Юнг и философия

"И я о том же.Но как он у Вас "встраивается" в Бодхисаттву? Вас хочется понять. Как именно у Вас уживается детская болезнь теоретика с созерцанием?" +++++++ Дело в том, что философию я уже около десяти лет не преподаю, так что детской болезнью, можно сказать, переболел, о чём уже писал: йа практик, а не теоретик... Что же касается сосуществования в моём сознании Маркса и буддизма, уверяю Вас, это не самые несовместимые его содержания, ну а с другой стороны, по-моему, следует различать, хотя бы символически, автора и героя стихотворения...

«Следует различать, хотя бы символически, автора и героя стихотворения» ----------------------------------------------------------- Пребывать в диалоге интересно и с автором, и с героем стихотворения. Но иногда герой смешивает жанры. Не успеваешь переключиться. Ну, например, когда на риторический вопрос Владимира, можно ли п-терапевта, «подмятого» страданием пациента, считать п-тапевтом, следует однозначный ответ «Да», это автор или герой стихотворения? Несовместимые содержания сознания стремятся к конъюнкции? Или в этой несовместимости есть особый кайф?

"когда на риторический вопрос Владимира, можно ли п-терапевта, «подмятого» страданием пациента, считать п-тапевтом, следует однозначный ответ «Да», это автор или герой стихотворения?"
**********************************
Это "подмятый".
+++++++++++++++++++++++
"Несовместимые содержания сознания стремятся к конъюнкции? Или в этой несовместимости есть особый кайф?"
**********************************
А Вы попрактикуйте совместимость, хорошо попрактикуйте, чтобы иллюзия несовместимости рассеялась...

...разгорелась нешуточная полемика: кто матери истории более ценен – философия или психология.

Кто более матери истории ценен - сантехники, или электрики, язви их всех в кочерыжку?

Вот самый главный вопрос современности, [цензоред]....

"Кто более матери истории ценен...?" ********************** Однозначно историки!

Ольга Н., О Платонове. "Его тексты гермафродитичны, в них нет женского и мужского рода". --------------------------------------------------------- С этим скорее не соглашусь. Владимир, Вы читали у Платонова "Джан" и "Счастливую Москву"? Оля, давайте определимся терминах… :) Платов не пишет тексты, он проводник, Гермес, который ведет читателя к Эросу, Афродите. И в этом смысле констелляции, которые они вызывают (по крайней мере, в моем бессознательном) гермафродитичны Под гермафродитичностью я понимаю соединение несоединяемого. Та самая «таинственная конъюнкция» . Я бы сказал нет текста, есть некоторое нобозначаемое состояние слияния души автора и читателя. Как в анализе, нет целителя и исцеляемого, есть нечто, назовем его модным словечком - интерактивное поле, третья область. Вы не задумывались на тем, почему порождаемое существо от слияния Афродиты и Гермеса принимает такую монстроподобную форму? Кстати, на мой взгляд, «Джан» тому яркий пример… Дяжяаяня - душа, которая ищет счастье (туркменское народное поверье), душа, которая несет в себе слияние Хаоса и Эроса.

Ольга, а в этой теме махать не нужно... ;) Как вы думаете на счет "географического" архетипа души? У Хиллманна в его работе "Архетипическая психология" гл.8, 9 об этом...

"Как вы думаете на счет "географического" архетипа души?" ========== Обязательно отвечу.Пока не могу(проблемы).

мдя... география подождет... :)

В этой теме махать не нужно... Как вы думаете на счет "географического" архетипа души? ------------------------------------------------------------------------------------- В восприятии художественных образов без духа Меркурия как раз и попадешь в ловушку «концептов», дыхание образов мгновенно улетучится, и они сведутся «к тленной сущности». Меня всегда волновал вопрос, как умудряются люди, прочитав, например, «Братьев Карамазовых» или «Иосифа и его братьев», остаться прежними. Жить так, как будто бы в их жизни ничего и не произошло. Для себя я это называла «мухи отдельно, а котлеты отдельно». Можно соприкоснуться с образами, но не прожить их. Без внутренней глубины, без способности отозваться на непосредственное чувственное переживание никогда не случится потрясения всего состава души. Только ожившая «фантазия скрытых глубин одушевляет мир и способствует погружению воображения в глубины вещей». (Хиллман) Любое внешнее мертво и непроницаемо, если не означает внутреннего события. Открывается для меня лишь то, что открывается во мне. Только тогда образы становятся новым откровением, после которого уже невозможно жить по-прежнему. Жаль, что в письменном тексте нет графических обозначений интонаций, темпоритма мысли и чувства. Я не обладаю талантом художника, чтобы через слово можно было передать внутреннюю напряженно-смиренную тишину, когда соприкасаешься с образами. Образы не переводимы на язык понятий. В обертонах их смысла и экспрессии скрывается человеческая душа. Часто художник не знает, «из какого сора» растут его образы, но сами образы знают это: они приоткрывают тайны первоначал. И начала эти универсальны. В моем восприятии образ гермафродита есть некая изначальная целостность, где мужское и женское еще не разделены, некое синкретическое мироощущение, не прошедшее стадии алхимической трансформации. Таинственная конъюнкция Платонова ощущается мною в том соединении несоединимого, которое носит название андрогина как объединяющего символа женского и мужского начал. Путь к такому символу - всегда духовный путь. Я ощущаю платоновские образы как явление Анимы миру. Той Анимы, которая, по Юнгу, «имеет «оккультные» сношения с «тайнами», с черной печалью, что-то вековое, какая-то сущность, которая придерживается другого порядка вещей». У Платонова она связана с животными и растениями, с запахами и звуками, с телом и духом, с мужским и женским. И все это у него называется «темнотой вещества». Все есть вещество – «темная грудная грусть», «стихийная печаль», «гулкая теснота бегущих механизмов», «неясная прелесть наружности», «самоистощение в пустяках», «тянущая воля», «гений жизненной искренности», «умное дружелюбие», «пережеванный ржаной хлеб», «блуждающее чувство», «мученье любви», «тепло и тревога» – все есть вещество, «творящее силу для уцелевших жить». Все в своей невыносимой переплетенности, явленное через обратную перспективу языка. Речь души. Заглянув в недоступную многим глубину, Платонов узрел нечто, что потрясло и породило странную оптику. Это алхимия внутренних превращений, которая ведет к тонкому обостренному восприятию и истолкованию смутно осознанных внутренних образов души как события. Душа ведет обоюдно понимающий разговор с архетипами: «Он задумался над жизнью вещества — над самим собой; он относился сам к себе как к подопытному животному, как к части мира, доставшейся ему для исследования всего целого и неясного». Такая зачарованность перемещает и меня, мою душу и все мое существо, в сферу архетипического бытия, наделяет ощущением внутренней сущности вещей. Для меня художественные образы и есть та юнговская срединная область, которая заложена в человеке как возможность творческого воображения и преображения ландшафта души и «в которой предполагаемая непоколебимость факта и иллюзия вымысла меняются одеяниями. Не сделав этого, мы упускаем возможность, предоставляемую образами моего «я-в-них», сделать первый шаг на пути самопознания». (Хиллман) Воображение помещается между существующим миром и неуловимыми вечными реальностями духа. И потому это так волнует и тревожит. Юнг писал: «Оставаясь в бессознательном, Анима нисколько не лишается при этом своего исходного напряжения и инстинктивной полноты. Это готовность к прыжку, и проецируется она при первом удобном случае, когда женская сущность создает впечатление чего-то выбивающегося из повседневности…Все существо мужчины предполагает женщину – как телесно, так и духовно». (Платонов: «Он уже полюбил ее как живую истину и сквозь свою радость видел ее неясно и неверно». «Мы рождаемся и умираем на груди у женщины, так полагается по сюжету нашей судьбы, по всему кругу счастья».) Явленное слово и его прочувствованное понимание всегда беременны ответом. Когда в текстах художников я встречаюсь с образами женщин, то вопросом всех ответов становится – какова потаенная основа восприятия женщины ее творцом? Беатриче, леди Макбет, Настасья Филипповна, Эмма Бовари – образы эти не просто выразительны, они чувственно-выразительны, наполнены пережитыми острыми эмоциями, которые раскрывают глубинные пласты оснований души. Иначе они не были бы бессмертными. Женщина Платонова хтоническая, пахнущая травой, землей, темнотой, чувственно осязаемая и ускользающая, сомнительная и несомненная. ( Платонов: «Даже сильный запах пота, исходивший из ее кожи, приносил прелесть и возбуждение жизни, напоминая хлеб и обширное пространство травы», «Она любила огонь дров в печах и электричество, но так, как если бы она сама была не человеком, а огнем и электричеством — волнением силы». В текстах Платонова есть и мужской, и женский род, но в них нет физиологического аппетита. Его тексты чувственны и эротичны. Душа пробуждается через Эрос. Эрос как состояние беспокойства и смятения, томления по недостижимому, как неведомое и до боли знакомое, как страх и бесстрашие, как могучий бог любви. «Любовь никогда не перестает». Любить очень больно. Но только этим путем Эрос ведет к архетипам, через боль становясь просветленным и одухотворенным. Здесь первородный грех становится первоосновой мира, которая всегда в слиянии мужского и женского. Я могла бы писать еще и еще. В разных стилистиках и в разных жанрах – в жанре элегии, эпоса, плутовского романа, трагифарса. Можно назвать это рукой филолога, а можно - разными регистрами души, где мое Эго – лишь одна из фантазий. Главное, чтобы нашему воображению было, куда возвышаться и куда углубляться. Р. S. Ответила ли я, Владимир, на Ваш вопрос? Или мы перейдем на ветку «Обсуждение личностей», на которой Владимир-Гермес, хитрый и лукавый, вкладывающий в свои послания двойные смыслы, будет обращать меня в юнго-владимиро-хиллманновскую веру?

Ольга, с большим интересом прочитал ваш пост (как, впрочем и предыдущие)... Как вы думаете, почему аналитики - юнгианцы не собирают плоды с платоновского поля? Ольга, а как вы думаете, есть ли у души «географическая» направленность? Мне часто на практике приходиться встречаться с иррациональной убежденностью в том, что встреча душ, которая порождает желанную гармонию, неминуема. Я не буду приводить примеры из литературы, думаю, они вам хорошо известны…

Владимир, интересные вопросы Вы задаете. «Почему аналитики - юнгианцы не собирают плоды с платоновского поля»? Не знаю ответ на этот вопрос. Я не так много читала работ юнгианцев об архетипической основе образов художника. Что посоветуете почитать? (Работа Саланта так на сайте и не появилась или я не умею искать). Потрясением для меня случилась работа Юнга о Джойсе. Я много читала работ о Джойсе, глубоких и нестандартных в том числе. Но без Юнга, на мой взгляд, «портрет художника в зрелости» был бы неполным. Это тот уникальный случай, когда Юнг приоткрывает завесу тайны, которая, возможно, была непонятна самому Джойсу. И тайна эта раскрывает не только данного художника, но и человека как такового. Работы, подобные юнговской, задают оптику, после которой трудно снизить планку своего собственного восприятия. На мой взгляд, это очень непростое поле: всегда подстерегает опасность редукции и образов, и личности художника до плоских однозначных ярлыков. Мне кажется, должно быть необходимым одно условие, без которого «не снимешь плоды» с текстов художников: психоаналитик должен быть конгениален автору. Поэтому у меня работа Бакусева о Ницше вызвала острую реакцию неприятия. Например, фраза Холиса конгениальна образам Ницше: «Сверхчеловек Ницше – это метафора вышедшей на простор души, преодолевшей все ограничения, наложенные на нее природой или индивидуальной историей». Вне зависимости от того, вызывает эта мысль мое согласие или нет, она создает напряженное поле мысли и чувства, приводит их в движение. А у Бакусева Ницше превратился в крошку Цахес, и чувство это мгновенно фиксирует. Мои 8 пунктов сомнений Вы справедливо назвали «полем Колхиды и Фив». Самая первая реакция на любой сложный материал – это реакция чувства. Именно чувство, в данном случае эстетическое, раньше всего другого ощущает фальшь или отсутствие глубины и подлинности. Это как Моцарт, который падал в обморок при фальшивых звуках трубы ( к аналогии прибегла не более чем из желания быть понятой) . У Бродского есть интересная метафора. Два солдата, которым велено расстрелять узника. По команде оба стреляют, но тот, который читал "Онегина", стреляет на одну секунду позже. И в этой секунде все дело. Вот за такую секунду эстетическое чувство схватывает явление как целое. Чувство как камертон, который настраивает душу и отражает архетектонику явления в его цельности и нерасторжимости, оно не дробится и не рассыпается, а озвучивает пространства меж наших интеллектуальных клеток. А потом уже своему чувству задаешь вопрос: «Что это ты так расходилось и растревожилось?» И начинаешь искать ответ. Пытаешься помыслить свое чувство. Это всегда поле твоей души, а она-то и есть поле Колхиды и Фив. В архетипических основах души любая глубокая истина находится в противоречии с другой, не менее глубокой истиной. Вы как-то спросили, каков Юнг. В моем представлении Юнг умел виртуозно балансировать между Сциллой и Харибдой этих противоречивых истин, удерживая их одновременно, и открывать «новый доступ к старым истинам». Вот через такую призму, наверное, и нужно пытаться проникнуть в мир художника. Но это же высший пилотаж. Не всем дано. Поэтому я и в самой себе, и в других очень настороженно отношусь к разного рода анализам тонкой ткани образов, при котором так легко спугнуть душу их творца. При этом я абсолютно согласна с Вами, что Платонов - просто бездонный колодец архетипических образов. И я с большим удовольствием и внутренним трепетом прислушиваюсь к диалогу души Платонова и Вашей и позволяю себе присоединить к этой тонкой материи и свой голос. «Есть ли у души «географическая» направленность? Мне часто на практике приходится встречаться с иррациональной убежденностью в том, что встреча душ, которая порождает желанную гармонию, неминуема». Тут столько неоднозначностей. Споткнешься уже об «иррациональную убежденность». Не менее сложно и с гармонией. Я люблю такие вопросы. Буду думать. Но во встречу душ верую. А что у Вас, Владимир, есть сказать о «географической» направленности души?

Об «иррациональную убежденность» довольно часто приходиться спотыкаться… :) А Гармония – дочь Кадма , основателя Фив… Очень тонкий намек дали греки… Я бы назвал это - от Эдипа к Фрейду… Встреча сама по себе архетипична. Мне кажется, что в любой встрече заложена тайна, которую ты бессознательно ждешь, желаешь и боишься… Я всегда ощущаю потребность во встречах, они, как правило, мне дают то, что я еще не увидел, не разглядел в себе… Это интересно, и жутко страшно. :) География души связана с ландшафтом… Впервые я задумался над этим, читая работу Хиллмана «Архетипическая психология» 8,9 гл. Это было созвучно с моей работой над «Русланом и Людмилой»… Там просто на блюдечке А.С. преподносит то, что Хиллман обозначает как географию индивидуации… Про коментарии Юнга к Уллису... Мне не кажется, что Юнг разобрал феномен Джойса. Джойс - тайна, и не нужно его трогать, даже будучи конгениальным... :) У меня есть ощущение, что Юнг в конце своего эссе это понял...

«Мне не кажется, что Юнг разобрал феномен Джойса. Джойс - тайна, и не нужно его трогать, даже будучи конгениальным... -------------------------------------------------------------------------------------------- Признаться, не поняла Вас, Владимир. С Платонова юнгианцам надо «снимать плоды», а Джойс – тайна, которую лучше не трогать. Почему? Видимо, как-то совсем по-разному мы восприняли юнговскую работу о Джойсе, что само по себе интересно. С Вашего позволения, поделюсь своими ощущениями. В моем представлении, «конгениальный» не означает сравнение гениальности или таланта мыслителей. (Это бессмысленное занятие.) Латинская приставка «con» имеет значение «вместе», «со». Конгениальным тексту, слову, музыке, картине… может оказаться любой человек, если его чувство настроено на ту же самую волну. Это то самое умение вслушиваться, о котором говорит Хиллманн, умение вчувствоваться, попадая в резонанс с душой другого. Тогда случается встреча душ как архетипическое событие. (Пушкин знал, что его образы будут близки славянину, финну, тунгусу, калмыку.) Юнг «не трогает» Джойса и его тайну, а отдается этой тайне как музыке архетипов, «слушая ритм и каданс его рассказа, тематические повторения и дисгармонии». Джойсовские заметки о работе над романом поразительным образом созвучны юнговским размышлениям о нем. Джойс: «Жить внутри творимого мира, входить в него и там остаться, возвращаться туда вновь и вновь, точно что-то тебя неодолимо влечет, думать напряженно, так чтобы это приносило плоды, глубоким и непрерывным вниманием и обдумыванием вызывать к жизни те или иные повороты темы или вдохновляющие на писание мотивы - вот единственный способ творить». Юнг: «Книга мне кажется написанной в ясном сознании; это не сон, и не выброс бессознательного. То, что кажется психическим нарушением, может оказаться разновидностью психического здоровья, неподдающейся обычному пониманию; это может также оказаться маскировкой более высокой степени развития мышления. “Так Ты создал” - “Ты” в высшем смысле, не эго, а Самость. Ведь только самость объединяет эго и не-эго, инфернальные области, человеческие внутренности и небеса». Джойс:"Литература должна быть как музыка... в большом масштабе, в композиции. Продумать Бетховена. Перемены настроений, резкие переходы... Еще интереснее модуляции, переходы из одной тональности в другую, а из одного настроения в другое. Тему формулируют, затем развивают, изменяют ее форму, незаметно искажают, в конце концов она становится совсем другой, хотя в ней все же можно узнать прежнюю тему. Еще дальше заходит это в вариациях. Взять, например, эти невероятные вариации Диабелли. Целая гамма мыслей и чувств, но все они органически связаны с глупым мотивчиком вальса. Дать это в романе. Но как? Резкие переходы сделать не трудно. Нужно только достаточно много действующих лиц и контрапункт параллельных сюжетов. Пока Джонс убивает жену, Смит катает ребеночка в колясочке в саду. Только чередовать тему. Романист создает модуляции, дублируя ситуации или действующих лиц". Юнг: «Это скука природы, безразличный свист ветра над вершинами скал на Гебридах, восходы и закаты над песками Сахары, шум моря - настоящая “программная музыка”. Все находится в движении и ничто не постоянно. Наиболее очевидным свойством романа является отрицание и разрушение, но за всем этим угадывается нечто конструктивное - тайная цель, имеющая смысл и ценность. Ему удалось освободиться от мира обманов и иллюзий, и теперь он, бесстрастный, может наблюдать издалека. Даже на навозной куче древнейшие и подлинные духовные ценности не потеряны, В психике нет щелки, через которую божественное откровение могло бы выдышать всю свою жизнь и погибнуть в зловонной грязи». Джойс: "Смех, зло, гордыня, безумие, одно за другим, появятся, вслед за чувствительностью и любовью к справедливости, и послужат примером человеческому изумлению: каждый узнает себя в них не таким, каким должен быть, а таким, каков есть...". Юнг: «За цинизмом Улисса кроется великое сострадание; он знает, что боль мира ни красива, ни хороша, и, что еще хуже, безнадежно несется сквозь вечность, повторяясь ежедневно, увлекая за собой в идиотском танце человеческое сознание на часы, месяцы, годы. Это не театральный жест Герострата, сжигающего храмы, а искренняя попытка ткнуть современников носом в грязную сторону реальности. Улисс абсолютно объективен и абсолютно честен, и поэтому ему можно верить. Его показаниям можно довериться так же, как мощи и тщетности мира и духа». ------------------------------------------------------------------------------------------------- «У меня есть ощущение, что Юнг в конце своего эссе это понял». У меня иное ощущение. Мне кажется, что в конце своей статьи Юнг с тонкой иронией признается, что глубокая погруженность в иррациональное измерение этой необычной книги затрагивает с неизбежностью бессознательное любого читателя, «который углубился в лабиринт Улисса и которому удалось выбраться на свет божий только благодаря чистому везению» . Юнг: «Из моей статьи Вы узнаете в деталях, что Улисс может сделать со вполне уравновешенным психологом». «Улисс оказался исключительно твердым орешком, заставившим мою мысль не только работать на пределе возможного, но также и отправиться в дальнее странствие». Дальнее странствие – это и «Улис»-книга, и Улис-бессознательное, «объективная психика», которая есть для каждого из нас и «духовное упражнение», и «дисциплина аскета», и «агонизирующий ритуал»… Юнг: «Ты ничего не говоришь и ничего не выдаешь, о Улисс, но ты задаешь нам работу!» Р.S. «Это было созвучно с моей работой над «Русланом и Людмилой»… А можно почитать эту работу? Только Вы уже, наверное, заметили, что я злой критик. Но Вы тоже умеете парировать.

«Джойс – тайна, которую лучше не трогать. Почему?» Это мои ощущения… Как говорил сам Дедушка, - приходит ко мне пациент, и я не знаю почему мне не хочется работать с ним… Так и с авторами, я вижу много интересных авторов у которых тексты «заряжены» архетипами, но мне не хочется работать с ними… Вот Платонов «чешется» на кончике языка, а вот Гоголь, ну никак… Юнг, так же говорил, что «Улисса» Джойса можно читать с каждой случайно открытой страницы… Я посмотрел английскую экранизацию, и могу сказать по моим ощущениям, что Юнг ошибался… Действительно, Джойс, это Юнг наоборот, но от того что левое меняется на правое мало что меняется… И тот и другой деконструирует… Про «Руслана и Людмилу» у меня возникла идея интерпретации после того как я обнаружил интересное замечание Хиллмана о географии души… Но самая страшная территория исследования – «Золотой петушок»… Тут такая мистика! Я не собираюсь публиковать свои рабаты, я пишу их в стол… Это так интересно, осознавать, что только ты их владелец…

Владимир! Прочитал Вашу "Туфельку" и Салтана" - понравилось. С удовольствием прочитал бы другие Ваши работы.

«Золотой петушок» - моя любимая пушкинская сказка. Интересно бы обменяться фантазиями на тему Пушкина. А про «пишу в стол» мне очень даже понятно. Но «Туфельку»-то Вашу народ читает. Научите, пожалуйста, как и где найти. И, если можно, как прочитать работы Мершавки про Гоголя.

"Петушок" пропитан смертью... Не знаю, почему она может вызывать любовь, только из-за изящного слога? Нет, на мой взгляд, в этой сказке А.С. до ужаса лаконичен... Чего стоят его утверждения связанные со (он четко определяет сколько нужно дней до страны Смерти) временем! Такого нигде не встретишь... Валерий не прячется, нужно в поисковике набрать В.Мершавка, и вы выйдете на его сайт... Жаль, что я не умею дать ссылку... Может кто поможет?

«Не знаю, почему она может вызывать любовь, только из-за изящного слога?» ------------------------------------------------------------------------------------------ Потрясения от искусства очень сходны с потрясениями от любви. Мне кажется, любой человек, которого однажды «накрыла» любовь, знает, что она и amor Dei, и amor fati. Я люблю «Пир во время чумы» и пир во время чумы. Оба в переживании превышают обычную меру чувства. Второй пир обнажает в тебе животное, которое надо укрощать. Пушкинский «Пир» возвышает твое человеческое до ощущения трагического. За это же люблю и его сказку. Все, все, что гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья – Бессмертья, может быть, залог! И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог. Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю… Владимир, а Вам показалось, что своим восприятием Платонова я с Вами делилась из любви к изящному слогу?

Владимир,Это так интересно, осознавать, что только ты их владелец… не жадничайте... :-)

"Владимир, а Вам показалось, что своим восприятием Платонова я с Вами делилась из любви к изящному слогу"? Нет, по вашим постам я понял, что вы очень хорошо чувствуете Платонова. Действительно, это настолько сложный литературный феномен, что просто не знаешь как приступить к всему этому со всем арсеналом глубинной психологи. Некоторое его произведения напоминают сновидения, но, на мой взгляд интерпретировать их как сновидения было бы неправильно. Вот сказку "О рыбаке и рыбке" я могу интерпретировать как сновидение.... Пришел рыбак, закинул сети, уснул на бережку, и приснилось ему....

«Платонов настолько сложный литературный феномен, что просто не знаешь, как приступить к всему этому со всем арсеналом глубинной психологи». -------------------------------------------------------- Мыслей столько, что никакой пост не вместит. Как минимум, мне тоже кажется, что интерпретация художественных образов и образов сна далеко не одно и то же, несмотря на точки их пересечения в той самой «объективной психике». У меня к вам, Владимир, вопрос. Что лично Вы вкладываете в попытку интерпретации творчества художника? Почему для Вас это важно и что это Вам дает? (Простите за бедность речи.) В вопросы вкладываю не бытовой смысл, а экзистенциальный.

Наверное, так, но вот читая Достоевского (или Гоголя), часто обнаруживаешь себя в пространстве сновидения… Оля, для меня сновидение чаще является реальностью, и наоборот…. Читая того, или иного автора волей- неволей погружаешься в его сущность

Я часто читаю ваши интерпретации сновидений и просто восхищаюсь. Вы умеете очень тонко балансировать между архетипическим символом сна и его конкретным посланием сновидцу. Лихо у Вас это получается. Хотя, как мне представляется, здесь очень важно предостережение Юнга: «Ни один символ сна не может быть взят отдельно от человека, как нет и единой однозначной интерпретации любого сна. Эти мотивы необходимо рассматривать в контексте всего сна, а не в качестве самообъясняющих шифров. Я всегда повторял ученикам: "Выучите все, что можно, о символизме, но забудьте все, когда интерпретируете сон». «Читая Достоевского (или Гоголя), часто обнаруживаешь себя в пространстве сновидения». Если Вы расширяете феномен сна до архетипического бытия, которое учит «понимать забытый язык инстинктов» и «обогащает нищету сознания», тогда могу и о себе сказать, что, погружаясь в Достоевского, Гоголя, Платонова, Гофмана, Маркеса,… я обнаруживаю себя в пространстве сновидения. И сон, и художественные произведения имеют своим истоком архетипические образы. Но равенство не означает одинаковости. Думаю, это имеет в виду Юнг, когда говорит о том, что иной анализ «не дорастает до художественного произведения, он остается в сфере общечеловеческой психики, из которой может возникнуть не только произведение искусства, но и вообще все что угодно». У меня есть книга «Рисунки пациентов Фрейда». Все эти рисунки, естественно, продукты бессознательного, наполнены архетипическими образами. Но они очень разные: одни завораживают, другие рождают болезненное ощущение патологии. В одних есть гармония, другие эклектичны. В первых образы поднимаются до символа, во вторых остаются симптомами. Думаю, подобное мы встречаем и в собственных снах. За образами в художественном произведении тоже часто можно видеть симптомы его творца, но разве этим исчерпывается феномен творчества. Можно было бы много об этом рассуждать, но Юнг это сделал раньше в своей работе «Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству»: «Особенный смысл подлинного произведения искусства как раз в том, что ему удается вырваться на простор из теснин и тупиков личностной сферы, оставив далеко позади всю временность и недолговечность ограниченной индивидуальности. Какими бы ни были второй план и подпочва творчества, разве "Заратустра" - не цельный и единый мир, выросший по ту сторону "человеческой, слишком человеческой" слабости». У Ницше в «Рождении трагедии»… есть противопоставление дионисийского и аполлонического искусства. Сам его опус - об утрате человеком способности потрясаться, о невозможности трагедии как жанра в наше время и о том, что это и есть трагедия человечества, утратившего способность остро чувствовать и отдаваться глубинным потрясениям своей души. Ницше поет осанну дионисийскому мироощущению, но при этом понимает, что искусство, рождаясь из дионисийских глубин, не станет таковым, не пройдя через аполлоническую трансформацию. Если внимательно прочитать эту работу Ницше, можно увидеть, сколько Юнг почерпнул из нее. В частности, юнговские тексты об анализе художественных произведений, в которых он говорит о двух разных типах художников – экстравертированном и интровертированном. При всей условности этого деления, как и любого другого, понятно, что есть авторы, в которых бессознательный, дионисийский элемент проявлен ярче, я бы сказала, навязчивее. Юнг называет таких художников «наивными», в них говорит сама природа: «Произведения эти буквально навязывают себя автору, как бы водят его рукой, и она пишет вещи, которые ум его созерцает в изумлении. Произведение приносит с собой свою форму; что он хотел бы добавить от себя, отметается, а чего он не желает принимать, то появляется наперекор ему». И все-таки любой большой художник проводит свои тексты через алхимическую трансформацию; по-Ницше - придает им аполлоническую форму. За любым художественным образом стоит образ архетипический, который, конечно, рождается из бессознательного, говоря словами Юнга, из автономного комплекса. Но Юнг видит и разницу: «Творческий процесс, насколько мы вообще в состоянии проследить его, складывается из бессознательного ОДУХОТВОРЕНИЯ архетипа, из его развертывания и пластического оформления вплоть до завершенности». Гений искусства – это уникальное ухо, которое слышит голос глубин и придает ему неповторимую мелодию. Пушкин, который говорит: «Ты знаешь, что выкинула моя Татьяна, она вышла замуж». И Пушкин, который потрясает какой-то нечеловеческой продуманностью архетектоники «Бориса Годунова», поразительной симметрией. (Первое действие от начала и последнее происходит в Кремле;в трех первых сценах нет ни одного главного героя – нет их и в трех последних; Годунов появляется в трагедии в четвертой сцене от начала и умирает в четвертой от конца; Григорий появляется в пятой- и в пятой от конца уходит со сцены.) Тут, как мне кажется, есть что-то еще…Этим «что-то еще» озабочена эстетика. Только не та эстетика, которую костерит Мершавка в своих работах, а эстетика как встреча с Другим, как философское вопрошание, поиск гармонии и красоты. И не важно, относительно или абсолютно понятие красоты. Важно, что через погружение в неочевидность этих поисков приоткрывается хранящаяся в потаенности онтологическая сущность красоты. Ее можно увидеть в образах Достоевского, но в равной степени и философствовании Бахтина об этих образах, в «Башмаках» Ван Гога, но и в текстах Хайдеггера об этих башмаках. В искусстве очень многое зависит от того, кто воспринимает. Эстетика – это внутренний диалог человека, при котором его внутренний голос звучит в соотнесении с другими голосами. Эстетический диалог – это событие индивидуации чувствующего через чувствуемое. Содержание произведения искусства развивается уже не в художнике, а в понимающем. И в этом смысле эстетическая концепция сама становится художественным произведением. «Для меня сновидение чаще является реальностью, и наоборот» Очень хорошо Вас понимаю. Особенно про «наоборот». Причем реальность все больше – дурной сон. Для меня подлинной реальностью является искусство. Его материал куда более гибок и неистощим, чем наша повседневная жизнь.

"Я часто читаю ваши интерпретации сновидений и просто восхищаюсь". Я тоже, но часто разочарован, по тому, что мог донести гораздо больше. Я следую рекомендациям Юнга, и отбрасываю любые знания, более полагаясь на сердце, которое привносит в толкование чувство справедливости, ценности. К сожалению, мои чувства не безупречны, и в них частенько вторгается разум и "человеческое,чисто человеческое". Трудно, порой отделить свое (накипевшее) от объективного. "Я бы на его (ее) месте поступил так"!- вот, что меня пугает в толковании. И хотя чувства утверждают "правильность" суждения, скромность перед Богом выше всякой правильности....

The Show Must Go On?

Майтрейя, как Вам Гонзо, индюк и повар-скандинав?

Ну, Гонзо, по-моему, вне конкуренции...

Ольга, интересно узнать Ваше мнение по поводу главы "Искусство" Кристиана Гайара (Christian Gaillard), профессора Парижского университета, экс-президента Международной ассоциации аналитической психологии, о Джойсе, Улиссе и Юнге. Этот текст - из книги "Руководство по аналитической психологии", 2006, которой, к сожалению, полностью на русском языке нет. Он размещен на www.maap.ru в Библиотеке.

Sorella, спасибо за вопрос и ссылку. Я нашла и прочитала эту главу Гайара. Очень интересная и глубокая работа. (Только, на мой взгляд, плохо переведена.) Ассоциативно вспомнила фразу Бердяева, которая, на мой взгляд, отражает суть размышлений и поисков и Гайара, и Юнга: ««Элевсинские таинства совершаются и теперь. Только когда их совершают люди, они уже не знают, что это – таинства». А почему Вы мне задали этот вопрос? И что Вы сами думаете о размышлениях автора?