Напомним важнейшие моменты анализа:
Метод Юнга финалистичен: его взгляд неизменно устремлен в сторону целостности психической субстанции, и даже самый ограниченный конфликт рассматривается им в терминах этой целостности. В пределах психической целостности бессознательное — это не просто "сточная яма" для вытесненных элементов сознания; оно является также "вечно творящей матерью сознания"[161]. Бессознательное — отнюдь не "трюк души" (Kun-steriff der Psyche), как его называет Адлер; напротив, это первичный и творческий фактор психики, неисчерпаемый источник искусства и человеческих свершений.
Взгляд на бессознательное и на его архетипические формы как символические образы "единства противоположностей" позволяет Юнгу подойти к интерпретации содержания снов как с позиции редукционизма, так и с конструктивной, обращенной в будущее точки зрения: ведь его занимают "не только истоки или исходный материал, из которого черпает бессознательное"; он одновременно стремится найти общепонятную форму выражения для символического конечного результата. Таким образом, "свободные ассоциации с участием продуктов деятельности бессознательного оцениваются с точки зрения не столько происхождения, сколько цели... Исходная позиция этого метода состоит в том, что продукт деятельности бессознательного рассматривается в качестве символа, представляющего фрагмент психологического развития в форме предвосхищения"[162]. Фрейд, для которого все бессознательное ограничивалось данными "личностной биографии", неизбежно должен был рассматривать символы как всего лишь знаки или аллегории, предназначенные для сокрытия чего-то иного. С юнговской же точки зрения символы — это формы выражения парадоксальной "двуликости", смотрящие одновременно вперед и назад и отражающие такое видение мира, при котором формулу "либо — либо" заменяет характерная для любой психической деятельности формула "либо и либо". Основываясь на таком понимании символа, Юнг первым увидел в анализе психической субстанции не только способ нормализации психического процесса путем удаления помех на его пути (именно такова цель анализа по Фрейду), но и путь к осознанному формированию символов и углубленному изучению их смысла; это необходимо для обогащения психической субстанции семенами роста и, значит, для обнаружения нового источника животворящей энергии в душе пациента.
Описанный подход позволяет Юнгу рассматривать невроз не просто как мучительное расстройство, то есть чисто негативный фактор, но и как позитивную, благотворную силу, при определенных условиях способствующую формированию личности: ведь если мы оказываемся вынуждены, через осознание собственной установки или функционального типа, признать в себе недостаток глубины, или если нам приходится компенсировать свое сверхразвитое сознание черпая из бессознательного, это непременно приводит к расширению и углублению нашего сознания, расширению границ нашего "Я". Таким образом, невроз может служить предостережением от имени некоей высшей власти, напоминанием о том, что наше "Я" остро нуждается в расширении, и что это достижимо только при условии правильного отношения к собственному неврозу. Под юнгианским руководством невротик выходит из состояния изоляции, поскольку сталкивается с собственным бессознательным; в нем активируются архетипы и тем самым приводится в движение тот "отдаленный фон... человеческого духа... который унаследован нами от самого темного прошлого. Если такая сверхличностная психическая субстанция существует в действительности, все, что переводится на язык ее образов, подвергается деперсонализации и, будучи осознано, является нам sub specie aeternitatis (лат.: с точки зрения вечности). Моя скорбь обращается в мировую скорбь, моя личная, отъединяющая боль — в ту лишенную горечи боль, которая объединяет человечество. Целебное действие таких моментов кажется самоочевидным"[163].
Юнг далек от того, чтобы отрицать существование неврозов травматического происхождения, основанных, главным образом, на детских переживаниях; он не отрицает и того, что лечение этих неврозов должно следовать фрейдовским принципам. Во многих случаях он использует именно фрейдовскую методику, которая удобна, главным образом, для лечения страдающих травматическими неврозами молодых людей. Но он совершенно не согласен с тем, что травматическое происхождение имеют все неврозы. "Стоит нам заговорить о коллективном бессознательном, как мы... сталкиваемся с проблемой, изначально исключенной из практического анализа молодых людей или тех, кто сохранил инфантильные черты слишком надолго. Во всех случаях, когда у индивида есть потребность в преодолении имаго отца и матери или в завоевании еще хотя бы одной частички бытия, по праву являющейся достоянием любого взрослого человека, о коллективном бессознательном и проблеме противоположностей лучше не заговаривать. Но после того, как разного рода родительские трансферы и юношеские иллюзии удалось „укротить" (или по меньшей мере после того, как они созрели для „укрощения"), мы можем смело начинать разговор об этих материях. Теперь мы оказываемся вне пределов досягаемости редукционистской методологии фрейдовского или адлеровского толка. Мы больше не озабочены тем, как устранить помехи, препятствующие нормальному развитию профессиональной и семейной жизни человека или как-либо иначе мешающие ему расширить сферу своего бытия; теперь нас заботит проблема обнаружения смысла, который позволил бы ему преодолеть пустую резиньяцию и мрачную сосредоточенность на прошлом и жить дальше"[164]. Соответственно, редукционистская методология полезна в тех случаях, когда картина болезни включает разного рода иллюзии, фикции и преувеличения. С другой стороны, конструктивный метод рекомендуется в случаях, когда осознанная установка относительно нормальна, но кажется открытой для развития в сторону большей рафинированности и полноты; он приносит пользу и тогда, когда многообещающие тенденции бессознательного ложно понимаются и подавляются сознанием. "Редукционистская точка зрения... неизменно ведет назад, к первобытному и элементарному. Конструктивный же подход устремлен вперед, к синтезу, к сотворению нового"[165].
Причины неврозов, особенно у пожилых людей, часто обусловлены тем, что переживается в данный период. Юному возрасту обычно соответствует неокрепшее, недоразвитое "Ял-сознание; с другой стороны, период полового созревания бывает отмечен односторонним развитием сферы сознания. Но если эти особенности юности и периода полового созревания сохраняются до пожилого возраста, они могут вызвать невроз. Индивид может испытывать трудности с адаптацией из-за того, что ему так и не удалось установить "естественную" связь с собственными инстинктами или бессознательным, или же из-за того, что он ее почему-либо утратил. Иногда истоки подобного состояния приходится искать в детстве, иногда же они всецело сосредоточены в обстоятельствах данного момента жизни. В последнем случае образы и символы, возникающие ради расширения пределов психической субстанции и активизации психических процессов, должны рассматриваться с точки зрения их целесообразности, их значения для будущего.
"Невроз устремлен к определенной позитивной цели" — таков краеугольный камень юнговской концепции. Невроз — это не просто "бесцельная" болезнь: ведь "именно благодаря „затеянному" сферой бессознательного неврозу люди — вопреки собственной лени, а иногда и отчаянному сопротивлению — встряхиваются от апатии". Невроз может развиваться под воздействием энергии, пути выхода которой перекрывается односторонностью сознания, а также под воздействием недостаточной адаптации бессознательного к среде. Как бы то ни было, неврозом заболевает относительно небольшое количество людей — пусть даже количество это выказывает тенденцию к росту, особенно в среде так называемых интеллектуалов; в годы, предшествовавшие Второй мировой войне, рост числа неврозов приобрел поистине пугающие масштабы. "Те немногие, кого поразило это несчастье, суть в действительности люди „высшего" типа, слишком долго остававшиеся в первобытном состоянии"; подпав под воздействие механизированного внешнего мира, люди эти уже не могли должным образом отвечать на требования, предъявляемые реалиями их внутреннего мира. Но не следует думать, что за всем этим кроется какая-то "планомерная" деятельность бессознательного. "Все объясняется простым стремлением человека к самореализации. Мы можем говорить также о запоздалом созревании личности"[166].
Итак, при некоторых обстоятельствах невроз может "пустить в ход" борьбу личности за собственную целостность — что с точки зрения Юнга есть задача, цель и высшее из благ, достижимых для человека на земле; как таковая, эта цель совершенно не зависит от медико-терапевтических соображений.
Чтобы излечить невроз или общее нарушение психического равновесия, мы должны активировать некоторые содержательные элементы бессознательного и добиться того, чтобы они были ассимилированы сознанием: ведь чем больших масштабов достигло подавление бессознательного, тем в большей степени, по мере старения человека, оно угрожает психическому равновесию. Под "ассимиляцией" или "интеграцией" мы имеем в виду не просто оценку сознательного или бессознательного содержания, а взаимообмен, в процессе которого обе стороны образуют связную психическую целостность. Прежде всего не следует допускать недоразвития тех или иных существенных ценностей сознательной личности (то есть "Я") — ведь если это произойдет, интеграция психической субстанции не сможет состояться, поскольку "бессознательная компенсация эффективна только при условии сотрудничества с целостным сознанием"[167]. Практикующий аналитик должен обладать "внутренней убежденностью в значимости и ценности процесса расширения сознания — процесса, благодаря которому часть содержания сферы бессознательного выводится на поверхность и подвергается осознанной дифференциации и критическому рассмотрению. В этом процессе от пациента требуется повернуться лицом к собственным трудностям и, значит, до предела напрячь свою способность к осознанному суждению и принятию решений. Это прямой вызов его этическому чувству, сигнал, на который он должен ответить своей личностью во всей ее целостности"[168].
[161] Psychologic und Erziehung, S. 83; Collected Works,
vol. 17, p. 115. ~
[162] Psychologische Typen, S. 611; Collected Works,
vol. 6, par. 702.
[163] Seelenprobleme der Gegenwart, S. 142; Collected
Works, vol. 8, pp. 149 f.
[164] Ober die Psychologic des Unbewussten, S. 133;
Collected Works, vol. 7, par. 113. В своем "Комментарии
к тибетской Книге мертвых" (1935; 5-е изд. 1953) Юнг
весьма убедительно показал, насколько остро тибетцы
осознавали присутствие в психической субстанции человека
как личностной, гак и сверхличностной сфер. Толкуя путь
умершего к новой инкарнации по-западному, то есть как
процесс психического роста. Юнг делит его на три сферы.
Первая из них — область личностного бессознательного;
это своего рода врата, вводящие во вторую сферу — сферу
коллективных образов, то есть сверхличностных
архетипических фигур ("демонов-кровопийц", как их
называют в тибетских похоронных ритуалах), наделенных
нуминозным потенциалом. Пройдя через эту сферу или
no-встречавшись с ее "обитателями", психическая
субстанция достигает "места", где противоположности
преодолеваются, где достигается мир. где безраздельно
царит центральная "власть" - Самость. то есть верховная
упорядочивающая инстанция, которая объемлет вес
психические процессы и движет ими.
[165] Psychologic und Erziehung. S. 76; Collected Works,
vol. 17. p. 105.
[166] Die Beziehungen zwischen dem Ich und dem
Unbewussten, S. 110—111; Collected Works, vol. 7, par.
291.
[167] Wirklichkeit der Seele, S. 95; Collected Works,
vol. 16, par. 338.
[168] Wirklichkeit der Seele, S. 80; Collected Works,
vol. 16, par. 315.