Глава 1 Первая стадия трансформации: клинические аспекты

1. Психоаналитический и архетипический подходы

Основная трудность в описании феномена нарциссизма с психоаналитической точки зрения на состоит в том, что авторы, работающие в этой области, часто имеют противоположные взгляды. Давайте сначала познакомимся с очень разными взглядами Отто Кернберга и Хайнца Кохута на пациентов, страдающих нарциссическими расстройствами личности. Вот что пишет Кернберг:
«Эти пациенты проявляют слишком высокое самомнение в отношениях с другими людьми, а также огромную потребность в том, чтобы те их любили и обожали, тем самым демонстрируя интересное противоречие между высокой степенью инфляции по отношению к самим себе и чрезвычайной потребностью в том, чтобы собирать психологическую дань с других. Их эмоциональная жизнь оказывается крайне поверхностной. В их переживаниях очень мало эмпатии к чувствам других, они получают от жизни очень мало наслаждения по сравнению с данью, которую собирают с окружающих или извлекают из своих грандиозных фантазий; при этом они ощущают сильную тревогу и тоску, как только кончается свет какого-то внешнего источника и сразу не появляются новые источники света, подпитывающие их самооценку»31.
Особенно он отмечает роль зависти, ярости и ненависти:
«Эти пациенты испытывают огромную зависть к другим людям, которые, по их мнению, обладают чем-то таким, чего нет у них, или же к людям, которые, по их мнению, просто получают от жизни наслаждение... В первую очередь таким пациентам не хватает подлинного ощущения грусти и скорбного сопереживания; их главная личностная черта - отсутствие способности к выражению депрессивных реакций. Если их покидают или разочаровывают люди, которые были с ними как-то связаны, они могут проявлять поверхностное чувство, с виду напоминающее депрессию, которое впоследствии превращается в обиду и гнев, наполненные мстительными фантазиями, но при этом не переживают подлинной грусти от потери человека, которого они как-то ценили»32.
Нарциссическая личность, пишет Кернберг, смотрит на других людей как на «теневые объекты»:
«Они бессознательно делят людей на две категории: на тех, у кого внутри имеется приготовленная для них потенциальная «пища», которую такой пациент должен как-то извлечь, и тех, которых кто-то уже опустошил и потому они не представляют для него никакой ценности. К тому же им иногда кажется, что эти теневые внешние объекты заряжены высокой и очень опасной для них энергией... Установка таких пациентов по отношению к людям является или задабривающей (и тогда они извлекают из людей все, что им нужно, а затем отбрасывают их в сторону), или же боязливой и опасливой: другие могут на них напасть, могут использовать их и заставить им подчиняться. В основе этой дихотомии лежит еще более глубоко скрытый образ отношений с внешними объектами... Это образ голодной, яростной пустой самости, наполненной бессильным гневом, обусловленным фрустрацией, и отстраняющейся от внешнего мира, который кажется им исполненным такой же ненависти и мести, как та, что существует внутри них»33.
У таких пациентов жизненной силой обделен не только мир внешних объектных отношений; оказывается, что страдания испытывает и внутренний мир образов объектов:
«Интериоризированные представления об объектах приобретают характеристики реальных, но в общем-то безжизненных, теневых людей...
Чтобы обезопасить себя от переживания зависти, таким пациентам требуется обесценить все, что им достается. В этом заключается их трагедия: они испытывают очень сильную потребность в других и вместе с тем не могут признать того, что они из них нечто извлекают, ибо это пробуждает в них огромную зависть»34.
Для Кернберга единственный плюс таких пациентов заключается в том, что у них имеется
«относительно устойчивая социальная адаптация, импульсивный контроль и так называемый «псевдосублимационный» потенциал, а именно способность к активной, плодотворной работе в тех областях, где они в какой-то мере могут удовлетворять свои амбициозные фантазии, вызывая восхищение окружающих»35.
Описание Кернберга дает нам очень конкретное и весьма безрадостное представление о личности, страдающей нарциссическими расстройствами. Крайне малое число внутренних объектов приводит к обеднению объектных отношений нарциссической личности; ее психическая структура целиком определяется защитными механизмами, препятствующими переживанию зависти, ярости и жгучей ненависти. Рассматривая нарциссическую личность «изнутри», Кернберг видит в ней сплошную монолитную структуру, образовавшуюся в результате регрессивного слияния в раннем детстве образа самости с образами объектов и преимущественно выполняющую защитную функцию. В результате человек утрачивает способность относиться к окружающим как к реальным людям, а также адекватную оценку своих возможностей, а это, согласно Кернбергу, приводит нарциссическую личность к трагическим ситуациям, которые все чаще встречаются в ее жизни и с возрастом все хуже ею переносятся36. («Растворение самости и образов объектов» - это психоаналитический язык, который аналитическим психологам следует понимать так: Эго регрессивно держится за состояние уробороса, что приводит его к инфляции в результате идентификации с архетипом.)
Однако описание структуры Эго - самость, которое дает Кернберг и которое в целом отражает его взгляд на нарциссические расстройства личности, не разделяет Хайнц Кохут. Вместо представления о структуре нарциссической самости как о регрессивном растворении или расплаве, вызывающем патологические нарушения, Кохут рассматривает эту структуру как состояние задержки в развитии, при котором самость в целом не разрушается, а лишь сталкивается с препятствиями в своем развитии. Согласно Кохуту, самость по своей сути является архаичной и находится на эксгибиционистско-грандиозном уровне, что звучит весьма основательно, тогда как согласно Кернбергу структура самости фундаментально искажается, особенно при наличии серьезного «расщепления».
Кроме того, по сравнению с Кернбергом Кохут придает гораздо меньшее значение симптоматике и феноменологическим описаниям. Для Кохута главным диагностическим и вместе с тем исцеляющим фактором оказывается процесс переноса-контрпереноса:
«Несмотря на изначальную неясность в определении симптоматики, самые существенные симптомы обычно можно определить тем четче, чем дольше длится анализ, особенно если в какой-то форме начинает проявляться нарциссический перенос. Пациент будет описывать слабое переживание чувства проникающей пустоты и депрессии, которое, в отличие от психоза и пограничных состояний, существенно облегчается, как только устанавливается нарциссический перенос, - но которое будет усиливаться при малейшем нарушении отношений с аналитиком. Пациент постарается дать понять аналитику, что бывает время, когда прекращается хотя бы нарциссический перенос, и тогда у него создается впечатление, что он не является абсолютно реальным или что его эмоции в этот момент оказываются очень смутными; он может еще добавить, что потерял всякий интерес к работе... Эти жалобы пациента, как и многие другие, указывают на истощение Эго, ибо оно должно себя защитить от недосягаемых высот архаичной грандиозной самости или интенсивного голода, жаждущего удовлетворения от внешнего источника, которое может повысить его самооценку»38.
Согласно Кохуту, сильная ярость и особенно зависть не являются характерными чертами только нарциссической личности, но их можно рассматривать как переходные аффекты, вызванные недостаточной эмпатией. Сама структура личности, слившаяся с Эго грандиозно-эксгибиционистская самость для Кохута обусловлены задержкой в развитии личности, которую можно устранить при проявлении описанного им нарциссического переноса.
Кохут определяет две главные парадигмы переноса, которые он называет идеализированной самостью и грандиозно-эксгибиционистской самостью. В этой главе мы их обсудим подробно, а пока можем отметить, что автор рассматривает их как естественные формы развития самости, которые требуют раскрытия в психотерапевтическом процессе. С другой стороны, Кернберг рассматривает идеализацию и возвеличивание как вспомогательные факторы, которые служат защитным целям, прежде всего защите от переживания зависти. Таким образом, Кохут отмечает позитивную возможность трансформации, существующую при нарциссических личностных расстройствах, тогда как Кернберг делает акцент на их негативных аспектах разрушения и контроля.
Далее последует сжатое изложение взглядов Кохута, сделанное Паулем Орнштейном:
«Самость является биполярной конфигурацией, на одном полюсе которой происходит трансформация архаичной грандиозности и эксгибиционизма в основные притязания, цели и устремления самости. На другом полюсе этой конфигурации - трансформация архаичной идеализации в основные идеализированные ценности и интериоризированные руководящие принципы. Дуга напряжения, которая возникает при этом между полюсами и которую описывает Кохут, объемлет все внутриличностные таланты, склонности и способности, которые может использовать ядерная самость, чтобы выразить свою основную структуру, которая содержится в ее глубине. Эта ядерная самость - первый сформировавшийся комплекс психической организации, склонный к ослаблению и фрагментациям. При таких фрагментациях интенсивность возникающих отдельных влечений может указывать на то, что они являются продуктами распада самости. Таким образом, по мнению Кохута, ни нарциссическая ярость и склонность к разрушению, ни инфантильная сексуальность сами по себе не являются первичными психологическими образованиями. Первичные психологические образования - это связи самости со своими объектами самости...
Эмпатический отклик объекта самости позволяет сформировать психическую структуру в результате процесса последовательных интериоризаций. Так, шаг за шагом, наряду с развитием структуры происходит ее наращивание. Недостаточная последовательность в развитии грандиозного объекта самости приводит к отсутствию у человека возможностей следовать своим целям и удовлетворять свои амбиции, к отсутствию у него способности получать удовольствие от своей физической и умственной деятельности, а также к отсутствию у него постоянной адекватной самооценки.
Таковы характерные особенности личности, страдающей нарциссическими расстройствами. В процессе развития идеализированного родительского образа, другого полюса биполярной самости, дефицитарность его структуры впоследствии приводит к отсутствию контроля над влечениями, канализированию и нейтрализации функций, которые будут проявляться в нарушениях поведения.
Эта схема очень хорошо подходит, если уделять особое внимание психопатологии родителей, особенно патологии самости, развивающейся ядерной самости и характерным направлениям наращивания психической структуры в ходе лечения путем последовательных интернализаций в процессе специфических переносов, обусловленных отношением самость-объект»39.
Настойчивость Кохута в отношении фундаментальной позитивной природы самости, раскрывающейся через эмпатию, вызвала заметную реакцию его коллег-психоаналитиков. В частности, Серлз обращал особое внимание на проблемы, вызванные негативными эмоциями в процессе контрпереноса:
«Этот вопрос очень тонкий и сложный, поэтому мне кажется, что невозможно полностью различить, будет ли аналитик, эмпатически чувствующий диссоциированные образы пациентки, ощущать их как свои собственные или же он будет в какой-то степени переживать части своей истинной самости, которая никогда не была полностью проанализирована...
Несмотря на очень многое, что мне нравится в концепции Кохута, мое главное критическое замечание заключается в том, что он дает нам портрет аналитика, который, по моему ощущению, является несколько пресным в своей доброте, чересчур мудрым и неспособным ненавидеть. Я просто не могу это принять. Для меня такой взгляд на аналитика является слишком нарциссически угодливым по отношению к самому себе...
То, что не отмечает Кохут и что, на мой взгляд, заслуживает самого пристального внимания, - это негативный контрперенос, степень которого может быть очень высокой при работе аналитика с нарциссическими пациентами. Аналитик неизбежно регрессирует в процессе сессии и в восприятии пациента будет идентифицироваться с так называемой «плохой матерью» из прошлого пациента. В таком случае аналитик неизбежно реагирует на пациента подобно раздраженной и даже разозленной бесчувственной матери. Мое впечатление таково, что чувства, возникающие при контрпереносе в ходе работы с такими пациентами, крайне негативны, поэтому у аналитика появляется сильное стремление к регрессу, чтобы как-то справиться с сильным негативным восприятием пациента. В результате аналитик начинает говорить с нарциссической яростью пациента, имевшего бесчувственную мать. Я бы просто считал само собой разумеющимся такое неизбежное появление нарциссической ярости у аналитика в качестве ответной реакции на ограниченные способности пациента к проявлению чувств... Я бы отметил еще раз, как раздражающе воздействуют на аналитика такие пациенты, как они оживляют у него идеализированные реакции «объекта самости» по отношению к себе и как потом они раздражают аналитика, так что ему приходится разбираться с собственным раздражением, разочарованием и яростью.
...Полезно периодически напоминать самим себе о том, что роль аналитика предполагает способность ненавидеть и умение использовать эту способность»40.
Аналитик, работающий в соответствии с концепцией Кохута, гласящей, что правильное восприятие ненависти, ярости и других негативных эмоций, особенно если рассматривать их как продукты распада личности, вызванного уязвленной самооценкой, уменьшает количество связанных с ними проблем, в отличие от того, что считает Серлз41. Но вопрос заключается не в обладании способностью «ускользнуть» из негативных реакций контрпереноса, а в способности делать это в нужный момент или, напротив, использовать их, когда это потребуется. В первом случае аналитическая ситуация приводит к образованию терапевтического альянса и созданию такой психологической атмосферы, в которой появляется нарциссический перенос, называемый также переносом самости (self-transference).
Если преждевременно начать работать с негативными реакциями контрпереноса, можно разрушить устойчивое образование нарциссического переноса или даже превратить его в защитную структуру. Разумеется, идеализация может служить и той и другой цели, но преждевременное использование негативных реакций контрпереноса может привести к превращению идеализации, которая изначально свободна от защит, в защитную идеализацию. Более того, в таком случае можно получить клиническую картину, напоминающую пограничное состояние, а это обстоятельство помогает нам вспомнить о настоятельных замечаниях Кернберга о том, что структура нарциссической личности может послужить одним из примеров ее пограничного состояния42.
Но я бы порекомендовал обратить внимание на наблюдения Серлза, ибо мой опыт говорит о том, что в самом начале иногда бывает крайне необходимо работать только с негативными реакциями контрпереноса, для того чтобы мог сформироваться перенос.
В качестве примера можно привести случай, когда ко мне пришел пациент, который прежде несколько раз начинал проходить анализ и в каждом случае добивался полного контроля над аналитиками: один раз аналитиком был мужчина, другой раз -женщина. Оба идеализировали его и пытались давать интерпретации. На нашей первой сессии я стал осознавать, что чувствую сильное раздражение, и понял, что испытываю бессознательную ярость по отношению к своему пациенту. Я рассказал ему о своем чувстве и спросил, не раздражает ли его мое присутствие. Он ответил, что, подъезжая к моему офису, он постоянно размышлял о том, разрешу ли я ему курить во время сессии, а если нет, позволяю ли я курить своим гостям. Затем он быстро пошел дальше, установив контролирующий зеркальный перенос, который больше не позволял мне говорить или размышлять над его вопросами. Однако я уже стал отличаться от его прежних аналитиков, которые соблазнились его харизмой и интеллектом. С самого начала, распознав бессознательную ярость пациента, я оказался в положении, в котором меня было нелегко соблазнить, и потому немедленно установился нарциссический перенос. Если бы с самого начала сессии я не отследил свои чувства, возникшие в результате контрпереноса, - а при беседе, протекавшей в духе дружеского контакта, их можно было легко оставить без внимания, - то возникла бы защитная идеализация и много времени было бы потрачено впустую.
Теперь вернемся к обзору разных психоаналитических взглядов на феномен нарциссизма. Бела Грюнбергер пытается поместить нарциссизм в расширенную фрейдовскую теорию влечений с ее моделью Эго - Ид - Супер-Эго. Грюнбергер отмечает, что замечание Зигмунда Фрейда о нарциссизме как об «абсолютно самодостаточном [в] его эмбриональном состоянии» и выражение Фрейда «нарциссизм на клеточном уровне» иллюстрируют и его собственную точку зрения, что феномен нарциссизма относится к доутробной стадии развития и к расставанию с этим чистым изначальным состоянием43. Согласно Грюнбергер, «нарциссизм является психическим фактором, присутствующим во время [и даже перед] рождением... абсолютным и настойчивым в своих влечениях инстинкта»44. Автор уверена в том, что «нарциссизм следует рассматривать как независимый аспект в рамках топографии Фрейда, и тогда он становится таким же психическим фактором, как Ид, Эго и Супер-Эго»45. В нарциссизме не только аккумулирована энергия целостного пренатального состояния; он также является ценным источником всех остальных психических факторов, сформировавшихся позже. Согласно Грюнбергер, «в процессе своего существования нарциссизм развивается параллельно развитию влечений, функционально от них отличаясь... устанавливая отдельную психическую размерность и подчиняясь законам, отличающимся от тех, которым подчиняется инстинктивная деятельность»46.
Таким образом, для Грюнбергер нарциссизм оказывается четвертым фактором, не менее важным, чем знаменитая триада Фрейда Эго - Ид - Супер-Эго, и вместе с тем имеет собственные характерные «функционально отличающиеся законы». (Сама по себе четверичная структура нарциссизма также была описана Эрнстом Джонсом)47.
Взгляд Грюнбергер можно считать попыткой привнести некую упорядоченность в то, что сами фрейдисты считали хаосом, состоящим из самых разных взглядов на нарциссизм:
«Кому бы ни был адресован вопрос о нарциссизме, он всегда противоречит парадоксальной многозначности этого понятия. Андреа-Сэломе посвятила много времени этому очень важному аспекту, связанному с его многозначностью... Она постаралась объяснить противоположные склонности нарциссических личностей, которые хотят обрести индивидуальность любой ценой и при этом не могут жить, избежав постоянного состояния растворения... Суть заключается в том, что нарциссизм всегда имеет двойную ориентацию... Таким образом, мы сталкиваемся с нарциссизмом, который оказывается центростремительным или центробежным, первичным или вторичным, здоровым или патологическим, зрелым или незрелым, частично сплавленным с влечениями или же противопоставленным им, их антагонистом»48.
Вслед за другими исследователями нарциссизма Грюнбергер вторит, словно эхо:
«Можно написать объемное и потрясающее по силе исследование, посвященное историческому развитию этой концепции в работе Фрейда... Однако практическим результатом таких усилий будет чистый хаос, в котором очень трудно отыскать индивидуальный вклад каждого человека. Харт показал нам, как много противоречий кроется под тем явлением, которое называется нарциссизмом, что говорит об отсутствии всякой возможности дать ему более-менее однозначное определение. Сообщается, что нарциссизм оказывается самым великим из великих и самой психотической из всех регрессий. Некоторые примеры свидетельствуют о его положительном влиянии на мужскую потенцию, но в других случаях на него сваливают ее недостаток. Его влияние можно обнаружить и в женской фригидности, и в женской привлекательности. Считалось, что он может нейтрализовать любые пагубные тенденции, но вместе с тем для Эго он является источником тревожности. Он служит защитой от гомосексуальности, несмотря на то, что гомосексуалисты в какой-то мере оказываются «нарциссичными». Сон считается нарциссическим оттоком либидо, а бессонница - замедлением возрастания нарциссизма. Этот феномен используют для объяснения силы инерции и амбициозных увлечений». («Нарциссическое равновесие», Международный психоаналитический журнал, т. 28, с. 106, 1947)49
Таким образом, мы убеждаемся в том, что понятие нарциссизма крайне противоречиво, оно в пух и прах разбивает все попытки дать ему рациональное определение и, по существу, имеет двойное значение. Хотя нарциссические нарушения существуют на любом уровне психического расстройства, в частности, при психоневрозах, в пограничных состояниях и психозах, в последние десять лет особое внимание обращали именно на ту роль, которую они играют в расстройствах личности.
Аспекты нарциссизма, которые исследовали психоаналитики, привлекали внимание Юнга, правда, с несколько иной точки зрения.
Если подходы, которым следовали фрейдисты, могли с уверенностью считаться индивидуализированными (основным источником интроецированных структур остаются родительские образы), то для Юнга эти всемогущие образы прежде всего определяли только форму, которую заполняла энергия архетипа. Кардинальное различие состоит в том, что концепция Юнга учитывала первобытный исцеляющий психический потенциал, сохранившийся в этой форме, тогда как другие концепции ограничивали терапевтический процесс, так как они лишь реструктурировали интериоризированные в детстве объекты и через новые интроекции устанавливали новые внешние отношения, в частности, терапевтические.
Об амбивалентности архетипов нам хорошо известно из исследований Юнга. И, как мы уже знаем, именно эта амбивалентность характеризует нарциссизм. В работе «Символы трансформации», как и в других своих работах, Юнг прослеживает процесс трансформации психической энергии. Хотя в этом процессе участвует множество архетипов, основным остается архетип духа, принимающий образ героя. Он является автономным, ценностно-ориентированным и имеющим ярко выраженную склонность к инфляции, если с ним идентифицируется Эго. Духовный архетип - это главный фактор, стоящий за «свободной энергией» или «избыточным либидо», о которых говорит Юнг; он представляет собой архетипическое соответствие той самой «нейтральной энергии», которую Фрейд отождествляет с нарциссизмом.
Отправная точка Фрейда является экстравертированной, дедуктивной и клинической; взгляд Юнга - более интроспективный и сосредоточенный на тех уникальных событиях, которые приводят к религиозным откровениям и индивидуальной трансформации. Данные Фрейда можно назвать более статистическими и наблюдаемыми; данные Юнга - лишь «точки графика» любого статистического исследования. Следовательно, мышление, имевшее повышенное стремление к науке, больше склонялось к позиции Фрейда. Сейчас архетипическая концепция становится не только более привлекательной, но и считается очень существенной для понимания глубинных психических конфликтов.
С точки зрения психоанализа, нарциссизм имеет не только психическую природу. Несмотря на то, что отдельные авторы, подобно Кохуту, шли в этом направлении - и даже в 1928 году очень приблизились к юнговскому взгляду на либидо50, - других авторов, таких как Кернберг и Грюнбергер, особенно интересовала связь между нарциссизмом и инстинктивными процессами. Грюнбергер приходит к выводу об их взаимной трансформации, при которой «инстинкт оказывается обладателем нарциссических качеств [...] поэтому они становятся драгоценными [...] и нарциссизм входит в контакт с реальностью»51. Что касается Кернберга, то для него инстинктивные процессы остаются сильно связанными с нарциссизмом. Таким образом, к уже отмечавшейся ранее двойственной природе нарциссизма, накладывающей свой отпечаток на систему ценностей и влияющей на источник инфляции Эго, нам следует добавить влияние этой двойственности на область человеческих инстинктов и телесные ощущения.
Добавляя этот «материальный фактор», мы приходим к исследованиям Юнга в области алхимии. Хотя в своей работе над концепцией психической энергии Юнг использовал чисто психологическую модель (рассматривая психику как «относительно закрытую систему»)52, изучая алхимию, он стал подходить к очень существенному вопросу, связанному с отношением между материей и духом. Несмотря на то, что Юнг явно акцентировал внимание на психическом аспекте, его исследования в этой области опираются на фундаментальную концепцию архетипических образов, которые трансцендентны по отношению к материальному и психическому, и эти алхимические образы воссоздали картину их взаимной трансформации. Алхимический Меркурий, образ, который никогда не переставал исследовать Юнг, больше всех остальных является архетипическим феноменологическим аналогом, который называется нарциссизмом.
Подводя итоги своим исследованиям, касающимся Меркурия, Юнг отмечает следующее:
1) Меркурий состоит из всех мыслимых противоположностей. Таким образом, он представляет собой ярко выраженную двойственность, которая при этом постоянно именуется единством, хотя его многочисленные внутренние противоположности в любой миг готовы распасться на столь же многочисленные и с виду совершенно самостоятельные фигуры.
2) Он и материален, и духовен.
3) Он - это процесс превращения высшего материального в высшее духовное, и наоборот.
4) Он черт, спаситель и психопомп, неуловимый «трикстер» и, наконец, он является отражением Бога в материальном мире.
5) Он к тому же - зеркальное отражение мистического переживания алхимика, которое совпадает с opus alchymicum (алхимическим продуктом).
6) В качестве такого переживания он представляет, с одной стороны, Самость, с другой - индивидуационный процесс, а также, в силу бесконечного числа своих определений, -коллективное бессознательное53.
Сходство между психоаналитическим описанием феномена нарциссизма и алхимическим образом Меркурия впечатляет. И двойственная природа, и даже тенденция к расщеплению у них являются общими. И в том, и в другом случае можно говорить об их взаимных превращениях в материальных и духовных процессах. Нарциссизм - это трикстер, который толкает человека ко всем возможным видам инфляции и самовозвеличивания, но при этом в итоге лишает его всяких оснований продемонстрировать это величие. Его воздействие можно сравнить с одномоментным пребыванием в Раю (Грюнбергер), и, по всей вероятности, оно имеет некоторую связь с тем, что Юнг называет «мистическим переживанием искусственного».
В психоанализе (Грюнбергер, Кохут) нарциссизм считается фактором, имеющим отношение к самости, и вместе с тем, по мнению фрейдистов, оказывает как положительное (Кохут), так и отрицательное (Кернберг) влияние на индивидуацию. Обычно структура нарциссической личности вовлекается в процесс индивидуации настолько, насколько на это способен Меркурий. Как мы убедимся впоследствии, оба вида нарциссизма представляют собой и стремление к индивидуации, и регрессивное слияние образов Эго и Самости. Они являются силой, эффективно препятствующей появлению содержания психики, которое на данном конкретном этапе психического развития может оказаться слишком беспорядочным, но вместе с тем - той силой, которая поддерживает потенциальный рост. Они могут содержать исцеляющую архетипическую энергию и вести себя подобно «нерожденному богу» или же могут последовательно увлекать нас в преисподнюю, накачивая огромной энергией подверженное инфляции Эго. В результате идеализации они могут открыть в человеке новое духовное видение мира или же использовать идеализацию преимущественно в защитных целях, чтобы контролировать зависть. Структура нарциссическои личности может привести к рождению фемининного начала или же к его подавлению в жизненной и телесной сфере вместе с духовностью и сознанием, которые ему сопутствуют. Кроме того, они могут развить в человеке способность к рефлексии или к ее постоянному подавлению, если над его грандиозно-эксгибиционистской самостью доминирует стремление к власти.
Я провожу аналогию между нарциссизмом, нарциссическими расстройствами личности и алхимическим богом Меркурием, предполагая, что нарциссизм имеет архетипические корни. В основе описаний Меркурия лежит медитативная рефлексия, а также проекции на материальный мир и на происходящие в нем изменения, - проекции, в которых сосредоточено трансперсональное содержание коллективного бессознательного и для которых совершенно не характерна редукция к вытесненному из сознания личному материалу. Архетипы и архетипические содержания являются потенциальными психическими паттернами. Как уравнение, которое может иметь много решений, каждое из которых само по себе является полным и удовлетворяет уравнению в зависимости от данной конкретной ситуации, точно так же коллективное бессознательное имеет много разнообразных форм, способных констеллироваться в определенных условиях. Эти условия могут быть как личными, так и историческими, а могут быть и просто врожденными, чисто психическими факторами.
Несмотря на то, что юнгианская концепция нарциссических расстройств явно извлекла определенную пользу из фрейдистского взгляда на инстинкт и объектные отношения - особенно это касается образа тела и концепции Самости, - фрейдисты могли бы также извлечь для себя пользу, признав существование архетипической размерности. Ибо в процессе своего развития Эго сталкивается с разными препятствиями, например, с присущими личностям, страдающим нарциссическими расстройствами, и тогда оно становится свидетелем конфликтующих обезличенных сил, энергия которых гораздо выше энергии Эго. Этот поразительный факт клинические теории чаще всего оставляют без внимания, настаивая на том, что корни нарциссических проблем лежат в области межличностных отношений, особенно там, где имеется недостаток родительской эмпатии или органические проблемы, связанные с агрессией.
Некоторые аспекты нарциссизма безусловно коренятся в межличностных отношениях, может быть, даже имеют индивидуальные органические причины, но ни в коем случае не следует исключать и безличные факторы. Нарциссические проблемы могут быть обусловлены трансформациями, возникающими в коллективном бессознательном. Тогда эти проблемы понимаются как целенаправленные, как признаки появления нового образа Самости, стремящегося к своему воплощению, будь то индивидуальная или коллективная форма или они обе, вместе взятые. Они могут представлять собой именно ответ психики на декларацию Ницше «Бог умер», провозглашенную им много лет назад и с болью привнесенную в наш дом в виде фрагментации, которую наше общество создает и от которой само же страдает.

2. Профиль нарциссической личности
Описание, которое последует ниже, поможет яснее представить основные черты, характерные для нарциссического расстройства личности. Личностная структура каждого из нас имеет эти черты, но у нарциссической личности они присутствуют постоянно.

НЕПРОНИЦАЕМОСТЬ ДЛЯ ОКРУЖАЮЩИХ
Когда вы находитесь в присутствии личности, страдающей нарциссическим расстройством, вас не покидает ощущение, что этот человек старается держаться от вас подальше или как-то защититься. Часто это сопровождается телесным напряжением и стесненностью. Среди характерных черт нарциссической личности преобладает крайнее самомнение, поэтому все, что бы ни говорил его собеседник, нарциссическая личность немедленно обращает в историю, фантазию или идею о самом себе. Собеседник при этом чувствует себя лишь неким стимулом, необходимым для того, чтобы нарциссическая личность получала такие ответы, которые исключали любую возможность полноценного диалога.

ОТВЕРЖЕНИЕ ИНТЕРПРЕТАЦИЙ
Общеизвестен факт, что все интерпретации, которые предлагаются нарциссической личности, искажаются или оказывают на нее очень слабое воздействие. Если же аналитик старается расширить самосознание пациента, интерпретируя его сновидения или другой психический материал в свете семейных или стоящих перед пациентом жизненных проблем, то интерпретации могут:
1) быть полностью проигнорированы или отвергнуты;
2) приниматься с энтузиазмом только для того, чтобы к следующей сессии бесследно исчезнуть;
3) приниматься и выборочно изменяться с тем, чтобы подкреплять заранее выбранную пациентом идею относительно своей личности.
В каждом случае результат оказывается одинаковым: интерпретации становятся бесполезными или даже пагубными.

НЕТЕРПИМОСТЬ К КРИТИКЕ
Критические замечания наталкиваются на огромное сопротивление. Человек, страдающий нарциссическими расстройствами, обладает настолько слабым ощущением идентичности, сущность которой заключается в способности Эго, связанного с Самостью, отделиться от Самости и окружающего мира, что любая критика воспринимается как угроза личности. В основном это имеет отношение к редуктивному анализу, ибо взгляд на себя в контексте любого психического содержания, отличающегося от собственного представления грандиозной (или подавленной) Самости, угрожает ее идентичности. Прежде чем установится хороший контакт (для этого может потребоваться достаточно длительное время), любая критика может привести к внезапному прекращению терапии.

НЕСПОСОБНОСТЬ К ИНТЕГРАЦИИ И СИНТЕЗУ
Пока редуктивный анализ оказывается невозможным или пока не пройден этап работы с нарциссическими переносами, точно таким же пагубным (хотя этот вопрос является более тонким) станет применение подхода, который Юнг называл синтетическим54. Нарциссическая личность является пресимволичной, неспособной к восприятию реальности символа из-за постоянно присутствующего слияния Эго и Самости или Эго с внешним миром. Для Эго символ включается в категорию «других», отличную от Эго характеристику объективной психики, и до тех пор, пока он не проявится в виде unio mystica (мистического союза - лат.)55, что бывает крайне редко, символическая реальность для нарциссической личности существовать не будет. Таким образом, интерпретации, которые идут по символическим нитям и указывают на позитивную, синтетическую природу содержания бессознательного, лишь поспособствуют инфляции уже существующего слияния грандиозного Эго и Самости56.
К сожалению, такое подпитывание нарциссизма пациента становится весьма соблазнительным и зачастую надолго продлевает терапевтический процесс нарциссической личности при весьма незначительной трансформации. Более того, в результате синтетического подхода возникает бессознательная ярость, ибо человек знает, что у него отсутствует реальный контакт с внешним миром. Как бы то ни было, преждевременный выход в символическую реальность затрудняет пациенту выражение гнева и тем самым действительно препятствует трансформации.

СЛАБАЯ СПОСОБНОСТЬ К ЭМПАТИИ
Известно, что нарциссические личности воспринимают эмпатию с большим трудом, поэтому они могут проявлять жестокость и эгоцентризм в ситуациях, когда желательно проявить хотя бы малейшую степень эмпатии. Часто у человека возникает ощущение, что вопрос заключается не в отсутствии способности к эмпатическим переживаниям, а в том, что эти переживания намеренно скрываются из жестоких и садистских побуждений.

ДЕМОНСТРАЦИЯ СВОЕЙ АВТОНОМИИ
Нарциссическая личность отвергает все чувства, связанные с потребностью в другом человеке, так как переживание такой потребности может пробудить ярость и зависть, способные затопить слабую эго-структуру. Нарциссические личности часто гордятся тем, что у них отсутствуют такие потребности, при этом полагая, что делают очень много для других. Их девиз нередко звучит так: «Я могу это». Если их потребности в принятии и установлении отношений встречаются доброжелательно, они порой ощущают это как снижение самооценки, что может вызвать у них депрессию и энергетическое истощение.
ПОТЕРЯ ОЩУЩЕНИЯ ИСТОРИИ ПРОЦЕССА
Нарциссической личности свойственно маргинальное восприятие исторического процесса57. События и ситуации не переживаются ими реально, ибо каждая ситуация формируется при посредстве слабого эго-комплекса, обладающего низкой самооценкой. Следовательно, аспект, связанный с историческим временем, они ассимилируют лишь в некоторой степени, соответствующей самовозвеличиванию Эго. Другая категория событий, упорно сохраняемая в памяти нарциссической личности, связана с теми ситуациями, в которых у них была занижена самооценка Эго.
История также искажается. Мы уже видели, как нарциссическая личность может искажать интерпретации; эти искажения могут перейти в ложь без границ. Ибо внутреннее давление собственной грандиозности может так подавлять Эго, что оно попадает в ситуации, в которых не реагирует адекватно, а вынуждено лгать в угоду внутреннему стремлению к всемогуществу. Таким образом, реальное историческое событие для нарциссической личности не является столь значимым, сколь важным является то, как на это событие влияет внутреннее давление грандиозности нарциссической личности.
Недостаточное ощущение истории может проявляться по-разному. Например, нарциссические личности часто чувствуют себя моложе или старше, но очень редко ощущают точное соответствие своему возрасту. Ощущение возраста может быть весьма смутным и существенно изменяться в зависимости от ситуации. Другая особенность таких пациентов заключается в их привычке снова и снова повторять одни и те же истории, не осознавая, что они уже рассказывали их своему собеседнику. Такая привычка может казаться особенно неприятной, если человек, указав, что уже не раз слышал эту историю, в ответ услышит: «Это для меня новость» или «Я не думал, что вы на это так отреагируете», - чтобы затем снова продолжать говорить на ту же тему. Ощущение «новизны» для нарциссической личности вполне реально, но бесконечные повторения будут запутывать и раздражать ее собеседника.
Отсутствие у нарциссической личности чувства времени сопровождается слабой связью с внутренними психическими процессами. Это может быть реакцией на давление внутреннего самовозвеличивания, которое (как будет показано позже в разделе, посвященном нарциссическим структурам) может быть представлено в образе черного мага или зловещего старца {negative senex). В таком случае отказ от исторического времени говорит о недостаточном архетипическом потенциале этого внутреннего уровня, который обусловлен фигурой доброго старца (positive senex) или позитивной констелляцией комплекса отца.

НАРУШЕНИЕ МАСКУЛИННОГО И ФЕМИНИННОГО ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ПСИХИКИ

У нарциссической личности нарушаются как маскулинная, так и фемининная сфера психической деятельности. Отсутствует та самая духовная сторона, которая служит соединяющим звеном с творческим началом и религиозными ценностями, а также устанавливает необходимую позитивную связь с «духом времени» и прежде всего определяет человеческую способность к рефлексии. Вместо нее существует всепоглощающее стремление к власти. При наличии такого контроля все становится детерминированным, исключается любая случайность. Наряду с такой констелляцией, имеющей много сходства со сказочным или фольклорным «черным магом» или «злым карликом», отсутствует и фемининная сфера бытия (включающая в себя подлинную связь с Самостью и телом); под мощным напором стремления к власти она разлетается на части, прежде всего — под влиянием негативной фемининной констелляции. На сказочном языке эта констелляция называется «фальшивой невестой» - негативной материнской фигурой, принимающей образ ведьмы и занимающей место «истинной невесты». Через образ «фальшивой невесты» Эго ассимилирует содержание Самости, что приводит его к инфляции и отрицанию позитивного отношения к страданиям. Тогда преобладает ориентация на внешние проявления, а не на внутреннюю красоту (см. параграф 10 данной главы).
Когда нарушаются фемининная и маскулинная сферы психической деятельности нарциссической личности (независимо от ее пола), основная тяжесть трансформационного процесса ложится на соединяющее начало, связывающее сознание с бессознательным. Таким образом, для мужчин главные проблемы в основном оказываются связанными с Анимой, а для женщин - с Анимусом58. (В следующем разделе мы увидим, как из проблем, связанных с Анимой/Анимусом, возникает зависть к противоположному полу, которая так часто встречается у нарциссической личности).
Если же Анима принимает позитивную форму, появляется возможность внутреннего отражения, когда связь между Эго и Самостью становится зеркально симметричной. И для мужчины, и для женщины трансформация компоненты противоположного пола порождает способность к единению и близким отношениям с другим человеком, основанным на сознательных установках и существовании общих потребностей. Таким образом, в процессе трансформации нарциссического расстройства личности и во внешнем, и во внутреннем мире рождается или/и возрождается

соединяющий архетип, coniunctio.
ВОЗМОЖНОСТЬ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫХ АРХЕТИПИЧЕСКИХ КОНСТЕЛЛЯЦИЙ

И внешний, и внутренний мир нарциссической личности оказываются почти лишенными «хороших» объектов. С точки зрения архетипов это означает доминирование негативного материнского аспекта и аспекта Самости, поэтому внутренний мир воспринимается как полный ненависти, ярости, зависти и невыполнимых требований. Такое ощущение внутреннего мира в конечном счете приводит к ощущению опустошенности. Именно это ощущение является ключевым в том смысле, что нарциссическая личность получается как бы еще неродившейся (прежде всего это касается положительных архетипических констелляций). Следовательно, когда человек чувствует внутреннюю опустошенность и угрозу, что бывает весьма часто, например, в материале сновидений, позитивный внутренний мир уже готов к своему рождению. Но чтобы это произошло (как будет ясно из последующих обсуждений и клинического материала), необходимо, чтобы установился стабильный процесс переноса-контрпереноса.
Пока происходит позитивная констелляция внутреннего мира, рефлексия и воображение принимают поверхностную форму, видимость подменяет глубину. Но с появлением позитивных архетипических факторов появляется и возможность воображения творческой деятельности; человек больше не плавает на поверхности жизни и бессознательного, а ощущает способность проникнуть в обе эти сферы. Это обстоятельство свидетельствует о трансформации нарциссической личности.

3. Проблема зависти и ярости

Кернберг и его последователи отмечали важную роль зависти у нарциссической личности, тогда как Кохут и его школа считали зависть, ярость и другие аффекты следствием недостаточного проявления эмпатии. Вопрос, связанный с сильными негативными эмоциями, является плодоносной почвой для аргумента privatio boni (отсутствия феномена зла), когда зло воспринимается только как отсутствие добра, темнота - как отсутствие света и т.п. Юнг возражал против такого взгляда; он настаивал на том, что темная сторона души обладает сущностной реальностью59.
Нет никаких сомнений в том, что такие эмоции, как ярость, ненависть и зависть, в существенной степени присущи нарциссической личности. Фактически нарциссическая ярость имеет особое свойство: она не умеет прощать. Можно только поражаться, как эта ярость может жить в бессознательном, оставаясь незатронутой событиями, происходившими после травматической ситуации. Можно изумляться тому, как по истечении многих лет человек может снова испытывать ярость, будто он опять переживает травматическое событие.
По моему опыту, правильное отношение аналитика к трагической истории в прошлом пациента не приводит к исчезновению родившейся ярости, но может придать ей творческую направленность. Как правило, гнев и ярость оказываются катализаторами, придающими силу процессу трансформации личности, страдающей нарциссическими расстройствами. С аналитической точки зрения, при отсутствии необходимого эмоционального контакта взрыв ярости, безусловно, считается пагубным, но игнорирование ярости в равной степени может привести к тупиковой ситуации, в которой трудно говорить о существовании трансформации.
Зависть, то есть чувство, которое говорит нам: «Всего, что мне так необходимо, я не могу достичь, а потому буду вредить или даже совсем уничтожу недостижимый для меня объект», - это одна из наиболее трудных эмоций для переживания и интеграции60. Зависть, которую люди часто называют «сглазом», является основной характерной чертой нарциссической личности. Она может принимать крайне разрушительную форму, но может быть и малозаметной и способствовать обесцениванию именно того недосягаемого для человека качества, в котором он больше всего испытывает необходимость (например, в поддержке, душевном тепле, телесном комфорте и т.п.). В таких случаях нарциссическая личность часто относится к людям так, как раньше, по ее ощущениям, относились к ней окружающие.
Очень часто истоки зависти следует искать в детстве, ибо может оказаться, что в детстве нарциссическая личность была объектом родительской зависти. Как правило, родители не так редко бессознательно испытывают зависть к талантам и способностям своих детей. В подобных случаях дети слышат: «В тебе что-то есть», но в такой фразе содержится скрытое послание: «Я ненавижу тебя за это». В ответ психика ребенка идентифицируется с ощущением своей особости и отвергает ощущение себя объектом ненависти - то есть происходит расщепление психики. Чувство особости постоянно подпитывает инфляцию, которая служит защитой от ощущения себя объектом ненависти.
От нарциссических пациентов часто можно услышать, как ими гордились и поддерживали родители, но вместе с тем они говорят и о том, что им приходилось держаться от родителей на расстоянии и испытывать странное ощущение тяжести (disease) в их присутствии. В процессе анализа часто проявляется скрытое чувство, связанное с воспоминаниями о том, что тебя ненавидели, об ощущении себя объектом сильной ненависти. Весьма существенно восстановление в памяти этого скрытого ранее чувства в процессе анализа, иначе негативные эмоции останутся в подавленном, расщепленном состоянии, а это означает продолжение самовозвеличивания негативным, защитным способом, исключающим всякие изменения, которое с возрастом становится все хуже и хуже.
Зависть может заполнять всю жизнь нарциссической личности. Муж может испытывать зависть к деятельности своей жены, к фемининности, к способу ее бытия. Ему становится нужно все, чем бы она ни обладала. Женщина, страдающая нарциссическими расстройствами, может испытывать зависть к физическим возможностям своего партнера, к его деловой хватке и легкости, присущей его социальному положению. Нарциссическая личность может совершенно не осознавать свою зависть, ибо допустить ее в сознание было бы «слишком мелко» и побудило бы человека требовательнее смотреть на самого себя и благожелательнее относиться к другому человеку.
Оказывается, что глубинные причины такой зависти связаны с тем, что у нарциссической личности недостаточно развиты комплементарные половые психические компоненты - мужская Анима и женский Анимус61. Поскольку они в существенной степени ассимилированы грандиозно-эксгибиционистской формой Самости, то ощущается недостаточность характерной для них функции связи человеческого сознания с внешним и внутренним миром. Вместо рефлексии и отношений с внешним миром мы сталкиваемся с навязчивостью и постоянным самомнением.
Если Анима и Анимус не выполняют своих функций, личностная идентичность будет либо в существенной мере определяться социальным аспектом, либо оставаться нестабильной. Это обусловлено тем, что комплементарные психические компоненты, будучи функциями взаимосвязи между сознанием и бессознательным, фактически играют роль связующего звена между Эго и корнями его идентичности, которые принадлежат Самости. Нарциссическая личность остро ощущает давление индивидуации и одновременно отсутствие живой связи между Эго и Самостью, когда они сливаются в виде ощущения величия и всемогущества. Уже существующая жгучая зависть, кипящая в этом слиянии, подогревает зависть к противоположному полу. Для нарциссического мужчины женщина превращается в объект, который содержит в виде его проекций все недосягаемые для него черты фемининности, существующие в мужской Аниме, а мужчина, в свою очередь, становится предметом зависти нарциссической женщины, стремящейся конкурировать с мужчинами в активной деятельности.
Зависть - это темная часть нарциссической личности. Я придаю ей исключительную важность, поскольку считаю ее «психическим клеем», элементом сродства, скрепляющим воедино все компоненты грандиозной Самости. Работая с завистью и связанными с ней компонентами ярости и садизма, можно прийти к дезинтеграции этой структуры Самости. В результате может развиться деятельность Анимы и Анимуса, соответствующая их истинной функции.
Психоаналитический подход к работе с завистью и яростью обычно связывает их источник с внешними объектными отношениями. Однако следует отметить, что эти эмоции, особенно нарциссическая зависть, могут появиться и вследствие процесса интроверсии. Каждый человек под давлением внутренней творческой проблемы часто испытывает ярость, вызванную ощущением своей подчиненности. Я наблюдал, как это проявляется в сновидениях творческих личностей, испытывавших временные затруднения, в которых образ сновидца испытывал смертельную ярость по отношению к некой фигуре, ассоциативно связанной с неспособностью к творчеству и вместе с тем претендовавшей на обладание творческим потенциалом. Такая ярость возникала в результате заниженной самооценки, нарциссической травмы, заставляющей страдать из-за собственных творческих затруднений и творческой несостоятельности. Этот теневой аспект часто бывает очень трудно интегрировать, ибо он составляет весьма яркий контраст с образом грандиозной Самости, присущей нарциссической личности. Однако для продолжения активной творческой деятельности такая интеграция часто оказывается ключевой.

4. Идеализация при переносе и контрпереносе
Термин «идеализация» обозначает процесс, в котором другой человек представляется абсолютно положительным, а также всесильным, благородным и мудрым, не имеющим ни одной черты, которая противоречила бы его совершенству, - ни одного из присущих обыкновенным людям «темных» пятен (например, ненависть, лживость, поверхностность в суждениях, стремление к власти, склонность к манипулированию, зависть и т.п.). Процесс идеализации может прежде всего служить защитной цели, и тогда он предохраняет человека от переживания этих негативных эмоций, или же он может представлять собой здоровую мобилизацию позитивной проекции Самости: человеку удобнее «переносить» на другого свои лучшие или желаемые черты, чтобы воспринимать их как личные качества другого человека.
Появление такой односторонней проекции (или переноса) является необходимым этапом, когда раскрывается духовный аспект Самости, который при этом превращается в психическую структуру, обеспечивающую жизнедеятельность человека. Для детского возраста это вполне естественно и в то же время это путь, по которому следует психическая энергия в процессе трансформации слившейся структуры Эго-Самость при наличии нарциссического расстройства. За индивидуальным ощущением творческой активности и намеченной цели, системы ценностей и психической структуры стоит архетип духа62, который, как правило, отчасти ощущается в идеализированной проекции. Роль этого архетипа особенно важна в формировании внутренней способности к ассимиляции инстинктивной энергии, что позволяет эго-сознанию приобрести новые силы, которые могут ощущаться, например, в возрастании силы воли и способности к самоконтролю.
Как правило, в детском возрасте этот духовный аспект Самости прежде всего проецируется на мать, которая становится воплощением архетипической мудрости (ее можно распознать в образе Софии), а позже - на отца, который становится носителем образа архетипического отца. Другими носителями этих проекций часто становятся дедушки и бабушки, а также другие значимые для ребенка взрослые. Для него, находящегося в состоянии частичного слияния с внешним миром, вполне естественно пребывать в состоянии психического и физического слияния с этими идеализированными внешними объектами. Ибо только через изначальный союз Эроса (подобный единству матери и младенца) все проекции могут быть позже ассимилированы как функции собственной психики ребенка.
Однако если у родителей отсутствует позитивная констелляция духовного архетипа, им очень трудно или даже невозможно правильно воспринимать детские проекции. Отец и мать должны признать, что в восприятии ребенка они являются людьми, не имеющими слабостей и недостатков, а также собственных чувств и потребностей; при этом им следует хорошо осознавать, что в таком восприятии «виноват» не «эгоизм» ребенка, а «богоподобная» проекция духа. Иначе такие проекции будут оказывать на них угнетающее воздействие, и они станут требовать от ребенка, чтобы тот скорее «становился взрослым». В свою очередь, маленький человек часто взрослеет сам, но делает это преждевременно, ценой появления нарциссических защитных механизмов, предотвращающих направление архетипических проекций на других людей, что препятствует нормальному психологическому развитию. В этом состоит лишь одна из функций нарциссической защиты: она предохраняет от повторения страданий, связанных с ранними травматическими ситуациями, вследствие отвержения идеализированной проекции.
Из-за такого раннего отвержения идеализация, которая происходит несколько позже, становится частью защитного приспособления. Тогда отдельные люди могут подпадать под идеализацию, но в итоге их с презрением отвергают из-за несходства с идеалом. Точно так же всевозможные политические или религиозные правила и каноны сначала могут приниматься с восторгом и считаться своими, а затем оказаться чуждыми и совершенно неподходящими. В таких случаях идеализация служит защитой от зависти и презрения по причине недостаточной способности родителей к восприятию архетипической духовной проекции. Следует отметить, что констелляция позитивного духовного архетипа для анализа оказывается не такой простой задачей, как констелляция идеализированного переноса. Сопротивление такой констелляции воспринимается в процессе развития отношений переноса-контрпереноса.
Когда пациент замыкается на себе, аналитик не может даже предположить, что идеализирующую проекцию можно интерпретировать как детскую идеализацию, что говорит о типичной ситуации контрпереноса. Тогда аналитик, как правило, испытывает тоску и его внимание становится рассеянным. Скрытое «послание» от пациента аналитику таково: «Я не думаю, что тебе действительно интересно и ты согласен с тем, что я считаю тебя идеальным». Интерпретация этого послания поможет выявить скрытую ярость по отношению к родителю, когда-то отвергавшему пациента, и теперь соответствующее отношение переносится на аналитика (иногда это происходит в результате каких-то прошлых неудач в анализе идеализирующего переноса с этим же или с предыдущим аналитиком). Но если ярость находит свое внешнее выражение, у идеализации начинает раскрываться позитивная сторона.
Другая категория реакций контрпереноса обусловлена явлением, связанным с тем, что аналитик становится объектом идеализации63. На самом минимальном уровне у аналитика это вызывает недоумение и раздражение: он сопротивляется тому, чтобы пациент видел в нем бога64. Гораздо более серьезным является контрперенос, при котором возникает энергетически очень заряженное ощущение важности и благополучия. Потребность аналитика в том, чтобы выглядеть перед пациентами именно таким, его собственный непроработанный эксгибиционизм может передаваться пациенту, вызывая соответствующие чувства65. В них может быть оттенок зависти, скрытое требование выглядеть в глазах пациента всемогущим, а с другой стороны - встречная тенденция пациента использовать аналитическую ситуацию так, чтобы постоянно демонстрировать свою ценность, доброту и т.п. Часто аналитик начинает выходить за приемлемые рамки процесса, делиться с пациентом собственным материалом или же предлагать ему слишком глубокие амплификации, для того чтобы продемонстрировать свои знания. В таких случаях его поведение становится навязчивым.
Такое поведение аналитика вызывает у пациента ощущение, что с ним происходит что-то неладное. Он замечает сильное возбуждение аналитика и то, что он сам больше не является центром внимания. Обычно в таких случаях у пациента появляется ярость.
Если аналитик осознает свою реакцию контрпереноса и понимает, что его энергетическое наполнение отчасти обусловлено процессом, который происходит с пациентом, тогда, попросту говоря, его эмпатическое понимание вернет пациенту энергию. В результате у пациента возникнет проекция, которая будет способствовать интеграции идеализированного переноса и в конце концов приведет к констелляции у него стабильной духовной Самости.
Но может случиться и так, что ощущение и интеграция Самости пройдут интровертированно, в результате индивидуального творческого процесса или нуминозного архетипического переживания. Но есть ли в таком случае какая-то разница между интровертированным процессом интеграции и его влиянием на человека и экстравертированным подходом, в котором основной акцент делается на работу с идеализированным переносом?
Разумеется, разница существует. Интровертированная связь с архетипом духа может привести к мощному ощущению религиозных ценностей, к здоровому отношению к архетипическим процессам и, конечно же, к жажде творчества. В том же направлении будет работать функция, способствующая развитию психической энергии. Однако интровертированным переживаниям не хватает готовности проявить подлинную жизненную активность и особенно телесного ощущения духовности. Идея бытия «в человеческом теле»66 будет иметь мало смысла для человека, у которого отношения с духовной сферой развиваются в основном интровертированно. Экстравертированный способ работы с идеализацией имеет свои позитивные стороны. Он может привести к развитию способностей, но при этом всегда будет ощущаться недостаток архетипи-ческой размерности, которая сравнительно легко достигается путем интроверсии.
Фактически оба этих подхода являются комплементарными; они оба необходимы, тогда как на индивидуальном уровне один в чем-то исключает осознание другого. Они представляют собой пару противоположностей, которые следует объединить в стабильное жизненное ощущение духовного архетипа.

5. Зеркальное отражение и зеркальный перенос

Чтобы понять, в чем заключается смысл зеркального отражения, нужно почувствовать, что кто-то эмпатически следует нашим мыслям, чувствам, переживаниям и т.п. Зияющий пробел нашей культуры заключается в том, что правота в ней ценится гораздо выше человеческого отношения. К тому же, чтобы служить зеркалом для другого человека, требуется желание войти в его мир, отбросив все критические суждения, и отзеркаливать лишь то, что в нем существует.
Потребность в зеркальном отражении другим человеком существует ровно столько, сколько существует сам человек. Это происходит, потому что отзеркаливание - это экстериоризация внутренней психической реальности. Оно основано на том, что сознание и бессознательное существуют во взаимосвязи, которая является зеркально симметричной. Эту связь очень хорошо объяснил Юнг, который использовал ее в своем анализе Книги Иова67. Эго-сознание является тем зеркалом, в котором отражается Самость, и потому самосознание Самости и ее развитие зависит от сознания Эго. И наоборот: Эго является отражением Самости, а следовательно, его структура и установки являются зеркальной репликой Самости.
Стабильность Эго зависит от того, как оно внутренне себя ощущает в качестве отражения Самости. Но если коллективным формам религии не хватает нуминозности и символического содержания Самости, Эго испытывает особые затруднения в ощущении того, что оно является внутренним отражением Самости. А так как индивидуация является процессом, в котором Эго бросает вызов превосходящей его по масштабу целостности (в образе Самости), на каждом этапе этого процесса оно испытывает потребность в зеркальном отражении, и тем больше, чем более радикальные изменения необходимы для конкретной личности. Когда это развитие стабилизируется, такое отражение начинает меньше зависеть от эмпатического отражения другого человека, но такая зависимость обязательно появляется вновь, как только возникает потребность в новых кардинальных изменениях. Решению любой творческой задачи серьезно препятствует постоянное отсутствие внешнего зеркального отражения.
Архетипический образ героя воплощает способность психики строить новые зеркальные взаимосвязи между сознанием и бессознательным. Но для идентификации с архетипическим героем совсем не обязательно наличие полного внешнего отражения от другого человека или, возможно, от ощущения человеческого или божественного участия, которое возникает в результате чтения книг или в какой-то иной форме.
Особенно важно отзеркаливание в раннем детстве, в то время, когда между матерью и ребенком устанавливается символическая связь. Поскольку они находятся в общем энергетическом поле, происходящие у ребенка психические процессы проникают в психику матери и наоборот. Но самое важное заключается в том, что тревожность, которую испытывает ребенок при появлении сознания, должна испытывать и в какой-то мере воспринимать его мать.
Появление эго-сознания сопровождается расстройством или тревожностью, что отражается в многочисленных мифах о творении, в которых миропорядок или сознание порождают беспорядок68. Чтобы это объяснить, нет особой необходимости быть приверженцем фрейдистской или кляйнианской концепции «инстинкта смерти». Скорее это объясняется естественной тенденцией сознания к постепенному росту и появлению нового организующего потенциала в данной системе, живущей в конечном времени, независимо от того, примет ли этот процесс роста форму некой упорядоченной последовательности событий, любую временную форму или станет событийной системой Эго.
Матери нужно быть очень чувствительной и рефлексивной в отношении такого беспорядка (disorder), который сопутствует появлению сознания у ее ребенка, ибо она является первым носителем архетипического образа Самости, главного организующего центра личности. Соответствующее отношение к тревожности ребенка помогает констеллировать позитивную Самость как его внутреннюю реальность, а вместе с ней - внутреннее ощущение безопасности и соответствующую внутреннюю функцию упорядочивающего архетипа. До тех пор, пока существует такое отзеркаливание, у ребенка еще не готова внутренняя стартовая площадка для развития. Все изменения будут встречаться с тревожностью и страхом, при этом ощущение идентичности оказывается очень смутным.
Другой формой зеркального отражения является эмпатическое отражение психического содержания личности ребенка. Это означает осознание и отражение его уникальности, всемогущества, ранимости и особенно его эксгибиционизма, который часто проявляется в энергетическом пространстве агрессивности и сексуальности. Поскольку ребенок, Эго и Самость неразделимы, в его требовании «Посмотри на меня» слово «меня» несет в себе особый смысл. В нем сосредоточено свойство Самости ребенка, которая хочет себя продемонстрировать; по сути, это означает, что формирующееся Эго ищет необходимое ему отражение. Если детский эксгибиционизм отражается правильно, то есть если ребенок реально ощущает, что его видят и слышат, то между Эго и Самостью начинает формироваться здоровое отношение. Растущее Эго усиливает ощущение своей силы и эффективности в окружающем его мире, что означает реалистичный рост его амбиций69. Более того, со временем у него появится ощущение самооценки, основанное на стабильности внешней деятельности, особенно инстинктивной и творческой деятельности. Вместе с осознанием своего тела и своих возможностей в него будет вселяться жизнь.
Однако эволюция эксгибиционистских энергий на этом не заканчивается. Наоборот, так как индивидуационный процесс и Самость ощущаются как подлинное ядро личности, Эго превращается в сосуд, который хранит и отражает красоту Самости, чтобы в нужный момент ее выразить: например, в момент высшего творческого напряжения или во время религиозного откровения. В конечном счете энергия эксгибиционизма ищет свой путь именно к Самости, а не к Эго.
Нарциссические личности, как правило, постоянно испытывают недостаток в зеркальном отражении, который, как уже отмечалось, возникает вследствие родительской зависти. Если собственная идентичность родителей является недостаточной, они становятся чувствительными к тому, как ребенок их любит, и это нечто добавляется к тому, как они себя оценивают, или, наоборот, омрачает их самооценку. Они не только лишаются способности к зеркальному отражению своего ребенка, но и сами будут стремиться к тому, чтобы получать его от ребенка, который очень остро это почувствует. Часто ребенок ощущает, что у него есть нечто особенное, в чем так нуждаются его родители, и это особенное должно проявляться так, чтобы отзеркаливать родителей, ибо его ответные реакции дают им возможность чувствовать себя свободно. С другой стороны, малыш может неуютно и беспокойно себя чувствовать в окружающей обстановке, и его тревога может быть вызвана дискомфортом родителей, обусловленным уникальностью их ребенка. Здесь при работе приходится сталкиваться с подспудным чувством зависти, ее омрачающим воздействием, возникающим из-за отсутствия у родителей ощущения безопасности и ревности по отношению к своим детям, у которых появляется и развивается идентичность, отсутствующая у родителей. В результате этого процесса Самость уже не является любимой и принимаемой - ребенок чувствует, что его ненавидят.
Именно от ощущения зависти и ненависти окружающих людей нарциссическая личность выстраивает свои защиты. Возникающая в результате структура Эго-Самость, с одной стороны, имеет признаки продукта регрессивного растворения, а с другой - характерные черты запаздывания личностного развития. Как правило, эксгибиционистские энергетические импульсы ребенка, обычно возникающие в инстинктивной сфере, сталкиваясь в данном случае с отвержением, обращаются назад и регрессивно растворяются. В итоге формируется структура, которая на психоаналитическом языке называется грандиозно-эксгибицио-нисткой самостью. Аналитическим психологам лучше известен образ уробороса - дракона, пожирающего собственный хвост, в котором воплощается исходное условие такого личностного развития70, и уже исходя из этой модели такая растворенная психическая структура называется защитно-уроборической. Она содержит в себе зародыши стремления к личностному росту, но вместе с тем имеет защитную нишу - нарциссическую защиту, которая отрицает наличие потребностей, и этим отличается от здорового уроборического состояния, в котором эти потребности адекватно признаются.
Однако изначальная, возникшая при рождении личность по-прежнему существует, готовая раскрыться, как только это будет возможно, поэтому регрессивно растворенную структуру следует также рассматривать в контексте задержки личностного развития. То, что стремление к творчеству нарциссической личности полностью не исчезает, может считаться серьезным архетипическим подкреплением в работе с такими нарушениями.
Основной чертой растворенной нарциссической структуры, грандиозно-эксгибиционистской (или защитно-уроборической) самости является ее стремление к контролю над окружающими. Кохут очень метко назвал это явление зеркальным переносом71, ибо именно это качество порождает потребность в зеркальном отражении, при этом оно возникает под видом установления контроля, заставляющего других людей превращаться в зеркало. Для человека, который попадает под такой нарциссический контроль, это чувство может быть более или менее сильным, в зависимости от степени нарциссических нарушений или от потребности в нарциссической защите. Попадая под такой контроль, человек может ощущать физические затруднения в дыхании, приступы удушья, а также чувствовать себя не более чем простым «приземленным» физическим существом. Контроль над психикой часто проявляется в затрудненной речи, как если бы что-либо сказанное человеком выглядело «колкостью», двусмысленной по своему содержанию и безусловно обидной. Если преодолеть это затруднение, в результате можно почувствовать себя еще хуже, ощущая пустоту и полное отсутствие всякого эффекта от сказанного, за исключением, пожалуй, проснувшейся ненависти. Во всех случаях у человека, находящегося под контролем нарцисси-ческой личности, появляются сложности в отстаивании своей точки зрения, а центром внимания становится контролирующая личность.
Когда зеркальный перенос развивается в психотерапевтической ситуации, он представляет собой попытку восполнить существовавшее в детстве слабое зеркальное отражение, послужившее причиной образования нарциссической структуры. Понимание цели установления такого контроля, который иногда может оказаться очень сильным, представляет собой задачу первостепенной важности. Это позволяет предположить, что процесс зеркального отражения будет играть свою естественную позитивную роль. Если контролирующее воздействие пациента распознается и принимается аналитиком, то становится ясно, что одна из его функций состоит в том, чтобы пациент почувствовал свою эффективность.
Несмотря на то, что нарциссические личности оказывают сильное влияние на других и часто производят впечатление уверенных и сильных людей, они сами довольно редко чувствуют свою силу и эффективность. Они часто изумляются, узнавая о том эффекте, который произвели на окружающих. Когда пациент бессознательно управляет аналитиком, а тот замечает этот контроль и ему не препятствует, возникает ситуация, в которой у пациента появляется ощущение своей силы. Если аналитик не вмешивается в ситуацию, контроль будет становиться все сильнее и к концу сессии аналитику «будет позволено» что-то сказать.
Ощущение того, что тобой управляют, нельзя назвать самым приятным; оно вызывает у аналитика реакцию контрпереноса, и тогда у него складывается представление о себе как о мудром и всезнающем человеке. В этом смысле аналитик как бы хочет произнести: «Мне тоже нужно, чтобы меня видели» или «Мне тоже есть, что сказать». Это навязчивое желание вмешаться, которое можно назвать карикатурой на мудрость, обычно носит защитный характер и является стремлением к идеализации и попыткой «расчистить пространство», чтобы выйти из-под контроля пациента. В равной степени такая навязчивость может быть индуцированной реакцией контрпереноса, исходящей из стремления пациента избавиться от зеркального отражения.
Очень важен зеркальный перенос, который проявляется в речи пациента, но его важность не становится меньше, если пациент молчит. В любом случае в переносе содержится скрытое послание: «Заткнись и слушай!» Такое сообщение требует от аналитика, чтобы он ничего не делал, а только включил всю свою эмпатию и постарался понять, что под поверхностью существует великий смысл: фактически он означает стремление появиться на свет человеческой личности.
Непрекращающаяся деятельность является постоянным условием существования нарциссической личности. Основное убеждение, что для деятельности не существует никаких ограничений, а для отдыха - никакой возможности, вызывает у нее активность, которая кажется бесконечной, будь то внутренняя игра фантазии или внешняя суета с целью достижения максимальных результатов или выполнения максимального количества задач. В таком случае можно сделать большое дело, оставляя в стороне компенсаторные приступы депрессии и растворения личности, ощущения бессмысленного существования, навязчивого стремления делать, лишь бы что-нибудь делать72.
Если терапевт осознает и принимает нарциссический контроль так, что он начинает служить определенной цели, возникает здоровый процесс развития отношений переноса-контрпереноса. Через этот рупор можно трансформировать грандиозно-эксгибиционистскую самость, которую «услышала» настроенная на нее аудитория. Навязчивая деятельность может превратиться в рефлексию, а архаично-грандиозная самость уступит дорогу позитивному духовному потенциалу, который получит свое развитие в Самости, а свое отражение - в реалистичной самооценке.
Если успешно пройти этап «заткнись и слушай», может измениться и реакция контрпереноса на контроль пациента. Аналитик может почувствовать, как возрастает его эмпатия к пациенту, и оказывать меньше сопротивления при проникновении в глубину его психики. Контроль по-прежнему существует, но теперь он может ощущаться как призыв: «Будь у меня в глубине, там, где существуют мои истинные ценности». Это изменение сущности контроля поразительно. Из субъекта, нагонявшего на вас тоску и казавшегося поверхностным, появляется личность, которая знает, что означает понятие душа. Это происходит так, словно пациент знал об этом всегда и всегда имел тайное представление об этом внутреннем, религиозном измерении жизни ио своей личности, но эта тайна была скрыта от его взгляда. Чтобы проявиться, ей был нужен кто-то еще, а именно тот, кто смог бы ее увидеть на ее истинной глубине; в этом и заключалась цель того отчуждения пациента и его фрустрирующей контролирующей сущности.
Точно так же, как навязчивая деятельность освобождает путь для рефлексии, трансформация грандиозно-эксгибиционистской самости приводит к возможности бытия. Так дает о себе знать фемининная компонента психической деятельности73, о которой подробно пойдет речь в главах 4 и 5.

6. Смешанный перенос

Критикуя взгляды Кохута на нарциссизм, Кернберг отмечал, что идеализированная и зеркальная форма переноса получаются смешанными74. Хотя я не согласен с Кернбергом в его негативной оценке идеализации нарциссической личности и считаю, что взгляд Кохута на идеализацию как на потенциально позитивный процесс гораздо больше соответствует моим клиническим наблюдениям, мой собственный опыт позволяет утверждать, что очень часто происходит мощное сочетание зеркального контроля и идеализации. Существует немало случаев, когда не представляется возможности отнести перенос к чисто зеркальной или идеализированной форме. Однако это совершенно не значит, что мы должны встать на негативную точку зрения по отношению к нарциссической личности; лучше всего исходить из того, что смешение в анализе является prima materia (первоосновой -лат.), где необходимо разделять любую пару противоположностей. В таком случае можно прийти к выводу, что юнгианский подход, основанный, например, на методе амплификации75, часто оказывается полезным при работе с так называемым смешанным переносом.
Рассмотрим следующую клиническую картину. В результате слияния сознания и бессознательного пациента возникает контролирующий перенос, но в нем содержится скрытое требование идеальности аналитика, а также его мудрости и всеобъемлющего знания. В данном случае реакция аналитика отличается от общепринятой реакции контрпереноса на позитивную идеализацию, когда аналитик идентифицируется с идеальной фигурой и в течение всего процесса изумительно себя чувствует, чем наносит ущерб пациенту76. Чтобы этого избежать, под воздействием принуждения грандиозной самости пациента аналитик чувствует на себе его требование быть для него идеальным, что можно считать здоровой паранойей - процессом, при котором идеализация не только распространяется, но и контролируется. Это происходит, как если бы аналитика проверяли, может ли он (или она) быть идеальным, тогда как контроль защищает пациента от того, чтобы по наивности не направить свою идеализацию не на того человека. Я встречал эту форму контролирующей идеализации у очень творческих, духовно богатых людей.
Несмотря на то, что амплификации и другие особые методы, которые часто применяют юнгианские терапевты, могут оказать весьма неблагоприятное воздействие на работу психотерапевта в процессе нарциссического переноса и за это всегда платит пациент, искусственное состояние идеализации, вызванное терапевтом, оказывается одним из самых полезных амплифицированных процессов. Часто в подобных случаях, когда я мог понять смысл материала сновидений пациента при помощи амплификации текущего процесса, это в какой-то мере напоминало работу с воображением пациента, как об этом писал Юнг в книге «Символы трансформации» или Нойманн в «Природе и истории сознания», -тогда перенос разделялся. Постепенно развивалась неконтролируемая идеализация и вместе с ней происходила интеграция энергии грандиозно-эксгибиционистской самости в форме реалистичных установок, а также укрепление силы Эго. В подобных случаях контролирующее поведение пациента не принимало ярко выраженную форму садистских нападок, которые очень характерны для такого смешанного переноса.
Таким образом, юнгианский подход, который в отличие от психоаналитического использует амплификацию идеализации, более удобен при работе со смешанным переносом. Но встречаются и совершенно противоположные случаи, когда идеализация используется прежде всего для установления контроля, и тогда такие методы, как амплификация, будут давать прямо противоположный результат. Здесь еще есть чему поучиться как у психоаналитиков-фрейдистов, так и у юнгианцев, которые много позаимствовали из фрейдистской концепции (особенно следует отметить лондонскую школу Фордхэма). Поэтому для одной формы смешанного переноса классический метод амплификации может стать исцеляющим, тогда как для другой оказаться настоящим ядом.
В последнем примере, когда идеализация в значительной мере содействует управлению аналитиком, у нас нет другого выхода, кроме интерпретации садистской природы идеализации, осуществляемой пациентом. В этом процессе есть два важных аспекта, которые заслуживают внимания:
1) У пациента, усиленно распространяющего на аналитика идеализацию ради установления контроля над ним для извлечения собственной выгоды, под воздействием амплификации часто начинается диссоциация. Естественно, это обычно происходит к концу аналитической сессии, а потому еще больше заставляет аналитика почувствовать свою некомпетентность.
2) Это состояние диссоциации возникает в результате смешанного садизма аналитика и пациента. Аналитику необходимо уметь его распознать и вовремя сойти со своей позиции «всезнающего». Только тогда появляется возможность интерпретировать перенос с точки зрения цели, которую преследует пациент: заставить аналитика быть идеальным, чтобы в конце концов его одурачить.
Дальше последует часть записи моей аналитической сессии с пациентом Ж., мужчиной, обладавшим сильной контролирующей идеализацией. Эти записи относятся к той части нашей работы, в которой мне, наконец, удалось уловить природу процесса переноса-контрпереноса, после того как произошло отыгрывание «знающих» интерпретаций.
Перенос был контролирующим в сочетании с идеализирующим требованием. Отыгрывая это требование, я превратился в нападающего отца, и тогда пациент стал очень раздраженным, у него произошло расщепление и наступила диссоциация, его просто «не стало». Когда мне удалось его «собрать», стало ясно, что мне следовало быть для него «знающим», ибо это была единственная роль, в которой он воспринимал своего отца. Я смог ему показать, что, перестав быть знающим, я не перестал существовать, сделав так, что обнаружил это он сам. После этого стал появляться материал, связанный с эдиповым комплексом. Его страх, вызванный желанием на меня напасть, перестал скрываться за мазохистским подчинением, и тогда пациент начал задавать мне прямые вопросы о том, что я думаю о конкретных жизненных ситуациях или сновидениях, записи которых он мне приносил. Мне стало ясно, что здесь по-прежнему существует скрытое послание: меня спрашивали, но одновременно велели заткнуться. Одна его часть задавала вопросы, тогда как другая говорила: «Я не хочу от тебя ничего слышать!» Он был расщеплен с этой частью своей Тени, но постепенно смог это принять.
Когда пациент стал защищенным от ожидаемого им анального насилия, он попытался меня унизить. Он делал все возможное, чтобы заставить меня стать знающим, и когда терпел неудачу, пытался меня соблазнить. В конце концов он осознал свой садизм, что само по себе было большим достижением, ибо это означало, что он мог почувствовать природу своей связи с матерью. Пациент открыл для себя, что в этом отношении преобладает не только любовь, но и в значительной мере садистские влечения. Они появились вследствие идентификации с энергией отца, который открыто проявлял садизм по отношению к матери.
Главная трагедия в развитии пациента заключалась в том, что он сам тоже оказался объектом отыгрывания отцовского садизма, причем это происходило самым известным и самым жестоким способом: когда у Ж. стали возникать чувства, характерные для эдипова комплекса, отец эмоционально отстранился. Как 3-4-летний ребенок Ж. вел себя вполне нормально: он стал игнорировать отца, ушел в себя, и если отец проявлял к нему внимание, он отвечал ему тем же. Результат оказался весьма печальным: отец совсем от него отстранился, обременяя ребенка своей садистской Тенью. С этим Ж. ничего поделать не мог и затормозился в своем развитии на нарциссическом уровне, ибо его собственная садистская энергия заставляла его находиться в инцестуальной связи с матерью. В отсутствие отца, который мог бы создавать необходимое напряжение, Ж. никак не удавалось пройти эдипов уровень или выйти за его пределы. В результате произошла нарциссическая задержка в развитии, которая проявлялась в переносе в виде контролирующей идеализации, в требовании, чтобы я стал его отцом, которой позволил бы ему обрести себя. Однако это требование унижало и меня - он относился ко мне так, как раньше относились к нему.
Дойдя до этого момента, Ж. интегрировал садистскую энергию, осознав свои желания причинять женщинам боль, а также много других форм, которые принимал его садизм, когда оборачивался против него самого. Это были главным образом негативные образы своего тела, ненависть к нему, отношение к его ущербности, полноте и т.п. И в моменты проявления садизма в сознании пациента появилась возможность наблюдать, как потеря энергии приводит его к депрессии, а избегание этого осознания способствует возрастанию энергетики и быстрому выходу из депрессивного настроения.
В состоянии нарциссической защиты от собственных садистских влечений Ж. имел типичную мужскую установку по отношению к женщинам, с характерным для нее нарциссическим поведением. Эта установка предполагала проявление активности со стороны женщины, желание, чтобы она устроила его жизнь. Он ненавидел женщин, которые отстранялись от него или находились в депрессии. Они были нужны ему, чтобы почувствовать жизнь, а на самом деле - чтобы собрать воедино свою энергию, особенно сексуальную, которая в его бессознательном была разделена расщепленной агрессией. Он быстро использовал женщин, и они больше не приносили ему ощущения жизни. Поэтому в последнее время у него появилось (или он думал, что появилось) желание проникать в женщину, чтобы разбудить ее. Он не имел ни малейшего представления о собственной власти и никогда не продвигался в этом направлении. Такое движение включало бы в себя трансформацию его собственного садизма, изменение его влечения, служившего главным образом целям контроля, и его тяготения к власти, которое гарантировало бы ему, что женщина от него не сбежит, и стремления к более чуткому проникновению. Собрать садистскую энергию и научиться превращать ее в энергию проникновения, отличную от энергии психического насилия, - значит стремиться к тому, чтобы найти ее архетипический источник, который в греческих мифах воплощается в образах Гадеса, Плутона или Диониса.
Поиск этого источника для Ж. был связан с огромным страхом, ибо это означало, что его Эго обладает той характерной властью, которую он ощущал во время уединения. Быть сильным в этом случае означало быть покинутым.

7. Влияние архетипических факторов на трансформацию
Следующий случай служит яркой иллюстрацией того, как грандиозная самость нарциссической личности трансформируется в позитивную духовную форму. По всей вероятности, исключительность этого процесса можно объяснить тем, что я не интерпретировал элементы негативного переноса, так как в тот момент не осознавал важной каталитической роли, которую играли зависть и ярость. Если бы я последовательно интерпретировал возникавшие негативные аффекты, возможно, процесс трансформации протекал бы более мягко и гладко. Но в таком варианте данный случай может служить ярким свидетельством того, как проявившийся архетипическии фактор оказался главной причиной исцеления. В самые критические моменты его появления индивидуальные редуктивные интерпретации только нарушили бы исцеляющий творческий потенциал, заложенный в архетипе.
На этот раз моей пациенткой была женщина, которую я назову А., недавно перешагнувшая двадцатилетний рубеж. Ее случай можно назвать типичным для известных нарушений личности; это означает, что проявляющиеся симптомы не играли слишком важной роли. Даже ее частые депрессии по большому счету были вторичными по сравнению с ее жалобой на то, что она не видит в жизни ни цели, ни смысла и не развивает свои творческие способности. Она делала многочисленные попытки «найти себя» (включавшие многократную смену работы, любовные отношения с мужчинами, которые неизбежно ее бросали, дальние заграничные путешествия и т.п.) и всегда, по ее словам, ей «чего-то не хватало». На анализ она пришла, имея такую установку: «Я пыталась пробовать многое, почему бы не попробовать и это?»
Наряду с основной установкой у пациентки была одна особая жалоба. Когда она ехала на автобусе, ей едва удалось преодолеть в себе желание выцарапать людям глаза. Это испугало пациентку, поскольку у нее не было уверенности в том, что она сможет с собой справиться и подавить приступ, который, по ее словам, «был как монстр, это нечто, с которым у меня не было ничего общего».
Вскоре установился зеркальный перенос. Если я пытался что-то сказать - сущий пустяк, но какое-то время рефлексировал, то чувствовал, будто собирался сказать что-то такое, к чему меня слегка принуждали, или нечто весьма двусмысленное по содержанию. Если это чувство было слишком сильным, пока я говорил, она делала небольшую паузу, а затем продолжала свою речь, будто я ничего не сказал. Это ощущалось так, словно она надо мной возвышалась. Именно так проявлялась ее архаичная власть величия. Чтобы служить зеркалом всему, что она мне рассказывала, я решил просто слушать; обычно такой процесс последовательного подробного выслушивания занимает около недели. Но если ее контроль сочетался со снисхождением, в конце сессии наступало некоторое облегчение, и мне позволялось что-то сказать. Самый короткий комментарий, может быть, эмпатический парафраз сказанного ей казался вполне достаточным. Через такой пересказ раскрывался ее эксгибиционизм, находя во мне заинтересованного слушателя.
Первый сон пациентки символически отражал угрожающую ярость, которую она испытывала (в качестве автобусного «монстра»), но вместе с тем в косвенной форме он давал характерное указание на существующую энергию в отношениях переноса-контрпереноса. Она видела во сне следующее: «У меня есть яйцо. В нем сосредоточена сила атомной бомбы. Если оно разорвется, то разрушит весь мир. Хотя я храню его очень тщательно, все равно оно может легко взорваться».
Обычно яйцо является исключительно позитивным символом, указывающим на потенциальное рождение новых сознательных установок. Об этом Юнг писал: «В алхимии яйцо означает хаос, который держит [алхимик], prima materia, внутри которой сосредоточена мировая душа. Из яйца [...] будет вылетать орел или феникс, освобожденная душа»77. Как видно из сновидения моей пациентки, ее хаос, негативным аспектом которого была завистливая ярость, едва не переполнившая ее в автобусе, имел форму яйца. С точки зрения аналитических отношений, яйцо символизировало сгусток энергии при зеркальном переносе. Из хаоса возникало новое психическое содержание, которое, согласно Юнгу, является «sine qua поп (непременным условием - лат.) при любом возрождении духа или человека»78.
Для нарциссической личности такая ситуация типична. Существует огромный творческий потенциал, необходимый для возрождения личности, и одновременно ярость, способная разрушить любой трансформационный процесс. Пациентка чувствовала, что ее так ненавидят, и, в свою очередь, была настолько переполнена ненавистью, что любая преждевременная интерпретация могла разбить яйцо, то есть разнести в прах весь трансформационный сосуд, который представлял собой процесс анализа.

Рис 2

Как мы увидим позже, в данном случае яйцо содержало не только энергию ярости и зависти Самости, имевшей грандиозно-эксгибиционистскую форму, но и потенциал для развития Анимуса79. Два месяца спустя она принесла следующий сон:
«Мне показывают ребенка, находящегося в закрытой колбе. Я вижу только колбу и при этом испытываю сильный страх, так как ребенок сильно деформирован. Он настолько деформирован, что напоминает помещенный в колбу предмет. Но в присутствии доктора и меня он начинает преображаться: появляются уши, руки, и он принимает человеческий облик. В конечном счете он оказывается маленьким мальчиком с искалеченной рукой. В какой-то момент я дотрагиваюсь до этой руки и чувствую боль».
Контейнер, которым ранее служило яйцо, теперь принимает новую форму: он становится прозрачным подобно алхимической vas hermeticum (герметической колбе) - закрытому сосуду, в котором происходит трансформационный процесс. Он содержит «хаотическую смесь», обладающую грандиозно-эксгибиционисткой энергией, которая в данный момент раскрывает свой трансформационный потенциал.
Результаты этой трансформации можно заметить: маленький мальчик, который развивается так, как в алхимической теории возрождается из хаоса орел или феникс. Пациентка почувствовала боль ребенка, которая свидетельствовала о возрастающей восприимчивости к страданию и особенно об осознании своего бессознательного. Тот факт, что она ощущала боль, также говорит об осознании того, что она не является столь неуязвимой, насколько следовало быть ее грандиозной личности, которая так неосторожно обращается с атомной бомбой. Прозрачность сосуда означает, что ее процесс достаточно хорошо просматривается как в образном выражении, так и в изменениях поведения, обусловленных позитивным развитием ее Анимуса. Так, например, пациентка покинула дом своей матери, где жила до сих пор, и стала жить отдельно. Кроме того, прекратила посещать высшую школу, которую за нее выбрала мать. Она устроилась на работу и стала сама оплачивать свою терапию. Все эти изменения произошли спонтанно: они не стали результатом никакой «воспитательной работы».
Пять месяцев спустя ей приснился такой сон: «Со мной на какое-то время оказался маленький мальчик. Я обняла его одной рукой, чтобы защитить. Он захотел пописать. Я повела его в туалет».
В этом сне ребенок из колбы уже значительно вырос. Он хочет пописать, но контролирует свое желание, что говорит о возрастании его возможностей, о появлении ощущения силы и своей эффективности80. Этого ребенка, символизирующего молодой Анимус и возникающего из грандиозной самости, можно рассматривать как продукт аналитического процесса, порожденного плодотворным союзом, который произошел в бессознательном. Так как ее ребенок - ее новые установки продолжали расти, вскоре ей приснился сон, имеющий нуминозный смысл. На шестом месяце анализа ей приснилось следующее:
«Я выглядываю из окна мансарды. На некотором расстоянии я вижу какой-то белый объект, но смутно и не очень отчетливо. Я знаю, что это летающая тарелка, которая меня очень привлекает. Я кричу в надежде, что кто-то подойдет и увидит ее, но тщетно: тарелку вижу только я одна. Она влетает прямо в окно, рассыпая вокруг искры и звезды».
До этого сновидения мою пациентку мало интересовали сны. Однако этот нуминозный сон ее просто ошеломил и захватил все внимание. Такая реакция для нарциссической личности является типичной. Медленный процесс развития и взросление ее внутреннего «маленького мальчика» оказались недостаточно зрелыми, чтобы победить живущий в бессознательном пациентки страх, что ее окружают только преступления и ненависть. Этот сон вызвал у нее драматическое ощущение новой жизни. Как убедительно показал Юнг, летающая тарелка является символом Самости81; в данном случае она символизирует центр ее новой идентичности. Это было посещение ее потенциальной целостности, выделившейся, как это было с Анимусом, из грандиозно-эксгибиционистского слияния. После этого сна у А. стало возникать чувство, что «внутри» нее может быть что-то интересное и позитивное.
В это время в анализе наступил перерыв (у меня был месячный отпуск), и А. приняла решение закончить лечение. Может быть, на него повлияла ярость, которая появилась у пациентки, когда она на какое-то время почувствовала себя покинутой, и которую я не успел интерпретировать. Между тем ярость все возрастала и получила облегчение в приступе зависти А. к своей матери. Этот приступ внешне выразился в полной потере контроля пациентки над собой, когда она, полная ненависти, набросилась на мать. После этого А. замкнулась и у нее появилось ощущение, что внутри нее поселилась огромная черная змея. Бессознательное приняло такой образ после того, как из-за наплыва активной ярости оно внедрилось в ее сознание. Это так напугало А., что она вернулась на психотерапию. Это произошло в начале девятого месяца с момента начала анализа.
Девятый месяц анализа всегда является особенным, поскольку психический процесс следует модели развития физиологической беременности. Так и оказалось в случае А. Новое развитие проявилось в весьма драматичной форме. В тот день, когда пациентка решила продолжать анализ, она сидела в кафе и слушала музыку. Внезапно она почувствовала на своей спине чью-то руку, хотя сзади никого не было. Чувство было очень смутным, однако она знала, что рука все еще там. В процессе аналитической сессии, рассказывая о своем переживании, она вновь ощутила это прикосновение, которое стало даже более отчетливым. Вскоре у нее возникла ужасная галлюцинация. На руке выросли красные когти и стали царапать ей спину. Это привело А. в ужас, и она воскликнула: «Это мой судья, он наказывает меня за то, что я так поступила со своей матерью!»
Так как в предшествующие месяцы был констеллирован позитивный процесс, а новому появлению архетипических образов часто предшествуют сильные переживания, вызванные психическими расстройствами, было бы совершенно неправильно сводить ее переживание только к чувству вины. Я оказал ей поддержку, усилив ее переживание мифологическими соответствиями. Она переживала хаос, который видела во сне и который угрожал ей во время поездки в автобусе. Этот хаос претерпевал существенные изменения, пока ее не поглотил приступ ярости к собственной матери. Эта ярость оказала каталитическое воздействие, сильно ускорившее процесс трансформации. В этот момент передо мной стоял один-единственный вопрос: окажется ли это переживание для нее слишком быстрым и слишком сильным или нет? Сможет ли она с ним справиться?
На следующий день рука была все еще там, но ситуация стала изменяться. Пациентка ощущала, что на ее спине сидит орел и клюет ее. Страх усилился. Она нарисовала этого орла (рис. 3). Когда я предложил А. с ним поговорить, она сказала, чтобы тот убирался прочь. В результате А. ощутила, что орел стал меньше, но вместе с тем у нее возникло ощущение, что ее наполняет черная жидкость и она готова взорваться. Стало понятно, что орел не собирается никуда улетать. Когда она попросила его вернуться, чернота стала отступать. Теперь, не разговаривая с ним, А. вновь нарисовала его вместе с чернотой, которую она ощущала (рис. 4 и 5). В течение всего этого времени контролирующий перенос существенно ослаб и принял более мягкую форму идеализированного переноса, позволившего мне провести ее через это тяжелое испытание. На следующий день (это был третий день с момента появления руки) орел все еще оставался на прежнем месте и по-прежнему пугал пациентку, что немало меня обеспокоило. Однако на этот раз накануне сессии ей приснился следующий сон:
«По моей руке ползет гусеница в зеленую и красную крапинку. Наверное, я ее боюсь. Но кто-то мне говорит, что в этом нет ничего страшного, просто я, наверное, хотела отдать ее кому-то еще, и она продолжает ползти мне на спину. Затем она превращается в желтую бабочку» (рис. 6).
Это был хороший прогностический признак. Бабочка - символ психики, и ее появление во сне свидетельствует о формировании новой психической структуры. Ее желтый цвет говорит о появлении нового сознания. Как символ Самости она отражает весьма позитивный процесс, протекавший наряду с появлением страшного галлюцинаторного образа орла. Как показал сон, сам орел был предшественником более гладкого процесса. Он действительно оказался подобным фениксу, вылетающему из алхимического яйца.
В последующие дни орел, воплощавший духовное содержание ее Анимуса, постепенно потерял свой обычный угрожающий вид. На пятый день он несколько уменьшился и, по описанию А., теперь стал ее «обнимать» (рис. 7). В отличие от предыдущих рисунков, на этот раз пациентка была в обуви, что свидетельствовало о возвращении ее реального взгляда на жизнь. В этот день она беседовала с молодым человеком, с которым познакомилась совсем недавно. Он был художником и настаивал на том, чтобы она составила ему компанию в путешествии на другой континент, чтобы там помогать бедным. Первый раз в жизни она не бросилась без оглядки за мужской фантазией и даже почувствовала некоторое отвращение к таким резким и внезапным переменам. На следующий день ее приятель был особенно настойчив. По мере того, как он становился все более и более требовательным, убеждая ее последовать за ним, она стала ощущать на своей спине орла, но теперь орел ее защищал и был готов наброситься на молодого человека. При этом пациентка заметила, что этот художник был очень не уверен в себе. Ее доверие к нему пошатнулось, и таким образом ей удалось уберечься от очередного полета фантазии. В конце концов у нее развился позитивный Анимус, «хороший внутренний объект».
К концу девятого месяца А. прекратила анализ: она почувствовала себя готовой жить своей жизнью на более сознательном уровне. Я видел ее десять месяцев спустя, и тогда у нее ощущение орла по-прежнему оставалось очень реальным. С точки зрения грандиозно-эксгибиционистской самости развитие ее Анимуса тогда было стабильным. Вне всякого сомнения, у нее оставалось еще много материала, с которым следовало работать. В качестве примера можно привести аспект, связанный с наполнявшей ее «чернотой», который оставался вне нашего поля зрения. Это был теневой аспект, преимущественно связанный с завистью. Но на этом этапе для пациентки было важнее продолжать укреплять позитивное развитие Анимуса.
Образ орла воплощал архетипическое содержание, служившее исцеляющим фактором, который не следовало относить к индивидуальному материалу, не рискуя уничтожить это содержание. Ситуацию, в которой пациентку клевал орел, можно было психоаналитически редуктивно интерпретировать как симптом мазохизма. Однако такой подход, основанный на ощущении личной вины, должен был бы подавлять пациентку, если иметь в виду появление у нее архетипа духа.
Отношения переноса-контрпереноса, сначала в форме зеркального переноса, который позже сместился к идеализации, послужили собирающим сосудом для бессознательного процесса трансформации самости в ее эксгибиционистско-грандиозной форме. Этот пример иллюстрирует каталитическую роль зависти и ярости, и особенно то, как в процессе трансформации может возникать архетипическое содержание, которое в данном случае символизирует орел.
Несмотря на то, что трансформация нарциссической личности А. оказалась завершенной, отмеченные здесь детали, вне всякого сомнения, сохранили бы свою фундаментальную важность при более длительном и подробном анализе. Мы можем надеяться, что позже женская сфера бытия займет гораздо более достойное место, чтобы Эго лучше смогло ассимилировать зависть и ярость. Если это происходит, то процесс трансформации может быть описан в соответствии с моделью, представленной в конце этой главы.

8. Эксгибиционизм и его трансформация

Следующий клинический материал освещает такие аспекты процесса трансформации нарциссической личности, в которой первоосновой (prima materia) являются эксгибиционистские фантазии. Здесь речь идет о женщине, которой далеко за тридцать; я буду называть ее Д. Ее случай иллюстрирует:
1) важность проявляющихся грандиозных эксгибиционистских фантазий для процесса трансформации нарциссичес-ких структур;
2) как в результате работы на очень глубоком уровне может преждевременно появиться завистливая ярость;
3) как можно использовать каталитическую природу такой ярости при постепенном процессе трансформации грандиозно-эксгибиционистской самости;
4) каким образом формирование и стабилизация процесса переноса-контрпереноса для нарциссической личности может служить аналогом сказочного мотива «испытания женихов»;
5) как трансформированная эксгибиционистско-грандиозная самость может стать позитивным Анимусом, принимающим форму внутреннего зеркала.
Я буду говорить о ситуации, которая сложилась почти год спустя после начала аналитической работы, на том ее этапе, когда возник мягкий зеркальный перенос. В это время стал появляться эксгибиционистский материал: пациентка рассказывала свои истории с чувством стыда, и во сне появлялся ее обнаженный образ. Эксгибиционистские потребности Д. были потребностями в мягком отражении ее Самости, а не в том, чтобы (как это с ней случалось) оказаться жертвой физического насилия со стороны матери из-за ее завышенных требований и находиться в постоянной депрессии, которая при стремлении к самовыражению вызывала у Д. огромный страх. Сначала следовало отзеркалить ее мать, несмотря на все пережитки Д., которые были слишком сильными, чтобы разделить Эго и Самость. Она чувствовала себя в безопасности, только оставаясь в состоянии, соответствующем слиянию Эго и Самости.
Термин эксгибиционизм обычно рассматривается в уничижительном смысле. Однако все зависит от эмпатии наблюдателя. Если осознавать ту степень сосредоточенной боли, ту скрытую степень отчаяния Самости и ту степень тюремной ограниченности Эго, находящегося в полном отчаянии, термин весьма соответствует его феноменологии и ни в коей мере не является уничижительным. Быть на виду у всего мира становится первичной потребностью человека. Эту потребность следует принять как здоровую и функциональную, иначе не может быть речи ни о каком развитии.
Пока еще не развился зеркальный перенос, а эксгибиционистские фантазии пациентки только начали проявляться, Д. увидела следующий сон:
«Я оказалась в огромном открытом амфитеатре, где находится живое доисторическое существо. Оно огромных размеров и заполняет весь центр амфитеатра. У него есть крылья и перья, как у птицы, однако у него очень громоздкое тело, и мне совершенно ясно, что оно не может взлететь».
Птица представляла собой очень хороший образ ее фантазий, которыми она жила в течение долгого времени, - фантазий об успехах, любви, власти, деньгах и т.п. Но подобно коротким крыльям доисторической птицы, эти фантазии никогда не опускались на землю. Они не могли сублимироваться в ту форму, которая соответствовала бы ее Эго; они никогда не могли стать эго-синтонными. Вместо этого их наполняла архаичная энергия. Если они достигали Эго, то есть реальной жизни пациентки в пространстве и времени, это вызывало огромный страх перед эмоциональным подавлением.
Маленькие крылья говорили о незначительном идеализированном переносе. Это могло свидетельствовать о ее огромной духовной сфере, к тому же существовавшей в архетипической форме. Осознавая наличие этих энергий, пациентка была сильно ориентирована на трансцендентную размерность, но при этом редко находилась в состоянии, позволяющем распространить эту идеализацию на другого человека, чтобы не злоупотреблять ею. Если пространство идеализации оказывается исключительно архетипическим, может существовать тонкая духовная связь - и это является немалым достижением, - но при этом каждый раз возникает страх, что идеализации может превратиться в самовозвеличивание, возникающее в результате нетрансформированных эксгибиционистских потребностей Самости, которой для трансформации требуется надличностная размерность. Кроме того, при таком положении дел существует очень слабое ощущение воплощенной Самости, а следовательно, и слабое ощущение личностной идентичности, либо оно совсем отсутствует. Д. обладала очень сильным трансцендентным духом, сродни духовной силе архетипической размерности, но при этом она весьма слабо ощущала уникальность своего «жизненного эксперимента».
Чтобы не злоупотреблять своими идеализациями, которые пациентка переживала в прошлом, в том числе и в аналитических отношениях, Д. использовала стандартную защиту: она идеализировала мужчин, принимая на себя роль их Анимы82. Такой способ идеализации представляет собой сдерживающий паттерн, но вместе с тем он препятствует интеграции. Таким образом, идеализированного человека можно поработить на всю жизнь. В этом заключается некий способ укрепления женской идентичности через идентификацию с фемининной компонентой мужчины, но с точки зрения психологического развития такая идентификация может быть только временной и в конечном счете должна превратиться в соблазнительно-контролирующую идеализацию. И тогда появляются основания надеяться, что позже это поможет осознать фемининную компоненту Самости.
Только через свою жизнь как «женщины-Анимы» Д. могла воспринимать духовный мир своего отца. Это был ее обычный способ отношения к мужчинам, другого она не знала. В этом заключался позитивный признак развития зеркального переноса; для нее же это означало здоровое отношение к себе. Позже идеализированная форма переноса стала сильнее, но не раньше, чем Д. перестала играть роль «женщины-Анимы», и не раньше, чем трансформировался зеркальный перенос. Это придало ей необходимые силы, чтобы справиться с отделением Эго от Самости.
Как я уже сказал, трансформация архаичной структуры Самости Д. была вызвана появлением эксгибиционистских фантазий. Сейчас я вкратце изложу последовательность событий. Выразив страх и опасения, пациентка собрала свое мужество и сказала мне, что у нее были фантазии стать лучше всех во всем, за что бы она ни бралась. Она привела массу примеров из своего прошлого. Сначала я не мог понять, почему эти примеры были для нее столь травмирующими. Она рассказала о том, как в безмятежном детском возрасте пыталась в чем-то стать первой, например, в математике, но всегда оказывалась второй. Она была исключительно одаренной, но ей во всем обязательно нужно было становиться первой. Продолжая ее слушать, я почувствовал, как во мне где-то очень глубоко шевелится острое ощущение того, как сильно страдала ее душа, не имея возможности самореализоваться. И я поделился с ней этим ощущением, уверенный в том, что проявляю эмпатию к рассказу, который она мне подарила.
В тот вечер Д. позвонила мне и была очень агрессивна. Она была разъярена на меня за то, что я, по ее мнению, «опекал» ее, подпитывая ее "бедняжку"-Эго. Я удивился, так как был тронут ее рассказом и очень внимателен. Так впервые она выразила мне свой гнев; я ответил, что подумаю над тем, что она мне сказала, и в следующий раз мы с ней все обсудим. К этому времени уже довольно долго существовал мягкий зеркальный перенос, и наш аналитический контейнер оказался в состоянии выдержать вспышку гнева.
Размышляя над ее жалобой, я понял, что совершил ошибку. Я внимал ее рассказам, как если бы это были старые детские фантазии, и не мог осознать, что она пыталась до меня донести, как до сих пор испытывает страдания от таких же инфляционных мечтаний. Ее по-прежнему ничего не устраивало, кроме одного: быть во всем лучше всех, что по-прежнему было невозможно, а потому вызывало у нее состояние психологического паралича. Проявляя эмпатию к прошлому пациентки, я проглядел ее настоящее - состояние, в котором находилось ее Эго. Правильнее было бы сказать о том, насколько мне трудно выслушивать эти неуместные эксгибиционистские фантазии.
Кроме того, я недостаточно внимательно отнесся к ее потребности сохранять дистанцию; я был слишком эмпатичен и в результате оказался назойливым. Хотя на последующих этапах трансформации нарциссической личности (которые мы будем обсуждать позже и которые имели место в случае Д.) это глубинное проникновение необходимо, на данном этапе оно было совершенно неуместным. Оно расшевелило скрытую в глубине зависть, а также тайную убежденность в том, что я дразню ее и потом обязательно брошу. Это было то самое чувство зависти, которое превращается в ощущение «бедняжки».
В результате Д. решила, что в течение следующих нескольких месяцев ей нужно перестать делиться своими эксгибиционистскими фантазиями; они были «отложены в долгий ящик». Две недели спустя после той сессии, на которой я сделал ошибку, проявив слишком сильную эмпатию, ей приснился такой сон:
«Я нахожусь в замке и верхом на лошади скачу по лестнице вверх-вниз. Позади меня на лошади сидит мужчина. Так он проходит испытание, ибо я раздумываю, выйду за него замуж или нет. Он должен выдержать эту проверку, не упав с лошади и оставшись сидеть позади меня. Но он падает. Он говорит, что может скакать только на своей лошади. Но меня это совершенно не интересует. Я не думаю, что выйду за него замуж».
Д. сразу поняла этот сон, обозначавший перенос, и при этом хорошо осознавала такую его интерпретацию: ей следовало позволить мужчине (мне) скакать на собственной лошади. Но дело было вовсе не в этой конкретной интерпретации. Гораздо важнее было увидеть, что я не выдержал «испытания женихов», состоявшее в том, чтобы удержаться на лошади позади нее - такова была разновидность сказочного мотива, в котором герою достается принцесса, только если он от нее скрывается83.
Подобный паттерн доминирует в работе с нарциссическими расстройствами личности: реакция контрпереноса со стороны аналитика - в данном случае моя чрезмерная эмпатия - должна быть сдержанной, иначе аналитик станет заметным и перестанет выполнять необходимую отзеркаливающую функцию.
Постепенно после этого осознания установились здоровые отношения переноса; фактически она решила «выйти за меня замуж». Но в это время ей приснился чрезвычайно важный сон, демонстрирующий, как разбуженная моей ошибкой ярость может стать побудительным импульсом к творчеству:
«Я нахожусь в большом доме. Здесь только что появился ребенок-волк, который имеет человеческий облик, но ведет себя как зверь. Обезумевшие взрослые бегают вокруг, стараясь спрятать от него детей - или, по крайней мере, спасти их от него, ибо они видят для себя угрозу в этой полудевочке-полуволчице. Но она оказывается «своей»; получается, что ее где- то нашли, и каким-то образом стало известно, что она принадлежала нашему дому, поэтому мы не могли прогнать ее. Я начинаю искать маленькую девочку-негритянку из последних сновидений, которая также принадлежит нашему дому, потому что чувствую, что она знает, как быть с этим полудиким существом. Я зову ее по имени, мне кажется, ее зовут Кори или Кора. Я просыпаюсь и думаю о том, что полудевочка-полуволчица - это моя ярость; к ней можно отнестись мудро только с помощью чернокожей девочки, которая, быть может, и есть сама растущая Земная Самость».
Для нас обоих было ясно, что «полуволчонок-полуребенок» символизировал вновь возникшую ненависть, причиной которой послужила моя ошибка. Она появляется как угроза всей семье, указывающая на подавление всех негативных аффектов, принятое в семье, а также на то, что переживание этих эмоций было для Д. опасным. Кроме того, эти эмоции могли существовать и в аналитических отношениях, и, вероятно, именно поэтому предъявлялись претензии к этой полудевочке-полуволчице, что само по себе было позитивным знаком.
Маленькая чернокожая девочка, названная Корой (другое имя Персефоны, богини-девственницы в греческой мифологии), в предыдущих снах представляла собой растущую фемининную способность к бытию. Теперь вместе с девочкой-волчонком, воплощением другой стороны - Тени, она составляла полную картину.
Как я уже отмечал, основной форме, которую принимает зависть, присуща установка «бедняжки». Она отражает такую позицию: «У меня ничего нет и ничего не будет». Однако она расщепляется от ярости, от желания «испортить» недоступный для нее объект. Тогда ярость обращается вовнутрь и вызывает реакцию «бедняжки». Д. была раздражена на меня за то, что я открыто одобрял в ней эту установку «бедняжки», что привело к рождению и обострению ее зависти. «Стратегическое восстановление» от напряженных аналитических отношений в течение нескольких месяцев для нее было необходимо, но, с другой стороны, его можно было расценивать как попытку повредить аналитическому процессу. Главное заключалось не в анализе этой стороны вопроса, а в сосредоточении внимания на заметном эффекте трансформации, который вызвала ее ярость. Девочка-волчонок действительно появилась из ее внутренней «семьи», из ее оставшихся комплексов, что хорошо видно на следующем примере активного воображения:
«Своим внутренним зрением я вижу доисторическую птицу-монстра и то, что я на нее нападаю, причем делаю это не одна, а вместе девочкой-волчонком и чернокожей девочкой. По-моему, совершенно невозможно описать в красках все, что я вижу, так как тело этой огромной птицы сейчас сияет (оно напоминает печень и отражает свет от своей поверхности), его очертания слабо определены, но тем не менее вокруг этого огромного тела существуют противоположные части. Возможно, позже я смогу описать словами, что там творится. У девочки-волчонка маленький топорик, а у Коры - острый нож. Я нахожусь в головах у этой птицы и тоже держу в руках нож, похожий на меч, но не действую им... Через какое-то время Кора приносит мне кусок птичьего тела, который я пытаюсь проглотить».
Таким образом, ярость стимулировала трансформацию архаической структуры Эго-Самость. Ярость моей пациентки, конечно же, была очень жестокой, как у девочки-волчонка, которая действовала своим топориком, тогда как более тонкие и окультуренные части ее личности, Кора и Д., держали в руках ножи, символизирующие Логос. Но нарциссическая личность должна научиться позволять своей ярости быть жестокой и недифференцированной, ибо она является результатом ранних травматических переживаний, которые часто возникают на превербальной стадии развития. Такая личность должна научиться раздражаться, даже если она «не права», то есть если эмоция существует вне логического контекста. Это также необходимо для процесса трансформации.
В другом случае активного воображения птица стала меньше, но сохранила отражающее свойство, подобно зеркалу и поверхности печени. Она стала Анимусом, который мог сдерживать гнев. Это снова указывает на творческую функцию ее раздражения, ибо печень долго считалась вместилищем гнева. И в последнем сеансе активного воображения открывается одна из «противоположных частей» птичьего тела - образ мага.
В психологии нарциссической личности маг является основным образом, подходящей формой выражения маскулинного стремления к власти и всемогуществу, посредством которого «мир находится в твоих руках». Таким образом, через свой Анимус в образе новой птицы Д. начала рефлексировать свое величие, которое парализовало ее своей неосознанной природой и сверхъестественным давлением. При развитии этой способности у нее появилась другая - более объективно смотреть на свое стремление к власти и видеть его связь с эксгибиционистскими потребностями (быть лучшей во всем). Эта «маскулинная» способность к внутреннему отражению дополнила ее фемининные качества, воплощенные в образах Коры и девочки-волчицы.
Что касается воплощенных в девочке-волчице зависти и ярости моей пациентки, впоследствии они постепенно пришли в норму. Эти аффекты, воспринятые как некая часть процесса трансформации (что случается при правильной интерпретации) или хотя бы ставшие просто различимыми (поэтому в их природе можно почувствовать теневые стороны), фактически превращаются в способность проявлять потребности. Пациент, зачастую впервые в своей жизни, начинает ощущать себя посвященным во что-то. Изменения в жизни Д. стали происходить именно в этом направлении и были связаны с ее возрастающей независимостью и укреплением личности, ориентированной на реальность. Благодаря именно этим изменениям она постепенно смогла реализовать свою одаренность.

9. Страх нарциссической личности перед бессознательным

Два следующих сна две разные женщины видели в критические моменты своей жизни. Первый из них связан с последствиями развода после очень неудачного двадцатилетнего брака. Вторая женщина перенесла несколько тяжелых и очень важных в ее жизни разводов несколько раньше, и в настоящий момент ей предстоял еще один, поэтому она нуждалась в мудром руководстве своего бессознательного.
Обе женщины обучались терапии и обе очень хорошо знали литературу, посвященную нарциссизму, поэтому содержание их сновидений передано чрезвычайно подробно. Вместе с тем они ничуть не меньше, чем другие, могут послужить примером выражения базового страха нарциссической личности: попытка бессознательного войти в контакт с сознанием человека неизбежно приводит к смерти и не менее того.
1) Я вместе с К., которая говорит, что Нарцисс упал в воду и все, чего он смог добиться, - это утонуть. Я говорю, что вырос цветок. Тогда она отходит, достает несколько тонких книжек и тем же унылым тоном говорит, что она слишком поздно прочитала трагедии Шекспира.
2) Я не могла взять такси, чтобы добраться домой и несколько часов стояла напротив синагоги. Потом ее закрыли. Тогда я пошла пешком и вышла на шоссе. Там была какая-то суматоха, и спасатели с фонарями в руках пытались осветить поверхность пруда или какого-то водоема. После долгих поисков им удалось вытащить окоченевшее тело мальчика. Он казался мертвым. Но, к моему удивлению, когда я снова на него взглянула (хотя это было ужасно), то увидела, что он, похоже, оживает. У него были курчавые волосы. Его трясло.
В первом сне К. - это молодая подруга, женщина, переживавшая расставания и одиночество. Но сама сновидица после большого объема работы, проделанной в течение нескольких месяцев, уже очень хорошо могла справляться с этими эмоциями. Следовательно, в сновидении ее образ воплощал позитивную установку по отношению к унылой регрессивной Тени. Такая Тень у нарциссической личности содержит основную систему убеждений. Они заключаются в том, что контакт с бессознательным, отказ от своей обычной структуры и установок совершенно ни к чему не приводит; в таком случае нет никакого восстановления, возрождения - только смерть. В данном случае образ самой сновидицы символизирует прямо противоположный взгляд, смысл которого заключается в том, что наступает нечто новое; в цветке, в который превратился Нарцисс, ей видится символ новой жизни. (Я вернусь к этому сну в главе 4, где будет обсуждаться символический смысл цветка нарцисса.)
Второй сон иллюстрирует тот же нарциссический страх. Сновидица ассоциировала водоем и чувство, возникшее у нее во сне, с открыткой, на которой был изображен смотревший в воду Нарцисс. В соответствии с ее личными ассоциациями, приснившаяся синагога символизировала жизнь в обществе, в котором она жила много лет. В этой жизни преобладало убеждение в том, что ни в коем случае нельзя выражать свое раздражение и другие отрицательные эмоции. Там они были абсолютно неприемлемы. Во время сна она подошла к этой самой трудной для нее теме. За день до того она рискнула искренне выразить свои женские чувства в трудном разговоре со своим другом, не проявлявшим к ней ни малейшего сочувствия. Как показал сон, в результате появилось нечто, совершенно отличающееся от распада и смерти: это была новая жизнь.
Таким образом, нарциссическая личность в существенной мере подвержена огромному страху перед встречей с бессознательным (под встречей с ним подразумевается любой эмоциональный контакт). Когда складывается такая ситуация, возникает страх: он может проявляться, а может не проявляться, при этом человек может быть один или находиться среди людей. Но нарциссическую личность от психотической отличает то, что если происходит погружение на эту страшную эмоциональную глубину, у нарциссической личности порой возникает убеждение в том, что никакого возрождения уже не будет. Это убеждение часто оказывается ложным. Вместо смерти или вечного хаоса человек находит прямо противоположное - встречу с истинной Самостью, внутренней реальностью, которая целиком зависит от него самого. Таков мой опыт, и потому при работе с нарциссической личностью я сохраняю оптимизм.

10. Трансформация нарциссической Самости

При нарциссическом расстройстве личности Самость представляет собой амальгаму автономных элементов, «фальшивый уроборос». В таком случае между противоположностями нет напряжения, которое характеризует здоровую психическую структуру. Когда один из элементов доминирует, он теряет связь со всеми остальными. При отсутствии этой структуры он берет над ними верх и включает защитную систему, затрудняя и ограничивая сознание. В процессе трансформации, которая происходит при осознании и ассимиляции этих элементов, они создают дифференцированную структуру с присущим ей напряжением между противоположностями. Тогда Эго начинает стабильно функционировать.

Внутри этой амальгамы можно распознать четыре основных элемента. Приблизительно их можно представить так:

Рис 8
1) Черный маг - термин, заимствованный из фольклора, символизирующий психический фактор, который стремится установить контроль и служит воплощением беспредельного величия. Он настаивает на полной определенности во всем, защищаясь от любого проявления спонтанности и случайности. Тогда реальность приравнивается к его мыслям и потребностям, что вызывает постоянную демонстрацию его силы, направленной на то, чтобы все «знать» и все контролировать. Такому всемогуществу постоянно требуется зеркальное отражение, без которого появляется угроза самому его существованию. Хорошим примером этой черты может послужить темная сторона ветхозаветного Яхве.
2) Спутницу черного мага в этой воображаемой амальгаме можно назвать фальшивой невестой. Она воплощает внешнее проявление ложной связи с Самостью в отношении к власти. Подобно тому, как ведьма в «Белоснежке и семи гномах» хочет заручиться ответом волшебного зеркальца, что она прекраснее всех на свете, заколдованная фемининная часть нарциссической личности (будь то мужчина или женщина), вместо установления связи между Эго и Самостью, возвращает психическую энергию обратно Эго. Следовательно, человек всегда связывает внешние события со своим собственным Эго.
Фальшивая невеста является врагом истинной невесты, воплощающей истинную связь между душой и Самостью, которая отчасти представляет собой способность человека к бытию. Доминирование фальшивой невесты приводит к появлению постоянных мыслей и фантазий, и особенно к деятельности, направленной на повышение самооценки.
Основная отличительная черта фальшивой невесты, зачастую выступающей в союзе с черным магом, состоит в том, чтобы не демонстрировать свои страдания. Это отражало бы ее слабость и мешало стремлению к власти. Наоборот, этот союз демонстрирует видимость благополучия: «У меня все в порядке, я все смогу выдержать». Согласно каббалистической традиции, точно такой же была ведьма Лилит во время изгнания невесты Яхве81. Яхве был разделен со своей истинной душой, Шекинах, страдавшей все это время вместе со своими детьми - народом Израиля, до тех пор, пока она вновь не соединилась с Яхве.
3) Идентичность Эго-Персона характеризуется недифференцированным социальным недовольством и способностью к адаптации. Социальная восприимчивость становится настолько преобладающей потребностью нарциссической личности, что Эго не в состоянии отделиться от Персоны, которая в этом случае становится жесткой маской с присущей ей установкой фальшивой невесты, которая парадоксально отрицает потребность в другом человеке. Персона Эго не является индивидуальной; она требует всемогущества и совершенства, соответствующих коллективным ценностям. Она постоянно жаждет столкновения с невыполнимыми требованиями и часто разрушается от напряжения, что проявляется в виде депрессии и потери энергии.
4) Четвертым элементом является Тень. Ее отличительные черты - зависть и связанная с ней ненависть. Нарциссическая ярость, не прощающая травматических переживаний, возникших из-за самооценки Эго, в значительной степени окрашена в цвета индивидуального ощущения личной жизни. Зависть, подпитываемая постоянным убеждением в том, что «ничего никогда не будет для меня, а только для других, поэтому я буду вредить любому объекту, от которого можно что-то ожидать», хронически препятствует изменениям, а также интеграции Анимы или Анимуса.
В бессознательном нетрансформированном состоянии Самости эти элементы не существуют сами по себе, а представляют собой части однородной амальгамы. Эта смесь часто образуется в результате регрессивного растворения Эго и Самости; возможно, это растворение происходит в детском возрасте вследствие неправильного отношения родителей к появлению эксгибиционизма и идеализации. Обычно такой эксгибиционизм привносится инстинктивной и агрессивной энергией. В своем регрессивном устремлении Эго пытается заново создать изначальный рай или уроборическое состояние, в котором потребности человека подавляются, а не автоматически наполняются позитивным родительским опытом.
Процесс трансформации амальгамы в психотерапии напоминает возрастание и убывание энергии, которые были известны алхимикам85. Это круговой процесс, в котором происходит «одухотворение материального и материализация духовного». Но алхимические проекции отражали динамику трансформации внутри Самости, тогда как в психотерапии нарциссических расстройств личности повышение и понижение уровня либидо раскрывается в процессе переноса-контрпереноса. Подобные отношения являются тем сосудом, в котором содержится этот характерный «круговорот», запрещенный регрессивным слиянием Эго и Самости.
Повышение либидо аналогично идеализирующему переносу, тогда как его снижение соответствует зеркальному переносу. Духовный «подъем», возникающий у пациента из-за идеализации родителей, в свою очередь, сменяется «понижением» настроения до индуцированного зеркального переноса (через реальные отношения с аналитиком). В частности, так происходит, когда аналитик сдерживает переживания собственного эксгибиционизма. Точно так же зеркальный перенос и присущую ему энергию эксгибиционизма вызывает эмоциональный «подъем» вследствие индуцированной идеализированной реакции аналитика при соответствующем энергетическом процессе. В этом смысле подъемы и спады энергии взаимно ощущаются аналитиком и пациентом благодаря «алхимическому сосуду» аналитика.
Хотя эта тема будет преобладать в главе 2 настоящего исследования, здесь также следует отметить, что это зеркало не имеет ничего общего с зеркалом, которое обсуждают неоплатоники в своих комментариях к мифу о Нарциссе, связывая с ним эффект потопления души в материальной и телесной жизни. Это всего лишь функция зеркального отражения. В отличие от неоплатонического отношения к безжизненности материи, современному человеку следует приветствовать этот «спуск» при сопутствующем ему духовном осознании.
Когда у нарциссической личности начинается трансформация элементов через констелляцию процесса переноса-контрпереноса, они ощущаются как отдельные аспекты единого целого. При наличии такой обновленной структуры Самости Эго и бессознательное существуют в постоянной связи с осознанной зеркальной симметрией и постоянно влияют друг на друга.
Четверичная структура, которая возникает в результате трансформации, может быть представлена и описана следующим образом:

Рис 10


1) Черный маг уступает место позитивному духу; Самость ощущается как «содержание Эго» и его источника, как «отец» и «сын» одновременно. Возникает позитивная констелляция puer-senex. Воплощенное сознание становится доступным для Эго. Навязчивая деятельность превращается в рефлексивную.
2) Фальшивая невеста уступает место истинной душе. У страданий появляется позитивный смысл. Психическая энергия канализируется в направлении к Самости и обратно при ее переполнении из-за существовавшего в прошлом слияния Эго и Самости. Способность быть приобретает истинную ценность. Отношения, а не правота становятся по-настоящему ценными. Человек начинает заботиться в основном о своей душе, и такое отношение приобретает для него значимость, что говорит о трансформации предшествующей установки, в которой преобладало желание демонстрировать себя. Развивается способность к эмпатии.
3) Эго расстается с Персоной и становится носителем личностной идентичности. Появляется способность ощущать и выражать свою потребность в другом человеке. Повышается осознание ярости из-за отсутствия зеркального отражения или неправильного отношения к идеализации, постепенно превращаясь в способность выражать гнев в приемлемой манере. Кроме того, Эго приобретает осознание своей «ничтожности» и начинает испытывать огорчения от переживаний зависти, которые постепенно осознаются как естественные человеческие переживания.
4) Тенью в новой четверичной структуре становится прежнее нарциссическое расстройство. Это означает, что нарциссическое расстройство личности в своей эксгибиционистско-грандиозной форме не исчезает насовсем. Вместо этого оно включается в теневую сторону личности, которая для новой личностной структуры всегда остается потенциально регрессивной.
Нарциссическое расстройство личности возникает не только из-за недостаточной материнской эмпатии. Оно представляет собой архетипический паттерн и констеллируется, чтобы защитить новую структуру Самости от проникновения других архетипических энергий, как в Ветхом Завете Яхве защищал монотеизм от материнского архетипа. В равной степени это расстройство проявляется в виде сопротивления ранним детским депривациям. Затем оно приводит к слиянию с Самостью, и тогда появляются прежние симптомы эксгибиционизма и грандиозного контроля. Значит, двойственная природа нарциссизма, сохранившегося как тень констеллированной Самости, либо защищает ее интегрированность, либо по-прежнему сопротивляется ее трансформации, тогда как доминирующую роль играют другие архетипические центры.
Главная установка Юнга в отношении неврозов заключалась в следующем: в течение длительного периода времени неврозы служат позитивной цели. Юнг был убежден, что люди, ставшие невротиками, в каком-то смысле являются избранными, так как им волей-неволей приходится иметь дело с бессознательным. Нарциссические личности могут нести в себе зародыш нового сознательного ощущения Самости, при котором материя и дух, подъемы и спады имеют равную ценность. Раз так, им следовало бы возвестить об изменении образа Самости, существующего в коллективном бессознательном.
Рис 11