Философия поступка

«У смысла есть направленность. Осознание должно становиться влекущей силой поступка».(Хайдеггер) =================================================================================== БАХТИН "ФИЛОСОФИЯ ПОСТУПКА" Все попытки преодолеть дуализм познания и жизни, мысли и единственной конкретной действительности изнутри теоретического познания совершенно безнадежны. Значимость истины себе довлеет. Совершенно не зависит от того, познана она кем-нибудь или не познана. Все попытки изнутри теоретического мира пробиться в действительное бытие- событие безнадежны. Современный кризис в основе своей есть кризис поступка. Образовалась бездна между мотивом поступка и его продуктом. Но вследствие этого завял и продукт, оторванный от онтологических корней. Теория оторвалась от поступка и развивается по своему внутреннему имманентному закону, поступок, отпустивший от себя теорию, сам начинает деградировать. Если мы возьмем современный поступок оторвано от замкнувшейся в себе теории, то получим биологический или технический акт. Момент теоретической истинности необходим, чтобы суждение было долженствующим для меня, но не достаточен. Теоретическое мышление - это раскол между содержанием-смыслом и действительностью бытия. У мысли есть отвлеченно-содержательный смысловой момент. Тогда она относится к теоретическому единству только, а должна стать индивидуально-ответственным поступком Всякая общезначимая ценность становится действительно значимой только в индивидуальном контексте. Всякая мысль, не отнесенная со мною как долженствующе-единственным, есть только пассивная возможность, она могла бы и не быть, могла бы быть другой. Ведь можно пройти мимо смысла и можно безответственно провести смысл мимо бытия. Отвлеченно-смысловая сторона, не соотнесенная с единственностью человека - это какой-то черновик возможного свершения, документ без подписи, никого и ни к чему не обязывающий. Смысловая сторона познания должна быть инкарнирована мной, переведена на язык участного мышления, должна подпасть вопросу, к чему меня единственного, с моего единственного места обязывает данное знание. Никакая ориентация моей жизни в теоретическом мире невозможна, в нем нельзя жить, ответственно поступать, в нем я не нужен, в нем меня принципиально нет. Роковой теоретизм –это отвлечение от себя единственного. Только поступок преодолевает всякую теоретическую гипотетичность. Ни одно теоретическое положение не может непосредственно обосновать поступка, нужно еще нечто из меня исходящее. Мир смыслового содержания бесконечен и себе довлеет, его в себе значимость делает меня ненужным, мой поступок для него случаен. Это область бесконечных вопросов, где возможен и вопрос о том, кто мой ближний. Здесь нельзя начать, всякое начало будет случайно, оно потонет в мире смысла. Он не имеет центра, он не дает принципа для выбора: все, что есть, могло бы и не быть, могло бы быть иным С точки зрения смысла возможны лишь бесконечность оценки и абсолютная неуспокоенность. Нужна инициатива поступка по отношению к смыслу, и эта инициатива не может быть случайной. Ни одна смысловая в себе значимость не может быть категорической и принудительной. Поступок отброшен в теоретический мир с пустым требованием: если ты хочешь или тебе нужно то-то и то-то, то ввиду того, что... , ты должен поступить так-то и так-то. Поступок расколот на объективное смысловое содержание и субъективный процесс свершения. Я могу согласиться с тем или иным положением как психолог, социолог, юрист ex-cathedra, но утверждать, что тем самым оно становится нормирующей мой поступок нормой значит перепрыгнуть через основную проблему. Необходимо ответственно осознанное движение сознания, превращающее возможность в действительность осуществленного поступка, поступка-мысли, чувства, желания. Момент свершения мысли, чувства, слова, дела есть активно-ответственная моя установка. Категория переживания мира-бытия как события есть категория единственности, переживать предмет – значит иметь его как действительную единственность, но эта единственность предмета и мира предполагает соотнесение с моею единственностью. Этот мир дан мне с моего единственного места как конкретный и единственный. Для моего участного поступающего сознания – он, как архитектоническое целое, расположен вокруг меня как единственного центра исхождения моего поступка: он находится мною, поскольку я исхожу из себя в моем поступке-видении, поступке-мысли, поступке-деле. И таким поступком должно быть все во мне, каждое движение, жест, переживание, мысль, чувство – только при этом условии я действительно живу, не отрываю себя от онтологических корней действительного бытия. Если я отвлекусь от этого центра исхождения моей единственной причастности бытию, неизбежно разложится конкретная моя единственная действительность мира, мир распадется на абстрактно-общие, только возможные моменты и отношения и будет сведен только к возможному, абстрактно-общему единству. Все, взятое независимо, безотносительно к единственному ценностному центру моего поступка, де-конкретизуется и дереализуется, теряет ценностный вес, становится пустой абстрактно-общей возможностью. Такие временно-пространственные определения, как бесконечность, вечность, безграничность загораются ценностным светом только в соотнесении с моей причастной единственностью. Если мы абстрактно отделяем содержание переживания от его действительного переживаемого, содержание представляется нам абсолютно индифферентным. Ни одно содержание не было бы реализовано, ни одна мысль не была бы действительно помыслена, если бы не устанавливалась существенная связь между содержанием и действительно утвержденной его ценностью для меня мыслящего. Активно переживать переживание, мыслить мысль – значит не быть к ним индифферентным. В данной единственной точке, в которой я теперь нахожусь, никто другой в единственном времени и единственном пространстве единственного бытия не находился. И вокруг этой единственной точки располагается все единственное бытие единственным и неповторимым образом. То, что мною может быть совершено, никем и никогда совершено быть не может. Это признание единственности моего участия в бытии есть действительная и действенная основа моей жизни и моего поступка. Утвердить факт своей единственной незаменимой причастности бытию – значит войти в бытие именно там, где оно не равно себе самому – войти в событие бытия. Поступок не должен противопоставлять себя теории и мысли, но включать их в себя как необходимые моменты, полностью ответственные. Я участен в бытии как единственный его деятель; ничто в бытии, кроме меня, не есть для меня я. Моя единственность как несовпадение ни с чем, что не есмь я, всегда делает возможным единственное и незаменимое действие мое по отношению ко всему, что не есмь я. То, что я с моего единственного в бытии места хотя бы только вижу, знаю другого, думаю о нем, не забываю его, то, что и для меня он есть, – это только я могу для него сделать в данный момент во всем бытии, это есть действие, восполняющее его бытие. Я-для-себя, другой-для-меня и я-для-другого - все ценности действительной жизни расположены вокруг этих основных архитектонических точек мира поступка. Но ведь отсюда следует, что сколько индивидуальных центров ответственности, единственных участных субъектов, столько разных миров события, столько разных ликов, столько разных единственных мест, но где же один-единственный и единый лик? Или приходится признать своеобразной ценностью сомнение? Да, сомнение лежит в основе нашей действенно поступающей жизни. Эта ценность сомнения нисколько не противоречит единой и единственной правде, именно она, эта единая и единственная правда мира, требует сомнения, чтобы я реализовал свою единственную причастность бытию с моего единственного места. Единство целого обусловливает единственные и ни в чем неповторимые роли всех участников. Ценностное многообразие бытия человеческого может быть дано только любовному созерцанию, только любовь может удержать и закрепить это много- и разнообразие, не растеряв и не рассеяв его, не оставив только голый остов основных линий и смысловых моментов. Только бескорыстная, только любовно заинтересованное внимание может развить достаточно напряженную силу, чтобы охватить и удержать конкретное многообразие бытия, не обеднив и не схематизировав его. Безлюбость, равнодушие никогда не разовьют достаточно сил, чтобы напряженно замедлить над предметом, закрепить, вылепить каждую мельчайшую подробность и деталь его. Только любовь может быть продуктивной, только в соотнесении с любимым возможна полнота многообразия.
Ольга, спасибо. Хорошо, что Вы есть.
сдается мне, название "ФИЛОСОФИЯ ПОСТУПКА" послужило плохую службу Бахтину, судя по комментариям. ведь он говорит об очень простых вещах. а слово «поступок» может легко ввести в заблуждение, т.к. обычно понимается как «одномоментное, конкретно определенное во времени, акт своего рода». я бы предложил время убрать вовсе. и тогда, быть может, получится посмотреть на «поступок» (я бы сказал, что для Юнга это «Самость» (тут можно кидать в меня палками, но дочитайте до конца)), о котором говорит Бахтин, в несколько ином свете. Слово «поступок» в моих цитированиях Бахтина я заменил на (##), чтобы лишний раз не перекидывать на это слово ваше внимание. быть может, вам захочется «поступок» «заменить» на какие-либо другие слова, например «самость», «бытие в себе», «нахождение в центре себя», «я», в конце-концов. поиграйте, в общем. некоторые слова и фразы я выделил, чтобы обратить на них ваше внимание. у Бюдженталя и Юнга выделять ничего не стал, ибо пальцы можно об эти теги смозолить. выделенные мною в цитатах Бахтина слова позволят «кинуть якорь», а в приведенных мною последующих цитатах других авторов, я думаю, вы без особого труда сможете этот якорь утяжелить. для размышления. попробуйте проделать небольшой эксперимент. хлопните в ладоши. да, хлопните, чего уж там!!! хлопнули?.. услышали звук?.. а теперь подумайте немножко. ответьте для себя на вот какой вопрос: «помешало ли что-либо моему восприятию этого звука?..». помешало?.. или нет?.. думаю, что нет. все это я веду вот к чему. как вы думаете, что-либо мешает проявлению ВАС в жизни?.. ну, скажем, был махонький, малюсенький импульс такой… типа хлопка в ладоши… потом с ним стало ЧТО?.. он проявился?.. вы его «услышали»?.. а кто-либо другой?.. «услышал»?.. М.М. Бахтин, собственно "...Все попытки преодолеть дуализм познания и жизни, мысли и единственной конкретной действительности изнутри теоретического познания совершенно безнадежны..." "...Теория оторвалась от (##) и развивается по своему внутреннему имманентному закону, (##), отпустивший от себя теорию, сам начинает деградировать. Если мы возьмем современный (##) оторвано от замкнувшейся в себе теории, то получим биологический или технический акт. Момент теоретической истинности необходим, чтобы суждение было долженствующим для меня, но не достаточен..." "...Никакая ориентация моей жизни в теоретическом мире невозможна, в нем нельзя жить, ответственно (##), в нем я не нужен, в нем меня принципиально нет. Роковой теоретизм –это отвлечение от себя единственного. Только (##) преодолевает всякую теоретическую гипотетичность. Ни одно теоретическое положение не может непосредственно обосновать поступка, нужно еще нечто из меня исходящее...." "....Категория переживания мира-бытия как события есть категория единственности, переживать предмет – значит иметь его как действительную единственность, но эта единственность предмета и мира предполагает соотнесение с моею единственностью..." "...Мир смыслового содержания бесконечен и себе довлеет, его в себе значимость делает меня ненужным, мой поступок для него случаен... ...Он не имеет центра, он не дает принципа для выбора: все, что есть, могло бы и не быть, могло бы быть иным. С точки зрения смысла возможны лишь бесконечность оценки и абсолютная неуспокоенность. Нужна инициатива (##) по отношению к смыслу, и эта инициатива не может быть случайной..." "...Для моего участного поступающего сознания – он /Этот мир/, как архитектоническое целое, расположен вокруг меня как единственного центра исхождения моего поступка: он находится мною, поскольку я исхожу из себя в моем поступке-видении, поступке-мысли, поступке-деле. И таким (##) должно быть все во мне, каждое движение, жест, переживание, мысль, чувство – только при этом условии я действительно живу, не отрываю себя от онтологических корней действительного бытия..." "... В данной единственной точке, в которой я теперь нахожусь, никто другой в единственном времени и единственном пространстве единственного бытия не находился. И вокруг этой единственной точки располагается все единственное бытие единственным и неповторимым образом. То, что мною может быть совершено, никем и никогда совершено быть не может. Это признание единственности моего участия в бытии есть действительная и действенная основа моей жизни и моего (##)..." Дж. Бюдженталь «Наука быть живым» «…Что это значит, когда я говорю: “слышу” свой собственный опыт? Не существует готового набора слов для описания этого шестого чувства. Если человек слепой или почти слепой от рождения, единственный способ рассказать ему о чувстве зрения состоит в использовании неточных аналогий со слухом, осязанием или другими чувствами. Фигурально выражаясь, большинство из нас слепы (или близоруки) с ранних лет. Мы очень мало знаем о чувстве своего внутреннего бытия, и чаще всего нас учат игнорировать или обесценивать его. (“На самом деле ты этого не чувствуешь”, “Ты ведь на самом деле не хочешь этого, не так ли?”, “Не будь таким эмоциональным”, “Неважно, что ты хочешь; тебе предстоит иметь дело с реальным миром”). Так что, когда я говорю об этой чувственной модальности, об обладании которой мы подчас даже не догадываемся, мои слова темны и даже отдаленно не напоминают наш привычный опыт. Внутреннее осознание — это действительно выражение всего моего бытия, так же, как чувство любви, гнева, голода или эмоциональной вовлеченности в какое-либо занятие. В этом своем качестве внутреннее видение информирует меня, насколько то, что я переживаю в данный момент, соответствует моей внутренней природе. Поскольку оно является основой моего знания — где я и как обстоят дела в моем субъективном существовании, — оно служит мне примерно так же, как мое внешнее видение. Оно дает мне ориентацию и помогает выбрать нужное направление внутри меня. Органом моего внутреннего осознания является не глаз, позволяющий мне заглядывать внутрь себя, и не ухо, которым я прислушиваюсь к своему внутреннему опыту. Скорее, это все мое бытие, паттерн или гештальт, заключающий в себе смысл того, кто я есть. Однако будет полезно говорить о внутреннем осознании всего моего бытия, как если бы для этого существовал определенный орган чувства. Таким образом, я надеюсь силой вернуть обратно то утраченное, от отсутствия чего мы так страдаем. Это экзистенциальное чувство, насколько о нем можно судить, обеспечивает меня непосредственным восприятием — как и другие чувства. Данный пункт обычно понимается неправильно. Глаза говорят мне, что передо мной — страница текста, а не белый прямоугольник с черными значками на нем, из чего я должен заключать, что это страница со словами, предложениями и значениями. Точно так же, когда внутреннее чувство функционирует естественно, оно дает мне непосредственное осознание. Оно говорит мне: “Мне не понравился разговор с Гретой”, а не сообщает сырые данные, из которых я должен выводить умозаключения, например: “Я заметил, что испытываю физическое беспокойство... следовательно, мне наскучил этот разговор”. Но многие из нас могут лишь наблюдать за собой таким отчужденным и косвенным образом, и поэтому мы должны размышлять о причинах нашего беспокойства. Внутреннее чувство открыто немыслимому множеству сигналов — внешним ощущениям, памяти, предвидению будущего, фантазии, намерениям и всем остальным формам внутренней жизни. Мы умеем пользоваться им, когда полностью сосредоточиваем внимание на том потоке, которым является наше бытие в настоящий момент. В отличие от внешнего зрения, которое мы должны сфокусировать, чтобы улучшить его работу, внутреннее чувство работает лучше всего, когда мы ненапряженно открыты всему, что происходит само собой. Функционально внутреннее осознание похоже на процесс слушания. По этой причине иногда я думаю о внутреннем чувстве как о слышащем глазе — оно объединяет внутреннее зрение и внутренний слух. Это определение можно считать подходящим, поскольку оно предполагает более широкую сущность, нежели любой из существующих органов чувств. Я имею в виду, что слушающий глаз означает слушающее Я . Именно Я слушаю, Я и есть сам процесс слушания, и имплицитно именно Я являюсь также тем, к чему прислушиваются. Когда рассуждаешь о таких вещах, вся штука в том, чтобы повернуться внутрь самого себя. Необходимо рассматривать эти положения, основываясь на непосредственном внутреннем опыте (а не пытаться анализировать каждую идею, пользуясь обычными внешними понятиями). Иными словами, эта идея слушающего Я, или внутреннего чувства, которое обеспечивает осознание внутреннего опыта, может показаться странной, если мы судим с внешней точки зрения и привыкли рассуждать о людях категорично. Точно так же, когда мы пытаемся судить о самих себе в этой внешней манере, рассматривая “себя” и “свое Я” как объекты, то мы вряд ли различим это внутреннее чувство. Но когда мы, напротив, повторно переживаем внутри себя чувство внутреннего осознания в тот момент, когда мы целиком захвачены какой-либо деятельностью, то понятие об этом внутреннем чувстве кажется нам знакомым. Самое простое заключается в том, что Я являюсь центром своей жизни. Слово “Я” мы используем для обозначения того, что является нашим уникальным опытом, уникальным в том смысле, что Я относится не к объекту, который можно увидеть, а к самому процессу восприятия объектов. Точно так же, как мой глаз не может увидеть сам себя, точно так же и мое Я не может увидеть себя, не может стать объектом для самого себя. Это само видение, подлинный процесс осознания. Если я хочу переживать свою жизнь во всей полноте, я должен переживать ее в ее центре — мне необходимо чувствовать свое “Я”. Вот что такое внутреннее осознание. Это переживание своего Я. Я переживаю свое Я, когда точно знаю, что хочу чего-нибудь и хочу этого, потому что Я этого хочу, а не потому, что кто-то или что-то говорит мне, что я должен этого хотеть, или что большинство людей хотят этого, или что четыре из пяти авторитетных медиков рекомендуют это. Мое сознание, что я хочу, непосредственно, бесспорно и беспричинно. (Конечно, я могу оглянуться назад и найти причины или задавать вопросы и так далее, но это совсем не то, что просто хотеть.) Хочу подчеркнуть, что ни в коем случае не преуменьшаю роль разума, критических способностей, осознания потребностей других людей, заботы о будущем или каких-либо еще аспектов бытия как целого, которые участвуют в окончательном действии, которое я могу предпринять. Например, я не рассматриваю разум и чувства в качестве противников, борющихся за господство над моей жизнью, — взгляд, популярный сегодня в некоторых кругах. Я разделяю идеал целостности, который, по моему убеждению, предполагает следование по пути, а не достижение цели. Мое внутреннее чувство — если понимать его наиболее полно — это один из аспектов той потенциальной целостности, которая составляет мою подлинную природу. Иногда мне требуется время, чтобы обратиться к своему внутреннему чувству. Может быть, я испытываю смутное чувство голода. Если я не отправляюсь посмотреть, что находится в холодильнике, или не изучаю меню, или не думаю о том, что бы мне съесть, я могу сделать нечто другое: просто открыться самому себе и позволить своему желудку, рту и всему моему осознанию сказать мне, что я — только я — действительно хочу есть или пить. Очень существенно: если я буду делать это регулярно, и стану разумно следовать тому, что обнаружу, возможно, у меня не будет проблем с весом, диетой или с поддержанием необходимого баланса белков, жиров и углеводов, что так хорошо описано у Пирсонов. Я могу переживать свое Я иначе, чем посредством желаний, которые слышу внутри себя. Я могу достичь ощущения вовлеченности в жизнь, если позволяю себе узнать и испытать эмоции, которые являются подлинно моими... если я позволяю мыслям свободно течь и не пытаюсь ограничивать их критериями логичности, правильности, осмысленности или какими-то другими общепринятыми нормами... если мое тело движется свободно, радостно и спонтанно... если я действительно открыт для другого человека, а тот открыт для меня... или если я глубоко погружен в свои мысли, чувства, воспоминания и влечения в процессе так называемой глубинной психотерапии. Я в наибольшей степени чувствую себя живым, когда открыт всему многообразию моей внутренней жизни — желаниям, эмоциям, потоку мыслей, телесным ощущениям, взаимоотношениям, рассудку, предвидению, заботе о других, ценностям и всему остальному внутри меня. Я в наибольшей степени жив, когда могу позволить себе пережить, действительно реализовать все это многообразие и даже по-настоящему почувствовать и выразить свою целостность. Это звучит почти как невыполнимое требование. На самом деле это лишь кажется невозможным. Человек способен воспринимать огромное количество материала из различных источников и с невероятной тонкостью объединять его на бессознательном уровне способами, до которых далеко самым современным и сложным компьютерам. Неспособность человечества понять и оценить значение подобного объединения — это один из главных источников многочисленных трагедий, которые мы навлекли на себя. Слишком часто мы выбираем что-то одно — духовный или чувственный опыт, интеллект или эмоции, расчет или спонтанность — вместо того, чтобы стремиться к целостности, составляющей потенциал. Раз внутреннее осознание является столь непосредственным выражением нашей подлинной природы, почему же мы не используем свое внутреннее чувство постоянно, в течение всей нашей жизни? Как я уже предположил, по большей части наше раннее воспитание учит нас игнорировать — частично или полностью — сигналы нашего внутреннего чувства. Родители и учителя из лучших побуждений стремятся “социализировать” ребенка так, чтобы его собственные желания, чувства и склонности не привели к конфликту с окружающим миром. Сильное скрытое воздействие, делающее нас менее восприимчивыми к нашей внутренней жизни, — это старый любовный роман западного общества с объективностью. Мы привыкли думать, что субъективное — синоним слишком сентиментального, ненадежного и опрометчивого. В результате мы пытаемся избавиться от наваждения быть самим собой — внутренне переживающими существом — и начать рассматривать себя как изделия какого-то детройтского конвейера, во многом взаимозаменяемые и совсем не ценящие те остатки уникальности, которые ускользнули от бдительного ока фабричного контролера. Достоинство объективности состоит в том, что она на время тормозит часть наших переживаний, чтобы мы могли лучше распознать строение окружающего мира. Но ее истинное значение сводится на нет теми, кто не верит в целостность человека и позволяет объективности претендовать на все наше существование. Бихевиористы в своих крайних проявлениях не удовлетворяются представлением о том, что объективность обеспечивает нам особые линзы; напротив, они настаивают, что все другие взгляды иллюзорны. Сейчас, как и можно было с легкостью предвидеть, поднимается протест в виде антиинтеллектуализма, который вновь начинает ценить субъективность и развенчивает разум. Внутреннее чувство, о котором я веду речь, может быть с таким же успехом подавлено отрицанием объективности, как и ее абсолютизацией. Я могу решить прочесть определенную книгу, потому что о ней много говорят, и заставлю себя дочитать ее до конца, даже если обнаружу, что она того не заслуживает. Если моим единственным мотивом является желание не отстать от моды или иллюзия, что мои вкусы не отличаются от вкусов тех, кто “в этом разбирается”, меня не должно удивлять, что мне будет трудно дочитать книгу до конца. Но мы слишком часто удивляемся. Слишком часто я могу не решиться настроиться на свое внутреннее осознание, потому что предчувствую, что оно может не совпадать с тем, чего ожидает от меня социальное окружение. Поэтому я с тоской сижу на собрании, подавляя внутреннее нетерпеливое желание уйти — чтобы другие не думали, что я чем-то обеспокоен или невнимателен. Однако фактически я не способен сосредоточить свои мысли на происходящем. Иногда подавлять свое внутреннее чувство меня заставляет страх встретиться с какой-то главной истиной. Если я пытаюсь занять себя работой, социальными мероприятиями и постоянной активностью, чтобы избежать зреющего во мне понимания, что я смертен, что я старею, то неизбежно ни работа, ни друзья, ни общественная жизнь, ни что-либо иное не принесут мне подлинного удовлетворения…» К.Г. Юнг, «Liber Novus» «…Имитация была путем жизни, когда людям все еще был нужен героический прототип. Обезьяний способ это путь жизни для обезьян, и для человека пока он как обезьяна. Человеческое обезьянняченье продолжается ужасно долго, но придет время, когда отпадет кусок этого обезьянняченья от людей. Это будет время спасения и мира, и вечный огня, и произойдет искупление. Не будет больше героя и никого кто сможет имитировать его. Потому что с этого времени и впредь вся имитация будет проклята. Новый Бог высмеивает имитацию и последователей. Ему не нужны имитаторы и ученики. Он вынуждает людей через себя. Бог это его собственный последователь в человеке. Он имитирует сам себя. Мы думаем, что есть одиночество внутри нас и общинность снаружи нас. Общинность снаружи нас относится к внешнему, в то время как одиночество относится к нам. Мы одиноки, если мы внутри себя, но общинны в отношении того, что снаружи нас. Но если мы снаружи нас самих, то мы одиноки и эгоистичны в общинном. Наше я страдает от нужды, если мы снаружи нас самих, и таким образом оно удовлетворяет свои нужды общинностью. Следовательно, общинность искажается в одиночество. Если мы внутри себя, мы воплощаем свои нужды, мы процветаем, и через это мы осознаем нужды общины и можем воплощать их. Если мы поставим Бога снаружи нас, он оторвет нас от себя, так как Бог сильнее, чем мы. Наше я падает в лишения. Но если Бог двигается внутрь себя, он схватывает нас из того что снаружи нас. Мы прибываем к одиночеству внутри самих себя. Так Бог становиться общинным в отношении того что снаружи нас, но единственным в отношении к нам. Ни у кого нет своего Бога, но все есть у моего Бога, включая меня. У Богов всех отдельных людей всегда есть все другие люди, включая меня. Таким образом, это всегда только один Бог вопреки его множественности. Ты пребываешь к нему в себе и только через тебя самого схватывающего тебя. Это схватывает тебя в развитии твоей жизни. …Наши отношения с людьми идут через эту пустоту и также через Бога. Но ранее они прошли через эгоизм, так как мы были снаружи себя. Таким образом, дух предсказал мне, что холод внешнего пространства распространится по земле. Этим он показал мне образно что Бог встанет между людьми и будет подстегивать каждого кнутом ледяного холода к теплу их собственного монашеского очага. Потому что люди были рядом сами с собой, в экстазе как безумцы. Эгоистическое желание, в конечном счете, желает себя. Вы находите себя в вашем собственном желании, так что не говорите, что желание тщетно. Если вы желаете себя, вы производите божественного сына в ваших объятиях с самим собой. Ваше желание это отец Бога, ваше я это мать Бога, но сын это новый Бог, ваш господин. Если вы принимаете ваше я, тогда это предстанет для вас, как будто мир стал пустым и холодным. Приходящий Бог пойдет в эту пустоту. Если вы в своем одиночестве, и все пространство вокруг вас стало холодным и бесконечным, тогда вы далеко удалились от людей, и в тоже время вы пришли ближе к ним как никогда раньше. Эгоистичное желание только видимо привело вас к людям, но в реальности оно увело вас далеко от них и, в конечном счете, к себе самому, что для вас и для других было наиболее отдаленным. Но сейчас, если вы в одиночестве, ваш Бог ведет вас к Богу других, и через это к подлинному соседу, соседу вас самих себя в других…» «…”Простите, меня привели сюда не высокомерие и не навязчивость. Я попал сюда случайно, без каких-либо намерений. Меня привело сюда чувство тоски, что я оставил вчера за вашим домом. Видишь ли, пророк, я устал, голова тяжелая, как свинец. Я потерялся в своем невежестве. Я уже наигрался с собой. Я играл с собой в лицемерные игры, и они бы мне уже опротивели, если бы это не было разумным в мире людей - выполнять то, что другие ожидают от нас. Мне кажется, что я здесь словно более настоящий. И все же быть здесь мне не нравится”…» «…Не легко признавать свое стремление. Для этого многим необходимо предпринять особые усилия, чтобы быть честным. Очень многие не хотят знать, чего они на самом деле желают, потому что это может показаться им невозможным или слишком тяжелым. И все-таки стремление - это способ жизни. Если вы не признаете свое желание, вы не будете следовать себе, а перейдете на чужой путь, который другие вам указали. И тогда вы живете не своей жизнью, а чужой. Но кто должен жить вашей жизнью, если вы ею не живете? Это не только глупо - менять свою жизнь на чью-то, это также лицемерная игра, потому что вы никогда не сможете по-настоящему жить жизнью других людей. Если вы отказались от своего Я, вы проживаете его в других, тем самым вы становитесь эгоистичным по отношению к ним и их обманываете. Все считают, что такая жизнь возможна. Однако, это только обезьянье подражание. Уступая своему обезьяньей склонности, вы заражаете других, потому что обезьяна поощряет все, что является обезьяньим. Таким образом, вы превращаете себя и других в обезьян. Благодаря взаимоподражанию вы живете в соответствии со средними ожиданиями. Образ героя был создан для всех - в любом возрасте - благодаря стремлению к подражанию. Потому герой был убит, ведь мы все брали с него пример. Знаете ли вы, почему вы не можете отказаться от подражания? Из-за боязни одиночества и поражения…» «…Жизнь пустынника была бы холодной, если бы не огромное солнце, от которого сияют воздух и скалы. Солнце и его извечное великолепие заменяет пустыннику тепло его собственной жизни. Его сердце жаждет солнца. Он путешествует в страну солнца. Он мечтает о мерцающем великолепии солнца, о раскаленных камнях, разбросанных в полдень, о золотых, горячих лучах сухого песка. Отшельник ищет солнце, и никто другой не готов так открыть свое сердце, как он. Он любит пустыню больше всего, поскольку любит ее глубокое спокойствие. Ему нужно немного еды благодаря солнцу, чье сияние питает его. Отшельник любит пустыню больше всего, так как она для него мать, дающая пищу, тепло и силу. В пустыне отшельник свободен от забот, поэтому превращает всю свою жизнь в произрастающий сад своей души, которая может цвести только под жарким солнцем. Его сад приносит восхитительные плоды - сочная сладость под плотной кожицей. Вы думаете, что отшельник беден. Вы не видите, что он прогуливается под прогибающимися от тяжести ветками деревьев и его рука стократно прикасается к зерну. Под темными листьями навстречу ему алым цветением густо распускаются почки, и плоды едва не трескаются от сочной мякоти. Деревья роняют капли благоухающей смолы, и под его ногами из семян пробиваются новые ростки. Если солнце канет в гладь моря, как изнуренная птица, отшельник закутается и задержит дыхание. Он будет оставаться неподвижным, как само ожидание, пока на востоке не взойдет чудо возрождения света. Восхитительное ожидание до краев переполняет отшельника. Его окружают ужас пустыни и иссохшего пара, невообразимо, как он может жить здесь. Но его глаза по-прежнему глядят на сад, его уши слушают источник, а рука касается бархатных листьев и плодов, он вдыхает сладкий аромат цветущих деревьев. Он не может сказать вам, так необъятно великолепие его сада. Он запинается, когда начинает говорить об этом, и ум его, и сама жизнь кажутся вам бедными. Но его рука не знает, к чему она дотянется в этом неописуемом изобилии. Он дает вам маленький непримечательный плод, что только что упал к его ногам. Вам он кажется ничего не стоящим, но рассмотрев внимательнее, вы поймете, что он на вкус как солнце, о котором вы и не мечтали. Он источает аромат, который помутняет ваш разум и навевает сон о розовых садах, о сладком вине, о шелесте пальмовых деревьев. И, охваченный видением, вы держите этот один плод в руках, и вы словно бы само дерево, с которого упал плод, сад, в котором растет это дерево, солнце, что дало жизнь этому саду. И вы сами хотите быть тем отшельником, бродящим с солнцем по саду, взглядом, пристально глядящим на свисающие цветы, рукой, стократно прикасающейся к зерну, и дыханием, пьющем аромат тысячи роз. Одурманенный солнцем и охмеленный бродящим вином, вы ложитесь в старой пещерке, чьи стены звучат многоголосьем и оттенками тысячи солнечных лет. Когда вы поднимаетесь, вы снова видите все живое, каким оно было. А когда спите, вы отдыхаете, как и все, и ваши сны отзываются тихим эхом далеких храмовых песен. Вы засыпаете сквозь тысячу солнечных лет, и вы просыпаетесь сквозь тысячу солнечных лет, и сны, наполненные древним знанием, украшают стены вашей спальни. И вы видите себя во всей целостности...» ____________ остался ли описанный Бахтиным «поступок» для вас прежним?..
Renovatio, ответ на вопрос о собственной линии поведения?! ;-) Спасибо за "Науку быть живым". :-)))
да, Клара. это можно назвать и ответом на вопрос о линии поведения.
Сменю-ка я аватарку.... ********************************************************** нет луны в воде
"And I'll go to bed at noon." (с) Fool ********************************************************** нет луны в воде
Ольга, мы по определению не можем спорить, т.к. понимаем, что истина всегда вне спора. Иррационален ли поступок? Я бы сравнил его (поступок) с символом, - есть видимая часть его, и скрытая. Скрытая до того, что сознание, боясь всякой неопределенности, убеждает нас в осознанности его.
Владимир - это вы сами сочинили или это чья то цитата? Очень зацепило...
Порой, некое движение души без внешнего проявления так же можно считать поступком. Например, экзистенциальное переживание собственной смертности и любви к жизни может не повлечь за собой никаких действий, но будет именно внутренним поступком - шагом вглубь и вширь себя. Другое дело, что потом, если этот опыт не забудется, человек будет жить иначе и будет совершать другие поступки, но это будут уже следствия того первого внутреннего, не проявленого в действиях поступка. ВСЕ НАПИСАННОЕ ВЫШЕ ПРОШУ СЧИТАТЬ МОИМ ЧАСТНЫМ МНЕНИЕМ, АКТУАЛЬНЫМ НА МОМЕНТ НАПИСАНИЯ ЭТИХ СЛОВ. МНЕНИЕ ЭТО НИКОМУ НЕ НАВЯЗЫВАЕТСЯ И АБСОЛЮТНОЙ ИСТИНОЙ НЕ СЧИТАЕТСЯ.