" говорится: "Со смертью льва рождается ворон", то есть когда умирает желание, сгущается тьма смерти. "О, печальное зрелище и образ вечной смерти, но это радостная весть для Мастера!... Ибо ты знаешь, что дух, заключенный внутри, ускорил свое движение и в назначенный Всемогущим час вернет жизнь этим мертвым телам". (Mus. herm., p. 691).
206 Как правило, его называют влажным принципом, что больше соответствует представлениям древних.
207 Les Fables egyptiennes et grecques, I, p. 179.
208 Смотри Kerenyi, The Gods of the Greeks, p. 19.
209 Синоним Сурия, солнца. Смотри Hymns of the Atharva-V eda, XIII, 1, 32 (trans, by Bloomfield, p. 211).
210 Как и "высокогорная" козочка, козел, как правило, имел сексуальное значение; то же можно сказать и о ноге (смотри пр. 154). Этот аспект имеет определенное значение для ситуации coniunctio. (Смотри пар. 688, в котором идет речь о Mercurialis).
211 Hymns of the Atharva-V'eda, p. 207.Ekapdda является также одностопным стизотворным размером (Греч (.iovono8ia и UOVOTTOSICTIOC). Ада ekapadu имеет и дополнительные значения: "погонщик скота", "пастух", "нерожденный", "вечный". Смотри MacDonell, Sanskrit-English Dictionary, s.v., и Sacred Books of the East, XLII, p. 664.
212 Был опубликован между 1802 и 1804 гг. Первый перевод на немецкий — 1808 г.
213 Оказал большое влияние на Шопенгауэра. В этом сборнике есть глава под названием "Oupnek'hat Naraiin", которая представляет собой отрывок из Атарва-веды. Но там ничего не говорится об ekapad "одноногом козле".
214 Grill, Hundert Lieder des AtharvaVeda.
215 Смотри Aion ч.З.
216 Ворон, как символ дьявола, присутствет у Паулина Акилейского в Liber Exhortationis, cap. 50 (Migne, P.L., vol. 99, col. 253), и у Вольберо, в Commentaria super Cant. Cant, (ibid., vol. 195, col. 1159).
218 Essay on the Development of Christian Doctrine.
219 Признание права Девы на титул "теотокоса" (богоносицы) на Эфесском Совете в 431 и определение Непорочного зачатия Папой Пием IX в 1854 г.
220 Сравни с Первым посланием Коринфянам 13:12: "... теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан".
221 Сравни с chen-yen в wei Po-yang.
222 "Omne quo indiget" — так часто говорили о lapis.
223 Смотри "Трансцендентная функция", пар, 166 слд__,
224 Сравни с "Concerning Mandala Symbolism", fig. 28 и комментарием, par. 682, и голубым центром индийских мандал.
225 Красный (=солнце) и белый (=луна) — алхимические цвета.
226 Сравни с "A Study in the Process of Individuation", Picture 9.
227Я имею в виду связь между архетипом и феноменом синхронистичности.
228 В "Liber Platonis quartorum" так называется таинственная субстанция.
229 Фома Аквинский тоже понимает prima materia, как "ens in potentia" (Summa, Part I, p. 66. Art. 1) Сравни с von Franz, Aurora Consurgens, Commentary, p. 174, n. 88.
230 С трудами Филона можно было ознакомиться в латинском издании Петронилла (Лион, 1561) и они могли быть известны Дорну, который писал примерно в году 1590.
231 Древность символизма камня доказывает тот факт, что он встречается не только у современных нам примитивных народов, но и в документах древних цивилизаций, например, в уррийских (Human) текстах из Вод-hazkoy, в которых сыном бога-отца Кумарби называется камень Улли-куми, "ужасный" диорит, "выросший в воде". Этот камень является аналогом греческого мифа о камне, который Кронос проглотил, а потом выплюнул, когда Зевс заставил его вернуть сожранных им детей. После чего Зевс сделал этот камень культовым объектом в Пифии. Улликуми — это титаническое существо и, что интересно, является непримиримым врагом богов. (Сравни с Guterbock, "Kumarbi", Istanbuler Schriften, No. 16; Gurney, The Hittites, pp. 190ff.)
232 Книга Бытия 1:2: "Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою".
233 Berthelot, Alch. grecs, III, vi, 5.
234 Первое послание Петра 2:5: "... и сами, как живые камни, устройте из себя дом духовный". Сравни с Посланием Ефесянам 2:20.
235 Ros. phil.,Art. aurif., II, p. 206.
236 Послание к Римлянам 7:24.
237 "И услышав, ближние Его пошли взять Его, ибо говорили, что Он вышел из себя".
238 Смотри "On the Nature of the Психе", par. 368.