Философия поступка

«У смысла есть направленность. Осознание должно становиться влекущей силой поступка».(Хайдеггер) =================================================================================== БАХТИН "ФИЛОСОФИЯ ПОСТУПКА" Все попытки преодолеть дуализм познания и жизни, мысли и единственной конкретной действительности изнутри теоретического познания совершенно безнадежны. Значимость истины себе довлеет. Совершенно не зависит от того, познана она кем-нибудь или не познана. Все попытки изнутри теоретического мира пробиться в действительное бытие- событие безнадежны. Современный кризис в основе своей есть кризис поступка. Образовалась бездна между мотивом поступка и его продуктом. Но вследствие этого завял и продукт, оторванный от онтологических корней. Теория оторвалась от поступка и развивается по своему внутреннему имманентному закону, поступок, отпустивший от себя теорию, сам начинает деградировать. Если мы возьмем современный поступок оторвано от замкнувшейся в себе теории, то получим биологический или технический акт. Момент теоретической истинности необходим, чтобы суждение было долженствующим для меня, но не достаточен. Теоретическое мышление - это раскол между содержанием-смыслом и действительностью бытия. У мысли есть отвлеченно-содержательный смысловой момент. Тогда она относится к теоретическому единству только, а должна стать индивидуально-ответственным поступком Всякая общезначимая ценность становится действительно значимой только в индивидуальном контексте. Всякая мысль, не отнесенная со мною как долженствующе-единственным, есть только пассивная возможность, она могла бы и не быть, могла бы быть другой. Ведь можно пройти мимо смысла и можно безответственно провести смысл мимо бытия. Отвлеченно-смысловая сторона, не соотнесенная с единственностью человека - это какой-то черновик возможного свершения, документ без подписи, никого и ни к чему не обязывающий. Смысловая сторона познания должна быть инкарнирована мной, переведена на язык участного мышления, должна подпасть вопросу, к чему меня единственного, с моего единственного места обязывает данное знание. Никакая ориентация моей жизни в теоретическом мире невозможна, в нем нельзя жить, ответственно поступать, в нем я не нужен, в нем меня принципиально нет. Роковой теоретизм –это отвлечение от себя единственного. Только поступок преодолевает всякую теоретическую гипотетичность. Ни одно теоретическое положение не может непосредственно обосновать поступка, нужно еще нечто из меня исходящее. Мир смыслового содержания бесконечен и себе довлеет, его в себе значимость делает меня ненужным, мой поступок для него случаен. Это область бесконечных вопросов, где возможен и вопрос о том, кто мой ближний. Здесь нельзя начать, всякое начало будет случайно, оно потонет в мире смысла. Он не имеет центра, он не дает принципа для выбора: все, что есть, могло бы и не быть, могло бы быть иным С точки зрения смысла возможны лишь бесконечность оценки и абсолютная неуспокоенность. Нужна инициатива поступка по отношению к смыслу, и эта инициатива не может быть случайной. Ни одна смысловая в себе значимость не может быть категорической и принудительной. Поступок отброшен в теоретический мир с пустым требованием: если ты хочешь или тебе нужно то-то и то-то, то ввиду того, что... , ты должен поступить так-то и так-то. Поступок расколот на объективное смысловое содержание и субъективный процесс свершения. Я могу согласиться с тем или иным положением как психолог, социолог, юрист ex-cathedra, но утверждать, что тем самым оно становится нормирующей мой поступок нормой значит перепрыгнуть через основную проблему. Необходимо ответственно осознанное движение сознания, превращающее возможность в действительность осуществленного поступка, поступка-мысли, чувства, желания. Момент свершения мысли, чувства, слова, дела есть активно-ответственная моя установка. Категория переживания мира-бытия как события есть категория единственности, переживать предмет – значит иметь его как действительную единственность, но эта единственность предмета и мира предполагает соотнесение с моею единственностью. Этот мир дан мне с моего единственного места как конкретный и единственный. Для моего участного поступающего сознания – он, как архитектоническое целое, расположен вокруг меня как единственного центра исхождения моего поступка: он находится мною, поскольку я исхожу из себя в моем поступке-видении, поступке-мысли, поступке-деле. И таким поступком должно быть все во мне, каждое движение, жест, переживание, мысль, чувство – только при этом условии я действительно живу, не отрываю себя от онтологических корней действительного бытия. Если я отвлекусь от этого центра исхождения моей единственной причастности бытию, неизбежно разложится конкретная моя единственная действительность мира, мир распадется на абстрактно-общие, только возможные моменты и отношения и будет сведен только к возможному, абстрактно-общему единству. Все, взятое независимо, безотносительно к единственному ценностному центру моего поступка, де-конкретизуется и дереализуется, теряет ценностный вес, становится пустой абстрактно-общей возможностью. Такие временно-пространственные определения, как бесконечность, вечность, безграничность загораются ценностным светом только в соотнесении с моей причастной единственностью. Если мы абстрактно отделяем содержание переживания от его действительного переживаемого, содержание представляется нам абсолютно индифферентным. Ни одно содержание не было бы реализовано, ни одна мысль не была бы действительно помыслена, если бы не устанавливалась существенная связь между содержанием и действительно утвержденной его ценностью для меня мыслящего. Активно переживать переживание, мыслить мысль – значит не быть к ним индифферентным. В данной единственной точке, в которой я теперь нахожусь, никто другой в единственном времени и единственном пространстве единственного бытия не находился. И вокруг этой единственной точки располагается все единственное бытие единственным и неповторимым образом. То, что мною может быть совершено, никем и никогда совершено быть не может. Это признание единственности моего участия в бытии есть действительная и действенная основа моей жизни и моего поступка. Утвердить факт своей единственной незаменимой причастности бытию – значит войти в бытие именно там, где оно не равно себе самому – войти в событие бытия. Поступок не должен противопоставлять себя теории и мысли, но включать их в себя как необходимые моменты, полностью ответственные. Я участен в бытии как единственный его деятель; ничто в бытии, кроме меня, не есть для меня я. Моя единственность как несовпадение ни с чем, что не есмь я, всегда делает возможным единственное и незаменимое действие мое по отношению ко всему, что не есмь я. То, что я с моего единственного в бытии места хотя бы только вижу, знаю другого, думаю о нем, не забываю его, то, что и для меня он есть, – это только я могу для него сделать в данный момент во всем бытии, это есть действие, восполняющее его бытие. Я-для-себя, другой-для-меня и я-для-другого - все ценности действительной жизни расположены вокруг этих основных архитектонических точек мира поступка. Но ведь отсюда следует, что сколько индивидуальных центров ответственности, единственных участных субъектов, столько разных миров события, столько разных ликов, столько разных единственных мест, но где же один-единственный и единый лик? Или приходится признать своеобразной ценностью сомнение? Да, сомнение лежит в основе нашей действенно поступающей жизни. Эта ценность сомнения нисколько не противоречит единой и единственной правде, именно она, эта единая и единственная правда мира, требует сомнения, чтобы я реализовал свою единственную причастность бытию с моего единственного места. Единство целого обусловливает единственные и ни в чем неповторимые роли всех участников. Ценностное многообразие бытия человеческого может быть дано только любовному созерцанию, только любовь может удержать и закрепить это много- и разнообразие, не растеряв и не рассеяв его, не оставив только голый остов основных линий и смысловых моментов. Только бескорыстная, только любовно заинтересованное внимание может развить достаточно напряженную силу, чтобы охватить и удержать конкретное многообразие бытия, не обеднив и не схематизировав его. Безлюбость, равнодушие никогда не разовьют достаточно сил, чтобы напряженно замедлить над предметом, закрепить, вылепить каждую мельчайшую подробность и деталь его. Только любовь может быть продуктивной, только в соотнесении с любимым возможна полнота многообразия.