IX. АМБИВАЛЕНТНОСТЬ СИМВОЛА РЫБЫ
Автор: procyon, дата: чт, 07/06/2007 - 22:41
181 Согласно сирийскому Апокалипсису Баруха (29,1 слл.), время, предшествующее приходу Мессии, распадается на двенадцать частей, и Мессия появится в ходе двенадцатой из них. Временное двенадцатеричное членение указывает на зодиак, двенадцатым знаком которого являются Рыбы. В указанный период Левиафан восстанет из моря. "Два великих «морских чудовища, коих я сотворил на пятый день творения и сохранял до названного времени, послужат тогда пищей всем оставшимся".1 Поскольку Бегемот, несомненно, не морское животное — в мидраше говорится, что он " пасется на тысяче гор"2 — "два морских чудовища", должно быть, представляют собой удвоение Левиафана. И удвоен он, фактически, по половому признаку, ибо есть самец и самка данного вида3. Сходное удвоение предполагает стих Исайя, 27, 1: "В тот день поразит Господь мечем Своим тяжелым, и большим и крепким, Левиафана, змея прямо бегущего, и Левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище [в Вульгате — "кита"] морское". Это удвоение в средневековой алхимии даст начало представлению о двух борющихся змеях — крылатом и бескрылом.4 В Книге Иова, где Левиафан выступает исключительно в единственном числе, кроющаяся за ним биполярность выявляется с помощью противопоставленного ему Бегемота. В поэме Мейр бен Исаака описывается битва Левиафана и Бегемота в конце времен; в ходе этой битвы оба чудовища смертельно ранят друг друга. Затем Яхве разрезает их на части и дает в пищу верным.5 По всей вероятности такие представления сопряжены с древнееврейской пасхой, справлявшейся в месяц рыбы — Адар. Несмотря на отчетливое удвоение Левиафана в позднейших текстах, первоначально был, скорее всего, только один Левиафан, — что засвидетельствовано очень ранними угаритскими текстами из Рас Шамра (около 2000 г. до н.э.). Виролло дает следующий их перевод:
Когда ты поразишь змея, ты убъешь змея, с семью головами.
182 Он добавляет сюда такой комментарий: "Примечательно, что оба прилагательных brh и 'qltn являются теми же, которые в тексте Исайя, 27, 1 относятся к особо опасной разновидности змея, нами именуемой Левиафаном, по-еврейски — JJvia-tan"6. От указанного периода также дошли до нас изображения битвы Баала со змеем Ltn7, представляющие интерес в том плане, что конфликт здесь происходит между богом и чудовищем, а не между двумя чудовищами, как будет в позднейшие времена.
183 На примере Левиафана можно видеть, как величайшая "рыба" постепенно раздваивается и превращается в собственную противоположность, сама перед тем побывав противоположностью всевышнего Бога, то есть его тенью, воплощением злой его стороны.8
184 По мере разделения чудовища на пару новых противоположностей, его исходная противопоставленность Богу отходит на задний план, и чудовище теперь находится в конфликте либо с самим собой, либо с равным ему чудовищем (например Левиафан и Бегемот). Это избавляет Бога от его собственного внутреннего конфликта, разыгрывающегося теперь вне его, в форме вражды двух братьев — чудовищ. В позднейшей иудейской традиции у Левиафана, сражавшегося с Яхве у Исайи, вырабатывается засвидетельствованная собранным Шефгеловицем материалом тенденция становиться "чистым" и быть поедаемым в качестве "евхаристической" пищи — с тем результатом, что если мы захотим вывести символ Ихтис из этого источника, Христос-рыба займет место Левиафана, а традиционные чудовищные животные тем временем станут скромными атрибутами смерти и дьявола.
185 Описанное нами раздвоение соответствует часто встречающемуся в сновидениях удвоению тени, когда две половины выступают как разные и даже антагонистические фигуры. Такое случается, если сознательная эго-личность не включает в себя все те содержания и компоненты, которые могли бы войти в нее. Некая часть личности в этом случае остается отколовшейся и смешивается с тенью, в норме не осознаваемой; обе вместе они образуют двойственную, зачастую антагонистическую личность. Если перенести подобный опыт из сферы практической психологии на обсуждаемый мифологический материал, обнаружится, что чудовищный антагонист Бога порождает своего двойника потому, что образ Бога неполон и не содержит всего, что логически должно было бы войти в его состав. Если Левиафан — рыбоподобная тварь, примитивная, холоднокровная, живущая в океанских глубинах, то Бегемот — теплокровное четвероногое, по всей вероятности напоминающее быка, и обитает он где-то в горах (по крайней мере, согласно поздней традиции). Поэтому он относится к Левиафану, как высшее, более развитое существо к низшему, менее развитому, почти так же, как соотносятся крылатый и бескрылый драконы в алхимии. Все крылатые существа "летучи" — то есть соответствуют пару и газу, иными словами — пневме. Как у Августина Христос есть рыба, "извлеченная из глубин"?, так и во 3-й Книге Едцры, 13,2 слл. "муж" вышел из моря как ветер. Его явление провозвестили орел и лев — териоморфные символы, немало устрашившие пророка, подобно тому как Бегемот был главным источником страха для Иова. Рыба, извлеченная из глубин, втайне связана с Левиафаном: это — приманка, с помощью которой последний завлекается и уловляется. Рыба эта, вероятно, служит удвоением величайшей рыбы, представляя се пневматический аспект. Левиафану со всей очевидностью присущ такой аспект, ибо он, как и Ихтис, является евхаристической пищей.10 То, что подобное удвоение отражает акт осознания, становится ясно из книги Иова, 26, 12, где говорится, что Яхве сразил Рахава "разумом Своим" (teburia.) Морское чудище Рахав сродни Тиамат, которую Мардук рассек, наполнив ее Имхул-лу — северным ветром11. Слово teburia происходит от bin, "разделять, рассекать, расчленять" — то есть этим словом обозначается различение, сущностной элемент осознания.12 В таком смысле, Левиафан и Бегемот репрезентируют стадии развития сознания, ассимилирующего и очеловечивающего их. Рыба, проходя стадию теплокровного четвероногого, превращается в человеческое существо, и в той мере, в какой Мессия в христианстве стал второй ипостасью Троицы, отколовшаяся от рыбы человеческая фигура служит намеком на воплощение Бога.13 Так обнаруживается, что ранее в Образе Бога недоставало человеческого элемента.
186 Роль рыбы в иудейской традиции, вероятно, как-то соотносится с сиро-финикийским рыбным культом Атаргатис. В ее храмах имелись садки с рыбами, притрагиваться к которым не позволялось никому14. Кроме того, в храмах устраивались ритуальные рыбные трапезы. "Этот культ и эти обряды, берущие начало в Сирии, вполне могли в христианские времена породить символику Ихтис", — утверждает Кюмон15. В Ликии поклонялись божественной рыбе по имени Орфос или Диор-фос — сыну Митры и "священного камня", Кибелы.16 Этот бог представляет собой вариацию упоминавшихся выше семитских рыбных божеств, таких как Оаннес, вавилонский Нун, Дагон и Адонис, у греков называвшийся "Ихтис". Рыбы приносились в жертву Танит в Карфагене, а также Эа и Нина в Вавилоне. Следы рыбного культа обнаруживаются и в Египте. Египетским жрецам запрещалось есть рыбу, поскольку рыба считалась столь же нечистой, как и Тифоново море. "Все они воздерживаются от употребления в пищу морской рыбы",- замечает Плутарх. По сведениям Климента Александрийского, жители Сиены, Элефантины и Оксиринха поклонялись рыбе. Плутарх17 рассказывает об обычае есть жареную рыбу перед дверьми своих домов в девятый день месяца рыбы. Дельгер склоняется к мнению, что обычай этот облегчил утверждение евхаристической рыбы в христианстве.18
187 Амбивалентные позиции в отношении рыбы указывают на двойственность ее природы. С одной стороны, она является нечистой и служит эмблемой ненависти, с другой же, она выступает объектом поклонения. Кажется, она даже рассматривалась в качестве символа души, насколько можно заключить из росписи на одном из позднеэллинистических саркофагов. Мумия здесь возлежит на носилках в форме льва; под носилками находятся четыре сосуда — канопа, крышки которых изображают четырех сыновей Гора. Три из них имеют головы животных, четвертый — голову человека. Над мумией парит рыба19 вместо обычной птицы — души. Рисунок не оставляет сомнения в том, что рыба эта — "оксиринх", или усач, один из трех видов рыб, вызывавших наибольшее отвращение: считалось, что усач съел фаллос Осириса, когда тот был расчленен Тифоном (Сетом)20. Рыбы-усачи были посвящены Тифону, коим представлена "та часть души, которая страстна, импульсивна, иррациональна и свирепа"21. Из-за своей прожорливости, рыбы в средние века рассматривались как аллегория осужденных22. Тем примечательнее роль рыбы в качестве египетского символа души. Та же амбивалентность заметна в фигуре Тифона/Сета. В позднейшие времена он выступал богом смерти, разрушения, богом пустыни, предательски противостоящим своему брату Осирису. Однако в более ранний период он был тесно связан с Гором, считался другом и помощником умерших. В одном из текстов пирамид, он и Херу-ур ("старший Гор") помогают Осирису взобраться на небо. Пол небес представляет собой железную плиту, местами настолько приближающуюся к вершинам гор, что можно взобраться на небо с помощью лестницы. Четыре угла железной плиты опираются на четыре столба, соответствующие четырем сторонам света. В тексте пирамиды Пепи I хвалебная песнь адресуется "лестнице богов-близнецов", а текст Унаса гласит: "У нас ступает по Лестнице, которую его отец Ра сделал для него, и Гор и Сет берут Унаса за руку, и проводят его в Туат".23 Другие тексты демонстрируют наличие вражды между Херу-уром и Сетом, ибо один из них — бог дня, а другой — бог ночи. Иероглиф, обозначающий Сета, имеет в качестве детерминатива либо знак камня, либо неидентифицированное изображение Сета-животного с длинными ушами. Имекугся росписи, на которых головы Херу-ура и Сета изображены растущими из одного тела, из чего мы можем заключить что они репрезентируют тождество противоположностей. Бадж пишет: "Атрибуты Херу-ура несколько изменились в раннединастичес-кий период, но они всегда были противоположны атрибутам Сета, — неважно, будем ли мы рассматривать двух этих богов как персонификации двух сил природы, то есть Света и Тьмы, Дня и Ночи, или как Космос и Хаос, или как Жизнь и Смерть, или как Добро и Зло"24.
188 Эти парные боги представляют скрытые противоположности, таящиеся в верховном божестве Осирисе, так же как Бегемот и Левиафан представляли их для Яхве. Важно, что противоположности вынуждены действовать совместно для общей цели, когда речь идет о том, чтобы помочь единому богу Осирису достичь небесной четырехсоставности. Эта четырех-составность персонифицируется также четырьмя сьшовьями Гора: их имена — Местха, Хапи, Туамутеф и Кебсеннуф (Mes-tha, Hapi, Tuamutef, Qebhsennuf); о них сообщается, что они живут "позади бедра северного неба", то есть позади бедра Сета, обретающегося в созвездии Большой Медведицы. Четверо сыновей Гора являются врагами Сета, но с другой стороны, они с ним тесно связаны. Они — аналоги четырех небесных столбов, поддерживающих четырехугольную железную плиту. Поскольку трое из этих сыновей часто изображаются с головами животных и один — с человеческой головой, мы вправе указать на аналогичное положение дел в видениях Иезекииля, из чьих фигур херувимов выводятся известные символы евангелистов (три животных, один ангел).25 Более того, Иезекииль говорит следующее (1,22): "Над головами животных [херувимов] было подобие свода, как вид изумительного кристалла, простертого сверху над головами их", а также (1,26): "А над сводом, который над головами их, было подобие престола по виду как бы из камня сапфира; а над подобием престола было как бы подобие человека вверху на нем".
189 Ввиду тесных связей между Израилем и Египтом, нет ничего невероятного в наличии переплетающихся символов. Однако примечательно, что в арабской традиции область, окружающая небесный Полюс, представляют в форме рыбы. Каз-вини говорит: "Полюс можно увидеть. Вокруг него расположены более мелкие Benat na 's26, а также темные звезды, все вместе складывающиеся в подобие рыбы; посреди нее и находится Полюс".27 Это означает, что Полюс, в древнем Египте указывавший на область Сета и, в то же время, на обиталище четырех сыновей Гора, помещался как бы в теле рыбы. Согласно вавилонской традиции, Ану имел своим местопребыванием северное небо; сходным образом и Мардук, в своем качестве верховного бога, создателя мира, направляющего его пути, фактически совпадает с Полюсом. "Энума Элиш" говорит о нем: "Он, устанавливающий пути звезд небесных, будет, как овец, пасти всех богов вместе".28
190 В северной точке эклиптики расположена область огня (чистилище при входе на небеса Ану). Поэтому, северный угол храма, построенного вокруг башни в Ниппуре, назывался kibla (точка ориентации). Подобным же образом сабеи и манд ей во время молитвы поворачивались к северу.29 В этой связи можем также упомянуть митраистское богослужение: в заключительном видении появляется Митра, "держащий золотое плечо молодого быка. Это — созвездие Быка, движущее небо и поворачивающее его по кругу". В тексте нагромождаются нескончаемые огненные атрибуты данного божества, со всей очевидностью появляющегося с севера.30
191 Указывавшиеся выше представления вавилонян о значимости севера облегчают нам понимание причин, по которым видение Бога Иезекииля пришло оттуда же, несмотря на то, что на севере зарождается всякое зло. Совпадение противоположностей вполне нормально для примитивной концепции Бога, ибо Бог здесь, не становясь предметом рефлексии, просто принимается как данность. Однако же, на уровне сознательной рефлексии совпадение противоположностей вырастает в серьезную проблему, от которой мы стараемся уйти всеми возможными способами. Вот почему положение дьявола в христианской догматике настолько неудовлетворительно. Если в наших коллективных представлениях и в доминантах нашей сознательной ориентации присутствуют подобные пробелы, можно с полной уверенностью предполагать наличие дополнительных или (точнее) компенсаторных процессов, развивающихся в бессознательном. Такие компенсаторные идеи обнаруживаются в алхимических спекуляциях. Вряд ли можно предполагать, что представления этого рода оставались целиком бессознательными у самих адептов алхимии. То, к чему они стремились, было более или менее полным восстановлением первозданного образа Бога. Посему, они были способны выдвигать столь шокирующие парадоксы, как сияние Божественной любви посреди адского огня,31 предстающее не чем иным, как христианской концепцией Бога, поставленной в новое, но вместе с тем необходимое соотношение со всем, что означает ад. Прежде всего следует упомянуть Якоба Беме, под одинаково сильным влиянием алхимии и каббалы сумевшего представить себе парадоксальный образ Бога, в котором добрые и дурные аспекты принадлежат одному и тому же божественному существу, а способ их соединения демонстрирует сходство со взглядами Климента Римского.
192 Древняя история дает нам весьма дифференцированную картину области севера: эта область служит местопребыванием и высших богов, и их противников; в ее сторону люди обращаются с молитвами, и из нее же веет пневма зла, Аквилон, "под именем коего надлежит разуметь злого духа";32 наконец, она есть пуп земли и в то же время ад. Бернар Клер-воский риторически обращается к Люциферу с такими словами: "Стремишься ли ты в северу с присущим тебе своенравием? Чем больше ты спешить подняться ввысь, тем скорее упадешь к своему закату".33 "Северного короля" у Нострадамуса надо толковать именно в свете данного пассажа. Вместе с тем, из слов Св. Бернара можно явственно заключить, что вершины власти, к коим стремится Люцифер, все еще ассоциируются с севером.34
Примечания
1 Charles, II. p.497, изменено.
2 Midrash Tanchuma, Левит, 11,2, и Второзаконие, 29,9: цитируется в: Scheftelowitz, pp.39f.
3 Talmud, Nezikin III, Baba Bathra {ВТ, I, p.296.) Самка Левиафана уже была убита Яхве, засолена и сохранена для конца времен. Самец был им кастрирован, ибо в противном случае они бы расплодились и заполонили землю.
4 Типичные парные противоположности. Ср. борьбу двух драконов в гексаграмме 2, строка 6 "И Цзин" (Wilhelm/Baynes trans., 1967, p. 15), а также Ю.К. Щуцкий, Китайская классическая "Книга перемен", стр. 247.
5 Ср.:Midrash Tanchuma,
6 "Note complementaire sur le poeme de Mot et Alein", p.357.
7 Virolleaud, "La legende de Baal, dieu des Pheniciens", p. ix.
8 Вероятный отзвук такого психологического развития можно найти во взглядах Моисея Маймоида, который писал, что в книге Иова (гл. 41) Яхве "долее всего задерживается на фигуре Левиафана, наделенного сочетанием телесных свойств, встречающихся по отдельности у различных животных: тех, что ходят, что плавают, тех, что летают" (Guide for the Perplexed, p.303). Соответственно, Левиафан есть некое сверхживотное, совсем как Яхве есть некий сверх-человек.
9 Confessions, Sheed trans., p.275.
10 Cp.:Goodenougt, V, pp.51ff.
11 Мотив раскалывания в алхимии тесно связан с мотивами проникновения и пробивания. Ср. также Иов, 26, 13: "рука его пронзила быстрого змея" [В каноническом русском переводе "рука Его образовала быстрого скорпиона". — Прим. пер.]
12 Этими сведениями я обязан доктору Riwkah Scharf.
13 3-я книга Ездры представляет собой иудейский текст, написанный в конце I в.н.э.
14 Cumont, Les Religions orientales, p. 255
15 Ibid., pp. 108-9, 256.
16 Eisler, Orpheus-The Fisher, p.20.
17 Плутарх, "О Исиде и Осирисе" 4.VII.
18 'DC0YZ, I, р. 126 Воскресший Христос поел печеной рыбы (Лука, 24, 42).
19 Spiegelberg, "Der Fish als Symbol der Seele", p.574. Cp. Goodenougt, V, fig.9, где мумия подана в форме рыбы.
20 Рыба усач считалась сакральной во всем Египте. Ср. Budge, The Gods of the Egyptians, II, p.382, Plutarch, De Iside, cap.XLIX (Babbitt trans., V, p. 19)..
21 Ibid. (pp.l20f).
22 Picinellus, Mundus symbolicus, Lib. VI, cap. I.
23 Budge, II, pp.241f. Ср. преображение Христа в присутствии Моисея и Илии (Матф., 17, 4), а также "Спасителя близнецов" в Pistis Sophia.
24 Budge, II, р.243.
25 В этой связи может иметь значение также текст Даниил, 3, 25: трое мужей в пылающей огненной печи и с ними четвертый, "сын Божий".
26 Дословно "дочери погребальных носилок", вероятно — плакальщицы,
идущие перед гробом. Ср. Ideler, Untersuchungen uber den Unsprung und die Bedeutung der Sternnamen, p. 11.
27 Ibid., p. 15.
28 Jeremias, p. 22.
29 Ibid., p.33.
30 Deiterich, Eine Mithrasliturgie, pp.8ff.
31 Психология и алхимия, пар.446.
32 Garnerius in Migne, P.L., vol.193, col.49.
33 Tractalus de gradibus supperbiae in Migne, PL., vol.182, col.961.
34 Одно из худших свойств северного ветра ("Северный ветер заставляет цепенеть от холода" = оцепенение как действие злого духа, "заставляющего цепенеть сердца злых") было ответственно за алхимическую гипотезу образования кораллов: "Коралл есть разновидность растения, произрастающего в море, и его исходное состояние — влажность. Но когда дует северный ветер, оно отвердевает и превращается в красное вещество, каковое мореплаватель видит под водой и срезает его; и затем, будучи извлеченным из воды, вещество это превращается в камень красного цвета". ("Allegoriae super librum Turbae", Art. aurif, 1593, I, p. 143).
Когда ты поразишь змея, ты убъешь змея, с семью головами.
182 Он добавляет сюда такой комментарий: "Примечательно, что оба прилагательных brh и 'qltn являются теми же, которые в тексте Исайя, 27, 1 относятся к особо опасной разновидности змея, нами именуемой Левиафаном, по-еврейски — JJvia-tan"6. От указанного периода также дошли до нас изображения битвы Баала со змеем Ltn7, представляющие интерес в том плане, что конфликт здесь происходит между богом и чудовищем, а не между двумя чудовищами, как будет в позднейшие времена.
183 На примере Левиафана можно видеть, как величайшая "рыба" постепенно раздваивается и превращается в собственную противоположность, сама перед тем побывав противоположностью всевышнего Бога, то есть его тенью, воплощением злой его стороны.8
184 По мере разделения чудовища на пару новых противоположностей, его исходная противопоставленность Богу отходит на задний план, и чудовище теперь находится в конфликте либо с самим собой, либо с равным ему чудовищем (например Левиафан и Бегемот). Это избавляет Бога от его собственного внутреннего конфликта, разыгрывающегося теперь вне его, в форме вражды двух братьев — чудовищ. В позднейшей иудейской традиции у Левиафана, сражавшегося с Яхве у Исайи, вырабатывается засвидетельствованная собранным Шефгеловицем материалом тенденция становиться "чистым" и быть поедаемым в качестве "евхаристической" пищи — с тем результатом, что если мы захотим вывести символ Ихтис из этого источника, Христос-рыба займет место Левиафана, а традиционные чудовищные животные тем временем станут скромными атрибутами смерти и дьявола.
185 Описанное нами раздвоение соответствует часто встречающемуся в сновидениях удвоению тени, когда две половины выступают как разные и даже антагонистические фигуры. Такое случается, если сознательная эго-личность не включает в себя все те содержания и компоненты, которые могли бы войти в нее. Некая часть личности в этом случае остается отколовшейся и смешивается с тенью, в норме не осознаваемой; обе вместе они образуют двойственную, зачастую антагонистическую личность. Если перенести подобный опыт из сферы практической психологии на обсуждаемый мифологический материал, обнаружится, что чудовищный антагонист Бога порождает своего двойника потому, что образ Бога неполон и не содержит всего, что логически должно было бы войти в его состав. Если Левиафан — рыбоподобная тварь, примитивная, холоднокровная, живущая в океанских глубинах, то Бегемот — теплокровное четвероногое, по всей вероятности напоминающее быка, и обитает он где-то в горах (по крайней мере, согласно поздней традиции). Поэтому он относится к Левиафану, как высшее, более развитое существо к низшему, менее развитому, почти так же, как соотносятся крылатый и бескрылый драконы в алхимии. Все крылатые существа "летучи" — то есть соответствуют пару и газу, иными словами — пневме. Как у Августина Христос есть рыба, "извлеченная из глубин"?, так и во 3-й Книге Едцры, 13,2 слл. "муж" вышел из моря как ветер. Его явление провозвестили орел и лев — териоморфные символы, немало устрашившие пророка, подобно тому как Бегемот был главным источником страха для Иова. Рыба, извлеченная из глубин, втайне связана с Левиафаном: это — приманка, с помощью которой последний завлекается и уловляется. Рыба эта, вероятно, служит удвоением величайшей рыбы, представляя се пневматический аспект. Левиафану со всей очевидностью присущ такой аспект, ибо он, как и Ихтис, является евхаристической пищей.10 То, что подобное удвоение отражает акт осознания, становится ясно из книги Иова, 26, 12, где говорится, что Яхве сразил Рахава "разумом Своим" (teburia.) Морское чудище Рахав сродни Тиамат, которую Мардук рассек, наполнив ее Имхул-лу — северным ветром11. Слово teburia происходит от bin, "разделять, рассекать, расчленять" — то есть этим словом обозначается различение, сущностной элемент осознания.12 В таком смысле, Левиафан и Бегемот репрезентируют стадии развития сознания, ассимилирующего и очеловечивающего их. Рыба, проходя стадию теплокровного четвероногого, превращается в человеческое существо, и в той мере, в какой Мессия в христианстве стал второй ипостасью Троицы, отколовшаяся от рыбы человеческая фигура служит намеком на воплощение Бога.13 Так обнаруживается, что ранее в Образе Бога недоставало человеческого элемента.
186 Роль рыбы в иудейской традиции, вероятно, как-то соотносится с сиро-финикийским рыбным культом Атаргатис. В ее храмах имелись садки с рыбами, притрагиваться к которым не позволялось никому14. Кроме того, в храмах устраивались ритуальные рыбные трапезы. "Этот культ и эти обряды, берущие начало в Сирии, вполне могли в христианские времена породить символику Ихтис", — утверждает Кюмон15. В Ликии поклонялись божественной рыбе по имени Орфос или Диор-фос — сыну Митры и "священного камня", Кибелы.16 Этот бог представляет собой вариацию упоминавшихся выше семитских рыбных божеств, таких как Оаннес, вавилонский Нун, Дагон и Адонис, у греков называвшийся "Ихтис". Рыбы приносились в жертву Танит в Карфагене, а также Эа и Нина в Вавилоне. Следы рыбного культа обнаруживаются и в Египте. Египетским жрецам запрещалось есть рыбу, поскольку рыба считалась столь же нечистой, как и Тифоново море. "Все они воздерживаются от употребления в пищу морской рыбы",- замечает Плутарх. По сведениям Климента Александрийского, жители Сиены, Элефантины и Оксиринха поклонялись рыбе. Плутарх17 рассказывает об обычае есть жареную рыбу перед дверьми своих домов в девятый день месяца рыбы. Дельгер склоняется к мнению, что обычай этот облегчил утверждение евхаристической рыбы в христианстве.18
187 Амбивалентные позиции в отношении рыбы указывают на двойственность ее природы. С одной стороны, она является нечистой и служит эмблемой ненависти, с другой же, она выступает объектом поклонения. Кажется, она даже рассматривалась в качестве символа души, насколько можно заключить из росписи на одном из позднеэллинистических саркофагов. Мумия здесь возлежит на носилках в форме льва; под носилками находятся четыре сосуда — канопа, крышки которых изображают четырех сыновей Гора. Три из них имеют головы животных, четвертый — голову человека. Над мумией парит рыба19 вместо обычной птицы — души. Рисунок не оставляет сомнения в том, что рыба эта — "оксиринх", или усач, один из трех видов рыб, вызывавших наибольшее отвращение: считалось, что усач съел фаллос Осириса, когда тот был расчленен Тифоном (Сетом)20. Рыбы-усачи были посвящены Тифону, коим представлена "та часть души, которая страстна, импульсивна, иррациональна и свирепа"21. Из-за своей прожорливости, рыбы в средние века рассматривались как аллегория осужденных22. Тем примечательнее роль рыбы в качестве египетского символа души. Та же амбивалентность заметна в фигуре Тифона/Сета. В позднейшие времена он выступал богом смерти, разрушения, богом пустыни, предательски противостоящим своему брату Осирису. Однако в более ранний период он был тесно связан с Гором, считался другом и помощником умерших. В одном из текстов пирамид, он и Херу-ур ("старший Гор") помогают Осирису взобраться на небо. Пол небес представляет собой железную плиту, местами настолько приближающуюся к вершинам гор, что можно взобраться на небо с помощью лестницы. Четыре угла железной плиты опираются на четыре столба, соответствующие четырем сторонам света. В тексте пирамиды Пепи I хвалебная песнь адресуется "лестнице богов-близнецов", а текст Унаса гласит: "У нас ступает по Лестнице, которую его отец Ра сделал для него, и Гор и Сет берут Унаса за руку, и проводят его в Туат".23 Другие тексты демонстрируют наличие вражды между Херу-уром и Сетом, ибо один из них — бог дня, а другой — бог ночи. Иероглиф, обозначающий Сета, имеет в качестве детерминатива либо знак камня, либо неидентифицированное изображение Сета-животного с длинными ушами. Имекугся росписи, на которых головы Херу-ура и Сета изображены растущими из одного тела, из чего мы можем заключить что они репрезентируют тождество противоположностей. Бадж пишет: "Атрибуты Херу-ура несколько изменились в раннединастичес-кий период, но они всегда были противоположны атрибутам Сета, — неважно, будем ли мы рассматривать двух этих богов как персонификации двух сил природы, то есть Света и Тьмы, Дня и Ночи, или как Космос и Хаос, или как Жизнь и Смерть, или как Добро и Зло"24.
188 Эти парные боги представляют скрытые противоположности, таящиеся в верховном божестве Осирисе, так же как Бегемот и Левиафан представляли их для Яхве. Важно, что противоположности вынуждены действовать совместно для общей цели, когда речь идет о том, чтобы помочь единому богу Осирису достичь небесной четырехсоставности. Эта четырех-составность персонифицируется также четырьмя сьшовьями Гора: их имена — Местха, Хапи, Туамутеф и Кебсеннуф (Mes-tha, Hapi, Tuamutef, Qebhsennuf); о них сообщается, что они живут "позади бедра северного неба", то есть позади бедра Сета, обретающегося в созвездии Большой Медведицы. Четверо сыновей Гора являются врагами Сета, но с другой стороны, они с ним тесно связаны. Они — аналоги четырех небесных столбов, поддерживающих четырехугольную железную плиту. Поскольку трое из этих сыновей часто изображаются с головами животных и один — с человеческой головой, мы вправе указать на аналогичное положение дел в видениях Иезекииля, из чьих фигур херувимов выводятся известные символы евангелистов (три животных, один ангел).25 Более того, Иезекииль говорит следующее (1,22): "Над головами животных [херувимов] было подобие свода, как вид изумительного кристалла, простертого сверху над головами их", а также (1,26): "А над сводом, который над головами их, было подобие престола по виду как бы из камня сапфира; а над подобием престола было как бы подобие человека вверху на нем".
189 Ввиду тесных связей между Израилем и Египтом, нет ничего невероятного в наличии переплетающихся символов. Однако примечательно, что в арабской традиции область, окружающая небесный Полюс, представляют в форме рыбы. Каз-вини говорит: "Полюс можно увидеть. Вокруг него расположены более мелкие Benat na 's26, а также темные звезды, все вместе складывающиеся в подобие рыбы; посреди нее и находится Полюс".27 Это означает, что Полюс, в древнем Египте указывавший на область Сета и, в то же время, на обиталище четырех сыновей Гора, помещался как бы в теле рыбы. Согласно вавилонской традиции, Ану имел своим местопребыванием северное небо; сходным образом и Мардук, в своем качестве верховного бога, создателя мира, направляющего его пути, фактически совпадает с Полюсом. "Энума Элиш" говорит о нем: "Он, устанавливающий пути звезд небесных, будет, как овец, пасти всех богов вместе".28
190 В северной точке эклиптики расположена область огня (чистилище при входе на небеса Ану). Поэтому, северный угол храма, построенного вокруг башни в Ниппуре, назывался kibla (точка ориентации). Подобным же образом сабеи и манд ей во время молитвы поворачивались к северу.29 В этой связи можем также упомянуть митраистское богослужение: в заключительном видении появляется Митра, "держащий золотое плечо молодого быка. Это — созвездие Быка, движущее небо и поворачивающее его по кругу". В тексте нагромождаются нескончаемые огненные атрибуты данного божества, со всей очевидностью появляющегося с севера.30
191 Указывавшиеся выше представления вавилонян о значимости севера облегчают нам понимание причин, по которым видение Бога Иезекииля пришло оттуда же, несмотря на то, что на севере зарождается всякое зло. Совпадение противоположностей вполне нормально для примитивной концепции Бога, ибо Бог здесь, не становясь предметом рефлексии, просто принимается как данность. Однако же, на уровне сознательной рефлексии совпадение противоположностей вырастает в серьезную проблему, от которой мы стараемся уйти всеми возможными способами. Вот почему положение дьявола в христианской догматике настолько неудовлетворительно. Если в наших коллективных представлениях и в доминантах нашей сознательной ориентации присутствуют подобные пробелы, можно с полной уверенностью предполагать наличие дополнительных или (точнее) компенсаторных процессов, развивающихся в бессознательном. Такие компенсаторные идеи обнаруживаются в алхимических спекуляциях. Вряд ли можно предполагать, что представления этого рода оставались целиком бессознательными у самих адептов алхимии. То, к чему они стремились, было более или менее полным восстановлением первозданного образа Бога. Посему, они были способны выдвигать столь шокирующие парадоксы, как сияние Божественной любви посреди адского огня,31 предстающее не чем иным, как христианской концепцией Бога, поставленной в новое, но вместе с тем необходимое соотношение со всем, что означает ад. Прежде всего следует упомянуть Якоба Беме, под одинаково сильным влиянием алхимии и каббалы сумевшего представить себе парадоксальный образ Бога, в котором добрые и дурные аспекты принадлежат одному и тому же божественному существу, а способ их соединения демонстрирует сходство со взглядами Климента Римского.
192 Древняя история дает нам весьма дифференцированную картину области севера: эта область служит местопребыванием и высших богов, и их противников; в ее сторону люди обращаются с молитвами, и из нее же веет пневма зла, Аквилон, "под именем коего надлежит разуметь злого духа";32 наконец, она есть пуп земли и в то же время ад. Бернар Клер-воский риторически обращается к Люциферу с такими словами: "Стремишься ли ты в северу с присущим тебе своенравием? Чем больше ты спешить подняться ввысь, тем скорее упадешь к своему закату".33 "Северного короля" у Нострадамуса надо толковать именно в свете данного пассажа. Вместе с тем, из слов Св. Бернара можно явственно заключить, что вершины власти, к коим стремится Люцифер, все еще ассоциируются с севером.34
Примечания
1 Charles, II. p.497, изменено.
2 Midrash Tanchuma, Левит, 11,2, и Второзаконие, 29,9: цитируется в: Scheftelowitz, pp.39f.
3 Talmud, Nezikin III, Baba Bathra {ВТ, I, p.296.) Самка Левиафана уже была убита Яхве, засолена и сохранена для конца времен. Самец был им кастрирован, ибо в противном случае они бы расплодились и заполонили землю.
4 Типичные парные противоположности. Ср. борьбу двух драконов в гексаграмме 2, строка 6 "И Цзин" (Wilhelm/Baynes trans., 1967, p. 15), а также Ю.К. Щуцкий, Китайская классическая "Книга перемен", стр. 247.
5 Ср.:Midrash Tanchuma,
6 "Note complementaire sur le poeme de Mot et Alein", p.357.
7 Virolleaud, "La legende de Baal, dieu des Pheniciens", p. ix.
8 Вероятный отзвук такого психологического развития можно найти во взглядах Моисея Маймоида, который писал, что в книге Иова (гл. 41) Яхве "долее всего задерживается на фигуре Левиафана, наделенного сочетанием телесных свойств, встречающихся по отдельности у различных животных: тех, что ходят, что плавают, тех, что летают" (Guide for the Perplexed, p.303). Соответственно, Левиафан есть некое сверхживотное, совсем как Яхве есть некий сверх-человек.
9 Confessions, Sheed trans., p.275.
10 Cp.:Goodenougt, V, pp.51ff.
11 Мотив раскалывания в алхимии тесно связан с мотивами проникновения и пробивания. Ср. также Иов, 26, 13: "рука его пронзила быстрого змея" [В каноническом русском переводе "рука Его образовала быстрого скорпиона". — Прим. пер.]
12 Этими сведениями я обязан доктору Riwkah Scharf.
13 3-я книга Ездры представляет собой иудейский текст, написанный в конце I в.н.э.
14 Cumont, Les Religions orientales, p. 255
15 Ibid., pp. 108-9, 256.
16 Eisler, Orpheus-The Fisher, p.20.
17 Плутарх, "О Исиде и Осирисе" 4.VII.
18 'DC0YZ, I, р. 126 Воскресший Христос поел печеной рыбы (Лука, 24, 42).
19 Spiegelberg, "Der Fish als Symbol der Seele", p.574. Cp. Goodenougt, V, fig.9, где мумия подана в форме рыбы.
20 Рыба усач считалась сакральной во всем Египте. Ср. Budge, The Gods of the Egyptians, II, p.382, Plutarch, De Iside, cap.XLIX (Babbitt trans., V, p. 19)..
21 Ibid. (pp.l20f).
22 Picinellus, Mundus symbolicus, Lib. VI, cap. I.
23 Budge, II, pp.241f. Ср. преображение Христа в присутствии Моисея и Илии (Матф., 17, 4), а также "Спасителя близнецов" в Pistis Sophia.
24 Budge, II, р.243.
25 В этой связи может иметь значение также текст Даниил, 3, 25: трое мужей в пылающей огненной печи и с ними четвертый, "сын Божий".
26 Дословно "дочери погребальных носилок", вероятно — плакальщицы,
идущие перед гробом. Ср. Ideler, Untersuchungen uber den Unsprung und die Bedeutung der Sternnamen, p. 11.
27 Ibid., p. 15.
28 Jeremias, p. 22.
29 Ibid., p.33.
30 Deiterich, Eine Mithrasliturgie, pp.8ff.
31 Психология и алхимия, пар.446.
32 Garnerius in Migne, P.L., vol.193, col.49.
33 Tractalus de gradibus supperbiae in Migne, PL., vol.182, col.961.
34 Одно из худших свойств северного ветра ("Северный ветер заставляет цепенеть от холода" = оцепенение как действие злого духа, "заставляющего цепенеть сердца злых") было ответственно за алхимическую гипотезу образования кораллов: "Коралл есть разновидность растения, произрастающего в море, и его исходное состояние — влажность. Но когда дует северный ветер, оно отвердевает и превращается в красное вещество, каковое мореплаватель видит под водой и срезает его; и затем, будучи извлеченным из воды, вещество это превращается в камень красного цвета". ("Allegoriae super librum Turbae", Art. aurif, 1593, I, p. 143).