ЮНГ "Символотворчество"

Из книги Юнга «Об энергетике души». В главе «Символотворчество» Юнг переосмысливает старую философскую оппозицию «природа и дух» и доказывает, что эта оппозиция заложена в самом человеке как конфликт двух принципов инстинкта. Разрешением этого конфликта является новый запас психической энергии, который приводит к символотворчеству и шире - к культуре как инстинктивной потребности человека в духовном. ===================================================================================== ПЕРЕМЕЩЕНИЕ ЛИБИДО. В книге «Превращения и символы либидо» я использую выражение «перемещение либидо», чтобы обозначить изменение или превращение энергии. Под этим я подразумеваю смещение психических интенсивностей или ценностей от одного содержания к другому, соответствующее так называемому превращению энергии. Энергия определенных психических феноменов преобразуется в другие динамизмы с помощью соответствующих средств. В природе, предоставленной самой себе, энергия преобразуется в соответствии со своим естественным уклоном, порождая при этом естественные явления, а отнюдь не «выполненную работу». Так и человек, предоставленный самому себе, живет, можно сказать, в качестве феномена природы, не производя никакой работы в подлинном смысле этого слова. Что нужно, чтобы отвести либидо из его естественного русла, а именно русла рутинных занятий, и направить его на непривычную деятельность? Разум современного человека думает достичь этого одним волевым решением. За несколько тысячелетий нам посчастливилось не только обуздать окружающую нас дикую природу, но и наложить оковы на собственную дикость (хотя бы только в известной степени). В конце концов, мы обрели «волю», то есть доступную энергию, пусть и немного, но все же больше, чем ее было у дикарей. Но когда речь идет о чем-то превышающим наши силы – тогда мы с благословения церкви закладываем торжественный краеугольный камень, мы «крестим» сходящее со стапелей судно, а во время войны стараемся получить гарантии помощи от патриотически настроенного божества: трясущиеся поджилки заставляли и сильнейших людей бормотать про себя молитву о спасении. Стоит только условиям жизни стать чуточку менее гарантированными, как «магическая обстоятельность» реанимируется естественным образом: убеждение становится слепым самовнушением, и поле зрения психики ограничивается одной точкой отсчета, на которую тогда обрушивается вся мощь бессознательной visa a tergo (силой, поражающей с тыла). СИМВОЛОТВОРЧЕСТВО. Психологической «машиной», преобразующей энергию, является символ. Магия – первая работа, которую совершают дикари, преобразуя энергию влечения. Церемония дикарей является магической, когда она не проводится для эффективной полезной работы, а сосредоточена только на ожидании. В этом случае энергия перенаправляется на новый объект и при этом производит новый динамизм. Новый объект получает возможность воздействовать на психику. Новый объект, благодаря своей ценности, детерминирует психику и порождает представления, в результате чего дух надолго привлекается этим объектом. Детерминация духа этим магически воздействующим объектом влечет за собой возможность того, что человек совершает относительно этого духа открытия, недоступные в случае просто полезной работы. Этот дух – символ, он является неоценимым средством , дающим человеку возможность использовать энергетический процесс на уровне влечений для эффективной работы. Магия – это движение от стадии простого ожидания к подлинной технической работе над объектом. Человек пришел к овладению силами природы – о чем грезила магия – благодаря развитию магии в науку. Но человек в состоянии перевести в практически используемую форму лишь весьма ограниченную часть естественной энергии физического мира. А подавляюще большую ее часть вынужден оставлять в природных явлениях неиспользованной. Точно так же мы можем отводить из естественного русла лишь ничтожно малую часть энергии нашей психической природы. Несравненно большая ее часть остается нам недоступной, подчиняясь закономерному ходу процесса жизнедеятельности. Поэтому либидо естественным образом распределяется между различными функциональными системами. Лишь в том случае, если символ создает больший уклон, чем природа, можно перенаправить либидо в другие формы. История культуры в достаточной мере показала, что человек обладает относительным избытком энергии, которую можно применять иначе, чем просто в ее естественном течении. Если символ делает возможным такое отведение энергии, то это доказывает, что не все либидо связано в форме естественной закономерности, но что остается свободным известный квант энергии, который можно назвать излишком либидо. Благодаря излишку либидо, возникают некоторые психические процессы, которые невозможно или очень трудно объяснить только естественными условиями. Таковы религиозные процессы, природа которых главным образом символична. Символы на уровне представлений суть религиозные идеи, на уровне действий – ритуалы или церемонии. Он и проявления и выражения излишка либидо. В то же время они представляют собой переходы к новым видам деятельности, которые и есть специфически культурные виды в противоположность закономерно осуществляющимся инстинктивным функциям. Такую преобразующую энергию символов я охарактеризовал как параболу либидо, которая переводит его энергию в другую форму, нежели изначальная. Процесс преобразования либидо через символ начался вместе с человечеством и продолжается до сих пор. Символы не изобретались сознательно, а порождались бессознательным на пути откровения и интуиции. Это существующая издревле символическая функция работает и сегодня. В христианскую эпоху, как известно, было приложено чрезвычайно много усилий для подавления индивидуального символотворчества. Человек не может и не будет удовлетворяться только естественным ходом вещей, ведь у него всегда есть излишек энергии, которому можно предложить более благоприятный уклон, нежели естественный, почему он неизбежно и пытается это делать снова и снова, как только путем редукции его опять загоняют в естественный уклон. Редукция до естественного состояния не может быть для человека ни идеальным состоянием, ни панацеей., в противном случае жизнь дикарей была бы достойна зависти. Но дикарь в своем естестве измучен суевериями, страхами и навязчивыми состояниями. Человек был освобожден от страхов символотворчеством, поступательно ведущим к культуре. Поэтому для современного человека возвращение к природе по необходимости должно сопровождаться синтетическим восстановлением символа. Редукция ведет вниз, к первобытному естественному человеку с его специфической духовной конституцией. Черты первобытности – безоглядная жажда наслаждений, тяга к мистическому, «героическому», но прежде всего – это беззащитность перед лицом сверхличных «сил», будь то влечения, аффекты, суеверия, фантазии, колдовство, ведьмы, духи, демоны или боги. Регулирующий противовес полиморфизму первобытной инстинктивной природе обеспечивает принцип индивидуации; множественность и противоречивая разорванность уравновешиваются контрактивным «стягивающим» единством, власть которого так же велика, как и власть влечений. Мало того, эти две стороны образуют даже необходимую для саморегуляции пару противоположностей – прежде ее часто называли «природой и духом». В основе этих понятий лежат психические условия, между которыми человеческое сознание колеблется, как стрелка весов. Первобытный дух дан нам в непосредственном опыте лишь в форме еще доступной для памяти собственной инфантильной психики. Из этой инфантильной изначальной предрасположенности Фрейд выводит и всяческую духовную специфику, так что создается впечатление, будто ранняя стадия сексуальности порождает и самый дух, который тем самым оказывается не чем иным, как побочной ветвью сексуальности. Инфантильной изначальной предрасположенностью порождается весь зрелый человек, а потому эта изначальная предрасположенность в столь же малой степени является просто сексуальностью, как и психика взрослого человека. В изначальной предрасположенности кроются помимо сексуальности еще и не просто начатки взрослой жизни, а все наследие неопределенной протяженности ряда предков. А это наследие включает в себя не только инстинкты, идущие уже от животной стадии, но и результаты всех тех дифференциаций, который оставили за собой свои наследуемые следы. Если мы теперь с помощью редуктивного метода обнаруживаем во взрослой психике инфантильные ранние стадии, то видим, что ее последняя основа – инфантильные элементарные начала, содержащие в себе, с одной стороны, позднейшую естественную сексуальность in statu nascendi (в состоянии зарождения), а с другой, - и все предпосылки культурности в нерасчлененном виде. Такое положение вещей яснее всего выражается в детских сновидениях. Многие из них откровенно «детские» и понятные без околичностей, но есть и такие, которые содержат в себе чуть ли не головоломные альтернативы толкования и темы, глубинный смысл которых открывается лишь в свете первобытных параллелей. Эта другая сторона – дух in nuce. Детство не только потому обладает такой значимостью, что в нем берут свое начало некоторые искривления инстинктов, но и потому, что перед детской душой, к ее ужасу или отраде, встают те многозначительные сновидения и образы, что подготавливают всю судьбу человека, и в то же время возникают те ретроспективные предчувствия, которые выходят за рамки детского опыта далеко, в жизнь предков. Поэтому в душе ребенка «природное» условие сталкивается с духовным. Духовный принцип (чем бы он ни был) с неимоверной силой старается протесниться мимо чисто природного. Можно даже сказать, что и это «природно». Возникает конфликт двух принципов, и эта противоположность есть выражение, а может быть, и основа того напряжения, которое мы характеризуем как психическую энергию. Этот конфликт можно понимать в качестве противоположности между еще глубоко первобытной природностью новорожденного и высоко дифференцированной массой его наследственности. Природность характеризуется ненарушенной инстинктностью, то есть полной подчиненностью влечениям. Противостоящая этому состоянию масса наследственности состоит из мнемических осадков всего опыта ряда предков. Речь идет о наследуемых возможностях представлений, о «трассах», колеях. Постепенно образовавшихся благодаря накоплению опыта в ряду предков. Отрицание наследственности таких трасс было бы равнозначно отрицанию наследственности мозга. Хотя масса наследственности состоит из физиологических трасс, все же в ряду поколений предков шли духовные процессы, создавшие такие трассы. Осознание этих трасс человеком может происходить опять-таки лишь в виде духовных процессов; и хотя такие процессы могут быть осознаны только через посредство индивидуального опыта, а, стало быть, проявляются как индивидуальные завоевания, они все же суть предустановленные возможные представления, просто «заполняемые» в индивидуальном опыте. Вероятно, любое «впечатляющее» переживание есть такого рода впадение в древнее, но пока еще бессознательное речное русло. Такой процесс стал возможным, разумеется, лишь благодаря социогенезу, а этот последний стал возможным лишь благодаря ограничению инстинктов. Ограничение инстинктов духовными процессами происходит в индивиде в той же степени и в тем же успехом, что и в исторической жизни народов. Религиозное представление отождествило духовный авторитет с Богом. В течение тысячелетий это представление развивалось как уточнение того духовного начала, что сдерживающее воздействовало на чистую инстинктивность. Чрезвычайную важность это понятие приобретает благодаря тому обстоятельству, что Бог мыслится в то же время и как творец природы. Непостижимость представления о Боге явно соответствует некой витальной потребности , перед лицом которой бледнеет всякая логика. Должна быть определенная коллективная потребность в том, чтобы понятие Бога оказалось и представлением о первой творящей причине, порождающей и всю инстинктивность, которая противится духовному началу. Тем самым Бог осмысливался бы как средоточие не только духовного света, не только как духовная цель спасения, не только как конец и предназначение, но и как темнейшая, самая нижняя причина всякого природного мрака. Вот он, чудовищный парадокс, соответствующий глубоко психологической правде. Его суть – не что иное, как противоречивость одной и той же сущности, сокровенна природа которой – напряжение между противоположностями. Наука называет эту сущность энергией, поскольку она есть динамический баланс противоположностей. Представление о Боге – фундаментальный факт внутреннего опыта. У Фрейда в его казуальном объяснении психологии влечений духовное начало должно казаться только довеском, побочным продуктом инстинкта. А поскольку его сдерживающая и подавляющая сила несомненна, то она приписывается педагогическим воздействиям, нравственным авторитетам, конвенциям и традициям. Духовный принцип, строго говоря, находится в коллизии не с инстинктами, а с инстинктивностью, которую следует понимать как неправомочный перевес инстинктивного начала над духовным. Духовное начало тоже проявляется в психике как влечение, мало того, как подлинная страсть, или, как однажды выразился Ницше, «как огнь пожирающий». Это не дериват какого-нибудь другого влечения, но принцип sui generis, а именно неизбежная форма, которую принимает сила влечения. Если тщательно и без пристрастности исследовать психологию символотворчества, то нетрудно обнаружить в нем зачатки первобытного религиогенеза, причем религиогенеза индивидуального, весьма отличного от догматической коллективной религии. Религиогенез (символотворчество) – столь же важный интерес первобытного духа, как и удовлетворение влечений. Путь, выводящий из редуцированного состояния, - это религиогенез индивидуальной природы. Тем самым сбрасывает пелены коллективной личности и индивидуальность вообще. Развитие индивидуальности невозможно так же и в том случае, если из редуцированного состояния в определенный виды культурной деятельности проникают суррогатные сублимации, тоже коллективные по своей сути. Где бы ни начиналось бурное развитие культурного процесса, там всегда имело место освобождение от коллективных убеждений. С точки зрения психологии, любой прогресс культуры есть расширение сознания, осознавание, а оно никоим образом не может наступить иначе как через различение. Поэтому пресс всегда начинается с тог, что индивидуум, осознавая свое отличие от других, прокладывает новый путь по нехоженым местам. Для этого ему необходимо вспомнить о базовом факте своего бытия – независимо от любого авторитета и традиции – и осознать свою отличность. Это не значит, что развитие индивидуальности при любых обстоятельствах неизбежно или хотя бы только возможно. Согласно моему, разумеется, ограниченному опыту, среди людей зрелого возраста есть очень много таких, настоятельной необходимостью для которых было бы именно развитие индивидуальности. На этой основе у меня сложилось частное и никого не обязывающее мнения, что в нашу эпоху именно человек зрелого возраста остро нуждается в воспитательном достижении очередной ступени индивидуальной культуры. Для взрослого человека, перевалившего за середину жизни, постоянное расширение жизни – уже явно не подходящий принцип, ведь спуск с вершины жизни требует ограничения и самоуглубления, то есть – индивидуальной культуры. Убывающие силы организмы зрелого человека дают ему возможность подчинить себе влечения с точки зрения культуры. Немалое число людей терпят крах при переходе из биологической сферы в культурную. Процесс такого переключения всегда бывает только индивидуальным, его нельзя навязать общепринятыми правилами и предписаниями. Переключение либидо происходит через символ. Символотворчество – фундаментальная проблема.