VIII. ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ СИМВОЛА РЫБЫ

162 Мы прекрасно знаем, что едва ли не большую роль, чем Pisciculi Christianorum (христианские рыбки) в становлении христианских аллегорий сыграли образы пастуха и ягненка, — и Гермес Криофор ("несущий барана") стал прототипом "доброго пастыря", бога — покровителя паствы. Еще одним прототипом в своем пастушеском качестве служил Орфей1. Данный аспект Poimen (пастух) положил начало одноименной фигуре мистериальных культов, популяризированной в "Пастыре" Гермы (II век). Подобно "гигантской рыбе", упоми-наемрй в надписи Аверкия2, пастух имел, вероятно, связь с Аттисом как темпорально, так и по региону распространения. Рейценштейн даже предполагает, что "Пастырь" Гермы происходит от сочинений Поимандра, происхождение которых носит чисто языческий характер3. Пастух, баран, символизм ягненка — все это соотносится с близящимся концом эры Овна. Две эры перекрылись в I веке н.э., и оба наиважнейших мистериальных божества той поры, Аттис и Христос, именуются пастырями, агнцами и рыбами. Символизм Poimen разработан у Рейценштейна с такой полнотой, что, пожалуй, мне здесь уже нечего добавить. Несколько иначе обстоит дело с символом рыбы. Не только источники по нему более обширны, но и сама природа этого символа, в частности дуализм его аспектов, провоцирует весьма определенные психологические вопросы, заслуживающие, на мой взгляд, подробного рассмотрения.
163 Как и у всякого героя, у Христа имелось детство, во время которого жизнь его была под угрозой (избиение младенцев, бегство в Египет). Астрологическую "интерпретацию" этих событий находим в Откр., 12,1: "Жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд". Она мучима родами; ее преследует дракон. Ей предстоит родить младенца мужского пола, "которому надлежит пасти все народы жезлом железным" В рассказанной здесь истории слышится эхо многочисленных сходных мотивов, как восточных, так и западных: это, например, истории Лето и Пифона, а также Афродиты и ее сына, прыгнувших, спасаясь от преследования, в Евфрат, где они были превращены в рыб;4 это также история египетских Исиды и Гора. Сирийские греки отождествляли Деркето-Атаргатис и ее сына Ихтиса с созвездием Рыб5.
164 Богиню-мать (каковой, собственно, и является увенчанная звездами женщина Апокалипсиса) обычно представляют девственницей (rcapGevoc;, virgo). Рождественский возглас "Дева родила, свет усиливается" является, по сути, языческим. Рассказывая о так называемом "Корионе" в Александрии, Епифаний6 говорит, что в ночь Богоявления (с 5 на 6 января) язычники устраивали грандиозное празднество:
"Они проводят всю ночь без сна, распевая песни и играя на флейтах перед изображениями богов; когда же, с пением петуха, ночное веселье заканчивается, они, взяв факелы, спускаются в подземное святилище и выносят оттуда резное деревянное изображение обнаженного тела на носилках. На лбу этой скульптуры помещен золотой крест, на обеих руках — два других знака той же формы, и еще два — на коленях; и все пять знаков сделаны из золота. Это резное изображение они семь раз обносят вокруг середины храмового пространства, под звуки флейт и тамбуринов и под песнопения, а после процессии снова уносят его в крипту. Если же спросить их, что означает сие таинственное действо, они отвечают "Сегодня, в этот час, Кора, то есть дева, произвела на свет Эон".
165 Епифаний специально подчеркивает, что рассказывает не о христианской секте, но об идолопоклонниках, и делает это, дабы подтвердить ту идею, что даже язычники невольно свидетельствуют в пользу истинности христианства.
166 Дева в качестве зодиакального знака изображается несущей либо пшеничный сноп, либо ребенка. Некоторые авторы связывают ее с "женой" Апокалипсиса7. Во всяком случае, "жена" эта имеет отношение к пророчеству о рождении Мессии в конце времен. Поскольку предполагается, что автор Апокалипсиса был христианином, возникает вопрос: на кого указывает образ женщины, интерпретируемой как мать Мессии либо как мать Христа? И с кем соотносится сын этой женщины, который (в дословном переводе с греческого) будет "пасти" (noi|i.aiveiv) язычников железным посохом"?
167 Поскольку данный пассаж содержит намеки, с одной стороны, на мессианское пророчество Исайи, 66,78, а с другой — на гнев Яхве (Псалом 2,9)9, он, казалось бы, так или иначе должен относиться к будущему второму рождению Мессии. Однако в сфере христианских идей такая мысль попросту невозможна. Болл10 говорит по поводу описания "агнца" в Откр., 5,6 слл.: "Эта крайне странная фигура с семью рогами и семью глазами никак не может быть объяснена в терминах христианства". К тому же у "агнца" проявляются кое-какие весьма неожиданные свойства: он воинственный агнец, завоеватель (Откр., 17,14). Сильные на земле должны будут прятаться от его гнева (Откр., 6,15 слл). Он сравнивается со "львом от колена Иудина" (Откр., 5,5). Этот агнец, напоминающий о Псалме 2,9 ("Ты поразишь их жезлом железным; сокрушишь их, как сосуд горшечника"), производит впечатление скорее демонического барана11, а вовсе не агнца, покорно идущего на заклание. Агнец Апокалипсиса, несомненно, принадлежит к категории рогатых чудовищ, упоминаемых в этих пророчествах. А потому необходимо рассмотреть вопрос, не оказало ли воздействия на автора Апокалипсиса представление, являющееся в какой-то мере антитезой Христу, — скажем, "umbra Jesu" (тень Исуса), в конце времен соединяющаяся с восторжествовавшим Христом посредством акта второго рождения. Эта гипотеза поможет объяснить как повторение мифа о рождении, так и тот странный факт, что одно из важнейших эсхатологических ожиданий — приход Антихриста — в Апокалипсисе только бегло упоминается. Семирогим бараном представлено практически все, что не ассоциируется с образом Иисуса12. Этот баран — настоящая фигура тени, однако его нельзя считать Антихристом — творением Сатаны. Ибо хотя чудовищный воинственный агнец представляет собой теневую фигуру в том смысле, что он выступает противовесом агнцу, принесенному в жертву, он далеко не так непримирим с Христом, как полагалось бы Антихристу. Таким образом, удвоение фигуры Христа не выводится из раскола между Христом и Антихристом; оно скорее связано с антиримскими настроениями иудео-христиан, вновь и вновь обращавшихся к своему мстительному богу и его воинственному Мессии. Автор Апокалипсиса мог быть знаком с иудейскими спекуляциями, известными нам из позднейшей традиции. Bereshith Rabbati Моисея-ха-Даршана сообщает нам, что Илия встретил в Вифлееме молодую женщину, сидящую у двери своего дома; рядом с ней на земле лежал новорожденный младенец, забрызганный кровью. Она пояснила, что ее сын родился в дурной час, как раз когда разрушался храм. Илия уговаривал ее позаботиться о ребенке. Когда он снова побывал там через несколько недель, то спросил ее о сыне. "Он не ходит, не видит, не говорит, не слышит, но лишь лежит, подобно камню", — отвечала женщина. Внезапно повеял ветер с четырех углов земли, унес младенца, и тот погрузился в море. Илия принялся сетовать, что со спасением Израиля теперь покончено, но bath kol ("голос") сказал ему:
"Это не так. Он будет оставаться четыреста лет в великом море и еще восемьдесят лет — в восходящем дыме детей Корея13, восемьдесят лет — под вратами Рима; остальное же время он будет скитаться по великим городам, пока не настанет конец времен"14.
168 Здесь описан Мессия, который, хотя и родился в Вифлееме, перенесен божественным вмешательством в потусторонний мир (море = бессознательному). С самого начала своего детства он находится под такой угрозой, что едва ли вообще в состоянии жить. Данная легенда служит симптомом необычайной слабости мессианского элемента в иудаизме и ожидающих его опасностей, чем и объясняется отсрочка прихода Мессии. Он будет скрываться 560 лет, и лишь по прошествии их начнется его миссионерская деятельность. Указанный срок пребывания в инертном состоянии недалек от 530 лет, упоминавшихся в талмудическом пророчестве (ср. пар. 133) — достаточно недалек, чтобы позволить нам произвести сравнение (если мы сочтем эту легенду относящейся к Христу). В безграничном море иудейских спекуляций обоюдные контакты такого рода могли скорее состояться, чем не состояться. Скажем, смертельная угроза для Мессии и его насильственная гибель представляют собой мотив, повторяющийся и в других рассказах о нем. Позднейшая традиция, главным образом каббалистическая, говорит о двух Мессиях — Мессии бен Иосифе (или бен Эфраиме) и Мессии бен Давиде. Они сравниваются с Моисеем и Аароном, а также с двумя сернами, в согласии с Песнью Песней Соломона, 4,5: "Два сосца твои, как двойни молодой серны".15 Мессия бен Иосиф, согласно Второзаконию, 33,17 — "первородный телец", а Мессия бен Давид — едущий верхом на осле.16 Мессия бен Иосиф идет первым, Мессия бен Давид — вторым17. Мессия бен Иосиф должен умереть, дабы "кровью своей искупить детей Яхве"18 Он падет в битве с Гогом и Магогом, и Армил убьет его. Этот Армил — не кто иной, как Анти-Мессия, порожденный Сатаной на мраморной скале19. Он, в свою очередь, будет убит Мессией бен Давидом. После этого бен Давид спустит с небес новый Иерусалим и вернет к жизни бен Иосифа.20 В позднейшей традиции бен Иосифу отводиться довольно странная роль. Та-бари, комментатор Корана, замечает, что Антихрист будет царем иудеев,21 а в Mashmi'a Yeshu'ah Абарбанеля Мессия бен Иосиф, собственно и есть Антихрист. Таким образом, он не только характеризуется как страждущий Мессия по контрасту с Мессией победоносным, но и, в конце концов, воспринимается как антагонист последнего.22
169 Как показывают рассмотренные варианты традиции, упоминавшаяся слабость мессианского элемента состоит в его внутреннем расколе, в итоге превратившемся в полную пол-яризованность. Такой ход развития предвосхищается в персидской религиозной литературе, в дохристианской идее энантиодромии больших временных периодов и "порчи добра". Бахман Яст называет четвертый, железный век "злым царством демонов с растрепанными волосами, принадлежащих к расе Гнева"23 С другой стороны, раздвоение Мессии служит выражением внутреннего беспокойства, вызываемого характером Яхве, чьи несправедливость и ненадежность должны были шокировать каждого мыслящего верующего еще со времен книги Иова24. Иов поставил свой вопрос весьма недвусмысленно; христианство дало на него столь же недвусмысленный ответ. Со своей стороны, иудейский мистицизм пошел собственным путем, и его спекуляции парят над глубинами, для сокрытия которых так много постарались сделать христианские мыслители. Я не собираюсь углубляться здесь в эту тему; упомяну лишь в качестве примера историю, переданную Ибн Эзрой. По его словам, в Испании был некий великий мудрец; о нем рассказывали, что он не мог читать восемьдесят восьмой псалом, ибо впадал от него в чрезмерную печаль. Речь идет о следующих стихах:

"Милости же Моей не отниму от него,
и не изменю истины Моей.
Не нарушу завета Моего,
и не переменю того, что вышло из уст Моих.
Однажды Я поклялся святостью Моею:
солгу ли Давиду? Семя его пребудет вечно,
и престол его, как солнце, предо Мною, Вовек будет тверд, как луна,
и верный свидетель на небесах". Но ныне Ты отринул и презрел,
прогневался на помазанника Твоего. Пренебрег завет с рабом Твоим,
поверг на землю венец его. Разрушил все ограды его,
превратил в развалины крепости его".25

170 Проблема здесь та же, что и в книге Иова. Будучи наивысшей ценностью и верховной доминантой в психической иерархии, образ Бога непосредственно соотносится с самостью или даже идентичен ей, и все происходящее с образом Бога непосредственно воздействует на нее. Любая неуверенность по поводу образа Бога причиняет самости глубокое беспокойство, и по этой причине указанный вопрос, будучи весьма болезненным, обычно игнорируется. Однако отсюда вовсе не следует, что он не задается в бессознательном. Более того, на него отвечают такие взгляды и верования, как материализм, атеизм и тому подобные субституты, распространяющиеся со скоростью эпидемии. Они пожинают плоды всегда и везде, где и когда человек тщетно дожидается подлинного ответа. Эрзац-продукт вытесняет действительный вопрос в бессознательное, тем самым нарушая непрерывность исторической традиции, являющуюся отличительным знаком цивилизации. Результатом оказывается сумятица и путаница в умах. Христианство настаивало на доброте Бога в его качестве любящего Отца и сделало все возможное, чтобы лишить зло субстанциальности. Раннехристианское пророчество относительно Антихриста и определенная часть идей поздней иудейской теологии должны были бы подсказать нам, что христианское решение проблемы, стоявшей перед Иовом, упускает из виду побочное следствие, зловещую реальность коего наглядно демонстрирует сейчас расколовшийся мир, в котором мы живем: за разрушением образа Бога следует уничтожение человеческой личности]. Материалистический атеизм с его утопическими химерами составляет религию всех тех рационалистических дви-жений, которые делегируют свободу личности массам и, тем самым, упраздняют ееТСторонники христианства, со своей стороны, растрачивают энергию на простое сохранение полученного ими по наследству, даже не думая о том, чтобы соорудить пристройку к своему дому и сделать его попросторнее. Стагнация в таких вопросах в долгосрочной перспективе грозит летальным исходом.
171 По правдоподобному предположению Буссе, двойственность апокалиптического Христа представляет собой результат иудео-гностических спекуляций, отзвук которых слышится в упоминавшихся выше традициях. Интенсивная озабоченность гностиков проблемой зла выглядит резко контрастирующей с принудительным его сведением к нулю у Отцов Церкви, и это показывает нам, что данный вопрос стал актуальным уже к началу III века. В этой связи мы можем вспомнить взгляды, излагавшиеся Валентином,26 согласно которому Христос родился "не без некоторого рода тени", а впоследствии он "отбросил прочь тень от себя"27. Валентин жил приблизительно в первой половине II в. н.э., Апокалипсис же был написан около 90 г.н.э., при императоре Домициане. Подобно другим гностикам, Валентин делал шаг вперед по сравнению с Евангелиями; по этой причине мне кажется вполне возможным, что под "тенью" он понимал закон Яхве, в условиях которого родился Христос. К таким взглядам его вполне могли подтолкнуть Апокалипсис плюс еще несколько мест в Новом Завете, равно как более или менее современные ему представления о демиурге и первой Огдоаде, состоящей из света и тени28. Трудно сказать с полной достоверностью, насколько оригинальны сомнения Оригена относительно окончательной судьбы дьявола;29 во всяком случае, эти сомнения доказывают, что возможность воссоединения дьявола с Богом служила предметом обсуждения уже в самые ранние времена. Так и должно было быть, если христианская философия не хотела закончить дуализмом. Не следует забывать, что теория privatio boni не устраняет вечности ада и осуждения. Человеческая природа Бога — также одно из выражений дуализма, как показывают не стихавшие в ранний период истории церкви споры между монофизитами и сторонниками двух природ Христа. Помимо религиозного значении принятия решения в пользу полного соединения обеих природ, я должен попутно упомянуть наличие у монофизитской догмы важного психологического аспекта: она говорит (выражаясь психологическим языком) о том, что, поскольку Христос, как человек соответствует эго, а как Бог — самости, то он является одновременно эго и самостью, частью и целым. Говоря эмпирически: сознание никогда не бывает в состоянии охватить целое, но, вероятно, именно целое бессознательно проявляет свое присутствие в эго. Это должно быть эквивалентно наивысшему возможному состоянию хеХешак; (завершенной полноты или совершенства).
172 Я позволил себе ненадолго задержаться на дуалистических аспектах фигуры Христа, поскольку он, посредством символики рыбы, оказался ассимилирован кругом идей, выглядящих весьма далекими от евангельских, — миром идей языческого происхождения, насыщенных астрологическими верованиями в трудно представимой сегодня степени. Христос родился в начале эры Рыб. Никак нельзя исключать возможность того, что некоторые образованные христиане знали о coniunctio maxima Юпитера и Сатурна в знаке Рыб, имевшем место в 7 году до н.э. точно так же как, по сообщениям Евангелий, нашлись образованные халдеи, сумевшие определить место, где родился Христос. Учтем, однако, что Рыбы представляют собой двойной знак.
173 В полночь, в сочельник, когда (по старому летоисчислению) солнце вступает в знак Козерога, Дева восходит на восточном горизонте, а за ней вскорости следует созвездие Змеи, которую держит в руках "Змееносец". Это астрологическое совпадение представляется мне достойным упоминания, наравне с идеей о том, что две рыбы суть мать и сын. Последняя идея особо значима, ибо такое отношение предполагает, что две рыбы когда-то были единым целым. Действительно, вавилонская и индийская астрология знают лишь одну рыбу.30 Позднее, эта мать [рыба] родила сына, который, как и она, был рыбой. То же произошло с финикийской Деркето-Атаргатис: сама будучи наполовину рыбой, она родила сына по имени Ихтис. Вполне возможно, что "знамение Ионы пророка"31 восходит к более древней традиции, повествовавшей о героическом ночном путешествии и победе над смертью, когда герой оказывался проглочен рыбой ("китом-драконом"), а затем возрождался32. Имя спасителя Джошуа33 (Иегошуа, Иешуа, греч. Иисус) связано с рыбой: Джошуа — сын Нуна, а "Нун" означает "рыба1'. Джошуа бен Нун из легенды о Хадире водил дружбу с рыбой, которая должна была быть съедена, но была возрождена к жизни каплей воды из источника жизни34.
174 Мифологические Великие Матери обычно опасны для своих сыновей. Джеремиас упоминает изображение рыб на раннехристианском светильнике, где одна рыба поедает другую35 Название самой яркой звезды созвездия Южной Рыбы — Фомальхаут, "рыбий рот" — может интерпретироваться именно в таком смысле, подобно тому, как в соответствующем символизме всевозможные формы поглощающей concupiscentia (вожделение) приписываются рыбам, считающимся "честолюбивыми, похотливыми, прожорливыми, алчными, развратными" — короче говоря, служащими эмблемой мирского тщеславия и земных наслаждений ("voluptas terrena")36. Этими своими дурными свойствами они более всего обязаны своей взаимосвязи с богиней материнства и любви: Иштар, Астартой, Атаргатис или Афродитой. В качестве планеты Венера проходит "exalta-tio" (высшая точка) в зодиакальном знаке Рыб. Таким образом, и в астрологической традиции, и в истории символов, рыбы всегда наделялись указанными отрицательными качествами;37 но они же, с другой стороны, всегда претендовали на особое значение высшего свойства. Подобные притязания, по крайней мере в астрологии, основаны на том факте, что всякий родившийся под знаком Рыб с большой вероятностью может стать рыбаком или мореплавателем, то есть завладеть рыбами или господствовать над морем. Здесь присутствует отзвук первобытного тотемистического тождества охотника и его добычи. Вавилонский герой Оаннес и сам был рыбой, а христианский Ихтис по определению — "ловец человеков". В символическом смысле, он — рыболовный крючок или приманка на удочке Бога, с помощью коей вылавливается Левиафан, то есть смерть или дьявол.38 В иудейской традиции Левиафан есть своего рода евхаристическая пища, сохраняемая для верных в Раю. После смерти они облачаются в одеяния рыб.39 Христос выступает не только рыболовом, но и рыбой, "евхаристически" поедаемой. Августин говорит в "Исповеди": "Но [земля] подает рыбу, извлеченную из глубин, за столом, уготованным тобою для верующих; ибо рыба извлечена была из глубин, дабы накормить нуждающихся на земле"41 Святой Августин имеет в виду рыбную трапезу учеников в Еммаусе (Лука, 24, 43). Мы также встречаем "исцеляющую рыбу" в истории То-вита: ангел Рафаил помогает Товиту поймать рыбу, намеревавшуюся пожрать его, и показывает, как сделать из сердца и печени рыбы магический "дым", защищающий от злых духов, и как излечить слепоту его отца ее желчью (Товит, 6, 1 сл.)
175 Святой Пьетро Дамиани (ум. 1072) трактует монахов как рыб, поскольку все благочестивые люди — не что иное, как рыбки, прыгающие в сети Великого Рыболова42. В надписи Лектория (начало IV века) верующие названы "божественными потомками небесной рыбы".
176 Рыба Ману выступает спасителем44, в легенде идентифицируемым с Вишну, принявшим облик небольшой золотой рыбки. Он просит Ману взять его к себе, ибо опасается быть съеденным водными чудовищами45. Затем он чудесно, на сказочный манер растет, а под конец спасает Ману от великого потопа.46 На двенадцатый день первого месяца индийского года в сосуд с водой помещают золотую рыбку и обращаются к ней с таким призывом: "Как ты, о Боже, принял облик рыбы и спас Веды, находившиеся в подземном мире, так же спаси и меня, о Кешава!"47 Де Губернатис и позднейшие исследователи пытались вьшодить христианский символ рыбы непосредственно из Индии48. Индийское влияние, конечно, не исключено, поскольку контакты с Индией существовали еще до Христа, и разнообразные восточные влияния давали ощутить себя в раннем христианстве, как нам известно из сообщений Ипполита и Епифания. Тем не менее, нет серьезных причин выводить символику рыбы из Индии, ибо западный символизм рыбы настолько богат и, в то же время, настолько архаичен, что можно с полной уверенностью считать его автохтонным.
177 Поскольку Рыбы представляют мать и сына, ими уже неявно подразумевается трагедия ранней смерти сына и его воскресения. Как двенадцатый знак Зодиака, Рыбы обозначают конец астрологического года, но также и новое начало. Эта характеристика совпадает с притязаниями христианства на то, что оно — начало и конец всего, равно как с его эсхатологическим ожиданием конца света и прихода Божьего царства.49 Таким образом, астрологические характеристики рыбы содержат существенные компоненты христианского мифа: во-первых, это крест; во-вторых, моральный конфликт и расслоение на фигуры Христа и Антихриста; в-третьих, мотив сына девственницы; в-четвертых, классическая трагедия матери и сына; в-пятых, опасность при рождении; в-шестых, мотив спасителя и целителя. Поэтому не будет неуместным соотносить обозначение Христа посредством рыбы с зарождавшейся тогда новой эрой. Если связь такого рода существовала еще в древности, она, очевидно, должна была либо быть молчаливым допущением, либо вообще храниться в тайне; ибо, насколько мне известно, в литературе раннего периода отсутствуют свидетельства того, что христианский символизм рыбы был бы выведен из зодиака. Более того, вплоть до II века н.э. астрологические свидетельства ни в коем случае не дают нам права каузально вьшодить антитезу Христос/Антихрист из полярного соотношения рыб: как показывает цитировавшийся выше материал, последнее не подчеркивалось в качестве сколько-нибудь существенного. Наконец, как справедливо настаивает Дельгер, Ichthys всегда считался одной рыбой, хотя в астрологической интерпретации мы обязаны акцентировать фактическое отождествление Христа лишь с одной из рыб, при том что роль второй отводится Антихристу. Короче говоря, у нас нет решительно никаких причин предполагать, что зодиакальный знак Рыб мог послужить прототипом Ихтис. I78 В сравнении с этим, языческий символизм сыграл гораздо большую роль.50 Важнее всего здесь иудейский материал, собранный у Шефтеловица. Иудейская "чаша благословения"51 иногда украшалась изображениями рыб, поскольку рыбы служат пищей блаженных в Раю. Чашу клали покойнику в могилу, как погребальный дар52 Рыбы получили широкое распространение в качестве надмогильных символов. Христианская рыба чаще всего встречается именно в такой связи. Набожные израильтяне, живущие в "воде учения", уподобляются рыбам. В период около 100 г. н.э. эта аналогия казалась самоочевидной53. Рыба обладала также и мессианским значением54 Согласно сирийскому Апокалипсису Баруха, Левиафан восстанет из моря с приходом Мессии55. Вероятно, он и есть "огромнейшая рыба" надписи Аверкия, соответствующая "рыбе из источника", упоминавшейся в религиозных дебатах при дворе Сасанидов (V век). Источник указывает на вавилонскую Геру, однако на христианском языке он означает Марию, к которой и в ортодоксальных, и в гностических кругах ("Деяния Фомы") обращались лтуут], "источник". Так, в гимне Синезия (ок. 350 г.) читаем: "Кладезь кладезей, всех начал исток, корень всех корней. Всех единств — одно..."56 Об источнике Геры также говорится, что в нем содержится единственная рыба (jiovov i^Qov), которая ловится на "крючок божества" и "кормит весь мир своей плотью".57 В беотийской вазовой росписи "повелительница зверей"58 изображается с рыбой между ног или внутри тела59, чем предположительно указывается, что рыба является ее сыном. Хотя в сасанидских дебатах легенда о Марии и была перенесена на Геру, "единственная рыба", пойманная на крючок, не соответствует христианскому символу, ибо в христианской символологии распятие выступает крючком или приманкой, на которые Бог ловит Левиафана60, являющегося либо смертью, либо дьяволом ("тем древним змеем"), но не Мессией. С другой стороны, в иудейской традиции pharmakon athanasias (состав бессмертия) — плоть Левиафана, "мессианская рыба", по словам Шефтеловица. В Талмуде ("Сан-хедрин"), говорится, что Мессия "не придет, пока не будет найдена и доставлена рыба для немощных.61 По апокалипсису Баруха, и Бегемот, и Левиафан62 служат евхаристической пищей. Это всегда старались не замечать. Как я разъясняю в другом месте,63 два доисторических чудовища Яхве, кажется, представляют пару противоположностей: одно из них, несомненно, сухопутное животное, второе — водное.
179 С давних времен не только у евреев, но и на всем Ближнем Востоке рождение выдающегося человека отождествлялось с восходом звезды. Так, Валаам прорицает (Числа, 24,17):
"Вижу Его, но ныне еще нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова...."
180 Надежда на Мессию всегда связана с появлением звезды. Согласно Зогару, рыба, проглотившая Иону, умерла, но через три дня ожила, и тогда уже изрыгнула его. "Посредством рыбы, мы найдем излечение для всего мира"64. Это — текст средневекового происхождения, но восходит он к достаточно надежному первоистоку. "Огромнейшая65 и чистейшая рыба из источника", упоминаемая в надписи Аверкия, по мнению Шефтеловица,66 есть не что иное, как Левиафан, считавшийся не только наибольшей, но и наичистейшей рыбой, как доказывает Шефтеловиц с помощью талмудических цитат. В этой связи можно также указать на "одну-единственную рыбу", о которой сообщается в "Событиях, происшедших в Персии"67.

Примечания
1 Eisler, Orpheus-The Fischer, pp.5 Iff.
2 [Ср. пар. 127, прим.4]
3 Poimandres, pp.32ff.
4 Eisler, The Royal Art of Astrology, p. 107.
5 Bouche-Leclercq, L 'Astrologie grecque, p. 147. О соотношении gyne ("женщины") и зодиакального знака Девы см.: Boll, Aus der Offenbarung Jo-hannis, p. 122.
6 Panarium, LI, 22, Oechler edn., Part.3, pp.632f. Данный пассаж отсутствует в старых изданиях Panarium, поскольку он был лишь недавно обнаружен в одной из венецианских рукописей.
7 Boll, pp. 12Iff.
8 "Еще не мучилась родами, а родила; прежде нежели наступили боли, она разрешилась сыном".
9 "Ты породишь их жезлом железным; сокрушишь их, как сосуд горшечника".
10 Boll, р.44.
11 Его глаза означают "семь духов Божьих" (Опер.,5,6), или "те семь — это очи Господа" (Захария, 4,10). Агнец вместе с семью ангелами предстает перед троном Бога, как ранее Сатана с сыновьями Божьими (Иов, 1,6); таким образом, Бог описывается исходя из видения Иезекииля и мыслится в иеговистских терминах — "umbra in lege"! ["узаконенная тень" (лат.) — Прим. пер.]
12 Конечно, если проигнорировать такие пассажи, как Матф., 21,19; 22,7 и Лука, 19,27.
13 [Ср. Числа, 16. — Прим. изд.]
14 Wunsche, Die Leiden des Messias, p.91.
15 Таргум на Песнь Песней, 4,5; см.:77и? Targum to The Song of Songs, p.50. Wiinsche, p.111. В "Зогаре" Мессия именуется "Матерью": Schoettgen, Horae Hebraicae et Talmudicae, II, p. 10. Ср. также "Спасителя близнецов в Pistis Sophia (выше, пар. 133, прим.44).
16 Zohar, trans, by H.Sperling and M.Simon, II, p.358: "Посему, написано о нем [Мессии], что он будет беден и будет ехать верхом на осле... " (Захария, 9,9) [Дословно: "кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле..." — Прим. пер.] См. также Wunsche, p. 100.
17 Ibid., p. 114
18 Ibid., р. 115.
19 Армил, или Армилл = Антихрист. Ср. у Мефодия: "Ромул, каковой также есть Армалей".
20 Wunsche, p. 120.
21 Хроника Табари, I, гл.23, с.67.
22 Bousset, The Antichrist Legend, p. 111.
23 Pahlavi Texts, trans, by E.W.West, p. 193.
24 Об оппозиции милосердия и справедливости в природе Бога ср. выше, пар. 108 слл.
25 Псалом 88, 34-41.
26 Он, по всей видимости, был клириком, выдвигавшимся, как говорили, кандидатом на епископский престол в Риме.
27 Irenaeus, Adv. haer., I, 11, 1 (Roberts/Rambaut trans., I, p.46).
28 Доктрина Валентиниана второго (Ibid., I, p.46)
29 De oratione, 27: "... так, чтобы верховный этот грешник и хулитель Духа Святого удерживался от греха во весь сей наш век, в веке же будущем, от начала его до конца, не ведаю, как повернется судьба его" (...ita ut summus ille peccator et in Spiritum sanctum blasphemus per totum hoc praesens saeculum a peccato detineatur, et post haec in futuri ab initio ad finem sit nescio quomodo tractandus), — откуда берет начало тот взгляд, что даже дьявол будет однажды спасен". [Ср. другой перевод: J.E.Oul-ton and H.Chadwick, p. 304].
30 А именно, Piscis Austrinus, "Южную Рыбу", сливающуюся с созвездием Рыб; главная звезда созвездия — Фомальхаут.
31 Матф., 12,39; 16,4; Лука 11,29 ел.
32 Cp.:Frobenius, Das Zeitalter des Sonnengpttes", а также мою работу:"Symbols of Transformation", pars.308ff.
33 "Яхве есть спасение".
34 Коран, Сура 18. Ср.: "Concerning Rebirth", pars.244f, а также Vollers, "Childher", p. 241.
35 Jeremias, The Old Testament in the Light of the Ancient East, p. 76. Разыскать этот светильник так и не удалось.
36 Picinellus, Mundus symbolicus (1680-81), Lib.Vi, cap.L.
37 Bouche-Leclercq, p. 147
38 Насколько тесно связаны негативное и позитивное значения, можно увидеть на основании такого мотива рыболовного крючка, приписываемого Св.Киприану: "Как рыба бросается на крючок и не только заглатывает его вместе с наживкой, но и сама оказывается вытянутой из моря, так и тот, кто наделен властью смерти, унес с собою в смерть тело Христа, но не заметил, что Божий рыболовный крюк кроется в этом теле: заглотнув его, он оказался прикреплен к нему". Стефан Кентерберийский ("Liber allegoricus in Habacuc", ["Аллегорическая книга на пророка Аввакуума" (лат.) — Прим. пер.] оставшаяся мне недоступной) говорит: "На крючке красуется наживка в виде вожделенного удовольствия, но с нею вместе заглатывается и цепкий крюк. Так с помощью телесного вожделения дьявол готовит приманку удовольствия, однако жало греха сокрыто в ней". По этому поводу см. icinellus, Lib. VI, cap.l.
39 Scheftelowitz, "Das Fisch-Syrabol im Judentum und Christentum", p.365.
40 Cp. Goodenough, Jewish Symbols, V, pp.4 Iff.
41 Lib. XIII, cap.XXI. (Ср. перевод: F.J.Sheed, p.275 , изменено).
42 "Монастырь есть рыбный садок для душ, и рыбы обитают в нем" (Picinellus, Mundus). Александрийский гимн II века гласит:
"Ловец человеков, тех, кого Ты вызвал к жизни! Из злого моря греха, Из борющихся волн Собирающий рыб, Уловляемых сладостной приманкой жизни".
{Writings of Clement of Alexandria, trans, by W.Wilson, I, p.344). Cp. oel-ger, p.4. Тертуллиан {De baptismo, cap.l) говорит: "Но мы, малые рыбки, по примеру нашего Ихтоса Иисуса Христа, рождаемся в воде, и не бываем в безопасности иначе, как пребывая постоянно в [этой] воде. (Перевод: S.Thelwall, I, pp.231-32). Ученики Гамалиила Старшего (начало I века) получали имена по различным видам рыб (Abot de Rabbi Nathan, cap.40 [ср. trans, by J.Goldin, p. 166], цит. по: Scheftelowitz, p.5).
43 Pohl, Das Ichthysmonument von Autun, and Doelger, I, pp.l2ff.
44 "Я спасу тебя". Shatapatha Brahmana (Eggeling trans.,I, [i.e., XII] p.216).
45 De Gubernatis, Zoological Mythology, II, pp.334f.
46 Shatapatha Brahmana (Eggeling trans., pp.2l6fT).
47 Doelger, I,p.23. "Кешава" означает "пышноволосый", "тонковоло-сый" — прозвание Вишну.
48 Ibid., 8P.21ff.
49 Ориген, (De oratione, cap.27): "... поскольку последний месяц завершает год, а за ним следует начало другого месяца, так же, возможно и несколько веков образуют как бы завершенный год, и нынешний век является "концом", за каковым последуют "грядущие века", начало же их есть век наступающий; и в эти грядущие века Бог явит "пре-изобильное богатство благодати Своей в благости" [Эфес, 2,7]" (Oul-ton/Chadwick trans., p.304).
50 Особенно примечателен культ голубя и рыбы в Сирийском ареале. В этом культе рыба также поедалась в качестве "евхаристической" пищи (Cumont, Les Religions orientates dans le paganisme romain, pp. 108-9, 255-57). Главное божество филистимлян именовалось Дагон, от "dag",
51: calix bedenktions (1 Кор., 10,16).
52 Scheftelowitz, p.375.
53 Ibid., p.3
54 Ср.: Goodenough, V, p.375.
55 Тогда же, "Бегемот будет явлен из своего обиталища... и затем они станут пищей для всех оставшихся". (Charles, Apocrypha and Pseudepig-rapha, II, p.497) Идея появления Левиафана из моря связывается также с видением во 3-й Книге Ездры, 13,25, "мужа, восходящего из середины моря". Ср.: Charles, II, р.579, Wischnitzer-Bernstein, Symbole und Gestalten derjudischen Kunst, pp.l22f and 134f.
56 Wirth, Aus orientalischen Chroniken, p. 199.
57 Ibid., pp.161, 19f.
58 [Cp. Neumann, The Great Mothher, ch.14 and pi. 134 — Прим. изд.]
59 Eisler, Orpheus-The Fisher, Pl.LXTV.
60 См.: "Психология и алхимия", рис.28.
61 Scheftelowitz, р.9; из Талмуда: Nezikin, VI, Sanhedrin II (ВТ, р.662). Ср. eoG'ie xiuaeov в надписи Лектория, выше, пар. 89.
62 У Моисея Маймонида (Guide for the Perplexed, trans by M.Friedlander, p.303) имеется пассаж, помогающий в интерпретации Левиафана. Кирхмайер (Disputationes Zoologicae, 1736, p. 73) цитирует его в таком виде: "Говоря о том же, раввин Моисей Маймон утверждает, что Левиафан обладает [всеобщим] сочетанием (complexum generalem) телесных особенностей, обнаруживающих по отдельности у различных животных". Хотя автор-рационалист рассуждает об этой идее как о "пустячной", мне она тем не менее представляется намеком на архетип ("complexum generalem") "духа тяготения".
63 "Психологические типы", пар.456 и далее.
64 Scheftelowitz, p. 10. Ср. Матф., 12,39 и 16,4, где Христос принимает знамение пророка Ионы в качестве знака Мессианской эры и предвосхищения его собственной судьбы. Ср. также:Goodenough, Jewish Symbols, V, pp.47ff.
66 Pp.7f.