пн | вт | ср | чт | пт | сб | вс |
---|---|---|---|---|---|---|
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | |
7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 |
14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 |
21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 |
28 | 29 | 30 | 31 |
Права ли Шпилрейн?
Автор: Vladimir, дата: пт, 16/03/2007 - 00:52 Юнгианство и пост-юнгианство | Портреты известных юнгианцев
В далеком 1907 году Сабина Шпилрейн написала письмо Юнгу, в котором высказала предположение, что мыслительный процесс на протяжении всей жизни человека подчиняется влиянию двух фундаментальных управляющих параметров: степени устойчивости комплексов и инстинкта трансформации, который стремится трансформировать эти комплексы. Затем Шпилрейн оформила эту идею в виде публикации (1912), утверждая, что сексуальная потребность содержит в себе одновременно инстинкт разрушения и инстинкт трансформации. Вот истинный источник всей психоаналитической философии поиска, как фрейдовской теории дуального инстинкта, так и юнговской теории индивидуации! Что скажите господа?
» Войдите или зарегистрируйтесь для отправки комментариев
Автор: lisa, дата: вт, 20/03/2007 - 17:13 #6865
Вышеупомянутый отрывок Лао-цзы состоит из парных противопоставлений, разобьем пары и соберем развернутые характеристики двух типов поведения
1)пытается уйти от судьбы,сопит и всхлипывает,выбивается из сил,сохраняет себя
2)следует своему пути, дышит полной грудью, смиренно принимает то, что дается и ( своими словами ) не сохраняет себя.
Возвращаясь .
Смогла ли Шпилрейн преодолеть этот порог сопротивляемости , когда Я не хочет становиться мы , становиться архаичным и типичным.
» Войдите или зарегистрируйтесь для отправки комментариев
Автор: trixter, дата: вт, 20/03/2007 - 19:21 #6866
Мне все-таки сложно не воспринимать теории Шпильрейн как повествование... Это было лишь начало ХХв., культурно-исторический контекст ситуации мы понимаем... О чем же могла захотеть рассказать молодая амбициозная женщина, стремяшаяся к самореализации и не сумевшая адаптироваться к среде, не приняв ряда ее устоев?
И меня совсем не удивляет, что именно женщина высказывала подобные взгляды:
"“Изучая сексуальные проблемы, я была особенно заинтересована следующим вопросом: почему этот сильнейший инстинкт, инстинкт сохранения рода, возбуждает, наряду с положительными эмоциями, которых естественно ожидать, и отрицательные: страх и отвращение; почему требуется их преодоление для того, чтобы вести себя соответственно ситуации... Многие исследователи неоднократно отмечали, что с сексуальными желаниями часто оказывается связано представление о смерти”.
Далее С. Шпильрейн пишет: “Из своего опыта работы с девушками я знаю, что страх обычно выходит на передний план, когда в первый раз появляется возможность удовлетворения подавленных сексуальных желаний. это весьма специфический страх: девушка видит врага в самой себе, ее собственная страстная любовь заставляет ее делать то, чего она не хочет; возникает ощущение конца, собственной смертности, от которых безуспешно стремишься бежать”
» Войдите или зарегистрируйтесь для отправки комментариев
Автор: Vladimir, дата: вт, 20/03/2007 - 19:56 #6867
"Девушка видит врага в самой себе, ее собственная страстная любовь заставляет ее делать то, чего она не хочет; возникает ощущение конца, собственной смертности, от которых безуспешно стремишься бежать”
Анима - шахидка.
» Войдите или зарегистрируйтесь для отправки комментариев
Автор: lisa, дата: вт, 20/03/2007 - 19:59 #6868
слишком просто
» Войдите или зарегистрируйтесь для отправки комментариев
Автор: trixter, дата: ср, 21/03/2007 - 11:38 #6871
"Анима - шахидка." - Володя, ты же был оптимистом;)
» Войдите или зарегистрируйтесь для отправки комментариев
Автор: lisa, дата: ср, 21/03/2007 - 14:49 #6873
Я бы сказала , какую тенденцию смогла она осознать ...с помощью той кльтурно-исторической ситуации и своих личных проблем - то есть о пользе бревна в своем галазу для осознания общих соломинок. У нее это очень сильно болело , потому и спрашиваю , знает ли кто как проходило дальнейшее развитие.
Меня не сильно трогает , мало эмоционально колышет , многие места ее работы - просто приходиться делать более или менее приближенный перевод , то есть создавать некоторый конспект работы. Работа состоит из мешанины тем , явное желание донести концепцию организованного хаоса: то есть что закономерности для одного процесса , равно справедливы и для многих других.
И соответственно закономерный результат попытки объять не объятное.
Может потому меня это не заводит что я женщина , а в ее статье много места занимает очень плохо прикрытое обвинение мужчин , на бытовом уровне оно озвучивается так : мужчинам удовольствие , а нам беременность , грязные пеленки , двойки , и раннее увядание. Смогла бы я перешагнуть через это будучи мужчиной и просто прочитать такой тест, я не уверена.
В ее личности много от Артемиды ( нежелавшей отдаваться мужчине ) и способности Афины к деятельности интелектуальной. Только Артемида не выходит из леса и не выступает со своими взглядами перед собранием мужчин , рискни она на это ее наверное побили бы камнями несмотя на божественность.:)
» Войдите или зарегистрируйтесь для отправки комментариев
Автор: trixter, дата: вт, 27/03/2007 - 14:19 #6953
Если рассматривать роль анимы/реальных женщин в плане влияния на процесс создания своих теорий нашими "отцами-основателями", то тут, если говорить о Фрейде, надо бы начинать не со Шпильрейн. Конечно, я не хочу преувеличивать здесь роль анимы (т.к. много и других факторов, несомненно), и впадать в "наш любимый" редукционизм но...
У Фрейда был знаменитый сон об инъекции Ирме, который многие исследователи ПА, да и сами ПА-ки считают чуть ли не исторической точкой рождения ПА-за. Нельзя не вспомнить, что большая часть из других "знаменитых" случаев Фрейда - это женщины.
"В 1896 году Фрейду не хватало средств для семейного отдыха, поэтому он решил отказаться от Альп и провести лето в районе Каленберга. «Бельвю», принадлежавший семье Шлагов, не был ни гостиницей, ни рестораном, и владельцы считали его пансионом, «домом для гостей»...
Фрейды отправились туда рано, в конце мая. Без сомнения, они наняли повозку для служанки и багажа и закрытый экипаж для себя и пятерых детей. Марта носила с марта шестого ребенка, чему они были не особо рады. «В понедельник мы переезжаем на Небеса», писал Фрейд другу. Химмельштрассе, или «Небесная улица», – это дорога, ведущая из Гринцинга в имение «Химмель» («Небеса»), расположенное выше на холме. «Бельвю» находилось как раз на этой дороге. Впрочем, Фрейд был в то время далек от «небесной жизни». Пока не началось лето, он постоянно ездил оттуда в городскую квартиру (в то время на Берггассе, или «Горной улице»). Там его ждали пациенты, а значит, и деньги.
Фрейд чувствовал себя этой весной не слишком уверенно. У него уменьшилось желание работать обычным врачом, но деньги были тем не менее нужны. А у него уже появлялись идеи, над которыми вскоре начнут смеяться жестокие венские коллеги. За несколько дней до отъезда семейства в «Бельвю» он признался другу, берлинскому врачу Вильгельму Флису, что «такой человек, как я», не может жить без всепоглощающей страсти. Он утверждал, что нашел эту страсть в психологии. Изучение «мыслительных функций», сказал он, нормальных и аномальных, превратилось для него в вечного тирана.
Похоже, эта страсть не подпитывалась никакими особыми внешними обстоятельствами. Ее растил в себе сам Фрейд, как и все, что с нею связано: поиск мельчайших подробностей о том, как работает человеческий разум и как можно лечить его расстройства. Клинический материал доктора Фрейда был невелик. Он состоял из разрозненных случаев невротических венцев среднего класса, которыми он занимался в течение девяти лет. Именно такие клиенты давали основную работу подобным врачебным практикам. Их проблемы были достаточно реальны, но лечение проводилось наугад.
Настоящих умалишенных обычные врачи не лечили. Состоятельные душевнобольные оказывались в частных клиниках, а бедные – в неприглядных больничных палатах. Считалось, что они наследовали «дурную кровь» от родителей, и о них благополучно забывали. Невротики, «легкораненые» психиатрии, чаще подвергались лечению, потому что были «более нормальны». К ним относились люди, страдающие от приступов страха и фобий – те, кто боится лошадей или темноты, считает себя неполноценным, страдает от необъяснимого несварения желудка, болей в спине и слабости ног. Для них не существовало конкретного диагноза, кроме малопонятного популярного слова «неврастения» или, в тяжелых случаях, «истерия». Это заболевание тоже было не очень понятно медицине. В девятнадцатом веке оно встречалось часто, особенно среди женщин среднего класса, и многое связывают его с образом жизни, который они вели.
Транквилизаторов или антидепрессантов не было. Для большинства врачей пациенты с «больными нервами» почти не относились к настоящей медицине, хотя, что немаловажно, приносили неплохой доход. Фрейд тоже брал с них деньги, но обращал внимание и на то, что они ему говорили. Наблюдения вызвали в нем интерес к личностям пациентов, которые были «не в себе». Природа человеческого сознания была предметом многих философских дебатов в девятнадцатом столетии. К тому времени когда Фрейд начал работать, у психологов и психиатров появилась профессиональная заинтересованность в этом вопросе; многие были уверены в существовании подсознательной, или бессознательной, части мозга. Почти все люди принимали идею о делимости сознания как должное. Когда Томас Харди написал в книге «Возвращение на родину», что «людей что-то уводит от выполнения намерений даже тогда, когда они их выполняют», он выразил прописную истину, известную его читателям викторианской эпохи, 1878 года. Что же сделал Фрейд? Он воспользовался этим развивающимся понятием о существовании некоего сознания внутри сознания и с помощью интуиции и наблюдений стал создавать всеобъемлющую систему, построенную на исследовании невротиков, но призванную объяснить человеческое поведение в целом.
Задача оказалась не из легких. Нужно было разобраться хотя бы со своим собственным разумом, который представлял собой всего лишь часть общей тайны. «Внутреннее восприятие нельзя считать 'доказательством'», – писал он своему другу Флису. Ему часто бывало не по себе. Впрочем, это его не останавливало.
Его заявления не становились более правдоподобными от убеждения, что это «второе я» в основном сосредоточено на сексе. Первая книга Фрейда, «Этюды по истерии», написанная вместе со старшим коллегой, имя которого стояло на титульном листе первым, была опубликована в том же месяце, в мае 1895 года, и содержала странное примечание курсивом: «Истерики в основном страдают от воспоминаний». (Одной из пациенток, описанных в книге, стала Катарина, та девушка с горы.) Размышления Фрейда о природе этих воспоминаний не были выражены в этой книге достаточно четко, но, очевидно, он уже тогда считал, что они связаны с сексуальными вопросами.
Секс, с его точки зрения, занимал основное место и в менее серьезных психических расстройствах, таких как неврастения, при которой люди «имели проблемы с нервами». Либо рассказы пациентов, либо собственные идеи – Фрейд намекал на первое, факты же говорят о втором – приводят его к осуждению мастурбации и использования презервативов и утверждению, что это опасно, портит людям нервы и расстраивает их рассудок. Врачи и священники часто осуждали все, что делало из секса не обязанность, а удовольствие. Фрейд не считал (а если и считал, то не выражал этого открыто) подобные вещи аморальными. Он просто утверждал, что они вредны и вызывают неврастению. Поскольку в Вене было достаточно много процветающих горожан среднего класса, которые страдали от нервных расстройств и делали в прошлом массу запретных вещей, этот вывод можно было применить к очень многим пациентам. Но не стоит утверждать, что Фрейд – это врач, изобретающий лечение на пустом месте. Он верил, что у него в руках истинный ответ, ключ ко всем загадкам.
Этот вопрос интересовал его и с личной стороны. Сам он был отцом пятерых, уже почти шестерых детей, а его жена страдала от постоянных беременностей. Это наводило его на мрачные мысли о контрацепции. Вспышки оптимизма (он «дико и нетерпеливо» ждал прихода весны, как он писал берлинскому другу в апреле) чередовались с приступами уныния. Неровный пульс и жжение в груди сделали из него ипохондрика. Он принимал кокаин и много курил. Ему было тридцать девять, а он был уверен, что умрет в пятьдесят один, потому что эта дата имела для него некое таинственное значение. Фрейд понимал, что сам страдает от невроза.
«Бельвю» летом позволяло ему отдохнуть от города. Городская пыль не достигала этих лугов и садов. Северо-восточный ветер приносил с собой слабые звуки музыки – это по четвергам и воскресеньям играл военный оркестр в гостинице «Каленберг». Кроме этого, едва ли что-то нарушало покой в имении. На тех, кто сворачивал в их сторону с Химмельштрассе без разрешения, громко кричал в рупор господин Шлаг.
В июле Фрейд бывал там чаще. В перерывах между прогулками и сбором ягод он размышлял об историях о сексуальных впечатлениях детства, услышанных от пациентов (или угаданных в их разговорах). Его беспокоило и другое. Во время предыдущей беременности у его жены появились тромбы в венах ног, и Фрейд боялся повторения. По сегодняшним меркам, это была все еще молодая женщина, которой 26 июля исполнялось тридцать четыре года. В «Бельвю» по этому поводу устраивали праздник. 23 июля один друг и молодой коллега Фрейда, Оскар Рие, навестил их и заметил, что одна из пациенток Фрейда, Ирма, не получает правильного лечения.
Беременность Марты, приближающийся день рождения, посещение коллеги, беспокойство о размере залов в «Бельвю» и профессиональные проблемы – все это уже готово было вылиться в сон, который Фрейд сделал знаменитым. Он утверждал, что смог разгадать его значение, и использовал это как первое подтверждение тому, что сны – серьезная область научных исследований. Вскоре сны станут необходимыми для его новой, еще никому неизвестной психологии. Фрейд считал, что сны отнюдь не так неразборчивы, как кажется, и позволяют узнать многое о том, кто их видит, если знать их язык. Фрейд считал, что его знает.
Сон в «Бельвю» был очень драматичным, а драматичность всегда была частью успеха теорий Фрейда. Фрейд увидел его рано утром 24 июля. Он стоял в большом зале, таком как в «Бельвю», и принимал гостей, среди которых была пациентка, которой он дал вымышленное имя Ирма. Ее состояние беспокоило его. Он посмотрел на ее горло и увидел странные язвы. Там были другие врачи, с которыми он обсуждал этот случай. Они решили, что инфекция у Ирмы вызвана недавней, инъекцией, которую, вероятно, сделал доктор Рие грязным шприцом.
Вот и все. Спустя четыре года, в конце века, стремясь завоевать внимание читателей немедицинских профессий, Фрейд опубликовал этот сон в книге «Толкование сновидений». Сон описывался несколькими сотнями слов. Фрейд назвал его «сном-образцом» и тщательно исследовал, в то же время посвящая читателей в «мельчайшие подробности» своей жизни.
Мысли, вызванные сном, были связаны с компетентностью Фрейда как врача. Мнимый тромбоз Марты – с подкожным уколом, сделанным Ирме. Все эти ассоциации занимают много страниц, причем фрейдисты добавляют к ним все новые. Для Фрейда это был сон о его профессиональном мастерстве, о сравнении с коллегами, который позволил ему сделать вывод, что не он виноват в состоянии Ирмы. «Сон представлял собой определенное положение вещей, которое я бы предпочел иметь. Таким образом, его содержание было исполнением желания, а его мотив – самим желанием». Фрейд сделал это одной из аксиом своей теории. Он был убежден, что нет снов без целей, что они всегда представляют собой попытку исполнить желание, пусть и не всегда явное. Это давало ему конкретные знания, которые можно было использовать для оценки снов, рассказываемых ему пациентами.
Действительно ли связаны сны с исполнением желаний или нет (большинство ученых в настоящее время несогласны с Фрейдом), эти «мельчайшие подробности» открыли о том, кто видел этот сон, больше, чем он намеревался открыть. Фрейд был скрытным человеком, но постоянно оставлял какие-то подсказки, которые позволяют узнать что-то его жизни: в снах, в письмах, в объемных трудах. Друзья отговаривали его от этого, но он не мог избавиться от автобиографичности, и многие «научные» работы, которыми он хотел покорить весь мир, полны намеков и иносказаний. Жизни большинства людей видны через внешние события. Почти вся жизнь Фрейда происходила внутри него, и, возможно, именно это бессознательное желание, открыть побольше – если остального биографам покажется мало – заставляло его сообщать о себе то, что не всегда характеризовало его с лучшей стороны.
Сон об Ирме и комментарий говорят о том, что он испытывал чувство вины. Беспокоила ли его склонность Марты к тромбозу? Или то, что, воздерживаясь от половых сношений после рождения пятого ребенка в 1893 году (он не хотел использовать контрацепцию), он снова зачал ребенка в марте 1895 года? «Я снова человек с человеческими чувствами», – торжествующе пишет он доктору Флису 15 марта, день или два спустя после той ночи, когда, скорее всего, был зачат шестой ребенок.
Были и другие моменты, которые могли вызвать чувство вины. Под именем Ирмы скрывалась Эмма Экштейн, пациентка с нарушениями менструации. Фрейд подверг ее анализу и, возможно, подумал, что ее проблемы вызваны мастурбацией. Ранее в том же году он отослал ее к доктору Флису, который был не менее изобретателен, чем сам Фрейд, и считал, что между носом и половыми органами есть «симпатизирующая» связь (медицина в то время была странной наукой). Флис провел операцию на носе Экштейн, но сделал ее плохо. По возвращении в Вену у нее несколько раз были кровотечения, от которых она чуть не умерла. На людях Фрейд не хотел и слышать ни одного слова осуждения в адрес Флиса, этого коллеги-новатора, в дружбе которого он так нуждался. Но сон – совсем иное дело.
«Инъекция Ирмы» была поворотной точкой для Фрейда. Это был сон, как мы уже говорили, человека средних лет с творческими наклонностями, отчаянно пытавшегося в одиночку разгадать человеческую природу. Этот сон продемонстрировал ему, что может рассказать бессознательное. Возможно, он увидел его как бы «специально». У пациентов часто бывают именно такие сны, которые нужны аналитику. В течение нескольких лет после 1895 года мозг Фрейда услужливо предоставлял ему все новые сны, необходимые для понимания самого важного пациента – себя самого.
В июне 1900 года в письме Флису (снова из «Бельвю») Фрейд размышляет о том, будет ли там «однажды» мраморная табличка с надписью:
В этом доме 24 июля 1895 года
доктору Зигмунду Фрейду
открылась тайна снов
На это потребовалось много времени, но мечта Фрейда почти в точности сбылась в 1977 году, на сто двадцать первую годовщину его рождения. На краю места, которое когда-то было лугом «Бельвю», на склоне со стороны Вены, была установлена табличка на пьедестале. На ней написана именно та фраза из письма Флису. Но она стоит посреди пустоты – имения «Бельвю» больше нет.
Семья Шлагов оставила поместье очень давно. После них там размещался детский санаторий, а в 1945 году были расквартированы русские солдаты. Некоторое время там жили беженцы с востока. Позднее кто-то пытался восстановить развалины и сделать из них ресторан, но безуспешно. В конце концов здание снесли. Теперь «Бельвю» – это лишь название места между двумя долинами. Там, где стоял дом, осталась лишь неровная земля да несколько деревьев."
(из книги Пола Верриса "Фрейд", есть в сети")
» Войдите или зарегистрируйтесь для отправки комментариев
Автор: Vladimir, дата: вт, 27/03/2007 - 21:05 #6962
Тема достаточно сложная, вопрос может сформулирован, на мой взгляд, следующим образом, - как влияет маскулинность (анимус) женщины на эротическую, душевную (не путать с гомосексуальностью) связь (дружбу) двух мужчин, т.е какова динамика архетипического взаимодействия двух аним и одного анимуса? В психотерапии эта проблема объективируется в классическом треугольнике, и нередко приводит к достаточно сложной и запутанной психологической ситуации.
» Войдите или зарегистрируйтесь для отправки комментариев