Этика и психоанализ
Иногда то, что пытаешься выразить сам, оказывается более четко выраженным другими. Нашла мысль в одной из работ Рикера "Я подчеркиваю, что, по моему мнению, не желание, но насилие принуждает нас придавать морали характер долга, будь то в форме запрета,- "Не убий!",или в форме позитивного приказа - "ТОго, на кого направлено твое действие, считай таким же, как ты сам".
На данный момент я могу сформулировать такие вопросы, а дальнейшее обсуждение подскажет и другие.
Обязывает ли психоаналитическая практика учитывать этическое измерение?
Может ли психоанализ расширить наше понимание моральных отклонений в человеке?
Правомерно ли, делая выводы в процессе интроспекции о своих скрытых чертах, обобщать их до всего человечества и приписывать человеческой природе вообще?
Обязательно ли тому, кто практикует психоанализ, проводить этическую самооценку?
Ницше: ""науке о нравственности ...до настоящего времени недоставало, как это ни покажется ...странным, проблемы самой морали: отсутствовало даже всякое подозрение относительно того, что тут может быть нечто проблематичное. То, что философы называли "основанием морали..., было ... только ученой формой доброй веры в господствующую мораль, новым средством ее выражения".
:) эх, согласен я с Фридрихом...
а вот взгляды Юнга (и с ним я согласен :) ) "Добро и зло в аналитической психологии"
О ПА гораздо лучше меня расскажет Лахезис (если захочет :) ), но, насколько я понимаю, ПА не занимется непосредственно ни вопросами этики (моральных норм), ни тем более "моральными отклонениями в человеке". При этом в ПА есть теоретические рассуждения о вопросах происхождения морали (начиная с Фрейда).
Еще Фромм писал о проблемах этики и ПА и этики -
А вообще не мешало бы уточнить, кто и что понимает под ЭТИКОЙ
Еще какая проблема! Я вот "замутила" тему и считаю себя ответственной за нее, не могу не отвечать на реплики. Наверное я в этой роли буду чересчур важной и серьезной, так что воспринимайте с долей юмора.
Ты мне сделал подарок. Статью Юнга я прочитала впервые и опять это совпало с моим состоянием. Я там нашла определение этики близкое мне.
Понимание этики может быть представлено в трех смыслах:
1. Добро и Зло как глубинные первопринципы существования человека, выходящие за пределы этого существования.
Это Абсолютная малоизвестная нам часть этики
2. Суждения о Добре и Зле. Учения, концепции, правила. Это моральный Закон - наиболее статичная и консервативная часть этики
3. Выбор между Добром и Злом. Этические решения.Совесть. Динамика. ТО, что Юнг называет "личностная этика". "Тут начинается самая что нина есть личностная этика: в серьезнейшем столконовении с абсолютным, в прокладывании пути, который осуждают общепринятые параграфы морали и хранители закона.. И все же человек чует, что он никогда не был так верен своей глубиннейшей сущности и призванию, а тем самым и абсолютному, ибо он и Всеведающий одновременно смотрят на конкретную систуацию изнутри, тогда как судящие и осуждающие видят ее лишь извне"
Леша, ты говоришь, что ПА не занимается вопросами морали. Не согласна. Опять же Юнг:"Реальность добра и зла заключается в вещах и ситуациях, которые набрасываются на тебя и овладевают тобой". Это переживается мной, я где-то уже говорила, как непреодолимая сила. Или я справлюсь с эти и сделаю шаг в развитии или нет. Вопрос жизни и смерти.
Кратко и точно скзано! Я бы добавила :бессознательность или бессовестность. Ведь совесть можно читать как со-весть, т.е. сылшать весть Самости, ее зов.
цитата:
"ЭТИКА (греч. ethika: от ethos – нрав, обычай, характер, образ мысли) – 1 ) на уровне самоопределения – теория морали, видящая свою цель в обосновании модели достойной жизни; 2) практически – на протяжении всей истории Э. – обоснование той или иной конкретной моральной системы, фундированное конкретной интерпретацией универсалий культуры, относящихся к субъектному ряду (см. Универсалии): добро и зло, долг, честь, совесть, справедливость, смысл жизни и т.д. В силу этого в традиционной культуре Э. как теоретическая модель морали и Э. как моральное поучение дифференцировались далеко не всегда (от восточных кодексов духовной и телесной гигиены до Плутарха); для классической культуры характерна ситуация, когда этики-теоретики выступали одновременно и моралистами – создателями определенных этических систем (см. Сократ, Эпикур, Спиноза, Гельвеции, Гольбах, Дидро, Руссо, Кант, Гегель); неклассическая культура конституирует постулат о том, что Э. одновременно выступает и теорией нравственного сознания, и самим нравственным сознанием в теоретической форме (см. Марксизм)...
...Согласно ретроспективе Шопенгауэра, "основное положение, относительно содержания которого согласны ... все моралисты, таково: neminem laede, immo omnes, quantum potes, juva /лат. "никому не вреди и даже, сколь можешь, помогай" – M.M./, – это, собственно, и есть ... собственный фундамент этики, который в течение целых тысячелетий разыскивают, как философский камень". Термин "этос" исходно употреблялся (начиная с древнегреческой натурфилософии) для фиксации комплекса атрибутивных качеств: от "этоса праэлементов" у Эмпедокла до расширительного употребления термина "Э." в философской традиции: "Э." как название общефилософских произведений у Абеляра, Спинозы, Н.Гартмана...
...Что же касается культуры постнеклассического типа, то она не только углубляет критику в адрес попыток построения универсально-нейтральной Э.: в семантико-аксиологическом пространстве постмодернизма Э. в традиционном ее понимании вообще не может быть конституирована как таковая. Тому имеется несколько причин: 1). В контексте радикального отказа постмодерна от ригористических по своей природе "метанарраций" (см. Закат метанарраций) культурное пространство конституирует себя как программно плюралистичное (см. Постмодернистская чувствительность) и ацентричное (см. Ацентризм), вне какой бы то ни было возможности определения аксиологических или иных приоритетов. Э. же не просто аксиологична по самой своей сути, но и доктринально-нормативна, в силу чего не может быть конституирована в условиях мозаичной организации культурного целого (см. Номадология), предполагающего принципиально внеоценочную рядоположенность и практическую реализацию сосуществования различных (вплоть до альтернативных и взаимоисключающих) поведенческих стратегий...
...5). Все уровни системной организации Э. как теоретической дисциплины фундированы принципом бинаризма: парные категории (добро/зло, должное/сущее, добродетель/порок и т.д.), альтернативные моральные принципы (аскетизм/гедонизм, эгоизм/коллективизм, альтруизм/утилитаризм и т.д.), противоположные оценки и т.п. – вплоть до необходимой для конституирования Э. презумпции возможности бинарной оппозиции добра и зла, между тем культурная ситуация постмодерна характеризуется программным отказом от самой идеи бинарных оппозиций (см. Бинаризм), в силу чего в ментальном пространстве постмодерна в принципе "немыслимы дуализм или дихотомия, даже в примитивной форме добра и зла" (Делез и Гваттари). 6). Современная культура осуществляет рефлексивно осмысленный поворот к нелинейному видению реальности (см. Неодетерминизм). В этом контексте Фуко, например, решительно негативно оценивает историков морали, выстраивавших "линейные генезисы". Так, в концепции исторического времени Делеза (см. Делез, Событийность, Эон) вводится понятие "не-совозможных" миров, каждый из которых, вместе с тем, в равной мере может быть возведен к определенному состоянию, являющемуся – в системе отсчета как того, так и другого мира – его генетическим истоком. "Не-совозможные миры, несмотря на их не-совозможность, все же имеют нечто общее – нечто объективно общее, – что представляет собой двусмысленный знак генетического элемента, в отношении которого несколько миров являются решениями одной и той же проблемы" (Делез). Поворот вектора эволюции в сторону оформления того или иного "мира" объективно случаен, и в этом отношении предшествовавшие настоящему моменту (и определившие его событийную специфику) бифуркации снимают с индивида ответственность за совершенные в этот момент поступки (по Делезу, "нет больше Адама-грешника, а есть мир, где Адам согрешил" ), но налагают на него ответственность за определяемое его поступками здесь и сейчас будущее. Эти выводы постмодернизма практически изоморфны формулируемым синергетикой выводами о "новых отношениях между человеком и природой и между человеком и человеком" (Пригожин, И.Стенгерс), когда человек вновь оказывается в центре мироздания и наделяется новой мерой ответственности за последнее. В целом, таким образом, Э. в современных условиях может быть конституирована лишь при условии отказа от традиционно базовых своих характеристик: так, если Й.Флетчер в качестве атрибутивного параметра этического мышления фиксирует его актуализацию в повелительном наклонении (в отличие, например, от науки, чей стиль мышления актуализирует себя в наклонении изъявительном), то, согласно позиции Д.Мак-Кенса, в сложившейся ситуации, напротив, "ей не следует быть внеконтекстуальной, предписывающей ... этикой, распространяющей вполне готовую всеобщую Истину". Если Э. интерпретирует регуляцию человеческого поведения как должную быть организованной по сугубо дедуктивному принципу, то современная философия ориентируется на радикально альтернативные стратегии: постмодернизм предлагает модель самоорганизации человеческой субъективности как автохтонного процесса – вне навязываемых ей извне регламентации и ограничений со стороны тех или иных моральных кодексов, – "речь идет об образовании себя через разного рода техники жизни, а не о подавлении при помощи запрета и закона" (Фуко)..."
но лучше целиком прочитать :)
И объяснить им КАК ЭТО практически не возможно."
:) надо быть "посвященным". Сказки... невеселые... печально...мда...
ЦК КПСС и Политбюро все знают и обо всем заботятся (хотя это более давняя песня), не надо только лишних вопросов от тех, кто не относится к жреческой касте и все равно ничего не поймет. И ето говрят "специалисты" по нарциссизму Просто смешно уже
" в Швейцарии существует закон, позволяющий устанавливать опеку над лицами, которые по причинам расточительности, пьянства, безнравственного образа жизни или в связи с неразумным способом управления имуществом ставят себя или свою семью под угрозу нужды и обнищания.
Согласно швейцарским и большинству европейских законов социальным службам не во всех случаях (заслуживающих по их мнению вмешательства) позволено проводить те или иные мероприятия, однако все же оговаривается ряд ситуаций, в которых такие меры признаются законными. В частности, несовершеннолетние, совершившие незначительное преступление, могут состоять под надзором социальной службы вплоть до двадцатидвухлетнего возраста.
Инициатива, противоречащая воле клиента, требует абсолютной уверенности в собственной правоте. Иллюстрацией сказанному служит следующий пример. Семнадцатилетняя девушка по имени Анна жила вместе со своей матерью, дважды бывшей замужем и дважды разведенной. После второго развода матери между ней и дочерью возникла нездоровая зависимость. Все желания дочери, которая не хотела работать после окончания школы, выполнялись беспрекословно. Мать сетовала на поведение Анны, но поощряла ее безработное существование, поскольку не осознавала, что ее дочь — уже взрослый и самостоятельный человек. Сотрудница социальной службы, детально исследовавшая этот случай, в сотрудничестве с психиатром пришла к заключению, что мать и дочь следует изолировать друг от друга. Поскольку речь в данном случае шла о психическом здоровье девушки, тот факт, что и мать, и дочь возражали против разделения, не сыграл никакой роли. Обособленное существование не пробудило у девушки вкус к работе, она предпочла быть содержанкой у мужчин. Чтобы предотвратить возможность проституции, опеку над Анной продлили до двадцатилетнего возраста.
Откуда берется уверенность в правоте вмешательства? Ведь оно проводится зачастую вопреки воле тех, о ком заботятся социальные службы.
Убежденность социальных работников в необходимости подобных мер мотивирована философией, корни которой уходят во времена Просвещения. В основе подобного мнения лежит утверждение, что индивид может и должен быть благоразумным и социально адекватным, и цель его жизни состоит в том, чтобы развиваться до некоторой степени «нормально» и счастливо. У ребенка должны быть нежная заботливая мать и отец, способный создать для него благоприятные материальные условия жизни. Окончив школу, подростку следует посоветоваться с родителями, не торопясь, выбрать профессию и вступить в брак. В дальнейшем «нормальный» человек должен быть отличным родителем, который заботится о своих детях до их совершеннолетия. Дети взрослеют, и вот наступает пора счастливой старости. Согласно такой философии перед людьми стоит задача воспитания здоровых, социально адекватных и готовых к межличностным отношениям людей. Невротического развития, социальной неадекватности, своеобразных семейных отношений и странностей вообще следует избегать. Если человек не развивается подобным образом, то, полагают, что в этом повинно трудное детство и дурное воспитание. Поэтому задача социальных служб заключается в том, чтобы контролировать соблюдение «нормы» вне зависимости от желания подопечного.
На первый взгляд правота данной философии, представленной здесь в упрощенном виде, кажется бесспорной. Но никогда не еле-дует забывать о плюрализме мнений. Философия «нормальности и социальной адекватности» не всегда была ведущей. В частности, ранние и средневековые христиане придерживались иных взглядов. Они не стремились к воспитанию здоровых, «нормальных» и соци-ально адекватных людей, а заботились о спасении души и обретении царства небесного. Такие понятия, как душевное здоровье или психическое расстройство, социальная адекватность и асоциальное поведение, межличностные отношения, проблема отделения от родителей, играли в христианском мировоззрении роль весьма незначительную. Способы достижения душевного равновесия, которыми пользовались христиане в Средние века, могли бы быть охарактеризованы в двадцатом столетии как невротические, а поведение многих верующих — как абсолютно асоциальное. Ярким примером этому служат жития святых, людей, которые, не боясь трудностей, на свой лад приближались к Богу. Кроме того, я вспоминаю в этом контексте так называемых застывших святых, христиан со Среднего Востока, служивших Богу весьма своеобразным способом, проводя большую часть своей жизни сидя или стоя на столбе. Застывшие святые и отшельники, жившие в пустыне и питавшиеся пауками и ящерицами, вряд ли являют собой образец социальной адекватности. Что касается святых, которые раздавали свое имущество, вели нищенское существование, просили милостыню, то, согласно современным, в частности, швейцарским законам, их следовало бы в соответствии с определенной статьей административного кодекса взять под опеку, поскольку они подвергают себя опасности нужды и разорения. Аскеты, которые истязали себя и постились, предстают в рамках философии Просвещения, в лучшем случае, в виде чудаков и неудачников, в худшем — в виде потенциальных пациентов психиатрической клиники.
В Средние века, в христианской Европе, время от времени появлялись люди, не согласные с преобладавшими тогда религиозными взглядами, люди, полагавшие, что католическая церковь не представляет собой все возможные пути для спасения души,— мнение, стоившее этим вольнодумцам преследований, пыток и казней. Сейчас слово инквизиция звучит как синоним зла.
Однако сами инквизиторы могли бы убедительно оправдать свои деяния, что они, впрочем, и делали, представая в своих собственных глазах добропорядочными и благонамеренными людьми и создавая вокруг инквизиции сочувственное общественное мнение. Видные христианские деятели того времени были абсолютно уверены, что их представления о путях исцеления человеческих душ являются единственно верными. Перед инквизицией, по сути, стояла двойная задача: с одной стороны, она должна была защищать общество от еретиков, с другой стороны — «перевоспитывать», «спасать» самих еретиков. Заключая несчастных в тюрьмы, подвергая людей пыткам, инквизиторы стремились способствовать тому, чтобы еретики осознали через потрясение правоту католицизма, покаялись, вернулись на путь истинный. Аутодафе было одновременно актом умерщвления общественно опасной персоны и искупления грехов. Доходило до того, что злостный еретик, признавший перед казнью свои заблуждения, все же подвергался сожжению, поскольку общество необходимо было избавить от его присутствия, однако, следуя своеобразному понятию человеколюбия и поощрительно отмечая раскаяние грешника, перед ужасной процедурой его удавливали.
Таким образом, первоначально инквизиция была создана вовсе не с целью преследования, истязания, казней,— своеобразной сверхзадачей инквизиции была забота о человечестве и каждом индивиде. Инквизиторы были уверены, что они должны любым способом добиться соблюдения единственно верных официальных взглядов католической церкви.
Разумеется, было бы наивно утверждать, что современная социальная служба является преемницей средневековой инквизиции, ведь, кажется, пытки и аутодафе в социальной работе не применяются. И тем не менее некоторые аналогии напрашиваются сами собой. Современное общество пытается решить проблему нездоровых семейных отношений, социальных структур, перевоспитать аутсайдеров и т.д., коротко говоря, осуществить то, что представляется с точки зрения конца двадцатого века верным и необходимым, даже в том случае, когда люди отказываются от такой помощи. Представители социальных служб не желают признавать право человека на болезнь, невроз, нездоровые семейные отношения, нищету, алкоголизм, одним словом, на свой выбор.
Аналогия между инквизицией и современной социальной службой не буквальная. Необходимо понять одно: важные решения по поводу наших ближних, которые принимаются против их воли, даже в том случае, если с нашей ( общественной и какой угодно другой) точки зрения эти решения верны, представляются весьма сомнитель- ными. Ведь, в конце концов, никто не в состоянии со всей определенностью ответить на вопрос: каков смысл каждой человеческой жизни? На протяжении истории ориентиры духовного и обществен- ного развития человека менялись до неузнаваемости, и современный взгляд на задачи, стоящие перед индивидом, не единственный и, разумеется, не последний в этой бесконечной череде мнений. Вспомним, что в Европе и сейчас существуют общественные и иные движения, которые открыто не признают принципы «нормальности» и социальной адекватности. Примером этому могут служить, в частности, хиппи, те самые длинноволосые молодые и не очень молодые американцы и европейцы, которые совершают паломничества в Индию, кое-как сводят концы с концами, занимаясь чем придется, даже попрошайничеством, и находят свое счастье в курении гашиша. Они не видят цели своей жизни в «нормальном» социальном существовании.
Осознание уязвимости современной системы ценностей должно стать для нас предостережением перед насильственной реализацией подобных представлений. Инквизиторы были слишком уверены в себе. Оглядываясь на прошлое, можно с уверенностью констатировать, что инквизиторам следовало бы скрупулезно разобраться в личных, скрытых мотивах религиозного преследования. Изучая историю инквизиции, невольно начинаешь подозревать, что причины, толкавшие этих слуг Господа на подобные деяния, возможно, и не были столь чисты, как это представлялось им самим и как внушали они миру. По моему мнению, бессознательная жестокость и мания господства играли в этом немалую роль. Средневековая инквизиция является для современного человека ярким примером официального, узаконенного садистического стремления к власти. Однако с какой стати полагают, что навязанное клиенту современной социальной службой мероприятие продиктовано более благородными мотивами. Всегда ли дело обстоит так? В течение моей многолетней аналитической работы с сотрудниками социальной службы, я неоднократно имел возможность наблюдать бессознательные и полусознательные проявления, позволяющие подозревать наличие личных мотивов насильственного вмешательства в дела клиента. Увы, сквозь гражданский пафос проступало зловещее упоение властью. В частности, в сновидениях и фантазиях выявлялись явно недопустимые мотивы. Так, один социальный работник видел сон, в котором сбил своим автомобилем клиента, которому он навязывал определенные мероприятия. В течение сновидения он испугался, что умышленность этого преступления будет обнаружена. В процессе психотерапии у социальных работников проявляются подчас аффекты, не свидетельствующие об особом благородстве.