дойти до смысла Ничего?

Малыш сидел и грустил. Еще утром  он почувствовал, как из его мира ускользает волшебный Ветер. Проснулся, глянул в окно затуманенным от сна взглядом, и почувствовал. Сначала он попытался вновь уснуть, чтоб заспать тревожное гудение внутри. Забрался глубоко под одеяло, и, кажется, услышал было убаюкивающие уханье белой совы, и уже побежал по своей любимой тропинке между мирами, как вдруг уловил трескучий оклик пролетающей сороки, который выбросил его из дремы.  И Малыш спрятался в своем укромном уголке.  Как-то очень давно он искал чудо в дебрях леса и набрел на опушку.  В утренних лучах солнца она высвечивалась большой изумрудной брошью, как будто выскользнувшей из дырявого кармана проходившего мимо великана.  В середине усеянного зеленью ковра торчал облупленный пень, напоминавший по форме старого круглого китайца-карлика, того самого с обложки древней позолоченной книги.  Вот на этом-то пне целый день и грустил Малыш, пока солнце не стало стирать ускользающими лучами яркие краски дня. Незаметно подкрались сумерки, а Малыш все сидел и ждал Ветер. Вслушивался, всматривался и ждал, но его не было. И тогда Малыш горько заплакал, с надрывом вторгаясь своими всхлипами в наползающую темноту. Сотрясаясь от рыданий, он и не заметил, как под ним зашевелился, закряхтел  пень.  И только когда он слетел с насиженного места и распластался лепешкой на окрашенной в ночь траве,  до него дошло, что происходит что-то странное.  Малыш уставился на пень, но самое невероятное, пень уставился на Малыша. Он смотрел на него всеми своими лохмами, сучками, трещинами. Смотрел внимательно, словно расчленял на клеточки, а потом вбирал каждую из них в себя. Вбирал, изучал и вновь складывал, возвращая на место изученное. И вдруг пень заскрипел всем, чем ранее смотрел.  Малыш оторопело взвизгнул. А пень  все скрипел и, казалось, что так было давно и будет нескончаемое время, но все оказалось иначе. Пень вдруг вопросительно прохрипел: чего белугой воешь? обидел кто?

Малыш замер, потом серьезно всмотрелся в пенькового карлика, и тут его словно прорвало:  а, знаете ли, уважаемый, что наш мир покинул Ветер?  Это непростой ветер, а волшебный.  Я считал Ветер своим другом. И обидно не то, что от меня ушел друг, а то, что весь этот мир остался без самого Ветра. Как быть? Что делать? Самое важное,  а как же Сказки? Они точно не могут без Ветра.

Он все тараторил и причитал,  вновь расплакался, потому, как с новой силой ощутил потерю. Пень же молча слушал, словно чего-то ждал. Чуть позже, когда примолк Малыш, он вдруг вновь захрипел, утробно забурчал, чихнул,  забрызгав все вокруг древесной шелухой, и по-старчески проскрипел: все одно и тоже, не надоело? Вот доживаю я тут уж какое столетие и ничего не меняется вокруг, катится Солнце, словно яблоко по тарелке, вылупляется Луна, объедается, округляется, худеет и растворяется, вспыхивают и гаснут Звезды, порой на Кометах пролетают сами Странники. И Ветер твой, как веял, так и будет веять дальше, бывает и затихает, устал, наверное? А Сказки хоть и разные в лицах, а все в них также по кругу вращается. Ничего нового под этим Небом не происходит. Вот это беда. Это, да. А ты, волшебный Ветер. Он такой же плут  и старикан, как я, только пронырливый бродяга, что мыши под моими корнями, во все щели вгрызается. Вот ты подумай, Малыш, на что тебе он такой непостоянный и неуловимый? Волшебный? Сомневаюсь я, что есть в этом мире настоящее волшебство. Было б, то не скучал бы я веками. Пень в задумчивости примолк.

Малыш же сердито отвернулся от пня и уставился на Небо. Так и сидели оба: один перебирая по косточкам прошлое, другой – загадывал на будущее.  А тем временем тихонько распустилась ночь, по краям опушки плотной пеленой улегся сырой туман, окруживший непроницаемой стеной два одиноких силуэта.  Чуть позже из тумана на поляну рассыпались мерцающие фиолетовые огоньки и закружили в живом хороводе, постепенно смыкая круг вокруг Малыша и Пня. Пень очнулся первым и трухляво зашипел:  соскучилась, Корявая? Решила вспомнить былое и поиграть?  Могла бы просто присесть рядом, а не подкрадываться, словно брошенная Тень. Зачем пожаловала? Только не пой свои старые песни, что мы сироты неприкаянные и пожалеть-то нас не кому. Знаю я твое сиротство зубастое и ненасытное.

Малыш, открыв рот, наблюдал за странным явлением. Вокруг Пня кружилось нечто ускользающее, мерцающее.  Он все пытался ухватить, подцепить мелькнувшее видение, осадить внутри себя, но никак не успевал за изменениями: то ему виделась прекрасная Дева в серебристом плаще, то скрюченная старуха, рассыпалась на глаза в порхающую в фиолетовом бабочку, то вдруг все серпантином взмывало в небо и через миг уже плющилось, извивалось на срезе Пня. А потом и вовсе забулькало, запузырилось  и  неожиданно выдохнуло нежным шепотом: не ворчи, дружище. Подслушала твой молчаливый рык этому миру и решила подлить масла в огонь. Хочешь я напою о твоем конце, измученный повторениями? Или может для большей ярости огня, я спою о начале начал? Что там перебралось в твоих древних корнях? Вспомнил о четырех столпах? Занятно у тебя выходит, столько вымысла, столько от тех же Сказок. А, знаешь ли, как было на самом деле, слышал ли, о самом Начале? Неуловимая суть приторно усмехнулась, и как-то неожиданно заклубилась на плечах Малыша. Тот вдруг незаметно поплыл в дрему, а потом и вовсе выпал в чуткий сон, различая лишь странные звуки, издаваемые Гостьей. И вдруг звуки эти заплясали, завертелись по белоснежному покрывалу, следуя своему ритму, вписывали на белое незнакомые черные знаки. И внутри Малыша вдруг внезапно стал расцветать целый мир.

Смотри, как вдохновенно задвигалась внутри него глобула этого мира.  У него все впереди, если он не задует свою искру.

Так вот, я продолжу с твоего молчаливого несогласия. Никто в этом мире не знает, с чего все началось.  Выдумывают, пересказывают услышанное от других, но никто не видел, не было никого из этого мира, не было самого Мира, ничего не было.  Ты можешь вспомнить, как это, когда ничего нет.  Не можешь. А вот этот спящий Ребенок может и сейчас он видит самое Начало. И прав он в том, что если исчезнет Ветер, испарится в миг все. Может и к лучшему? Я уже не помню сама. Но точно могу тебе сказать – все, во что ты врос в этом мире, все от Ветра.  

И если уж говорить о Начале, то надобно говорить и о Ветре.

А теперь, трухлявая кряга, слушай и узнавай, чтоб более не обижать Малыша.

Ни света, ни темноты, ни звука, ни тишины, ни малейшей капельки, ни пустоты, никакого движения, ни покоя, ни жизни, ни смерти, ни души, ни духа, ни далеко, ни близко, ни давным-давно, никогда и ничего.  Так было изначально или иначе, нет тому свидетелей.

 "У него все впереди, если он не задует свою искру."

Там главный герой, так же следовал своей Стезей, встречался с Ветром.

Начало, Ничего - образ первобытного сна человечества, когда еще не было никакого самосознания человека. Ветер - Дух. То есть тот этап на пути развития, когда Эго начинает дифференцироваться, погружаться в мифологическое мышление, а оно и порождалось архетипическим, то есть Духом

Ничего - это не черная дыра, не без ума (следовательно и не пустота). Пытаюсь сдвинуть с места это Ничего, и никак. Начало (не свет, не слово), а что? Ведь у человечества есть опыт оформления этих самых древних глубин, до сознания, но нет самого опыта. Никто и никогда не знал, как образовалась Вселенная, есть гипотетические модели, но не присутствие, как свидетелей. Или все же есть? 

Внутри навязчиво рисуется образ, как случайное колебание, звук, словно что-то закрытое вдруг "сквазануло" сквозь щель))

"    Сантьяго  повернулся  к  Руке, Написавшей Все, и сейчас же ощутил, как Вселенная погрузилась в безмолвие. Он не  осмелился нарушить его.

     Потом  сила  Любви  хлынула  из  его  сердца,  и  он начал молиться. Он ни о чем не просил в своей  молитве  и  вообще  не произносил  ни  слова,  не  благодарил  за  то,  что овцы нашли пастбище, не просил ни посылать в  лавку  побольше  покупателей хрусталя,  ни  чтобы  женщина, которую он повстречал в пустыне, дождалась его. В наступившей  тишине  он  понял,  что  пустыня, ветер  и  солнце  тоже отыскивают знаки, выведенные этой Рукой, тоже стараются пройти Своей  Стезей  и  постичь  написанное  на одной  из  граней изумруда. Он понял, что знаки эти рассеяны по всей Земле и в космосе и внешне в них нет никакого  значения  и причины.  Ни  пустыни,  ни  ветры, ни солнца, ни люди не знают, почему они были созданы. Только у Руки, Создавшей Все, были для этого причины, и только она способна творить чудеса: превращать океаны в пустыни, а человека -- в ветер. Ибо она одна понимала, что  некий  замысел  влечет  Вселенную  туда,  где  шесть  дней Творения превращаются в Великое Творение."

Со вдохом-выдохом у вас получилось классно.

Кстати, пока писала, то вспомнила из книги - "зажгите огни в океане"

и похоже алхимичим, типа, как из Ничего получить Все?

http://dovgel.com/ontv.htm

Мдя, кто объяснит, чем отличаются бредовые конструкции от творческих проектов???

"«Пока есть ничто, и должно возникнуть нечто. Начало есть не чистое ничто, а такое ничто, из которого должно произойти нечто;  бытие, стало быть, уже содержится в начале. Начало, следовательно, содержит и то и другое, бытие и ничто; оно единство бытия и ничто, иначе говоря, оно небытие, которое есть в то же время бытие, и бытие, которое есть в то же время небытие.»

Гегель Г.В.Ф. Наука логики. СПб.: Наука, 1997. 799 с., с. 61.

Тот же аспект. В философии natura naturans - у Спинозы природа, мыслимая как живое единство, которое в созидательной деятельности позволяет natura naturata, т.е. отдельным вещам, модусам, происходить из самих себя. Оба этих выражения встречаются уже у Авероэса, а затем в схоластической философии, рассматривающей Бога как natura naturans. 

"...Ни по Агриппе4, но под звезды добро око..."