Галина Бедненко. Красавица и Чудовище: социально-ролевой и интрапсихический анализ сказки


Сказка - исторически недостоверное, анонимное и безличное повествование, ориентированное на развлечение и поучение слушателей. В развитой сказке присутствует подспудная мораль (в архаической сказке, близкой к быличке, этого может не быть): идентифицировать себя с главным героем может (и должен!) любой слушатель, а, следовательно, и пройти с ним все испытания и невзгоды к счастливому, или наоборот отвращающему и неудачному, концу. В первом случае, обучающим является положительный пример, во втором - точно также обучающим - отрицательный.

Общим целевым назначение сказки полагают сознательное (прямое и очевидное) или символическое (на языке образов и метафор) обучение ребенка или подростка неким социальным правилам. В традиционном обществе под ними подразумеваются правила отношений не только с людьми, но также и с животным и сверхъестественным миром. Последние, впрочем, могут быть вновь выявлены как метафоры.

Хорошо разработанные сюжеты сказок могут быть ориентированы на человеческое развитие личности, обретение определенных душевных качеств и соблюдение внутренних правил, а кроме того на социальное взаимодействие с партнерами, недругами или группой. Потому неудивительно, что в сказках аналитическая психология замечает сюжеты индивидуации, пути к максимально полному и возможному развитию и совершенству души. Это история, которая может случиться на символическом уровне или случается с каждым.

Сюжет "Красавица и чудовище"

Сценарный сюжет "Красавица и чудовище" является одним из классических сказочных вариаций. Данный сюжет обычно относят к сценарному типу 425 С по классификатору Аарне-Томпсона: купец отправляется в путешествие и две его дочери просят привезти наряды и драгоценности, а младшая - розу. Ему это не удается, он теряет свой путь и останавливается на ночь в замке, где утром обнаруживает розу и срывает ее. Тогда невидимый хозяин замка или же чудовище предрекает ему скорую смерть или заточение, но соглашается на то, чтобы взамен пришла дочь купца. Младшая является в замок к чудовищу и с удовольствием проводит там длительное время, наблюдая за жизнью своей семьи через волшебное зеркало, но отказывается выйти замуж за чудовище. Затем она возвращается домой повидать отца, несмотря на просьбы чудовища не делать этого. Старшие сестры строят ей козни, и она не является в замок вовремя, а застает чудовище уже умирающим. Однако ее слезы возвращают его к жизни и превращают в прекрасного принца. И тогда они женятся.

Кроме того, родственным этому сюжету оказывается сказочный тип 425А "поиск потерянного мужа", воплощением которого является легенда "Амур и Психея" из произведения древнеримского писателя Апулея "Золотой осел". При этом забывается основная история книги, о молодом человеке Луции, по ошибке превращенном в осла своей любовницей - колдуньей (что, тоже вполне соответствует общей теме "Красавицы и чудовища"). Любящая девушка у Апулея превращает мужчину в осла, а возвращает ему человеческий облик богиня Рея Кибела, явившаяся ему во сне и способствующая тому на своих мистериях. Апулеево превращение мужчины из чудовища в человека происходит благодаря божественной одухотворенной помощи, а вовсе не влюбленной партнерши. Думается нам, что смешение этих двух сюжетов эта распространенная не филологическая, а психологическая ошибка - ужасная бессознательная подмена, при которой взаимодействие с чудовищем воспринимается как необходимые испытания женственности. Кроме того, этот сценарий близко воспринимается и в профессиональной среде психотерапевтов, которые стремятся своими личными усилиями превратить чудовищ в принцев. Но в оригинале Амура и Психеи присутствуют возвышающие душу испытания, а девушка, душа - Психея, стремится к богу. А в сюжете "Красавице и Чудовище" смертная девушка пытается поднять чудовище до себя, человека; при этом само чудовище это именно заколдованный мужчина, а не изначальный монстр. Открытие этого принципиально важно для любовных и брачных отношений. В то же время взаимодействие по такому типу - в допущении личного желания и зависимости от исцеления клиента - может быть вредоносно для терапевтического процесса.

Классический сказочный сюжет посвящен исцелению в любви и в изобилии встречается в литературных источниках XVI - XVIII вв (Страпарола "Приятные ночи", Базиле "Пентамерон" и др.) Исходным источником литературной сказки считается произведение мадам де Вильнев "Юная американка, или Истории рассказанные в море" (1740). В 1742 году появляется пьеса "Любовь за любовь" Нивель де ля Шоссе (Nivelle de la Chaussee). Однако наиболее известным стало переложение этой истории под названием "Красавица и чудовище" (1756) мадам Лепренс де Бомон. Она сильно упростила исходный сюжет де Вильнёв, добавив характерной для эпохи морали. В 1771 композитор Андре Эрнест Модест Гретри сочинил комическую оперу "Земира и Азор", в основе либретто которой положены сказка де Бомон и пьеса "Любовь за любовь". В 1801 году француз Шарль Дидло поставил в Королевском театре Лондона балет "Красавица и Чудовище". В 1811 году в Лондоне была опубликована поэма Чарльза Лэма "Красавица и Зверь, или Страшилище с нежным сердцем". Примечательно с исторической точки зрения то, что эта книга обязана своим изданием Мери Джейн Годвин, мачехи знаменитой Мери Шелли. Одна из сестёр Бронте, Джудит, пересказала сказку Бомон, заменив фею из сказки де Бомон на ангела, а также снабдив текст цитатами из Священного Писания. Так сцена преображения Чудовища в принца сопровождается стихом из 146-го псалма: "Он исцеляет сокрушённых сердцем и врачует скорби их".

Русскоязычному читателю сказка известна в изложении Сергея Тимофеевича Аксакова под названием "Аленький Цветочек: Сказка ключницы Пелагеи". Впоследствии исследователи характеризовали эту сказку как сугубо славянофильскую, в духе теории о высоконравственной личности, свободной от всякой вещной зависимости, познающей нравственную истину с помощью веры. Кроме того, существует множество народных сказок со схожим сюжетным принципом. Неудивительно, что схожие сказочные сюжеты бытовали в народных сказках различных стран и эпох; с точки зрения аналитической психологии это обусловлено общим символическим содержанием психической реальности человека.

В XX веке сюжет был воплощен культовым режиссером Жаном Кокто (1946) в фильме с участием Жана Маре, а также выдержал испытание славой диснеевского мультфильма и его эротических пародий.






Красавица и Чудовище как осознание Анимуса: интрапсихическая сцена

"Красавица и чудовище" - сюжет, любимый юнгианскими аналитиками, за иллюстрацию представления о выводе Анимуса, мужской части души женщины, из бессознательного в область сознания. Изначально сильное влияние отца на героиню, ее особенная к нему привязанность воспринимается как сильное влияние родителя на Анимус дочери, который наделяется особыми качествами или колоритом. Матери в такого рода сказках не бывает, что подчеркивает важность тему отношений девушки со своими мужскими интроектами. Чудовище может выступать в разных обличьях (змей, волк, кабан, еж, жаба), внушающих страх, зато обладает несметными богатствами и повелевает волшебными силами. Когда героиня отправляется к Чудовищу вместо своего отца, то этот решительный поступок символизирует готовность и риск женщины уйти от земного авторитета своего отца (и архетипа Отца) к познанию неведомого мира своей собственной судьбы. Проживание в замке, вначале с невидимым, но выполняющим все желания хозяином, а затем уже с видимым Чудовищем, ассоциируется с постепенным пониманием женщины своего Анимуса, как инструмента души и осознания. Соперничество сестер здесь может ассоциироваться с сопротивлением инертностью и пассивностью духа. Однако любовь героини превращает Чудовище в Принца, подходящего и ценного партнера для брачного союза. Это сопоставимо с обретением внутренней гармонии мужского и женского начала и творческого потенциала в душевном мире женщины.

Вариации этой сказки в разных культурах подчеркивают самобытность развития культурного Анимуса различных эпох. Так, в китайской сказке "Волшебный змей" девушке удается, в конце концов, спасти змея и дать ему превратиться в юношу с помощью воды (классического символа эмоций). В турецкой сказке "Принцесса и кабан" последний обращается в человека, когда девушка просто спит у него в пещере, устав с дороги (впрочем, эта сказка может ассоциироваться и с обретением Анимы мужчиной). А в индонезийской сказке "Муж - ящерица" молодая жена вместе с коротколапым мужем долго трудятся на сельскохозяйственных работах, пока ящерица не решает искупаться в реке и тогда обращается в красивого мужа (его выкрадывают завистливые сестры, но он все равно возвращается к своей жене и обносит их поле высоким забором, чтобы больше никто не мешал).

Красавица и Чудовище как работа с Тенью: интрапсихическая сцена

Общую тему "Красавицы и Чудовища" мы можем рассматривать и как внутрипсихический конфликт Эго-сознания и Тени. Внезапно осознанные, увиденные собственные негативные комплексы, неприятные черты характера и социально неодобряемые привычки и манеры поведения способны быть восприняты как "чудовище", во власти которого находится или оказывается индивидуум. При этом принципиально важным будет символический отказ Красавицы выйти замуж за Чудовище, несмотря на его те или иные полезные качества и свойства, например принесение сиюминутной выгоды или нарциссического удовольствия. С этой точки зрения становится несколько более понятен сюжет сказки братьев Гримм "Железный Генрих или Принц-лягушонок", в котором принцесса не только отказывается лечь с полезной говорящей лягушкой в постель, но и швыряет его об стену, после чего он превращается в прекрасного принца. При этой интерпретации особенно важным будет отметить изоляцию Красавицы в замке Чудовища, в то время как сама она живет хорошо и приятно. При этом она не замечает хозяина замка, хотя и пребывает в курсе его чудовищной природы, о которой ей сообщил отец: это может говорить о представлении о чудовищном и "неправильном" которое оглашает для индивида представитель архетипа Великого Отца, отдельный человек или система морально-нравственных оценок в социуме.

Превращение Чудовища в Принца, в результате выражения любви к нему, в этой интерпретации может быть воспринято двояко: как осознание и принятие существования боли и страха, которые могут стоять за негативным комплексом - и это достаточно идеалистическое ожидание или же более пессимистично, как единение со своей теневой сущностью. Последнее может происходить как малоосознанно - в ситуациях зависимостей, так и достаточно осознанно, в рамках современных психологических и эзотерических культов с их восторженным отношением к индивидуальности и "истинной природе", каковой бы она ни была.

Классический финал любовной метаморфозы в меньшей степени соответствует представлению о разрешении внутреннего конфликта Эго и Тени, а в большей его отражает характерное напряжение борьбы между персонажами истории, которое наблюдается в тех версиях сюжета, в которых девушка вовсе не готова стать хозяйкой в доме Чудовища.

Красавица и Чудовище как манипулятивно-силовые сценарные игры: экстрапсихическая сцена


Сценарный сюжет "Красавица и Чудовище" во внешней, экстрапсихической реальности имеет большое распространение. Он относится, главным образом, ко времени пребывания Красавицы в жилище Чудовища, хотя сопутствующие мотивы (спасение отца) и персонажи (окружающие родственницы и другие заинтересованные) тоже могут присутствовать и играть свою роль. Как правило, этот общий сюжет касается различных способов усмирения неконтролируемого, социально дезадаптивного (вот его чудовищность и животность в противоположность социализированной человечности) партнера.

"Я исцелю его своей любовью"

Первый, наиболее распространенный - и архетипический как миф Невесты - вариант сценария, это отношение и действия женщины под лозунгом "Я исцелю его своей любовью". В природе этого могучего стимула мы видим ошибку проецирования женской природы на мужскую: это девушка меняется в супружестве и союзе, а не мужчина; брак - это прежде всего женская инициация и трансформация, мужчина лишь меняет свой социальный статус. Кроме того, исходя из последнего факта, мы можем усмотреть здесь и частицу правды: мужчина сменяет свой статус с члена "безответственного" молодежного мужского союза (парней, "женихов") на более степенный - хозяина семьи и дома, главы маленькой иерархической структуры и потому - полноправного и автономного члена общества. Это действительно происходит благодаря его новой способности к легальному и социально одобряемому постоянному союзу с женщиной, однако - как ни ужасно или удивительно для женского взгляда - вовсе не связано ни с личными качествами супруги, ни с конкретным отношением к брачному партнеру. Кроме того, личностные изменения в человеке, будь то мужчина или женщина, способны происходить исключительно в результате личных внутренних усилий, а не под влиянием увещеваний, принятия или непринятия стороннего лица. Последнее может быть лишь стимулом, удачным или неудачным, к исправлению, но никогда не самим лекарством.

Не премину отметить, что эти разумные доводы не имеют никакой силы, когда мы (или другие) одержимы этим архетипом Невесты. Это действительно мощь, дающая радость, осмысленность и стремление к цели. От такого, не потерпев неудачу, не отказываются. Люди всегда верят в свои шансы.

Интересная разновидность этого сюжета, в отсутствии брачного мотива - сказка "Сестрица Аленушка и братец Иванушка". Здесь исцеление "неразумного" партнера исходит из архетипической материнской модели спасения своего ребенка; и старшая сестра играет роль матери для младшего брата, что было нередко в крестьянских семьях.

"Если я буду видеть в нем Принца, он перестанет быть Чудовищем"


Еще один интересный ход, как развитие осознанного добродетельного принципа "полюбите их черненькими, беленькими их всяк полюбит", а кроме того, воплощение бессознательных защитных механизмов: вытеснения, отрицания, отчасти рационализации. Как регуляторные принципы они служат для устранения негативных, неприятных для личности переживаний и сохранение стабильности собственной самооценки и образа мира. В данном же случае, они позволяют воспринимать ситуацию в рамках мифа о любящей Красавице и благодарном за спасение Чудовище. Мы можем предположить в этом мифе и влияние пост-христианской светской добродетели, которая перенесла принцип просветляющей христианской любви к ближнему, в том числе и грешнику, в область любовных, романтических отношений. Примечательно, что этот принцип встречается не только в эротических переживаниях, но и в любых внешне-объектных отношениях. Во взаимоотношениях с родительскими фигурами (отцом, матерью, старшими родственниками, начальством, учителями, иными авторитетами), в значимых дружеских связях, и тем более - в родительской привязанности к своим детям или тем, кто играет их роль в социальной жизни индивидуума.

"Если я буду правильно себя вести, Чудовище превратится в Принца"

Из сказок, характерных для этого сюжета можно вспомнить Шахерезаду с ее 1001 сказкой, способными усмирить мужа - деспота. Вне сказочных метафор, это классический подход родственников и близких тех людей, которые социально дезадаптированы, неадекватны, даже опасны для себя и окружающих. Это и "ловушка созависимых", родителей, супругов или детей алкоголиков, наркоманов, лудоманов и др. Данный сценарий является адаптивным с одной стороны, дисфункциональным с другой. Это закрепившаяся реакция на стресс, сопровождающаяся определенным механизмом защиты и верой в собственный контроль над ситуацией. "Правильное" поведение в отношении партнера становится собственным образом жизни, озабоченной привычкой, бытовым культом. Для такого состояния характерна защита отрицанием, самообман, иллюзии; кроме того, неосознанные компульсивные действия; приоритет инструментальных действий над чувствами; необходимость постоянного контроля над поведением другого; пониженная самооценка в сочетании с верой в свои чудесные силы, способные превратить Чудовище в человека.

Интересно, что тот же подход применяется молодыми женщинами, не понимающими мужчин. В личном общении и глянцевых журналах высказываются инструкции и советы, каким образом "приручить мужчину", методом "кнута и пряника": например, "не названивай, не навязывайся, не ной, не ревнуй, но, если что, можешь устроить пару сцен со слезами". В целом, тот же подход демонстрируют и мужчины, в личном общении и соответствующей литературе. Потому мы можем считать данный способ типичным и довольно естественным на стадии встречи в малоизученном виде социального партнерства (отсюда подобные же инструкции о "встрече с милиционером" и т.д.).

"Я - Чудовище, спаси меня, Красавица!"

Здесь мы говорим скорее о манипулятивных сценариях, потому в данном случае "чудовище" желает быть спасаемым, но не превращенным. В сказке "Аленький Цветочек", хорошо знакомой русскоязычной аудитории не скрывается, что Чудовище долгое время искало подходящих и способных полюбить его девушек, пока ею не оказалась героиня. В реальности этот период "поиска" затягивается бесцельно.

Мужчина может сразу рассказать или дать понять об имеющихся у него проблемах с контролем над собой, психическим здоровьем или социумом. Следуя "мифу Невесты" или "материнскому мифу исцеления" женщина способна войти в отношения, для того, что спасти страдальца. Обычно она отмечает его тонкую душевную организацию, чувствительность и внутреннюю эмоциональность при не вполне адекватной социализации, и старается исцелить, воспитать, научить, или просто любить и прощать, в надежде на чудесную трансформацию. Мотив является классическим для браков с заочно знакомыми женщинами (т.н. "заочницами"), оформленными в заключении.

Это вполне ходовой маневр для людей зависимых и ориентированных на паразитическое существование за счет другого. Кроме того, это характерный социопатический прием: он встречается у преступников - рецидивистов. Примечательно, что одним из возможных маркеров социопата бывает то, что воспринимается как "невоспитанность" и старания по социализации Чудовища для Красавицы часто оказываются ловушкой.

Если Красавица живет с таким Чудовищем, то она способна допускать странное или неадекватное, асоциальное поведение своего спутника в общественных местах и вполне готова ради мужчины отбросить все "условности". Периодически она ловит себя на ощущении, что ее что-то пугает в поведении мужчины. Однако если Чудовище просит прощения, то Красавица готова простить ему всё, и жить дальше, будто бы ничего не произошло. Она готова долгое время терпеть раздражающие черты поведения Чудовища, лишь бы при обсуждении он не почувствовал себя виноватым или не решил, что она слишком много от него просит. Она также идет на любые уступки из страха, что ее партнёр разгневается, даже если никогда не видела его во гневе, и он не делал ей ничего плохого. Фоном звучит невысказанное: "Он убьет меня, если...". Кроме того, Красавица (как и всякая одержимая любым любовным мифом женщина) готова на любые уступки из страха, что мужчина уйдёт, ведь именно он - самый последний и самый желанный. Иногда ей кажется, что она не могли бы прожить и дня без своего Чудовища, а иногда - что для всех будет лучше, если она просто сбежит, причем эти настроения часто и быстро сменяют друг друга. При этом прошлые отношения мужчины со слабым полом либо покрыты мраком, либо он, напротив, часто рассказывает о былых отношениях, чтобы каждая новая Красавица не повторяла ошибки предшественниц. Рано или поздно в их отношениях наступает такой момент, когда женщина не знает, кого больше жалеть - себя или его, ругает себя и жалеет его, жалеет себя и ругает его.

В своей истории Чудовище, как правило, предстает "несправедливо обделенной" жертвой обстоятельств и злых, неправедных людей. После сближения, Красавица узнает, как тяжело ему пришлось в жизни, как его бросали, предавали, заключали в темницу, не давали жизни… И в своем желании помочь, или приязни или уже увлеченности она сама ему все предложит и сама все даст. Если возникнут сомнения, то Чудовище легко становится "невидимым", исчезает и не появляется до той поры, пока будучи внезапно пойманным, он не предстанет в облике Зверя. В лучшем случае и при достаточном сопротивлении, рассказ об этих отношениях станет еще одной жемчужиной в ожерелье рассказов и несправедливо обиженном страдальце, в худшем - Чудовище просто сожрет Красавицу или сделает Чудовищем ее саму.


Вызовы (испытания) сюжета

Раскрепощение "животной" сексуальности

Истории о красавице и животном могут иметь эротический подтекст. Таковы мифы о Зевсе, соблазняющем в образе быка или лебедя смертных дев. Сексуально возбужденный мужчина воспринимается как животное и несет смерть девичеству. (Здесь же мы можем вспомнить эротические комиксы - пародии на диснеевский мультфильм - и тоже о Красавице и Чудовище).

Отсюда же образы хищных зверей, которые традиционно связываются с мужским началом и с сексуальным потенциалом. Так жених в славянской свадебной поэзии часто ассоциируется с волком - похитителем невесты. Также в некоторых шуточных песнях волк, нападающий на скотину и загрызающий добычу, нередко приобретает эротическую символику. В сонниках волк снится к приходу сватов. Интересно, что женитьба самого волка воспринимается как наказание или способ для женщины с этим волком - хищником справиться, что возвращает нас к изначальной теме превращения жениха - зверя в мужа - человека. Не менее увлекательным, в связи с этим, оказывается тот факт, что медведь, по восточнославянским верованиям, мог брать себе в жены человеческую женщину, однако именно она становилась при этом зверем, а не он обрачивался человеко
м. Потому иногда, по поверьям, охотники убивали медведицу, но под ее шкурой находили бабу в сарафане.

Раскрытие в себе натуры животной самки для женщины стало принципиально важным шагом в европейской культуре начала XX века: многое для осмысления этого "брака с животным началом" сделали идеи и теории З. Фрейда, в плодах творчества их воплотили писатели (знаковым произведением стал роман Д.Г. Лоуренса "Любовник леди Чаттерлей") и режиссеры. Вступая в эротические отношения с мужчиной - "зверем", женщина сама способна открыть в себе животную природу, которая позже даст ей возможность быть матерью, родительницей. Это подчеркивается инвалидностью и бесплодностью официального мужа героини. Появление третьего персонажа треугольника встречается уже и в современной диснеевской версии "Красавицы и Чудовища". Принц Чарминг ("Принц Обаяшка") является самовлюбленной и стерильной версией Прекрасного Принца западноевропейской сказки. Если в свое время культура сделала выбор от Чудовища в пользу Принца, то современная - предпочитает влюбленное Чудовище пустому нарциссическому красавцу.

Чудовище или просто Скотина: загадка выбора

Исследовательница психологического смысла волшебных сказок Джоан Гоулд предлагает увидеть в исходном сюжете загадку выбора, которая стоит перед героиней. Ей необходимо понять, с кем она столкнулась: с Чудовищем, которое на самом деле страдающий человек под ужасным обличьем, или же попросту с настоящей Скотиной.

Действительно, сказки отнюдь не предсказывают однозначно полезного и эффективного способа действия в любой ситуации, все зависит от обстоятельств. И героиня сказки "Синяя борода" также попала в замок к странному мужчине, которого побаивались ее сестры, но поверила в то, что сможет справиться с его странностями. Почти зеркально с изначальным сюжетом "Красавицы и Чудовища" повторилась ситуация о многих других девах, которые пытались иметь дело с мрачным хозяином замка, но так и остались там, запертые в комнате и убитые (при этом их кровь все еще оставалась свежей, неправдоподобно, но символически значимо для сказочного текста). Зачин истории один: муж, конечно, Чудовище… но иногда он действительно таковым оказывается (или Скотиной, в терминологии Джоан Гоулд). И тогда требуется спасение и бегство. Здесь примечательной мы бы назвали сказку "Маша и Медведь", в которой медведь начинает жить с девочкой в своем доме, но она стремится убежать от него (есть еще намек на отсутствие брачного возраста у девочки, то есть на социальные нормы несоответствия) и успешно, с хитростью, это проделывает. Подобной сказкой можно назвать "Птицу Фица", о девушке, которая подобным образом сбежала от злого колдуна, прикинувшись сама совершенным чудищем. В обоих случаях девушке приходится демонстрировать, точнее имитировать, некие сверхспособности, отличающие ее от человеческого существа и приравнивающие к Чудовищу. Имитация своей чудовищности становится возможностью выхода из тягостной ситуации. В ином, но благоприятном случае, как в сказке "Синяя борода, в последний момент являются братья - защитники и убивают Чудовище. Так оказывается, что любовь и принятие не является панацеей от всех болезней, несчастий и злодейств. Стоит заметить и то, что внешне человеческий обликом, Синяя Борода, оказывается чудовищем по своей внутренней природе.

Исцеление страданий любовью

Мы не могли бы пройти мимо корневой темы сюжета - исцеления страдания любовью. Это то чудо любви, которое является нам в реальности. Но необходимым условием для его исполнения является изначальная человеческая натура Чудовища: он должен быть превращенным в чудовище, однако человеком по своей душевной природе. Тогда, с помощью Красавицы, он способен скинуть шкуру, обличье или маску звериного существа. Достаточно ясно о существе такого Чудовища рассказывается в сказке братьев Гримм "Медвежья Шкура". В ней солдат идет на спор с дьяволом, что окажется способным сохранить свою душу, даже будучи искушенным деньгами и под звериным обличьем. Это ему удается, и девушка, которая все же согласилась выйти за него замуж (из любви к своему отцу, как положено по канону этого сюжета) получает красивого богатого мужа. Здесь даже от героини не требовалось любви, приязни или симпатии к Чудовищу, она всего лишь согласилась взять его в мужья и держала свое слово. Эта сказка может быть рассмотрена в интрапсихической реальности, как постепенный выход Анимуса из Тени женщины; однако будет важной и для внешней объективной действительности ролевых отношений. Чудовище должно быть человеком в душе, иначе превращения не произойдет.

В классической литературе этому аспекту сюжета соответствует роман Ш. Бронте "Джейн Эйр". Главная героиня оказывается в замке, где встречает хозяина, мистера Рочестера, человека некрасивого, странного, сложного по характеру и, безусловно, богатого. Интересно, что вначале тут именно мужчина играет роль сказочной Красавицы, когда сообщает уже влюбленной в него девушке, что женится на другой, а затем резко предлагает ей самой выйти за него замуж (можно сравнить с решающим моментом сказки - отсутствием Красавицы и ее возвращением в замок). Однако истинной звериной шкурой для мистера Рочестера становится его безумная жена. Потому именно Джейн Эйр доигрывает сказку, покидая мистера Рочестера и возвращаясь к нему, когда звериная шкура будет сожжена до конца. Красавица не может выйти замуж за Чудовище, это произойдет только тогда, когда он станет человеком. До этого она может лишь жалеть, сочувствовать, ждать и принимать его, что зачастую и является способом снятия зловещего заклятия.

Ловушкой этого сценария, не можем этого не отметить, является "роковой треугольник". В романе третьей фигурой была вначале "прекрасная надменная соперница", а затем "ужасная безумная жена". В реальности это становится классическим мифом любовниц женатых мужчин: жена - Чудовище, которое держит в плену Принца. И, разумеется, у Красавицы есть всего лишь один шанс расколдовать Принца - увести его от Чудовища. Здесь сюжет сказки смыкается с сюжетом другой, "соперничества в любви" к императору искусственного соловья и живого в сказке Х.-К. Андерсена "Император и Соловей". Живой соловей всегда понимает, что только его живая песнь и есть настоящая, именно она может спасти императора от страданий и смерти. Когда миф охватывает человека в реальной жизни, то он не способен смотреть на вещи объективно и трезво, потому что именно миф способен дать особую силу и смысл происходящему. И, конечно, исследуемая нами сказка (и общий ее сюжет) - один из мощнейших женских мифов.

Рискованное приключение

Личным вызовом в рамках сюжета "Красавицы и чудовища" может считаться родственная сказка - "Красная Шапочка". Девочка встречается с чудовищем, но ведет себя с ним "очень правильно", так как советовала мама (воплощая лозунг "Если я буду правильно себя вести, со мной ничего не случится, даже если он - Чудовище"). От прежде рассмотренного сходного сценария, этот отличается кратковременностью и достаточной случайностью встречи. Эта сказка описывает скорее рискованные приключения на грани экстремальной психической (да и физической) битвы.

Здесь Красавица - Красная Шапочка нередко нащупывает границы терпения и выдержки мужчин. Ей кажется, что она способна общаться с любым опасным мужчиной и "не поддаться" ему или "сделать его". Ей нравится опасная игра, и она намерена ее выиграть; при этом периоды безрассудства в ее жизни сменяются периодами сильного страха перед мужчинами. Ее (как и Красавицу!) мало привлекают обычные мужчины, зато интересны странные, чудаки или плохие парни. При этом целью сюжета оказывается не счастливый союз, а наказание преступника. В рамках классического сценария своей сказки, женщина соблазняет мужчину и провоцирует его на более близкие отношения, затем обвиняет его в том, что он ею воспользовался. В дальнейшем целью может служить унижение и обесценивание партнера или же более меркантильная выгода, даже замужество. После разрыва отношений с мужчиной (даже по ее инициативе), у Красной Шапочки нередко возникает желание отомстить "за все, что было", хотя до конца может и не быть осознавания, в чем именно это "все" заключается. Очередной акт заключается в вызове Спасителя - Дровосека, который прекратит социальное существование Чудовища.

Мужчина, убивающий или превращающий женщину в монстра

Разновидностью литературного раскрытия темы Красавицы и Чудовища мы назовем получившие большую популярность вампирские сюжеты. В классическом произведении Брэма Стокера "Дракула" кровопийца уже способен превратить свою жертву в вампира. Позже эта тема обыгрывается во множестве произведений, усиливая фактор особых отношений хищника и его жертвы: влюбленный хищник способен передать свою природу жертве, сделав Красавицу Чудовищем. Эта метафора достаточно хорошо описывает как частный эффект "стокгольмского синдрома", известный случай Пэтти Хёрст, похищенной террористами девушки, которая присоединилась к своим похитителям. Подходит она и для пары "насильник - жертва", в которой единственный шанс для жертвы выжить и сохранить свою психическую целостность это самой стать "хищником". Этот процесс может также поощряться "насильником", который делает объект своей привязанности такой же, как он, ни капли не лучше, а к тому же - сообщницей. Это нередкий исход супружеских или иных эмоционально-интимных отношений индивидов, идентифицирующих себя с "волками общества".

Оживление не-живого (или иллюзии)


"Щелкунчик" Э.Т.А. Гофмана, тем более его сюжетно облегченные версии (либретто, мультфильм, книжки для маленьких) часто воспринимаются как разновидность "Красавицы и чудовища". Однако у нас есть достаточные сомнения по этому поводу. Литературное произведение часто несет в себе психические изломы автора, не сглаженные множеством других рассказчиков, потому зачастую хорошо описывает невротические и даже психотические механизмы, а не психическую природу испытаний и инициаций.

В "Щелкунчике" речь идет, действительно, о прекрасном юноше, превращенном в уродца, которого отвергла спасенная им принцесса (вот, мы видим авторский излом классического сказочного сюжета). Однако, это внутреннее повествование, вложенное в уста рассказчика. Дальнейшие ночные перипетии битв мышей и кукол, включая самого игрушечного Щелкунчика, оказываются реальностью только для героини, семилетней девочки. Реальность раскалывается вконец, когда она произносит заветные слова о принятии и любви к юноше из сказки. После этого он является для нее в образе реального молодого человека и через год (когда ей исполняется только восемь лет) увозит в свое царство, с цукатными деревьями и марципановыми замками, чтобы тут же жениться на ней. Свадьба с выдуманным персонажем в ином, выдуманном мире выглядит слишком лукаво и приятно одурманивает. Среди психоаналитиков, работающих с зависимыми, есть представления о том, что это "сказка для зависимых", с ее жертвенной радостью ухода в иной мир.

Мы же предложим иную интерпретацию: это похоже на влюбленность в идею, очарованность самим мифом о превращении страдающего героя в принца, путем его избранничества в мужья. С этой точки зрения неслучаен слишком ранний, инфантильный возраст героини - восемь лет. Это магическо-мифологический взгляд на отношения: "Я сделаю его героем. Я сделаю его королем!", который встречается не столько среди девочек младшего возраста, сколько среди женщин с расщепленной реальностью и отдельным мифологическим миром чудес.

Уроборос

Здесь мы бы хотели рассмотреть вариант супружеских отношений Красавицы и Чудовища, в которых нет превращения последнего в человека. Тогда, когда Красавица смирилась с тем, что ее муж Чудовище и полюбила его таким, какой он есть. К слову сказать, такой вариант был отыгран как-то в сказкодраме, когда девушка постаралась вернуться в замок после отлучки вовремя. Чудовище сказал: "Хорошо, что вернулась" и ушел разочарованным. Красавица же слишком боялась его потерять, чтобы быть назойливой или рисковать отношениями. С тех пор она жила с Чудовищем.

В реальности мы можем наблюдать пару Красавица и Чудовище, в которой у каждого партнера есть свои критические для социальных норм особенности. Как правило, они пестуются, им находится особый высший смысл или же замалчиваются, не замечаются. Речь не идет об обычных, присущих людям, недостатках: можно узнать такой исход сказки тогда, когда во-первых в паре могут меняться ролевые позиции (Красавица в чем-то Чудовище и наоборот, что отыгрывается в разных ситуациях), во-вторых, такая пара закручивает все социальное окружение и общение вокруг себя и ценности своего союза. Это необязательно любовные или супружеские отношения, иногда и родительско-детские, причем и в фигуральном смысле (в отношениях учитель - ученик, начальник - подчиненный, например). Но они характерно самодостаточны: все, что им нужно, это партер зрителей, которые будут хлопать, подтверждая и одобряя происходящее.

Мы можем назвать такого рода отношения "уроборическими". Уроборос - образ мирового змея, свернутого кольцом и захватившего себя зубами за хвост или же двух змей, держащихся за хвост другой. О нем говорится "Дракон рождает самого себя, женится на самом себе, убивает самого себя". Как психическая стадия, уроборос предшествует Эго, это зародыш его сознания, его прошлое. Можем сказать, что она соответствует симбиотическому слиянию младенца с матерью в первые недели и месяцы его жизни. В партнерских отношениях, как результат развития и уже зафиксированная форма, такие отношения сконцентрированы исключительно на внутреннем мире пары (укрепленном замке Красавицы и Чудовища), при достаточной отстраненности от всего внешнего мира и его влияний, особенно от внешних оценок. Сохраняется тенденция охватить "своим хвостом" весь окружающий мир: все сопричастные приглашаются внутрь круга, к групповому танцу восторга и сопричастности: это особенно заметно не в близкородственных, а во внешне социальных взаимоотношений, например, научных школ или сообществ. В дальнейшем - и это заметно уже в отношениях со смешением и спутанностью ролей (например, ученик - коллега или коллега - клиент, мама - подруга) происходит пожирание друг друга, подобном двум змеям Уробороса. Перестать глодать друг друга они могут только перед лицом внешнего врага. Так вместо Красавицы и Чудовища в замке ждут своего часа Грендель и его чудовищная мать, красавец и красавица для себя и чудовища для всех остальных.

Использованная литература:

1. Бронте Ш. Джен Эйр/ Пер. с англ. В. Станевич. - М.: Правда. - 1988.

2. Воронцова Т. Мадам Приветливость и ключница Пелагея // 1 сентября. - http://lit.1september.ru/articlef.php?ID=200204802

3. Гримм. Медвежья шкура / Пер. Г. Петникова // http://tarot.indeep.ru/decks/fairytale/09.html

4. Лоуренс Д.Г. Любовник леди Чаттерлей. - М.: Книжная палата. - 1991.

5. Маслова А.П. Красавицы и чудовища: Справочный материал к конкурсу "Литературное творчество" в рамках республиканского фестиваля "Аленький цветочек" // http://alocvet.narod.ru/lib/maslova.doc

6. Gould Joanne. Spinning Straw into Gold: What fairytales reveal about the transformations in a women's life. - N.Y.: Random House Trade Paperbacks, 2006.

7. Uther Hans-Jorg. The Types of International Folktales: A Classification and Bibliography. Parts I-III. - Helsinki: 2004. - Suomalainen Tiedeakatemia (Academia Scientiarum Fennica).

Галина Бедненко
- автор книг "Боги, герои, мужчины: архетипы мужественности" (М.: Класс. - 2005), "Греческие богини: архетипы женственности" (М.: Класс. - 2005), "Греческая мифодрама: Деяния богов" (М.: Добросвет, КДУ. - 2008).



Бедненко Г.Б., сopyright, 2008
Галина, спасибо большое. Очень интересно. Сказка "Аленький цветочек" была одной из моей любимых в моём девичьем становлении :) Вам не приходилось работать с женщинами жертвами, так называемого, гендерного насилия? Как бы вы описали механизм воздействия на них этой сказки (или прочтения ими этой сказки)? Если вам в напряг много писать, укажите, пожалуйста, просто главы из вашей статьи. У меня есть свои подозрения, но хотелось бы их подтвердить :)
Галина, если есть "интрапсихический анализ" значить есть "экстрапсихический"... Интересно будет уловить их принципиальное отличие... Или это вопрос типологии толкователя?
Я так понимаю, что ответа не получу... А жаль.
to Aspirina:

Применительно к жертвам насилия сюжет "Аленького Цветочка - Красавицы и Чудовища" я не рассматривала. Но в рамках "супружества с чудовищем " насилие не всегда на первом плане.

"Красная Шапочка" как образец виктимного провоцирующего поведения - да, бывает такое сравнение (http://mythodrama.indeep.ru/theory/red_hood/red_hood.html - об этом мы с коллегой написали небольшую работу).

Невозможно описать "механизм воздействия" сказки на человека. Потому что, на мой взгляд, его не существует. У нас есть некоторый опыт, который можно описать символическом языком. На символическом языке написаны сказки и мифы, потому наш опыт, переведенный на символический язык становится схожим со сказками и мифами. Это основное русло воздействия сказок, на мой взгляд.

Идея сценарной сказке в виде "в детстве мне много читали эту сказку, вот я такой и выросла", в котором я ее даже принимала какое-то время назад, сейчас меня разочаровала, как вообще ретроспективный взгляд на судьбу и сущность человека. Да, иногда можно увидеть аналогии, но смысла в них большого я не вижу. Если невозможно взять свой личный опыт, переложить его заново на язык символов и трансформировать этот пласт (контекст), что можно сделать в сказко- психодраме, анализе и др. Но тогда вновь мы возвращаемся к первому способу.

Спасибо за вопрос. :)
to Vladimir^ В статье это есть: Раздел "Красавица и Чудовище как манипулятивно-силовые сценарные игры: экстрапсихическая сцена"
Отец-дочь Наверное, никакой другой сказочный мотив не отражает лучше проблему взаимоотношений отца с дочерью как мотив, который мы обнаруживаем в сказке «Аленький цветочек». Конечно, в сказке не присутствует мать, но тем лучше мы можем наблюдать «чистоту» архетипического паттерна «отец-дочь». Здесь мы видим «разную любовь» отца к своим дочерям. К первым, двум старшим дочерям отец питает нежность и проявляет заботу, но глубина его чувств только этим и ограничивается. Младшая дочь занимает особое, привилегированное положение в его душе. Такое разное проявление чувств отца к дочерям наводит на мысль о том, что отец обязан одинаково любить своих дочерей является очередным социальным мифом, или благим пожеланием, не имеющим ни какого отношения к реальности отцовских чувств. Сердцу не прикажешь, и отцовские чувства могут идти своими неисповедимыми тропами. В нашем случае в отсутствие матери отцовские чувства приобретают по истине «демонические» свойства. Отец готов исполнить любое желание своей любимицы, даже ценой своей жизни. Такая жертвенная любовь отца нередко превращается в чудовищно – поглощающую зависимость отца от дочери и наоборот. Она изолирует психику отца и дочери от внешнего мира создавая внутренний Эдем где сверхзаботливый, сверхлюбящий родитель уже не отличает какие поступки его несут для дочери добро, а какие зло. До определенного момента паттерн уравновешен и дает иллюзию гармоничных отношений между отцом и дочерью. Такие отношения приводят со временем к тому, что в глубине психического дочери зреет чудовищный анимус, готовый растерзать любого кто посягнет на сакральный союз отца и дочери. Можно назвать эти отношения ицестуозными? Можно, при условии, что инцест рассматривается как архетипическая метафора обретения целостности сознания и души. Отец видит в любимой дочери отражение своей души (анимы), ее женского имаго воплощенного в реальной дочери, и поскольку страстно желает приобрести ее (душу), воссоединиться с ней его желание становится жизненно необходимым, т.е. архетипическим паттерном индивидуации. Что же происходит в душе дочери? В глубинах ее бессознательного, как я уже говорил, зреет анимус Цербер готовый растерзать любого мужчину случайно забредшего на этот блаженный остров любви. Чувства дочери на этом острове могут существовать только в «вегетативном» виде, образе цветка, который охраняет Цербер – Анимус. Характер этого анимуса взращенного беспредельной отцовской любовью можно увидеть в других сказках, например, там, где царевна – дочь ставит невыполнимые условия женихам, и безжалостно отрубает головы не справившимся с ее заданием. Конечно, сказочный мотив, изложенный в сказке «Аленький цветочек» можно рассматривать как частный, и я бы сказал крайний случай архетипического паттерна «отец-дочь». Существуют другие архетипические паттерны «отец – дочь», которые находят свою литературную форму в сказках «Золушка», «Сказка о мертвой царевне» и.т.д. а так же во многих античных мифах, где этот паттерн приобретают совершенно другое качество.
«Применительно к жертвам насилия сюжет "Аленького Цветочка - Красавицы и Чудовища" я не рассматривала.» Жаль, по этому поводу можно много, что сказать…. Не надо забывать, что «чудовище», расцветшее в бессознательном женщины может быть обычной проекцией или переносом на своего визави. Трудно бывает отличит кто есть жертва, а кто насильник, этот архетипический паттерн иногда принимает довольно изощренные формы. «Невозможно описать "механизм воздействия" сказки на человека. Потому что, на мой взгляд, его не существует». Смелое заявление… Механизма нет, в этом я согласен, но воздействие есть, в этом я уверен. Личный миф – спорое утверждение, но иногда его можно выделить –это факт. Во всяком случае, это есть попытка (пусть, иногда не самая удачная) «сконструировать» свое личное мировоззрение.
"Раздел "Красавица и Чудовище как манипулятивно-силовые сценарные игры: экстрапсихическая сцена"" Сценарные игры, сцена, но не анализ....
to Aspirina: Применительно к жертвам насилия сюжет "Аленького Цветочка - Красавицы и Чудовища" я не рассматривала. Но в рамках "супружества с чудовищем " насилие не всегда на первом плане. *********************** Галина, а что на первом плане? Насколько я понимаю, проблема именно в том и состоит, что женщина-жертва гендерного насилия часто сама себя не осознает таковой. Она живет мифом, механизм которого, кстати, вы очень хорошо описали под заголовком «Я – чудовище, спаси меня , Красавица!». Насилие не обязательно должно выражаться в побоях, это могут быть унизительные замечания по поводу способностей женщины, недовольство её внешним видом или приготовленной едой, контроль над её передвижением, постоянное указывание на её предназначение и долг (например, материнский) и много всякого другого. Но и даже, когда муж колотит жену, и то бывает очень сложно убедить женщину в том, что она является жертвой собственного мифа, собственного, скорее искаженного, прочтения сказки. Под механизмом воздействия я имела в виду именно особую манеру прочтения сказки и её переложения на личную жизнь, проживания в жизни. Я замечала, что одну и ту же сказку люди «прочитывают»/проживают по-разному. Одна и та же сказка может быть для одних разрушительной, а для других созидательной. Для одних она остаётся всего лишь сказкой, мечтой, а для других становится былью. Ваша статья привлекла моё внимание имено тем, что в ней присутствует разноплановость прочтения сказки. Просто в моём языке я это называю механизмом воздействия. Как раз не задолго до появления вашей статьи в ЮнгЛанде, я поприсутствовала на одном семинаре по гендерным перспективам. Да, забыла вас предупредить, что пишу из Испании, из испанского контекста. Так вот в испанском обществе сейчас уделяется большое внимание гендерному насилию. Каждое убийство подсчитывается и объявляется в новостях. За этот год произошло 62 случая гибели женщин на гендерной почве. Как-то я заглянула в статистические данные по России и ужаснулась. В процентном отношении получилось в 20 раз больше, чем в Испании. При всем при этом гендерное насилие или мачистское, как его еще называют, является в Испании проблемой № 1. Потому как убийство – это только вершина айсберга. Всё остальное скрыто за дверями. Так что на семинаре теме гендерного насилия было отведено солидное время. При всем при том, что лекторша произвела на меня очень солидное впечатление, знает проблематику изнутри, работала с очень разными коллективами, но вот остались у меня кое-какие сомнения. Так, например, она считает (да и не только она), что в испанском обществе (а я считаю, что и не только в испанском) чрезмерно идеализированы понятия романтической любви и живучи образы типа «голубого принца», «принца-лягушки» (смесь русской «Царевны-лягушки» и «Аленького цветочка») или народная «мудрость» типа «бьет, значит любит» или «любовь – это страдание, а потому надо терпеть» и т.п. Поэтому, чтобы разрушить эти паттерны, нужно разоблачать сказки. Как их разоблачать, она, правда, не сказала, но у меня сложилось впечатление, что именно разоблачить, а не дать новые прочтения, не ограничивающиеся лишь переносами и проекциями (как сказал Владимир). Про «Красную Шапочку» я слышала несколько в другом контексте. Другая уже профессорша, в теме о страхе изнасилования говорила о том, что все мы женщины где-то страдаем синдромом Красной Шапочки. И думаю, не обязательно при этом осознанно или неосознанно следовать ВИКТИМНОМУ ПРОВОЦИРУЮЩЕМУ паттерну поведения. Я тоже часто замечала насколько вбита в обществе идея о том, что изнасилованная женщина буд-то бы сама виновата в происшедшем: пошла в поздний час по темной улице, одела слишком короткую юбку и вообще разве можно быть привлекательной. Кажется Симона де Бовуар как-то сказала: «Чтобы женщина могла писать картины как Ван Гог, она должна обладать такой же свободой передвижения». Какая бы дурочка не была эта Красная Шапочка, видеть в ней провокаторшу – это на мой взгляд продолжать именно эту мачистскую мужскую оправдательную трактовку насилия: сама мол напросилась. Кстати, откуда пошла эта версия прочтения сказки? Я уже не раз об этом слышала. Наверняка от мужчины ;)
Владимир, то, что пишешь про отношения отец-дочь относительно сказки "Аленький цветочек", интересно и очень глубоко, но, применительно к моему опыту, клянусь тебе, всё это совершенно прошло мимо моего внимания. Наверное, опять же каждый зацикливается на своём. Я прекрасно помню мои переживания за чудовище... в детстве меня водили в театр на этот спектакль... помню это трогательное существо, которое я потом еще долгие годы проецировала на практически ВСЕХ мужчин, во всех я видела это несчастное одинокое животное, всех их мне было по хорошему жалко, всех хотелось пригреть и спасти ))))), а вот отца из сказки не помню :(
to Aspirina: Есть обвинения в провокации со стороны насильников, а есть и провокации. Виктимный сценарий жертвы заключается в том, чтобы "пройти по краю" и на этот раз не стать жертвой. Стать счастливицей или удачливой, "хорошей" девочкой. Мы много об этом говорили с соавтором статьи, Татьяной Лапшиной и нам было важно показать и этот сценарий. Я вообще стараюсь рассмотреть символические истории с разных сторон. В этой сказке мы можем заметить классическую смену ролей в триаде Насильник - Жертва - Спасатель (Свидетель). В целом я равнодушно отношусь к современному феминизму, термину "мачизм" и т.д. Для меня место этому в бытовой психологии, не в науке.
to Vladimir: "Раздел "Красавица и Чудовище как манипулятивно-силовые сценарные игры: экстрапсихическая сцена"" Сценарные игры, сцена, но не анализ.... - Ах, не угодила.
В целом я равнодушно отношусь к современному феминизму, термину "мачизм" и т.д. Для меня место этому в бытовой психологии, не в науке. ************************** Это в какой же стране "мачизм"/гендер/патриархат (назовите как хотите) обходит стороной науку? Дело же не в терминах :)
- Ах, не угодила. Будем считать, что угодила :)
Да, я всегда подозревала в этой сказке что-то нечистое и при для меня "Синяя борода" всегда была равноценным вариантом. Спасибо.
Автор: Ютта, дата: вс, 14/10/2012 - 16:06

интересен последний вариант - где партнер принимается таким как есть.

не понятно, что надобно для трансформирующего момента, или почему, по какой причине происходит зависание. выход?

» Ответить
Ютта,я так поняла в последнем (уроборическом)варианте в красавице есть немного от чудовища,а в чудовище немного от красавицы и вместе они прекрасно сосуществуют(как  аналогия обсуждалась пара эхо-нарцисс)
мне еще интересен момент с маленькими девочками(красная шапочка,маша и медведь,щелкунчик)как вариант отщепления и "застревания"части психики в детском возрасте,у Андерсена в кай и герде-действующие лица тоже дети...

В "Снежной королеве"?...

 

Автор: марфа, дата: вс, 14/10/2012 - 16:20

Ютта,я так поняла в последнем (уроборическом)варианте в красавице есть немного от чудовища,а в чудовище немного от красавицы и вместе они прекрасно сосуществуют(как аналогия обсуждалась пара эхо-нарцисс)

_______________

Марфа, в каком смысле прекрасно сосуществуют? Я поняла Сореллу так, что не очень здорово сосуществуют, если сосуществуют вообще... 

"Эхо" страдает от нарциссических проблем, которые затрагивают сердцевину-ядро личности, и  проецирует особым образом. Обычно есть два состояния Я - великое (грандиозное, маниакальное) и ничтожное (депрессивное), одно из них проецируется, второе оставлено себе. Когда Эхо находит Нарцисса, готового принять на себя проекцию грандиозной части, Эхо "влюблена" - но в часть себя, спроецированную на него. Его она, по сути не видит. Иногда Эхо чувствует себя относительно хорошо, и тогда она оставляет себе величественность и проецирует ничтожность на кого-то, кто готов принять эту проекцию. Это часто сопровождается гневом, негодованием на эту часть себя= этого человека в ее восприятии. По мифу это соответствует моменту, когда Немезида по приказу Афродиты мстит за ее отвергнутость.

Как бы то ни было, всегда есть отчаянная нужда в человеке, принимающем подобные проекции на себя, тогда рядом с ним нарциссическая личность чувствует себя целой. Одновременно существует отвержение и ненависть к людям, в которых нарциссическая личность нуждается.----------------------------------------------------Автор: Sorella, дата: пт, 03/08/2012 - 22:25

Наоборот, реальная эхо (это чаще у женщин)  ищет нарцисса - по мифу она влюбилась в него, а он ее отвергал.
Внутри личности каждого "нарцисса" есть внутреннее "эхо", отношения у них как в мифе. Аналогично,у каждой эхо-личности есть внутренний нарцисс.

 

Мария,мы наверное по-разному воспринимаем прочитанное...-----------------------------------Автор: Sorella, дата: пн, 17/09/2012 - 21:29

Снежинка 2012-09-17 20:25:29
Неужели только нарцисс влияет на другую личность, что получается такой результат? Неужели другая личность никак не влияет на нарцисса?
Различают "толстокожий" нарциссизм Нарцисса и "тонкокожий" нарциссизм Эхо. Они взаимодополняющие. У мужчин чаще в персоне Нарцисс, в тени Эхо, у женщин чаще в персоне Эхо, в тени Нарцисс. Но так не всегда. 
Нарциссический человек при общении невольно провоцирует именно нарциссические реакции у другого. Напомню, что нарциссическое ядро есть у каждого - в нем истоки самоуважения, стыда и гордости, чувства собственного достоинства. Соответственно - оба оказываются во взаимодополняющих до целого ролях (уроборос).

Роли распределяются так: пациент — Кай, терапевт — Герда. Видимое зарождение «нарцисса» отсутствует: просто в один прекрасный летний день осколки дьявольского зеркала
 попадают Каю в глаз и в сердце. Но — если вчитаться — нарциссическая почва в семье, похоже, была. О родителях Кая и Герды сказано очень мало: нам известно лишь, что они были бедны. Какие мечты у бедных родителей? Чтобы их дети вышли «в люди». А средство? Тогда, по крайней мере, это было образование. И что же: сам Кай очень гордится своей образованностью: «Он перестал ее бояться и рассказал ей, что знает все четыре действия арифметики и даже дроби, а еще знает, сколько в каждой стране квадратных миль и жителей. ... Но Снежная Королева только молча улыбалась».

Еще бы ей не улыбаться! Под ее власть могут попасть только такие: мальчик достаточно «созрел». Кай-нарцисс начал созревать еще до имплантации осколков зеркала: момент имплантации означал лишь, что количество родительских «ожиданий» перешло в качество. И уже в новом качестве —
« — Что ты хнычешь? — спросил он Герду. — У, какая ты сейчас некрасивая! Мне ничуть не больно! ... Фу! — закричал он вдруг. — Эту розу точит червь. Какие гадкие розы! А у этой стебель совсем скривился, Торчат в безобразных ящиках и сами безобразные!»

Мы наблюдаем реакцию обесценивания
. И обесценивание не ограничивается только розами: «... а потом... дошел и до того, что стал ее [бабушку] передразнивать: наденет очки и крадется за нею, подражая ее походке и голосу. Выходило очень похоже, и люди смеялись. Вскоре мальчик выучился передразнивать и всех соседей. Он отлично умел высмеять все их странности и недостатки, а люди говорили:
— Что за голова у этого мальчугана!».Итак, появились ценители его нового «Я», сэлф-объекты

 крепнущего нарцисса. И наилучшим ценителем стал сам объект идеализации
 — Снежная Королева. «Кай взглянул на нее. Она была так хороша! Он и представить себе не мог более умного, более пленительного лица. Теперь она не казалась ему ледяною, как в тот раз, когда появилась за окном и кивнула ему головой, — теперь она представлялась ему совершенством.» Как только Кай достаточно «созрел», Снежная королева забрала его к себе и стала работать над ним дальше, а именно, развивать его перфекционизм
 следующим упражнением. Кай должен выложить из льдинок слово ВЕЧНОСТЬ, и тогда «ты будешь сам себе господин, а я подарю тебе весь свет и новые коньки впридачу». Чувствуете издевательский подтекст в концовке?

Странно, но такое простое упражнение оказывается не под силу умному Каю: он трудится и трудится над пустой головоломкой все то долгое время, пока Герда пробивается к нему. Они разделены, они не в контакте: нормальный перенос
 с нарциссическим пациентом отсутствует, по крайней мере, в начале, когда клиент предлагает не реальные фигуры (отец, мать, другие значимые лица), а лишь свое ложное «Я», пытаясь сформировать из терапевта еще один селф-объект. Реакцией терапевта (контрперенос) является непреодолимая сонливость
.

И что же Герда? В самом начале пути к Каю она попадает в сад старушки, которая умеет колдовать, и время как бы замирает: дни идут один за другим, Герда играет в чудесном саду (за стенами сада весна переходит в лето, лето — в осень), каждый цветок рассказывает миленькую — но всегда одну и ту же — историю, и так продолжается, пока Герда не чувствует смутное беспокойство и (последняя капля!) не выслушивает историю нарцисса
. « — Я вижу себя! Я вижу себя! О, как я благоухаю!.. Высоко, высоко в каморке, под самой крышей, стоит полуодетая танцовщица. Она стоит то на одной ножке, то на обеих и попирает ими весь свет, — она лишь оптический обман. ... Опять одна ножка в воздухе! Гляди, как прямо стоит девушка на другой, — точно цветок на своем стебельке! Я вижу в ней себя! Я вижу в ней себя!» диагноз поставлен
. Герда покидает сонный сад.

Не буду утомлять вас дальнейшими интерпретациями по тексту и перехожу сразу к заключительной стадии — «нарцисс» достаточно подавлен, чтобы «встретиться» со своим терапевтом и, собственно, начать лечение. Защитница — Снежная Королева на время покинула его; по делам, конечно: « «Теперь я полечу в теплые края, ... Когда снег осыпает лимоны и виноград, это для них полезно». И она улетела, а Кай остался один в необозримом, пустынном зале; он смотрел на льдины, и все думал и думал до того, что голова у него заболела. Он сидел на одном месте, бледный, неподвижный, словно неживой. Могло показаться, что он замерз.»Ого! Кай, которого поцелуи Снежной королевы избавали от всех чувств («Ух! Поцелуй ее был холоднее льда, он пронизал мальчика насквозь, дошел до самого сердца, а оно уже и без того было наполовину ледяным. На мгновение Каю показалось, что он сейчас умрет, но вдруг ему стало хорошо; он даже совсем перестал зябнуть»), начинает чувствовать

: головную боль и, возможно, холод.

Вот теперь терапевт может позволить себе теплую, «истерическую» интервенцию; раньше это было бесполезно — клиент только обесценил бы такой хлипкий селф-объект (Кай ведь ушел от «хнычущей» Герды). Но сейчас — можно.
«Тогда Герда заплакала; горячие слезы ее упали Каю на грудь, проникли ему в сердце, растопили ледяную кору, и осколок растаял».
Если время воздействия выбрано правильно, следует очищающая обратная реакция: «Кай вдруг разрыдался, и рыдал так бурно, что осколок выпал у него из глаза, — его смыли слезы. И вот он узнал [!] Герду, и так обрадовался!»
Интересная деталь: осколки дьявольского зеркала удаляются в обратном порядке
, по сравнению с их имплантацией, когда Кая кольнуло сначала в глаз, потом — в сердце. То есть, лечится сначала эмоциональный дефект (способность испытывать истинные чувства — и высказывать их), а потом — «зрительный» дефект (способность«видеть», «узнавать» других: со-чувствие, эмпатия). Для выздоравливающего сначала очувствляется/оттаивает внутренний мир, потом — внешний. И возникающее при этом полнокровное ощущение себя — и мира приносит радость
, недоступную нарциссу. Радость весны, возвращения к жизни.
«... а Кай и Герда рука об руку пошли домой. И там, где они шли, расцветали весенние цветы, зеленела травка. Но вот послышался колокольный звон, и показались высокие башни их родного города».

Все! Терапия завершена: Кай вернулся в мир живых, «теплых» людей. Но какие усилия и сколько времени потребовалось Герде! Терапия нарциссического расстройства, действительно, очень трудна и требует огромного терпения (вспомним Мак-Вильямс
) илюбви к пациенту. Значит, Андерсен знал об этом заболевании и особенностях его лечения еще в 1843 году! Ладно, выразимся мягче: его гениальное бессознательное знало...

Ах если бы все было так просто!... Андерсен лишь "скромно"  намекнул о зависти во второстепенных эпизодах, а ведь она на все влияет и все меняет в анализе/терапии с такими людьми. Но тогда сказка не получилась бы такой трогательно-восхитительной ...
искусство требует жертв?...

... И еще каких жертв, Сорелла!...

С ума сойти, первый раз вижу такой взгляд на "Снежную королеву"!... Надо же... ... Оно, наверное, так... Да....

Марфа, отлично помню этот текст Сореллы. Да, не совсем Вас сначала поняла, сбило слово "сосущестуют"... Я бы сказала теперь, поняв о чем Вы, что даже не сосуществуют, а необходимо взаимодополняют, есть две части одного целого комплекса, так?  
уроборос:С этой же трудностью сталкивались и древние. Но будучи неизмеримо ближе к этому состоянию, они выражали его в символах, «золотого века» «тыквы в которой спали прародители мира», «Бога оплодотворяющего себя и питающегося собой». При этом все древние символы отличались восхитительным натурализмом, скажем Египетский Бог Атум творит вселенную в результате онанизма! (смех в зале) Восхитительный, живой образ, понимаемый нами персоналистки только в результате вторичной персонализации! Для любого египтянина это глубоко священный образ!

Из множества символов этого первичного состояния неразличимости, Эрих Нойманн выбирает образ Уробороса – змеи кусающей свой хвост. Уроборос символизирует одновременно бесконечное самообновление и самооплодотворение, но в то же время и замкнутый круг, дурную бесконечность бессознательности. Уроборос одновременно оплодотворяет себя и питается собой и испражняется в себя. Воистину, приятно читать лекцию Телемитам, ибо только телемиты способны не вскричать от ужаса, и покраснев удалиться из зала, услышав столь натуралистическую образность.

Итак, стадия уробороса, на уровне филогенеза, соответствует тому состоянию первобытного сознания, которое выдающийся этнолог Леви Брюль называл «мистическим соучастием». Этому состоянию прежде всего свойственна отстутствие границ между Я и не Я. Сознание находится в ужасающей диффузной дымке, оно не имеет ни центра ни самосознания. Малейшее умственное усилие выматывает «примитивного» человека, сильнее чем многочасовая рубка дров, настолько сознание еще не отделено от уроборического океана бессознательного. Реальность представляется наполненной разлитой в воздухе психической энергией – манной, а границы между внешними событиями и внутренними переживаниями попросту отсутствуют. В стадии уробороса сознание смотрит на попугая и говорит «я попугай», поскольку идентификация легко переносится на то что видит.Характерным признаком этой стадии является полная групповая идентичность. Как младенец до трех лет идентичен матери, уроборическое сознание идентично коллективу в котором находится. И сейчас, мы можем сталкиваться с переживанием уроборических состояниях на техно-концертах или политических митингах.

Инстинктивные реакции находятся полностью вне осознания, и полностью отсутствуют даже границы собственного тела. Самость на этой стадии, проецируется на идею целостности тела, «сознания закапсулированного в кожу».

Теперь обратимся к онтогенезу. Поскольку первые ощущения цельного сознания «я есть», появляются от двух до пяти лет, досознательная стадия уробороса, соответствует первому году жизни. И конечно же здесь прямо таки напрашивается аналогия с оральной стадией развития – на это нам подсказывает даже сам символизм – змея кусающая свой хвост.

Вот только если Фрейд рассматривает оральную стадию как первую сексуальную стадию, и проецирует взрослую сексуальность на младенца, представляя эротическое удовольствие от материнской груди, Нойманн видит здесь прежде всего начало центроверсии. Плерома – самая ранняя доуроборическая стадия, о которой вообще не может быть сказано ничего, кроме того что там нет ничего, соответствует дородовой стадии, когда тела матери и ребенка представляют стопроцентное единство.

Это единство, на психологическом уровне, сохраняется и в младенческом уроборосе, однако здесь, появляется первая точка смыкания, которая центровертируется вокруг материнской груди и процесса получения пищи. Младенец должен сосредотачивать сознание вокруг тех усилий, которые должен затрачивать на получение пищи, и это центрирование сознания, абсолютно лишенное какого либо сексуального подтекста, и становится фундаментом для будущего Эго.Для уроборического состояния, реальность представляет неприрывную питательную цепь, и никакие иные модусы бытия не входят в него.

Здесь я должен обратить внимание моих слушателей на то, что когда мы говорим «стадиальная теория» или «прохождение стадий», часто формируется оптическая иллюзия «прохождения», будто бы пройденные стадии остались безвозвратно позади, как город из которого мы выехали. На самом деле, пройденные стадии всегда остаются в нас, и говоря о сознании достигшем той или другой стадии, мы имеем в виду его предельный уровень, который не застраховывает от падения на ранние стадии. Они всегда в нас. Поэтому, уроборический символизм питания, имеет черезвычайно важный и энергоемкий символизм, даже вербально задействуя символы связанные с питанием мы задействуем мощные энергии которые либо бессознательно располагают к нам собеседника, либо (в случае негативной фиксации на этой стадии) вызывая враждебность.

Именно из за того, что эти стадии всегда присутствуют в нашей психике, мы часто сталкиваемся с «контаминацией» более поздних стадий, более. Например, контаминацией эротического содержания пищевым, мы часто встречаем в восклицаниях типа «съел бы её», или «его поглотила страсть». Подобные выражения – прекрасный пример «вторичной персонализации» - то что на уроборической стадии первобытного мышления понималось буквально, становится метафорическим иносказанием.

Следует сказать, что на стадии уробороса, полностью отсутствует разделение прародителей. Мать и отец воспринимаются в абсолютном единстве, и кормящая мать воспринимается как вселенский андрогин. Здесь Нойманн выдвигает шокирующую концепцию что для младенца материнские груди воспринимаются как фаллос, однако это предположение полностью объясняет то изобилие гермафрадитного символизма который этнологи встречают на ранних мифологических стадиях развития – например образ Бородатой Венеры, или мужского божества с женскими грудями.Одним из самых совершенных иллюстраций уроборического бытия, является роман Виктора Пелевина «Поколение Пи». Абсолютно не имеет значения, писал ли его Пелевин будучи знакомым с теорией Нойманна, или интуитивно дошел до тех же самых положений, но его образ уроборического бытия, нанизанных на канаты Иштар мучеников, вынужденных ртом и анусом карабкаться по этим канатам – одна из самых совершенных иллюстраций уроборического состояния. Мы должны помнить, что система заинтересована в как можно большем акцентировании уроборического символизма, и чем больше сознание фиксируется на уроборическом (пищевом) центре – тем ниже уровень личной этики – от программы «Смак» до поддержки газоскребной кукурузины, как выяснилось один шаг. Противостояние, нонконформизм, это полусознательное полубессознательное отторжение уроборического существования, современной цивилизации.

Поражения на стадии уробороса и регрессия к ней, связана с поражением на уровне пищевых центров. Булимия и анорексия здесь – две стороны одной медали. Я хотел бы поделиться с группой, одной забавной синхронией. Некогда прослушав на курсах Маап, стадиологию Эриха Нойманна, буквально через неделю мне выпало счастье познакомится с настоящим шизофреником, который рассказал мне историю своего поражения. Оказалось, что в 12 лет, он услышал что некая девушка своей подруге, что он бы понравился ей если бы не был таким толстым. После этого наш бедолага просто перестал есть, и это зашло так далеко что его пришлось кормить внутривенно. Другой психотический пациент был убежден что у него непропорционально огромные плечи, что было неправдой – что опять же указывает на уроборический уровень ввиду отсутствия четкой границы ощущения своего тела.

Исторически, выделение Эго из уробороса, было связано во первых с формированием целой системы Табу, соблюдение которых, было необходимо для фиксации сознания, с целью формирования его большей устойчивости. Этот же механизм, мы можем наблюдать в невротических или пограничных навязчивостях, когда анализанд обязывает себя на целый цикл нелепых действий, понять смысл которых невозможно. На самом деле, эти навязчивые повторения, являются своего рода, последней, инстинктивной защитой сознания, от регрессии в уроборическое состояние. Поэтому подход к такого рода навязчивостям должен быть достаточно деликатен и осторожен – поскольку механическое устранение симптома, может привести к провалу в уроборические состояния. Клиенту нужно помочь укрепить его сознание, чтобы он был готов встретиться с этим состоянием непосредственно и не разрушиться.Вторым инструментом перехода из стадии уробороса к стадии Великой Матери, является формирование границ собственного тела. Как и всякое психическое содержание, вначале это ощущение постигается в проекции на внешний объект, потому первобытные племена придают такое огромное значение Чуринга – вырезанным из дерева человеческим фигуркам, которые воспринимаются ими как вместилища души. Концентрация сознания на чуринга, является переходным этапом к концентрации сознания в границах собственного тела и преодоления диффузности.

В заключении описания стадии уробороса, следует отметить, что согласно Нойманну что уроборос разрушителен и негативен только для ранней стадии Эго, когда оно нуждается в искусственных границах, поскольку соединение с Уроборосом означает для него уроборический инцест, то есть погибель. Для зрелого и целостного сознания, героической и постгероической стадии, регрессия в уроборос, может иметь природу обновления и перерождения. Здесь все зависит от установки эго-сознания – сознание ищущее забытия и потворства себе, слабое сознание объятое инерцией найдет в уроборическом инцесте только погибель, но сознание высокого уровня, устанавливает особого рода связь с этим уровнем, находя там энергию вдохновений. Потому Гений это не тот кто избежал уробороса, а тот кто смог сойти в него, но не просто разрушиться в нем, а достичь перерождения.с сайта касталия.

После такого анализа жаль сказки.
Фон Франц  изучает сказки тепло, как  людей. Неужели чтобы лечить, надо распилить, разрезать, раскрасить, чтобы появилось такая контаминация.
Не могу согласиться  и с утверждением, что сказку "Соловей" можно присоединить к данной теме. Это сказка об искусстве и его способности оживить даже умирающего императора. К сожалению, эта работа никого  оживить не сможет, в ней нет эмоций.

Эх, Роха, как я Вами согласна!... Жалко сказки...

Да вот говорят, что восприятие сказки в "чистом", не аналитическом виде, это мол де, один из видов защит (нарциссических?). Чувственное восприятие  сказки, отвержение рационального ее осмысления  - нарциссическая защита?... Очень интересно...   

Работы Галина Бедненко мне нравятся. Она прекрасно знает скандинавскую мифологию, рунические игры... Значит, и Галина когда-то сайт посещала?!....

марфа, спасибо, дошло.