7 Род, пол, брак

Обучая юнгианцев, неюнгианцев и эклектически ориентированных стажеров, я обнаружил, что именно взгляды Юнга относительно рода и пола вызывают наиболее страстные чувства. Частично это отражает общий культурный интерес, но я пришел к выводу, что здесь есть еще и нечто большее. Создается впечатление, что в глубине работ Юнга о мужественности и женственности, возможно, лежит ключ к пониманию нашего сегодняшнего состояния. Но в то же время я заметил и очень большую степень неудовлетворенности концепциями Юнга, и не просто некоторыми из высказываемых им соображений. Напряжение между предвкушением и фрустрацией настолько поразительно, что я чуть не назвал эту главу "Юнг: феминист или шовинист? ". Расхождение во мнениях простирается до сложных комментариев к идеям Юнга. Мадуро и Уилрайт полагали, что эти идеи далеко опередили свое время в положительной оценке женственности, и что Юнг предвосхитил современный интерес (Maduro, Wheelwrightl977). Гольденберг, с другой стороны, призывает к феминистической критике, которая исследовала бы несбалансированность основной модели Юнга" (Goldenberg, с. 445). Короче говоря, я полагаю, что формулировки Логоса и Эроса, анимуса и анимы у Юнга можно отделить от их связи не только с полом, но и с родом. Сделав это, мы получаем превосходные инструменты для работы с психикой. И более того, такой шаг связан с современным психоанализом. ТЕРМИНЫ Прежде чем начать серьезное обсуждение, следует дать определение. Поскольку Юнг никогда специально не проводил различия, подчас он не осознавал, что иногда говорит о поле и половых различиях (мужчина и женщина), а иногда о различиях рода (мужской и женский). В последнее время Столлер в своей плодотворной психоаналитической работе "Пол и род" (196 предложил ограничить термин "пол" биологией: хромосомы, гениталии, гормоны и вторичные половые признаки. Столлер отмечает, что "пол человека определяется алгебраической суммой всех этих качеств, и большинство людей принадлежат к одной из двух отдельных групп, одна из которых называется "мужчинами", а другая "женщинами" (там же, с. 9). Род, с другой стороны, это культурный или психологический термин, относящийся к количеству мужественности или женственности у человека, и, добавляет Столлер, "несмотря на то, что во многих людях есть смесь того и другого, у нормального мужчины преобладает мужественность, а у нормальной женщины — женственность (там же, с. 9-10). Далее Столлер вводит еще два термина: родовая идентичность и родовая роль. Первый термин обозначает осознание того, к какому полу человек принадлежит, и, что более важно, личные и культурные аспекты этого осознания. Так, человек может ощущать себя как "мужественного мужчину или как "женственного мужчину" или с некоторой горячностью спорить о том, чего общество ждать от женщины. Это приводит нас ко второму термину — родовая роль. Он относится к явному поведению в обществе, особенно по отношению к другим, и, что самое главное, включает индивидуальную оценку своего рода. Проблема с этим аккуратным разделением на пол и род состоит в том, что родовое поведение (которое понимается Столлером как в основном приобретенное начиная со времени рождения) играет крайне важную роль в половом поведении, которое, конечно, явно биологично. Далее, можно наблюдать ту степень, в которой на родовое поведение могут влиять изменения в половом строении, например, после кастрации. Может быть даже явное различие в поведении при рождении между мальчиками и девочками; например, говорят, что мальчики более беспокойны перед кормлением, но легче успокаиваются, а девочки ведут себя наоборот. Но против этого контр-аргумента Столлер выдвигает мысль о том, что это отчасти может объясняться усваиванием поведения, которое начинается непосредственно после рождения. На взаимодействие мать-ребенок может влиять и эмоциональное отношение матери к полу ребенка, и это приводит к различиям и в обращении с ребенком, и в том, чего от него ожидают. Из синтеза Столлера следуют два вывода. Во-первых, у родового поведения есть биологический субстрат, хотя трудно определить его точно. Во-вторых, поскольку половые отношения включают наиболее интенсивные коммуникации между людьми", нам необходимо рассматривать то, что происходит между людьми, и более того, что происходит внутри человека — какие "неврозы, фантазии и желания кипят в человеке" (там же, с. 16), а это, согласно Столлеру, неизбежно приводит к обращению к психологии как "основной методологии нашего понимания сексуальности" (там же, с. 16, выделено мною). Теперь ясно, что споры относительно пола и рода вращаются вокруг понятия того, что является врожденным, а что приобретенным. Когда мы говорим о поле и роде, мы видим, что следуем за Фрейдом, который, как определил Галлоп, разработал концепцию сексуальности, не "вписывающаяся в рамки реальных межличностных отношений" (1982, с. 2). Другими словами, несмотря на то, что можно рассматривать брак и личные отношения, область рассмотрения касается в первую очередь принадлежности и внутреннего равновесия, и только потом — мужчины и женщины и их отношений. Далее следует рассмотреть то, в какой степени детские впечатления человека играют роль в его или ее последующем ощущении родовой идентичности. В этой связи можно задаться вопросом, есть ли какие-то общие наблюдения, которые можно сделать относительно возможных различий между развитием мужчин и женщин. Например, мальчику не приходится переключаться с одного объекта любви на другой при переходе от двух-личностного к трех-личностному отношению; кормящая мать и эдипова мать — это одно и то же лицо. В западной культуре девочке приходится переключаться. Перед мальчиком встают другие проблемы при развитии осознания своей родовой идентичности, чем те, что встают перед девочкой. Отношение мальчика к матери делает женственную идентификацию чем-то ясно возможным, и тем, что следует преодолевать; девочке не приходится преодолевать своего отношения к матери таким же образом для достижения женственности. Но более общепринятую идею о том, что у мальчика есть эта трудность в отношениях с матерью, следует рассматривать наряду с мыслью феминистских психоаналитиков о том, что именно в силу принадлежности к одному полу, у девочки и ее матери есть особые проблемы. В своей книге о психологии женщин основатели Лондонского центра Женской Терапии утверждают, что развитие эго у женщин формируется в рамках отношений матери-дочери. На это влияет то, что женщины составляют граждан второго сорта в патриархальной культуре", а также тот факт, что "все матери учатся у своих матерей тому, какое место они занимают в мире. В жизни каждой женщины есть воспоминание — скрытое или активное — о той борьбе, которую она вела со своей матерью в процессе становления как женщины, или овладения умением направлять свою деятельность и свои интересы определенным образом" (Eichenbaum and Orbach, 1982, с. 31). Можно также добавить к этому возможность того, что схожесть может породить зависть между матерью и дочерью таким образом, что это даст первый бессознательный мотив для того, чтобы ограничить сферу действий второй, которая, в свою очередь, может испытывать стремление пойти дальше матери. Развивая далее феминистические психоаналитические воззрения, Ходороу утверждает, что "большая длительность и различная природа их преэдиповых переживаний и их постоянное обращение к проблемам этого периода означают, что ощущение самости у женщин слито с другими и что они сохраняют способность к первичной идентификации; и оба этих момента позволяют им испытывать эмпатию и недостаток ощущения реальности, в которых нуждается младенец. У мужчин эти качества проявляются в меньшей степени, поскольку во-первых, их рано начинают рассматривать как противоположность матери, а во-вторых, поскольку позднее их привязанность к ней должна быть подавлена (Chodrow, 1978, с. 26). Перспектива развития отношений матери-дочери, которую рисует Юнг, вполне может не быть разрушительной для девочки, но дочь, которая борется с матерью, может "нарушить свои инстинкты", поскольку "отвергая мать, она отвергает все, что есть темного, инстинктивного, двусмысленного и бессознательного в ее собственной природе" (CW 9i, para. 186). То, что мы вообще можем думать о возможных различиях между развитием мальчика и девочки, указывает на ту роль, которую играет гетеросексуальность. Особые движущие силы, намеченные выше, основываются на преобладании различия или тождественности в половых отношениях. Но нам также необходимо задаться вопросом, следует ли принимать саму гетеросексуальность как врожденную и, следовательно, как нечто фундаментальное и неоспоримое, или же у нее также есть культурное измерение. Я думаю о том, как Фрейд понимал врожденную бисексуальность, за которой следует гетеросексуальность. Точка зрения Юнга состояла в том, что мужчина и женщина не полны друг без друга: поэтому гетеросексуальнось — это данное. В этом смысле он отличается от Фрейда, который делал акцент на бисексуальности как естественном состоянии человечества (правда, см. ниже, с. 352). С точки зрения Фрейда, осознание половой принадлежности возникает вследствие, сильных объединенных желаний воспроизводства и общения. Однако мысль Юнга о том, что то, что мы теперь называем "мужским" и "женским", сосуществует в дополнительном отношении в психике и является психологическим расширением и применением бисексуальности. Культурный институт, который наиболее явно отражает гетеросексуальность, это брак. В Западных обществах он сочетается с ядерной семьей. Является ли такая модель универсальной или локальной, вопрос спорный. Материал Мид о культурных различиях должен учитываться вместе новыми данными о том, что у ядерной семьи гораздо более длительная история, и что она более широко распространена, чем полагалось ранее (Mead, 1949; Makfarlane, 1978; Mount, 1982). Принимая во внимание все эти факторы, можно заключить, что у мужчин и женщин действительно по-разному протекает раннее детство, причем различия, возможно, очень велики. Но отсюда очень далеко до утверждения о том, что они фактически функционируют психологически по-разному. Научные данные об этом запутанны, и их трудно оценить (см. ниже, с. 347 и след.). Например, наблюдения о том, что мальчики строят башни, а девочки замкнутые стены, когда им дают кубики, можно воспринимать как свидетельство сходства в функционировании, а не различия (как обычно утверждается). Оба пола интересуются своими телами и, возможно, различиями между анатомией мужчин и женщин. Оба пола выражают этот интерес сходным образом — символически, в игре с кубиками. Или, другими словами, оба пола подходят к различиям между полами сходным образом. Различия в родовой роли и осознании родовой идентичности, следовательно, можно рассматривать как нечто, возникающее сходным образом. Психологические процессы, с помощью которых мужчина становится агрессивным бизнесменом, а женщина заботливой домохозяйкой, одинаковы, и не следует впадать в заблуждение вследствие различий конечного продукта. Недавний обзор имеющихся экспериментальных данных явно поддерживает и подтверждает доводы о "сходстве", подчеркивая огромное влияние культурного фактора (Nicholson, 1984). МУЖСКАЯ И ЖЕНСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ Юнг говорит о двух совершенно разных и архетипически определенных принципах психологического функционирования. Маскулинный принцип он называет Логосом (то есть "словом", отсюда, следовательно, рациональность, логика, интеллект, достижения), а фемининный принцип — Эросом (изначально — любовник Психеи, отсюда связанность). Возможно, его целью было показать необходимость того, чтобы оба эти принципа существовали гармонично в человеке. Но очертания его теории несколько затемнены родовой терминологией. Важно увидеть, что Юнг говорит в символическом плане о психологических факторах, которые не зависят от анатомического пола. Логос и Эрос существуют в человеке любого пола. Равновесие и соотношение между двумя различными принципами регулирует то, как человек ощущает себя как существо, обладающее полом и родом, его ощущение целостности и завершенности: "функция Эроса состоит в объединении того, что разбросано Логосом" (CW 10. para. 275). Эрос и Логос — это "интуитивные понятия" (CW 9ii, para. 29), которые "очерчивают трудноопределяемое поле переживаний" (CW 14, para. 224). Юнг говорит о том, что у мужчины может быть "тонко дифференцированный Эрос" (CW 9ii, para. 164) или " слабо развитый Эрос" (CW 9ii, para. 37) или "пассивный Эрос" {CW 9ii, para. 20). У женщины может быть "слишком развитый Эрос" (CW 9ii, para. 16 , или ей может недоставать Логоса (CW 9ii, para. 33). Даже Иегову можно описать как "не имеющего Эроса" (CW 11, para. 621). Юнг утверждает, как иногда кажется, что Эрос и Логос не только можно измерить и определить количественно, но что их населяют как бы реальные мужчины и женщины. "Понятие Эроса можно выразить современными терминами как психическую соотнесенность, а Логоса — как объектный интерес... Мужчине обычно хватает одной "логики". Все "психическое", "бессознательное" и т.д. для него кажется отталкивающим; он считает это неясным, нечетким и туманным... Для женщины обычно важнее знать, что мужчина чувствует в связи с чем-то, чем знать, в чем это что-то заключается" (CW 10, paras 255-25 . Что нам дает такое несоответствие? Несмотря на то, что, как говорит Маттун, Юнг пытается описать "ценности, а не поведение" (1981, с. 101), иногда ему удается дать совершенно иное впечатление. Основная мысль Юнга заключалась в том, что в человечестве, человеческой культуре и психологии есть фундаментальная дихотомия — и "Логос", и "Эрос" являются ее проявлениями. Эрос и Логос одинаково важны — в работах Юнга нет мыслей об обратном. Но когда он пытается связать род с этими двумя принципами, из этого получается путаница и предвзятость. Рассмотрим: Логос предполагает активный, утверждающий, интеллектуальный, проникающий, объективный интерес; Эрос предполагает пассивную, подчиняющуюся, эмоциональную, принимающую, психическую соотнесенность. Но есть много других способов определения этой основной дихотомии, и ни один из них вообще не предполагает вопроса о роде: Аполлон-Дионисий, Классический-Романтический, вторичный и первичный процесс, цифровое и аналоговое мышление. Янь и Инь могут быть исключением, которое подтверждает правило (они появляются, уже обладая родом), и в любом случае они были одним из оснований для выдвижения Юнгом понятия рода как прежде всего чего-то врожденного. Росси (1977) утверждал, что эта общая дихотомия отражает и происходит из различий между функционированием правого и левого полушарий мозга; однако поскольку у обоих полов есть оба полушария, вопрос остается: зачем вообще вводить род? Если мы говорим о воспроизводстве, тогда разделение уместно выразить в терминах мужчины и женщины, иначе мы можем лишь сделать вывод о том, что в нас есть какое-то основополагающее различие или разделение. Можно возразить, что поскольку традиционное культурное расщепление между мужским и женским все же вытекает из модели Логос-Эрос, разумно приписать род каждой из пар, которые я упомянул. Однако повторное употребление слов стремится стать определением, и даже если сомнения Юнга относительно женщин, которые мыслят, подходят некоторым из них, есть, конечно, множество женщин, которые имеют эмоции и интеллект в равновесии. Но что если мы подчеркнем взгляд Юнга на Эрос и Логос, как взаимодополняющие, доступные обоим полам и конструктивные только в партнерстве? В таком прочтении написанное Юнгом в 1927 г. кажется почти современным феминизмом, поскольку его позиция заключается в том, что все качества и способности доступны, и что важно их сочетание. Для того, чтобы придти к этому выводу, необходимо понять, что Юнг, как и многие другие, решил (возможно, бессознательно) представить основную дихотомию психологического функционирования людей в символической форме — мужчины и женщины. АНИМУС И АНИМА Традиционно теорию анимуса и анимы у Юнга преподносили не-Юнгианцам как "биологический факт того, что ... меньшее число генов противоположного пола, по-видимому, дает соответствующий характер противоположного пола, который обычно остается в бессознательном" (Жаффе в Jung, 1963, с. 41). В очень упрощенной форме это может заставить некоторых людей вести себя таким образом, как если бы мужчины и женщины действительно были внутри них. Но использование Юнгом анимуса и анимы можно лучше понять, рассматривая их как архетипические структуры или возможности. В этом смысле анима и анимус дают образы, которые представляют врожденный аспект мужчин и женщин — тот их аспект, который несколько отличается от их функционирования на сознательном уровне; нечто другое, странное, возможно, таинственное, но безусловно, полное возможностей и потенциалов. Но почему акцент на противоположном поле? Потому, что мужчина, вполне естественно, представляет себе то, что является "другим" по отношению к нему, в символической форме женщины — существа с другой анатомией. Женщина символизирует то, что является чуждым или таинственным для нее через тело, которого у нее самой нет. Противоположный пол это действительно нечто "противоположно психологическое"; пол здесь метафора. Это объясняет то, почему анимус и анима легко становятся одушевленными, так что образуется воображаемая фигура. Когда происходит встреча с такой фигурой во сне или в фантазии, его или ее можно интерпретировать как представителей альтернативных способов восприятия и поведения и как различные системы ценностей. Например, анимус связывали со сфокусированным сознанием и уважением к фактам, аниму с воображением, фантазией, игрой. Главный вопрос здесь состоит в том, что это образы общих принципов, относящиеся ко всем людям, и если они не доступны человеку в данный момент, то это имеет индивидуальные, а не половые причины. Возможно, псевдоокрашенность родовыми ассоциациями анимуса и анимы сейчас неизбежна, а поскольку это также нежелательно, то лучше говорить просто о "сфокусированном сознании" или " фантазии" или еще каких-то качествах, которые мы хотим изучить. Для того, чтобы выполнять эту функцию изображения альтернатив, фигуры анимы и анимуса часто действуют как проводники или источники мудрости и информации. Они помогают человеку в его или ее путешествии — распространенной теме сновидения. Когда Юнг встретился с этим явлением в максимально напряженный момент своей личной жизни вслед за разрывом с Фрейдом, он назвал такую фигуру "проводником души" или психопомпом', которому суждено играть крайне важную роль при анализе, связывая человека такого как он или она есть (эго) с тем, чем он или она может стать (самость). Он описывал свои диалоги с женской фигурой, которую он встретил в собственной психике, в своей автобиографии (1963). Позднее он чувствовал, что распознал такую же модель в женщинах, но поскольку фигуры были мужскими, он дал им общее название "анимус" (от латинского слова, обозначающего "сознание" или "интеллект"); оно противопоставлялось аниме мужчины (от латинского слова, обозначающего "душа" или "дыхание", как в "дыхании жизни"). Анимус и анима часто появляются в проекции на реального мужчину или женщину: тогда они могут сеять влечение полов, поскольку они несут семя понимания и коммуникации с противоположным полом. Через проекцию мужчина и женщина признают друг друга и влекут друг друга. Будучи архетипическими структурами, анимус и анима предшествуют переживаниям и обусловливают их. Это приводит к интересной проблеме: степень, в какой архетипические структуры анимус и анима влияют на наше раннее восприятие отца и матери через проекцию определенных качеств (гипотетически врожденных) на реальных родителей. Либо наоборот, как отец и мать задают форму и тон врожденным анимусу и аниме человека. Юнг тщательно различал "аниму" и "мать" (например, CW 9ii, para. 26), но мы увидим далее, когда будем рассматривать проблемы брака, что это легче сделать в теории, чем на практике (см. ниже, с. 354 и след.). Проекция чезвычайно важна для жизни анимуса и анимы. Юнг считал ее нормальной и здоровой до определенного момента, и считается действительной патологией если не происходит вообще никакой проекции анимуса и анимы. В 1921 г. Юнг рассматривал это как одно из объяснений нарциссизма – при отсутствии проекциився психическая энергия заключена в субъекте (CW 6, para. 810) Но проекция анимуса и анимы включает в себя нечто большее, чем облегчение гетеросексуальности. Проекция того, что относится к противоположному полу, — это проекция бессознательного потенциала — "образа души". Так, женщина может впервые увидеть или ощутить свои мужские стороны, которые она еще не осознает, и которые ей все же необходимы. Мужчина вынимает душу (сознательно) из нее. Обратное применимо к мужчине. Использование Юнгом слова "душа" отличается от использования слова "персона", последняя считается менее глубокой и менее обогащающей личность. Он говорит о душе как о "внутренней личности", истинном центре человека. Последние два абзаца подчеркивают положительную сторону проекции. Однако излишняя проекция порождает проблемы, и реципиент может не суметь выделить идеализированную проекцию, в результате чего появляется разочарование и негативные чувства, когда любовь с первого взгляда сталкивается с сознанием того, что партнер — колосс на глиняных ногах. Юнг говорит о том, что следует пытаться найти срединную позицию между не ощущаемой проекцией и отсутствием проекции вообще (см. раздел о браке ниже). Тот факт, что анимус и анима действуют как канал_или_дорога для связи между эго и бессознательным, может привести к тому, что человек будет проецировать свою тень на аниму или анимус, и слёдовательно чувствовать в партнере то, что он 6олее всего боится или презирает в себе? Еще одна психопатологическая возможность заключается в том, что эго может быть переполнено анимусом или анимой, что приведет к состоянию за-хваченности. Идентификация со своими анимой или анимусом часто проявляется в таком поведении, которое выражает стереотипы недостатков противоположного пола. Мужчина может стать неуравновешенным, иррациональным, ленивым, женоподобным; женщина — слишком уверенной, склонной к спорам, приверженной фактам, четкости, начать настаивать на правильности. Женщину, захваченную анимусом, можно описать как "плохое Задание мужнины", и наоборот. Как это ни смешно, школярские понятия, согласно которым у каждого человека есть и анимус, и анима, могут оказаться крайне полезными. Если мы вернемся к предыдущему примеру, можно сказать, что у каждого человека есть достаточно сфокусированного сознания или способности фантазировать для того, чтобы определить, где в личности отсутствует равновесие. При таком подходе, тем не менее, можно использовать концепцию сизигии у Юнга, согласно которой анимус и анима соединяются и дают приближение к целостности. Говорить об одном без другого бесполезно, но если утверждать, что сочетание сфокусированного сознания с фантазией может быть достигнуто всеми, остается открытым вопрос о напряжении, примирении, развитии этих противоположностей — но в прагматическом плане, без путаницы, связанной с родом. Рассматривая эти разные точки зрения относительно анимуса и анимы, я был особенно поражен тем, как фактические половые отношения между мужчинами и женщинами рассматриваются психологически, как обогащающие психологические процессы в человеке. (И это может быть одной из причин того, почему людям нужно нечто большее, чем просто функциональные отношения). Обратное также вполне справедливо: внутренние процессы способствуют половым отношениям. Но Юнг, можно возразить, создал психологическую модель, в которой имеет место необходимая ректификация или сосредоточение на межличностном измерении. Можно также отметить, что современное понимание анимуса и анимы несколько усмирило бурю противоречий. Анимус и анима — это способы передачи иного , различий, того, что не сразу доступно, потому что несознаваемо. Анимус и анима в таком случае говорят о неожидаемом, о том, что "не в порядке", что нарушает преобладающий порядок. Мы вернемся к этой теме в заключительном абзаце. Гбльденберг в особенности старается подвергнуть сомнению симметрию теории Юнга. Теория анимуса в гораздо большей степени является искусственным построением, она была разработана Юнгом позднее и гораздо менее продумана. Параллель можно провести с комментарием Фрейда относительно комплекса Электры, который уравновешивает комплекс Эдипа (Goldenberg, 1976, с. 446). Гольденберг считает вполне вероятным, что в то время как мужчина (сам Юнг?) может очень хотеть интегрировать бессознательную, женственную сторону своей души, женщины, возможно, могут жить в большем согласии со своим внутренним разделением или излечивать его без больших споров с внутренней мужской фигурой. Тогда симметрия нарушается; борьба мужчины со своей анимой не обязательно приводит нас к выводу о том, что все женщины непременно борются таким же образом со своим анимусом. . Несмотря на то, что позиция Гольденберг логична, женщина ощущает, что ей все же необходимо работать с чем-то внутри себя — тем, что мы можем назвать анимусом — настолько аналогичным этому у мужчины, что мы можем принять для удобства рассмотрения, что если есть бессознательный компонент противоположного пола, то он действует одинаково у обоих полов. Тем не менее, несомненно, Юнг считал аниму более приятной, чем анимус. В его книгах анима, кажется, смягчает и придает большую полноту души мужчине, в то время как анимус, с другой стороны, он чаще изображает как нечто, что заставляет женщину делать заявления агрессивные или ex cathedra, наделяет ее маниакальным стремлением к фактам, буквальности и т.д. Эта предвзятость действительно проблематична, и от нее отказались постьюнгианские авторы, например, Бинсвангер (1963). Есть трудность с сочетанием идей Юнга об Эросе и Логосе с его теорией анимы и анимуса. Установив, что Эрос и Логос доступны всем, он затем подчеркивает, что анима и анимус вторичны и бессознательны ("подчинены", CW 10, para. 261): "поскольку мужские и женские элементы соединены в нашей человеческой природе, мужчина может жить в своей женственной части, а женщина — в своей мужественной части. Тем не менее, женственный элемент в мужчине — это лишь деталь на общем фоне, и точно также мужественный элемент в женщине. Если человек живет противоположным полом в себе, значит, он живет в собственном фоне, и истинная индивидуальность человека страдает. Мужчина должен жить как мужчина, а женщина как женщина" (CW 10, para. 243, выделено мною). Есть опасность пропустить то, что нам известно из клинической практики: образы мужественности, вначале бессознательные, преобладают в материале мужчин. Подобным же образом, для женщины ее женственность — это не предмет чисто сознательной заботы, как об этом говорит Юнг. Юнг в данном случае сам подорвался на мине противоположностей между сознательным и бессознательным. Женщины и мужчины также проявляют бессознательную женственность и мужественность соответственно. РОД И ПОЛ: ЮНГ В КОНТЕКСТЕ Подход Юнга к роду и полу неизбежно находится под влиянием и своего личного положения, и окружения, в котором он жил, и кроме того, всей теоретической рамки, его концептуальных привязанностей. Рассмотрим вначале концептуальную рамку, а затем обратимся к культурному окружению. Мы видели, что Юнг рассматривал психологическое строение человека через дополняющие друг друга противоположности и что для него противоположности стремятся к поляризации и к образованию спектра. Он рассматривал мужское и женское начала как психологически дополняющие друг друга. Он распространил принцип противоположностей даже дальше, так что род был помещен на карту психической структуры. В частности, это распространение применения принципа противоположностей предполагало рассмотрение анимы и анимуса как занимающих противоположное место по отношению к эго в отличие от своего места по отношению к персоне. Анимус и анима колеблются между эго и внешним миром (CW 6, para. 804). Более того, бессознательный потенциал рода рассматривается Юнгом как противоположность роду, ограниченному полом, и отличный от того, что определяется культурой. В результате этого слишком дробится отношение между тем, что является внутренним (бессознательным) и тем, что является внешним (сознательным). Упомянув культурную предрасположенность Юнга, я включаю сюда сознательное и бессознательное влияние на его теорию со стороны его личного отношения к мужчинам и женщинам, полу и роду. Он сам спрашивает: "Что может сказать мужчина о женщине, своей противоположности? Я имею в виду, конечно, нечто разумное, за пределами половой запрограммированности, свободное от неприятия, иллюзии и теории. Где мужчина способен на превосходство? Женщина всегда стоит там, где падает тень мужчины, поэтому ему очень легко их перепутать" (CW 10, para. 236). Но видимо, Юнг не очень осознавал, насколько он также отражал свое культурное сознание, включая общие предрассудки своего времени, — его взгляды часто не отличались от взглядов других швейцарских бюргеров. Его, казалось, удивляло и озадачивало то, что женщины думают, а не чувствуют, работают, а не сидят с детьми — и даже, по крайней мере ходит такой слух, носят брюки, а не юбки. И в браке Юнг, похоже, применял традиционный двойной стандарт по отношению к сексуальной дозволенности. Для того, чтобы понять точку зрения Юнга, важно принять во внимание этот контекст. Иногда культурное окружение Юнга влияет на его концептуальные формулировки. Например, в общем описании различных психологических типов Юнг заявляет, что интровертные чувства в основном свойственны женщинам. Он утверждает, что ключевая фраза здесь — "в тихом омуте черти водятся" {CW 6, paras 640-1). Перед нами стереотип, даже карикатура на женщину, у которой действительно много хороших качеств, но которая не решается раскрыть их. Даже у более поздних авторов — а о женской психологии писали многие женщины-аналитики, включая жену Юнга (Е. Jung, 1957) — мы видим значительный консерватизм. Например, Хардинг, рассматривая вопрос о женщинах и работе, говорит, что женщина может работать, только обладая в большей степени мужскими чертами, и что даже это не должно слишком сильно мешать "жизни жены и матери, которая соответствует ее женским и биологическим потребностям" (1933, с. 70-1, но вновь опубликовано при жизни автора в 1970). Единственное исключение, которое делает Хардинг, - это когда женщина работает для того, чтобы платить за учебу мужа! Будем справедливы к Хардинг — она пишет о напряжении, которое многие современные женщины испытывают, разрываясь между домом и работой, — но ее приверженность своему пониманию Юнгианских принципов звучит неприятно для современного человека. Еще один пример культурной среды Юнга можно найти в его утверждении, что мужчины и женщины рассматривают взаимоотношения, и в особенности брак, совершенно по-разному. Согласно Юнгу, "мужчина думает, что он владеет женщиной, если он обладает ею в половом отношении , но для женщины соответствия выражаются совершенно по-иному. Для нее "брак — это отношения, которым сопутствует секс" (CW 10, para. 255). Нет необходимости далее развивать мысль о том, что обобщения, подобные этому, отражают особый личный и исторический контекст, и, будучи, возможно, верными по отношению к некоторым людям, не должны восприниматься как абсолютные утверждения. Не одного меня поразили несоответствия между такой позицией Юнга (и его близких последователей) с одной стороны, и, с другой стороны, жизнью в Цюрихе между двумя войнами. По крайней мере, в субкультуре аналитической психологии в городе работало несколько процветающих женщин-аналитиков. Эти женщины, часто не имевшие детей или мужей, по-видимому, не испытывали никакого беспокойства или конфликтов между своей ориентацией на карьеру и тем, что относилось к их женскому началу. Возможно, за исключением тех моментов, когда проблемы брака рассматриваются через взаимодействие между мужчиной и женщиной, заявления Юнга не следует рассматривать буквально или в применении к поведению, но скорее как относящиеся к одной из нескольких межпсихических психологических перспектив. Это различие, которое сам Юнг, однако, не смог рассмотреть, и перед нами теоретическая путаница между внешним миром мужчин и женщин и внутренним миром психологических образов. Несмотря на то, что между ними есть связь, Юнг повторял, что смещение точек зрения не намеренно и поэтому мешает. С моей точки зрения, сейчас необходимо ограничение использования теории противоположностей и прояснение родовой терминологии. Последнюю следует использовать только тогда, когда это абсолютно необходимо и требуется с точки зрения обсуждаемого вопроса. Например, если рассматриваются различные отношения активного и пассивного поведения в половом акте или если в связи с ними возникают фантазии, тогда релевантна терминология, связанная и с полом, и с родом. Но очень часто активное и пассивное поведение совершенно не связаны с полом или родом. Активное и пассивное определяют спектр психологических возможностей вокруг активности и пассивности — ничего более. Эти аргументы не отметают необходимости различать мужчин от женщин, а для младенца — отличать отца от матери. Считаться с фактом разделения на два пола важно, не только для проверки внешней реальности, но также в качестве первой попытки примирения внутренних психологических различий и конфликтов. В заключение: вопросы, относящиеся к анимусу/аниме, Логосу/Эросу можно определить следующим образом: (1) может ли быть абсолютное определение мужественного и женственного начала, или эти родовые термины можно применять так же широко, как в Юнгианской перспективе; (2) даже если бы и существовало нечто абсолютно мужественное или абсолютно женственное, совершенно не обязательно, что у мужчин было бы больше первого, а у женщин — второго; (3) не все из того, что кажется мужественным, имеется в сознательном мужчины; не все из того, что кажется женственным, доступно сознательному женщины. Следует говорить в терминах многосторонних потенциалов, которые пока недоступны. ПОИСК ЖЕНСТВЕННОСТИ В предыдущих абзацах я говорил об отношении рода к психике. Идея Юнга, что род имеет архетипический компонент (Эрос и Логос) была тщательно изучена несколькими авторами — постьюнгианцами, в большинстве своем женщинами. С точки зрения исторической перспективы, здесь выделяются три большие группы. Первая группа продолжает исследовать мысль Юнга о том, что Эрос предполагает "психическое соответствие". Помимо Эммы Юнг и Хардинг, о которых уже говорилось, в эту группу можно включить Вольфф и Клэрмон де Кастиллехо (1973). Вольфф написала короткую работу под названием "Структурные формы женской психики" (1951), которая была в моде среди Классических аналитических психологов. В этой работе она определила четыре формы и назвала их: мать, гетера (или подруга), амазонка и средняя женщина. Все они выражают отношение к мужчинам, или по крайней мере, к другим — матери к ребенку или мужу, гетеры — к партнеру, амазонки — к миру работы и к объективным, внешним целям. Амазонка психологически Не связана или не зависима от мужчины, хотя она может на него походить, по крайней мере, в том виде, в каком это выражено в культуре времени Вольфф. Средняя женщина действует в качестве мостика между личными и коллективными силами, модулируя динамику между сознанием и бессознательным. Она чувствует, что происходит в каждый момент, и передает это. В этом отношении она является персонификацией анимы (мужчины). Работа Вольфф главным образом представляет собой анализ межличностных отношений, связи с внешним миром и другими людьми — с мужем, детьми, объективными целями. Это справедливо даже для средних женщин, модуляции динамики между сознанием и бессознательным у которых идут на пользу и служат для защиты первого. Далее, как указывала Маттун (1981, с. 90), Вольфф в действительности пишет о женской психике (т.е. о психике женщины), поскольку мужчины просто не рассматриваются. Несмотря на то, что Витмонт пытался провести параллельную классификацию для мужчин (1969), остается путаница между полом и родом. Вольфф говорит, что ее категории не взаимоисключающи, но что типологически можно говорить о высшей или о вспомогательной форме (и, видимо, о низшей форме, наиболее беспокойной, поскольку наиболее бессознательной). Таким образом, ее модель не содержит возможности движения и изменения. Вторая группа постъюнгианцев, которые писали о женской психологии, отошла от позиции, согласно которой женщина рассматривается как некто, кто "соотносится", они рассматривают ее так, как она есть, т.е. собственно женщину (Woodman, 1980, Perera, 1981, Ulanov, 1981). Эти авторы исследуют, что значит и что исторически значило быть женщиной. Они считают, что этим пренебрегала "патриархальная" психология. Здесь я должен задаться вопросом, не ошибочен ли главный тезис этой работы, не слишком ли большой делается упор на врожденно женское, и не идеализируется ли вследствие этого "женское". Например, несмотря на то, что такая концепция как "модель- первичной женской энергии", без сомнения является внутренней гипотезой (и следовательно, относится и к мужчинам, и к женщинам), Перера полагает, что нам следует ее рассматривать "подразумевая современную женщину' (1981, с. 94, выделено мною). Тем не менее, нет сомнения, что то, что можно назвать "женским", и подавлялось, и недооценивалось в западной культуре, и сейчас происходит нечто, что должно восстановить равновесие (см. ниже, с. 361—362). Иногда эти современные Юнгианские авторы-женщины, которые пишут о фемининном, очень стараются отмежеваться от политического феминизма. Например, Вудман утверждает, что: "Мощное Феминистическое Движение на Западе требует признания, но слишком часто их подход — это всего лишь карикатура на мужественность. Многие тысячи женщин вооружаются против патриархального давления; многие тысячи радуются за женщин, которые получают все новые права, вырванные у государства. Многие другие чувствуют себя потерянными. Им претит агрессивность воинствующих лидеров феминизма, но они осознают, что внутри них самих какая-то пустота. Они стараются быть хорошими женами, и хорошими матерями, и хорошими деловыми женщинами. Но чего-то не хватает. Они не знают, как сохранять верность собственной женственности (1980, с. 103). Если мы назовем третью группу психологов "феминистками", это будет чрезмерным упрощением. Тем не менее, эти постьюнгианцы выражают взгляды, совместимые с современным феминизмом. Мы видели, что Юнг действительно ' допускал существование Эроса и Логоса как в мужчинах, так и в женщинах, но в некоторых из его утверждений эта мысль теряется. Эта грань его теории развивалась этими авторами. Основополагающая психологическая бисексуальность предлагается не просто как отправная точка, но и как цель. Например, в своей книге "Андрогинность" (1977) Сингер пишет о "сознательном признании" мужского и женского потенциала в каждом человеке. Она утверждает, что это признание завоевывается в борьбе за гармонию мужского и женского элементов. Она предпочитает слово "андрогинность" слову "бисексуальность", поскольку оно предполагает врожденное, первичное единство и оставляет открытым вопрос о дальнейшем разделении, в то время как "бисексуальность" как само слово предполагает слияние двух элементов. Сингер рассматривает андрогина как носителя нового отношения к роду и полу. Хотя можно подумать, что Сингер пренебрегла вопросом о родовых различиях, она подчеркивала, что полярности все же достойны внимания; их нельзя отринуть. Но такие различия следует рассматривать как нечто, происходящее из одного источника, нейтрального по отношению к роду. И, несмотря на то, что Гольденберг не согласна с понятием андрогина у Сингер, она также призывает всех придти к заключению, что по сути дела мы рассматриваем психическую силу, которая сама по себе нейтральна и одинакова для мужчин и женщин: "Менее важно, на мой взгляд, как назвать основной человеческий драйв — "мужским" или "женским"; главное состоит в том, что один и тот же первичный импульс существует в либидо человека в одинаковой степени для мужчин и женщин. В последующей работе эта модель может быть разработана более основательно, чем ограниченное разделение психики на анимус/аниму" (1976, с. 447). В подобном же, хотя и в несколько менее экстремистском ключе некоторые авторы (напр., Mattoon, 1981; Moore, 1983) говорили, что анимус и аниму не следует рассматривать как два отдельных архетипа, поэтому можно говорить об анимусе-аниме; и следовательно, можно более свободно вербализировать возможность переживания или интеграции более широкого набора вариантов. МУЖЕСТВЕННО ЛИ СОЗНАНИЕ? При рассмотрении эго-сознания в главе 3 мы отмечали связь, которую Нойманн проводит между сознанием и мужественностью (1954). Хотя Юнг никогда не описывает сознание как мужественное per se, он все же проводит резкое и несколько натянутое разделение между мужественным и женственным сознанием. Женственному сознанию Юнг отдает царство "бесконечных нюансов личных отношений, которые обычно полностью ускользают от мужчины". Но мужчине он отдает "mnpoKFje просторы коммерции, политики, технологии и науки, все царство прикладного мужского ума" (CW 7, para. 330). Можно понять, почему сознание традиционно выражалось мужественными терминами. Это связано с ранним отделением от матери. Обоим полам приходится самоутверждаться и исследовать, учиться говорить "нет" и т.д. Мать — это женщина, и, возможно, она воплощает все женское вследствие культурного равенства женщина=женственное. Отсюда следует, что отделение от нее, и следовательно, развитие эго, ребенку приходится воспринимать как то, что противоположно ей. Это значит — как мужское и, в силу действия того же культурного уравнения — в конечном итоге мужественного. С другой стороны, преобладание образов с мужественным началом, которые, как считается, воплощают сознание (герой, бог-солнце и т.д.) может означать всего лишь равенство между тем, что ценит наша культура (сознание), и высшей группой в ней (мужчины); образная система символизирует статус кво. НАУЧНЫЙ СПОР Я с некоторыми колебаниями обращаюсь к рассмотрению имеющихся научных данных по вопросу о том, существуют ли врожденные родовые различия, как существуют врожденные половые различия. Мои сомнения объясняются тем, что приходится одновременно браться за огромную работу по оценке "науки": объективные ли это исследования или на них влияют преобладающие социальные отношения и ценности. Не будучи ученым, все что я могу предложить своим читателям — это свое понимание направлений в этом споре. Я основываюсь в основном на двух книгах. Первая написана психиатром юнгианской ориентации, Энтони Стивенсом, и книга называется "Архетип: естественная история самости" (1982). Другая книга называется "Биологическая политика", ее написала Дженет Сейерс, академический психолог (1982). Чтобы дать понятие о различиях во взглядах, скажем, что Стивене явно считает, что: "доминирующая роль мужчин — это проявление "психологической реальности" нашего вида. Кроме того, есть генетические и нейрофизиологические данные относительно биологии сексуальной дифференциации... Видимо, патриархат — это естественное состояние человечества... Общество через своих представителей родителей, может модифицировать, подавлять или преувеличивать модели сексуального поведения и сознания, но то, что эти воздействия модифицируют, 'подавляют или преувеличивают, — это родовая предрасположенность, которая уже существует" (1982, с. 188-92). С другой стороны, Сейер определила способы, с помощью которых те, кто противится изменению социальной роли женщин, "приспособили" биологию для своих целей. Помимо подчас сокрушительных атак на экспериментально полученные данные, Сейерс утверждает, что: "Когда рассматривают эти, как считается, чисто биологические описания половых ролей, обнаруживается, что их корни кроются в социальных, а не биологических моментах. Это справедливо не только по отношению к современным биологическим исследованиям полового разделения общества, но и к аналогичным биологическим объяснениям этого разделения, которые выдвигались в XIX веке. Сходство между более ранними и более поздними вариантами тезиса о том, что "биология — это предназначение женщины", поразительно" (1982, с. 3). Стивене ссылается на работу Хутт, которая наблюдала поведенческие различия, относящиеся к полу в очень раннем детстве, и на социобиологию Вилсона и Гольдберга, которые пытаются показать, как наша культурная и социальная организация генетически определена в своей иерархии. Типичный эксперимент Хутт (который приводится в Stivens, с. 181) заключается в том, чтобы дать игрушку мальчикам и девочкам. Она наблюдала, что мальчики используют ее более оригинально и с выдумкой. Учителя также сообщали, что такая изобретательность связана с непоседливостью в классе. Стивене соглашается с выводом Хутт о том, что "творческий подход, самоутверждение и дивергентное мышление — это черты, связанные с мужественностью" (там же). Эти и другие наблюдения относительно половых различий приводят Стивенса к выводу о том, что существует биологически определенная дополнительность половых различий и половых ролей. (Ј)н имеет в виду скорее "род", чем "пол", поскольку его идея заключается в том, чтобы привлечь биологию для подтверждения идеи Юнга о врожденных родовых качествах. Так, например, преобладание мужчин, облеченных политической властью, рассматривается как "прямое выражение биологической природы мужчин... Напротив, женщины демонстрируют явный недостаток энтузиазма там, где речь идет об общественных делах" (Stivens, 1982, с. 187). Это явно пример неправильного вывода из данных (и такой, на который Сейерс безусловно не преминет указать). Стивене далее добавляет, что уже в течение многих лет женщины могут заниматься политикой, а также работать в профессиональных и деловых организациях, но они редко достигают вершин власти" (там же). Стивене явно приходит к выводу, что это происходит в силу недостатка интереса или каких-то врожденных недостатков. Говоря далее о биологическом подходе, мы видим, что ключевая область обсуждения связана с открытиями, последовавшими за экспериментами, когда большие дозы мужских гормонов вводились эмбрионам женского пола in utero. При этом, как говорят, появляется некоторая степень "мужественности". Это предполагает повышенную агрессивность и другие факторы (о которых мы будем говорить). Аргумент здесь очевиден: такое поведение связано с половым гормоном, и следовательно, генетически определено. Однако позиция Сейер заключается в том, что такие данные доказывают очень немногое. Например, даже социобиолог Вилсон полагает, что эти изменения в поведении могут иметь место из-за кортизона, который девочки получали после рождения, а не из-за того, что происходило in uie.ro. Более того, данные основываются на сообщениях матерей девочек, которые знали о том, что делали врачи с дочерьми, возможно, реагировали на наличие мужских гениталий при рождении. Однако "андрогинизированные" девочки, как говорил Гольдберг, демонстрировали: "больший интерес к карьере и меньший интерес к браку, отдавали предпочтение "мужским" игрушкам, например, пистолетам и не проявляли интерес к "женским" игрушкам, например, куклам" (цит. по Sayers, 1982, с. 75). Сейерс отвергает такой вывод. Она пишет: "Интерес к карьере в детстве, однако, не обязательно приводит к достижению высокого места в обществе во взрослом состоянии. Но ГольДбергу приходится признать, что если он использует данные по андрогинизированным в состоянии эмбриона девочкам, он делает это для поддержки своего тезиса о том, что патриархат определяется "мужской гормонолиза-цией" (там же, с. 75-6). Другой пример того, как можно оспорить выводы социобиологов, виден в том, как Сейерс трактует данные Вилсон относительно различных навыков у разных полов. Вилсон приводит исследования, которые показали, что мальчики всегда более способны, чем девочки, к математике, но девочки обладают более развитой вербальной способностью. И мальчики, с точки зрения Вилсон, более агрессивны в социальной игре. На основании этого Вилсон заключил, что "даже при идентичном образовании и одинаковой доступности всех профессий мужчины с большей вероятностью продолжают играть непропорциональную роль в политической жизни, бизнесе и науке" (цит. по Sayers, 1982, с. 77). Сейерс остро замечает, что трудно понять, как меньшая вербальная способность мужчин приводит к тому, что они лучше "подходят" для политической жизни и к тому, что они доминируют в ней. Безусловно, должно быть все наоборот, если биология действительно определяет социальную роль. Кроме того, добавляет Сейерс, трудно понять, как математические навыки связаны с политическим доминированием. И еще более серьезная критика социобиологии касается термина "мужественный" в связи с агрессией. OcHOMtfM идея состоит в том, что, поскольку агрессия возникает под действием мужского полового гормона тестостерона и поскольку агрессия ведет к доминирующей общественной роли мужчин, тестостерон ведет к социально доминантной роли. Большое количество мак-риала по агрессии взято из работы с обезьянами. Если действовать на них мужскими гормонами, игры самок становятся более грубыми и резкими", проявляются "агрессия" и "доминантность". Но есть ли непременно связь между этими данными и политической или профессиональной деятельностью? Это не означает, что современная политическая или профессиональная жизнь совершенно отлична от игры инъекцированных обезьян, просто связь здесь ситуативная, а не научная. Если говорить с точки зрения приверженцев социобиологической позиции, агрессией женщин (свидетельством наличия которой является поведение львиц, которые охотятся, и матерей, которые защищают своих детей) следует пренебречь или свести ее к минимуму. Более того, в социобиологии есть концептуальное смешение терминов "агрессия" и "доминантность". Не все модели господства у людей (или приматов) зависят от агрессии. Сейерс: "утверждение биологических детерминистов о том, что господство мужчин в основном является следствием мужской агрессии... не выдерживает критики. Данные говорят скорее о том, что как в сообществах обезьян, так и в человеческом обществе, преобладание мужчин — это приобретенное явление, реакция на материальные условия жизни; условия, которые варьируют исторически и культурно" (там же, с. 82). Возможно, Сейерс имеет в виду явление альтруизма или самопожертвования, совести, контроля, ограничивающего власть лидера, или даже добровольную передачу власти лидеру во время кризиса. Лидер может приобрести статус, что не то же самое, что господство. Наконец, у людей есть потенциал коллективного принятия решений. У читателя, вероятно, есть своя точка зрения по этому вопросу. Моя задача в этом кратком резюме заключается в том, чтобы показать, что вопрос еще не ясен. Мы должны признать, что некоторые из так называемых научных данных характеризуются неадекватностью методологии и предвзятостью исследователей. ОБСУЖДЕНИЕ То, о чем мы говорили в этой главе, не относится ни к врожденной мужественности, ни к врожденной женственности, ни к обоим вместе. Мы скорее говорили о феномене различия. Затем мы рассмотрели социальные и культурные структуры, воздвигнутые на основе этого различия. Каждый из нас проживает свою жизнь в связи с этим различием. Это может подвести нас к вопросам о роли рода (как женщина может лучше всего утвердиться в нашей культуре, например), но эти вопросы не поднимаются в связи с врожденной женственностью или мужественностью или в связи со спектром мужественность — женственность. Они скорее поднимаются в связи с различием (в данном примере, между утверждением и подчинением). Проблема этого, казалось бы, более гибкого подходом состоит в том, что если требуется описать весь спектр мужествен-ностиженственности, необходимо понять, зачем вообще используются термины, связанные с полом или родом. Иначе мы придем к односторонним и неверным выводам ( например, "мужественное" утверждение доступно женщинам через их отношение к анимусу). Опять-таки, будем говорить просто о самоутверждении. "Андрогинность" Сингер, "первичный импульс в либидо человека" Гольденберга, мое "отношение к различию" — все это подводит аналитическую психологию близко к современному психоанализу и тому, как в нем была развита туманная, но блестящая мысль Фрейда о том, что детская сексуальность полиморфно извращена. Фактически, несмотря на то, что Юнг спорил с термином "извращение" (нельзя о чем-то всеобщем сказать, что это извращение), его любимая фраза — "поливалентное зачаточное расположение" — выражает ту же идею. Можно сравнить три термина, которые только что были нведены, с точки зрения психоанализа школы Лакана. Как писали Митчелл и Роуз (в предисловии к книге Лакана): "Мы говорим о яростном отвержении любой теории различий между полами в терминах изначально заданных мужских или женских сущностей, которые завершают и удовлетворяют друг друга. Половые различия могут быть следствием только разделения; без этого разделения они перестанут существовать" (1982, с. 6). Теперь настало время вернуть эти идеи в лоно аналитической психологии. Из общей теории противоположностей у Юнга мы можем выделить темы различий, непохожести, разделения. Возможно, в этом состоит принцип, на котором должны основываться споры о поле и роде: не "противоположности", но определение 'ререз различие. Я рассматриваю это как нечто, обладающее первостепенной важностью, то, что можно выделить из обобщений Юнга о роде. Если мы добавим к пониманию различий часть приведенной выше цитаты из Юнга ("мужественный и женственный элементы объединены в нашей человеческой природе"), мы получим рабочую основу, на которой сможем работать (CW 10, para. 243). Для Лакана вопрос разделения и различия является первостепенным, и по его словам он вращается вокруг фаллоса как "абсолютного знака различия" (195 . Эта параллель с постьюнгианской психологией ярко выражена в цитате из работы Митчелла и Роуза о Лакане: "Все говорящие существа должны расположиться по одну сторону этой границы, но каждый может перейти и оказаться на противоположной стороне, исходя из того, к чему он анатомически предрасположен. Это, можно сказать, ситуация либо/либо" (1982, с. 49). Каждый человек остается "мужчиной" или "женщиной", но то, что это означает, становится относительным. Получается картина текучести внутри структуры инаковости. Это перемещает понятие бисексуальности из положения недифференцированности (полиморфности или поливалентности) к ситуации, когда всем доступен набор позиций по отношению к половым и родовым различиям и разделениям (там же). Я бы добавил, что эти позиции могут остаться разделенными или объединенными — и все время спорный вопрос "мужественности" и "женственности" находится в подвешенном состоянии. Какая бы позиция ни занималась, она может вызвать другую позицию; они обе могут разойтись на разные концы спектра или просто остаться двумя позициями в нем. Либо одна позиция может исключить другую. Одна позиция может даже сочетаться с другой, давая в результате третью, новую позицию. Такая множественность позиций — это то, что имел в виду Хиллман, когда вводил понятие "политеистичной" психологии, происходящей от анимы и ведущей к ней (1971, 1981). БРАК КАК ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ Несмотря на частое обращение к этому предмету, "Брак как психологические отношения" — это главная работа, написанная Юнгом о браке в 1925 г. (CW 17). В ней мы находим применение его теории об анимусе и аниме к жизни, а также основные теоретические принципы. Юнг начал с признания того, что молодые люди брачного возраста подвержены бессознательному мотивационному влиянию, возникающему вследствие нерешенных бессознательных связей со своими родителями. Здесь он вновь высказывает свою идею о том, что дети страдают от непрожитой психологической жизни родителей. Он также указал, что брачные узы стимулируют бессознательные регрессивные склонности в поисках гармонии. В таком случае, он признает, что на личном уровне во всех браках есть регрессивный инфантильный элемент. Из-за связи с воспроизводством брак можно также рассматривать как коллективные отношения: мы отмечали, какую роль играют в этом анимус и анима. Далее Юнг высмеивает общую модель, в которой он видит мужчин и женщин способными выполнять взаимозаменяемые психологические роли. Это нужно отметить, поскольку английский вариант предполагает, что Юнг отводит одну особую роль женщинам, а другую мужчинам. (Переводчик отмечает, что это произошло исключительно из-за требований английской грамматики, и этого совершенно нет в немецком тексте" — CW 17, para. 333). Как полагал Юнг, брак часто предполагает партнерство более простой и более сложной личностей. В браке простая личность окружается и обволакивается более сложной. Таким образом, возникают отношения между тем, что Юнг называет "содержащим" (более сложным) и "содержащимся" (более простым): "Тот, кого содержат, чувствует, что живет целиком в рамках своего брака; его отношение к партнеру по браку не разделено; вне брака не существует важных обязанностей и никаких связывающих интересов" {CW 17, para. 332). Напротив, содержащий, более сложная личность, стремится объединить или гармонизировать свой огромный психологический диссонанй и свою многогранную природу. Он/она не может сделать этого в отношениях с содержащимся, поскольку последний слишком прост для того, чтобы принять разнообразие первого. Более простой, содержащийся партнер, в свою очередь, требует простых ответов — а содержащему совершенно невозможно дать их. Несмотря на то, что содержащийся может казаться довольным браком, проблему состоит в зависимости от содержащего с возникающей в результате небезопасностью. Но по крайней мере содержащийся обладает своим единством. Содержащему необходима более сложная личность, чтобы она могла помочь в стремлении к интеграции и к "уходу от простоты". Это приводит к ощущению, что человек находится вне брака и в конечном итоге к "неверности" ( para. 334); как Юнг говорит, к тенденции "вылезти из окошка" (para. 333). Основополагающее наблюдение, которое далее делает Юнг, состоит в том, что более сложный содержащий страдает от неудовлетворенной потребности быть содержащимся. Именно в поисках этого содержащий выходит за пределы брака и всегда играет роль того, кто создает проблемы" (para. 333). Чем больше содержащийся партнер требует содержания, тем меньше его достается так называемому содержащему — и, следовательно, тем больше потребность последнего в поиске единения и гармонии в другом месте. Эта несущая проблемы модель получает разрешение, когда содержащийся видит, что он/она должен/должна искать решения в самом /самой себе, что невозможно ожидать от содержащего, что он сделает все, и что состоять в браке — это не все и не конец всему. Содержащему может быть также суждено испытать определенную степень слома, прежде чем он осознает, что интеграция находится внутри брака. Когда я впервые столкнулся с этой моделью Юнга, я почувствовал, что это описание не может быть универсально верным. Сейчас я чувствую, что эта динамика применима к большому числу браков, но что несколько абстрактную схему Юнга следует рассматривать через многочисленные мелкие каждодневные взаимодействия. Тогда идея о том, что тот, кто явно содержит, втайне стремится быть содержащимся, оживает. Несмотря на то, что Юнг пишет о браке, его модель удивительно полезна при рассмотрении других отношений, например, между матерью и ребенком и в особенности, отношений индивидуума и группы. Тезис Юнга можно опять-таки сравнить с тем, как Бион использует те же термины: Бион также связывал отношения содержащего и содержащегося с вопросом преобразования, рассматривая первое как преобразующее начало для последнего. То, что Юнг подразумевал, говоря о "содержащем", видимо, предполагает установление им эмоционального тона и темпа, господства и так далее. Таким образом, эта часть его теории полезна при попытке выйти за пределы культурного подавления женщины с помощью понимания, что угнетающий муж (содержащий) тоже имеет острую потребность в том, чтобы его содержали. Вильяме (1971), принимая позицию семейного терапевта, указывал, что модель содержащего-содержащегося у Юнга подобна модели современной концепции бессознательного тайного сговора в семейной терапии, когда иллюзии, которые могли лежать в основе исходного выбора партнера, защищаются браком. Вильяме с помощью теории объектных отношений развивает наблюдения Юнга несколько дальше, включая в них идею о семейной паре как о склонной быть во власти единого образа. Этот преобладающий общий образ может возникать из бессознательного одного из партнеров (часто содержащего) или быть совместно рожденным образом. Образ, с которым соотносятся оба партнера, может, в определенном смысле, содержать брак. Вильяме подчеркивает, что связь с детством является центральным моментом в семейной дисгармонии. Как отношения матери-ребенка, так и отношения мужа-жены предполагают физическую близость, и связь ротовое отверстие/сосок аналогична связи вагинальное отверстие/пенис. Основной тезис Юнга относительно выбора партнера состоит в том, что люди стремятся выбрать человека, который бы активизировал нереализованные факторы в них самих. При патологии это может привести к браку с партнером, который играет роль родителя противоположного пола (para. 32 . Но, по Юнгу, бессознательное стремление к завершенности личности приводит человека к тому, что его привлекает проявление черт, отличных от того, что свойственно ему. Здесь важны два интересных факта, которые показывают, что это не всегда так. Исследование материала объявлений, поданных в крупную компьютерную службу знакомств, показывает, что описание подающим документы человеком собственной личности и личности "идеального" партнера удивительно похожи (Wilson, Nias, 1977, с 53-6). Другое исследование касалось типологии супругов юнгианских аналитиков (Bradway, Wheelwright, 197 . Авторы пишут: "Эти данные не подтверждают ту идею, которой мы раньше следовали и которая заключается в том, что человек стремится заключить брак со своей психологической противоположностью. Это явно не так для большинства аналитиков, по крайней мере, они совершенно не так воспринимают своих супругов (р. 189). Можно возразить, что эти две группы участников компьютерной сети знакомств и Юнгианских аналитиков вряд ли можно считать типичными (ср. Samuels, 1980a). Другие данные показывают, что люди вступают в брак со своими противоположностями и с людьми, подобными себе, примерно в равном соотношении. Успех брака, видимо, основан на том чтобы быть достаточно похожим, но не слишком похожим (Mattoon, 1981, с. 217- . БРАК И ИНДИВИДУАЦИЯ В комментарии к работе Юнга я отметил, что он считал необходимым для обоих партнеров осознание того, что решение проблем находится внутри них, а не в отношении друг к другу. До сравнительно недавнего времени это положение было общепринятым в аналитической психологии. Это привело к жалобам некоторых постьюнгианцев на трещину в теории индивидуации между межличностными факторами и внутрипсихическим ростом. Среди этих отступников выделяется Гугенбюль-Крайг со своей книгой "Брак умер — да здравствует брак " (1977). Гугенбюль-Крайг признает, что очень многое противостоит удачному браку и полагает, что действительно с первого взгляда кажется абсурдным ожидать от молодых людей, чтобы они обрекли себя на срок, который при современной продолжительности жизни вполне может превысить 50 лет. Поэтому можно ожидать, что Zeitgeist (дух времени), будет работать против брака. Тем не менее, брак, несмотря на критику, сейчас популярен как никогда, и мы знаем, что после развода люди стремятся вновь вступить в брак. Из сравнительных исследований других культур мы видим, что этот институт способен проявлять практически бесконечную вариативность выражения или формы. Гугенбюль-Крайг указывает на коренное отличие в наших различных идеологиях брака — между "благополучием" и "спасением". Первое приближается к материальному благосостоянию, физическому здоровью и к тому, что достаточно туманно можно назвать счастьем. Спасение, напротив, "предполагает вопрос смысла жизни" (там же, с. 22), и может даже вступать в противоречие с благосостоянием. Ибо спасение может предполагать страдание, которое не может быть включено в понятие благосостояния. Помня о страдании и спасении, Гугенбюль-Крайг поднимает вопрос индивидуации. При нормальном развитии в "индивидуации" чего-то не хватает: "Индивидуация и сотериологическое (т.е. связанное со спасением) устремление ~ это, видимо, нечто аутичное и замыкающееся на себе. Видимо, это происходит с людьми, когда они работают над собственными душами в тишине собственных комнат" (там же, с. 34). Предположение Гугенбюля-Крайга состоит в том, что "диалектическое" (в значении диалога или коммуникации) в браке может также являться дорогой к индивидуации, "особым путем к открытию души" (там же, с. 41). Партнеры в межличностном отношении функционируют друг для друга как внутрипси-хические противоположности, которые достигают примирения в индивидуации. Вспоминаются сразу и Бубер, и то, как Цинкин использовал Бубера, где мы выделили, что "диалог предшествует само-осознанию" (см. выше, с. 139). Это также связано с нашим рассмотрением алхимии и переноса, когда межличностное и интрапсихическое коммуницируют между собой (см. выше, с. 28 Гугенбюль-Крайг принял внутрипсихическую концепцию и распространил ее применение на межличностную сферу. Нам предлагается парадокс: индивидуация через адаптацию к другому. Это протестантская (или даже талмудическая) индивидуация, при которой удовлетворительная социальная аккомодация, если ее достигнуть, становится величайшим благом. Это предполагает, что оба партнера очень терпимы к проявлениям и к поведению другого, включая то, что обычно может считаться сексуальными извращениями. Гугенбюль-Крайг рассматривает саму сексуальность как особую форму индивидуации: "Мне хотелось бы подчеркнуть ... что половая жизнь, прежде всего в том виде, в каком она проявляется в фантазии, — это интенсивный процесс индивидуации в символах" (там же, с. 83-84). Гугенбюль-Крайг заботится о том, чтобы отделить секс от воспроизводства, так чтобы первый мог стать способом самовыражения, и отсюда парадокс, самовыражение, включающее другого человека. Гугенбюль-Крайг далее говорит об "инстинктивной индивидуации", которая может возникнуть, если оба партнера в браке полностью "сталкиваются" друг с другом; только тогда они действительно "входят" в брак и испытывают усиление души, которое потенциально может присутствовать. Трудно оценить страстную книгу Гугенбюля-Крайга. С одной стороны, он просто описывает то, что уже имеет место во многих браках. В наши дни в браке проявляется гораздо большая терпимость, чем ранее, и многие, возможно, после некоторой борьбы, примиряются с отделением секса от воспроизводства. Ценность книги состоит в том, что это еще одна демонстрация того, что общепринятое разграничение межличностной связанности и внутрипсихической индивидуации требует пересмотра (см. гл. 11). ЗАМЕЧАНИЕ О ПОЛОВОМ ПОВЕДЕНИИ Во многом подобно тому, как Юнг свободно использовал идеи Фрейда, постьюнгианские аналитические психологи широко опирались на психоаналитическое понимание поведения, связанного с сексуальными отклонениями. В Школе Развития приветствовали те теории, которые рассматривают такие отклонения как результат нарушений в исходных отношениях матери-ребенка в отличие от теорий, подчеркивающих роль, которую играет Эдипов комплекс в сексопатологии. (Например, "Запретная любовь" под ред. Кремера, 1976, серия работ по педофилии). Сторр (1957) применил юнгианскую теорию к фетишизму и трансвестизму. В особенности он иллюстрировал позитивное компенсаторное значение симптомов. Я бы рассматривал как простой пример этого сильного человека, слишком зависящего от своего положения, который хочет быть униженным проституткой. Пьеса Жене "Балкон" развивает ту же идею: главарь террористов и шеф полиции разыгрывают жизнь друг друга в фантазии в борделе. Гомосексуализм не пользовался большим вниманием в аналитической психологии. Пока что, насколько мне известно, никто не выдвигал предположения о том, что гомосексуализм — это либо душевная болезнь, либо он биологически предопределен. Юнг рассматривал гомосексуализм в мужчине как результат слишком сильной связи с матерью. Далее, маскулинная сторона гомосексуалиста, которая в реальности недоразвита, проявляется в идеализации пениса и восхищении перед ним. Юнг очень мало говорил о женском гомосексуализме, за исключением того, что здесь тоже играет роль слишком сильная связь с матерью. Соответственно, в целом, его идеи довольно фрагментарны. Лично я полагаю, что есть два совершенно разных вида гомосексуализма. Первый происходит из сильной нарциссической раны, нанесенной подавляюще неэмпатичным родителем и ведущей к поиску партнера, который заполнил бы зияние в отношении к самости. Таким образом, партнер воспринимается не как отдельный человек — и этому способствует анатомическое подобие. Это можно назвать нарциссическим гомосексуализмом. Нарциссическую гомосексуальность можно сопоставить с гомосексуальностью, носящей в большей степени Эдипов харакrep, и к которой приходят через ту же динамику, что и к гетеросексуальному осознанию, за исключением, по словам Анны Фрейд, "влияния чрезмерной любви и зависимости либо от отца, либо от матери, или же чрезвычайной враждебности к кому-либо из них" (1966, с. 161). Дело в том, что описание гетеросексуального полового осознания с точки зрения Эдиповой проблемы также подчеркивает то, что человек чувствует по отношению к родителям и какие фантазии возникают у него по этому поводу. В целом, аналитическая психология признает, что крайне трудно сказать что-то определенное о половом поведении. Значительный объем аналитической работы сосредоточивается на том, чтобы пациент принял, что глубокие чувства по отношению к человеку того же пола не являются "гомосексуальными" в смысле фиксированной сексуальной ориентации. Они являются здоровыми и обогащающими и происходят из психологической сексуальности. Наконец, когда мы говорим о половом поведении индивида, нам также приходится рассматривать его с точки фения силы эго и в особенности отмечать частоту и интенсивность беспокойства, которое вызывают у человека его половые импульсы. АНИМА-ЦИЯ Культурные изменения нашего времени сосредоточиваются на роде, поле и браке. Видимо, возникает новая атмосфера, и возможно, социальная и политическая борьба женщин играет здесь роль. Мне кажется, мы можем использовать определенную теорию о том, что анимус и анима в равной степени существуют как для мужчин, так и для женщин, и сказать, что мы все больше живем в мире анимы, в анима-тированном мире. Если мы отделим аниму от сизигии (где она всегда связана с анимусом), от персоны (где она всегда является "низшим", бессознательным фактором), от эго (где она всегда "используется"), от самости (где она всегда теряется при сравнении), тогда мы можем получить инструмент, даже методологию для понимания наших культурных злоключений. Юнг чувствовал эту новую атмосферу. Он чувствовал, что провозглашение Папой в 1950 г. догмы об Успении Святой Девы Марии, предполагающей введение женского в божественное, имело огромное значение. Это новшество бродило в течение более тысячи лет, было вызвано к жизни общими усилиями, но дорога была расчищена алхимиками: их символическим изображением психологического разделения и единства с помощью мужских и женских фигур (CW 14, paras 662- . Однако наша культура по-прежнему патриархальна, и Юнг и его аналитическая психология — часть этой патриархальности. Здесь я говорю не лично о Юнге, но о том, как аналитическая психология окрашена, структурирована и контролируется патриархальной перспективой. Сущность патриархата состоит в том, чтобы испытывать потребность в том, чтобы расставить вещи по своим местам. Она характеризуется порядком, возможно, разделением по ранжирам, безусловно, дисциплиной. Даже наше использование языковых подпорок, поскольку мы едва ли рассматриваем какой-либо элемент, не рассматривая чего-то ему в противовес. Патриархат не любит "размытого осознания" (Clermont de Castillejo, 1973, с. 15), он не ищет "мудрости взамен" (Регега, 1981, с. 85); он презирает чувство "элементарного бытия" (E.Jung, 1957, с. 87); "размышления при луне" не одобряются (Hillman, 1972, с. 111). Все это анима.