Идеи Юнга и фельетонная эпоха. Реклама как современный платонизм)

Ээээ, Леша, а не кажется ли тебе, что ты начинаешь бороться "за чистоту рядов" ;) Глупость человеческая конечно бесконечное явление (выражение Эйнштейна), но надо как то людям доверять... Может кто то хочет чтобы им манипулировали, это тоже потребность

:) хорошо, пусть это будет вполне закомерное для юнгинства приложение (юнгианство - это же не порождение и не собственность чистого святого духа), но право каждого -высказывать свое отношение к таким вещам...

Да, есть такое право :)

Эх,trixter,это ж конечно можно похихикать втихоря над этим объявлением...,и о
таро... Но даже это уже как-то некорректно(имя громкое),но зато
по-трикстеровски

Ника, громкое имя - это какое? а насчет "похихикать втихоря" - это, так сказать, предложение мне развернуться посерьезнее? :) Так какой смысл... Хотя я далеко, далеко не все сказал по поводу этих, и аналогичных вещей...

"ведь принятие решения о выборе и покупке происходит большей частью на подсознательном уровне". Вот эта фраза меня особенно заинтересовала ;) (это из текста который Трикстер обозначил "бред")

ну, в приведенной мной цитате этих слов не было, зато там есть вот что " Архетипическая индивидуальность продукта (услуги)..." это - как назвать? думаешь, поймал меня? ;)

"Предложение мне развернуться посеръезнее?"
Я это чувствую,что ты далеко не все сказал...
И знаю,что у тебя еще куча козырей запрятано...
Но мне нравится твоя игра -мастерство прямо!
Это ж ,конечно,лучше дозированно-к моменту!Припаси козырей-еще пригодятся.
Хотя,мне думается,как только ты "потратишь козырь,то тут же на его место
находится другой.

Ловить - это не моя стихия..., ты меня с кем-то спутал. Эту цитату я нашел в тексте «Теория архетипов и практика брендинга» , текст на который ты дал ссылку - "немного бреда"

А понял, Володя, извини, если что не так сказал... Я просто посмотрел тот свой пост - вижу в приведенной цитате этих слов нет. Ну, есть же точки зрения, что бред - это не полная бессмыслица. А влияние бсс-х мотивов на решениея о покупке товара - это ж азбука. На эту тему немало вообще идей есть... Напр., покупка товаров - это уже не удовлетворение своей потребности, но поддержание некоей СИСТЕМЫ ВЕЩЕЙ (это нельзя, естессно, воспринимать абсолютистски и совсем уж буквально). Ника, рад, что ты меня понимаешь ;)

Под "СИСТЕМОЙ ВЕЩЕЙ" я так понял, нужно понимать внутреннюю пустоту, бессмысленность существования, смысла жизни и.т.д. Ой, Эрисихтоном пахнет..

в каком-то смысле - это так; с т.з. психологического дискурса вполне можно утверждать, что чем величественне становится система вещей, тем больше пустота внутри...
Постараюсь более подробно раскрыть.
Кстати, жульничества, подобные методике и "исследованиям" К.Присон и К, лишь подтверждают те идеи, о которых сейчас пойдет речь. Эти методики направлены на упрочение СИСТЕМЫ ВЕЩЕЙ, они пытаются придать ей чуть ли не отнологический статус.

И кому же, собственно говоря, нужно использовать теорию архетипов и юнгианство в том, что именуется "управление персоналом"?
Если называть вещи своими именами, то это, так называемое "управление персоналом" во многом сводится к тому, чтобы заставить персонал работать более "эффективно" и производительно, но за ту же зарплату. Иными словами, цель - это получать большую прибавочную стоимость, прибыль. Но это лишь одна сторона дела, причем - поверхностная. Кстати об использовании, и достаточно широком, психологии в целях промывания мозгов и мканипулирования на предпредприятиях и фирмах "развитых" стран написано уже немало. Опыт уже есть и он не может не применятс и у нас и уже применяется.
Однако, думать, что здесь все дело лишь в более изощренной эксплуатации человека какпиталистом-олигархом с целью получения сверхприбылей - это значит мыслить буквалистски и только пытаться скрыть другие, более глубокие вопросы.
Согласно одному из ваприантов анализа современой социальной и психологической ситуации, производство и труд в настоящее время во многом утратили те значения и смысл, которые они имели ранее. Возможно, одно из главных значений труда в настоящем - это не производство продуктов, вещей, матценностей, услуг и пр, но воспроизводство трудом самого себя. Труд, наряду с его первичным смыслом, уже давно имеет и функцию социализации и социального контроля над человеком. Сейчас, вероятно, основой стало уже последнее. Производство умерло - да здравствует воспроизводство! Труд и производство стали не производительными, а воспроизводительными.
Черт, времени у меня мало, буду цитировать:
"Прежде труд означал реальность общественного производства, он был пронизан целенаправленностью. Даже подвергаясь эксплуатации, он производил общественное богатство. Более того: представая как историческое страдание, своей оборотной стороной он обещал конечное освобождение. Теперь это не так: перестав быть производительным, труд стал воспроизводительным. Он воспроизводит сам себя в качестве общественного знака: пафос производства умер, тем важнее воспроизводить труд как службу на благо общества, как общественный принцип реальности. На деле труд уже не является воплощением исторического "праксиса", порождающего общественные отношения, он больше не сила, а общественный знак наряду с другими: "Трудом овладела знаковая форма, чтобы выпотрошить из него всякое историческое и либидинальное значение и поглотить его в процессе своего собственного воспроизводства…" [6, p. 24].
От труженика требуется не производить, а социализироваться — включаться в сеть общественных знаков, значимых только как взаимно соотнесенные элементы, и воспроизводить ее своей энергией. Подвижная структура интеграции, помещающая индивидуумов в операционально размеченную социальную сеть, работает в режиме постоянной мобилизации: люди должны быть повсюду приставлены к делу. В итоге воспроизводительный труд заполняет всю человеческую жизнь как фундаментальная репрессия и контроль, как необходимость постоянно чем-то заниматься в то время и в том месте, которые задаются общественным кодом. Этот аспект своеобразного "закрепощения" индивида общественным кодом в процессе воспроизводительного труда Бодрийяр поясняет при помощи понятия труда-услуги, в котором продукт неотделим от исполнителя. Этот вид труда не случайно был пренебрежительно оставлен без внимания Марксом: труд-услуга представляется архаичным при продуктивистском понимании общества, но оказывается фундаментальным, если исходить из понятия воспроизводительного труда. Предоставление услуги — это предоставление времени своей жизни, отдача своего тела, и не важно, производится ли при этом вообще что-либо.
Благодаря понятию воспроизводительного труда упраздняется не только надуманное различение производительного и непроизводительного труда, но и выделение труда среди других видов общественной деятельности: труда в узко-экономическом смысле слова больше нет, поэтому-то и можно сказать, что труд — повсюду. Даже досуг является формой воспроизводительного труда в той мере, в какой он регламентирован общественным кодом"
"Прежде труд означал реальность общественного производства, он был пронизан целенаправленностью. Даже подвергаясь эксплуатации, он производил общественное богатство. Более того: представая как историческое страдание, своей оборотной стороной он обещал конечное освобождение. Теперь это не так: перестав быть производительным, труд стал воспроизводительным. Он воспроизводит сам себя в качестве общественного знака: пафос производства умер, тем важнее воспроизводить труд как службу на благо общества, как общественный принцип реальности. На деле труд уже не является воплощением исторического "праксиса", порождающего общественные отношения, он больше не сила, а общественный знак наряду с другими: "Трудом овладела знаковая форма, чтобы выпотрошить из него всякое историческое и либидинальное значение и поглотить его в процессе своего собственного воспроизводства…" [6, p. 24].
От труженика требуется не производить, а социализироваться — включаться в сеть общественных знаков, значимых только как взаимно соотнесенные элементы, и воспроизводить ее своей энергией. Подвижная структура интеграции, помещающая индивидуумов в операционально размеченную социальную сеть, работает в режиме постоянной мобилизации: люди должны быть повсюду приставлены к делу. В итоге воспроизводительный труд заполняет всю человеческую жизнь как фундаментальная репрессия и контроль, как необходимость постоянно чем-то заниматься в то время и в том месте, которые задаются общественным кодом. Этот аспект своеобразного "закрепощения" индивида общественным кодом в процессе воспроизводительного труда Бодрийяр поясняет при помощи понятия труда-услуги, в котором продукт неотделим от исполнителя. Этот вид труда не случайно был пренебрежительно оставлен без внимания Марксом: труд-услуга представляется архаичным при продуктивистском понимании общества, но оказывается фундаментальным, если исходить из понятия воспроизводительного труда. Предоставление услуги — это предоставление времени своей жизни, отдача своего тела, и не важно, производится ли при этом вообще что-либо.
Благодаря понятию воспроизводительного труда упраздняется не только надуманное различение производительного и непроизводительного труда, но и выделение труда среди других видов общественной деятельности: труда в узко-экономическом смысле слова больше нет, поэтому-то и можно сказать, что труд — повсюду. Даже досуг является формой воспроизводительного труда в той мере, в какой он регламентирован общественным кодом."

"Чтобы более точно определить своеобразие бодрийяровской постановки проблемы, следует воспроизвести его экспозицию феномена потребления как общественного мифа. Весь общественный дискурс потребления, по Бодрийяру, основывается на наивной антропологии рационального "хомо экономикус", включающей идеи вещей (предметов потребления), потребностей и их удовлетворения. Нетрудно заметить, что этот дискурс всецело тавтологичен: с одной стороны, индивид приобретает некоторую вещь, потому что испытывает в ней потребность, а с другой — потребители "естественным образом" испытывают потребность именно в тех вещах, которые в настоящий момент предлагает рынок. Некритически принимая очевидность повседневной жизни, действующие лица верят в "миф потребления": в реального субъекта, наделенного потребностями и противостоящего реальным вещам как источникам их удовлетворения. Задачей теории, преодолевающей эту наивную позицию, является деконструкция подобных "очевидностей" — к ним следует относиться так же, как Фрейд относился к сновидениям: анализировать их для того, чтобы раскрыть логику "первичного процесса". В идеологии потребления следует проанализировать работу бессознательной социальной логики [4, p. 59].

При таком подходе единственная корректная социологическая гипотеза состоит в том, что первичная характеристика предмета потребления вовсе не является его прагматической характеристикой, которая при определенных условиях дополняется еще и некоторой социальной значимостью. Действительная теория потребления основывается не на теории потребностей и их удовлетворения, а на теории социального означивания: именно социально-знаковая характеристика потребляемой вещи является фундаментальной, а ее полезность — не более чем прагматическое подтверждение или даже чистой воды рационализация. Эмпирически данная вещь в случайности своих формы, цвета, материала и функции (а если это культурный объект, то и в своей эстетической определенности) является мифом; точнее говоря, она — не что иное, как различные типы отношений и сигнификаций, которые, согласуясь друг с другом или противореча друг другу, завязываются на ней как на неопределенном субстрате. Фундаментальная социальная логика упорядочивает этот пучок отношений, производя "предустановленную гармонию" вещей и потребностей, на которой основывается и природу которой скрывает "дискурс потребления".

Аналогичным образом и рациональный потребитель вовсе не является какой-то природной данностью. Концепция потребностей основывается на наивной антропологии естественного человеческого стремления к счастью — именно счастье является конечной апелляцией общества потребления, выступая мирским эквивалентом религиозного спасения. Убедительная сила идеи счастья в социально-историческом плане происходит из того факта, что "миф Счастья воспринимает и воплощает миф Равенства в модерных обществах" [3, p. 59]. Социальная логика эквивалентности приравнивает индивидов друг другу, благодаря чему они и осознают себя свободными рациональными существами, естественным образом стремящимися к счастью, критерием достижения которого является удовлетворение потребностей. Однако в практическом плане потребление организуется как раз путем исключения удовольствия, поскольку удовольствие является лишь рационализацией на уровне индивидуального восприятия процесса, действительная цель которого состоит в воспроизводстве системы вещей.

Резюмируем вслед за Бодрийяром: "истина потребления состоит в том, что оно является функцией не удовольствия, … функцией не индивидуальной, но непосредственно и всецело коллективной" [3, p. 109]. Мысля социологически, говорит Бодрийяр, можно выдвинуть гипотезу: потребность именно в данном предмете есть не что иное, как потребность в совершенно определенном социальном различии; потребительское поведение направляется не "естественными" потребностями в некоторых вещах, а социально артикулированными потребностями в различительно значимых предметах. Потребляется скорее не сама вещь (в физическом смысле), а идея отношения между вещами: потребление представляет собой систематический акт манипуляции знаками, который определяет социальный статус посредством различий.

Когда Бодрийяр говорит о скрытой логике потребления как логике социальных различий, он, как правило, не имеет в виду мотивации престижа, уже давно и хорошо изученные социологией. Новизна ситуации заключается в том, что различия в потреблении уже не являются эксклюзивными4, а само потребление — не функциональная практика обладания полезными вещами и не простая функция индивидуального или группового престижа, а система коммуникации и обмена, подобная языку в том смысле, что предметы потребления структурируют поведение людей посредством своей знаковой функции. На практике вещи предстают как категории вещей, которые тиранически задают категории личностей. В обществе потребления вещи приходят на смену прежним средствам социетального разделения — расе, полу и классу: люди ранжируются посредством предметов, которые они потребляют. Таким образом, именно потребление стало действительным базисом социального порядка. В социологическом плане обмен различиями обеспечивает интеграцию группы: кодированные различия не разделяют индивидов, а, напротив, становятся материалом социального обмена [3, p. 134]. Это значит, в частности, что потребление — не только определенная система идеологических ценностей ("общество потребления" как миф в узко-"надстроечном" смысле слова), но также и определенная система материально-практической коммуникации.

В "обществе потребления" небывалое умножение материальных благ и услуг означает не только общий рост благосостояния, но и фундаментальную мутацию в экологии человеческих пространств: мы живем, говорит Бодрийяр, в эпоху вещей — находясь в их сплошном окружении и подчиняясь их ритму. Этот критический тезис не сводится ни к плоским сетованиям по поводу "вещизма", ни к подслеповатому утверждению о всеобъемлющей коммодификации социальной жизни в эпоху "позднего капитализма". Для понимания своеобразия Бодрийяра важно учесть, что потребление видится им не как собственно экономический, а как "целостный социальный факт" (в терминологии Мосса). Потребление, резюмирует Бодрийяр в заключении к "Системе вещей", — это разновидность активного отношения не только к вещам, но к другим людям и к миру, это разновидность систематической деятельности, на которой основана вся наша культурная система. Как мы покажем ниже, интересующий Бодрийяра феномен "общества потребления" имплицирует понимание общественной дедифференциации, где разделение на экономическое и культурное вообще упраздняется (точнее говоря, предстает как чисто симулятивное). Иными словами, теория потребления для Бодрийяра не раздел экономической социологии, а общая теория социального, инспирированная странными реалиями "общества-мифа". Соответственно, практика потребления выступает как новая матрица концептуализации социальной жизни в целом."

Чтотут сказать... Хотя трикстеру много чего есть еще сказать... Например, о возрастании все более тотального контроля за жизнью индивида. Если, скажем, в средние века каждому члену общества требовалось лишь соблюдать (хотя бы внешним образом) верность вере и церкви, соблюдать ритуалы и обряды, нормы морали, а также подтверждать верность монраху (феодалу) и существующему строю, то сейчас контроль проникает не то , чтобы во все сферы, а в каждую пору жизни человека. Все виды досуга, все нюансы обустройства быта, жилища и того, что считалось личным, интимным, его вкусы в том, или другом - проживание каждой минуты жизни - все контролируется, по поводу всего есть "рекомендации" и "предложения"; мы уже знаем как должно происходить так называемое "психосексуальное развитие" и сексуальное "раскрепощение" прописано в мельчайших подробностях, как и все нюансы "саморазвития" и "самоосуществления" (вот почему я на 200% за то, чтобы теория индивидуации оставалась туманной и неопределенной, не структурированной). Вот именно в этом культурно-истриическом контексте и появилась психология и наша любимая глубинная психология.

Лев Хегай в своем недавнем интервъю говорил о незначительном интересе к юнгианству со стороны отечественных культурологов, философов, социологов... Но если отечетственные юнгианцы будут обращаться к разным Пирсонам и подобным дискурсам, то, боюсь, этого интереса не будет ваще...   ;)

Да, если кому интересно, я цитировал вот эту статью

"Если называть вещи своими именами, то это, так называемое "управление персоналом" во многом сводится к тому, чтобы заставить персонал работать более "эффективно" и производительно, но за ту же зарплату". Господи! Да, что тут можно нового придумать - дрессура основанная на кнуте и прянике. Конечно грустно понимать, но факты свидетельствуют о том, что подавляющее количество населения просто бескультурны (я имею в виду духовные приоритеты, ценности без которых я не мыслю человека культуры). Сегодня смотрел по ТВ передачу о Таковском и киновед, так грустно сказал - жаль, что подавляющее количество кинозрителей не понимают такой кинематограф... Вот такое подавляющее количество и является объектом всяческих манипуляций (я не исключаю и психотерапию).

а я недавно видел кусочек свежего интервью с Пьером Ришаром, где он говорил, что итальянского кинематографа сейчас уже практически нет, а франзузский - так еще держится (но за счет каких фильмов?). Жаль, я люблю фильмы Феллини, Антониони... Впрочем Феллини еще при жизни сетовал - мое зрителя УЖЕ нет...

Во-во, и я о том же. Автор и зритель (слушатель, читатель) вещи взаимообусловленные. Тут четкая связь прослеживается. В русской пословице об этом говориться так - каков поп, таков и приход...

Леша, меня заинтересовал твой "миф" о културном слое бсс-ого. Я так понимаю этот слой должен образоваться где-то на стыке сознания и бес-ного в процессе индивидуации..

наверное - да. сейчас времени нет, позже сегодня напишу.

Хорошо... буду ждать продолжения темы :)

Вотан, лично я Бодрийяра не читала, но дискурс этот очень присутствует в западном, то есть в испанском, обществе. В El Pa?s очень часто можно встретить размышления на эту тему. Многие мои знакомые рассуждают именно так, но это не мешает им быть втянутыми в вихрь потребления, при чем со стороны явно невротического потребления. Вот я и спрашиваю себя: достаточно ли назвать соблазн соблазном, чтобы устоять против него?

"Вот я и спрашиваю себя: достаточно ли назвать соблазн соблазном, чтобы устоять против него?" Нет. По моему мнению, соблазн возникает тогда, когда появляется запрет. Возможно, следует проследить этиологию запрета, чтобы понять его природу.

А давайте проследим "этиологию запрета".
Это так соблазнительно!

Но ведь запрет может звучать как нечто неявное, как еле уловимый шепот: «не делай этого». Кто-то к нему прислушивается и начинает исследовать, откуда этот зов и почему лучше этого не делать. А кому-то достаточно лишь услышать это тихое «не делай», как тут же выскакивает вредный ребенок и делает всем назло. И себе тоже )

"Многие мои знакомые рассуждают именно так, но это не мешает им быть втянутыми в вихрь потребления, при чем со стороны явно невротического потребления. Вот я и спрашиваю себя: достаточно ли назвать соблазн соблазном, чтобы устоять против него?" Нет, конечно. Ведь и в анализе недостаточно просто "осознать" что-либо. ""Доброго , которого хочу , не делаю , а злое , которого не хочу , делаю " Этиология запрета? - да любопытно. Вот еще тогда давно, в раю, зачем бог уже что-то запрещать начал?

Известно что - знание.

но запрещая он формировал желание

Выходит так... :)

А в тот момент,когда нет ни знания,ни запрета,ни желания-
есть только дзен.

:) мда, дзен с его ориентированностью на "таковость" - интересное штуковина... этот опыт, конечно, не уникален, но в дзене выражен очень близким мне способом...

"Вотан, лично я Бодрийяра не читала, но дискурс этот очень присутствует в западном, то есть в испанском, обществе. В El Pa?s очень часто можно встретить размышления на эту тему. " У меня уже давно сложилось впечатление, что на Западе в гуманитарной сфере мысль не только развивается (и причем, временами, весьма бурно) в университетских стенах (в узких кругах), но и оказывает определенное, пусть и неоднозначное, влияние и на общество. В России же ничего даже близкого к этому лично я не вижу. Тяжелейший удар по гуманитарной и культурной сфере был нанесен вначале советским тоталитаризмом, а сейчас возможность для относительно нормального развития имеет только то, что способно приноситьт хорошие деньги, или сулит политические девиденды в борьбе за власть... Печально...

Не могу отказать себе в удовольствии еще немного поработать над "методикой Пирсон". Если дошли уже до того, что "брендам" Adidas и Nike с легкостью присвается (или с ними связывается) "архетип Героя", то что же подразумевается под архетипом Героя и гепроизмом, что вообще понимается под героизмом? Вот именно этот момент хорошо показывает один из смыслов понятия симулякр. Ясно, что тут напрочь потеряна связь с реальностью, с реальным измерением героичности, геройства. Понятие и образ Героя утрачивают референциальность, превращаясь в симулякр. А симулякры не способным обмениваться ни на что реальное, они целиком и полностью в срввнительно-сопоставительную игру между собой. Так же и торговые бренды постоянно сравниваются между собой. Люди с какой-то завроженностью следят даже (и только!) за многочисленными за незначительными различиями брендов между собой. Товар, продукт превратился в знак, код. Остается только вымсквать различия между героем-Адидас и героем-Найк, между героем-Мерседес и героем-Тойота... Происходит постоянное головокружительное умножение этих образов-симулякров. "...Бодрийяр выстраивает следующую последовательность фаз развития образа: (1) он является отражением некоей фундаментальной реальности; (2) он маскирует и искажает фундаментальную реальность; (3) он маскирует отсутствие фундаментальной реальности; (4) он вообще не имеет отношения к какой бы то ни было реальности: является своим собственным симулякром. Решающий поворот знаменуется переходом от знаков, которые что-то скрывают, к знакам, которые скрывают, что ничего и нет: если первые еще отсылают к теории истины (на горизонте которой остается и теория идеологии), то вторые, собственно, и возвещают эру симулякров и симуляции. "Речь идет уже не о ложной репрезентации реальности (идеологии), а о том, чтобы скрыть, что реальное больше не является реальным, и таким образом спасти принцип реальности" [7, p. 26]. Замена реального образами реального означает, что реальное операционально: оно производится и может неограниченно воспроизводиться. Симуляция — это порождение посредством моделей реального "без происхождения и реальности"." Попытка видеть в брендах что-то "архетипическое" лишь закрепляет сложившейся апорядок вещей, как-бы добавляя брендам как-бы онтологического статуса в вивде их (псевдо-)"архетипичности". Только в данном случае архетипичность тоже уже стала симулякром, скрывающим отсутствии архетипичности. А всякие изощренрия, там типа поиска магического жезла, застывляют вспомнить о размышлениях Бодрияра о "гиперреальности", реальности слишком похожей на саму себя; это реальность, как бы возведенная в степень. "Архетипичность" брендов отсылает вот к этим словам "потребность именно в данном предмете есть не что иное, как потребность в совершенно определенном социальном различии; потребительское поведение направляется не "естественными" потребностями в некоторых вещах, а социально артикулированными потребностями в различительно значимых предметах. Потребляется скорее не сама вещь (в физическом смысле), а идея отношения между вещами: потребление представляет собой систематический акт манипуляции знаками, который определяет социальный статус посредством различий." "Архетипичность " бренда и служит для поддержания ощущения обладания не вещами, но социальными различиями,то еще и акт коммуникации. Ведь, следуя этой "логике" , можно обладать более "архетипичным" или "героичным" брендом (вещью), или менее... А те кто "видят" архетипичность в брендах могут чувствовать некое превосходство над теми, кто не видит... Мне это уже даже наскучило... :) А ведь гораздо интереснее и полезнее было бы попытаться пронализировать в памках юнгианского дискурса архетипические значения м смыслы потребления и товара, взаимообмена, тотальной взаимоподстановки, и тут еще много чего. Архетип Гермеса также явно усилися...