Символизм Змеи

Автор: Флейта, дата: сб, 01/02/2014 - 12:25

На мой взгляд, у Герхарда Адлера в «Лекциях по аналитической психологии» простое и доступное изложение символизма змеи.

"Животные в сновидениях, это легко понять, отражают уровень инстинктов. Животное является "предчеловеком", в нем олицетворяется животная сторона нашей природы, - животные выражают инстинктивное либидо и бессознательное вообще.<...> Змея - наиболее плодородный символ бессознательного, причем настолько,что порой заменяет собой само бессознательное. Змеи очень часто встречаются в подземных пещерах и на болотах и это дало основание считать их вышедшими из ада земными животными, божествами преисподней, а известный факт, что они сбрасывают свою кожу породил веру в их бессмертие. Всегда тайное и наводящее ужас появление превратило их в символ зловещего могущества инстинктов, на самом деле - целостного бессознательного, действующего во мраке, но поражающего с молниеносной быстротой. Представлением о них как о выразителях и носителях демонической силы они обязаны своей ядовитой природе в той же мере, как и апотропейная сила исцеляющей змеи Асклепия (Эскулапа). Например, в греческой мифологии символом земли выступает бог подземного царства змей-гигант Пифон, олицетворяющий собой преисподнюю, которого убил Апполон, бог света, и для увековечения памяти победы над драконом основал храм Пифона в Дельфах, где пророчествовала Пифия.* (С культом змеи связано также и почитание богинь подземного царства - Эриний. Относительно Пифии у Hans Leisegang, Die Gnosis, Kroner, Leipzig, 1924, p. 111 сказано: "Дракон из недр земли посылает дух рпеита к Пифии, вводящий ее в транс, сама же Пифия сидела на треножнике со змеей на коленях". Много подобных примеров можно встретить у Erwin Rohde's Psyche.) Мрачный, недобрый характер змеи, обитательницы подземного мира, объясняет использование ее образа как символа Врага, который возникает во многих легендах и сагах: например, история о грехопадении человека, Вавилонском Тиамат, змее Мидгард, символизирующем еще и Потоп и так далее. Дракон или змея, очень часто выступает в роли стража лежащих в тайниках сокровищ, овладеть которыми можно, лишь убив дракона. С другой стороны, победа над драконом или змеей, дарует удивительную мудрость и могущество, что видно по самому имени, данному греческой жрице Пифии. В саге о Зигфриде речь идет о том, что только победив дракона и выпив его кровь, он смог свободно понимать язык птиц.** ( См. также легенду о Елампе, чьи уши прочистили во время его сна две змеи, что сделало его способным понимать язык древесных червей и птиц (Bachofen, Urreligion und antike Symbole (ed.by C.A.Bernoulli), Reclam, Leipzig, 1926, Vol.2, pp.57, 439) - это особенно удачный образ бессознательного как носителя удрости. В японской мифологии герой Сусаноо убивает дракона, во чреве которого спрятан чудесный меч, и женится на девушке - пленнице дракона Chantepie de la Saussaye, Vol.1, p.281f) Эго - символ опыта, который человек может добыть, лишь "преодолев", то есть соединив силы "подземного мира" (то есть бессознательного, мощь инстинктов). Еще один пример того, какую роль играет змея, можно встретить в Элевсинских мистериях Деметры. Во время обряда посвящаемый должен поцеловать искусственную змею, что символизировало его ассимиляцию сил подземного мира.* ( Останки большой терракотовой змеи были обнаружены в Элевсине (Preller, Vol. 1, p.797, note 1). Деметра - богиня земли и мать Персефоны - богини подземного царства. Змея как хладнокровное животное выражает в своем образе холодную нечеловеческую, неизъяснимую сторону инстинктов, то есть чисто рефлекторные биологические поступки. Их внезапная атака** (Манера захватывать врасплох придает змее важность, значимость молнии или бури (см. Danzei. Mexico, !, Folkwang, Hagen, 1923, pp.38. 45} и потопа (что четко показано в скандинавских сагах в образе змея Мидгарда, см. Edda Voiuspa), отражая также образ "молниеподобной", "сокрушающей" сущности бессознательного инстинктивного уровня (Jung, Psychologe of the Unconscious, Kegan Paul London, 1921, pp.266 and 333f) и опасность, таящаяся в них, сделали змей символом страха. Церемония целования змеи во время проведения ритуала мистерий олицетворяет победу над этим страшным верем, покорение и ассимиляцию (поцелуй) самых темных человеческих нстинктов, приводящих тем самым к их соединению и достижению сихологического освобождения и психической завершенности. В раннем христианском гностицизме мы найдем прямое продолжение нашего символизма. Особенно хорошо это видно в проведении празднования обряда Причастия ностической сектой Офитов. Они помещали на столе сваленные в кучу хлеба и заставляли змей взбираться на верхний хлеб, после чего они целовали рот змеи и падали перед ней ниц. Именуемая Naas или Ophis эта змея была для них символом nous., знанием и мудростью, сотворившим мир и даровавшим избавление. Для них змея символизирует образ самого Спасителя. С верой в сокровенную мудрость змеи связано использование ее как символа темных, инстинктивных уровней. Вот почему, например, змея была выбрана Асклепием в качестве символа, и также потому, что она несет яд. В храме Асклепия в Эпидавросе*** (Во время чумы в 293 году до н.э. римляне послали экспедицию на Эпидаврос для того, чтобы привезти оттуда с собой змею, считавшуюся воплощением самого бога. (Chantepie de la Saussaye, Vol.II, p.462) содержалось множество змей. С психологической точки зрения интересно вспомнить известный факт, что Асклепий пользовался уникальным методом исцеления пациентов во сне и использовал их сны в качестве исцеляющего внушения, которым он затем воздействовал на пациентов. Все это является ясным и убедительным примером того, что змея использовалась как воплощение бессознательного, несущего в себе зачатки новой и до сих пор неведомой исцеляющей силы. Благодаря этому змея стала известной еще и как символ возрождения. Эта идея поддерживается верой в ее бессмертие, основанной на знании факта ежегодной смены кожи* (См. примеры у Frazer, Folklore in the Old Testament, Macmil.lan, London, 1919, Vol.I., p.50, 66ff., 75f) у змей. Именно из-за этой идеи о бессмертии змеи, образ змеи стал рассматриваться как символ души в целом. Вот почему в Африке умершие возвращаются в виде змей, а в Греции в змеях видят вышедшие из могил души героев. Греки читали, что змеи и птицы наделены душой, но если у змей она по сути земная, то у птиц - духовная, и змеи и птицы почитались в древних Афинах Для римлян змея была инкарнацией Гения и Юноны** (Там же с.433. Первоначально Гений и Юнона были не богами с определенными функциями, а всего лишь олицетворением индивидуальной душевной силы каждого человека, причем Гений представлял собой мощь мужского начала, а Юйона - женскую функцию зачатия и рождения (Там же с. 436). Именно порожденная землей душа наделяет человека магической силой*** (В качестве примера возьмите легенду об Эрехфее и Кекропе (Preller, Vol.!, p. 198). У литовцев, например, одним и тем же словом обозначается "жизнь" и "змея", а именно gyvata. (Chantepie de ia Saussaye, Vol.II. p.529). В Дионисиево-Сабазиевых мистериях Малой Азии золотая змея пропускалась через одежды посвящаемого, поскольку змея здесь отождествлялась с божеством, даровавшем избавление и бессмертие душе**** ( Jung, Antikes ysterienwesen, Brill. Leyden, 1909, p.66; Preller, Vol.1, p.701. Следует заметить, что священным животным Сабазия была змея. ~ Прим, ред. + Интересно, что в Египте существовал обычай выпускать змею после роизнесения слова "богиня" и сокола - после "бог". Это имеет важное значение для понимания концепции об анима и анимус. Adolf Erman, Die Religion der Aegypter, de Gruyter, Berlin, 1934, p.45). И приводить подобные примеры можно бесконечно, особенно для египтян, но индийская мифология просто изобилует ими. Змея у индусов играет особую роль. И здесь обязательно нужно упомянуть о змее Кундалини, выражающей собой главную силу души в Кудалини Йоге, и в то же время она - символ Мирового Змея Шеша или Ананта, символического животного Вишну/Кришны. О символическом значении змеи теперь уже достаточно сказано и ясно, что она представляет собой олицетворение хтонического земного бессознательного, инстинктивного слоя во всей его тайной магии, мантической* (Связанной с гаданием и ворожбой.) и целевой силе, равно как и со всей присущей ему опасностью, которую нужно преодолеть. Именно это противоречие объясняет чувство благоговения и страха, внушаемое змеями. И пока оно находится в господствующем положении, до тех пор сила его не сможет интегрироваться в глубинах человеческой психе, оно напоминает Потоп, сокрушающий человеческое самосознание, становится разрушающим ядом. Но если человек сможет преодолеть его силу и присоединить ее к своему сознанию, то она превратится в созидательную энергию, наградит его тайным знанием и одарит духовным перерождением.<...> Из всего сказанного выше следует, что выражающий всю двусмысленность природы образ змеи удивительно точно символизирует естественную противоречивость характера психических факторов. С одной стороны, змея - это "вели¬кий дракон, древний змий, называемый Диаволом и Сата¬ною, обольщающий всю вселенную, но с другой - это со-зданное во имя спасения существо, божественный символ, приняв и подчинившись которому, можно освободить душу и дать ей спасение.<...> И только те, для кого змея - отрицательный символ, ос¬таются покоренными ею. Только когда реализован ее пол¬ожительный смысл, она может быть ассимилирована, тогда "теперешний" мир, мир страстей и инстинктов может быть полностью интегрирован. При достижении этого на посвяща¬емого сойдет "мудрость змея" и он уже окончательной вы-йдет из утробы образа своей матери и приобретет черты зрелой, уверенной в себе, независимой личности. И как только завершится трудное испытание, именуемое поиском души, то останется позади уровень простых, личных пережи¬ваний, а сознание его проникнет в царство управляющих жизнью вечных надличностных законов."

Автор: Флейта, дата: сб, 01/02/2014 - 13:08

"Одной из фундаментальных идей алхимии является редистилляция из ее хаотической сопутствующей части спрятанного в материи божественного духа. Для выполнения этого процес¬са совершенно незаменим химический элемент Ртуть (Мер¬курий - прим. перев.), именуемый алхимиками Mercurius ani-matus, "змей" или "дракон" Меркурий алхимиками воспринимался как Hermes Psychopompos, указывающий путь в рай. (Jung, Psychology and Religion, p. 128, CW 11, p. 98.) Вот мы и встречаемся снова со змеей, при помощи ко¬торой из недифференцированной материи должен быть редистилированн божественный дух."

http://do.gendocs.ru/docs/index-205780.html?page=6 

"В алхимии, змея является символом Mercurius non vulgi (Меркурий не принадлежащий толпе) который ставился в один ряд с богом раскрытия тайн Гермесом. Оба они обладают пневматической природой. Serpens Mercurit (змей Меркурия) — хтонический дух, живущий в материи, в особенности же в той частице первоначального хаоса, что сокрыта в творении: massa confusa или globosa (нерасчлененныая (или шарообразная) масса) . Алхимический символ змеи служит указанием на исторически более ранние образы. Поскольку opus понималось алхимиками как повторение или имитация сотворения мира, змея Меркурия — этого хитрого, обманчивого бога — напоминала им о змее сада Эдема, то есть о дьяволе — искусителе, по их собственному признанию, проделывавшем с ними всевозможные трюки в ходе их трудов. Мефистофель, "Племянник змеи", представляет собой гетевскую версию близкого знакомца алхимии, Меркурия. Подобно дракону, Меркурий оказывается скользким, неуловимым, ядовитым и опасным предшественником гермафродита и, по этой причине, он должен быть преодолен. У наассенов Рай представлял собой кватернион, параллельный кватерниону Моисея и подобный ему по значению. Его четырехсоставная природа представлена четырьмя реками: Писоном, Тихоном, Хиддекелем и Евфратом. Змей книги Бытия является иллюстрацией персонифицированного древесного божества; поэтому, его традиционно изображают либо на дереве, либо обвившимся вокруг дерева. В версии Лютера, именно голос дерева убедил Еву, что "хорошо будет отведать от древа, и приятно будет увидеть, что это — древо сладострастия". В сказке о "Духе в бутылке" Меркурия также можно интерпретировать как древесное божество". В "Свитке" Рипли, Меркурий предстает как змея, в облике Мелюзины спускающаяся с верхушки Философского древа ("древа познания"). Дерево означает развитие фазы процесса трансформации, а его плоды либо цветы обозначают завершение делания. В сказке Меркурий спрятан в корнях большого дуба, то есть в земле. Именно во внутренней части земли обитает змея Меркурия." (К. Юнг "AION")

Автор: Флейта, дата: сб, 01/02/2014 - 13:19

"Возрождение силы змеи. Каждая героиня должна обрести силу змеи. Чтобы понять сущность этой задачи, нам необходимо вернуться к богиням и женским снам. На многих статуях Геры ее мантию обвивают змеи. Афина изображалась со змеями, обвивающими ее щит. Змеи были символами догреческой Великой Богини Старой Европы и служат символическим следом силы, которой некогда обладало женское божество. На одном из наиболее ранних изображений (Крит, 2000-1800 гг. до нашей эры) женская богиня с обнаженной грудью держит в распростертых руках по змее. Змея часто появляется в женских снах как таинственный устрашающий символ, к которому сновидица, ощутившая возможность утверждения в жизни собственной силы, осторожно приближается. Вот описание сна одной тридцатилетней замужней женщины: "Я иду по тропинке; когда я взглянула вперед, то увидела, что мне предстоит пройти под огромным деревом. Громадная змея мирно свертывается кольцом вокруг нижней ветви. Я знаю, что она не ядовита и мне ничто не грозит, — в самом деле, она прекрасна, но я колеблюсь". Многие сны, похожие на этот, где сновидица испытывает скорее благоговение или осознает силу змеи, чем путается опасности, запоминаются: "Змея, обвивающая мой стол...", "Я вижу змею, свернувшуюся кольцом на балконе...", "В комнате три змеи..." Всякий раз, когда женщины начинают утверждать свою власть, принимают важные решения и осознают свою силу, как правило, появляются сны со змеями. Часто сновидица ощущает пол змеи, и это помогает прояснить вид силы, символизируемой змеей. Если эти сны совпадают с действительной жизнью сновидицы, у нее появляется возможность с позиции власти или автономии справляться с такими, например, вопросами, возникшими после выбора новой роли: "Могу ли я быть эффективной?", "Каким образом эта роль будет изменять меня?", "Понравлюсь ли я людям, если буду решительной и строгой?", "Угрожает ли такое поведение моим близким отношениям?". Сны женщин, никогда прежде не испытывавших ощущения собственной силы, скорее всего, говорят о том, что такие женщины должны приближаться к Силе осторожно, как будто к незнакомой змее. Я думаю о женщинах, обретающих ощущение своей собственной силы и власти, как о "востребовавших силу змеи", — силу, утерянную женскими божествами и смертными женщинами в тот момент, когда патриархальные религии лишили богинь силы и влияния, представили змею как символ зла, выбросили ее из Эдема и сделали женщин существами низшего сорта. Затем я представляю себе образ, олицетворение новой женщины — сильной, красивой и способной растить и воспитывать детей. Этот образ — терракотовое изваяние прекрасной женщины или богини, поднимающейся с земли и держащей в руках сноп пшеницы, цветы и змею." (Джин Шинода Болен "Богини в каждой женщине")

Автор: Флейта, дата: сб, 01/02/2014 - 13:30

Идея трансформации и возрождения посредством змеи - хорошо обоснованный архетип (рис.70). Это излечивающая змея, представляющая бога (см. рис. 203, 204). (Рис. 70. Языческие ритуалы трансформации со змеями. Средние века.) Гностический рисунок. Об этом сказано в мистериях Сабазия: "Aureus coluber in sinum demittitur consecratis et eximitur rursus ab inferioribus partibus atque imis" (Золотую змею опускают на колени посвящаемого и убирают от нижних частей) - офитов Христос был змеей. Вероятно, наиболее примечательное развитие символизма змеи как обновления личности вы найдете в Кундалини йоге. (К.Юнг. Психология и алхимия.)

Автор: Маша, дата: сб, 01/02/2014 - 14:34

о змее и власти--слово «сэр», производное от слова «змея». Традиции эти идут от того времени, когда правителю было необходимо заручится особым титулом, который доказывал бы его принадлежность к «семени змеи». Так, когда Александр Македонский был объявлен богом, его мать Олимпия провозгласила, что он был сыном не ее мужа - царя Филиппа, а сыном Зевса, который явился к ней в виде змеи. Точно так же и Юлий Цезарь называл себя сыном Аполлона, который ради его рождения принял форму змеи. Автор: Флейта, дата: вс, 02/02/2014 - 11:46 http://arhivarrus.com/ww2/372-mudrost-zmei.html Автор: Маша, дата: вс, 02/02/2014 - 12:50 "Если ночью нога твоя споткнется обо что-то извивающееся, вытягивающееся и кусающее, то, сделай, о Змей, Ты Отец наш и Отец рода нашего,– а мы чада Твои, –сделай так, чтобы это была маленькая ветка, вытягивающаяся и кусающая, но не кто-то из сыновей Твоих с пастью острой. О Отче рода нашего! И мы чада Твои! " ( Молитва одного из центральноафриканских пигмейских племен, тотемом которых является змея, к небесному змеебогу)

Автор: Флейта, дата: пн, 03/02/2014 - 13:52

Если говорить о культах змей, в Африке он широко распространен. В той же Дагомее миссионер Унгер в 1864 г. нашел настоящий храм змей, где содержалось более 30 особей. В области Уйда еще раньше существовало святилище питонов и других змей, за которыми ухаживал особый жрец. Он кормил их, брал на руки, обвивал вокруг тела. У тех народов, у которых змеи пользуются почитанием, считается величайшим преступлением причинять им какой-либо вред, http://www.refsru.com/referat-16787-3.html. Змея - амбивалентный символ, "бескрылый дракон", который в одних очагах цивилизации отображает глубоко положительное его восприятие, в других регионах - отрицательное, как символ ненависти и зла. Есть небольшое исследование, что змея была тотемом древних армян, http://makarats.ru/index/zmej_totem_armjan/0-31. Отрывки из него, о змеях: Если в Тибете, в Китае и Индии, да и в большинстве других азиатских стран отношение к змеям двойственно (например в Индии Будда изображается сидящим под укрытием, символизирующей защиту, кобры с семи капюшонами , а в китайской мифологии мы обнаруживаем змееподобных богов-прародителей.), то на Ближнем Востоке и в Средиземноморье прослеживается совсем иная картина... Регион как бы разделен на тех, кто однозначно ненавидит змей и тех, кто их почитает. В хеттской легенде "Миф о повержении дракона" Бог Тешуб бьется с ужасным богом Янка (Янка переводится как Змея) за главенство на земле. Тешуб обращается за помощью к другим богам, но на его сторону становится лишь одна богиня, которая, напоив Янка, помогает Тешубу расправиться с ним... Однако наиболее радикальное, в отрицательном плане, отношение к змеям прослеживается в иудейских традициях.. Это очень важно заметить, поскольку нельзя не понимать и забывать, что в основе множества христианских традиций лежат именно иудейские, а традиции, собственно говоря, имеют формирующее влияние на наши взгляды относительно многих вещей и явлений... В древнееврейской мифологии фигурирует Змей Rahav, которого называли также Небесным Царем Египта и который, поддерживая египтян в их конфликте с евреями, умолял Бога не губить армию фараона. Естественно, что для него, все заканчивается плачевно - восстав против Господа, Змей был утоплен, поэтому так же естесственно, что плачевна и судьба библейского змея, ибо это один и тот же Змей - враг евреев, и следуя той же логике, враг всего человечества, который, по правилам жанра, должен быть наказан и проклят. Именно отсюда исходит ставшая христианской традиция, представляющая змею врагом человечества и даже идентифицирующая змею с сатаной. Однозначно можно утверждать одно - все подобные мифы восходят к эпохе, когда тот или иной объект флоры и фауны являлся философским символом и конкретным тотемом, а следовательно, отличительным признаком (гербом) того или иного, конкретного племени. Джек Тресиддер, в своей книге "Словарь символов" пишет буквально следующее: «Змея- наиболее существенный и сложный из всех символов, воплощенных в животных, возможно, самый древний из них.... Змея была в первую очередь магическим символом сил, породивших жизнь, иногда она изображала самого Бога-Создателя.». Елена Блаватская писала - "Змей всегда был символом Адепта и его бессмертных сил и божественных знаний... Змея носитель знаний и мудрости". "Змий соединялся с Богом Мудрости с самых ранних времен, о которых мы только имеем исторические данные"- писал С.Уэк . Филон Библский, который приписывал культ змеи Богу Тоту, писал: «Природу дракона и змей обоготворил сам Таавт, а после него уже финикийцы и египтяне. По его учению, это животное более всех прочих пресмыкающихся обладает духом; оно отличается своею огненною природою, а также, благодаря своему духу, непревосходимою быстротою: у него нет ни ног, ни рук, ни чего-нибудь другого из конечностей, чем при движениях пользуются все прочие животные. Оно принимает разнообразные виды и формы, а во время пути движется спиралеобразно, с какою угодно скоростью. Оно весьма долговечно, и по природе своей, сбросив старость, не только молодеет, но и получает приращение по величине, и, дойдя до определенного размера, оно, наконец, уничтожается в самом себе. Так это внёс в священные книги сам Таавт. Вот почему этот род животных привлекается к священнодействиям и мистериям. О нем мы достаточно говорили в своих записях, озаглавленных "Етотии". Там же было доказано, что оно вечно и снова разрешается в себе, как это было сказано и раньше. Это животное не умирает обыкновенною смертью, если только не будет поражено какою-нибудь силою. Финикийцы называют его Добрым Божеством. Подобным образом и египтяне дали ему имя Книф. Они придали ему голову ястреба, вследствие энергии этой птицы. И Эней, названный ими величайшим толкователем таинств и исрограмматом (его перевел на греческий язык Арей Гераклеополит), иносказательно говорит дословно так об этом: "Первое, самое божественное – змей, имеющий вид ястреба, весьма красивый. Всякий раз, как он открывал глаза, он наполнял все в своей первозданной стране светом, и [наоборот] наступал мрак, лишь только он их закрывал". Эней намекнул также, что это существо огненное, в силу того, что о нем говорят, будто оно "озарило". А "озарять"– свойство света. У финикийцев "и Ферекид позаимствовал эту тему и изложил свое учение о боге, называемом им Офионом, и об Офионидах, о которых мы скажем в другой раз. Впрочем, и египтяне изображают мир на основании того же представления. Они чертят замкнутый воздухообразный и огневидный круг с растянутым посредине в образе ястреба змеем – Добрым Божеством, имеющим силу соединять. Весь рисунок напоминает нашу Θ: кругом они обозначают вселенную, а соединяющим его посредине змеем – Благое Божество. В священном сборнике персидского культа маг Зороастр дословно говорит следующее: "Бог имеет голову ястреба. Он самый первый, нетленный, вечный, нерожденный, нераздельный, совсем не имеющий подобия, управитель всякого блага, самый неподкупный, добрейший из добрых, премудрейший из премудрых, отец законности и справедливости, сам себя выучивший, естественный, совершенный, мудрый, и он один изобретатель святой естественной силы". То же передает о нем и Остан в сочинении под заглавием "Восьмикнижие". Первоначальную тему все заимствовали у Таавта и учили о природе вещей, как было упомянуто выше. Первые стихии в форме змей они освятили в выстроенных ими храмах, и в честь их они справляли праздники, совершали жертвоприношения и оргии, так как считали их величайшими богами и управителями вселенной. Относительно змей теперь сказано достаточно.» http://makarats.ru/index/zmej_totem_armjan/0-31

 

Автор: Флейта, дата: чт, 06/02/2014 - 22:12 Уста Бога (Речь идет о боге солнца Pa. —Прим. пер.) дрожали от старости. Слюна его капала на землю, И все, что он выплевывал, падало на землю. Тогда Исида смешала это с землей, что была там, И вылепила червя, похожего на копье. Она не обвила живую змею вокруг своего чела, А бросила ее, свившуюся в кольцо, на дорогу. По которой великий Бог любил бродить, Наслаждаясь двумя своими царствами. Величественный Бог шествовал и своем великолепии, И другие боги, служившие Фараону, сопровождали его, Он шел впереди, как делал это всегда, — И тут благородный червь ужалил его... Его челюсти застучали, Он задрожал всем телом, И яд вторгся в его плоть, Как Нил вторгается в его владения...

«И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту», — гласит строфа в Книге «Бытие» (Быт. 3:15. См. также экзегетический комментарий к Бт 3:15 // Новая толковая Библия. В 12 т. Т. 1. Л., 1990. С. 277—278. — Прим. пер.) - отголосок гораздо более древнего египетского церковного гимна. который раньше декламировали или пели для того, чтобы вылечить человека от змеиного укуса... В тексте этой легенды, записанной на "Туринском папирусе" конца Нового царства, Исида выступает в роли покровительницы египетской магии. Ей удается обрести власть над Ра, выведав его сокровенное имя. Слова, сказанные для излечения Ра от укуса ядовитой змеи, воспрнимались египтянами как действенное заклинание, http://egypt-myths.ucoz.ru/publ/37-1-0-16.

 

удалено

Флейта,если не сложно,можете про Орф ическую змею ,что-нибудь написать?

"Древний символ Орфических Мистерий -это яйцо, обвитое змеей. Это символ Космоса, окруженного огненным Творящим Духом. Яйцо представляет также душу философа; змея - Мистерии. Во время инициации скорлупа разбивается, и человек рождается из состояния эмбрионального физического существования, в котором он пребывал во время внутриутробного философского возрождения." (Брайан "Анализ древней мифологии") http://manly-p-hall.narod.ru/essay05.html На Ленде  у меня была тема про Орфическое яйцо, где обсуждали его символику и делились ассоциациями, но она уже не актуальна. Про орфиков надо читать, можно орфические гимны поискать...

Спасибо, Серж. Что-нибудь напишете еще об орфиках?

Слишком мало знаю,вроде как камням поклонялись.По ссылке можно с переводчиком посмотреть.http://www.theoi.com/Text/OrphicHymns1.html

Барбара Ханна  Символизм Животных  Глава 24  Змея как союз противоположностей  и общение с божественным  

Как упоминалось в начале этих лекций, четыре класса символизма змеи не могут быть никаким образом разделены, а пересекаются и переплетаются друг с другом. Так, в Дельфийском оракуле, например, мы уже видели что-то от змеи как символа общения с божественным, и мы всё время говорили о ней как о содержащей обе противоположности, которые присущи её базовой природе. Но, как уроборос, это по большей части имело отношение к неразделённым противоположностям в природе, к первому классу символизма. В этом четвёртом и последнем классе я предлагаю поговорить о змее как о символе союза противоположностей, противоположностей, которые уже были разделены судьбой или человеческим вмешательством, и которые затем соединены более или менее осознанно в отличие от первоначального неосознанного союза. Мы увидим эту попытку объединить противоположности воплощённой в обрядовых мистериях, насколько мы можем собрать их вместе из фрагментов, которые сохранились. Мы можем предположить, что эта попытка была сделана намеренно. Четвёртое всегда самое трудное. Постулат Марии-Пророчицы об этом был преобладающей темой на протяжении всей истории алхимии: «Один превращается в два, два превращается в три, и из третьего выходит один как четвёртый» (Юнг 1968, пар. 26).

Чтобы перейти от нашей темы противоположностей, существующих вместе неосознанно, к сюжету их осознанного соединения, я бы хотела обсудить легенду о происхождении знаменитого кадуцея, того жезла Гермеса или Меркурия, обвитого двумя змеями, который «знает все пути». Мы уже рассматривали этот символ как прекрасный союз змеиных витков с прямой линией или жезлом, в конечном счёте обозначающий coniunctio (союз, единение) сознания и бессознательного. Эта легенда поясняет присутствие змей на стержне. Путешествуя, бог Меркурий, говорят, увидел двух змей в смертной битве друг с другом и поставил свой посох между ними, чтобы прекратить сражение. Волшебное древко усмирило их гнев; они обняли друг друга и обвились вокруг посоха. Вот так змеи помогли Меркурию узнать, что его посох – миротворец.

Этот образ, конечно, является чистым отображением союза противоположностей. Это – легенда, которая рассказывает об одном из способов, как человек впервые увидел возможность объединить пару враждующих противоположностей через отображение на бога, у которого был волшебный жезл. Это – своего рода развитие или удвоение идеи уробороса, который в данном случае состоит из двух змей (вместо одной), каждая из которых кусает и поедает хвост второй. Но удвоение символизма уробороса влечёт за собой опасность пожирания двумя змеями друг друга, в то время как в легенде о кадуцее эта двойственность – творческая и созидательная. Так как в ней змеи мирятся друг с другом, присоединяя свою мудрость к мудрости первоначального жезла. Так Меркурий узнаёт, что он может примирять врагов. (Как вы знаете, жезл Асклепия (Эскулапа) с двумя переплетёнными змеями всё ещё является знаком исцеления для аптекарей и врачей). Алхимики подчёркивают, что путь к их цели никогда не прямолинеен, а извилист, и говорят о нём как о меркурианском змее. Как говорит Юнг во введении к «Психологии и алхимии», извилистый путь к индивидуации («процесс, в котором человек становится психологическим «не-делимым» (in-dividual), то есть, самостоятельным неделимым единством или «целым» (Юнг 1977а, пар.490) состоит из окольных путей, унизительных ошибок и неверных поворотов.

Это – долгая дорога (logissima via), не прямая, а подобная змее, дорога, которая объединяет противоположности так же, как и направляющий кадуцей, путь, лабиринтоподобные переплетения и повороты которого не лишены ужасов. Именно на этой долгой дороге мы встречаемся с теми переживаниями, которые считаются «недосягаемыми». Эта недоступность на самом деле заключается в том, что они стоят нам необыкновенных усилий: они требуют именно того, чего мы больше всего боимся, а именно: «целостности», о которой мы так бойко рассказываем и которая так подходит для бесконечного теоретизирования, хотя в самой жизни мы, насколько можем, оставляем её на привязи (Юнг 1968, пар. 6).

Не существует прямого или лёгкого пути к индивидуации.

Однажды Юнг рассказал анекдот о маленькой клетке печени, которая каким-то образом потерялась в теле и отправилась по телу, пытаясь найти своё место. Она поднялась в мозг и подумала, что там можно было многому научиться, но все клетки мозга вышвырнули её. Тогда она попала в лёгкие и сказала, что воздух там был так хорош, словно на отдыхе в горах, но оттуда её тоже вышвырнули. Тогда по ошибке она попала в печень, где все клетки захватили её. Она сказала, что это было какое-то неправильное место для неё, это место было самым отвратительным, в котором она когда-либо побывала, и Юнг сказал, что такова индивидуация.

Как вы видели в легенде о Меркурии и кадуцее, она требует третьего, жезла, чтобы примирить враждующие противоположности. То же самое справедливо в случае противоположностей в психологии. Нашего человеческого разума достаточно, чтобы различить противоположности, чтобы разъединить их из их первоначального единства, чтобы стало осознанным то, что их две, а не одна. Но легче разрушать, чем строить, проще разъединять, чем соединять, и хотя мы можем обнаружить наши противоречия более или менее доступными человеку способами, но требуется гораздо больше, чтобы найти соединение и творческое решение. Несмотря на то, что христианин во всём полагается на Христа, алхимики всегда подчёркивали, что работа должна быть выполнена человеком. Но в том, что мы обсуждаем, они добавляют: «Подчиняйся Богу» (Deo concedente). Противоположности не могут быть объединены без третьего, которого нет (tertium quod non datur), без появления «третьего». Это требует усилий сознания и сотрудничества бессознательного. И третье, которое появляется, можно сравнить с творческим, совершенно неожиданным решением, о котором мы говорили, и это третье подчас открывается во сне в образе змеи.

Змея играла важную роль в мистериях Сабазия (Sabazios), в греческой орфической ритуальной религии, которую практиковали, помимо прочего, как культ обновления. Сабазий был богом, принадлежащим поздней античности и её смешению религий. Таинства (мистерии) занимали значительное место в поздней Римской империи, но этот бог изначально пришёл из Малой Азии и, как все божества позднего периода, был смешением нескольких богов. (Такое смешение можно отчётливо видеть в гимне Асклепия (Эскулапа), посвящённом Изиде, в творении «Золотой осёл»: «Хотя зовут тебя Венерой в Пафосе, Деметрой в Элевсине, Кибелой в Азии, многими людьми – Гекатой, но именно египтяне звали тебя верным именем Изида».) Сабазия часто отождествляют с Дионисом, иногда – с Зевсом или Юпитером, и поклонение ему было тесно связано с поклонением Кибеле и Аттису. Это соединение, со всеми его недостатками, имеет очень положительную сторону, поскольку непостижимый широкий размах архетипа больше связан одним направлением.

В работе «Символы трансформации» Юнг говорит о большой роли змеи в этих мистериях под странным называнием «бог сквозь сомкнутые бёдра». Выдержка такова:

Клемент говорит, что символом таинств Сабазия было действо «бог сквозь сомкнутые бёдра: и это – змея, которую протаскивают через сжатые бёдра посвящаемых». У Арнобиуса (Arnobius) мы узнаём: «Золотую змею пускают сквозь сжатые вместе бёдра посвящаемых и вытягивают снизу». В пятьдесят втором гимне Орфиков Бахус (Bacchus) призывается по имени υποκολπιε (лежащий на коленях), что означало, что бог входит в своих почитателей словно через женские гениталии (Юнг 1967, пар. 530).

Юнг рассмотрел это более подробно в семинаре о «Заратустре». Он говорил о змее как о нижней части психических функций человека, от которой отказался Ницше и которые, соответственно, вошли в рот пастуха в образе змеи. Как вы помните, это всегда было большой проблемой для Ницше. Танцор на канате в самом начале олицетворял его возможную судьбу. Он отверг самого мерзкого человека (которого олицетворяла змея) и откусил голову, не принимая его даже тогда. Юнг говорит:

Как ни странно, змея одновременно является религиозным символом в мистериях Сабазия. Посвящение состояло в проглатывании змеи, конечно, не буквально, - возможно, они похлопывали её или целовали. Христианские офиты служили свои мессы с настоящей змеёй на алтаре, но в мистериях Сабазия у них была золотая змея, которую проталкивали внутрь под подбородком, вместо рта, пропускали под одеянием и вынимали снизу; после этого считалось, что бог вошёл в посвящаемого и оплодотворил его божественным зародышем, и они называли его entheos(наполненный богом) (Юнг 1998, 1061f).

Змея олицетворяет бога, который входит в человека, чтобы наполнить его богом, чтобы превратить его в мать Бога. И вытаскивание снизу напоминает, конечно же, рождение. Это было похоже на древний ритуал усыновления: мать которая намеревалась взять приёмного сына или дочь, должна была спрятать ребёнка (даже если он был уже взрослым) под своими юбками, и затем его вытаскивали из-под них. Она также должна была кормить грудью усыновлённого ребёнка, обозначая, что он был её сосунком: дальше, после таких обрядов их кормили молоком и тому подобное, как в мистериях повторного рождения в древности (Юнг 1998, 1062).

Здесь змея олицетворяет самого бога и закладывает божественное семя. Смыслом многих обрядов в древних таинствах было совершать то, что заинтересовало бы богов настолько, чтобы боги сами приняли участие в празднествах. Наверное, это наиболее очевидно в смысле жертвоприношений, в которых они пытались привлечь богов конкретными подарками. Всеобща и стара, как мир, мысль о том, что богам нужны люди, чтобы получать жертвоприношения, и что если правильная жертва принесена, боги будут обитать среди людей.

В мистериях Сабазия предмет тоже совершенно ясен, но менее известен, частично из-за извечного ханжества человека, когда речь идёт о чём-либо, что даже отдалённо напоминает о сексе. Нам известно, конечно, что в целом сексуальность играла большую роль в древних мистериях, как, например, Линда Фирц (Linda Fierz) показала в своей прекрасной лекции под названием «Вилла таинств в Помпеях». Например, это довольно часто было очевидным в дионисийских оргиях, и в традициях аристократических дам Афин было предлагать себя на ступенях храма одну ночь в году и принять любого мужчину, который овладевал ей как представитель бога. Можно только представить себе то громадное унижение и какая страсть должна была стоять у истоков такой традиции; эти женщины просто лежали на ступенях храма и должны были принять любого, даже нищего, кого «захватывали боги».

Но в этом описании мистерий Сабазия обряд уже стал символическим, - мы можем предполагать, что религиозные обряды с настоящими змеями и возбуждающая сексуальность процветали до того, как превратиться в некую форму символического перерождения, - потому что бог прошёл через настоящие бёдра посвящаемого в образе золотой змеи. Мы можем предположить, что именно сексуальным возбуждением, возникающим в этом обряде, древние намеревались заинтересовать бога. Эта мысль нам теперь кажется странной, но она широко распространена и наполнена смыслом. Фрейд ухватился за эту старейшую мысль, когда создал исключительно сексуальную психологию. Я не знаю, опубликовал ли Юнг когда-либо свои размышления о том, что Фрейд проецировал всю совокупность своих религиозных и мистических взглядов на секс, но я часто слышала, как он говорил об этом в частных беседах и на семинарах. Материализм девятнадцатого столетия препятствовал тому, чтобы Фрейд мог когда-либо заметить религиозную сторону, разве только в небольшой степени в некоторых версиях его собственной теории в самом конце. Сегодня это всё ещё препятствует его школе осознать что-либо в этой области, несомненно играя невидимую роль теперь, как и тогда.

В книге Шребера «Воспоминания о моей нервной болезни» (Schreber, Memories of My Nervous Illness), которую только что перевели на английский язык, мы находим мысль о сексуальном возбуждении, привлекающем богов. Книга представляет собой одну из наиболее интересных записей сумасшествия, которую я когда-либо встречала. Когда я прочла её на английском языке, она стала откровением для меня, но отрывок или даже глава была опущена как непригодная к публикации, и я думаю, то же самое произошло с оригиналом на немецком языке. Конечно, у Шребера была отвратительная инфляция, но если прочесть книгу с научной точки зрения, она необыкновенно интересна, и из неё можно довольно многое почерпнуть. Иногда именно шизофреник способен наилучшим образом отразить скрытое, которое интересно богам. Шизофреники создают самые удивительные вещи, и именно поэтому психологу следует сопровождать его в самых иррациональных полётах и, превыше всего, психолог никогда не должен делать или произносить что-либо, отрицающее религиозность их опыта и убеждений. Но конечно же, они обычно собраны довольно непрочно и слишком легко рассыпаются во множество огненных змей Детей Израиля в пустыне. Более того, восторг, который подчас охватывает их, довольно часто не позволяет им желать исцеления, поскольку они часто предпочитают этот восторг банальностям и скуке повседневной жизни.

В заключение я хотела бы подчеркнуть, что совершенно необходимо делать вещи, которые интересуют богов, - это наиболее сложная вещь в процессе индивидуации, и именно в этом мы больше всего можем надеяться на змею, поскольку она олицетворяет тот инстинкт, который «знает» интересы богов и вынуждает нас исполнять их. Мы слыхали, как коренное население ссылается на привычку детей упоминать «маленькую змею, которая рассказала мне», точно так же, как мы говорим «маленькая птичка рассказала мне». Сознание никогда не смогло бы догадаться об этих интересах, об этих глубинных импульсах и потребностях, даже за тысячу лет, и чем больше попыток делает эго, тем больше оно теряет контроль. Но если нам удаётся прислушаться к змее и услышать её тихий голос, может оказаться, что она нашепчет этот секрет нам, и именно поэтому её повсеместно почитают как божество, или в любом случае как посредника между божественным и человеком. Один из наилучших примеров этому – в истории обвинённой во множестве грехов монахини Джин Фери (Jeanne Fery), в которой Мария Магдалина просила архиепископа взять одержимую женщину из своего монастыря и заботиться о ней в своём доме. Вся епархия была охвачена сплетнями, и хотя архиепископ отправил её обратно в монастырь, ей тут же стало хуже и ему всё время приходилось вновь забирать её. Это – прекрасная иллюстрация отвратительных вещей, которые подчас требуются от священника или доктора для того, чтобы могло произойти настоящее исцеление. В конце концов, Джин Фери избавилась от демона и архиепископ был освобождён от дальнейших обязанностей в отношении её. Сознание само по себе никогда не смогло бы знать, как поступить. И всё же мы должны делать попытки, потому что если мы совсем не будем пробовать, то в бессознательном тоже ничего не произойдёт. Только благодаря большим усилиям сознания может сложиться решение змеи.

Лекция седьмая: 08 декабря 1957 года.

В прошлый раз мы добрались до четвёртого класса нашего символизма, и сегодня утром завершим тему змеи. (Я предлагаю после Рождества начать со льва как символа огненной противоположности змеи, который, между прочим, символически переплетается с кошкой, поскольку оба животных принадлежат одному семейству и сплетены друг с другом. В Египте, например, богиня Сехмет одновременно является и львицей, и кошкой.)

Сейчас я бы хотела показать вам картину, написанную женщиной, о которой мне стоило рассказать, когда мы обсуждали Наассенийских офитов, чьи гностики служили свои мессы с живой змеёй на алтаре. (Их ритуалы были похожи на греческие богослужения, например, на почитание Кекропса (Cecrops) как змея, поскольку оба верования включают изначальную парадоксальную идею змея как бога, который ни хорош, ни плох, ни то и ни другое, и одновременно и то, и другое.) Ритуалы офитов очень оскорбляли традиционную церковь из-за почестей, которые они оказывали змею, которого уже рассматривали как врага Верховного Бога, иными словами как злое воплощение против добра. Троица офитов состояла из:

(1) всеобщего Бога, первого человека,

(2) его замысла, второго человека, и

(3) женского Святого Духа.

Из женского Святого Духа был получен третий человек от первого и второго. Христос вознёсся со своей матерью, и вспышка света упала в воды, и это была София. Этот контакт привёл к Демиургу, который создал осадок материи Нус (Nous) (который явился в образе змея).

Всем вам известен Нус (или пневма) из мифа, в котором он глубоко кланяется, чтобы полюбоваться собственным отражением, и оказывается схваченным в любящие объятия женской Физис (Physis), это изображено Юстинианом Гнозисом (Justinian Gnosis) как дева сверху, змей снизу (Юнг 1968, пар. 410). Затем она заточает его глубоко в материю/вещество. В мучительном процессе алхимии именно она в конце концов становится «божественной душой, заключённой в элементах», которую алхимики стремятся освободить (Юнг 1968, пар. 413).

Мы видим эти древние представления повторёнными в этой картине художницей, которая ничего не знала об их существовании. Оказывается, она повстречала этого змея в видении, где он появился очень отчётливо, восседающим на алтаре, хотя затем он быстро скользнул поверх него и спустился в чернильную черноту внизу. Человека она изобразила здесь полностью вмещёным или выросшим внутри этого темного перевёрнутого конуса, который медленно расплавлялся ядом, стекающим каплями с языка змея. Она изобразила человека более видимым, чем он был на самом деле в видении, надеясь на то, что он вскоре появится, поскольку конус явственно начал плавиться сверху вниз под воздействием сильного яда.

Эта картина запомнилась мне как самое интересное изображение из бессознательного, которое я когда-либо видела. Она в некотором роде обобщает весь наш предмет, поскольку змей здесь является посредником между нашей высокодуховной религией и более низким божьим человеком, которому не хватает христианства. Но поскольку змей приходит из области позади алтаря, где он был заключён в темнице, он, естественно, необычайно ядовит и является, в некотором роде, злым змеем христианской религии. Змей, который появляется из земли, гораздо более положителен, поскольку приносит целительные силы природы.

Но самым интересным для меня было то, что именно концентрированный яд освобождает заточённое божество. Здесь мы получаем полное представление о принятии тени в юнгианской психологии. Злые слухи и проекции нашей тени на наших соседей, отравляющий нам жизнь, могут быть спасительными, если мы обратим взгляд на себя и увидим их в себе.

На этой картине имеются два конуса, оба черны и злы, но под ними – море бессознательного, в котором мы находим чистую природу. Мы попадём туда только если мы выполним задачу принятия темноты и яда в нас самих.

Юнг погрузился в глубину размышлений о змее в работе «Эон», в частности касательно учения гностицизма Перате (Perate Gnosticism), в котором он главным образом является символом Христа. (Ператийское направление гностицизма через аллегории и притчи сделало попытку осознать и изобразить более понятно метафизическую роль Спасителя, используя такие символы, как Христос в образе змея, рыбы, льва и павлина. Они стремились собрать в Единстве «богов разрушения и бога спасения», прямо противоположные полярности креста, и тому подобное.) В работе «Эон» есть несколько глав о символизме рыбы, как вы знаете, и по поводу ператийского учения о змее Юнг говорит:

Змея равнозначна рыбе. По общему мнению, Искупителя толковали в равной мере как рыбу и как змея; он – рыба, так как он поднялся из непознанных глубин, и змей, потому что он пришёл таинственно из темноты. Рыбы и змеи являются любимыми символами для описания психических событий или опыта, которые внезапно являются из бессознательного и имеют пугающее или искупляющее воздействие. Поэтому они так часто изображаются сюжетами с полезными животными. Сравнение Христа со змеем более подходяще, чем с рыбой, но, по всем этим причинам, оно было не вполне популярным в раннем христианстве. Гностики предпочитали его, потому что это был старинный символ «доброго» духа-покровителя (genius loci), Агатодаймона (Agathodaimon), и для их любимого Нуса (Nous). Оба символа имеют неоценимое значение, когда речь идёт о природном, инстинктивном толковании образа Христа (Юнг 1969, пар. 291).

В самом ператийском учении слова змей и Христос используются взаимозаменяемо, поскольку змей – тот, кто приносит вниз знаки Отца с небес, будит обитателей земли и уносит их обратно ввысь, - в этом они видели объяснение фразы Христа: «Я – дверь». Учение устанавливает, что совершенная раса людей, созданных по образу Отца и из того же вещества, «извлечена из мира Змеем, в то же время будучи ниспосланной им…» (Юнг 1969, пар. 290).

Хотя с детства мы знакомы с териоморфными символами в наших церквях, - орёл, ягнёнок, и так далее, - я совсем и никогда не осознавала их таковыми. До того, как мне исполнилось шесть лет, у нас был священник, который свистел, когда читал наставления, и я была убеждена, что это орёл, и испытала разочарование, когда пришёл новый священник, который не свистел. С тех пор я считала териоморфные символы вещами, подобными кафедре и алтарю, и они попросту ничего не значили для меня. Впервые я осознала, что может существовать «природное, инстинктивное толкование образа Христа» в юнгианской психологии. Даже теперь, мне кажется, довольно трудно осознать это в связи с Христом, поскольку каким-то образом из-за нашего знания их, эти символы утеряли свою ману и они кажутся нам изношенными. Это составляет предмет довольно богохульных и остроумных стихов, например:

Жил-был молодой человек из Дижона,

Который не любил религию:

«Что-то не в порядке со мной,

Я не люблю тройню,

Отца, Сына и голубя».

There was a young man of Dijon,

Who had no love for religion:

“The fault is by me,

I don’t love the three,

The Father, the Son and the pigeon.”

Именно потрясение от услышанного, как Святого Духа называют голубем, пробуждает и вызывает осознание, что такой символ всё еще жив и наполнен смыслом. Как упоминалось во введении к этим лекциям, териоморфные символы часто встречаются во снах и в других проявлениях бессознательного. Они выражают уровень, на котором следует искать содержание, которое они олицетворяют, то есть уровень бессознательного, которое так же удалено от человеческого сознания, как и психика того конкретного животного. Различные степени неосознанности отражаются в типе животного: теплокровные или холоднокровные, позвоночные или беспозвоночные. Очень важно повторить это здесь, и повторять вновь и вновь, так как психотерапевт должен понимать, что такие содержания могут давать симптомы на разных уровнях, соответствующие функциям, характерным для тех животных. Поэтому бывают отчётливые спинномозговые и симпатические формы симптомов.

Сетийские гностики (Sethian Gnostics), должно быть, догадались о чём-то подобном, так как Ипполит (Hippolytus) в отношении змеи упоминает, что они сравнивали «Отца» с головным мозгом, а «Сына» - с мозжечком и со спинным мозгом. На самом деле змея символизирует хладнокровное нечеловеческое содержание и наклонности как духовной абстракции, так и животной конкретики: иными словами, так называемое «не-человеческое» или сверхчеловеческое качество в человеке (Юнг 1969, пар. 291).

Восьмая глава в работе «Эон», на которую я ссылалась, начинается с мысли о притяжении между магнитом и железом в гностическом символизме. В предыдущих главах Юнг разобрал эту идею в отношении эхенейской (Echeneis) или реморской (Remora) рыбы, которая, несмотря на её крошечный размер, могла удерживать большие суда, как магнит, и таким образом была алхимическим символом для большей величины (в терминах психологии – для Самости). Насколько Юнгу было известно, эта мысль о магните появляется в «Эленхе» Ипполита (Elenchos of Hippolytus) трижды, сначала – в учении о Наассенах, затем – в учении о Ператах, где посредник был змеем. Юнг говорит об этом:

Посредник – неодушевлённое автономное существо, змей. Он появляется спонтанно или приходит внезапно; он впечатляет; его взгляд пристален, неподвижен, без привязанности; его кровь холодна, и он чужд человеку: он переползает через спящего, тот находит его в туфле или в своём кармане. Он выражает его страх перед всем нечеловеческим и его трепет перед высочайшим, перед тем, что недоступно человеческому познанию. Он – низший (дьявол) и высший (сын Бога, Логос, Нус, Агатодаймон). Присутствие змеи пугает, её находят в неожиданных местах в неожиданные моменты. Как рыба, она представляет и олицетворяет тёмное и неизмеримое, водную глубину, лес, ночь, пещеру. Когда абориген говорит «змея», он подразумевает опыт чего-то сверхчеловеческого. Змея – это не аллегория или метафора, так как её собственная особенная форма символична сама по себе, и важно отметить, что «Сын» принял образ змеи, а не наоборот: змея не означает «Сын» (Юнг 1969, пар. 293).

Необходимо подчеркнуть, что этот символ змея ни коим образом не был метафорическим изображением для Ператов (Perates). Он не обозначал Христа как Сына небесного Бога, но как человека земли. Змей возникает как символ, когда насущной проблемой становится воплощение божества и когда земному человеку незамедлительно необходим контакт с божественным. Когда такие проблемы достигают пика, змей становится ведущим символом Человеческого существа.

В своей статье «Структура и динамика самости» Юнг ссылается на эту проблему по отношению гностической четверичности. Мы бы слишком сильно отдалились от предмета, если бы погрузились в эти вопросы, поэтому достаточно сказать, что в двойной диаграмме кватерниона человеческой тени мы находим человека, изображённого в центре верхней и нижней систем, а в нижней, подобно верхней, змея занимает место Адама (Юнг 1969, пар. 363ff). Юнг говорит: «Нижний сенарий (senarius; прим.переводчика: «состоящий из шести») достигает своего надира не в «нижнем Адаме», а в своём тёмном териоморфном прообразе – в змее, который был создан до человека, или в гностическом Наасе» (Юнг 1969, пар. 365). Возможно, это требует некоторого пояснения. Высший Адам – очевидный символ самости в её аспекте расположения над и под человеком. Он олицетворяет, так сказать, идеальную модель, к которой мы стремимся, в то время как змея олицетворяет аспект самости, которая проявляется, например, как невольный порыв, который вмешивается во все наши планы и мысли, и который обычно кажется совсем ошибочным или, по крайней мере, ужасным неудобством для нас. Но, несмотря на всё это, высший Адам и змея являются двумя реальностями или явлениями одного и того же. Именно поэтому мы очень часто обнаруживаем символ самости за самыми развращёнными или выходящими за пределы всех норм порывами, которые нам хочется отрицать или немедленно подавить. Но если мы это сделаем, мы вышвырнем самость. Я помню, как однажды женщина попала в ужасное состояние после того, как ей приснилось, что она имеет сексуальные отношения с оленем. Но доктор Юнг пояснил, что если вы сможете принять животное, тогда вы сможете принять бога.

Поэтому можно сказать, что змей в Эдеме, который привёл к падению человека, тоже Адам, его вторая сторона, что прояснило бы, почему его анима, Ева, была вынуждена повиноваться ему. В следующем отрывке Юнг говорит:

Змеиная форма Нуса (Nous) и Агатодаймона (Agathodaimon) не означает, что у змея только положительная сторона. Как змей-Апофис (Apophis) был традиционным врагом египетского бога-солнца, ровно так же и дьявол, «тот древний змей», является врагом Христа, [нового солнца]. Хорошему, совершенному духовному Богу противостоит несовершенный, тщеславный, невежественный и неспособный творец-демиург. Были высшие (архонтские) Силы, которые дали человечеству порочный «хирограф» (рукописный документ), от которого Христос должен был спасти их (Юнг 1969, пар. 366).

Вам, возможно, известна старая гностическая идея о том, что когда душа спустилась сквозь небесный свод, чтобы воплотиться на земле, она получила качество от каждого Архонта, так называемую Хаймармену (Heimarmene). Качества нужно было прожить, чтобы человек мог быть спасён или мог спасти себя. Юнг поясняет эту мысль, цитируя Святого Павла (Послание Колоссянам 2:14): «…смыв рукописные условия, направленные против нас, которые противоречили нам. И Он убрал это с пути, приколотив это к кресту». Письмена нанесены на тело. Говорят, Присциллий (Priscillian) считал, что душа во время её спуска сквозь сферы к своему рождению попала к силам зла и была отправлена в разные тела по воле победителя. Части души получили божественное рукописное наставление, а части тела были исписаны знаками зодиака (Юнг 1969, пар. 366n).

С психологической точки зрения в повседневном анализе это соответствовало бы унаследованным элементам и знакомым комплексам (таких как отцовский или материнский комплекс), которые накладывают свою печать на жизнь каждого человека и которые можно искупить только когда мы сможем различать их и поднять в сознание, иными словами, сумеем приколотить их к кресту. В том, что у мужчины есть комплекс матери, нет его вины, и в том, что у женщины есть комплекс отца, нет её вины. Единственная сколь-нибудь приемлемая вина происходит от незнания этого. Это попросту нечто, что должно быть освобождено. Мужчина с комплексом матери попросту не может не оказаться охваченным смертельной паникой, когда возникает серьёзная ситуация с женщиной. Это – его Хаймармена, а паника – змея, противоположность высшего Адама. Никто не хочет быть рождённым с действительно ужасным набором, это – несчастье, а не ошибка. И люди знают, что им следует держать себя в руках, но они, похоже, не могут устоять. Вновь змея. Самость создаёт эти симптомы, и исцеляет их.

Прежде, чем мы отправимся дальше, я должна вернуться к истории змея Апофиса (Apophis) и Ра (бога солнца), о которой упоминалось в лекции о кошке. Её следовало бы отнести в наш первый класс символизма змеи, но я опустила её, потому что мы её уже обсуждали раньше довольно подробно. В ней барк солнца постоянно испытывал угрозу со стороны змея Апофиса, когда он проходил через тёмный нижний мир под горизонтом. Ра должен был спускаться каждую ночь в подземный мир в образе рыси и срубать голову змею Апофису, чтобы обеспечить восход солнца. Здесь кроется опасность того, что наше сознательное мышление становится, так сказать, проглоченным, когда мощь змея поднимает свою голову внутри нас.

Вернёмся к работе «Эон»; Юнг продолжает:

На заре второго тысячелетия внимание всё больше и больше смещалось к тёмной стороне. Демиург превратился в дьявола, который создал мир, и немного позднее алхимия стала развивать своё представление о Меркурии как о частично материальном, частично нематериальном духе, который проникает во все вещи и является для них основой, - от камней и металлов до высших живых организмов. В образе змеи он обитает в недрах земли, имеет тело, душу и дух, считалось, что он имел человеческий образ как гомункул или homo altus (старец) и почитался как «ранний Бог». Из этого мы можем ясно видеть, что змей был либо предшественником человека, либо отдалённой копией Антропоса (Anthropos), и насколько обоснованным является отождествление Наас (Naas) = Нус (Nous) = Логос (Logos) = Христос = Высший Адам (Юнг 1969, пар. 367).

Это представление о меркурианском змее алхимиков как частично материальном, частично нематериальном духе, который проникает во все вещи и является для них основой, имеет первостепенное значение для понимания образа змея в нашей собственной психике. Именно здесь он в сущности равен deus absconditus (незримому Богу), части Бога, заключённой в материи (или сокрытой в темноте), освобождение которой была задачей алхимиков (Юнг 1998, пар. 1295). Здесь я напомню вам высказывание Христа (Иоанн 10:34): «Разве не написано в вашем законе, я сказал, Вы – боги?» И Псалом 82:6: «Я сказал, Вы – боги, и все вы – дети Всевышнего». Я хочу отметить, что, по крайней мере, по моему опыту, когда мы ищем божественную часть нашей собственной природы в вышине, в свете и в духовном, нам вряд ли удастся получить даже лёгкий запах того, что означает это сложное изречение. Но если мы посмотрим ниже, вниз в так называемую низшую и глубочайшую часть нашей собственной психики или нашего тела, мы получим гораздо больше шансов услышать шелест, который напоминает нам змею, бесшумно скользящую сквозь траву. И именно здесь мы можем ощутить меркурианского и божественного змея из нашей психики.

Вернёмся к работе «Эон», Юнг продолжает:

Мы наблюдали выше, что как высший Адам соответствует нижнему, так нижний Адам соответствует змею. Для мышления средних веков и поздней античности первая из двух двойных пирамид,Anthropos Quaternio (кватернион человека), олицетворяет мир духа или метафизику, в то время как вторая, Shadow Quaternio (кватернион тени), изображает земную/подлунную природу и, в частности, инстинктивную предрасположенность человека, «плоть» в гностически-христианских терминах, корни которой находятся в царстве зверей, точнее, в пространстве теплокровных животных. Надир этой системы – холоднокровное позвоночное, змея, поскольку со змеёй психологическому раппорту, который может быть установлен почти со всеми теплокровными животными, приходит конец. То, что змея, против ожиданий, должна быть двойником человека (Anthropos), подкрепляется тем фактом, имевшим особое значение в средние века, что она, с одной стороны, – хорошо известный символ Христа, и с другой стороны, предстаёт вооружённой даром мудрости и высшей духовности. [О ней говорят как о самом духовном животном.] Как сказал Ипполит (Hippolytus), гностики соотносили змею со спинным мозгом и с костным мозгом. Эти понятия являются синонимами рефлекторных функций (Юнг 1969, пар. 369).

Юнг отмечает, что второй кватернион олицетворяет обратное первому, то есть его тень, и затем продолжает:

Под «тенью» я подразумеваю подчинённую личность, нижние уровни которой неотличимы от инстинктивности животного. Это – взгляд, который можно встретить в ранних представлениях об… «избыточной душе» [переросшей душе] Исидора (Isidorus). Мы также встречаем её у Оригена (Origen), который говорит о животных, вмещающихся в человеке. Поскольку тень сама по себе бессознательна для большинства людей, змея соответствовала бы тому, что полностью бессознательно и не способно стать осознанным, но при этом как коллективное бессознательное и как инстинкт она предстаёт обладающей собственной особенной мудростью и знанием, которое часто ощущается как сверхъестественное. Это – сокровище, которое охраняет змея (или дракон), а также – причина, почему змея обозначает зло и темноту с одной стороны и мудрость с другой. Её отстранённость, холодность и опасность выражают инстинктивность, которая с беспощадной жестокостью обращается с любой моралью и любыми другими человеческими пожеланиями и соображениями, и поэтому является ровно настолько же ужасающей, насколько очаровывающей в своём воздействии как внезапный взгляд ядовитой змеи (Юнг 1969, пар. 370).

Это поразило меня своей особенной ясностью и представило живую картину змеи в человеке – предельно холодной, нечеловеческой разрушительности, которую мы встречаем в себе и в других и которая потрясает нас до смерти. Эта нечеловеческая сторона затем сопоставлена лицом к лицу с божественной мудростью, которая приносит нам позитивное творческое решение там, где наши обычные человеческие способности не смогли бы ничего сделать. Я считала, что всегда можно положиться на любовь людей, но Юнг однажды сказал: «Если кто-либо сегодня сделает что-то означающее, что они любят меня, они наверняка завтра сделают нечто показывающее, как они ненавидят меня». Моя сестра, на которую, я думала, я могла положиться в любых обстоятельствах, знала, что мне особенно нравится некто, который сказал, что я хорошо танцую. На это она сообщила, что я тяжелая и негнущаяся, и если бы кто-то назвал это танцем, тогда она бы считала, что я хорошо танцую! Я полагаю, именно это замечание привело меня в психологию!

Продолжая свои размышления, Юнг отмечает:

В алхимии змея является символом Mercurius non vulgi (Меркурия не для толпы), который сопряжен с богом откровения, Гермесом. Оба имеют воздушную природу. Serpens Mercurii (Змея Меркурия) – хтонический дух, который живёт в материи, особенно и в части изначального хаоса, скрытого в сотворении, в massa confusa или globosa. Символ змеи в алхимии указывает на исторически более ранние изображения. Поскольку opus понимался алхимиками как краткое повторение или подражание сотворению мира, змей Меркурия – этот коварный и лживый бог, - напомнил им о змее из Эдемского сада, а значит, о дьяволе, о соблазнителе, который по их собственному признанию разыгрывал множество всяческих шуток во время их работы. Мефистофель, чья «тётка – змея», является предложенной Гёте интерпретацией алхимического знакомого – Меркурия. Как дракон, Меркурий скользкий, уклончивый, ядовитый, опасный предшественник гермафродита, и по этой причине он должен быть побеждён (Юнг 1969, пар. 371).

Здесь мы видим описание змея в качестве лживого, дьявольского существа, а также то, что нижнее означает не только плоть и её самые презираемые материальные части, но также и зло, наши самые презираемые и ужасающие психические качества. Касательно изначального хаоса, скрытого в сотворении, я отсылаю вас к Юнгу, к главе «Несотворённый», где всё это собрано самым интересным образом вместе с активным воображением (Юнг 1968, пар. 430-432). Юнг далее пишет:

Змей в Книге Бытия (Genesis) является иллюстрацией воплощённого духа дерева; поэтому традиционно его изображают в ветвях или обвивающим дерево. Он – голос дерева, которое уговаривает Еву, в лютеранской версии, что «было бы хорошо вкусить с дерева, и приятно созерцать, что это – крепкое дерева». В сказке «Дух в бутылке» (The Spirit in the Bottle) Меркурий может быть таким же образом истолкован как дух дерева. В свитках Рипли (Ripley Scroll) Меркурий появляется как змей в образе феи Мелюзины (Melusina), спускающейся с верхушки философского дерева («древа знания»). Дерево обозначает развитие и этапы процесса трансформации, а его плоды или цветы означают завершение работы. В сказке Меркурий прячется в корнях большого дуба, то есть, в земле. Поскольку именно внутри земли живёт меркурианский змей (Юнг 1969, пар. 372).

Целая глава в работе «Свернувшийся кольцом змей» Хоуи (Howey, The Encircled Serpent) посвящена дереву и змее, сочетании, встречающемся по всему миру (Хоуи 1930, 108-125). Он рассматривает змея как фаллический, а дерево – как женский символы, олицетворяющие активную и пассивную стороны божества. Иногда змей является хранителем дерева, иногда – его разрушитель. Один из многих примеров первого является сад Гесперид (Hesperides), в котором золотое яблоко Геры охраняют нимфы, и им помогает дракон или змей (Хоуи 1930, 232). Ещё одну греческую версию этой истории можно встретить в Эрехтее (Erechtheus), легендарной личности – полу-змее – полу-человеке. Когда Афина Паллада (Pallas Athene) создала оливковое дерево, чтобы выиграть состязание с Посейдоном за честь назвать город Афинами, она посадила его на Акрополе и вверила охрану Эрехтею с его змеиными нижними конечностями. В качестве примера змеи как разрушителя мы уже упоминали змея Нидхога (Nidhog), непрерывно пожирающего корни древа Иггдрасиля (Yggdrasil), дерева вселенной. Многие древние люди верили, что боги и человек были обведены вокруг пальца змеями, которые обеспечили себе бессмертие, предназначенное для человека. (В эпосе Гильгамеша растение, которое должно было дать Гильгамешу нескончаемую жизнь, было украдено змеем, пока он спал). Это обычно растение бессмертия, но оно также появляется как ветка священного дерева. Можно бесконечно приводить примеры конфликта между змеёй и деревом.

Прежде, чем мы оставим эти ссылки на змею в работе «Эон», я бы хотела упомянуть ещё один пример, в котором Юнг вновь говорит о змее как эквиваленте нижнего Адама. Здесь он отмечает, что:

Выбор этого символа оправдан, во-первых, известным отождествлением Адама со змеёй: это – его хтонический демон, его знакомый дух. Во-вторых, змея является наиболее общим символом тёмного, хтонического мира инстинкта. Она может, - и это часто происходит, - быть заменена подобным хладнокровным животным, таким как дракон, крокодил или рыба. Но змея – это не только низменное хтоническое существо, она также… является символом мудрости, а значит, света, добра и исцеления. Даже в Новом Завете она одновременно является аллегорией Христа и дьявола, ровно так же, как мы видели рыбу. Подобным образом, дракон, который для нас имеет только отрицательное значение, обладает положительной значимостью в Китае, а также порой и в западной алхимии. Внутренняя полярность символа змеи значительно шире, чем человека. Она очевидна, в то время как полярность человека частично скрыта или потенциальна. Змея превосходит Адама в разумности и знании и может перехитрить его. Она старше, чем он, и явно наделена Богом сверхчеловеческим интеллектом, таким же, как у сына Бога, который принял роль Сатаны.

Так же, как человек достигает высшей точки в понятии «свет» и добрый Бог, он подобным образом покоится снизу на понятии темноты и зла, традиционно описываемого как дьявол или как змей, который олицетворяет неповиновение Адама. И ровно как мы расположили змея симметрично человеку, так же и змей имеет своё дополнение во втором наассенском (Naassene) кватернионе, или кватернионе Рая. Рай переносит нас в мир растений и животных. Он, на самом деле, является плантацией или садом, оживлённым животными, миниатюрой всего растущего, что выпускающего побеги из земли. Как serpents mercurialis (меркурианский змей), змея не только сродни богу откровения Гермесу, но и в качестве духа-покровителя растительности созывает «благословенную зелень», всё, завязывающее бутоны и цветущее в растительной жизни. Более того, этот змей обитает и внутри земли, и в творческом духе, сокрытом в камне.

А тогда, симметричное дополнение змея – камень как олицетворение земли. Здесь мы входим в более позднюю стадию развития символизма, алхимическую стадию, центральной идеей которой является lapis (камень). Ровно так же, как змей образует нижнюю противоположность человека, lapisдополняет змея. Он соответствует, с другой стороны, человеку, поскольку он не только воплощён в человеческом облике, но даже имеет «тело, душу и дух», является гомункулом и, согласно тексту, символом самости. Он, однако, не является эгом человека, но коллективным объектом, коллективной душой, как индийское hiranyagarbhe, «золотое семя». Камень – это «отец-мать» металлов, гермафродит. Хотя он – предельное единство, это не простейшее, а сложное единство, которое развивается. Камень мы могли бы заменить на все те «тысячу имён», которые алхимики изобрели для своего центрального символа, но ничего нового или более подходящего не было бы сказано (Юнг 1969, пар. 385-387).

Как мы видели, змей – символ божества во всём мире, поэтому такое сравнение с камнем не удивит нас. В конце концов, камень даже ещё более непохож на нас, чем змей, поскольку у последнего есть позвоночник и жизнь, подобная нашей, в то время как камень обладает только веществом.

Прежде, чем перейти к таинствам Эскулапа (Асклепия), мне следует упомянуть египетские уреи (Uraeus). Фараоны носили этот образ змеи как диадему на своих головах. Это было благотворным для фараона и олицетворяло своего рода душу мана, которая сжигала врагов фараона своими свирепыми змеиными глазами.

Пожалуй, самый лучший пример змеи как средства общения с Божественным содержится в том, о чём мы знаем немного, - в змее из храмов Эскулапа (Асклепия), из которых я выбрала храм в Эпидавре (Epidaurus). (Я отсылаю вас к книге доктора Мейера о древнем разведении – Meier 1985). Несмотря на то, что помещение очень сильно разрушено, оно всё ещё содержит потрясающую ману, и можно получить ощущение, как там должно было быть. Я прилегла в одной из тех ячеек и представила, как бы это было – оказаться в ней ночью в одиночку. Там в центре есть лабиринт, в его середине держали змей. В те времена лабиринт был укрыт крышей, и пациентам приходилось пробираться через него наощупь в темноте, целью были эти ужасающие змеи. (Я думаю, там не было ядовитых.) Диагноз зависел от поведения змеи.

Мы уже обсуждали целительные качества медяной змеи Моисея, и Хоуи (Howey) сообщает, что множество древних мифов и историй говорят о том, что змея просто знает целительные и жизне-восстанавливающие растения. Он цитирует Аполлодора (Apollodorus III, 3, 1), который объявил, что Глаукус (Glaucus), сын Миноса (Minos), был вескрешён из мёртвых:

…провидцем Полидом (Polydius), который узнал секрет от змеи, и мы знаем от Плиния (Pliny), что подобную историю рассказал Ксантус (Xanthus), ранний историк из Лидии (Lydia), о лидийском герое Тилоне (Tylon)… Согласно истории, Тилон однажды шёл по берегу Хермуса (Hermus), и вдруг змей ужалил [-буквально-] и убил его. Его сестра, Мойра (Moire), в большой печали по его жестокой судьбе, уговорила гиганта по имени Дамасен (Damasen) убить змея. Он это сделал, но супруга змеи сорвала растение, которое зовётся «цветок Зевса» и растёт в лесах, и поднесла его, держа во рту, к губам мёртвого змея, и тот мгновенно ожил. Мойра, которая наблюдала за действиями змеи, отнесла такой же цветок своему брату, Тилону, и обновила его жизнь, прикоснувшись этим цветком к нему.

Принимая во внимание эти примеры, нам будет несложно понять, почему Эскулапу (Асклепию), считающемуся сыном Аполлона, бога солнца, поклонялись по всей Греции как богу медицины, и почему, как и у его отца, его символом была змея (Хоуи 1930, 89).

Как упоминается в нашем разговоре о символизме собаки, говорили, что Эскулап был сыном Аполлона, рождённым нимфой Коронис (Coronis) и воспитанным кентавром Хироном (Chiron), который научил его искусствам исцеления и охоты. Хотя главным исцеляющим животным Эскулапа была змея, собаки также играли существенную роль в его храмах. (Мы помним, что животным Аполлона был свирепый волк, в то время как его сын Эскулап, легендарный бог медицины, был связан с прирученной собакой.)

По мнению Хоуи (и в этом он, видимо, прав, поскольку культуры Египта, Греции и Малой Азии оказывали сильное влияние друг на друга) Эскулап олицетворяет более позднее воплощение целительной силы, отображённой в египетском змее солнца Кнуфе (Cnuph) и в вавилонской Хее (Hea). Он основывает своё суждение на этимологической связи между именами этих богов, подмечая, что слово Эскулап (Асклепий) означает «человек, указывающий змее», в то время как вавилонскую Хею (бога-змею) называли «учителем человечества», «Господом Разума» и тому подобным. Он отмечает, что и Хею, и Эскулапа называли «Дающий Жизнь» (Хоуи 1930, 89f).

Главное и изначальное место почитания Эскулапа было в его легендарном месте рождения в Эпидавре, но были также центры в Косе (Cos), Книде (Cnidos), на Родосе (Rhodes) и в других местах. Хоуи отмечает:

Прекрасный храм был возведён для почитания Эскулапа в Эпидавре. В нём было изваяние бога из золота и слоновой кости… размером в половину статуи Юпитера с Олимпа в Афинах. Он был изображён сидящим, одна рука держит посох, другая рука покоится на голове змеи, в то время как собака, символ бдительности, лежит у его ног. На монетах древней Греции он обычно изображён с длинной бородой, держащим в своей руке посох, вокруг которого обвилась змея. Его часто сопровождает петух, а иногда – сова. В Эпидавре был особенный вид желтовато-коричневых змей, больших по размеру, безвредных и легко приручаемых, которые жили в храме, их кормили слуги, которые вследствие религиозного благоговения опасались приближаться к священным рептилиям, поскольку верили, что в этом образе бог являл себя (Хоуи 1930, 90).

Как и в случае его отца Аполлона и гораздо более ранней Геи, змея не является «гадающим животным Эскулапа», а скорее сам бог является змеем. Слава Эпидавра никоим образом не была местной, а подобно Дельфам, распространилась далеко и широко. Даже римляне были уверены в отождествлении Эскулапа и змея (как вкратце упомянуто г-жой Миллс). Хоуи отмечает следующую историю, которая рассказывает о начале поклонения Эскулапу в Риме (около 291 года до нашей эры), где ему был построен храм. Здесь ему поклонялись в образе огромного змея. Эпидемия бубонной чумы разразилась в Риме, поэтому:

…к оракулу в Дельфах обратились по поводу наилучшего средства борьбы с ней. Был дан совет, чтобы римляне направили послов в Эпидавр, чтобы пригласить Эскулапа из его храма. Послы были тотчас отправлены и, прибыв в храм, с трепетом глядели на прекрасное изваяние бога, когда почтенный змей выполз из своего укрытия внизу и, направившись к кораблю, на котором прибыли римляне, поднялся на борт и свернулся кольцом на койке Огульна (Ogulnius), старшего посла. Послы немедленно узнали, что это было божество, которое приняло такой образ, и направились с ним домой. По прибытии на остров посреди реки Тибр (в Риме), змей соскользнул на берег и исчез. Римляне возвели храм на этом месте, и чума была укрощена «с прекрасной быстротой». Несколько надписей, касающихся лекарств и применённых средств, были найдены на этом острове (Хоуи 1930, 90).

Это – определённо интересная легенда, поскольку она содержит представление о самой сути таких синхроничных событий, которые выявляют, имеют ли чьи-либо представления основание или являются пустыми размышлениями. Змей решает сам и садится на корабль по своей собственной воле. Он знал, что делать в тот момент, когда человек был совершенно беспомощен и предоставлен на произвол эпидемии, и человек был достаточно наивен и естественен в те дни, чтобы последовать такому предзнаменованию, - природность, которую мы пытаемся восстановить сегодня в своём отношении к бессознательному.

Хоуи – такой же рациональный, как и его время, - вскользь упоминает, что рассказывали, как бог лично предписывал лекарства пациентам, посылая им сны и видения. Для нас, конечно же, это – самое интересное в легендах об Эскулапе. Сам факт, что по легенде этот бог-змей сам насылал эти сны, характеризует отношение к снам не только в древности, но также и в поверьях ранних культур. Когда дочери римского сенатора приснился сон, что храм Юноны (Juno) должен быть восстановлен, реставрация вскоре была одобрена сенатом, поскольку таким снам придавали значение. Кнуд Расмуссен (Knud Rasmussen) рассказывает историю о том, как шаману племени (чьи запасы еды быстро истощались во времена великой нехватки еды) приснился сон о множестве китов, морских котиков и тому подобного, и он убедил своё племя рискнуть перейти ледяные торосы от залива Баффина в Грендандии к Северной Америке. На полпути некоторые старейшины начали сомневаться, как они это обычно делают, поэтому половина племени повернула назад. И погибла. Остальные, кто верил шаману и его сну, благополучно добрались до канадского берега (Юнг 1984, 6).

Как отмечает Юнг, это хорошо описывает, на что должен полагаться пастух или шаман в первозданных обстоятельствах. У него – интуитивный разум, подверженный видениям или прозорливости. В такой ситуации это – единственная функция, которая может безопасно руководить жизнью племени. Нет никаких других возможностей или источников указаний. Это не может происходить через размышления, потому что размышления не являются чем-то различным, поэтому он должен опираться на интуитивную прозорливость для того, чтобы сообщить людям, где стада, где еда, когда будет война, и тому подобное.

Похожее отношение преобладало в Эпидавре и в других святилищах Эскулапа. Больной или неспокойный человек приходил в поисках наставления, и священники или доктора не делали ошибки, такой частой сегодня, - не позволяли себе какое-либо рациональное заключение о симптомах или о лечении, или даже о том, излечим ли пациент. Они вверяли все эти вопросы Эскулапу, сну или видению в камерах, или тому, как животные, в частности, змея, поведут себя.

Подобные принципы широко применяются сегодня в психологии. Мы редко знаем, что плохо или каким может быть решение проблемы. А бессознательное знает. И мы всего-навсего можем сказать: «Пожалуй, что-то внутри вас знает, и мы можем это лучше понять, как Эскулап в давние времена». И даже если мы пользуемся опытом и имеем неплохое представление о том, что стоит сделать, мы должны всегда быть готовы изменить своё рациональное мнение, если сны или видения указывают нам на такую необходимость.

Всё отношение этих старых Эскулапов к проблеме взаимодействия с божественным «наполнено плотью», так сказать, и потенциально очень полезно психологам сегодня.

Теперь нам следует рассмотреть змею в таинствах Эскулапа с психологической точки зрения. Как исцеляющий фактор в случае психической или физической болезни, она предполагает капитуляцию эго. Змея олицетворяет слой бессознательного, который мы в лучшем случае можем умилостивить, но никак не оказать прямое влияние. Она обозначает ту сторону психологического лечения, которая не связана с приложением моральных усилий или попытками осмыслить. Эта сторона, конечно, также очень важна, хотя именно ею и занимались священники. Однако когда сегодня перед нами змея, мы приближаемся к той области чудесной части лечения, которая является проявлением архетипического мира и не может быть порождена каким-либо сознательным усилием, если этому вообще надлежит случиться. Можно, однако, повысить вероятность того, что такое лечение произойдёт, если регулярно уделять внимание этой стороне, то есть, через кормление змей, проявляя скромность, путём уступок со стороны эго, и через доверие, - всё это символически выражено в таинствах Эскулапа, где спят в одиночку в камере в темноте, со змеями вокруг.

Эскулап занимался не только больными, но также и вопросами рождения (Хоуи 1930, 92). Как вы знаете, древние верили, что многие из их героев были полубогами, обычно по преданию являясь сыном смертной матери и бессмертного отца. Так, к Эскулапу во множестве стремились женщины, которые хотели иметь детей. О них рассказывали иногда, что они отправлялись в его храм и спали в камерах (в которых больные получали свой диагноз из снов), и там они время от времени удостаивались великой благосклонности и сам бог посещал их в образе змея. Павсаний (Pausanias) рассказывает, что «сограждане считали, что знаменитый Арат (Aratus) из Сикиона (Sicyon) был сыном Эскулапа, произведённым им в образе змея» (Хоуи 1930, 92).

Фрейзер (Frazer) так говорит о матери своего героя:

«Возможно, она спала либо в усыпальнице Эскулапа в Сикионе, в котором имеется её фигурка, сидящая на змее, или, вероятно, в более уединённом святилище бога в Титане (Titane), не так далеко, где священные змеи ползают среди древних кипарисов на вершине холма, который возвышается над узкой зелёной долиной Асоп (Asopus) с белой мутной рекой, несущейся в её глубинах. Там, под тенью кипарисов, под шёпот Асопа, мать Арата могла зачать, или мечтала зачать будущего освободителя своей страны». (Хоуи 1930, 92)

Древние не усмотрели бы ничего невозможного в этой мысли. По преданию император Август был зачал от змея в храме Аполлона, и поэтому о нём говорили как о сыне этого бога, и можно привести множество других примеров прославленных мужчин, которые утверждали, что священные змеи были их отцами. То, что змей столь тесно связан с рождением, действительно следовало ожидать.

Теперь я хочу завершить наши семь лекций о змее. Мы рассмотрели змею с нескольких точек зрения, выделив четыре класса символизма. Мы начали с неё как демона земли, темени и зла, и дальше перешли во второй класс, где посмотрели на неё как олицетворение света, духа и мудрости. В третьем классе символизма мы рассмотрели её как уроборос цикличной жизни и символ возрождения, равно как и призраки умерших, и, наконец, в четвёртом классе мы обсудили змею как соединяющую противоположности и средство взаимодействия с божественным.

Я хочу повторить, что все четыре класса символизма змеи перемешаны между собой; демон земли также является и целителем, как Люцифер, суровый враг света, является посланником света. Пожалуй, наиболее общей характеристикой в материале, который мы рассмотрели, является сообщение/взаимодействие с Божественным, поскольку змея очень близка к абсолютному знанию, определённому Юнгом в его работе о синхронии. Но это – особенный вид взаимодействия с Божественным. Это не похоже на откровение, к которому мы привыкли в христианстве.; это – не вдохновение от Святого Духа, и это не имеет никакого отношения к какой-либо форме обычая. Это скорее можно назвать взаимосвязью с божеством посредством прямого личного переживания, за пределами нормальной человеческой тепло-кровности, в пространстве природы. Змея символизирует чудесного, непостижимого «Другого», переживаемого человеком, и поэтому этот символ появляется в особенности во снах и переживаниях тех, кто вновь обращается к непосредственной внутренней целительной силе в себе.

Как и все животные, змея представляет собой часть инстинктивной психики (instinctive psyche), однако этот инстинкт очень отдален от сознания. Вот что пишет Юнг о змее:

Низшие позвоночные с древних времен были излюбленными символами основы коллективной психики, которая, с точки зрения анатомии, локализуется в подкорковых центрах, мозжечке и спинном мозге. Форма расположения этих органов напоминает змею. Следовательно, змеи в сновидениях обычно появляются, когда происходит отклонение сознания от его инстинктивной основы.45

Когда человеку снится змея, это становится сигналом, что сознание особенно отдалилось от инстинкта; образ ее указывает, что сознательная установка становится неестественной, а значит, в каком-то смысле появляется искусственная двойственная личность (artificial double personality): с одной стороны, человек хорошо адаптирован к внешнему миру и слишком увлечен жизнью, но вместе с тем, в решающие моменты безнадежно пасует перед трудностями. В таких случаях, — продолжает Юнг, — мы узнаем, что всегда существует некая тайная притягательная сила к недостающему внутреннему двойнику, которого человек боится и любит как то, что могло бы сделать его цельным. Именно поэтому в мифологии змея имеет двойной смысл. Она вызывает страх, выделяет яд и приносит смерть; она — враг света и вместе с тем спаситель в животном обличье, символ высшего разума (Логоса) и Христа. Появляясь в облике высшего разума, змея воплощает возможность само-осознания и личностной целостности. Это животное предвещает рождение знаний не вследствие интеллектуального понимания, а непосредственно из внутреннего опыта, проницательности (insight), тайной мудрости.

Можно заметить, что в повести змея также играет двойную роль. Она предлагает убить Маленького принца, освободив его от земного бремени, но это предложение можно понять двояко: как самоубийство или как удачный поворот судьбы, помогающей ему уйти от жизни. Именно такова исходная философская установка автора, предполагающая, что смерть — это не горе и не несчастье, а просто последнее средство избавиться от нестерпимой реальности, понимаемой как что-то совершенно неважное и препятствующее осуществлению самых сокровенных желаний человека.

В античной мифологии змея очень часто появляется в сочетании с мотивом ребенка. Например, мифический бог и покровитель афинян, царь Эрихтоний, сын богини Афины и получеловека-полузмея Кекропа, в младенческом возрасте был помещен в корзину. Никому нельзя было смотреть на колыбель, а если кто взглянет, то увидит в ней ребенка, окруженного змеями. Найти точное объяснение этому мотиву достаточно сложно, но на юге Франции были найдены coffrets gnostiques46 относящиеся к средним векам, а может быть, и к более раннему периоду; на ларцах изображены обнаженные дети, играющие со змеями. Такое соединение божества-ребенка и божества-змеи можно встретить часто.

Образно говоря, бог-ребенок также является архетипом «отравителя». Античный Купидон носил в колчане ядовитые стрелы, которыми, как свидетельствуют поэты, он подчинял самого Зевса-громовержца, ведь Купидон мог пустить стрелу в Зевса, и тот совершенно безнадежно увлекался какой-нибудь земной женщиной, хотя такое положение вещей могло ему совершенно не понравиться. Купидон, таким образом, мог отравить людей. Поэты эпохи поздней античности, в форме так называемой anakreontika, посылали легкие укоры и упреки маленькому мальчику, который своими ядовитыми стрелами мог подчинить своей воле весь мир. Если Купидон пустит в вас стрелу, вы влюбитесь, но насколько вам понравится это, будет зависеть от вашей собственной реакции. Если вы желали этого, вы будете чувствовать себя счастливым и говорить, что вы влюбились. Если нет, вы можете сказать, что «отравлены» любовью; вам приходится делать то, что вам не нравится, и быть в ситуации, в которой ваше Эго ощущает себя зависимым или отравленным. Такова скрытая связь между змеей и вечным младенцем.

Змея в повести — это Тень Маленького принца, его темная сторона. Следовательно, намерение змеи ужалить мальчика может означать процесс интеграции с Тенью. К сожалению, процесс этот происходит внутри Самости, а не внутри Сент-Экзюпери. Таким образом, все совершается в бессознательном, отделяя от реальности психологическое ядро. На самом деле змея должна бы отравить Сент-Экзюпери, это помогло бы ему отстраниться от Маленького принца. Вполне вероятно, что после смерти брата Сент-Экзюпери говорили, что Франсуа стал ангелом на небесах и очень счастлив, что не живет на грешной земле. Вероятно, Антуан поверил в это больше, чем мог бы поверить любой другой человек. Он понял, что смерть — несчастье лишь отчасти, и такое осознание могло сформировать его отчужденное философское отношение к жизни.

"Вечный юноша. Puer Aeternus" фон Франц Мария Луиза 

Змея объяла палец, сновидице то знак.