Д. Хиллман, основные юнгианские понятия, идея и природа личности.

Юнг пишет: <Моя жизнь пронизана основной идеей и сосредоточена на одной цели, а именно: на проникновении в тайну личности. Все может быть объяснено из этой центральной точки, и вся моя работа связанна с этой темой>. В конце своего позднего эссе о положении современного человека он задает риторический вопрос о реакции человека на угрозу светопреставления: <И знает ли, наконец, индивид, что это он играет решающую роль?>. То, что случится с индивидом и миром, в огромной степени зависит от индивидуальной личности. <Единственный естественный носитель жизни - индивид, и это имеет силу для истинной во всех отношениях природы>. <Любая жизнь эта жизнь индивидуальная, в ней в одно сосредоточен окончательный смысл>.

Юнг сформулировал понятие <индивидуация> для обозначения процесса личностной реализации, понятие, <обозначающее процесс, с помощью которого человек психологически <не-делимым> (in-dividual), т.е., отдельной сущностью или целым>. Еше более проще он называет сам процесс, с помощью которого человек <становится тем, кто он в действительности есть>. Индивидуация - опорный теоретический конструкт или видение, из которого произрастают богатые побеги других идей, связанных с личностью. Юнговская теория не задается вопросом: <Что есть личность?> - как сущность, требующая определения и объяснения. Прежде всего эта теория в своем вопросительном подходе прагматична и динамична, и вопрос в ней ставится так: <Каким образом может человек знать, кто он есть, обнаружить свою личность, развить и усовершенствовать ее, и стать самим собой>? Сама личность дана вместе с психической реальностью спрашивающего, так что идея личности представлена как само собой разумеющееся в ощущении <личного бытия>, как отличное от абстракции или вещи, и как организация этого бытия в качественно отличную единицу. (индивидуация это процесс дифференциации, означающий <развитие различий, отделение частей из целого>. Там где философы и богословы объясняют сущность личностного бытия на своем метафизическом языке, а эмбриологи и генетики стремятся выяснить происхождение личности на своем естественно - научном языке, юнговская гипотеза пытается представить это личностное бытие и его дальнейшую судьбу психологически.

Часть такого представления осуществляется в терминах ценности. Один из способов придать личности ценность - это связать ее с трансцендентными факторами, в особенности с Богом. Поступая таким образом, юнгианская идея личности вписывается в греческую, римскую и иудео-христианскую традиции. Любая личность является потенциальной самостью, воплощающей и отражающей нечто большее, нежели она сама. Она не самодостаточна, а прибывает в связи с другими - другими людьми и <другим>, не являющимися по сути личным и имеющим вообще не-человеческий характер. Само слово <личность> в переводе с греческого означает <маску> (persona), подразумевающую маску, сквозь которую проглядывает нечто трансцендентное. Без этого <другого>, стоящего на заднем плане эго-сознания (независимого от него), но делающего личное сознание возможным, не могло бы быть ни индивидуализированной личности, ни субъективного центра, с которым связаны события и переживания. Это внутреннее убеждение в самом себе как личности Юнг называет также <призванием>, или <предназначением>. Клиническое состояние, называемое деперсонализацией, как раз и демонстрирует то, что имеет в виду Юнг. То есть, может произойти утрата личной реальности и идентичности при том, что все другие функции эго - восприятие, ориентация, память, ассоциация и.т.д. - остается в целостном, незатронутом виде. Деперсонализация указывает, что ощущение личности, сама вера и убежденность в собственной реальности как индивида зависят от некоего фактора трансцендентального эго-личности, выходящего за рамки ее чувственной и волевой сферы. Иногда Юнг называет этот фактор, от которого зависит индивид, <самостью>. Этот термин может быть использован при описании реальной действительности и при описании ценности. Я предпочитаю последнее.

Самость у Юнга относится к: а) самому полному развитию индивида; б) переживанию наивысшей ценности и силы за пределами своих собственных границ, т.е. опыту трансцендентного и потустороннего. Такие переживания и образы огромной ценности и мощи традиционно получали наименования божественных. Давая <самости> такое двойное значение - персональное и трансцендентальное, - Юнг предполагал, что каждый человек по определению связан с чем-то трансцендентным, или даже обладает трансцендентной высшей ценностью, выходящей за пределы его эго-личности. Эот придает значимость всем проявлениям человеческой природы. Даже самые недостойные состояния имеют более широкое значение и не сводятся к обычной человеческой провинности, поскольку они указывают на трансцендентно коллективные, архетипические и не свойственные человеку факторы. Двойное значение самости предполагает также, что личность не может быть понята одним только личностным подходом. Глазу необходимо фокусироваться на безличном, внелюдском заднем плане. Зло. Этот задний план не является однозначно положительным. Внелюдское означает не свойственное человеку. Личность в равной степени отражает беспорядок, разрушение, теневые ценности. Эти силы столь же эффективны в психологическом смысле, сколь творчески конструктивны по сути, поэтому они воспринимаются как реальные. Позиция Юнга по отношению к местоположению зла в личности совершенно не моралистична, даже в религиозном контексте. Это отличает его аналитический подход от других психологий, которые моралистичны, но не религиозны. Поскольку индивидуальная личность всеценна, постольку в ней заключены все ценности - сознание, совесть, жизнь, значение, душа, равно как и разрушительность и зло, - работа с индивидами (другими или с собой) остается наиболее важным видом деятельности.

Религиозные аспекты личностной теории Юнга проистекают отчасти из его склада ума, а отчасти из представлений практической и исследовательской работы. Суть их в том, что религия конституционно основана на личности и является не большей иллюзией, чем сексуальность. Далее, те религиозные метафоры, которые он использует, отличают его стилевую особенность придавать ценность психическим фактам, точно так же, как другие психологи выстраивают свои системы ценности, используя другие виды трансцендентных метафор, такие, как <природа>, <эволюция>, <достоверность>, <зрелость> и др. Юнговский религиозный язык ни в коем случае не означает какого-либо ортодоксального символа веры, принадлежности к церкви или соблюдения обрядов.

Тот действительный мир, в котором обитает личность, является психической реальностью. У Юнга <реальность> получает совершенно иное определение, чем у Фрейда, где само слово относится главным образом к тому, что является внешним, социальным и материальным, и где психическая реальность является убедительной только в сфере неврозов и психозов. Юнг заявляет: <Реальность есть попросту то, что работает в человеческой душе>. А в душе работают все вообразимые вещи - ложь, галлюцинации, политические лозунги, старомодные научные идеи, суеверия, - эти события реальны вне зависимости, истины они или нет. Многие другие сознательные события - добрый совет, исторические факты, эстетические предписания, психологические истолкования могут не получить никакого ответа в психической глубине и оттого будут считаться нереальными, неважно насколько они соответствуют истине. Образы фантазии. На самом базовом уровне психической реальности располагаются образы фантазии. Эти образы представляют первичную деятельность сознания. Такая текущая фантазийная деятельность, как жизненный процесс, согласно Юнгу, не может быть объяснена в виде <простого рефлексивного действия на сенсорный стимул> и является непрерывным творческим актом - посредством фантазии <психическое творит каждодневную реальность>. Юнг опровергает известную теорию, утверждающую, что реальность по своей природе является внешней, образы - отпечатки внешних изменений, а фантазии - разрушенные или искаженные впечатления. Он также открещивается от коллег-психоаналитиков, придерживающихся убеждения, что фантазия замещает реальность. Фантазия и ЕСТЬ реальность, она творит реальность, придавая ей инстинктивную убежденность(<животная вера> Сантаяны) в той области опыта, в реальности которой мы убеждены. Творя реальность в тех формах и понятиях, в которых мы фактически постигаем мир, формулируем его и с которым взаимодействуем, фантазия является свидетельством негэнтропической активности сознания. Образы являются единственной реальностью, которую мы постигаем непосредственно; они представляют первичное выражение разума и его энергетической работы, о которой мы не ничего за исключением тех образов, которые он поставляет. Когда мы воспринимаем образ фантазии, то всматриваемся, ища разумное в инстинктивном, узревая само либидо (<Фантазия как воображающая деятельность есть для меня просто непосредственное выражение психической жизнедеятельности - потока психической энергии>.

Первичность образов означает, что они представлены в области познания, инстинктивная деятельность которого осуществляется на аффективно-волевом уровне. В области сознательного разума инстинкт воспринимается в образной форме. В сфере поведения образы проявляются в инстинкте. Поведение всегда является разыгрыванием фантазии, а фантазия - это не просто нечто, происходящее приватно в самой голове, она есть воспроизведение самой себя в поведенческом действии, в поступке. Психические и бихевиориальные события суть разные, но неделимые явления. Одно не является сублимацией другого, поскольку они сосуществуют вместе. Представить себе инстинкт независимым от образа-паттерна значит сделать его слепым, а понимать образы независимыми от инстинкта означает лишать их жизненности и настоятельности. Воображение тогда сделается сублимированной роскошью, а не инструментом выживания. Принцип, организующий феномен образности, принцип, обеспечивающий психическую реальность специфическими паттернами и привычными свойствами - универсальностью, типичностью проявления, регулярностью, постоянной повторяемостью на протяжении многих веков - Юнг называл <архетипом>. Те же самые качества присущи и инстинкту. Энергия архетипа инстинктивна, поскольку архетип по своей сути есть инстинкт; архетип есть <поведенческий паттерн> инстинкта, его значение или, как выразился Юнг, его <психический эквивалент>. Эта юнговская аналогия взята из животного поведения. Юнг предположил, что любой врожденный запускающий механизм (или инстинкт) одновременно и организован в паттерн, и вовлечен в образ фантазии, образ, который либо является <пускателем>, либо непосредственно представляет саму цель. Инстинкт дает сбой в случае расстройств в образной системы. Юнг определяет инстинкт как <влечение к определенной деятельности>, которая настоятельна и непреодолима, унаследована, рефлексивна по своему характеру, единообразна, регулярна и бессознательна. Среди инстинктов наличествуют такие, которые следуют специфическому принципу порядка, значения и целеполагания. ЭТО И ЕСТЬ АРХЕТИПЫ. Психическая жизнь индивида управляется ими. Идея архетипа весьма плодотворна для психотерапии. Поскольку фантазия никогда не является обрывком нереальности, поскольку она выражает архаические эмоциональные и творческие аспекты личности и является первичной реальностью человека, то фокусируясь на фантазии, мы прикасаемся к тому, что реально работает в душе. Качественные преобразования в фантазии, такие, какие наблюдаются в длительных сериях сновидений или медитативных упражнениях, представляют архетипические преобразования, управляющие личностью и являющиеся ее природной основой.

Юнг называет свой метод организации (формирования) контекста амплификацией. Целью такой организации является не сведение психических данных к своим простейшим элементам или единственному значению, а приближение с разных сторон к такому положению, когда значение станет максимально полными насыщенным. Ничто психическое не является однозначным. Амбивалентность оценок и двусмысленность содержания являются основополагающими для любого фрагмента психических данных, и амплификация и разработана, чтобы это продемонстрировать. Личность погружена в пространство культурных, символических и исторических процессов. Они приходят в соприкосновение с образами психического. Личные ассоциации на образы сновидений всегда недостаточны, поскольку ограничены предубеждениями и пристрастиями эго, и они возвращают каждый образ эго с помощью ассоциативных связей. Само по себе эго личности не может вполне воздать должное темному тоннелю или льву, или озеру, приснившемуся во сне. Эти образы порождают неисчерпаемое <эхо> и при этом имеют весьма специфическое значение. Кроме того, каждый сон принадлежит серии сновидений, которая в свою очередь, встроена в личностную динамику и ее контекст. В расширенном виде идея амплификации означает, что никакая одноразовая консультация не может поставит глубинный диагноз, не может даже привести к какому-то компетентному мнению. Она не может судить о степени сложности личности. В лучшем случае можно получить информацию только от одной из соперничающих сторон - от эго - и вывести заключение на языке парциальной личности.

Эта амплификация раскрывает области возможного стресса при любых крайних несоответствиях между частями личности. К психологическому уровню личности принадлежат: психологический возраст; степень самопознания, юмор и инсайт; способность к проявлению эмоций, в особенности, депрессии; уровень интеллекта; воображение в качественных и количественных характеристиках; пустоты и дыры (где мы терпим неудачу); чувственная природа.; способности и достижения; зоны страха; общая языковая культура и культура взаимодействия с символическими формами, простирающаяся от сновидений до искусства, путешествий, музыки, ремесел и искусств, пищи и питья; трагические испытания (война, смерть, болезнь, предательство авария, неудача, провал, банкротство и.т.д.). Вопрос, который здесь возникает, - живет ли человек вообще выше или ниже положения своего экономического класса, врожденных способностей, социального окружения культурного происхождения, психологического возраста. Сам ответ указывает на то, где можно ожидать появление теневых проблем. Слишком высокий уровень может указывать на склонность к агрессии и маниакальную защиту с целью удержания высоты. Слишком низкий означает, что предъявляемое недовольство составляет сильное замаскированное побуждение к развитию.

Исследование психологического уровня личности задействует в психотерапии богатство личности, утвержденное в теории. Направляя внимание к сложности человеческой личности посредством теории амплификации, юнгианская психотерапия обязана усиливать внимание ко всему инвентарному набору составляющему личность, и побудить всю эту массу в целом на встречу, в противном случае юнговская идея целостности окажется лишь абстракцией, пустым яйцом. Кругом, числом четыре. Личность обнаруживается не просто в беседе двух людей, сидящих в креслах и толкующих о проблемах. Это сужает личность - и психологию тоже - в прокрустово ложе скуки, зарегистрированной учебниками и бессчетным количеством магнитофонных записей психотерапевтических сеансов. Юнговская теория имеет в виду, что психотерапия занимает, насколько возможно личность парциальную. Это приводит к неразберихе, когда сама жизнь сводится к психологическому содержимому психотерапии. <Индивидуация не исключает человека из мира, но вбирает в него этот мир>. Алхимическое описание этого процесса помещало massa confusa (бесформенная масса) активных веществ в закрытый прозрачный сосуд. В целях возделывания или созидания души.

Юнгианская теория предполагает наличие независимого фактора, который однажды был назван глубиной души. Личность может достичь весьма высокого экономического или образовательного уровня и тем не менее остаться психологически тупой, явно не преуспевшей, находящейся ниже себя по культуре, рефлексии, чувственности, способности к эмоциональным проявлениям и.т.д. Глубинный анализ способствует созиданию души, углубляя психические события, будь то чувства, прозрения, особенности патологического проявления или фантазии. Это заполняет дыры и углубляет непосредственно саму поверхность психологического уровня человека. Глубина больше дает работу неспешности и упорству, существующим вещам как образам, нежели позволяет отыгрывать на других. И когда Юнг в одной из своих книг говорит, что он боится за <современного человека, ищущему душу>, то речь идет как раз о несоответствиях и поверхностности на психологическом уровне. В каком-то смысле отличие психологии Юнга от Фрейдовской заключается в понятиях прошлого и будущего. Фрейд обращается к ранним воспоминаниям, Юнг же к всматривается в <здесь и теперь>. Прав был Юнг или нет в своей оценке Фрейда, не столь уж важно; важным остается его настоятельность во внимании к действующей на данный момент ситуации. Здесь Юнг предваряет появление более поздних школ - экзистенциализма, роджерианства, гештальта, энкаунтера (групп встреч).

Первое, текущее, означает действительное и наоборот. Наличествующая проблема рассматривается в терминах своего настоящего значения: чему препятствует данная проблема? Чего от нее можно ждать, или чего она <хочет>? Что и как может выступить компенсацией? Здесь мы действуем сообразно принципу саморегуляции: личность естественным образом стремится уравновесить себя в среде разнообразных противоположных комплексов. Любое возникающее недовольство принадлежит текущей ситуации, подогнано под свое архетипическое значение и выражает тот или иной ее аспект метафорическим языком. Все сновидения, симптомы, эмоциональные неразберихи и недостатки также вызывают вопрос о финальности (целеполагании) - какова их цель и намерение, на что они указывают - что подчас предпочтительней вопросов о причинах. Текущая ситуация имеет архетипическое значение. Поэтому исследование контекста должно расширить и углубить - до масштабов вечности - существующие условия человеческой жизни. Поворачиваясь к мифу и религии, философии и художественной литературе, искусству и народному творчеству с тем, чтобы дать полную оценку и психологическое понимание архетипическому значению, амплификация приводит к углублению контекста.

Личность, разумеется, помещена в живого конкретного человека, который каждое утро встает с постели в конкретной комнате, ведет особый, свойственный только ему, образ жизни среди других людей, он окружен определенными предметами и получает <на входе> подсознательную информацию от социальных, политических и экономических <сил> и далее, он отправляется спать и видеть сны, и вновь личность погружается в другую атмосферу коллективного со специфическими сценами, друзьями и врагами, со всей сновидческой информацией. В обеих сферах личность действует и подвергается воздействию. Такое взаимодействие между индивидуальным и коллективным является сквозной темой, проходящей через все труды и работы Юнга. На плоском наивном уровне переживания существует противоположение между индивидуальным и коллективным. Я не могу быть самим собой, подчиняясь действию толпы, и толпа не сможет функционировать с объединенной целью, будучи вынуждена принимать во внимание индивидуальный стиль и потребности каждого участника. Философская антиномия между индивидуальным и универсальным сама по себе является архетипической ситуацией, разыгрывающейся в жизни каждого человека. Если идею Юнга рассмотреть более внимательно, то мы обнаружим: а) что коллективное не всегда действительное. Психическое очень разборчиво к тому, что им движет. Только незначительная часть <коллективного> имеет дело с актуальной действительностью и является - вследствие этого - психически реальной. б) что коллективное есть общее - то, что мы поддерживаем сообща, и то, что поддерживает нас единым образом вместе, как человеческие существа. Гипотеза коллективного бессознательного означает для психотерапии то, что все люди могут контактировать друг с другом на этом общем человеческом уровне как сегодня, так и с людьми прошлого, на языке эмоций, фантазий, сновидений, архетипических образов и ситуаций, несмотря на индивидуальные различия в возрасте, пола, в здоровье, культуре. Аналогично гипотеза коллективного сознания устанавливает общность посредством ролей (персон). Мы можем понять своих сограждан также и на языке их коллективной деятельности (почтальон, продавщица, медсестра и.т.д.). Это тоже своего рода контексты, в которые помещена личность и с помощью которых она воспринимается более понятно; в) что коллективное располагается не только внутри или снаружи; является не только субъективным или объективным. Оно и то, и другое одновременно. Я коллективизирован своим местом на службе ровно настолько, насколько и настроением моего комплекса анимы. расположение духа и мнения любовника, продавца, героя-мессии или психотерапевта-гуру очень мало указывает на индивидуальные различия. Любые туристы, будь то автобусные экскурсанты или участники закрытого сеанса с употреблением наркотиков, приносят весьма сходные коллективные отчеты. И внутренняя, и внешняя силы, обе могут быть коллективными; и в ряде работ Юнг показывает (в мифе о летающих тарелках, в гитлеровской Германии), что обе коллективности отражают друг друга. Zeitgeist (дух времени) через архетипические образы и эмоции влияет как на внутреннее, так и на внешнее. Поэтому, знать индивидуальную личность означает знать, в каких пределах она меняется, исходя из ее коллективного контекста. Тем самым отклонения становятся путеводными нитями к сущности индивидуальности. Это, кстати, то же, что в юнговском представлении быть индивидуализированной личностью: осуществлять несходство. Но идеальная такая личность не должна отрицать коллективность, поскольку именно в ней и вырабатывается дифференцированный стиль исполнения самих ролей. Адаптация, по мнению Юнга, означает не изглаживание индивидуальности, а, прежде всего, обновление коллективности. Живое коллективное призвание в индивидуальном стиле как раз и есть тот самый путь, на котором могут осуществиться паттерны индивидуального мифа.

Чтобы завершить коллективный контекст, личность амплифицируется мифологическими параллелями. Мифы дают другое измерение текущему положению. По Юнгу мифы описывают поведение архетипов; они оказываются драматическими описаниями, исполненными персонифицированным языком психических процессов. В качестве универсальных представлений психологических дилемм мифы выступают основой архетипической психологии. Помимо своей драматичности, мифы динамично и эффективно выводят личность из зацикленности на самой себе, из проблем, порождаемых изоляцией, и из отчаянных <как> в случаях незамедлительных решений. Помимо обеспечения отдельной замысловатой судьбы общечеловеческим ее происхождением, мы обнаруживаем, что сами архетипы в мире оказываются селективными факторами, обустраивающими отдельный паттерн, в котором человек себя обнаруживает. Для того, чтобы понять неразбериху отдельной жизни, следует поискать мифический паттерн с его мифическими личностями (архетипическими фигурами), и их поведение даст верное указание на то, что произошло в нашем поведении. Окончательным контекстом личности являются те мифы, в которых сама личность играет роль.

Представление Юнга о структуре личности в одном отношении совершенно оригинально. Его модель представлена в терминах самой личности, т.е. он описывает структуру индивидуального человека в виде состава из парциальных личностей. Тем самым он избегает трудностей перемещения на человеческие переживания биологических, метафизических или механических моделей. Для Юнга нет ничего более <базового> или основного, чем само психическое. Это та самая единственная вещь, которую мы переживаем непосредственно и о которой мы узнаем тотчас же. Все другие области следуют из психических переживаний. Понятия из других областей, используемые некоторыми психологами для описания личностной структуры и личностных процессов являются вторичными изобретениями. Они суть абстракции от первичных образов психического на его допонятийном уровне. Кроме того, модели, которые строятся на аналогиях из других областей, также склонны постепенно вводить, например, биологическую, физическую или моральную точку зрения в психологические процессы. Если я воспринимаю составляющие элементы своей личности как различные математические силы или инстинктивные побуждения, или независимые факторы, то и понимаю себя соответствующим образом, и назначаю способы лечения личностных расстройств, исходя из соответствующего вида мышления. Я буду абстрактно и математически мыслящим или стану напоминать дрессировщика животных, или проповедника, или <переписчика инвентарной описи> личности. Понимание любых личностных процессов как взаимодействия и связи между различными парциальными личностями позволяет сразу же установить через саму теорию все психологическое поле, внутреннюю общность. Существуют взаимоотношения. Существуют контрасты и конфликты - не между чертами характера или побуждениями, или отделами мозга, а между индивидуальными лицами, каждое из которых достойно уважения, каждое представляет комплекс и составляет трудность для понимания, каждое обладает известным влиянием на телесную политику целостной психики, как в случае Я (эго-личности). Юнговская теория - отнюдь не эго - психология, поскольку эго, по определению, также является (и всегда остается таковым) личностью парциальной.

Эти внутренние взаимоотношения требуют психологического понимания в рамках общности каждой из парциальных личностей: между мужской и женской, между ведущими развитыми частями и оставшимися в небрежении и подавленными, между здоровой и больной, морализирующей и преступной, дышащей молодым энтузиазмом и старыми страхами, с высокими духовными целями и дикими физическими импульсами. Юнг воспринимал эти проблемы между всеми частями как борьбу противоположностей. Но сами <противоположности> - это просто способ размещения возбужденных спором <лиц>, составляющих любое индивидуальное человеческое бытие. Сон и драма. Юнг рассматривает тот же самый внутренний спор и в терминах драмы. Его теория сновидений утверждает, что сон имеет драматическую структуру, развивающуюся от момента открытия сцены, появления персонажей, возникновения завязки, до кульминации и наступления развязки. Так как он рассматривает сам сон как психическую реальность в обнаженном виде или как автопортрет комплексов, то психическая структура вследствие этого оказывается также драматической. Если психическая структура есть, по сути, процесс драматический, то всякая жизненная история человека есть некое фабулическое повествование, и личность не может быть понята более точным способом, как в повествовательной форме. С этой позиции личность является театром архетипических фигур, часть из которых располагается на переднем плане внизу и в центре, другие ожидают за кулисами, а само состязание демонстрирует героические, коммерческие, комические, трагические и фарсовые темы. Насколько эго-личность связанна внутренне с другими, чью сторону она принимает и кому противостоит, также демонстрируется во взаимоотношениях человека с социальным окружением. Если я подавляюще деспотичен к своей внутренней слабости, то буду склонен поступать так же и к другим., прислушиваясь к нуждам моих помощников и пациентов лишь в той степени, в какой мой эгоизм способен выслушивать мои внутренние нужды. Если я играю любимцев, предпочитающих внутренних спутников, которые совращают, очаровывают и приукрашивают достоинства эго, тогда увеличиваются шансы, что я буду склоняться, по большей части, в аналогичную окружающую среду, стараясь избегать критики и конфронтации. В теории Юнга сами роли, которые мы играем друг с другом, розданы нам парциальными личностями. Межличностные отношения основаны на внутриличностных отношениях.

Персонифицированный способ рассмотрения личностной структуры весьма ценен для психотерапии или, лучше сказать, по своему воздействию он уже терапевтичен. <Влечения>, <процессы> и <факторы> остаются абстрактными величинами. Они предоставляют себя интеллектуальной рационализации и защите против непосредственного переживания. А вот с персонификацией я могу связаться непосредственно. Техника <активного воображения> в юнгианской психотерапии как раз это и осуществляет. Это столкновение между составляющими частями личности; это сражение, битва, диалог, симпозиум, драма, происходящие между комплексами. Однако прежде, чем мы перейдем к детальному рассмотрению личностной структуры, необходимо обсудить некоторые теоретические следствия общего характера. Наиболее важным среди них представляется идея Юнга о том, что любая личность по сути множественна. Множественная личность свойственна человеческому проявлению. По этому каждая личность является потенциально расщепляемой на парциальные личности. Это одновременно и регрессивная угроза и прогрессивная дифференциация. Индивидуальность (что, согласно Юнгу, означает НЕ-РАЗДЕЛЬНОСТЬ) есть контраполюсность естественной разделимости. Индивидуальная личность означает вмещаемое разнообразие, дифференцированное единство, которое является ни простым, ни единым. Целостность личности означает напряжение между частями высокой сложности. Множественная диссоциабельная личность остается пожизненной юнговской доктриной. Мы наблюдаем ее в ранних работах Юнга о шизофрении, в его интересе к парапсихологии, к галлюцинаторным видениям и диссоциациям равно как и его автобиографическом описании самого себя в терминах личности номер один и личности номер два. Хотя идея о парциальных личностях есть гипотетический конструкт и в не меньшей степени метафора, чем другие объяснительные конструкты, такие, как влечение, фактор, потребность и т.д., действительные парциальные личности даны сознанию непосредственно, а не только выводимы логическим путем. Мы встречаем эти личности в наших снах и слышим их в качестве внутренних голосов. Мы переживаем их в наших специфических реакциях, о которых наши друзья говорят, что <это на тебя совершенно не похоже>, в моменты, когда мы смотрим на себя совершенно так же, как это делали мать и отец, когда мы выходим из себя от гнева, когда мы говорим то, что вовсе не собираемся говорить или противоречить самим себе. Для Юнга эти парциальные личности являются также основой распространенных верований в духов и демонов.